Глава 1

Не будь старт объявлен по громкой связи, я бы и не заметил, что мы взлетели. «Испаньолу» нежно подняли на антигравах и вывели на орбиту. Затем включились маршевые двигатели, я ощутил ускорение и легкую вибрацию. Закачался подвешенный на длинной нитке металлический шарик над моей постелью. В шарике отражалась укрепленная на стене лампа; это пятнышко ярко светилось на фоне черных стен и потолка, ходило вправо-влево и притягивало взгляд.

Больше в каюте смотреть было не на что. Разве только на стол, где я поставил портрет Лайны и разложил прихваченную из дома мелочишку. Глядеть на портрет любимой я мог долго. Ее лицо было чуточку грустным, сине-зеленые глаза смотрели кротко и как будто просили: «Не забывай. Возвращайся». Можно было включить движение, и тогда ее темные локоны начинал шевелить ветерок, а Лайна улыбалась.

Капитан Смоллет обмолвился, что RF-рейс вроде коктейля для влюбленных. В таком случае нас должно ждать много интересного. Пока что ничего особенного я не наблюдал.

Пора было устраиваться на ночлег. Постель окутывал слой черного тумана, сквозь который едва проглядывал выданный мне спальник. Отличный спальник — RF! — но туман меня сильно смущал. Как в нем спать и дышать гадостью?

— Можно? — В каюту ввалился Том с вещами подмышкой. — Джим, друг, я у тебя переночую. — Он бросил принесенный спальник на палубу.

— Зачем?

Я как раз решил улечься внизу. А тут — лисовин.

— Там крысы шебаршат, — заявил Том, а прозрачные зеленоватые глаза на лисовиньей морде взмолились: «Не прогоняй». Надо понимать, ему по-прежнему страшно.

— Тогда иди на койку, — велел я.

Он взялся было перекладывать спальники, но остановился:

— А ну их. Они одинаковые. Джим, он нас убьет. Обоих.

— Кто?

— Хэндс.

Я уселся на палубу — то есть на спальник. Лисовин присел на край постели. Подался вперед и тревожно заглянул мне в лицо.

— Не веришь?

— Нет.

— Я его узнал. Вспомнил, где впервые увидел: в вашем баре, когда на него бросился Дракон. Хэндс убрал твоего зверя и исчез сам. А теперь снова появился. Убийца.

Я задумчиво разглядывал маску Тома. Черная шерсть, седина, рыжие пятна над бровями и пониже скул. Белые усы вздрагивают. Может, ему с испугу померещилось? Но ведь и Хэндс его признал сегодня утром и то ли в шутку, то ли всерьез прошелся насчет встречи в Веселом районе. Лисовин потом его здорово уел… С «самозванцами» надо держать ухо востро. Я рассказал Тому, как Сильвер подсунул нам с Лайной коктейль для влюбленных и что из этого получилось.

— Сволочь! — с чувством воскликнул лисовин.

Затем мы сошлись на том, что мистера Трелони шарахнули гипноимпульсом, как и Тома. Вон как он настаивал на «самозванцах», сердился и грозил капитану Смоллету.

— А теперь мы имеем остаточные явления, — изрек лисовин с умным видом. — Меня трясет от страха, сквайра — от злости.

— Надо рассказать капитану.

— Попробуй. Я уже был в рубке. Мистер Смоллет вне себя. Глаза пылают, не подступись: то ли накричит, то ли ударит. Первый помощник знай твердит: «Алекс, спокойно, спокойно». А сам тоже весь на нервах. Можно подумать, не старт корабля, а начало галактической войны. Влипли мы с тобой, друг Джим.

«Кто больше всех рвался лететь и меня уговаривал?» — чуть не спросил я, но вовремя одумался. Не хватало, чтобы Том начал казнить себя, если что-нибудь не заладится. Тут-то Чистильщики и нагрянут. Мне страсть как хотелось на них взглянуть — но не такой же ценой.

— У Хэндса с Сильвером не получилось от нас избавиться, и они решили с нами дружить, — сказал я. — Помчались тебя из лесу выручать, начали рассказывать об RF.

— Подружилась лягва с цапелищей — славно цапелята пообедали, — ответил лисовин известной поговоркой. — Слушай, Трижды Осененный, где твоя интуиция?

— Моя интуиция говорит: лучших парней на свете нет.

Он прищурился:

— На тебя тоже гипноимпульс не пожалели.

Я откинулся к стене. Упругий студень промялся под затылком и мягко толкнул назад. А ну как Том прав? «Самозванцы» излучают искусственное дружелюбие, а я принимаю его за чистую монету? Мэй-дэй! Вот попались.

— Ничего не докажешь, — сказал я, поразмыслив. — Сами они не признаются, к капитану не подступиться…

— …а мистер Эрроу заявит, что преступники на RF-кораблях не летают, — подхватил Том. — Но чувство вины и Чистильщики — еще не гарантия от всех бед, — принялся он рассуждать. — Если можно воздействовать на чужие мозги — пугать, сердить… то можно и к себе повернуть этот излучатель или что у них там. Зародилось чувство вины — а ты его раз! — и задавил. И Чистильщики остались без поживы.

— Будь оно так просто, весь RF жил бы гипнозом, — возразил я. — А они почему-то не могут. Теряют людей.

Мы помолчали, прислушиваясь к тому, что делается снаружи. В коридоре за шторкой было тихо. Мягкая палуба скрадывает осторожные шаги.

— Том, — шепнул я, — как насчет твоей «прослушки»? Поставил бы, как у вас в поместье.

Он развел руками.

— Здесь стены глушат сигнал. Могу только «сторожа» у дверей положить.

— Положи. Хоть ночью никто не привалит.

Сказано — сделано. Я удерживал поднятую шторку — жесткая, скользкая тварь так и норовила вырваться из рук — пока Том расстилал в дверном проеме кусок прозрачного пластика.

— Не наступи, — предупредил лисовин. — Так заорет — нас за борт выкинут.

— А если под незваными ногами заорет, не выкинут?

— Смотря чьи ноги явятся. У RF запрещено по чужим каютам шастать. Зайти к тебе имеет право капитан или первый помощник, а больше никто.

У меня немного отлегло от сердца. В общем-то, RF — и впрямь залог того, что на борту не самые плохие люди. От коктейля для влюбленных до убийства путь далекий… А насчет Хэндса Том все-таки мог ошибиться.

Лисовин давно уже спал, а ко мне сон не шел. Мешала светящая лампа, которую невозможно было выключить, качался на нитке металлический шарик с яркой точкой отраженного света, вибрировала палуба.

По коридору кто-то ходил. Внезапно я услышал у самой каюты:

— Здесь.

Меня так и подбросило. Хэндс!

— Ты шутишь? — А это Сильвер.

— Не шучу. Точно здесь.

— Слушай, надо выгнать.

— Ничего им не сделается. Пошли спать. Сил нет.

Ушли. Я перевел дыхание, унял колотящееся сердце. Сегодня нас убивать не собирались.

Потом я уснул, а проснулся, когда снаружи раздался голос:

— Подъем! Завтракать.

Через несколько минут мы явились в салон; для этого пришлось спуститься вниз на два витка спирали — на две палубы. В салоне было весело, мы еще в коридоре услышали громкий смех. Он оборвался, когда мы с Томом вошли.

Длинный стол был пуст, лишь с краешка нахохлился поюн; острые уши печально поникли. Народ сидел, стоял, ходил — ждали завтрака, который почему-то запаздывал. Космолетчики впервые были в летной форме: черные брюки, голубовато-серые рубашки и длинные черные шарфы, завязанные узлом. На мистере Смоллете был светло-серый китель с черными нашивками.

Двадцать пар глаз уставились на нас с лисовином. Сквайр Трелони был насуплен, доктор Ливси казался обескураженным, у мистера Эрроу в лице проступила тоска, капитан Смоллет отвернулся, встретившись со мной взглядом. Прочие усмехались, один Хэндс был серьезен.

— Юнга лисовин, ты знаешь анекдот про двух навигаторов, которые друг у дружки гостевали? — спросил пилот Мелвин О'Брайен. Его веснушчатое, словно осыпанное золотой крошкой лицо расплылось в широкой ухмылке.

— Слышал, — соврал Том. Ничего такого до наших с ним ушей не доходило.

— Так какого рожна ты к Джиму попер?

— Заскучал один.

Грянул бешеный хохот. Лисовин растерялся, затем усы на его маске сердито встопорщились. Он подождал, когда веселье утихнет.

— RF-полет еще не начался, — заявил он, — и я могу ночевать, где вздумается. Мистер Смоллет, разве я не прав?

— Не прав, — ответил ему первый помощник.

— А что случилось с навигаторами? — спросил я, желая понять, над чем потешается народ.

— Это дурацкий анекдот, — откликнулся Хэндс. — Лучше послушай про «Звездный охотник»; я на нем летал.

Сделалось тихо-тихо. Космолетчики подобрались, во взглядах появилась настороженность.

Хэндс присел на край стола, скрестил руки на груди. Спокойный, уверенный в себе. Я вспомнил, какая страшная рана у него на лице под маской. На чем пилот держится — на обезболивающем или на силе воли?

— Это было четыре года назад, — начал он. — Наш суперкарго забрел в каюту ко второму помощнику…

— По делу или сглупа? — перебил кто-то.

— Мне не докладывали. — Хэндс продолжил, обращаясь к нам с лисовином: — Парни зацепились языками, просидели в каюте несколько минут. И после этого их уже было не разогнать — куда один, туда и другой. Вместе работали, ели, спали.

— Спали? — тревожно переспросил Том.

— Вот именно. И ничем не поможешь: это RF. Корабль так устроен, что без жалости лупит по мозгам…

— Зачем? — спросил доктор Ливси.

Мне пришло на ум, что его смоляные волосы и черные глаза как нарочно подбирали под цвет стен и потолка. От этого доктор казался своим на RF-корабле — и при этом он был совершенно чужой: из яркого, разноцветного, здравомыслящего мира Энглеланда.

— По-другому RF не летает, — ответил ему Хэндс. — Это все, — пилот мотнул головой, имея в виду «Испаньолу», — заставляет нас работать… жить, воспринимать окружающее не по-человечески. Это корабль Чистильщиков, сэр, хоть его и строили люди.

— Ты не про то начал, — заметил навигатор Мэй с досадой.

Хэндс откинул со лба упавшую прядь — наверное, она раздражала рану под биопластом.

— Мы направлялись на Америго; ребятам было хорошо до самой посадки. Мы быстро разгрузились и без задержки взлетели. Но все равно — два часа без RF: парни успели опомниться и схватились за голову. Им возвращаться к женам, а они друг с другом кувыркались. Кругом виноваты.

— Почему их не оставили на Америго? — поинтересовался мистер Эрроу. — И куда смотрел первый помощник?

— Он не справился, — ответил Хэндс. — А на Америго оставаться нельзя. Жить невозможно — сплошная уголовщина. И иначе не выбраться: кроме RF, туда никто не летает.

— Обоих забрали Чистильщики? — подал голос сквайр Трелони. Он сидел туча тучей, постукивая пальцами по столу.

— Нет, сэр. Ребята не стали дожидаться счастья и рискнули вогнать себя в кому. Тридцать шансов из ста, что дотянешь до конца рейса и тебя вернут к жизни. RF-кома — совсем не то, что внизу… Оба погибли.

Мистер Смоллет взял со стола грустного поюна, посадил себе на плечо. Зверек распластался, как тряпочка.

— Капитаном на «Охотнике» был Джордж Грей? — спросил мистер Смоллет.

— Да, сэр, — отозвался планет-стрелок; девичий румянец у него на щеках стал гуще. — Его забрали в следующем рейсе. — Том Грей помолчал и добавил, опустив глаза: — Он мой дядя.

— Не вернулся?

— Мы о нем не слышали, сэр.

— А первый помощник? — спросил мистер Эрроу, озабоченный судьбой коллеги.

— Он больше не летает.

В наступившей паузе отчетливо прозвучало:

— Отсядь. — Это один охранник сквайра зашипел на другого.

— Особо-то не пугайтесь — в больших помещениях безопасно, — сказал мистер Эрроу. — По чужим каютам не бродите, вот и все.

— Да что это за хренотень?! — закричал вдруг сквайр Трелони, вскакивая. — Извращенцы, самоубийцы, Чистильщики, черт знает кто! Капитан, почему вы не сказали раньше?

— О чем? — холодно отозвался мистер Смоллет.

— Обо всем! Если б я только знал!..

— Вас никто не принуждал, дорогой сквайр, — оборвал его доктор Ливси. — Послушайте, господа, я врач, и я ничего не понимаю. Почему людям не дали простое снотворное? Чтобы спали по двадцать часов и не маялись чувством вины.

— Нельзя, — сказал мистер Эрроу. — Дэвид, поймите: это RF. Здесь все не так, как внизу.

Доктор прошелся вдоль длинного стола, круто развернулся.

— Кто у нас RF-врач?

— Дэниэл Эрроу. К вашим услугам, сэр. — У первого помощника губы дернулись в короткой усмешке.

— Будьте добры предоставить мне материалы по RF-медицине, — распорядился доктор Ливси.

— Нет.

— Почему это — нет?

— Запрещено, — произнес мистер Эрроу, но как-то не очень уверенно.

— Кем запрещено? Объясните, — потребовал доктор Ливси, как требовал бы ответа у сотрудника собственной клиники.

Первый помощник переглянулся с капитаном. Мистер Смоллет пожал плечами; распростертый поюн поднял голову и насторожил уши.

— Вся информация об RF засекречена, — повторил Хэндс слова, которые я уже слышал от Сильвера.

— Вздор, — доктор Ливси рубанул ладонью воздух. — Если речь пойдет о жизни людей… Александр, я настаиваю.

— Хорошо, — нехотя уступил капитан. — Но после Станции: иначе нас не выпустят в рейс.

Он погладил своего тезку по дымчатой шерстке; поюн тихонько вздохнул:

— Ах-ах.

— Где твой хозяин с завтраком? — спросил у него мистер Смоллет.

Александр смолчал.

Капитан ткнул кнопку связи на воротнике:

— Джон Сильвер, ответьте Александру Смоллету. Вы собираетесь морить нас голодом?

— Он не услышит, сэр, — сказал Хэндс. — После «Илайна» Джон потерял эти способности.

— Какие? — заинтересовался Том.

— RF, — ответил пилот, как будто это все объясняло.

Мы с лисовином хором возмутились, и Хэндс растолковал:

— Связь на корабле работает в двойном режиме. — Он коснулся кнопки на воротнике. — Громкая — два нажатия; RF-связь — одно. Она сродни телепатической: когда вызываешь человека, он твой голос слышит в собственной голове. Чтобы меня услышали, я должен назвать его полное имя и представиться сам. Но близкие друзья, которые давно летают вместе, могут обойтись короче. Мистер Смоллет, например, скажет: «Дэн, ответь мне», — и мистер Эрроу его услышит. А Джона дозовешься лишь по громкой… Я схожу за ним, — пилот двинулся было к двери.

— Останьтесь, — велел первый помощник. — Алекс, отправь поюна. Зверь один пропадает.

Мистер Смоллет спустил тезку на палубу.

— Иди за Джоном. Скажи: «Где завтрак?» Понял? Беги к Джону скорей.

Поюн встряхнулся и затрусил к двери, повторяя:

— Беги к Джону. Где завтрак? Беги к Джону. — Он проскользнул в щель между шторкой и палубой. Снаружи донесся удаляющийся голос: — Понял? Он не услышит, сэр.

Дик Мерри потянулся на стуле и лениво предположил:

— Джону с тележкой не справиться. Он же навигатор, а не кок.

— У нас на «Стремительном» был умелец, — заговорил Джоб Андерсон. — Он решил тележку отменить. Поставил антигравы на миски, плошки и прочие стаканы. Наполнил емкости жратвой и отправил своим ходом в салон. Любо-дорого смотреть было, как они вплывали: точно крейсера на параде. Приземлились на столе. Капитан наш был охотник до ветчины с фасолью; здоровенное блюдо с добром аккуратно село, куда надо. Но как назло случилась задержка — проблема у пилота, и капитан пошел в рубку. Мы стали его ждать, конечно. А у плошек-то свои мозги: они выждали, пока мы, так сказать, поедим, поднялись и поплыли обратно. Уж мы за ними гонялись!

— Это что! — оживился Мерри. — На «Серенаде» был случай…

Он не успел рассказать про «Серенаду»: в недрах корабля взвыла полицейская сирена.

— Что за черт? — второй помощник Крис Делл кинулся вон.

Завывания сирены приближались. Я поглядел в округлившиеся глаза лисовина.

— Это наше?

Он кивнул.

Крис Делл вошел обратно в салон, а следом влетел поюн Александр: распушенный хвост похож на шар, пасть разинута, розовый язычок дрожит, из маленького горла вырывается оглушительный вой:

— Вау-вау-вау-вау!

Хэндс подхватил зверя, подбросил в воздух, поймал — и Александр умолк, как будто его выключили. Мгновение стояла тишина.

— Ха-ха-ха! — сердито заорал поюн и замолотил лапами. — Извращенцы, самоубийцы, Чистильщики! Что это за хренотень?! Объясните!

Среди грохнувшего смеха умер, еще не родившись, вопрос: отчего взвыл положенный Томом «сторож»? Кто сунулся ко мне в каюту — поюн или Сильвер, которого зверь искал по заданию капитана? Через минуту прибыл сам бывший навигатор с упомянутой тележкой — громоздким сооружением на антигравах. Он извинился за опоздание и принялся переставлять еду с блестящих полочек тележки на стол. Поваром Сильвер оказался отменным; его стряпню народ уплетал за обе щеки.

— Джон, я перестаю жалеть, что связался с RF, — сказал мистер Трелони, на миг оторвавшись от тающего во рту рыбного пирога.

— Я тоже, — заявил Том, подметая десерт и незаметно придвигая к себе мою порцию, до которой я еще не дошел.

Пришлось отнять, пока не лишился самого вкусного.

По столу змеючкой прошмыгнул поюн Александр, выхватил кусок мяса из тарелки мистера Эрроу.

— Ах ты, ворюга, — возмутился первый помощник.

Поюн положил добычу перед мистером Смоллетом.

— Юна-Вэл! — воскликнул он звонко.

— А ну пошел! — рявкнул Хэндс.

Александр припал к столу и боязливо пискнул:

— Юна-Вэл.

— Пошел вон, — вскочивший пилот думал схватить его, но капитан Смоллет прикрыл тезку рукой.

— Не кричите на зверя.

— Я задушу тебя, болтун, — пригрозил поюн из-под капитанской ладони.

— Поди сюда, — велел Сильвер. — Александр!

— Юна-Вэл! — торжествующе закричал поюн. — Потаскуха!

Мистер Смоллет наподдал ему так, что Александр с визгом кувырнулся со стола.

— Джон, заберите его, — приказал капитан.

— Слушаюсь, сэр, — Сильвер подобрал оскорбленного поюна. — Извините, сэр.

— Вон отсюда. — В синих глазах мистера Смоллета полыхнул огонь.

Бывший навигатор выскочил из салона; за столом повисла тяжкая тишина.

Потерявший аппетит капитан больше ни к чему не притронулся. Остальные молча доели, у кого что осталось.

— И все-таки, господа, Джон — замечательный повар, — сыто вздыхая, подытожил Дик Мерри.

— Мистер Смоллет, — заговорил Хэндс, — эти его разборки с женой — что поюн повторяет — дело давнее. Сразу после «Илайна», когда они оба были не в себе.

— Она тоже обгорела? — спросил капитан.

— Нет. Я ее вытащил… Нам повезло.

Могу себе представить это везенье: муж находился в одном месте, а супруга с любовником — в другом. Не диво, что Хэндс вокруг Сильвера пляшет: старые грехи замаливает.

Капитан помолчал, разглядывая свои руки с царапинами, которыми вчера наградил его поюн. Затем чему-то улыбнулся и сказал:

— Израэль, вам причаливать «Испаньолу» к Станции. Пойдемте; смените Рейнборо.

Они вдвоем вышли.

— Крис, что за дела? — вскинулся Мелвин О'Брайен; золотистые веснушки аж потускнели от досады. — Меняем Рея на пришлого?

Крис Делл повернул к нему голову; из-за длинной челки блеснули прищуренные глаза. Шевелюра у второго помощника была что надо: густая и тяжелая, как у энглеландца. И темно-рыжий цвет хорош.

— Меняем, — подтвердил Делл. — И пришлый отныне будет старшим пилотом. Еще вопросы?

Мелвин не унялся:

— Да объясни: какого черта?

— А хрен я знаю, — огрызнулся второй помощник.

— Я знаю, — сорвалось у меня.

Или невесту мистера Смоллета, которую забрали Чистильщики, звали Юна-Вэл, или я не Джим. Хэндс спас ее на «Илайне» и этим заслужил благодарность нашего капитана. Однако старший пилот Питер Рейнборо — симпатяга и отличный парень; за что ж его-то смещать с должности?

— Довольно, — обрезал мистер Эрроу. — Скоро Станция. Подержите языки за зубами, господа. — Он поднялся и велел мне: — Пойдем.

Я приготовился к выволочке. Не к полноценной головомойке — правила RF ее запрещают — но к легкому внушению. Однако мистер Эрроу привел меня в медотсек, не воспитывая по дороге.

— Сюда, — он указал на помещение рядом с операционной.

Меня пробрала дрожь, когда я вошел. Ладно бы черные стены — к ним я уже привык. Здесь даже аппаратура и мебель были черные. К потолку было подвешено несколько металлических шариков; они покачивались и странным образом завораживали.

Мистер Эрроу усадил меня к столику и велел глядеть на его середину.

— Когда что-нибудь заметишь, скажешь.

Я послушно таращился. На матовой поверхности не было ровным счетом ничего. Мистер Эрроу стоял у меня за спиной; порой в одном из приборов раздавался неясный шелест.

— Ну? — не выдержал наконец первый помощник.

— Пусто.

Снова шелест.

— А так?

— То же самое.

Шелест — долгий, словно полосатый ползун прошуршал в куче палой листвы.

— Так?

— Ничего, сэр.

— Силен, бродяга, — пробормотал мистер Эрроу.

На черной столешнице проступили еще более черные смутные тени.

— Вижу, — обрадовался я. — Как будто люди какие-то… в длинных балахонах.

Мистер Эрроу с присвистом выдохнул сквозь зубы.

— Сопротивляешься как не знаю кто, — произнес он, отключая аппарат.

— Сопротивляюсь чему?

— Воздействию RF. Подними голову. — Он надел на меня гибкий обруч с крохотными синими блестками. — Перед тобой появятся фрагменты картинки. Постарайся мысленно достроить изображение. Начали.

На столе засветилось несколько желтых и голубых пятен. Что бы это было? Пожалуй, море и пляж. Я сосредоточился, пытаясь прогнать черноту, которая мешала увидеть целиком песчаный берег с полосой прибоя и невысокие волны. Чернота не желала отступать. С огромным трудом я расширил одно светлое пятно, где оказалась плеснувшая на камень вода с взлетевшими брызгами.

— Больше не получается, — сдался я в конце концов. — Это плохо?

— Наоборот: хорошо, — отозвался мистер Эрроу. Впрочем, в его тоне я не расслышал особой радости. Он дважды ткнул кнопку связи на воротнике: — Джон Сильвер: в медотсек.

Голос первого помощника разнесся по громкой связи. Двадцать секунд тишины, и мистер Эрроу сказал, непонятно к кому обращаясь:

— Слушаю вас. Когда припрет, вас тоже вызову. Ждите.

— С кем это вы? — удивился я.

— С самым правдивым из пилотов, — ответил он язвительно. — Хэндс тревожится.

Через минуту явился Сильвер; взъерошенный поюн елозил на плече и бормотал:

— Вон отсюда. Вон отсюда. Вон отсюда.

— Цыц! — прикрикнул первый помощник, и зверь смолк. — Джим, освободи место.

Бывший навигатор уселся к столику, а мистер Эрроу надел ему на голову обруч с блестками. Картинка появилась другая: три красных квадрата и зеленый червяк. Сильвер сидел над ней, сидел — почти без пользы, как и я. Разве что червяк превратился в сытого раздувшегося ползуна, и в нем можно было разглядеть структуру полированного камня.

— Нет, сэр. Не получается.

— Цыц! — встрял поюн и получил щелчок по лбу. — Вон отсюда. — Огреб второй щелбан, крепче первого. — Извращенцы, самоубийцы, Чистильщики!

Я забрал зверя, пока Сильвер не пробил ему башку.

Мистер Эрроу покачал головой.

— Н-да… Результаты не впечатляют. В таком случае, кто вчера порадовал нас галлюцинацией краккена? Вы-то не могли, согласитесь.

Сильвер молчал. Мне тоже сказать было нечего.

— Джим, возьми себе кресло и сядь-ка снова к столу, — сказал мистер Эрроу. — Попробуем еще раз.

Новая картинка, одна на двоих: косые зеленые капли, белый кружок и несколько ломаных линий. Сильвер вгляделся.

— Это снег. Ранний снег в лесу. Джим, давай.

Сосредоточились…

Внезапно кругом полыхнуло: белое пламя охватило стены и потолок, высветлило смуглое лицо бывшего навигатора, отразилось в его изумленных глазах. И погасло. Глухая, едва разбавленная светом ламп чернота физически навалилась, сдавила грудь и горло. Поюн взвизгнул и вырвался из моих рук, первый помощник выругался.

— Алекс, это у меня, — сообщил он капитану и связался со вторым помощником: — Крис, ответь мне. Как мы — в порядке? Из памяти можешь стереть? Новых сюрпризов не обещаю. — Мистер Эрроу стянул с нас обручи. — Ну, парни, такого еще не случалось.

— Что это было? — спросил я.

— RF, — ответил мне Сильвер. — Мы с тобой запустили второй режим…

— Ошибаетесь, — перебил мистер Эрроу. — Первый.

— Мы с тобой могли бы командовать «Испаньолой», — медленно проговорил бывший навигатор — видимо, на ходу осознавая эту мысль.

— Могли бы, — подтвердил первый помощник. — Но лишь один миг.

У Сильвера заблестели глаза. Можно подумать, он и впрямь возмечтал захватить власть на корабле.

— Тут я вам не товарищ, — сказал я. — Бунтовщиков выбрасывают за борт.

— Вздор. Мистер Эрроу, вы слышали про такое?

— Слышал, — отозвался первый помощник, включая какой-то прибор с небольшим экраном, который налился темно-зеленым светом. — На «Ангелине» отправили за борт техника.

— За что? — спросили мы с Сильвером в один голос.

— Этого никто не расскажет. «Ангелина» вернулась на Станцию без экипажа.

— Всех забрали? — Сильвера передернуло.

— Подчистую. Так что не замышляйте бунт, господа. И вот что, Джон: если не хотите нажить неприятностей, пусть ваш поюн держит пасть на замке.

Бывший навигатор подобрался.

— Еще какой совет вы дадите?

Мистер Эрроу притворился, будто не замечает его враждебности.

— Держитесь подальше от Джима. Вы легко умножаетесь друг на друга; ваши совместные галлюцинации могут выйти боком.

— Еще что?

— Постарайтесь как можно реже попадаться на глаза капитану.

— Вон отсюда, — приказал поюн, сидя на ящике с большим вогнутым экраном. — Не замышляйте бунт, господа.

Вскочив на ноги, Сильвер пересадил его себе на плечо.

— С вашего позволения, сэр, я пойду.

— Подождите. Сейчас посмотрим… — начал мистер Эрроу, оборачиваясь к тому самому ящику.

— Нет уж. Я не подопытный кролик. — Сильвер сбежал, как будто ему собирались отпиливать голову.

Мистер Эрроу посмеялся, но как-то не очень весело.

— Свободен, — сказал он мне.

— Сэр, можно вопрос? Мистер Смоллет назначил старшим пилотом Хэндса; но ведь он ни за что обидел Рейнборо. Как же так?

Первый помощник уселся в кресло, в котором недавно сидел бывший навигатор, и серьезно посмотрел на меня. Провел рукой по своим густым, с седыми прядями, волосам.

— Джим, я восемнадцать лет в RF. Одиннадцать из них я летаю с Алексом. И не позволю, чтобы этот рейс стал для него последним. Рей волен обижаться, но назначить старшим Хэндса посоветовал я.

— Зачем?

— Его вчера обидели еще сильнее — с этой чертовой маской и лисовином. Я не могу допустить, чтобы Алекс чувствовал себя виноватым.

— А перед смещенным Рейнборо?

— Если что, Алекс поговорит с ним по душам и успокоится. Рей ему все простит. А договорится ли Алекс с чужаком — большой вопрос.

— Мистер Эрроу… — я замялся под его строгим взглядом, с трудом заставил себя докончить: — Это на самом деле так опасно?

И с таким же трудом он заставил себя ответить:

— Это еще опасней, чем кажется. Иди. У меня полно других дел.

В задумчивости, я отправился в рубку. Одно хорошо: можно не бояться, что вызову у пилотов галлюцинации. Черт знает, каким образом мы с Сильвером «умножаемся друг на друга», но ничего подобного я впредь не допущу. По крайней мере, постараюсь.

Рубка находилась на самой верхней палубе. Черный коридор закручивался спиралью, и шагать по нему пришлось далеко-далеко. Три раза попадались узкие щели-трапы — короткий путь с витка на виток — но я не рискнул в них соваться.

На жилой палубе у входов в каюты белели таблички с именами. Удивительно: я не нашел каюты мистера Смоллета. Неужели наш капитан — бездомный? Неприкаянно бродит по кораблю, ночует по разным углам?

Дальше начались отсеки с какими-то символами, нарисованными прямо на шторках. Я подумал, что капитанская каюта может быть обозначена такой вот странной закорюкой, и успокоился.

Было тихо; я не слышал даже собственных шагов — в мягком студне тонул и свет, и звук.

— Юнга лисовин: в медотсек, — громыхнуло над головой.

Ага. Сейчас и Тома проверят на сопротивляемость RF. Потом спрошу, что получилось… Принесло ж его в мою каюту! Я стиснул зубы, вспомнив, как хохотали над нами космолетчики. Спасибо, не поиздевались как следует. И Хэндсу спасибо, что увел разговор в сторону. А ведь мог бы на лисовине отыграться за вчерашнее…

Откуда-то долетел взрыв смеха. Коридор впереди был пуст, одни кругляши ламп на стенах. Я прибавил шагу и за плавным поворотом наконец увидел то, что здесь называлось рубкой. Коридор слегка расширялся и оканчивался небольшим залом, где стены были — удивительное дело — не черные, а зеленоватые. Четыре серых экрана слепо глядели на меня, перед ними стояли в ряд четыре кресла. В одном сидел Хэндс — я узнал его широкие плечи и светлый затылок, рядом — навигатор Энтони Тон. Народ звал его Тон-Тоном; был он худой, молчаливый, с отрешенным взглядом. Тихий сумасшедший навигатор; всякий раз, как я его видел, вспоминал слова покойного Билли Бонса. Бывший старший пилот Питер Рейнборо устроился, развернув кресло от экрана и усевшись на спинке, поставив ноги в ботинках на подлокотники. Невысокого роста, ладный, ловкий; добродушный и обаятельный симпатяга. Он сидел, сверкая зубами в жизнерадостной улыбке, и длинные раскосые глаза тоже смеялись. Не скажешь, что Рейнборо сильно обижен.

— …как в том анекдоте про крысу, — услышал я голос Хэндса.

— В каком? — без выражения спросил навигатор Тон-Тон.

— Ну, где капитан крысу поймал.

— Расскажи-ка, — попросил Рейнборо.

— Заходит капитан в рубку, а там крыса. Он изловчился — хвать ее! «Ну, — говорит, — сейчас я тебя раздавлю». Крыса в ответ: «Не губи, я добром за добро отплачу». «А что ты можешь?» «А что скажешь». Тогда капитан говорит: «Сделай так, чтоб твоего племени со мной рядом не было, а появилась бы моя невеста». Крыса ему: «Нет проблем». Капитан отпустил ее и ждет, что будет. И вдруг видит: вокруг не корабль, а Станция. И невеста рядом — вся в черном, глаза светятся. Зеркальце ему подносит: «Взгляни, дорогой, во что ты превратился». Глянул он на свой черный мундир, на глаза горящие — да и помер.

— По-моему, анекдот должен быть смешной, — заметил я, входя в рубку. — Разве у RF не так?

— У RF анекдоты не смешные, а поучительные, — отозвался Рейнборо, удобней устраиваясь на спинке кресла. — Встретишь крысу — не вздумай ловить и топтать.

Тут я увидел мистера Смоллета. Капитан стоял, прислонившись к боковой стене, скрестив руки на груди. Странно молодое лицо было напряжено, в глазах тлели синие огоньки. Пилоты и навигатор не обращали на него внимания.

— Присаживайся, — Рейнборо кивнул на свободное кресло у погашенного пульта; перед Хэндсом и Тон-Тоном пульты светились. — А ты какие байки принес?

Я поведал о том, что произошло в медотсеке. Рейнборо удивленно поцокал языком, Тон-Тон и бровью не повел, Хэндс досадливо поморщился. Я оглянулся на капитана. Он как будто не слышал рассказа; взгляд был устремлен в экран на стене.

— Мистер Ливси! — прозвенел вдруг по громкой связи крик нашего лисовина. — Срочно в медотсек!

Капитан вздрогнул, ткнул кнопку связи:

— Дэн, ответь мне. Что еще? Дэн! — Он сорвался с места и помчался вниз по коридору.

Рейнборо и я бросились следом. Мистер Смоллет нырнул в первую попавшуюся щель-трап; мы с пилотом — за ним. Я и представить не мог, что сквозь упругий студень можно так быстро бегать. В щели я отстал, но вновь нагнал Рейнборо в коридоре. Мистер Смоллет мелькнул далеко впереди и исчез. Новый трап, куда мы с разгону влетели. Здесь протискиваться оказалось вдвое трудней — как будто «Испаньола» не желала пропускать нас коротким путем. Выбрались в коридор, снова пустились со всех ног. Третья щель. Рейнборо сунул в нее руку, выдернул и понесся дальше. Виток за витком, все ниже и ниже по громаде черного корабля.

Когда мы примчались к медотсеку, мистер Смоллет уже был внутри. У входа к стене прижался Том, а его лупил по шерстистой морде Сильвер и хрипло рычал:

— Сколько раз?! Сколько раз?! Сколько раз?!

Лисовин не пытался защититься; на верхней губе была кровь. Рейнборо влетел в медотсек, а я оттолкнул осатаневшего Сильвера:

— Хватит. Что тут?

Том отер кровь, текущую из расквашенного носа; зрачки были страшно расширены.

— Что «сколько раз»? — спросил он. Я не узнал его голоса.

— Ты — сколько — раз — Осененный? — раздельно проговорил бывший навигатор.

— Дважды.

Сильвер с проклятием ринулся внутрь, хлопнула жесткая шторка.

— Я убил мистера Эрроу, — шепотом вымолвил Том.

 

Глава 2

Я едва протиснулся в закут, где недавно отличились мы с Сильвером. На входе стоял Рейнборо — напрягшийся, точно окаменевший; закут наискось перегораживала больничная каталка с телом первого помощника, рядом что-то делал доктор Ливси, а капитан Смоллет и Сильвер у дальней стены в четыре руки включали аппаратуру. Черные приборы наливались густым светом: зеленым, лиловым, коричневым.

— Он жив? — шепотом спросил я у Рейнборо.

— Пока — да.

— Александр, это много, — говорил Сильвер. — На два деления назад… Дайте, я.

С RF-приборами он управлялся уверенней, чем капитан. Однако что-то не ладилось; бывший навигатор застонал, мистер Смоллет выругался на неизвестном мне языке.

Тревожно запищал какой-то датчик на каталке, замигал оранжевый огонек.

— Пульс падает, — сказал доктор Ливси. — Еще сердечное?

— Не надо, — отозвался капитан. Мелькнула белая вспышка. — Ч-черт!

Бывший навигатор охнул. Рейнборо нырнул под каталку, на четвереньках пролез под ней и выбрался к мистеру Смоллету с Сильвером.

— Ребята, спокойно, — он положил ладони им на спины. — Вдохнули. Выдохнули. Сосредоточились.

Не знаю, пилот ли помог, но дело пошло на лад. Один из коричневых ящиков был отключен, взамен включен лиловый с целым веером длинных усов; на конце каждого уса дрожал белый шарик.

Мистер Смоллет по RF-связи велел Хэндсу прекратить торможение. Хэндс что-то ему ответил, и капитан внятно объяснил, где он видел Станцию и ее диспетчеров. Старший пилот повторил его слова по громкой связи.

— Будь добр, еще раз, — разнесся по кораблю чей-то голос. — Записываю.

Хэндс с удовольствием выполнил просьбу.

— Заткнитесь все! — рявкнул по громкой капитан Смоллет. — Стоп, — он схватил Сильвера за руку. — Так мы его убьем.

— Нет. Это они — Осененные убийцы… Джим! — бывший навигатор заметил меня. — Ты что тут?

Я убрался. Мистер Эрроу говорил, чтоб мы с Сильвером близко друг к другу не подходили, а закут маленький…

Том стоял, вжавшись в стену, как я его оставил. Маска была измазана текущей из разбитого носа кровью, руки тоже. Увидев меня, лисовин вскинулся:

— Как он?

— Жив. Они надеются его вытащить.

Том опустил голову. На палубу капнула кровь. Я порылся в карманах, думая найти салфетку; не нашел. Идти снова в медотсек и шарить там не хотелось.

— Что случилось? — спросил я.

— Мистер Эрроу… взялся что-то проверять, — заговорил Том, запинаясь. — Какой-то RF-порог.

— То, как ты сопротивляешься RF?

— Вроде того. Сказал: порог очень низкий. И надо поставить защиту… — Лисовин судорожно вздохнул. — Прилепил мне к вискам две фигни и давай колдовать с приборами. Предупредил: будет больно. Я приготовился, как мог. А боль такая… будто раскаленным прутом башку проткнули. В глазах потемнело. И я услышал вскрик… Потом вижу — мистер Эрроу падает. Цепляется за ящик, с которым работал, а руки скользят. Я — к нему. А у него сердце затухает… — Тома дернуло, как от удара током; он перевел дыхание и продолжил: — Потом доктор Ливси прибежал. И Сильвер примчался, меня чуть не растерзал.

«Осененные убийцы», — сказал бывший навигатор. Том — Дважды Осененный. Мистер Эрроу этого не знал, конечно. И загодя не проверил, на что способен наш лисовин. Хотел поставить ему защиту от RF, но получил сильнейший ответный удар… наверняка умноженный на действие всех тех черных приборов. Мэй-дэй! Ну и бардак на этом корабле. Я полагал, что в космофлоте порядку больше.

Да что я, в самом деле? Первый помощник ошибся — и расплачивается собственной жизнью. Только бы его спасли.

Из медотсека, хлопнув жесткой шторкой, вышел Рейнборо. Желто-белый свет лампы упал на окаменевшее лицо, длинные раскосые глаза показались прорезями мертвой маски.

— Ушли отсюда. Быстро, — приказал пилот.

— Жив? — рванулся к нему Том.

— Сказано: ушли.

Схватив лисовина за локоть, я поволок его прочь. Шаг, другой, третий… Позади, приглушенный студенистыми стенами «Испаньолы», раздался крик. Надрывный, мучительный, страшный, как будто с человека заживо сдирали кожу. Вопль понесся по широкому коридору, ударился в стены, на миг зажег их бледно-желтым — и оборвался.

Мы с лисовином бросились назад. Рейнборо загородил вход в медотсек:

— Куда?

Том думал проскользнуть мимо пилота. Без замаха, Рейнборо ударил; лисовин отшатнулся, схватившись за живот. Я сгреб Тома в охапку, оттащил подальше. Изувечат его сегодня…

Кругом было тихо-тихо. И в коридоре, и в медотсеке, и на всем корабле. Том едва дышал; у меня холодело сердце от смолкшего, но еще звучащего в ушах крика нашего капитана.

Рейнборо привалился к стене.

— Счастье, что не в рейсе, — вымолвил он хрипловато. — Юнга! Вот так отдают свою жизнь другому. Только в рейсе Александр бы погиб.

Я ничего не понял; Том и подавно.

Через несколько минут из медотсека выбрался Сильвер. Точно в полусне, повел перед лицом рукой.

— Всё. Всё. Слава богу. — Он направился к Тому; лисовин невольно попятился. — Извини. Я слетел с катушек… Ты-то не виноват.

Он хотел уйти, но Рейнборо окликнул:

— Джон! Вы слишком много смыслите в этом, — он хлопнул ладонью по стене медотсека, — для навигатора.

Сильвер повернулся к пилоту всем корпусом.

— Разбираюсь, — подтвердил он. — Моя жена занимается RF-медициной.

У Рейнборо отвисла челюсть.

— Жена?! Как?

Сильвер усмехнулся.

— Нелегально, конечно.

— А ты?.. Крал?..

— Да. Крал информацию, где плохо лежала. Как видишь, пригодилось.

— С-собака! — воскликнул Рейнборо — по-моему, с восхищением.

Они ушли вдвоем.

Мы с лисовином остались караулить под дверью. Внутри было тихо. Том сидел на корточках у стены и оттирал с рук засохшую кровь.

— Почему ты Дважды Осененный? — спросил я, когда надоело прислушиваться.

— Не твое дело, — буркнул он. Подумал и ответил по-человечески: — Когда мать заболела, повела меня в питомник осеняться. Мне было пятнадцать, и вроде как еще рано, да она боялась, что долго не протянет. В питомнике я стащил птенца. Принес домой и выкормил. Он у меня жил полтора года… пока мать жила. Последние месяцы — в клинике. Мистер Ливси ей почти на год жизнь продлил. А в последний день не отходил от нее вообще, держал за руку. Она говорила: «Доктор, вы уйдете — и я умру». Ей вкололи снотворное, она заснула, и он ушел. И она умерла. Во сне. Я вернулся домой — пусто. Жить не хочется. Птица в клетке сидит грустная. Я ее вынул, открыл окно. Мы на окраине жили, лес рядом. «Улетай, — говорю, — глупая». А она мечется, хлопочет надо мной, перья сыплет… Так и не улетела.

— И куда ты ее дел?

Том мрачно посмотрел на меня снизу вверх.

— В лес отнес. Нашел дикое семейство и к ним выпустил.

Спятил. Домашнюю Птицу — в лес!

— Эти гады накинулись и ну клевать, — глухо продолжал он. — Она от них — в чащу, в густые ветки… Не отвязались, пока не заклевали насмерть. Мне потом ночами снилось. Кретин! С тех пор перья Птиц видеть не могу.

Я уселся рядом с лисовином у стены. Он принялся оттирать засохшую кровь с маски.

— Ты не виноват, — сказал я. — От горя не соображал, что делал.

— Александр, вы вольны поступать по-своему, — донесся из медотсека голос доктора Ливси. — Но я возражаю.

Капитан Смоллет вышел в коридор, придержал шторку, пока следом выбирался доктор. Том кинулся к капитану:

— Мистер Смоллет!

— Не дергайся; все нормально.

— Это не называется «нормально», — сердито отозвался доктор Ливси.

Мистер Смоллет улыбнулся.

— У меня на руках был труп, — продолжал доктор. — Как вы его оживили? Колдовство какое-то.

— Не колдовство, а RF, — снова улыбнулся капитан.

Я похолодел, заново вспомнив, как он кричал от нестерпимой боли.

— Слушайте, это преступление, — возмущался доктор. — Ваш RF обладает уникальной методикой. Включаешь какие-то дурные ящики — и за несколько секунд один человек оживляет другого. Пусть больно, пусть страшно; однако вы сотворили чудо. Почему все это держится в секрете? Почему я не могу включать такие же ящики у себя в клинике? Поддерживать пациентов без лекарств, без операций…

— Наши методики внизу не работают. Я устал повторять: это RF. Меня учили несколько лет. И авторами обучающих программ были не люди, — жестко проговорил капитан и обернулся к Тому. Постоял, разглядывая затаившего дыхание лисовина. — Ну, вот что, Дважды Осененный. Дэн сам виноват, что так вышло. Поэтому выбрось все из головы и не переживай. У меня в жизни не было такого скверного старта, — добавил капитан с неожиданной горестно-недоуменной нотой. Затем он связался с Хэндсом: — Израэль, причаливать будем через два часа. — Он выслушал ответ и усмехнулся: — Для диспетчера найдите особые слова.

Беззаботно тряхнув седой головой, капитан Смоллет зашагал по коридору — легко и стремительно, как будто освободился от какого-то тайного груза.

— Колдовство, — убежденно проговорил доктор Ливси.

Спустя два часа начался дурдом. По крайней мере, так сказал лисовин, заглянувший в мою каюту. Он предусмотрительно остался снаружи, с трудом удерживая отогнутую непокорную шторку.

— Опять черт-те что, — докладывал Том. — Капитан сам не свой, глаза пылают; мистер Эрроу пытается привести его в чувство, да без толку. Хэндс злой, как грызла-шатун, диспетчеров Станции кроет так…

— Юнга! — окрикнул из коридора второй помощник Крис Делл. — Через порог не разговаривают.

Том отскочил, и мне пришлось выйти в коридор.

— Почему через порог нельзя? — подозрительно спросил лисовин.

Глаза Делла холодно блеснули сквозь темно-рыжую челку.

— Плохая примета.

— А можно нам получить весь список плохих примет? — ядовито осведомился Том.

— Получите, — заверил второй помощник, — после Станции. Для каждого режима — отдельный список. — И с этими словами он двинулся дальше.

— Дурдом! — с чувством повторил лисовин свой диагноз.

Затем капитан по громкой связи велел экипажу и пассажирам собраться в кают-компании, и мы отправились туда.

Не сказал бы, что распоряжение было четко выполнено: в кают-компании я недосчитался второго помощника и всех техников «Испаньолы». Risky fellows спокойно дожидались их и мистера Смоллета. Один Сильвер заметно нервничал, а поюн бегал по нему вверх-вниз и пытался лапами содрать липкую ленту, которой у него была замотана пасть.

Мистер Эрроу прошелся из угла в угол, приглядываясь к людям, остановился возле бывшего навигатора. Сильвер поднялся из кресла; на скулах шевельнулись желваки. Первый помощник сказал ему несколько слов, коснулся плеча. Сильвер улыбнулся и расслабился, а поюн прекратил носиться, перепрыгнул на мистера Эрроу и ткнулся заклеенной мордочкой ему в щеку:

— М-м.

Мистер Эрроу почесал зверю брюшко и вернул его хозяину. Подошел к бывшему старшему пилоту Рейнборо и угнездился рядом, потеснив его на диване. Рейнборо сидел мрачный — ни следа той жизнерадостности, что я видел в рубке. Мистер Эрроу и для него нашел нужные слова: пилот оживился, посветлел лицом.

Рванув шторку, в кают-компанию стремительно вошел Крис Делл, за ним — четверо техников и мистер Смоллет. За капитаном ввалились еще шестеро. У них были черные, без знаков различия, мундиры и светящиеся глаза. Одни эти глаза и были видны, да еще лица и кисти рук: ткань мундиров поглощала свет, как стены RF-корабля.

Пришельцы мгновенно рассредоточились, встали цепью, отсекли капитана от остальных, прижав его к стене. Не толкали, не теснили, вообще не коснулись — но видно было, что мистер Смоллет их пленник.

— Кто это? — шепотом спросил я у севшего рядом со мной Делла.

— Станционные смотрители, — шепнул он в ответ.

Четверо повернулись к нам лицом, двое крайних стали боком, держа в поле зрения нас и капитана. Им бы штурмовые «стивенсоны» — точь-в-точь космический спецназ. Впрочем, они и без оружия выглядели зловеще: лица с огненными глазами и отдельно живущие кисти рук наводили жуть, почти невидимые тела казались внушительней, чем на самом деле. У одного из них были седые виски; в свете ламп они походили на прилепленные к волосам серые бумажки. Мне вспомнился анекдот, который рассказывал Хэндс. Коли пощадивший крысу RF-капитан превратился в такого смотрителя, не диво, что он с горя помер.

Мистер Смоллет застыл у стены. Его молодое лицо стало как будто еще моложе; огоньки в глазах тлели глуше, чем у пришельцев.

Нас рассматривали — долго, придирчиво. Горящие взгляды утыкались в лицо, просверливали насквозь, добирались до самого донца, переползали с одного человека на другого. У меня по коже бегали мурашки; сбоку придвинулся Том, прижался к плечу.

— Ничего, ребята, скоро они уйдут, — ободряюще прошептал Крис Делл.

Скорей бы.

Один из смотрителей — тот, что с седыми висками — внезапно шагнул вперед. Глаза у него светились желтым. Он чуть пригнулся, всматриваясь в кого-то. Я оглянулся. Под этим горящим взглядом напряженно выпрямился Сильвер, впился пальцами в задергавшегося поюна.

— Джордж Грей! — прозвучал натянутый, звенящий голос планет-стрелка. — Дядя Джордж!

Смотритель повернул голову; желтые глаза отыскивали Тома Грея. Планет-стрелок встал с места. Девичий румянец схлынул со щек, мышцы шеи напряглись, и я неожиданно понял, что Грей лет на пять старше, чем я полагал.

— Дядя Джордж… Что ж вы?

Желтый огонь полоснул его по лицу. Бывший капитан «Звездного охотника» отвернулся от племянника и вновь уставился на Сильвера. Нечеловеческий пылающий взгляд как будто пытался выдернуть его из кресла, притянуть к шеренге смотрителей.

— Грей! — хлестнул звучный голос мистера Смоллета. — Оставьте моих людей в покое.

Бывший капитан усмехнулся. Усмешка, от которой хотелось убежать. Стремительно и беззвучно он проскользнул мимо нас с Томом к Сильверу, нагнулся над ним.

— Вы кто?

— Навигатор первого класса Джон Сильвер, сэр, — с неестественной четкостью прозвучал ответ.

— Навигатор? — переспросил Грей. — Горевший на «Илайне»?

— Да, сэр.

Хэндс рядом с ним подобрался, словно готовясь к прыжку. Но вперед Хэндса на Грея прыгнул поюн с замотанной липучкой пастью. Маленький зверь проехался лапами по лицу смотрителя, оставив кровавые полосы, шлепнулся на пол и шмыгнул под кресла.

— Грей! — рявкнул мистер Смоллет. — Отойдите.

Бывший капитан «Звездного охотника» отступил, вернулся к остальным смотрителям, которые стояли неподвижной шеренгой. Кровавые царапины кривились — по лицу Грея расползалась усмешка.

— Капитан Смоллет, кем у вас служит навигатор Джон Сильвер?

— Судовым поваром.

— Ах вот как. Поваром, говорите вы, — произнес смотритель с непонятной издевкой. — Полетите в пятом режиме, — объявил он.

— Нет, — сказал наш капитан.

— Вы — полетите — в пятом — режиме, — отделяя слова долгими паузами, повторил Грей.

— Нет.

Шестеро смотрителей повернулись к мистеру Смоллету. Черные, поглощавшие свет мундиры казались одеянием смерти.

— В чем дело? — спросил кто-то из них — не Грей.

— В пятом режиме не летают.

— Таково решение Станции.

— Это убийство.

Шеренга смотрителей качнулась — они придвинулись к капитану Смоллету. Он прижался к стене. Худощавый, седой, слишком молодой для капитана звездного корабля. Синие огоньки в глазах потухли; мистер Смоллет глядел упрямо и бесстрашно.

— Вы обязаны подчиниться, — сказали ему.

— «Испаньола» возвращается на Энглеланд.

— Капитан Смоллет!

— Покиньте борт корабля.

Смотрители подступили еще ближе. Черные, едва видимые, страшные. Горящие взгляды сверлили мистера Смоллета, чуть не прожигая насквозь.

— Капитан Смоллет, — на самых низких нотах зарычал бывший капитан Грей, — вы пойдете в рейс в пятом режиме. И приведете «Испаньолу» назад.

— Я не буду губить людей.

Кто-то из них засмеялся. Металлический, глумливый смешок пролетел над нашими головами.

— Капитан, у вас есть юнга. Вы благополучно вернетесь…

— Нет! — оборвал мистер Смоллет.

Он стоял перед смотрителями — один против шестерых. Они сверлили его взглядами, выматывая силы, выжигая душу. Стена за ним начала белесо светиться.

— Капитан Смоллет, выполняйте приказ.

— Нет, — ответил он глухо. Лицо побледнело, на висках налились капельки пота.

— Капитан Смоллет! ВЫПОЛНЯЙТЕ ПРИКАЗ!

— Нет… — У него уже едва хватало сил сопротивляться.

Сильвер взвился на ноги. Словно бросаясь в огонь, бывший навигатор метнулся к смотрителям, прорвался сквозь их шеренгу и встал рядом с нашим капитаном.

— Нет! — крикнул он яростно, сверкнув зелеными глазами.

— Нет, — вскочил мистер Эрроу.

— Нет, — одновременно с ним поднялся Крис Делл.

— В пятом режиме «Испаньола» не летает, — заявил пилот Рейнборо. — Покиньте борт, господа.

Смотрители переглянулись, как будто молча совещаясь. Джордж Грей обернулся к экипажу.

— На какой режим вы согласны? — осведомился он с неожиданной любезностью.

— Ни на какой, — отрезал Сильвер. — Вы слышали: «Испаньола» возвращается на Энглеланд.

Грей бросил взгляд через плечо.

— Кто командует кораблем? Капитан Смоллет или капитан Сильвер?

— Убирайтесь! — вскипел бывший навигатор.

— Кто командует кораблем? — повторил смотритель. — На этом корабле есть капитан? — повысил он тон.

— Есть, — чеканно отозвался Сильвер. — Но он — не марионетка Чистильщиков. В отличие от вас.

Слова повисли в мгновенно наступившей тишине. Онемел экипаж «Испаньолы», молчали смотрители. Грей взглядом посовещался со своими.

— Капитан Смоллет, Станция готова отправить вас в рейс в третьем режиме, — произнес он потухшим, бесцветным голосом. Желтый огонь в глазах тоже пригас, словно в лицо смотрителю намело пыли.

— Готов выйти в рейс в третьем режиме, — бесстрастно ответил мистер Смоллет.

— В третьем тяжело, — с тревогой произнес первый помощник.

— Прорвемся, — отозвался капитан. Он тверже стал на ногах, глаза вспыхнули синим. — Пилот Хэндс, навигатор Тон: в рубку. Крис, разведи своих парней.

Четверо техников поднялись, собрались возле второго помощника. Крис Делл кусал губу, поглядывая на смотрителей. Те так и стояли, недвижные, черные как смерть.

— Алекс, мне это не нравится, — наконец сказал Делл.

— Мне тоже, — подхватил Сильвер.

— Капитан Смоллет, на этом корабле будет порядок? — осведомился Грей. — Или распоряжаться будут все, кроме вас?

— Крис, выполняй, — приказал мистер Смоллет.

Второй помощник увел техников, за ними, четко развернувшись, двинулись смотрители. Грей задержался, шагнул к Сильверу. Тот подался назад, уперся в стену.

— Удачного рейса, — с насмешкой бросил Сильверу бывший капитан «Звездного охотника». — Поменьше грязи! — Он вышел из кают-компании, хлопнул шторкой — будто вытянул нас бичом.

Следом ушли Хэндс и навигатор Тон-Тон.

— Ну и дядюшек ты развел, — сказал кто-то планет-стрелку.

— Не я, — угрюмо возразил Том Грей. — Дядюшки сами плодятся.

— Послушайте, мистер Смоллет, — сквайр Трелони выбрался из угла, где все это время сидел со своими охранниками. — Я ничего не понял в этом спектакле… — Он смолк под пылающим, как у смотрителя, взглядом нашего капитана. — Извините… извините, потом поговорим. — Он хотел покинуть кают-компанию, но натянувшаяся шторка не поддалась. Сквайр пощупал ее, потолкал. — Что такое?

— Подождите, — ответил первый помощник. — Сейчас запустят RF-тягу, и можно будет выйти.

— Позвольте, — удивился сквайр. — Мы что — пленники?

— Да, — отозвался Сильвер. — Пленники RF и Чис…

Он не договорил — капитан Смоллет обернулся к нему и взял за горло:

— Молчать.

Их развел мистер Эрроу.

— Алекс, господь с тобой, — первый помощник обнял капитана за плечи. — Не пугай людей.

Мистер Смоллет отвернулся, бывший навигатор отступил, потирая горло. Я добавил в свою копилку удивительных вещей два новых понятия — «марионетки Чистильщиков» и «пленники RF».

— Джим, друг, — прошептал Том; белые усы на маске горестно опустились, — что творится с мистером Смоллетом?

Доктор Ливси пересек кают-компанию, отвел Сильвера в дальний угол. Нам с лисовином было слышно:

— Джон, что это значит? Мистер Смоллет — человек или Чистильщик?

— Он RF-капитан. Один из лучших, сэр.

— Почему он такой?

— Александр побывал у Чистильщиков.

— С ним можно что-нибудь сделать? Как-то помочь?

— Сомневаюсь.

— Джон, вы должны знать. Вы — врач.

— Сэр, я навигатор… вернее, повар.

— Вы лжец, — сердито сказал доктор Ливси.

Сквайр Трелони снова опробовал задраившую выход шторку.

— Мистер Эрроу! — воззвал он. — До каких пор мы будем ждать? Мне нужно выйти, — признался он со смущением.

Капитан Смоллет ткнул кнопку связи:

— Крис, ответь мне. Долго еще? Скажи: пусть поторопятся. Еще минут десять-пятнадцать, — сообщил он сквайру.

— Ох… — Мистер Трелони беспомощно потоптался у выхода. — Послушайте, это просто беда. Сделайте же что-нибудь.

Мистер Смоллет вынул свой карманный лучемет. Сквайр испуганно отшатнулся, охранники взмыли в воздух, бросаясь к капитану. Не успели. Тонкий луч описал окружность. Вырезанный из шторки кругляш вывалился, упруго подпрыгнул на палубе и улегся.

— Выходите, пожалуйста, — предложил мистер Смоллет.

Опомнившийся сквайр поблагодарил и полез в дыру. Грузное тело неважно гнулось в суставах, дыра оказалась маловата, но мистер Трелони справился; за ним выползли его охранники.

Стены и палуба в кают-компании слабо затлели — как будто занимался мутный зимний рассвет. Мистер Смоллет поглядел на часы, нахмурился и снова обратился ко второму помощнику:

— Крис, как мы? Что? Понял. — Он окинул взглядом оставшийся экипаж. — Рей, ты с Мэем — к Весту и Стиву. Мелвин, Берт — к Андерсону; Норман, Эйб — к Мерри. Дэн — со мной.

Умчались — словно ветром выдуло. В кают-компании остались мы с Томом, планет-стрелок, доктор Ливси и Сильвер. Из-под кресла высунулся поюн с липучкой на морде:

— Ммм.

— Бывает, что в рейсе двери заклинивает, — Сильвер провел пальцами по краю вырезанной в шторке дыры. — Но сейчас?.. — Он недоуменно пожал плечами. — Мистер Ливси, я вам отвечу. Кто побывал у Чистильщиков, уже не человек. И я, и мистер Смоллет — одинаково.

— Джон, вы с ним — разные.

— Может быть, — согласился бывший навигатор. — Александр меня восхищает. Он остался человеком в большей мере, чем любой из них… станционных смотрителей. Вы видели, чего они хотели, — отправить корабль в рейс в самом жестком режиме RF-тяги. Чем жестче, тем сильнее бьет по мозгам, и Чистильщики бы сняли богатый урожай. И ни один RF-капитан не сопротивлялся бы, как Александр.

— Погодите. — Доктор Ливси взволнованно прошелся вдоль стены, к которой недавно смотрители прижимали капитана Смоллета. — Вы хотите сказать, они сознательно намеревались послать нас на убой?

— Именно так, сэр. Пятый режим породил бы безумие у доброй половины экипажа… или у всех.

— По-моему, весь RF — сплошное безумие, — пробормотал доктор. — Кто это допустил?

— Обычно летают во втором режиме, — заметил планет-стрелок. Он стоял у белесо тлеющей стены и тер ее пальцем, глубоко проминая упругий студень. — Во втором жертвы редки.

— А почему сейчас нам хотели втюхать пятый? — встрял лисовин.

— Потому что RF почти не летает. Голодные боги заждались жертвоприношений, а Станция — их безмозглое орудие. — Пушистые ресницы Тома Грея не могли скрыть злой блеск в глазах. — RF засекречен, за Станциями никто не следит, и смотрители распоясались.

— Чудовищно, — сказал потрясенный доктор Ливси. — Если то, что вы говорите, правда…

— Правда, — кивнул Сильвер. — Полагаете, нам RF подарили? Нет, сэр: его дали в обмен на наши жизни. Я не знаю, для чего мы нужны Чистильщикам. Но похоже, что нужны позарез.

Планет-стрелок оставил в покое светящуюся стену и нажал кнопку на воротнике:

— Израэль Хэндс, ответь Тому Грею. Как там у вас? Черт… Не слышит, — сообщил он Сильверу.

— Алекс, Крис, чертовщина какая-то, на «тройку» не похоже, — раскатился по громкой связи голос Питера Рейнборо. — Надо сваливать.

— Израэль Хэндс просит разрешения на старт, — объявил старший пилот.

— Давай! — крикнул второй помощник.

— Разрешаю, — одновременно ответил мистер Смоллет.

— Молодец, — выдохнул Сильвер; похоже, он не ожидал, что капитан поддержит пилотов.

«Испаньолу» качнуло, палуба шатнулась под ногами.

— Поехали, — объявил Хэндс. — Удачного рейса, господа.

Внезапно в студенистой плоти корабля как будто врубились мощные прожекторы: стены, палуба и потолок запылали иссиня-белым. Под креслом сдавленно взвизгнул поюн. Мгновение потрясенной тишины — и громкая связь взорвалась проклятиями. От яростного ора, казалось, задрожали стены. Десяток человек заходились от бешенства; сквозь гвалт пробивался чей-то рыдающий крик:

— Сволочи! Сволочи!..

Сине-белый свет жег глаза, они слезились.

— Молча-ать! — перекрыл отчаянную ругань голос капитана.

Умолкли. Мистер Смоллет продолжал:

— Надеть очки. Черные сетчатые полоски — у каждого в левом нагрудном кармане. Все нашли? Пассажирам: подтвердить.

Нашли и подтвердили. Черные сеточки надо было наложить на лицо от виска к виску, и они мягко лепились к коже. Жгучее свечение «Испаньолы» стало терпимым. Сильвер выудил из-под кресел поюна и приладил защитную полоску ему на морду. Концы сетки пришлось прилепить далеко за ушами.

— Поздравляю, господа: Станция нас осчастливила. Четвертый режим, — с ледяным спокойствием сообщил Крис Делл.

— Мистер Смоллет, — обратился к капитану планет-стрелок. — Разрешите долбануть по Станции из кормовых орудий?

— Не разрешаю.

— Ну, ребята, молитесь всем богам, каких помните, — проговорил Израэль Хэндс.

— Джон, — спросил у Сильвера доктор Ливси, — разве нельзя повернуть обратно к Энглеланду? Хоть в RF-режиме, хоть в каком?

Бывший навигатор покачал головой.

— У нас задан курс, а корабли Чистильщиков ходят от Станции до места назначения и обратно. Мы без пересадки летим за Птицами.

 

Глава 3

Скрипнув зубами, я перевернулся на живот, утопил лицо в окутывающем койку черном тумане. В нем можно было спастись от свечения «Испаньолы». А от звучания корабля убежать было некуда. Он тихонько, настойчиво пел, ввинчиваясь в мозг протяжными вздохами-стонами, доводя меня до белого каления. От этих песен хотелось вскочить, заорать, замолотить кулаками в студенистые стены… а лучше сорвать злость на ком-нибудь живом, расквасить морду, двинуть под дых. Чтобы сбросить напряжение — и ужаснуться тому, что натворил. А затем просить прощения, унижаться, трепать нервы обиженному и не получать облегчения самому. И уже не избавиться от чувства вины никогда. Взращивать его в себе, разжигать до умопомрачения, призывая тех, кто справедливо покарает за содеянное…

По громкой связи тоже пели. Хрипловатый ладный рык Израэля Хэндса и Дика Мерри почти заглушал стенания «Испаньолы», ослаблял невидимую хватку корабля. Слова были на неизвестном языке, и я жалел, что не понимаю смысла. Но перед тем парни спели балладу о несчастной любви, и кто-то попросил не травить душу.

Не удержавшись, я поднял голову и поглядел на столик. На нем были два портрета Лайны. На одном моя любимая улыбалась — кротко, нежно, и ветер шевелил ее длинные волосы. Этот я сам поставил в каюте. Второй… Его принесли в мое отсутствие, и я не мог на него смотреть. Но и не глядеть не мог.

Лайна стояла во весь рост — в длинном платье, распахнутой шубке и в жемчугах. Королева Кэролайн. Высокомерная, холодная, чужая. Бело-голубые жемчужины светились в замысловато уложенных волосах и на шее, на тонких ключицах. Ее лицо постепенно менялось, делалось родным, любимым, и надменная королева превращалась в горячую девчонку, хлебнувшую коктейля для влюбленных. Опьяненная, потерявшая голову Лайна сбрасывала шубку, расстегивала ожерелье; роскошное платье скользило вниз, открывая маленькую грудь, смуглый живот, худые коленки. Лайна переступала через упавшее платье, с шальной улыбкой вынимала заколки, и ее темные волосы падали на плечи, скользили по спине, оставляя открытой грудь с алым пятном прилившей крови. Вскинув руки, Лайна выгибалась, сгорая от страсти, тянулась ко мне, призывая и моля; не дождавшись, склоняла голову, так что каскад волос рушился вниз и прикрывал ее нагое тело. Затем она подбирала брошенное ожерелье и заколки, натягивала платье, укладывала локоны, накидывала шубу, надменно выпрямлялась и опять становилась королевой Кэролайн, холодной и чужой…

Меня душила злость, когда я представлял, как создавали на универсальном компе это действо. Кто-то ведь сидел перед экраном, трудился, сочинял движения. Таращился на ее припухшие от страсти губы, на выгнувшееся, зовущее тело… Убил бы!

Меня опаляло желание, когда я смотрел на любимую. Дыхание перехватывало, голова шла кругом, хотелось кинуться к портрету, взломать его, достать оттуда Лайну, рухнуть с ней на постель… Я сдохну. Или сойду с ума.

Проклятый корабль нежно стонет, томно вздыхает, взвинчивает нервы и вышибает разум. Я не могу без Лайны. Не могу!

Я готов задушить капитана Смоллета. Зачем он вломился, зачем не позволил нам с Лайной узнать друг друга? Что теперь делать? Ведь ничего не вернешь!

Однако злость на капитана и мистера Эрроу — ведь это он принес портрет Лайны, больше некому — помогает держаться. Наверняка именно для того портрет и поставили.

Я ткнулся лицом в черный туман, которым была окутана постель. Нельзя распускаться. Станционные смотрители желали довести меня до безумия, Чистильщики ждут. Черта с два эти твари дождутся. Экипаж «Испаньолы» — крепкие парни, и я не хуже их. Надеюсь, что не хуже…

По закрывающей вход шторке хлопнули ладонью.

— Джим, друг.

— Я за него.

— Выйди на минуту, — попросил лисовин.

— Сейчас.

Я сполз с постели, выключил движение на портретах Лайны и повернул тот, второй, лицом к стене. Побрел к двери; шевелиться быстрей не было сил. На шторке висел листок со списком удивительных указаний.

001. Поменьше торчать в каюте.

01. В рубку не ходить.

Это было написано от руки — явно лично для меня. Далее шло:

1. Крыс не гонять и не ловить.

2. Не подходить близко к сменившимся с вахты пилотам и навигаторам.

3. В чужие каюты не заходить.

4. Через порог не разговаривать.

5. НЕ СВИСТЕТЬ!

6. При любых недомоганиях немедленно обращаться к первому помощнику.

7. Не плакать по громкой связи.

Для каких психов это сочиняли? Если я и заплачу, всяко постараюсь, чтобы никто не услышал.

Мэй-дэй! Проще сдохнуть, чем отогнуть жесткую шторку и выбраться из каюты.

В коридоре терпеливо дожидался Том. Черно-рыжая маска, глаза прикрыты черной сеточкой, усы печально опустились. Тонкий, гибкий лисовин и сам поник, ссутулился. Мистер Эрроу ставил Тому защиту от RF, но защита получилась слабенькой. Первый помощник просил обходиться с Томом помягче. Я и так его не обижаю, и вообще на борту «Испаньолы» всё по-доброму. Экипаж борется с пытающимся заломать нас кораблем, и пока что мы побеждаем.

— Джим, друг, я хотел посоветоваться, — начал лисовин. — Мне совсем худо…

Я развел руками:

— Всем несладко.

— Да понимаешь… Ну просто чушь какая-то. Из-за Шейлы. Не то, что я виноват перед ней. Нет, слава богу. Но я совершенно рехнулся. Подыхаю без нее. В прямом смысле. Еще день-два — и вены вскрою, потому что не могу так. Я пошел к мистеру Эрроу. А он велел пройти по каютам и посмотреть на чужих женщин.

— Ну и сходи, раз велел, — сказал я, удивляясь. Пункт третий в инструкции — по каютам не шататься.

— Да как я пойду?! — вскричал лисовин. — Все равно что по чужим спальням подглядывать. Я же потом от чувства вины сдохну.

Пожалуй. «Испаньоле» только дай зацепку — любого замордует. К тому же я, например, не позволю пялиться на Лайну.

Том ждал моего ответа. Ума не приложу, что посоветовать.

— Мистер Эрроу объяснил, зачем это нужно?

— Дескать, надо создать свой маленький гарем и не зацикливаться на одной Шейле.

— Звучит здраво.

— Да пойми: не могу я такой рейд проводить.

Из-за поворота коридора показался пилот Рейнборо. Усталая, потяжелевшая походка, обаятельное лицо перечеркнуто полоской «очков» и оттого кажется сумрачным, у рта и между бровей залегли складки, которых еще недавно я не видел. Пилот нес какой-то мешок — небольшой и нетяжелый.

— Привет, — улыбнулся он. — Что загрустили?

— Крыша уезжает; расставаться жаль, — отозвался Том.

— На что тебе крыша в четвертом режиме? Только мешает. — Рейнборо остановился возле нас. Видимо, он давно уже сменился с вахты, и с ним рядом можно было находиться. — Я к Сильверу заглянул, получил объедки… то есть остатки. Угощайтесь, — он раскрыл свой мешок, предлагая выудить какую-нибудь вкуснятину, которую бывший навигатор приберег для тоскующих и оголодавших.

Мешок зашевелился, как живой.

— Черт! — бросив его, Рейнборо отшатнулся.

— Я с тобой, — объявил мешок голосом Израэля Хэндса, и из горловины высунулась морда поюна в «очках». — Я люблю тебя.

— Тьфу ты. Пролаза. — Рейнборо подобрал мешок и вытряхнул из него зверя. — Уж думал: крыса. Что он там пожрал? Ничего? — Пилот проверил и снова предложил нам с Томом угощаться.

Лисовин отказался, а я наудачу вытащил теплый сверточек, развернул. Это оказались восхитительные ягоды в хрупком ломающемся тесте. Пирожное расползалось у меня в руках, я перемазался в густом соке, но не потерял ни крошки. Объедение. Сильвер — маг и волшебник.

— Питер, почему нельзя извести крыс на борту? — спросил я, управившись.

— Это не те крысы, — ответил он отчужденно. — Не надо о них.

Никто из старого экипажа не желает ничего рассказывать. Хочешь просветиться — обращайся к «самозванцам».

— Юнга лисовин, — строго сказал Рейнборо. — До меня тут что-то донеслось. Какой рейд ты не можешь проводить?

Том смутился, и мне пришлось за него объяснять, в чем проблема. Рейнборо хлопнул лисовина по плечу и притянул его к себе.

— Точно: крыша едет. У обоих. Слышите ровно половину того, что вам говорят. Кому было велено лишнего в каюте не торчать? Джиму и Тому. А кто там ошивается сутки напролет? Джим и Том. Кому теперь плохо?

— Всем, — ответил лисовин, высвобождаясь. — Лучше скажите, что делать.

Рейнборо махнул рукой, указывая вдаль. Стены коридора светились, а закрывающие вход в каюты шторки тускло тлели и сквозь «очки» казались темными.

— Марш по каютам. Внутрь не заходи, с порога поглядишь. К Хэндсу загляни, к Мерри, к Андерсону обязательно. К Стиву не суйся — он у себя. Ко мне можешь: у меня жена самая красивая.

Том пораженно на него уставился.

— А как же?.. Как потом людям в глаза смотреть?

Пилот коснулся сеточки на лице:

— Глаз не увидишь. И всякого стриптиза — тоже. Когда выходят из каюты, движение на портрете останавливают. Шагай.

Лисовин двинулся по коридору. Рейнборо следил за ним, поджав губы. Хэндс и Мерри передохнули немного и рявкнули заводную песню, в которой можно было разобрать лишь пару слов: «Чин! Чин! Чингисхан!», да еще «О-хо-хо-хо!» и «А-ха-ха-ха!» Здорово у них получалось.

Лисовин добрался до каюты Джоба Андерсона и приподнял шторку. Постоял, всматриваясь. Опустил шторку и направился дальше. Рейнборо удовлетворенно хмыкнул.

— Питер, как вы думаете?.. — начал я.

— Меня все зовут Рей, — сообщил пилот. — И можно на «ты».

— Рей, мы сумеем благополучно долететь?

Он медленно повернулся ко мне.

— Нет, — выговорил словно через силу. — Мы потеряем самое меньшее двух человек.

— Кого? — спросил я, хотя спрашивать об этом было страшно.

Он потер подбородок. У его ног деловито кружил поюн. Рейнборо подобрал зверя, погладил, почесал за ухом и наконец ответил:

— Дэна тревожат лисовин и Сильвер. Лисовин в принципе очень уязвим, а Сильвер… с ним что-то неладно. Обычно с человеком можно поговорить, поддержать, убедить… Морду набить — хорошо помогает. А Сильвера не разговоришь. Таит в себе, мается.

— Из-за жены?

— Вряд ли. Хэндс уверяет: не должен, дело прошлое. Не знаю я, что будет, — закончил пилот устало.

Мэй-дэй! У нас два кандидата к Чистильщикам, а я валялся в каюте, таращился на Лайну и сходил с ума от пения «Испаньолы». Надо же что-то делать.

Великолепное «Чин! Чин! Чингисхан!» с «О-хо-хо-хо!» и «А-ха-ха-ха!» отзвучало, Хэндс и Мерри напоследок рявкнули так, что вздрогнули стены и пискнул поюн.

— Молодцы, — похвалил по громкой связи капитан Смоллет.

Лисовин заглянул в каюту Израэля Хэндса. Простоял на пороге целую минуту, рассматривая то, что внутри. Затем пересек коридор и сунулся в каюту Сильвера, что была напротив.

— Вошел во вкус, — заметил Рейнборо.

— Это плохо?

— Хорошо. Даже очень.

— Рей, я могу чем-нибудь помочь экипажу?

— Позаботься о себе. В каюте — только спать, время проводить в спортзале.

— Ох, — меня передернуло. — Я тут попробовал штангу отжать. Еле уполз, надорвавшись.

— Не можешь штангу — отжимайся сам.

— Сил нет. «Испаньола» выкачивает энергию, будто насос.

— У всех выкачивает, — сухо сказал Рейнборо. — И нечего ныть.

Том-лисовин остановился у его каюты, оглянулся. Пилот махнул ему: давай, мол, быстрей. Том отогнул шторку и шагнул на порог. Выпрямился так резко, словно из каюты ему что-то крикнули.

— И все-таки, я могу сделать что-нибудь полезное для всех? — настаивал я.

Мне показалось, его глаза блеснули из-под наложенной на лицо черной сетки. Однако пилот промолчал.

— Могу? Рей, скажи!

Он покачал головой:

— Алекс не позволит.

— Александр хороший, — оживился поюн у него на плече. — Умница Александр.

— Беги домой, — Рейнборо спустил его на пол. — Где Джон? Ищи Джона скорей.

Александр отпрыгнул и припал грудью к полу, желая поиграть.

— Рэль, — пропел он женским голосом, — счастье мое. — И сам себе ответил октавой ниже: — Я люблю тебя.

— Иди домой, — приказал пилот. — Беги к Джону. Быстро.

— Юна-Вэл! — Поюн распушил свой короткий хвост. — Ненавижу твой RF! Потаскуха!

— Пошел вон, — Рейнборо замахнулся на поюна мешком с припасами.

— Совсем сумасшедший, — отозвался зверь и затрусил по коридору, причитая: — Ах, Александр, Александр!

Вернулся Том. Белые усы на маске приподнялись — лисовину явно полегчало.

— И правда, Питер: жена у вас потрясающая, — объявил он.

Пилот улыбнулся, довольный.

— У Хэндса женщина тоже красивая, — продолжал Том делиться впечатлениями.

— А у Сильвера? — не удержался я.

— У него похуже. В смысле, женщина та же самая, но портрет неинтересный. Хэндс свой держит в каюте для души, а Сильвер — для мебели. Жена ему не нужна.

Это был смелый вывод, и Рейнборо недовольно поморщился.

— Ты бы обгорел, как Сильвер, — я бы посмотрел, кто б тебе после этого был нужен.

— Рей, сходи со мной к капитану, — попросил я. — Может, от меня будет польза делу?

— И от меня пусть будет, — тут же вдохновился Том.

Мы вдвоем насели на пилота, требуя сказать, чем можем пригодиться на борту. Рейнборо отнекивался, отбрехивался и под конец рассмеялся.

— Лично от тебя, юнга лисовин, один убыток. — Он обнял Тома за плечи. — Алекс не воспользуется твоей жизнью, а больше от тебя проку нет.

— Какой еще убыток? — Том пытался освободиться.

Я давно заметил, что он не выносит чужих прикосновений, и только к моему плечу жмется, если ему страшно.

— Не дергайся, когда с тобой работают. Дэн велел тебя поддержать, чтоб не загнулся раньше времени.

Лисовин бешено рванулся и отскочил.

— Не смейте — этого — делать, — зарычал он.

— Ты что-то сказал? — деланно удивился пилот.

— Не смейте этого делать.

— Приказ первого помощника. Ты возражаешь?

Том поразмыслил.

— Питер, я не позволю тратить на меня силы. Их не так много. И у вас, и у всех остальных.

— Юнга…

— Не позволю, — непреклонно заявил Том.

— Вот собака, — вздохнул Рейнборо. — Ладно, уговорили. — Он ткнул кнопку связи: — Алекс, ответь мне. К тебе можно? С Джимом. И еще лисовин увязался. Но он же твой юнга. Имеет право. Алекс, я по делу, а не от скуки. Хорошо. Идемте, — велел пилот нам с Томом и двинулся вверх по коридору.

— Что будет? — не утерпел Том.

— Погонят нас взашей, — предрек Рейнборо.

Идти было тяжело. Ослабевшие ноги плохо держали, сердце трепыхалось, а теплый, с запахом сухого тростника воздух царапал горло, точно труха от этого самого тростника. Рейнборо шагал быстро; мы с лисовином старались не отставать. Пилот вел нас по трапам; они экономили путь, но протискиваться по щели сквозь студень не было никакого удовольствия.

Поднялись на несколько палуб. Отсеков здесь было мало, на редких шторках белели непонятные символы. Пилот хлопнул ладонью по одной из них:

— Алекс?

— Заходите, — отозвался мистер Смоллет издалека.

Мы нырнули внутрь. Ну и жарища. Словно тростник свален в огромные кучи и бездымно тлеет. И множество разноцветных огней. Зеленые, желтые, алые, золотистые, синие, фиолетовые огоньки дрожали, подмигивали, перебегали на неровных стенах и низких сводах, как будто промытых бегущей водой. Так могли бы выглядеть подземные пещеры, окультуренные и расцвеченные богатой иллюминацией.

И — пение. Не те ввинчивающиеся в мозг стоны и вздохи, что у меня в каюте, а низкое ровное гудение работающих машин.

Мистер Смоллет появился в одном из проемов, нагнул голову, проходя под низкой аркой. Он был в легких брюках, безрукавке на голое тело и босиком, но с форменным черным шарфом на шее. После включения RF-тяги никто из экипажа не носил шарф, один капитан с ним не расставался. В кармане безрукавки прорисовывался маленький лучемет. Полоса «очков» на лице придавала капитану сердитый вид; да и вообще он не был рад нас видеть.

— Сюда, — он прошел в соседний проем, усыпанный фиолетовыми искрами, которые не дрожали и не перемигивались, а светили ровно, с приятной уверенностью в себе.

Мы очутились в закутке почти без огоньков, с десятком одиноких искр, разбросанных по стенам. В центре закутка стояло нечто круглое: то ли маленькая постель, то ли большое сидение, застеленное черной мохнатой шкурой. Приятно было посреди яростного сияния встретить старый добрый черный цвет. Радость и отдохновение для глаз.

Капитан Смоллет указал на шкуру:

— Садитесь.

Сам он прислонился к стене, прижался к ней спиной и затылком. Видно, что он чертовски устал: осунувшееся лицо, запавшие щеки, похудевшие руки.

Мы с лисовином уселись рядышком, Рейнборо положил свой мешок с едой, но сам остался на ногах.

— Алекс, ребята хотят помочь.

— Как?

— Джима можно посадить к нижним контурам. Он выдержит.

— Исключено.

— Алекс!

— Нет.

Такое властное «нет», что Рейнборо не посмел настаивать. Но он-то был пилот, а я — пассажир и мог наплевать на дисциплину и субординацию.

— Мистер Смоллет, — проговорил я, — на борту «Испаньолы» двое людей находятся под угрозой Чистильщиков.

Капитан подался вперед и нагнул голову, в упор глядя на меня сквозь «очки». Не след открытым текстом упоминать врага, однако я не был risky fellow и не намеревался выполнять все их правила. Я продолжал, уставившись в черную полоску на его лице:

— Если можно хоть как-то помочь экипажу… этим двоим, я должен попытаться.

— Ты никому ничего не должен, — возразил мистер Смоллет.

— Если их заберут, а я не попытаюсь помочь, это будет по моей вине. Я стану третьим.

Он выпрямился, вздернув подбородок. Рядом со мной раздался короткий придушенный звук. В тревоге, я обернулся. Рейнборо вытянулся в струнку, лицо мучительно исказилось, словно из пилота вынимали душу.

— Это ты его надоумил? — тихо проговорил капитан.

— Сам дошел, — хрипло отозвался Рейнборо.

— Рей! — повелительно окрикнул мистер Смоллет. За черной сеточкой вспыхнуло синее пламя глаз.

Рейнборо покачнулся.

— Мистер Смоллет, не надо, — Том встал на ноги. — Питер не обмолвился нам ни о каких контурах, — лисовин потихоньку придвигался к капитану. — Но вы же понимаете: сделал плохое — виноват, не сделал хорошее — опять виноват. — Он подкрадывался к мистеру Смоллету, точно охотник — к ценной дичи. — Пожалуйста, разрешите Джиму попробовать.

Протянув руку, он коснулся голого плеча нашего капитана. Я наблюдал, затаив дыхание. Ладонь лисовина плотно легла на загорелую, влажную от испарины кожу. Мы оба не раз видели, как первый помощник обнимал мистера Смоллета за плечи; так же недавно делал Питер Рейнборо, стараясь поддержать Тома. Но они — RF. А что умеет наш лисовин?

Том стал рядом с капитаном, не снимая руку с его плеча. Мистер Смоллет не отстранился; он как будто вообще не замечал, чем занят его юнга. Однако синий огонь за «очками» погас, а освобожденный из незримого захвата Рейнборо расслабился и привалился к стене.

— Мистер Смоллет, я прошу вас, — проникновенно сказал Том. — Позвольте Джиму поработать. Мистер Смоллет… — Он вдруг пошатнулся. Упал бы, не подхвати его капитан.

— Алекс! — вскрикнул Рейнборо, бросаясь на помощь. — Ну что ж ты?..

Пилот принял лисовина из рук мистера Смоллета, усадил на черную шкуру. Том тяжело дышал.

— Башка закружилась, — пробормотал он. — Питер, не трогайте меня.

Взявший было его за плечи Рейнборо отступил. Мистер Смоллет сел перед Томом на корточки и заглянул в лицо, скрытое черно-рыжей маской.

— Юнга лисовин, что сказано во втором пункте инструкции в твоей каюте?

Том замялся, соображая.

— «Не подходить близко к сменившимся с вахты пилотам и навигаторам», — процитировал я.

— А я, по-твоему, кто? — продолжал капитан, обращаясь к Тому.

— Пилот-навигатор, — снова ответил я за лисовина. Мистер Смоллет говорил это нам с Лайной.

— И нахожусь на рабочем месте, — докончил он. — Хорошо, сумел остановиться. А то мог тебя выпотрошить — ты бы мертвый тут упал.

Ловко у них получается: Рейнборо ссудил энергией Тома, капитан с лихвой забрал ее себе. Выглядит он куда лучше, усталость как рукой сняло. А Тому худо — даже пальцы побелели и дрожат.

— Извини, — мистер Смоллет улыбнулся виновато и подкупающе. — Это было первый и последний раз. Договорились?

— Да, сэр, — послушно кивнул Том. — То есть нет, сэр. Если потребуется, я опять к вам подкрадусь. Я ваш юнга и имею право, — повторил он недавние слова Рейнборо.

Мистер Смоллет гибким движением поднялся, ткнул кнопку связи:

— Дэн, Крис, подойдите ко мне. Рей, ты мне нужен на минуту… а вы посидите.

Мы с Томом остались в закутке. Лисовин был очень доволен, хотя чувствовал себя скверно. Ему не хватало воздуха, шерсть на маске повлажнела от выступившего пота. Я предложил выйти из здешней жары в коридор, но Том отказался.

Явился Крис Делл, распространяя вокруг себя волну ледяной ярости. Как будто даже повеял холодный ветерок.

— Превышение «четверки» на две десятых, — объявил второй помощник, едва переступив порог капитанского отсека. — Нам кранты.

Сердце екнуло и гулко забилось; лисовин подался ко мне.

— Черт… — вырвалось у него.

Крис Делл развернулся в нашу сторону, стремительно шагнул в закуток. Нагнулся к Тому, рассматривая его сквозь «очки» и падающую на глаза длинную челку. Как он видит?

Второй помощник хотел положить ладонь Тому на лоб; лисовин уклонился.

— Что ты опять с собой сделал? — спросил Делл. Не дожидаясь ответа, позвал: — Рей!

Рейнборо явился на зов.

— Лисовин помирает, — сказал второй помощник. — Куда ты смотришь?

Пилот развел руками:

— Он сопротивляется. Насильно ведь не накормишь.

Делл с чувством выругался и окликнул:

— Алекс! Одолжи лучемет.

Я вскочил. Мистер Смоллет зашел в закуток, молча протянул оружие помощнику. Делл уткнул короткий ствол Тому в шею:

— Сидеть тихо.

Лисовин застыл, усы на маске задрожали. Рейнборо встал коленями на сидение у него за спиной и обхватил Тома за плечи.

— Спокойно, — велел он. — Вдохнул, выдохнул. Расслабился, закрыл глаза. Я кому сказал? Вот так. — Он замер, стоя на коленях и опустив подбородок лисовину на макушку.

Я невольно считал удары собственного сердца. Оно стукнуло в сорок второй раз, когда Рейнборо отпустил Тома и поднялся. Теперь худо было ему: краска ушла с лица, он тяжело дышал.

Второй помощник вернул капитану лучемет и повалился на сидение рядом с Томом. Перепуганный лисовин не заметил, что Делл касается его локтем. Еще тридцать шесть ударов сердца — и Делл отодвинулся.

— Алекс, превышение на две десятых, — повторил он то, с чего начал, явившись к капитану.

— У тебя есть предложения? — хмуро спросил мистер Смоллет. — Вот и у меня нет. А у Рея есть.

Пришел мистер Эрроу. Обнаружив нас с лисовином в капитанском отсеке, первый помощник дернулся, словно его двинули в челюсть.

— Алекс, ты уморишь парней.

— Уже нет. Рей считает возможным посадить Джима к нижним контурам. Ваше мнение, господа?

Господа переглянулись. Делл провел рукой по волосам, откидывая их со лба, но тяжелая челка тут же вернулась на место. Мистер Эрроу долго изучал что-то у себя под ногами на абсолютно чистом светящемся полу.

— Рискованно, — проговорил он наконец. — И бесполезно. На полчаса ты его посадишь; от силы на час. Слишком мало.

— Хоть час в день — и то дело, — возразил Рейнборо. — Все ж передышка.

— Тебе ее не хватит.

— Можно доктора привлечь, — подсказал второй помощник.

— Дэвид не откажет, — согласился мистер Смоллет. — Тогда это будет второй час.

— Также есть сквайр и его охрана, — продолжал Крис Делл. Идея несомненно пришлась ему по душе.

— И близко не подпущу, — замотал головой мистер Эрроу. — Они нас угробят с перепугу.

— А еще Сильвер.

— Сильвера нельзя: он — RF, — заметил капитан.

— Какой, к черту, RF? — покривился второй помощник. — Если и был, на «Илайне» выгорел. Дэн, заведи его в медотсек и проверь до спинного мозга.

— Дважды пытался. И он дважды закатывал истерику.

— Ты можешь приказать, — холодно напомнил Делл.

— Могу. А он упрется. Загоню силой — а он сдохнет, сволочь.

— С какой стати?

— Хэндс так говорит. И я ему, гаду, верю.

— Я тоже верю, — сказал мистер Смоллет. — И лично меня от Сильвера тошнит… — Тут он, видно, вспомнил про наши с лисовином развешанные уши и примолк.

— Бедный Сильвер, — насмешливо пожалел Рейнборо. — Никто его не любит.

— Кроме Хэндса, — ворчливо поправил первый помощник.

— Кстати, — посерьезнел пилот, — я все собирался тебе сказать. Не в порядке сплетни, а как наблюдение. Я тут давеча видел их в спортзале. Представь картину: Сильвер лупит ногами по мешку; прыгает, вьется, чуть не летает. Весь из себя ловкий, проворный, мускулистый. Хоть сплошной биопласт, а поглядеть приятно. Но Хэндс смотрит на него и кривит морду с таким отвращением… я прямо смутился.

— Воистину: бедный Сильвер, — с ухмылкой подхватил Крис Делл. — Любовник жены не скрыл своих истинных чувств.

— Меня тошнит от обоих, — сообщил мистер Эрроу. — Решено: к контурам — Джима и Дэвида. Так, Алекс?

Капитан не ответил, к чему-то прислушиваясь. Делл, мистер Эрроу и Рейнборо тоже насторожились. Ничего особенного не слышу. Разве только ровное, низкое гудение корабля усиливается?

Мистер Смоллет выскользнул из закутка.

И словно что-то надломилось в оставшихся. Рейнборо рухнул на сидение, прижал к лицу ладонь. Мистер Эрроу привалился к стене, обеими руками стиснул голову. Делл отвернулся со стоном, похожим на сухой всхлип. Мне стало страшно. Четвертый уровень RF превышен на две десятых. Рейс длится всего двое суток, а люди уже начали сходить с ума. Сильвер обречен, лисовин тоже. Рейнборо сказал: потеряем двоих. Это для начала — двоих. А потом навязанное и распаленное чувство вины пожжет одного за другим. Меня, Хэндса, мистера Эрроу, Рейнборо, капитана… Нам лететь еще почти четверо суток.

— Крис, — заговорил я, — где эти ваши контуры?

— Ты слышишь? — отозвался второй помощник, не оборачиваясь. Плечи опустились, крепкая спина выглядела беззащитной. — Переходим с четырех и двух десятых на четыре и три. Скоро до «пятерки» доберемся.

Черт бы его побрал. «Испаньола» вытворяет что вздумается, а Делл и пальцем не шевельнет. Кто кому подчиняется — корабль экипажу или экипаж кораблю? Пожалуй, Сильвер прав: все они — пленники RF и Чистильщиков. И я вместе с ними.

Мэй-дэй! Я предупреждал, что нельзя соваться в этот треклятый RF. Всем говорил: Тому, доктору, сквайру, капитану. Почему меня не послушали?

Я чуть не выкрикнул это вслух. С трудом удержался. Нельзя упрекать людей: они сами все понимают. Помнят мои слова. Чувствуют себя виноватыми, что не прислушались. Проклятье…

Громкая связь взорвалась хриплым воплем:

— Александр, крысы!!!

Я едва признал голос Сильвера.

 

Глава 4

Мистер Эрроу метнулся вон, за ним кинулся Рейнборо. На выходе пилот обернулся, залитый фиолетовым светом:

— Том, останешься с Алексом, — и мгновенно исчез.

— Идем, — велел мне Крис Делл. — Не торопись; береги силы.

— Крысы! — надрывался по громкой связи бывший навигатор. — Кры-ысы-ы!

— Заткнись! — рявкнул на него Израэль Хэндс.

Сильвер заткнулся.

— Джон, где вы? — по громкой связи спросил мистер Эрроу; я только и увидел, как мелькнули на повороте он и Рейнборо.

— На камбузе, — тихо ответил бывший навигатор.

— Сколько их?

— Две, три, четыре.

— Девять? — переспросил первый помощник на бегу. Отчетливо слышалось его дыхание.

— Четыре, — отозвался Сильвер еле слышно.

— Израэль Хэндс, Мелвин О'Брайен — на камбуз.

Против крыс выставили пилотов, соображал я, шагая вниз по коридору рядом с Деллом. Самых толковых и уравновешенных людей на борту. Еще Рейнборо вот-вот прибежит, и первый помощник.

— Крис, они справятся?

— Вряд ли, — огорошил меня Делл. — Четыре — многовато.

— Тогда почему против них так мало людей? Отчего не послать восьмерых?

— Хоть весь экипаж. Дело не в числе, а в том, как крепко держит «Испаньола». В Сильвера она впилась намертво.

— Что это за звери?

— Увидишь, — ответил Делл неохотно.

— Крис! Ну растолкуйте же.

— Отвяжись.

Пленники RF. Внутренний запрет не позволяет им отвечать на вопросы. А вот Сильвер мне отвечал, и Хэндс тоже. Но сейчас к ним не подкатишься. А сразу после старта я как последний кретин валялся в каюте и не сподобился ни о чем расспросить.

— Том Грей, — позвал я по громкой связи. — Ответь Джиму Хокинсу.

— Слушаю тебя, — отозвался планет-стрелок. Голос прокатился по пустому коридору, отразился от стен.

— Что такое крысы?

— Разведчики, загонщики и оружие Чистильщиков.

— Помолчите оба, — прошипел Крис Делл. Но не по громкой связи и не глядя на меня.

— Том, я не понял… — Тьфу ты. Мой голос не грохнул над головой. Чтобы разговаривать, надо каждый раз нажимать кнопку на воротнике. Я дважды надавил. — Не понял тебя.

— Крысы приваливают, когда у человека назреет чувство вины. Они мельтешат вокруг и взвинчивают его еще больше. А когда полностью обработают жертву, являются сами хозяева.

— Помолчите, — рыкнул второй помощник — уже по громкой связи.

— Пусть говорят, — вмешался капитан Смоллет.

— Том, — закричал я, торопясь, пока Крис Делл не заткнул мне рот, — как бороться с крысами?

Второй помощник свирепо закусил губу и продолжал шагать, не вмешиваясь. От него чисто физически веяло холодом взбешенного айсберга.

— Надо погасить чувство вины у того, к кому явились гости, — ответил мне Грей. — Либо отвлечь их на себя.

— Освободите эфир, — приказал Израэль Хэндс.

Очевидно, пилот уже на месте, и разговоры ему мешают.

— Как отвлекают крыс? — спросил я у Делла.

Айсберг рядом со мной чуть согрелся и превратился в живого человека. Обозленного, но человека.

— Их приманивают на собственную виноватость, — проговорил он.

— Как?

— Мысленно. Растравляют себя и каются. Только надо исхитриться, чтоб крысы к тебе самому не привязались.

Я порылся в памяти. Какую бы свою вину припомнить?

— Но мы-то с тобой идем к контурам, — добавил Делл, словно угадав мои мысли.

— Сильверу это поможет?

— Нет.

— Тогда контуры подождут.

Он не согласился. Но и не возразил.

Интересные дела. Как бороться с крысами, он рассказывает, а что это, про то молчит. Почему? Наверное, те знания, что получены от Чистильщиков, не подлежат распространению, а свой собственный опыт risky fellows охотно передают.

— Сильвер, вражина… — с глухой яростью произнес Делл. — Убил бы!

— За что?

Второго помощника прорвало:

— Из-за него вся петрушка. Смотритель на него как поглядел, так «пятерку» и назначил. Тварь горелая. На кой ляд его снова в RF понесло? Всех же погубит. Всех!

— Крис, — я остановился, ухватив его за рукав, — Сильвер от этого психует?

— Плевать, от чего. Главное, высокий режим весь при нас.

— Но он же не мог знать, что так выйдет?

Делл подался ко мне. Сквозь темно-рыжие волосы и черную сетку «очков» льдисто сверкнули глаза.

— Кто сказал, что не мог? Ну? Кто?

Я попятился. Нарочно явиться на борт, чтобы погубить экипаж вместе с собой? Погибнуть первым и потянуть за собой остальных? Он же не сумасшедший… То есть Сильвер как раз сумасшедший, но Хэндс — нет. Как он хотел, чтобы Сильвер остался на Энглеланде!

— А мы будем стоять за него до последнего, — со злой горечью выговорил второй помощник.

Мне вспомнились слова планет-стрелка об оголодавших Чистильщиках и распоясавшихся смотрителях Станции.

— Крис, Сильвер не при чем. RF почти не летает, Чистильщиков не кормит — нас и бросили им в пасть всех разом.

У Делла за сеткой «очков» сверкнул колючий лед, губы яростно искривились.

— Что ты смыслишь в Чистильщиках?

Я молчал. Его ярость потухла, искаженное лицо сделалось человеческим.

— Идем, — велел Делл.

Мы двинулись дальше.

— Наверное, ты прав, — произнес второй помощник. — Я не от тебя первого это слышу… но не стоит говорить такое на борту. Отольется.

Мы прошли палубу с каютами, затем миновали салон, кают-компанию, медотсек и спортзал. Камбуз был еще ниже, за поворотом.

Вот оно.

Зиял открытый вход — шторка была содрана и валялась на полу. У порога сложился в три погибели Питер Рейнборо: еще чуть — и упадет ниц. Выброшенные вперед руки упирались ладонями в пол, и возле пальцев дрожал, как в ознобе, черный комочек с венцом из фиолетовых искр. Черный — как «Испаньола» с еще не включенной RF-тягой, как мундиры станционных смотрителей. А фиолетовые искры — такие же, как в капитанском отсеке.

Я обернулся к Деллу. Он прижал палец к губам и потряс головой: дескать, не вздумай соваться.

Мелвин О'Брайен и первый помощник были внутри. Как и Рейнборо, они скорчились на полу — по обе стороны от длинного стола, заставленного посудой и упаковками со снедью. Под столом были еще две крысы. Их крошечные фиолетовые венцы помаргивали, как будто твари посылали друг дружке световые сигналы. Одна медленно подтягивалась к мистеру Эрроу. Вторая упрямилась: сколько Мелвин ни призывал ее, ни тянул к ней руки, черный комок толчками сдвигался прочь.

Сильвер был у дальней стены, у стеллажа с кухонной техникой. За прозрачными дверцами печей что-то готовилось — как всегда, соблазнительное. Бывший навигатор вжимался в эти самые печи, распластавшись по ним, будто желал просочиться насквозь. Перечеркнутое полоской «очков», застывшее лицо казалось мертвым.

У его ног пушил хвост Александр. Зверь шипел, завороженно глядя на четвертую крысу, которая елозила на рассыпанном сахаре. Ее венец из фиолетовых искр быстро мигал и как будто крутился, дрожащий комок порывался скакнуть то вправо, то влево, но тут же возвращался назад. Перед крысой стоял Хэндс. Стоял скалой, готовый скорей умереть, чем пропустить крысу к Сильверу. Чуть пригнувшись, согнув руки в локтях, с ненавистью оскалясь, — и перед этой ненавистью враг пасовал и не смел придвигаться. Враг был до смешного мелкий… и донельзя опасный.

Черная тля с фиолетовыми взблесками, дрожащая пакость с крошечным венцом вдруг показалась мне королем вселенной. Этот король сулил смерть — незаслуженную и тяжкую. Этот король имел власть — огромную и необоримую. Он обвинял — жестоко и несправедливо. Он требовал искупления. Он обещал простить.

Простить? Но я ничего не сделал дурного…

Все равно виноват. Чувство вины захлестнуло меня, сжало горло, задавило всяческий здравый смысл. Я еще не знаю, в чем мой проступок, но непременно пойму. Мне растолкуют. Я прочувствую, покаюсь, искуплю; я готов на все, что потребуется. Нужно только взмолиться, пасть на колени, признать над собой чужую власть и право решать судьбу… право наказывать и прощать. Я согласен. Я иду. Я…

Крис Делл влепил тяжелую затрещину. Голова загудела, перед глазами поплыли фиолетовые круги.

— Очнись, — Делл оттолкнул меня от входа на камбуз. — Уйди.

Уфф. Вовремя он вышиб гибельную дурь.

А Делл вдруг шагнул к Рейнборо и приманенной им крысе. У меня екнуло сердце. Что-то не так?

Не так! Знобко дрожащий сгусток тьмы прыгнул пилоту на пальцы. Рейнборо вскрикнул, отдергивая руку; Делл саданул его ногой под ребра. Рейнборо опрокинулся на бок, перекатился, не очень ловко вскочил. Враг дернулся следом, выпрыгнул в коридор. Заест Рея! Второй помощник преградил путь.

— Стой, сволочь, — прошипел он с той же ненавистью, какой Хэндс удерживал на месте свою крысу.

Враг нанес ответный удар — я отшатнулся перед волной жестокого обвинения. Делл остался на месте, прикрывая пилота. Рейнборо стоял, схватившись за бок; ему было не до чувства вины. Разъяренный враг поутих, его незримая хватка ослабла. Слава богу.

Я шагнул назад, чтобы глянуть, как дела на камбузе. Мэй-дэй! Крыса Мелвина совсем ушла и теперь плясала перед Хэндсом на рассыпанном сахаре рядом с первой. Они слаженно скакали, пытаясь сунуться мимо пилота, но раз за разом откатывались назад. Тварь, которую оттягивал на себя мистер Эрроу, колебалась в раздумье. Мистер Эрроу и Мелвин вдвоем пытались ее удержать. Она дергалась, фиолетовыми вспышками испрашивая совета у остальных. И наконец тоже двинулась на сахар, ближе к Сильверу.

Вскочившие Мелвин и мистер Эрроу метнулись вдоль стола к Хэндсу. Стали стеной, прикрывая бывшего навигатора. Три космолетчика против трех RF-крыс. Три человека против сгустков потусторонней тьмы.

— Не надо, ребята, — хрипло проговорил Сильвер. — Это моя вина.

Отлепившись от стеллажа с печами, он сделал шаг вперед. Тонко взвыл поюн и потянулся вслед за хозяином. Крыса, которую удерживал Делл, утратила интерес к нему и Рейнборо, скакнула через порог и запрыгала к бывшему навигатору.

Три крысы прервали свою пляску на сахаре и порскнули под ноги мистеру Эрроу и пилотам. Ничуть не стесняясь, ничего не боясь.

Хэндс шатнулся назад, спиной толкнув Сильвера:

— Стой. Убью!

— Убей, — хрипло вымолвил тот.

Крысы прыгнули: две достигли колен бывшего навигатора, одна взвилась на бедро. Сильвер взмахнул руками, надеясь стряхнуть их с себя. Хэндс ударил в солнечное сплетение — рассчитанный, четкий удар. Сильвер рухнул ему на руки.

По ушам резанул громкий свист — заложив пальцы в рот, свистел Крис Делл. Длинный, пронзительный свист очень чистого тона. Инструкция в моей каюте категорически это запрещала, но второй помощник свистел и свистел — и от этого звука «Испаньола» взбесилась. Отраженный, вчетверо усиленный и искаженный свист обрушился на нас со всех сторон, оглушая и парализуя, пронзая голову и сердце, раздирая тело в клочья, размазывая по стенам, убивая, убивая, убивая…

Я очнулся на палубе. То есть, я не был уверен, что это палуба: после такого ужаса мог бы и к стене прилепиться. Перед глазами было мутное свечение студенистой плоти корабля. Меня тихонько встряхнули:

— Джим? Ты как?

Я попытался расплестись из того узла, в который завязался. Самому не удалось; помогли чужие руки. Оказалось — Крис Делл.

— Встать можешь?

Я хотел сказать, что попробую, но только мяукнул.

— Полежи пока. — Второй помощник перебрался куда-то в сторону. — Рей, жив?

— Дохл, — отозвался пилот.

Делл на карачках двинулся через порог на камбуз. Руки подломились, он сунулся лицом вниз. Передохнул и пополз дальше. Я пополз за ним, хотя какой от меня нынче толк?

Мелвин О'Брайен лежал навзничь, повернув набок лицо с потускневшим золотом частых веснушек. Черная полоска «очков» уехала на лоб, оставшиеся без защиты глаза были зажмурены, на шее подрагивала жилка. Слава богу, жив.

Крис Делл добрался до неподвижного клубка, который был мистером Эрроу. В густых волосах первого помощника зримо прибавилось седины.

Делл тронул его за плечо. Покачнулся, распластался рядом.

— Дэн?

Мистер Эрроу не отозвался. Второй помощник повернулся на бок, нащупал кнопку связи на воротнике:

— Да, Алекс. Слушаю. Джим, Рей и Мелвин в порядке, Дэн еще не очнулся. Сейчас проверю.

Пока он переводил дыхание после разговора с капитаном, я дополз до рассыпанного сахара, где недавно скакали крысы. Их не было и следа; на ровной горке сахара — ни вмятинки.

Джон Сильвер, Израэль Хэндс и поюн Александр не шевелились. Запрокинутое лицо бывшего навигатора утратило жесткость и казалось странно юным. Хэндс вытянулся поперек приятеля, неловко прихватив его одной рукой. Широкая спина старшего пилота чуть приподымалась от дыхания; на этой спине колыхался раскинувший лапы полумертвый поюн.

На стеллаже звякнула, отключаясь, печь.

— Израэль? — вымолвил я, поднимаясь на колени.

— Здесь.

Я провел языком по запекшимся губам.

— Как Джон?

— Удержал. На самом краю.

Крис Делл дотянулся до Сильвера, пощупал пульс на шее.

— Точно жив?

Хэндс переместил голову, которую ему было не поднять, послушал сердце бывшего навигатора. Обессиленно выдохнул:

— Бьется.

— Сам не сдохни, — предупредил второй помощник.

Я снял с Хэндса поюна. Хватит того, что старший пилот удерживает на краю жизни человека, а зверя и я могу энергией подкормить… если сумею.

Хэндс так и лежал у Сильвера на груди, словно отдыхая, но на самом деле отдавая последние силы. Делл ухватился за край стола, кое-как встал. Отыскал среди посуды и коробок бутыль с водой, хотел отвинтить крышку, но бутыль выскользнула из рук и брякнулась на палубу, откатилась в угол.

— Проклятье… — Делл сам чуть не свалился. Нашел початую упаковку с соком, глотнул из нее. Вернулся к мистеру Эрроу. — Дэн?

Мелвин О'Брайен застонал, поправил уехавшие на лоб «очки». С усилием перевалился на живот, приподнялся на локтях.

— Эй! Это еще что? — Мгновенно ожив, он рванулся к первому помощнику.

— Как вы тут? — на камбуз ворвался Том-лисовин.

Он мог бегать!

Том кинулся к мистеру Эрроу. Схватил за плечи, попытался распрямить точно судорогой сведенное тело. Не удалось.

— Крис, что делать?

— Руку ему на спину… если себя не жалко.

Лисовин себя не пожалел — рухнул на мистера Эрроу, готовый выплеснуть всю свою жизнь без остатка.

— Нет, юнга, так нельзя, — Мелвин столкнул его. — Это другим можно, а тебе — одной рукой… Израэль, жив?

Хэндс не отозвался.

— Брось поюна и растащи этих, — приказал мне Крис Делл. — Помоги, — попросил он Мелвина.

Хэндс оказался тяжеленный. Мы вдвоем чуть не надсадились, оттаскивая его от бывшего навигатора. Он был без сознания, Сильвер тоже.

Сильвер не был мне особенно дорог, а вот старшего пилота я уважал. Поэтому прижал ладонь ему к спине, над сердцем, и постарался передать хоть крупицу жизни.

— Оставь; сами оклемаются, — раздраженно бросил второй помощник, склонившись над мистером Эрроу и прижимая пальцы ему к вискам. — Том, с тебя хватит. Отойди.

Лисовин неохотно отодвинулся, затем огляделся, выискивая, где еще может пригодиться его помощь. Нет: на Сильвера с Хэндсом он тратиться не собирался. И мне не позволил — ухватил подмышки и отвалил в сторону, будто мешок с костями. Как у него сил хватает? Я спросил.

— Я же с капитаном остался. У нас ничего не было — только свет потух на три секунды. Мистер Смоллет побежал к сквайру и доктору Ливси, а я — сюда.

Том подобрал удравшую от Делла бутыль с водой, отвинтил крышку, плеснул в стакан и протянул мне. Прохладная, вкусная вода, точно из лесного родника. Я пил, наслаждаясь каждым глотком. Хорошо быть живым.

На глаза попался Александр. Тяжело дыша, встряхивая поникшими ушами, зверь тыкался носом хозяину в шею. Сильвер не приходил в себя. Да еще это странно юное безжизненное лицо… В тревоге, я придвинулся к бывшему навигатору, скорчился, послушал сердце. Едва бьется. Не бьется…

— Сильвер умирает!

Делл выпрямился, стоя на коленях над мистером Эрроу. Сквозь темно-рыжую челку, сквозь черные «очки» сверкнули ледяные глаза.

— Он обречен, — выговорил Делл яростно. — Крысы вернутся, и все начнется сызнова. Мы его не отвоюем. Оставь… если можешь, — закончил он и снова склонился над первым помощником.

Мелвин О'Брайен держал обе ладони у мистера Эрроу на спине. Его золотые веснушки стали серыми. Сам чуть жив, отдает последнее.

— Помоги мне, — сказал я Тому.

Лисовин попятился, заводя руки за спину. Дескать, он в жизни к Сильверу не прикоснется.

— Том, я тебя прошу.

— Не буду. Один убийца, другой… еще хуже.

— Юнга лисовин, — на камбуз ввалился Питер Рейнборо. Хоть он и отлеживался в коридоре уже давно, на ногах стоял плохо. — Свое мнение выскажешь крысам. А сейчас тебя просят помочь. Выполняй, идиот!

Том бросился выполнять. Только сделай что-нибудь не то — проклятые крысы тут же найдут, к чему прицепиться.

Мы оба слышали от второго помощника, что после «Илайна» Сильвер уже не настоящий risky fellow. Поэтому к чертям RF-колдовство и непонятный обмен энергией — сойдет и обычный массаж сердца вместе с искусственным дыханием. Делать искусственное дыхание досталось мне. Лисовина бы просто стошнило; зато у него хватало сил на массаж. Он честно работал, скрещенными ладонями нажимая Сильверу на грудь, и шепотом считал:

— Раз, два, три, четыре, пять, шесть. Раз, два, три, четыре, пять, шесть.

На счет «шесть» я вдувал воздух Сильверу в рот. Та еще забава. И голова кружилась, будь она неладна.

И лезли разные мысли. О том, что мне надо держаться от бывшего навигатора подальше. Что Хэндс, возможно, и впрямь собирался меня убить и я напрасно не верю Тому. Еще я думал, что Хэндс меня не убьет, поскольку мы не долетим до цели, а достанемся Чистильщикам. Что у пятерых «самозванцев» нет того внутреннего запрета, который мешает остальным говорить о хозяевах крыс. Что я намеревался много о чем расспросить Сильвера — и провалялся в каюте, как последний кретин, а теперь уже, может быть, поздно.

— Раз, два, три, четыре, пять, шесть… — считал Том.

На пять счетов — вдох, на шестой — выдох. Голова кружится; не свалиться бы в обмороке. Вдох. Надо выдержать. Выдох. Ну оживай же, ты! Вдох. Дыши сам наконец. Выдох. Никаких сил уже нет. Вдох. Не могу больше… Выдох. Отлично. Снова: вдох… выдох. И опять: вдох…

— Хватит. — Меня оттащил капитан Смоллет. — Получит «сыворотку жизни» и очнется.

«Сыворотка жизни»? Вот кстати. Я прижался щекой к палубе и прикрыл глаза. Палуба подо мной качалась, щеку кололи крупинки сахара. До чего здорово быть живым…

Замечательная штука, эта самая сыворотка. Огнем пробежала по телу и мигом подняла на ноги. Я готов был идти к нижним контурам, однако мистер Смоллет сказал, что сыворотка — кратковременный стимулятор и вскоре мне снова поплохеет. Он велел всем отправляться по каютам и отдыхать, а сам ушел в рубку сменить Берта и Нормана, которые так же едва не загнулись, как мы на камбузе. Перед этим капитан вкатил Хэндсу лишнюю инъекцию и забрал его с собой под предлогом, что даже самому опытному пилот-навигатору нужен напарник.

Отдыхать я устроился в кают-компании. Диваны были для меня коротковаты, зато «Испаньола» пела тише, чем в каюте. Томные вздохи и стоны меньше ввинчивались в башку, и я легко выбросил из нее все лишнее, сосредоточился на Сильвере.

Крис Делл прав: крысы вернутся, и бывшего навигатора мы не отвоюем. Надо было оставить его умирать. По крайней мере, экипажу хлопот меньше. Делл прогнал крыс свистом, но второй раз такой фокус не пройдет — люди не переживут… Это я сейчас так рассуждаю, а умри Сильвер у меня на глазах, я бы себе не простил. Любезные крысы, добро пожаловать к Джиму Хокинсу. Нет уж.

Сильвера предупреждали. Сильвера гнали. Он настоял на своем. Теперь мучается бог весть от чего, не желая ни с кем поделиться. Уж Хэндсу-то почему не довериться?

Старший пилот может сколько угодно кривиться от отвращения, но Сильвера не предаст. Что им движет, хотелось бы знать. Долг? Любовь к Юне-Вэл? Что бы там ни было у Сильвера с женой, возможно, он ей все-таки дорог, и Хэндс оберегает приятеля ради нее? Ну и чушь лезет в голову. Положим, влюбилась бы в меня Шейла, а я бы втрескался в нее. Стал бы я беречь отвергнутого лисовина? Поразмыслив, я признал, что на борту «Испаньолы» трясся бы над ним, да еще как. Вот и Хэндс трясется.

Повозившись, я устроил лицо в черном тумане, которым был окутан диван. Самое время вздремнуть.

На затылок легла чья-то рука. Доктор Ливси? Несколько мгновений я тихо радовался.

— Джим, здесь нельзя спать.

Сильвер. Мэй-дэй!

— Почему нельзя?

Я сел, морщась и моргая. Как полежишь в темноте, свет начинает резать глаза даже сквозь «очки».

— Там, где ты спишь, RF-корабль дотягивается до сознания и подсознания. Вбивает в голову дурные мысли, заставляет влюбляться в кого ни попадя… кто первый завалится к тебе в гости. — Бывший навигатор усмехнулся углами рта. — А кают-компания — место общественное и безопасное. Ты ведь не хочешь превратить ее в свою личную каюту?

Этого я не хотел. И мне не понравилось, что Сильвер уселся на мой диван. Добро бы кто другой — но Сильвер! Постеснявшись его прогонять, я слез с дивана и перебрался в кресло. Я бы и вовсе ушел, но он попросил:

— Не уходи. — И добавил, помявшись: — Мне больше не с кем поговорить.

Дожили. Два с лишним десятка человек на борту — а он не найдет, с кем словом перемолвиться.

В том-то и беда, что он до сих пор не нашел, кому довериться.

Я огляделся, высматривая поюна. Не видать: Сильвер позаботился о том, чтобы болтливый зверь не разнес его тайны по всем палубам.

— Я вас слушаю.

Скверно это прозвучало. Фальшиво. Зря только рот раскрывал. Сильвер как-то незаметно поджался, затем поставил локти на колени, сцепил пальцы в замок и опустил голову.

— Да мне, в сущности, и сказать нечего. Разве что поблагодарить… Спасибо.

С такой горечью он это вымолвил — мне аж холодно стало.

— Джон, я что-то неправильно сделал?

— Конечно. Правильно поступил Крис: он прогнал тварей и должен был убить меня. Снять проблему, не оставив мне времени колебаться и решать самому. Понимаешь? Он взял решение на себя, и оно было верным. А меня угораздило выжить.

Мэй-дэй… Второй помощник свистел, чтобы взбешенная «Испаньола» добила бесчувственного Сильвера и он не достался бы Чистильщикам.

— Я по-другому не мог, — пробормотал я растерянно.

— Только не извиняйся, что спас. — Бывший навигатор невесело усмехнулся. — Мы все делаем глупости из лучших побуждений. Я тоже.

— А что сделали вы? — спросил я, надеясь отвлечь Сильвера от мыслей о крысах и Чистильщиках.

Он хорошенько подумал, прежде чем ответить.

— Я сорвался с места и сорвал людей. Добился, что нас взяли на «Испаньолу».

— Зачем?

— У меня была простая цель: пока летим, убедить сквайра, что нельзя везти Птиц на Энглеланд. Но видишь, как получилось… Александр высказался насчет влюбленной пары, а другой Александр, который поюн, принялся орать гадости про Юну-Вэл. Стал бы мистер Трелони после этого меня слушать?

— Не вижу связи.

Сильвер коротко засмеялся.

— Почтенный сквайр вообще не склонен прислушиваться к чужому мнению. Тем более к мнению такой сволочи, как я.

— Можно разговаривать с доктором Ливси.

— Он уже назвал меня лжецом.

Было такое — когда мы готовились к старту со Станции.

— Вы обиделись?

Сильвер поглядел исподлобья, сквозь черную полоску «очков». Проклятые «очки» меняют выражение лица, из-за них ничего не разберешь. Кажется, что бывший навигатор обозлился, а на деле…

— Джим, — мягко проговорил он, — доктор Ливси не станет слушать того, кому не верит. Мне он не верит.

Я тоже заподозрил, что Сильвер брешет — уж больно тщательно продумывал он свои слова. Не из-за одних только Птиц бывший навигатор явился на «Испаньолу».

Он покусал губу.

— Ну, а ты — хотя бы ты готов послушать о Птицах?

— Я давно собирался расспросить.

— Почему этого не сделал?

Я смолчал. Не объяснять же, что отлеживал бока в каюте и страдал по Лайне.

— Джим! Почему ты не пришел еще вчера — или позавчера — и не задал сотню вопросов? Ты же егерь. Хранитель Птиц. Тех, которых на Энглеланде больше нет. Почему ты не пришел?

— Ну… я и об RF хотел поспрашивать. И тоже не собрался.

— Почему?! — рявкнул Сильвер.

Не люблю, когда на меня кричат. Я уже открыл рот, чтобы огрызнуться, но передумал. И впрямь: отчего ноги не донесли меня до камбуза, где можно было спокойно побеседовать за чашкой отличного коффи?

— Объяснить? — с нажимом спросил бывший навигатор. — Слушай. RF-корабль легко распознает врагов. Враг номер раз — это я, и меня уничтожат первым. Поймав на чувство вины. Враг номер два — лисовин. Пронырливый, хитрый и сообразительный. Его поймали на влюбленность, и он сходит с ума по своей девочке. Третий враг — ты; тебя тоже поймали на влюбленность. Не знаю, на что поймали доктора Ливси… но у вас у всех отшибли желание работать головой. Это понятно?

— Да, сэр.

Похоже, он был прав: неспроста же я двое суток валял дурака и попусту изводился в каюте.

— Джим, слушай внимательно, — продолжал Сильвер. — Нечто подобное происходит и на твоем Энглеланде. Это стоячее болото, где живут скучные недалекие люди. Нудные обыватели, которым ничего в этой жизни не надо. Закрылись от остального мира и счастливы в своей дыре. Изоляционисты, — выговорил он с презрением. — Выхода в галактическую информсеть и то не найдешь. Лучшие развлечения — в Веселом районе единственного города. Главные мысли — как набить брюхо. Вершина духовного развития — желание стать Осененным. В один миг сделаться мудрым и уважаемым, получив в перьях с неба массу добродетелей.

— Это плохо? — перебил я.

— Мудрость с неба — отвратительно. Когда люди хотят не собственным умом дойти, не трудом душевным, а получить все на блюдечке. Бац пером по башке — и капля мудрости внедрилась. Еще бац — вторая прибавилась. Здорово.

Я невольно улыбнулся.

— Смешного мало, — заявил бывший навигатор. — Подумай сам. Доктор Ливси, глава целой клиники — ему же в голову не пришло положить такого Осененного на обследование и посмотреть, что происходит после контакта с перьями. Какие зоны в мозгу заторможены? Почему человек не склонен к творчеству? Почему он глуп и зануден? Да еще эта тупая вера в сказки: Птицы нас делают счастливыми, Птицы лечат от болезней…

— Сказки, — согласился я. — Но ведь не зря говорят, что после Осенения люди становятся немножко сенсами.

— Сенсами? Где ты их видел?

— Перед вами сижу.

— Неужто? Твоя хваленая интуиция — где она? Трижды Осененный хватает в лесу бешеную Птицу и тащит с собой. Она излучает — аж карты светятся, как после ядерного взрыва. Представить страшно, что она могла с тобой сделать.

— Карты и у мистера Смоллета в руках светились, — напомнил я, размышляя. — Птицы и risky fellows — нечто родственное?

— Не приведи господь. Коли у вас на Энглеланде с неба сыплется RF… — Бывший навигатор примолк, ненадолго задумался. — Или я смешиваю разные вещи? Птицы и экстрасенсорные способности — сами по себе, а ваша энглеландская тупость — сама по себе? Провинциальная жизнь, сытая вялость… Джим, ты правда сенс? Что ты умеешь?

Я не устоял перед желанием его уесть.

— Во-первых, могу вызывать галлюцинации. Во-вторых, распознаю чужую ложь, как мистер Смоллет.

Сильвер неловко поерзал.

— Вы мне солгали, — объявил я. — Вы здесь не только ради Птиц.

Он дернулся, словно я ляпнул нечто убийственное, затем вымученно улыбнулся:

— Ты крайне проницателен. Еще что-нибудь?

— Джон, — признался я честно, — я не встречал на Энглеланде ни единого сенса. Но и слухи не на пустом месте родились. Когда я в первый раз стал Осененным и собирал перья, я их ощущал, как… ну… генератор эмоций, что ли. Страх смерти, боль умирающих птенцов и отчаяние взрослых Птиц. Я хорошо это помню. И я не придумал — я почувствовал.

Бывший навигатор заинтересованно подался ко мне.

— А другие что чувствуют?

— Не знаю. Лайна не Осененная, а ее подружек теребить глупо. Наврут с три короба — и все дела.

Сильвер задумчиво покусал согнутый палец.

— Галлюцинации, да. И лисовин чуть не убил мистера Эрроу… Тоже экстрасенс, назовем его так. Но почему только вы двое? А слухи про сенсов упорно живут. Значит, в них что-то есть?

— Конечно. Я же говорил: в день, когда становишься Осененным…

— Стоп, — Сильвер подскочил. — Через Осенение проходят все. Допустим, это дает всплеск экстрасенсорных способностей. А что потом?

— Способности засыпают, — предположил я. — И пробуждаются только рядом с risky fellows. Пока вас не было, нас с Томом в сенсы никто не зачислял.

— Все зло в RF, — пробормотал бывший навигатор с таким видом, словно сам в это верил. — Нет, — помотал он головой. — Не может быть, что в одних risky fellows дело. Чем вы с лисовином отличаетесь от прочих энглеландцев?

Я добросовестно пытался что-нибудь придумать. Сильвер терпеливо ждал. Наконец я выдал единственное, что пришло на ум:

— На Энглеланде бережно хранят перья, которыми осенялись. А я не держу ни одного. Из-за этих перьев погиб мой отец. И Том не хранит, потому что свою домашнюю Птицу сгубил. По собственной дури.

Бывший навигатор принял это всерьез.

— Да, я видел: на перья народ чуть не молится. Может, долго хранимые перья сами же все и гасят? И экстрасенсорику, и тягу к творчеству, и обычный ум? Хоть бы этих Птиц кто изучил! Ну отчего даже мысли такой не возникло? Как по-твоему?

— По-моему, RF-крыс тоже никто не изучает… — Я осекся. К Сильверу вот-вот пожалуют новые крысы, а мы рассуждаем бог весть о чем. — Джон, я могу для вас что-нибудь сделать?

— Подумай обо всем хорошенько. Птицы…

— К черту Птиц. Вы говорили, мы с вами можем командовать «Испаньолой». Можем?

— Один миг.

— Можем создать иллюзию, что вы ни в чем не виноваты?

— Нет.

— Почему?

Сильвер поднялся с дивана, прошелся по кают-компании, потрогал зеленый светильник на столике, где не так давно бегал кругами поюн, приговаривая: «Александр хороший. Умница Александр».

— Александр хороший. Умница Александр, — с печальной усмешкой пробормотал бывший навигатор. — Джим, вина бывает разная. Корабль может прицепиться к ерунде и раздуть ее непомерно; он создает иллюзию виновности. Есть способы самовнушения и есть первый помощник, который работает с людьми и помогает избавляться от таких иллюзий. Мистер Эрроу неплохо справляется… Но если виноват по-настоящему — деваться некуда. Этот коготь цепляет и держит крепко.

Мэй-дэй! В чем таком он может быть виновен? Убил ребенка? Истязал жену?

— Не предавай тех, кто тебя любит, — тихо сказал Сильвер. — За это расплачиваются жизнью. Иногда.

 

Глава 5

— Спокойно. Всем оставаться на своих местах, — объявил бывший навигатор, заводя в салон тележку на антигравах.

На ее блестящих полочках стояла еда — не обед и не ужин, а легкий перекус вне расписания. После свиста взбешенной «Испаньолы» есть не хотелось, но капитан Смоллет приказал всем подкрепиться. Сам капитан уже возвратился из рубки, отослав к Хэндсу навигатора Эйба с едой. С нами не было Криса Делла: второй помощник перекусил раньше и отправился нести вахту вместо рядового техника.

— Спокойно, — повторил Сильвер, приближаясь с тележкой к столу.

Следом за ним явились крысы. Череда дрожащих черных комочков с подмигивающими фиолетовыми венцами вынырнула из-под неплотно прилегающей шторки и чинно вошла в салон. Без суеты, по-деловому они собрались в кольцо вокруг бывшего навигатора.

Рейнборо, Мерри и Андерсон вскочили.

— Сидеть! — прикрикнул на них мистер Смоллет. — Оставьте крыс в покое; Джону вы не поможете.

Пилот и оба техника сели на место. Сильвер двинулся с тележкой вдоль стола, переставляя на него тарелки. Крысы продвигались вместе с ним, не выпуская из кольца.

Сквайр Трелони откинулся на спинку кресла и шумно выдохнул. Он был бледен, щеки обвисли; свист Криса Делла дорого ему обошелся. Доктор Ливси выглядел получше. Его руки сжимались в кулаки, когда он рассматривал Сильверов эскорт. Планет-стрелок Том Грей, подрастерявший свой девичий румянец, зло оскалился, пилот Мелвин О'Брайен одним и тем же механическим движением растирал подбородок. Вид у него был задумчивый, словно Мелвин прикидывал, сколько крыс он способен затоптать разом. Рекламный красавец Джоб Андерсон свирепо грыз костяшки пальцев, Дик Мерри запустил пятерню в свою сиреневую шевелюру и дергал ее, будто желая вырвать изрядный клок волос. Бывший старший пилот Питер Рейнборо сосредоточенно водил пальцем по столу, рисовал странные иероглифы, сумасшедший навигатор Тон-Тон покачивал головой, вытянув губы трубочкой, и беззвучно свистел. С черными полосками «очков» на лицах наша команда походила на пиратов — сильно расстроенных и разозленных.

Сильвер обслужил половину длинного стола и добрался до торца, где были места капитана и его помощников. Мистер Эрроу придержал бывшего навигатора за рукав. Сильвер остановился, тележка поплыла дальше. Ее удержал капитан.

— Джон, сообщите экипажу, что вы решили, — глуховато сказал первый помощник.

— Я не буду бороться с крысами и дождусь Чистильщиков. Пусть подавятся.

За столом молчали. А казалось — болезненно вскрикнули. Сильвер огляделся и пояснил:

— В кому не уйти — я же не RF… После «Илайна» — уже не RF.

— Дэниэл, — встрепенулся доктор Ливси, — раз Джон — не RF, ему можно колоть простое снотворное?

— Нет, сэр, — отозвался Сильвер, опередив мистера Эрроу. — На RF-корабле нельзя много спать.

— А половинную дозу? — не отступал доктор.

— В полусне, в бреду — оно будет еще хуже.

— Александр, — обратился доктор Ливси к капитану. — Что можно сделать?

— Ничего, сэр, — повел плечами бывший навигатор. Он изо всех сил держался — однако ему было очень, очень плохо. Лицо измученное, уголок рта нервно подергивается.

— Джон, расставьте тарелки и присядьте, пожалуйста, — сказал мистер Смоллет. Молодое лицо стало строгим и отрешенным, как будто в мыслях он был не здесь, не с экипажем.

Бывший навигатор обошел с тележкой весь стол; нам с Томом досталось по две порции десерта. Обычно от десерта нас за уши не оттащишь. Но как есть сейчас, когда кусок в горло не лезет?

Сильвер отогнал тележку к выходу и вернулся, осторожно ступая, чтобы не раздавить зазевавшуюся крысу. Черные сгустки перемещались вокруг него, то сжимая кольцо, то разбегаясь. Фиолетовые венцы мирно помаргивали, крысы были настроены дружелюбно и не разыгрывали из себя жестоких обвинителей. Сильвер тяжело опустился на свое место, рядом с незанятым креслом Израэля Хэндса. Дик Мерри подобрал ноги, чтобы ненароком не коснуться крысы, подвинул Сильверу чашку и налил дымящегося коффи, щедро сыпанул сахару:

— Глотни.

Бывший навигатор взял чашку обеими руками, поднес к губам. Обжегся, дернулся, облил кипятком пальцы.

— Да что ж это такое? — спросил он с беспомощным удивлением, от которого у меня душа перевернулась.

У лисовина задрожали биопластовые усы.

Решено: если крысы откроют охоту на меня, я не буду выходить с ними в свет и рвать людям сердце.

— Джон, я вас не отдам, — сказал капитан Смоллет.

Команда перестала дышать. В настороженной, ломкой тишине чуть слышно застонал корабль.

Усталое лицо капитана дрогнуло в легкой усмешке.

— Я разговаривал с Израэлем, — сообщил он, сцепляя длинные узкие пальцы. — Он врал безбожно — все больше про вашу жену… Лично вы у меня вот где, — мистер Смоллет провел рукой по горлу, где был узлом завязан черный шарф, — но мне жаль Юну-Вэл. К тому же за все время, что я летаю капитаном, с борта моего корабля никого не забрали. Этот рейс первым не будет.

— Он будет последним, сэр, — хрипло отозвался бывший навигатор, — если вы…

— Помолчите, — оборвал капитан. — Во что вылились ваши затеи, мы видим. Теперь посмотрим, к чему приведут мои.

— Что ты задумал? — тревожно спросил мистер Эрроу.

— Буду просить помощи.

— У них?

— У них самых.

— Ты спятил, — убежденно сказал первый помощник.

— Ты себя погубишь, — в один голос с ним заявил Рейнборо.

— Кто пререкается, отправится на камбуз, — посулил капитан. — А Джон Сильвер станет выполнять обязанности первого помощника. Он смыслит в RF-медицине и мастер морочить людей. Джон, я преклоняюсь. Настолько задурить Хэндсу голову, чтобы он с таким пылом вас защищал…

— Алекс, не смешно! — взорвался мистер Эрроу.

— Грустно, — согласился капитан. — Дэн, я с первого взгляда понял, что Сильвера нельзя брать на борт. Я уже отказал ему — а потом все-таки уступил. Потому что проклятый поюн болтал голосом Юны-Вэл, и… Черт! Моя вина — мне и договариваться с… Чистильщиками. — Он назвал их, сделав над собой усилие.

— У них в жизни никто помощи не просил, — угрюмо заметил пилот Берт. Его квадратное грубоватое лицо тяжелело, как будто под кожей приливала кровь и отвердевала в камень.

— Почем ты знаешь? — возразил мистер Смоллет.

— Я о таком не слыхал.

— RF засекречен по самые уши, вот ты и не слыхал. Отобьемся.

— Зачем они тебе прежде времени? — хладнокровно поинтересовался навигатор Мэй; у меня в который раз возникло ощущение, что Мэй — профессиональный космодесантник, и спокойствие ему придает укрытый от посторонних глаз штурмовой «стивенсон». Оружия у навигатора не было, я это знал, однако оно явственно ощущалось.

— Чис… — мистер Смоллет запнулся, но через силу договорил: — Чистильщики приходят, когда человек уже полностью сломлен. Я считаю нужным вызвать их, пока Джон еще держится. Надо выбить их из колеи, поломать обычную схему. Тогда можно на что-то надеяться.

— Дорогой капитан, — вступил в разговор сильно встревоженный сквайр, — насколько я понимаю, вы готовитесь подставить себя под удар, и мы можем вас лишиться? Из-за вины другого человека?

— Мистер Трелони, — Капитан Смоллет заледенел; точь-в-точь Крис Делл, взбешенный айсберг. — Вам уже говорили: Джон Сильвер — ваш человек…

— Ошибаетесь, — вмешался бывший навигатор. Биопласт на лице стал серым, но из-за «очков» блеснули зеленым упрямые глаза. — Это мистер Трелони — мой человек. Извините, сэр, — обернулся он к сквайру, — но вы же не по своей воле требовали, чтоб Александр включил нас в команду. Погоняли его и грозили порвать контракт. Вы же понимаете, что по вам прошлись гипноизлучателем?

— Понимаю, — ошарашенно вымолвил мистер Трелони. — Каким еще измельчителем?

Ну и дела. Даже мы с лисовином ни с кем не поделились своими догадками, а Сильвер открыто признается.

— Не нарывайся, — сквозь зубы посоветовал ему Дик Мерри.

Сильвер резко выпрямился.

— Александр, я не позволю. Вы не имеете права собой рисковать.

Властные, чеканные фразы как будто задержались в воздухе и несколько лишних мгновений звенели над столом.

Мистер Смоллет откинулся на спинку кресла и с минуту созерцал бывшего навигатора. Ни дать ни взять капитан космических пиратов, прикидывающий, какой выкуп можно получить за пленника. Под этим взглядом Сильвер потупился, плечи опустились.

— Других соображений нет? — холодно осведомился мистер Смоллет. — Джон, поскольку вы не справляетесь, о вас позабочусь я. Господа, всем приятного аппетита. — Взяв вилку, он принялся за еду.

За ним принялись и остальные. Невероятно вкусно. Я моментально смел все, включая две порции десерта. Мистер Смоллет обещал: «Отобьемся». Вот и отлично.

Однако Сильвер духом не воспрянул. Сидел понуро, цедил коффи. Что-то он мне толковал насчет недалеких энглеландцев. Я — энглеландец; может, я и дурак заодно? Зря радуюсь?

— Джон, скажите еще раз, — вдруг приказал мистер Смоллет, отставляя тарелку.

— Что? — Бывший навигатор не шелохнулся, не поднял головы.

— «Александр, я не позволю».

— Простите, сэр. — Сильвер поставил чашку. — Я допустил бестактность.

— К черту извинения; повторите свои слова.

Сильвер чего-то испугался — да так, что сквозь биопласт выступила испарина. Он подался назад, вжимаясь в спинку кресла.

— Алекс, дай лучемет, — рыкнул мистер Эрроу, вставая. — Я его убью. Здесь и сейчас.

Во внезапном бешенстве, первый помощник двинулся к бывшему навигатору. Вскочивший Рейнборо заступил ему путь:

— Дэн, опомнись. Ты что?

— Убью!

Повскакали с мест «самозванцы» — Андерсон, Мерри и Грей, один Сильвер остался сидеть.

— Дэн, стой, — велел капитан.

Первый помощник будто не слышал. Он отодвинул с дороги Рейнборо, оттолкнул планет-стрелка и остановился над Сильвером, схватился за спинку его кресла, так что побелели костяшки пальцев.

— Ты, сволочь. Ты какой задницей думаешь?

— Собственной, сэр.

Мистер Эрроу рванул на себя кресло; Сильвер выскочил из-за стола и попятился.

Капитан Смоллет встал:

— Дэн, прекрати.

Тот влепил Сильверу оплеуху:

— Идиот. — Вторая оплеуха. — Кретин. — Третья…

— Дэн! — рявкнул капитан, а Рейнборо схватил мистера Эрроу за локти, чтобы удержать от дальнейшей расправы.

— Осторожно, крысы! — крикнул Дик Мерри.

Крыс чуть не затоптали. Они жались к ногам бывшего навигатора, точно искали защиты; фиолетовые венцы быстро и тревожно мигали. Один черный комок пытался заползти на ботинок, но не умел закрепиться и скатывался вниз.

Джоб Андерсон толкнул Сильвера к стене и встал перед ним, заслоняя от первого помощника. У мистера Эрроу дергались губы, и это было хуже, чем если бы он крыл Сильвера на чем свет стоит. Капитан Смоллет стремительно подошел.

— Дэн, в чем дело?

Мистер Эрроу пропустил вопрос мимо ушей.

— Убирайся, — велел он Сильверу. — Живо.

Бывший навигатор отступил вдоль стены. Андерсон шагнул следом, не выпуская из-под прикрытия. На его рекламной физиономии читались недоумение и упрек.

— Мистер Эрроу, — начал он, — Джон ничего такого не…

— Сильвер! — гаркнул первый помощник. — Ноги отсохли?

Сильвер глянул под ноги, на жмущихся к нему крыс, и осторожно сделал новый шаг.

— А ну пошел!

Бывший навигатор прыгнул. Сильный толчок — и он взмыл в воздух, приземлился далеко от Андерсона и растерявшихся, замерших на месте крыс. Их фиолетовые венцы вяло помаргивали.

— Вон отсюда! — прогремел мистер Эрроу.

Сильвер метнулся к выходу, ударился в шторку, чуть не сорвал ее. Обернулся.

— Александр, я не позволю, — повторил-таки он слова, которых требовал капитан. Ни следа прежней властности и напора. — Мистер Эрроу, простите. — Бывший навигатор исчез за шторкой.

Крысы остались в салоне. Их венцы медленно потухли, а сами черные сгустки съежились и растаяли.

— Дэн? — мистер Смоллет обернулся к первому помощнику.

— Погоди звать Чистильщиков, — сипловатым, сорванным голосом ответил тот. — Еще поборемся.

— Уговорил. — Капитан улыбнулся своей обаятельной молодой улыбкой. — Но ты объяснишь, что с ним такое?

— На Энглеланде. Не раньше. Алекс, я… я еще больший идиот, чем Сильвер, — удрученно признался мистер Эрроу. — С твоего разрешения, я пойду.

— Иди. — Мистер Смоллет скользнул ладонью по его руке — то ли напутствовал, то ли благодарил. — Мне нравится это его «не позволю».

Первый помощник вышел из салона.

— Капитан Смоллет, — начал разгневанный сквайр, — что за безобразная сцена? Брань, рукоприкладство. Мы цивилизованные люди или нет?

— Мы пленники RF, — ответил мистер Смоллет. — И мы сражаемся, как умеем.

У меня похолодело сердце. Наш капитан что-то преодолел в себе, начал называть вещи своими именами — а RF-корабль с легкостью распознает врагов. Пожалуй, врагом номер раз отныне будет мистер Смоллет.

— Сэр, — заговорил я, — вы разрешите мне отправиться на нижние контуры?

Команда встрепенулась, все головы обернулись в мою сторону. Почему так мрачно смотрят? Хотя это кажется из-за «очков».

— На контуры сейчас нельзя, — сказал навигатор Мэй.

— Именно сейчас и нужно, — без выражения отозвался сумасшедший Тон-Тон. — Их двое: Сильвер и Крис.

— Сказано: нельзя.

— Сильвер и Крис, — повторил Тон-Тон.

— Александр, о чем речь? — доктор Ливси встал из-за стола. — Что хочет сделать Джим?

— У нас уровень напряжения зашкаливает за «четверку», — объяснил мистер Смоллет. — Это намного больше допустимого… больше, чем мы можем выдержать. Человек на нижних контурах может слегка понизить уровень, дать экипажу передышку для восстановления сил. Но для него самого это очень тяжело.

— Тогда почему Джим? — резко спросил доктор. — На борту есть взрослые люди.

— У меня всего двое, кого я могу просить: Джим и вы. Любого из RF нижние контуры убьют.

Доктор Ливси повернулся к охранникам мистера Трелони. Парни сидели с таким видом, словно их тут нет.

— Эти не годятся, — сообщил мистер Смоллет. — И вообще после встряски, что мы получили, идти на контуры слишком опасно. Надо подождать.

— Мы потеряем Криса, — своим безжизненным голосом произнес навигатор Тон-Тон.

— Значит, мы его потеряем, — отрезал капитан.

— Почему? — спросил Том-лисовин. — Разве он виноват?

Космолетчики как-то неуловимо отвели глаза. За «очками» глаз не было видно, однако чувствовалось, что на нас с Томом не смотрят.

Лисовину ответил Рейнборо. Он единственный, не считая «самозванцев», готов был что-то объяснять:

— RF-корабль не переносит громкие звуки высокого тона. Здесь нельзя пустить по громкой связи музыку или женское пение. А свист для корабля — просто нож острый. «Испаньола» будет мстить Крису. Безжалостно и быстро.

Получается, врагом номер раз станет наш легко приходящий в ярость ледяной айсберг? Я недолюбливал второго помощника, но это не имело значения.

— Мистер Смоллет, позвольте мне отправиться на контуры прямо сейчас.

— Нет.

— Александр, — доктор Ливси решительно откинул назад свои черные волосы, — от этих контуров будет реальный прок?

Капитан нехотя кивнул.

— Тогда идемте. Я врач… и я готов рисковать.

Снаружи донесся смех. Сильвер — обруганный и побитый — весело смеялся чему-то вместе с первым помощником. Ей-богу, мистер Эрроу способен творить чудеса.

— Александр, идемте, — потребовал доктор Ливси, направляясь к выходу.

Капитан не тронулся с места, прислушиваясь к чему-то, вглядываясь в пустую светящуюся стену.

— Александр?

— Тише, — Рейнборо вскинул ладони.

Пилоты и четверо техников напряженно замерли — вслушиваясь? всматриваясь? Во что? Навигаторы явно ничего не понимали; сумасшедший Тон-Тон покачивал головой, беззвучно шевеля губами, как будто пел про себя.

— Крис Делл, ответьте Израэлю Хэндсу, — прозвучало по громкой связи. И через несколько мгновений: — Мистер Смоллет, Крис не отзывается. А тут опять всякая чертовщина.

Капитан нажал кнопку связи на воротнике:

— Израэль, какой уровень?

— Четыре… уже три и девять.

Это что — падает уровень напряжения? Крис Делл сам двинулся на пресловутые контуры? Но он же risky fellow, его убьет! Казалось, яростное свечение «Испаньолы» пригасает.

В салон вошел мистер Эрроу:

— Алекс, что такое?

— Это Крис. Ах, будь оно проклято… — вырвалось у капитана со стоном. Затем он встряхнулся: — Дэн — со мной. Остальным быть здесь.

Мистер Смоллет и второй помощник покинули салон. Мы с Томом ринулись за капитаном, как будто его распоряжение было пустой звук.

В коридоре ждал Сильвер. Мистер Эрроу взял его с собой. Нас с лисовином не прогнали — похоже, нас даже не заметили, — и мы зашагали вверх по коридору, держась позади космолетчиков.

Направлялись не к нижним контурам: к ним путь лежал вниз, мимо кают-компании и медотсека. Куда же мы?

Оказалось, к каютам экипажа. Табличка на стене: КРИС ДЕЛЛ. Обычно жесткие шторки упрямились, не желая открывать вход, но эта легко подалась — отогнулась, как тряпка. Капитан шагнул внутрь, следом нырнули первый помощник и Сильвер. Мы с Томом тоже вошли в надежде, что и от нас может быть прок.

В каюте было просторно и темно — черные стены, тьма по углам, два тусклых светильника, которые не способны рассеять мрак. Ах да, «очки». Вслед за космолетчиками я отлепил черную сеточку, которую не снимал с момента старта со Станции.

Плотная зеленая ткань на стенах, глушащая свет «Испаньолы», мохнатый ковер на палубе, кресло с такой же черной шкурой, как я видел у капитана, зеленые светильники, похожие на пучки обледеневших листьев, деревянный шкаф с резными мордами странных зверей, большой портрет, развернутый к стене. На столе рядок безделушек: раковина с шипами, разноцветные кристаллы, каменная фигурка нелепой рыбины, игрушечный черно-белый котун. Возле игрушки два портрета: славная малышка, такая же темно-рыжая, как Крис Делл, и светловолосая женщина с синими глазами. Дочь и жена. Малышка глядела вопрошающе, удивленно округлив губы, миссис Делл улыбалась с нежным лукавством. Рядом белел сложенный листок бумаги с надписью «Тане и Александру». И — пустая ампула со шприцем.

Второй помощник лежал на постели, заложив руки под голову, так, чтобы удобно было смотреть на жену и дочь. Губы крепко сжаты, длинная челка откинута с повлажневшего лба, в широко открытых глазах — зеленые точки отраженных светильников. Глаза были слепые.

RF-кома. Тридцать шансов из ста, что дотянешь до конца рейса. В обычном режиме, на втором уровне напряжения — тридцать. А на смертельной «четверке»?

— Крис… — прошептал капитан Смоллет, наклоняясь над ним, опустил Деллу веки. — Ну что ж ты?.. — Он выпрямился, спросил по громкой связи: — Израэль, сколько?

— Три и семь, — ответил Хэндс.

Капитан отошел, пропустив к постели мистера Эрроу. Присев на ее край, первый помощник извлек из-за пазухи портативный диагностер, расстегнул Деллу рубашку и положил прибор ему на грудь, пробежал пальцами по крошечной клавиатуре. На желтом табло высветились цифры и несколько ломаных линий. Рядом склонился бывший навигатор, заслонил от меня диагностер.

Мы с лисовином вжались в стену у двери. Мы ничего не смыслим в RF, мы лишние рядом с умирающим вторым помощником, с мрачным мистером Эрроу, с кусающим губы Сильвером, с плачущим капитаном… Мистер Смоллет развернул оставленную Деллом записку, и по запавшим щекам сползли две слезы.

Я перевел взгляд на портрет миссис Делл. Синеокая. Два синих огня под светлыми завитками пушистых волос. И… мне чудится?

— Она похожа на мистера Смоллета, — шепнул Том. — Одно лицо.

Миссис Делл — сестра нашего капитана? Пожалуй.

Мэй-дэй! Ну почему оно все так сложилось?

Мистер Смоллет убрал записку в нагрудный карман.

— Дэн, есть шансы?

Мистер Эрроу снял с груди второго помощника диагностер, застегнул Деллу рубашку и глухо ответил:

— «Испаньола» его сожрет.

— Как скоро?

— Часов через десять.

— Александр, — с отчаянием заговорил Сильвер, — это все из-за меня. Я… мы можем что-нибудь сделать?

— Вы — можете. Убраться отсюда и не попадаться мне на глаза никогда.

Бывший навигатор порывисто шагнул к капитану.

— Но послушайте. Если мы сами понизим уровень с контуров, «Испаньола» отступится от Криса…

— Джон! — тихо рявкнул мистер Смоллет. — Крис дал нам десять часов передышки. На третьем или даже втором уровне. Десять часов — ценой своей жизни.

— Его можно спасти, — упрямо возразил Сильвер. — Если переключить «Испаньолу»…

— На кого? — перебил капитан. — Кого я пошлю умирать на контурах? Джима? Доктора Ливси? Вас?

— Меня.

Сидевший возле Делла первый помощник встал на ноги.

— Если Алекс пошлет вас на контуры, — заговорил он жестко, — вы умрете. Быстро и бесполезно. На контурах сейчас нужны двое, но если посадить вас и Хэндса, он погибнет… — Мистер Эрроу осекся, наткнувшись взглядом на нас с лисовином. Седеющие брови удивленно вздернулись. Он помолчал и с нажимом добавил: — Доктора я с вами не посажу. И Джима тем более.

— А что с нами будет? — спросил я.

— Сажать на контуры двоих — все равно что запирать в одной каюте, — ответил капитан.

Ох.

Сильвер вскинул голову. Я вспомнил его настоящую — угловатую, неприятную — физиономию, которую мы с Томом выудили из галактической информсети, когда пытались разузнать о катастрофе на «Илайне». Да будь он хоть каким раскрасавцем — на контуры я с Сильвером не пойду. Ни с кем не пойду.

В каюте было тихо. Только вздыхал и стонал корабль, добираясь к нам сквозь плотную ткань на стенах и толстый ковер. Сильвер глядел вызывающе и беспощадно, губы кривились в непонятной усмешке. Мистер Смоллет сложил руки на груди и бесстрастно наблюдал за мной и бывшим навигатором. Мистер Эрроу разглядывал ковер. Ничего там не было, на этом ковре — кроме зародившегося у ног Сильвера сгустка черноты с венцом из фиолетовых искр.

Я молчал, потому что не мог согласиться. Меня ждет Лайна, а я влюблюсь в Сильвера? Превосходно. И как потом с этим жить?

— Уровень — три и шесть десятых, — доложил по громкой связи Хэндс.

Уровень напряжения падал. И шло время, секунда за секундой. Один за другим откалывались крошечные кусочки от десяти часов, оставшихся Крису Деллу.

Как отказаться? Зная, что Делла можно спасти?

— Нет, — сказал я. Слово оцарапало горло, будто кусок железа. — Если надо умереть на этих контурах — пожалуйста. А так — увольте.

Сильвер захохотал. Резкий, хриплый хохот, похожий на крик хищной птицы. Мистер Эрроу повернулся к нему, и бывший навигатор заткнулся.

— Все свободны, — сказал капитан Смоллет. — Идите.

— Джим, ты смешной человек, — Сильвер не тронулся с места. — Ты примчался в чужую каюту, надеясь помочь. И не вспомнил, что сюда нельзя.

— Крис в коме, и каюта мертва. Не привяжется, — ответил ему Том.

Слышал от других или сам сочинил? Да какая мне разница?!

— Все свободны, — повторил капитан отчетливо, как для глухих.

Сильвер не унимался:

— Джим, пойми: нас отправили на смерть, и мы обречены. Но у Криса есть шанс. Если отвлечь от него «Испаньолу», он так и пролежит в коме до конца рейса и возвратится на Станцию. Посмотри на его жену, — Сильвер ткнул пальцем в портрет синеокой Тани. — Ты хочешь, чтобы она дождалась мужа, отца своего ребенка?

Черный комок на ковре ткнулся Сильверу в ботинок и откатился, будто обжегшись, фиолетовый венец возмущенно сверкнул. Бывший навигатор этого не заметил.

— Ты оставишь Криса умирать? — гневно бросил он мне. — Да, мы отдохнем десять часов. А потом «Испаньола» снова возьмет нас в оборот и будет убивать одного за другим.

Я разозлился. Крис Делл имеет право жить. Его жена и дочь заслуживают того, чтобы он к ним вернулся. Но у Сильвера нет права требовать от меня невозможного.

— Я не пойду с вами на контуры.

— Да ничего с тобой не случится. Ничего страшного. Мистер Эрроу, вы согласны?

— Согласен, — безжалостно подтвердил первый помощник. — Ничего не случится. Кроме того, что Джим разлюбит свою невесту.

— Она об этом не узнает. Чистильщики заждались; скоро мы все с ними свидимся.

— Джон, не доводите меня, — попросил мистер Смоллет, едва сдерживаясь.

Бывший навигатор отступил к выходу; закрывающая шторку зеленая ткань колыхнулась, когда он коснулся ее спиной.

— Александр, вспомните: вы согласились, чтобы Чистильщики отняли у вас любовь к Юне-Вэл и сохранили ей жизнь. Вы тоже платили за чужую жизнь высокую цену.

— Крис — не Юна-Вэл, — отрубил мистер Смоллет. — А теперь выметайтесь. Все! — Капитан выхватил свой лучемет — маленький, но слишком грозный, чтобы спорить.

Сильвера как ветром сдуло. Нас с Томом — тоже. Выскочив в коридор, мы втроем замерли у порога, прилаживая на лицо «очки», прислушиваясь к тому, что происходит в каюте. Там долго молчали.

— Алекс, — наконец раздался голос мистера Эрроу, — этот подлец говорит дело. Я тоже сомневаюсь, что хоть кто-то вернется. Самая реальная возможность — у Криса.

— По-твоему, я должен приказать Джиму спасать его вдвоем с Сильвером? А потом они будут друг без друга умирать?

Я не желал умирать от любви к бывшему навигатору. Он усмехнулся, и эта усмешка меня взбесила. Ума не приложу, отчего я его не прибил. Наверное, оттого, что мы втроем неприлично подслушивали.

— Дэн, что ты про него понял? — требовательно спросил капитан.

Мы с лисовином уставились на Сильвера. Он бы нас прогнал, конечно. Если б мог.

В каюте молчали.

— Что с ним такое? — повторил мистер Смоллет.

Молчание.

— Дэн, будь ты проклят! — Терпение мистера Смоллета истощилось. — Говори.

Помертвевший Сильвер прислонился к стене. Он совсем сдохнет, если первый помощник расскажет, что он понял из слов «Александр, я не позволю». Или из чего-то еще.

— Уровень — три и пять, — сообщил по громкой связи Хэндс.

— Алекс, — проговорил мистер Эрроу, — что будет, если ты отправишь на контуры двоих? Ты не простишь себе?

— При чем тут?..

— Я не могу о нем рассказать. Из этого выйдут одни неприятности, и я тоже себе не прощу.

В каюте умолкли. За полторы минуты вязкой, тревожащей тишины бывший навигатор ожил. Смуглому лицу вернулись краски, и он тверже стал на ногах. И, кажется, приготовился указать нам с Томом, что подслушивать некрасиво.

— Дэн, ты всерьез полагаешь, будто я — еще больший идиот, чем Сильвер? — заговорил мистер Смоллет. — Не могу сопоставить очевидное? Он прошел через Чистильщиков пятнадцать лет наз…

Капитан захлебнулся словом. Одновременно я расслышал глухой звук удара.

Я очутился в каюте, когда мистер Смоллет еще только валился на ковер, под ноги мистеру Эрроу. Это я рассмотрел, срывая «очки». И тут же увидел ствол лучемета. Он целил мне в живот, а сжимал малютку первый помощник.

На миг я замер — прикидывал, как ловчей прыгнуть и вышибить оружие. Никогда в этом не тренировался, и нужно было подумать хоть долю секунды. Узкий аккуратный ствол дрогнул, смещаясь в сторону. Затем мистер Эрроу выронил лучемет и беззвучно осел на палубу, завалился в щель между деревянным шкафом и креслом с наброшенной шкурой. Руки безвольно упали, голова откинулась к стене, согнутые в коленях ноги подвернулись, как будто первый помощник угнездился, готовясь отдыхать. Выстрел из станнера, понял я.

 

Глава 6

— Питер Рейнборо, Дэвид Ливси — в каюту второго помощника! — рявкнула громкая связь. Это кричал ворвавшийся в каюту Сильвер, упав на колени подле нашего капитана. Крыс возле него не было. — Дик Мерри — каталку из медотсека.

Шагнувший через порог Том-лисовин сунул станнер в карман.

— Откуда у тебя? — только и вымолвил я.

— Украл, — объяснил он без смущения. — У Делла из сейфа.

— Мэй-дэй…

Первым примчался Рейнборо. Он бешено выругался, отнял у Тома станнер и объявил по громкой связи, что принимает на себя командование кораблем. Как-никак, он был настоящий старший пилот, и недавно назначенный Хэндс не возражал. Да и зачем Хэндсу эта головная боль?

Мистером Эрроу занялся доктор Ливси — массировал левое плечо, чтобы поддержать сердце. Вызванный станнером паралич не опасен, если в человека стреляли впервые, но Рейнборо сказал, что мистер Эрроу попал под выстрел в третий раз.

Над капитаном хлопотал Сильвер. Едва Мерри пригнал каталку, мистера Смоллета забросили на нее и увезли, а следом помчался лисовин.

Дик Мерри вскоре вернулся, и вдвоем с доктором Ливси они повезли в медотсек первого помощника. Мы с Рейнборо остались в каюте. Он постоял над лежащим в коме Деллом, пощупал ему пульс, горько вздохнул и обернулся ко мне. Сдвинутые на лоб «очки» казались повязкой, закрывающей какую-то рану; длинные раскосые глаза сухо блестели, словно у пилота была лихорадка.

— Рассказывай, — велел он.

Я рассказал. Длинные глаза расширились, а затем сделались чужими и колючими. Рейнборо смотрел на меня, и колючки буквально впивались в кожу. Похоже, его мало заботило, отчего первый помощник бросился на капитана, а больше волновала судьба Делла, которая теперь зависела от меня.

— Я не могу, — пробормотал я, оправдываясь.

Он не отводил взгляд. Мне хотелось потереть исколотое лицо.

— Рей, поставь себя на мое место.

Лихорадочно блестящие глаза не мигали. И даже не просили — требовали.

— Нет, — твердо сказал я.

— Ты ни черта не понимаешь, — объявил он. Точно приговор вынес. — Отправляйся к себе.

Я ушел. Спрашивается, что тут понимать?

В коридоре ни души, переговоров по громкой связи нет, и пение «Испаньолы» стало глуше. Как будто и люди, и корабль тревожно ждут. Чего — моего согласия? Смерти Криса Делла? Крис умрет, если я буду стоять на своем.

Безумие какое-то. Я могу спасти человека от смерти — но отказываюсь наотрез. Это почти то же самое, что убийство.

А с Сильвером на контуры — это как называется? И слова-то сразу не подберешь.

А главное — у меня хотят отнять любовь к Лайне. Вот уж нет. Любовь я не отдам.

Что бывший навигатор толковал про Юну-Вэл? Дескать, мистер Смоллет согласился, чтобы Чистильщики отняли у него любовь к Юне-Вэл и сохранили ей жизнь. Вот именно: наш капитан отдал свою любовь в обмен на жизнь любимой, а от меня требуют разлюбить Лайну ради Криса Делла. Да если бы только это. Не хочу. Нет. Нет!

Зачем я, идиот, оживлял Сильвера? Пусть бы себе подыхал. Крис Делл просил меня не соваться; Крис понимал, о чем просил.

Он умрет. Из отпущенных ему десяти часов прошло минут тридцать. Его не станет через девять с половиной часов… или еще раньше, если мистер Эрроу ошибся в оценке. Через девять с половиной часов мне останется лишь полоснуть ножом по венам, чтобы не угодить к Чистильщикам, потому что я буду виноват в чужой смерти.

Хотелось завыть. И треснуться обо что-нибудь башкой, чтобы искры сыпанули из глаз и боль бы пронзила череп.

Треснешься тут — когда стены точно студень. Как в палате для буйнопомешанных. Да может, так оно и есть? Здесь все спятили; и я с ними.

Откуда-то донесся придушенный женский плач. У меня ноги заплелись от неожиданности, и я чуть не свалился. Повертев головой, сообразил, что это: в каюте Сильвера горевал покинутый хозяином поюн.

Мне самому было так худо, что я отогнул жесткую шторку и, с трудом ее удерживая, заглянул в чужое жилище.

— Александр? Где ты, зверюга?

Он трепыхнулся на постели. Постель была такая же, как у меня: черный туман и едва просвечивающий сквозь него спальник. Поюн тоже едва просвечивал. Я мог и вовсе его не заметить, если бы из тумана не поднялись острые уши.

— Поди сюда.

Александр приподнялся, но лапы подвели, и он снова растянулся в черной дымке. Опять раздался плач.

Сильвера — убил бы. Садист. Маньяк. Над женой издевался, а теперь ко мне подкатывается. И зверя позабыл, а ему говорили не оставлять поюна одного, он может от этого заболеть.

— Александр, иди ко мне. Пойдем Джона искать. Где Джон?

— Я люблю тебя, — отозвался поюн.

Слушать любовные признания было тошно.

— Иди скорей. Или я ухожу.

— Я с тобой, — горестно проговорил зверь, не двигаясь.

Шторка вырвалась из пальцев и с резким хлопком опустилась, наподдав мне сзади и толкнув в каюту. Мэй-дэй! Я ударился в нее всем телом, и она загудела, как звонкий тугой барабан. Говорят, случается, что заклинивает двери? Вот уж мне повезло. Теперь ясно, отчего нельзя беседовать через порог — чтобы подлая штука не внесла гостя внутрь.

Я с минуту бился о шторку, пытаясь ее открыть. Отчаявшись сладить с подлюкой, взял на руки поюна. Он исхудал: одни косточки были под шкурой. Видимо, «Испаньола» из него тоже выпивала жизнь, как из людей. Александр ткнулся носом мне в шею:

— Джимах, сумасшедший.

Правду говорит, собака… Что за «собака»? Это Рейнборо так выражается. Будь он неладен! Не оказаться бы мне на контурах. Питер Рейнборо — не мистер Смоллет; отдаст приказ и не поморщится. Скажет: мы уже за гранью жизни и смерти, и наплевать, что будет с тем, кто погибнет; жизнь тех, кто вернется, важнее. И что я смогу возразить?

Затем я увидел портрет Юны-Вэл. Хм. Вот она какая. Красивая. Сильвер старательно демонстрирует миру, что жена у него имеется: портрет на столе был повернут так, что с постели лица не видать, зато хорошо видно с порога. Я-то не заметил сразу, поскольку высматривал горюющего поюна и сражался с подлой шторкой.

Придерживая Александра на плече, я подошел. У Криса Делла на столе были всяческие безделухи, напоминающие о семье. У Сильвера не лежало ни одной; лишь нужные в хозяйстве мелочи да портрет жены.

Юна-Вэл оглядывалась, словно ее окликнули, когда она собралась уходить. Волосы цвета коффи обливали обнаженное плечо, завивались в колечки, льнули к золотистой коже с коричневой родинкой. Изогнутые губы приоткрыты, но не улыбаются; улыбаются только глаза — опушенные длинными ресницами, зеленые вокруг зрачка и сереющие к краям радужки. Я вглядывался в них, и мне представлялся луг на краю леса, зеленый под ногами, а вдали серый от росы и вечернего тумана. По этому лугу можно было шагать, вдыхая влажную свежесть летнего вечера, слушать ленивые трели усталых скрипичников-прыгунцов и отыскивать первые звезды на темнеющем небе. Можно было идти рядом с любимой, держа ее за руку, сплетая пальцы с ее теплыми чуткими пальцами, поглаживать упругую ладонь и встречать ответную немую ласку. Можно было наслаждаться этой лаской и знать, что потом — уже скоро — будет все остальное, а пока довольно нежного касания, и седого от росы луга, и трелей утомленных прыгунцов, и ранних, как будто смущенных звезд…

Я очнулся, вернувшись на «Испаньолу».

Юна-Вэл оглядывалась через плечо, улыбаясь своими необыкновенными луговыми глазами, и завитки волос цвета коффи целовали золотистую кожу, а несколько темных колечек упали на лоб и ластились к прямым смелым бровям. Мне тоже хотелось коснуться этих бровей, бархатистой щеки, зовущих изогнутых губ, но я постеснялся.

— Возьми себе, — прозвучало вдруг за спиной.

Я обернулся. На пороге, удерживая своенравную шторку, так что от напряжения дрожала рука, стоял Питер Рейнборо. Суровый и неумолимый Рейнборо, которого я прежде считал самым добродушным парнем на борту.

— Возьми портрет, — повторил он.

Я — не Том. Отродясь не брал чужого.

— Не возьму.

— Джим, это приказ.

Наверно, за гранью жизни и смерти должно быть все равно, что делать. Я еще не чувствовал себя за гранью.

— Капитан Рейнборо, я отказываюсь выполнять подобные приказы.

Он удивился — так искренне и глубоко, как будто я изъявил желание взбунтовать галактический космофлот.

— Черт… я-то понадеялся… — вырвалось у него непонятное.

— Уровень — три целых, четыре десятых, — доложил Израэль Хэндс.

— Выходи, — велел Рейнборо. — Зверя оставь.

— Ему плохо одному.

— Тогда неси с собой. — Пилот посторонился, пропуская меня в коридор. — Идем.

— На контуры?

— На них.

Сияние «Испаньолы» померкло у меня в глазах. Я подчинился.

Мы быстро шагали вниз по коридору. Поюн лежал у меня на плече, свесив лапы, и изредка всхлипывал.

До каких пределов можно жертвовать собой? В бытность свою Хранителем Птиц, ради крикливых пучков ярких перьев я рисковал жизнью. Сейчас я согласен умереть, чтобы спасти Криса Делла. Однако от меня требуют совсем иное.

Жизнь за жизнь — справедливо. Жизнь за любовь — свято. А любовь за чужую жизнь? Всякий скажет, что лишиться любви вместо жизни — дешево отделаться. Но мне-то предлагают взамен другую любовь. И какую! Джим Хокинс, влюбленный в Джона Сильвера. Лучше уж ножом по венам.

На плече всхлипнул поюн.

— Джим, — Рейнборо положил ладонь мне на спину.

Я передернул лопатками:

— Оставьте меня в покое.

Оставил.

Миновали медотсек. Там не слышалось никакого движения. Мистер Смоллет! За что мне это все?

Впрочем, я могу отказаться. Вот просто развернуться и пойти в другую сторону. Не потащат же меня силой, заткнув рот и заломив руки.

Не уйти. Не знаю, что меня гонит, однако обратно не повернуть.

Но ни одна собака не заставит меня стать любовником Сильвера. Мой личный выбор — ввалиться к нему в каюту или помести с порога, если он вздумает явиться ко мне. Что я чувствую — мое дело, а с кем сплю… Нет и нет. Не дождется.

— Капитан Рейнборо, разрешите задать вопрос.

— Ну? — Его покорежило оттого, что я к нему так обратился.

— О чем надо думать на этих контурах?

— О чем-нибудь приятном.

Очень смешно. Я чуть не захохотал, но горло вдруг сжалось, и защипало глаза. Поюн горестно всхлипнул.

— Джим, — схватив за плечи, Рейнборо сильно меня встряхнул. — Да пойми же: я бы сам это сделал… любой бы сделал, если б мог. Но мы умрем, понимаешь? А пользы — ни вот столько.

Я высвободился, и мы двинулись дальше.

А вдруг «Испаньола» не пожелает переключиться с Криса Делла на нас с Сильвером? Мало ли, что взбредет на ум кораблю-убийце. Что тогда? Я спросил.

Рейнборо покривился и не ответил.

Он себе не простит. Уйдет в свою проклятую RF-кому и тоже погибнет. И ведь это я его убью. Потому что страдаю и заставляю себя жалеть, хотя со мной еще ничего худого не случилось.

— Рей, извини.

Он на ходу коснулся меня плечом. Краткое скользящее касание, от которого мгновенно полегчало, словно с души смахнули гадкую паутину.

Я мысленно вернулся к Юне-Вэл. К ее золотистой коже, к завиткам волос цвета коффи, к удивительным луговым глазам в опушке длинных ресниц. Нырнуть бы в эти глаза и оказаться далеко-далеко. Пройтись по влажному лугу, вдохнуть смешанный с туманом травяной запах. Поискать в вечернем небе ранние звезды и луну, которая скоро всплывет над верхушками ели-ели, окружающих луг. Углядеть ее между веток — крошечный бледный шарик среди темных раскидистых лап — и показать любимой, и вместе смотреть, как луна расцветает в густеющей синеве и делается похожей на сигнальный фонарь на мачте древнего судна.

Стоп. Кому я покажу луну — Лайне? А как ее привести на седой от росы луг Юны-Вэл? Не получится.

Тогда я представил себе глаза Лайны. Яркие, сине-зеленые, как морская волна. Уплыву в море. Брошусь в теплую летнюю воду, в жидкое солнце, которое переливается и искрится, пляшет на озорной волне, смеясь бежит мне навстречу… Море вздохнуло и ушло, остался пустой коридор с темными пятнами шторок на входах в отсеки. Мы спустились так низко, как я еще не бывал.

— Джим, — Рейнборо разомкнул крепко сжатые губы, — это очень важно. Что бы ни вышло из нашей затеи, никому ни слова.

— Все и так сообразят.

— Повторяю: ни единой душе ни полслова о том, что сейчас будет, что ты поймешь или почувствуешь. Нельзя болтовней погубить экипаж. Тебе ясно?

— Да, сэр.

Я обозлился. Очень мне надо трепать языком. Да было бы еще о чем хорошем — а то о приключении на контурах с Сильвером.

За поворотом, на следующей палубе, я увидел бывшего навигатора. Сильвер привалился к стене, развязно сунув руки в карманы, точно городская шпана в Бристле. Рядом переминался Дик Мерри. Вид у техника был замученный, сиреневая шевелюра взъерошена, сизые щеки и подбородок казались давно не бритыми. Зачем он тут? Нужны свидетели самоуправства, которым занимается Рейнборо?

— Идемте, — бросил пилот, отгибая шторку с кособоким иероглифом; можно подумать, тот, кто рисовал иероглиф, был порядком навеселе.

За шторкой оказалось темно.

Сильвер отлепился от стены и забрал у меня поюна. В упор поглядел в лицо; за полосой «очков» блеснул зеленый огонь.

— Я сейчас потеряю больше, чем ты, — сказал он и нырнул в отсек.

За прозвучавшее в голосе презрение я готов был его убить.

Внутри, в глубокой черноте, горели фиолетовые огоньки, словно таращились тысячи крыс. Своды были низкие, того и гляди заденешь макушкой. Похоже на подземные пещеры, как и капитанский отсек наверху, только здесь не было жары, а тянул знакомый сквознячок с запахом сухого тростника.

«Крысиные глаза» ничего не освещали, лишь обрисовывали стены и арки над головой. Под ногами было черным-черно, а фигуры космолетчиков напоминали станционных смотрителей.

Мерри повел нас по этим пещерам, касаясь ладонью стен, узнавая путь наощупь. Я смотрел на скользящий среди фиолетовых россыпей силуэт его руки; тусклый свет порой оконтуривал ногти, искры гуляли по кольцу на безымянном пальце.

Жалобно вздохнул поюн:

— Ах, Александр, Александр… — И сам себе посулил: — Выкупаю в холодной воде.

Сильвер щелкнул его по башке; зверь взвизгнул и яростно вскричал:

— Ненавижу ваш RF! Потаску…

Сип — хозяин пережал ему горло.

— Прекратите, — прошипел Дик Мерри, а Рейнборо отнял поюна и сунул себе под рубашку.

Оскорбленный Александр только пуще разошелся.

— Уйди, зараза! Наглый коготун. Джо-он, не надо! Ты погубишь корабль! Погубишь Александра! Потаскуха! — орал он на разные голоса, дергаясь у пилота под рубашкой. — Рэль, не трогай его! Уровень — три целых, четыре десятых. Капитан Рейнборо, я отказываюсь выполнять подобные приказы. Рэль, ну пожалуйста.

Рейнборо лупил себя по животу и бокам, пытаясь унять крикливого зверя. Мерри ругался, Сильвер истерически хохотал. У него даже слезы текли, в них дрожали фиолетовые искры. Смотреть на это было тошно.

Кто пророчил, что бывший навигатор погубит корабль? По голосу не поймешь: в таком гаме только крики Юны-Вэл узнаешь. Говорил же Сильверу умный человек, чтоб не совался на «Испаньолу»; вот не послушали его — и что вышло?

Рейнборо справился наконец с поюном, а Сильвер задавил хохот.

— Идемте быстрей, — он вытер глаза.

Торопится, пока мистер Смоллет не оторвал голову ему и Рейнборо.

Почему он уверен, что потеряет больше, чем я? Может, готовится помереть? Как-никак, он бывший risky fellow. В кому не уйти, а умереть на контурах — запросто? Сильвер сознает, что обречен; желает напоследок загладить свою вину?

Дик Мерри вел нас все дальше в пронизанную фиолетовыми огоньками черноту; лицо овевал теплый сухой сквознячок. Низкие своды, казалось, становились все ниже, проходы — теснее. Затем впереди завиднелось что-то похожее на серо-зеленое облачко. Мерри ускорил шаг.

Облачко посветлело, приобрело четкие очертания и оказалось входом в круглый закуток. Стены в нем были такие же зеленоватые, как я видел в рубке, когда мы еще не шли на RF-тяге. Ни единого огонька.

— Джим, сюда, — сказал техник. — Устраивайся на палубе. Джон будет за стенкой, на втором контуре; отведу его, и через пару минут начнем.

Рейнборо обхватил меня за плечи и спустя несколько секунд отпустил; я молча стерпел. Не нужно мне их RF-колдовство, не хочу я ничьей помощи. Впрочем, ощутить себя бодрым, как после хорошего отдыха, было приятно.

Космолетчики ушли, а я уселся в закутке, прижался затылком к упругому студню стены. Было тихо: ни стона «Испаньолы», ни шелеста шагов, лишь кровь стучит в висках, будто думает проклюнуться наружу. Скорей бы уж все закончилось.

«Не предавай тех, кто тебя любит», — говорил Сильвер. Легко сказать.

— Лайна, — беззвучно выдохнул я. — Любимая. Прости.

Кто тут меня простит? «Испаньола»? Крысы? Чистильщики? Я себя не прощу. Корабль-убийца не позволит. Выслушает жалкий лепет, что я-де выполнял приказ, спасал Криса Делла, — и не примет мои оправдания.

Я саданул себя кулаком по бедру. Нечего ныть. Куда там я собирался? В море? Вот и пошел. В напоенные солнцем сине-зеленые волны, в круговерть легкой пены, в соленые брызги, которые ветер срывает с воды. Поднялся на волне. Ухнулся вниз. Окунулся под воду, так что макушке стало холодно; я этого не люблю. Вынырнул, фыркая, проморгался… Эх. Не море это, а крошечный закуток, и снаружи на меня тысячей фиолетовых глаз глядит чернота.

Тогда — на луг Юны-Вэл. В туман, к темнеющим на фоне вечернего неба ели-ели, под бледные звезды, слушать прощальные трели прыгунцов. Мокрая от росы трава шуршит, сминаясь под ногами, стряхивает звенящие капли… Нет, это звезды в небе звенят… Тоже нет. Понял: это браслеты на руке, которую я держу. Тонкие серебряные ободки на запястье. Лайна таких не носит. Ну так что ж? Это луг Юны-Вэл, и браслеты ее. И пальцы ее — длинные, теплые, сплетенные с моими. Мы идем рядом, и я наслаждаюсь теплом ее руки, и касаюсь плечом ее мягкого плеча… С чего я взял, что она одного со мной роста? Ну, пусть так и будет. Она высокая, сильная, гибкая. Удовольствие смотреть, как уверенно она шагает, не боясь осыпающейся росы. На ней охотничьи брюки и сапожки со шнуровкой, в таких можно пройти много миль.

Лайна боится вечерней сырости. А Юна-Вэл ничего не боится. Бесстрашная решительная Юна. Юнона-Вэлери Сильвер. Чужая жена. Чужая любимая. Она незнамо где, на краю света. Да вот же она — со мной рядом. Моя. Моя любимая. Кто скажет «нет»? Мы вместе идем через луг, мы приближаемся к лесу, темные ели-ели вырастают все выше, их острые верхушки все отчетливей врезаются в жемчужно-голубое небо. Туман возле опушки редеет, и мы уходим со знобкой прохлады луга в дневное тепло, сбереженное лапами ели-ели, ступаем меж деревьев по сухой хвое, по вылезшим из земли корням. Юна-Вэл быстро шагает; Лайна уже десять раз бы запнулась… Неправда: Лайна тоже умеет ходить по лесу… Не лги себе, не умеет. Юна-Вэл ловко скользит меж едва различимых стволов, отводит колючие лапы в сторону, чтобы не хлестнули меня по лицу. А я отвожу ветви, чтобы не задели ее, чтобы ни одна хвоинка не коснулась нежных плеч. Они прикрыты волосами цвета коффи, но сквозь колечки просвечивает обнаженная кожа. В темноте под деревьями она кажется белой. Странно — на Юне-Вэл охотничья куртка, а плечи голые, беззащитные. Непорядок. Я привлек ее к себе, поддернул куртку, натянул плотную ткань на плечи; во сне это нетрудно было сделать. Юна-Вэл улыбнулась, высвободилась и пошла вперед, легко ступая по хвое, разводя ветви руками. Опять неправильно. Нагнав любимую, я одной рукой обнял ее, а другую выставил перед собой, оберегая Юну-Вэл от коварных сучков и колючек. Да, именно так и должно быть.

Вышли на крохотную полянку. Темно; лишь клочок прозрачного неба над головой, и вниз глядят любопытные звезды. Я собрал хворост и сложил костер; Юна-Вэл помогала, сноровисто ломая ветки о колено. Лайна бы в жизни за них не взялась… Я запалил огонь. Оранжевые язычки заструились вверх, выбрасывая тоненькие струйки дыма, обнимая веточки с еще не опавшей хвоей, раскаляя ее докрасна. Костер затрещал, над ним взвились суетливые искры, в кронах ели-ели завозились ночные мышаки. Юна-Вэл уселась на мху возле костра, подтянув колени к груди и обхватив их руками; в блестящих глазах отражался огонь. Она опустила ресницы, и они затенили танцующее пламя.

Я сел возле нее — спина к спине, плотно прижавшись, ощущая тепло ее тела и щекотную ласку волос. На мху, на корягах, на лапах ели-ели гуляли отблески костра и разбуженные черные тени. Во сне можно делать что угодно и говорить что хочешь. Поэтому я заговорил о том, что меня мучило:

— Я виноват перед Лайной. Нельзя предавать тех, кто тебя любит, а я…

— Полагаешь, эта дурочка и впрямь тебя любит по-настоящему?

Неожиданное холодное презрение было хуже пощечины. Несправедливо и очень обидно. Я сдержался.

— Полагаю, да.

— Смешной. Ты предложил ей руку и сердце, а она забормотала о сокровищах, которые ты должен привезти. И о мамочке, которая будет гоняться за тобой с метлой, если не разбогатеешь. Разве так любят?

Я помолчал, размышляя. Куда меня заносит? Я вовсе не обиделся тогда на Лайну; она была права… Была ли? Разве меня не задел ее отказ? Задел, да еще как. Вот оно и откликается. Я не придумал, что сказать, и ляпнул глупость:

— Значит, не страшно, что я люблю тебя?

— Не надо меня любить, — возразила Юна-Вэл серьезно.

— Почему нет?

— Я не твоя.

— Моя. Ты же со мной здесь, в лесу.

Для странного сна подобная логика — в самый раз. Молоть что в голову взбредет, лишь бы не возвращаться на «Испаньолу», на нижние контуры, к Сильверу.

— Джим, — Юна-Вэл нашла мою руку, крепко сжала. — Смешной ты человек, ей-богу.

— Смешной, — признал я покладисто. — Смотрел на твой портрет одну минуту — и влюбился.

— Плохо, — вздохнула она печально. — Меня любит Израэль.

— А ты его? — Наяву я не полез бы в душу полузнакомой женщине. Однако сон есть сон, он многое извиняет.

— Я люблю Александра, — отрывисто проговорила Юна-Вэл.

Поюна?! Нет: Александра Смоллета.

Ну конечно, она неспроста назвала зверя именем нашего капитана. «Ах, Александр, Александр!» Эдак и при муже причитать не возбраняется. Ему и невдомек, что она прежнего возлюбленного поминает.

— А как же Израэль? — спросил я, потому что сочувствовал Хэндсу и желал ему добра.

— Отвяжись, — Юна-Вэл убрала руку, сжимавшую мои пальцы.

Я оглянулся. Она сидела, прижавшись спиной к моей спине, и волосы скрывали от меня ее лицо. Она была со мной — и не со мной, моя — и не моя. Отродясь не брал чужого, но сейчас так хочется. Хоть бы только раз ее поцеловать. Не позволит. Да что это такое, в самом деле? Хозяин я своим снам или нет?

— Юна, это мой сон или не мой?

— Твой.

— Я в собственном сне могу поцеловать женщину, которую сам придумал?

— Попробуй. Я надаю пощечин.

Вскочив, я рывком поставил ее на ноги. Она отшатнулась. Не испугалась — отпрянула, чтобы не быть со мной рядом. Точно ледяной водой окатила.

— Прощай.

Юна-Вэл пошла прочь с полянки. Я смотрел, как она уходит — решительная, оскорбленная. Позови я ее, прикажи остаться — и она бы осталась, ведь это все-таки мой сон. Но глупо что-то требовать от женщины, которой я не мил.

— Юна, подожди. — Я затоптал угасающий костер. — Заблудишься одна в темноте.

Она остановилась среди пушистых лап ели-ели. Смутно белело лицо и обнаженные плечи — ее куртка опять уползла вниз.

— Джим, прости, — сказала она покаянно, когда я взял ее за руку и повел через лес.

— За что?

— Ты поймешь.

Пойму так пойму. Я шагал куда-то, сам не зная, куда, потеряв направление и не в силах сориентироваться по звездам. Да их и не было видно сквозь густые кроны. В кромешной тьме колючие ветки норовили ужалить в лицо, вылезшие из земли корни злобно цепляли за ноги. Где наш луг? Юна-Вэл, где твой луг со слоистым туманом, с опрокинувшимся над ним звездным небом?

Юна-Вэл, где ты? Исчезла. Я еще чувствовал тепло ее руки — а ее уже нет. Только тьма кругом, которая густеет, схватывается, как застывающий раствор, давит на горло. Внезапно меня стиснуло со всех сторон, и не трепыхнуться, не вдохнуть и не выдохнуть. Юна-Вэл задохнется; тяжкая тьма сомнет ее, раздавит, размажет в кровавую кашу. Нет! Я дернулся, пытаясь разорвать убийственную черноту, развалить пленивший меня кокон. Бесполезно. Задыхаюсь. Ладно, пусть — но пощадите Юну. Отпустите. Я согласен ее не любить, только отпустите. Пощадите ее! Не слышат…

Я умирал, не дозвавшись незримого врага, не умолив его пожалеть женщину, которая мне приснилась. Больно; зверски больно… Ей тоже… Ее-то за что? Разве она виновата? Это я виноват. Пусть я буду виноват вместо нее. Забирайте меня, душите — но меня одного, одного. Отпустите ее. Отпустили? Нет? Мерзавцы. Какие же все мерзавцы. А я умираю, не рассчитавшись…

— Уровень — две и пять, — дошел до сознания голос Израэля Хэндса.

Спустились на целую единицу. Когда успели? Неужто я так долго был в отключке? И сейчас еще полудохлый, в глазах серо, зрение не спешит возвращаться.

Рядом зарычал рассерженный Сильвер:

— О чем ты думал? Бестолочь! Усадил на главный контур и оставил без присмотра.

— Да получилось же в лучшем виде, — попытался урезонить его Дик Мерри. — Сам посуди…

— Судю! И вижу, что парня едва не угробили.

Яростное «судю» меня насмешило, я даже вздрогнул от внутреннего смеха.

— Джим? — тревожно спросил Рейнборо. — Очнулся?

Переживает. Не знает, что я всех перехитрил. Не с Сильвером я был на нижних контурах, а с Юной-Вэл.

Сквозь серую муть в глазах я никого не видел — и видеть не желал.

На лоб опустилась тяжелая ладонь. Не иначе как Мерри: у Рейнборо иная манера касаться, и у Сильвера тоже. Да не трогали бы меня вообще.

— Джим, не валяй дурака, — сказал техник. — Ты уже очухался; не пугай людей.

«Бить тебя надо, а не пугать», — подумал я, хотя за что бить Мерри? Серая муть начинала рассасываться, в ней просветлело белесое пятнышко. И тут же опять потемнело. Что за ерунда? Я знаю, как приходят в сознание: сперва зрение проясняется по центру, затем по бокам. Может, «очки» мешают? Я проверил сеточку. Нет «очков». Мою руку бесцеремонно сбросили — что за неуважение? — и принялись растирать виски и уши. В четыре руки трудятся. Старатели, чтоб вам!.. Вот ужо погодите, оклемаюсь — и близко никого не подпущу.

Все-таки я приходил в себя правильно. Темное пятно по центру прояснилось и оказалось лицом бывшего навигатора. Прикусив губу, он сосредоточенно тер мне виски. Ну да, знакомая рожа: смуглые жесткие черты, черные волосы и гладкие брови, точно нарисованные углем. Однако из-под бровей на меня смотрели совсем не те привычные ярко-зеленые глаза, что раньше. Эти были зеленые у зрачка, а к краям радужки серели, точно седой от росы луг на краю леса.

Я узнал эти глаза; я их недавно видел. Надо мной склонялась Юна-Вэл.

 

Глава 7

С каким удовольствием я бы набил морду Питеру Рейнборо! Он же, собака, обо всем догадался. И хоть бы слово сказал, когда вел меня на контуры. Только и удосужился, что велел не трепать языком.

Женщина на RF-корабле приносит несчастье. Стремясь попасть на борт, Юна-Вэл нашла блистательный выход. Оделась в биопласт — с ее высоким ростом и длинными ногами только и осталось, что налепить отменную мускулатуру, — вставила в глаза цветные линзы и принялась изображать горевшего на «Илайне» супруга.

Недурно играла, надо признать. Не диво, что Хэндс глядел на нее и кривился. Кому понравится такой хрипучий, нервный и вообще малоприятный тип, как наш Джон Сильвер? От него всех тошнило — и капитана, и обоих помощников. И благополучно тошнило бы дальше, не проколись Юна-Вэл со своим великолепным «Александр, я не позволю». Мистер Смоллет узнал ее коронную фразу, а глядя на него, насторожился мистер Эрроу. Даже если первый помощник не был лично знаком с Юной-Вэл, ему положено знать все о женщинах своего экипажа. Он мигом смекнул, что к чему, наорал на лже-Сильвера, отлупил и выгнал из салона, чтобы отвлечь внимание мистера Смоллета. Коли женщина просочилась на RF-корабль, о том не должен прознать экипаж, и тем более — капитан, когда-то ее любивший.

Я бы тоже не заподозрил, если бы Юна-Вэл продолжала носить под «очками» цветные линзы. Наверное, она вынула их, чтобы промыть, но при жгучем свечении «Испаньолы» не смогла снова вставить. Когда же корабль перешел на низкий уровень и свечение пригасло, ей пришлось снять сеточку, а необыкновенные глаза — вот они. Любуйтесь, господин Джим Хокинс. Нет, но какова! По части рисковости даст сто очков вперед любому из risky fellows. Я восхищен.

В этом своем восхищении, я повозился на постели и с головой укутался в спальник. Нарочно, чтобы не было соблазна смотреть на портрет, который принесли, пока я спал. Впрочем, я все равно его видел — и сквозь спальник, и затылком. Юна-Вэл оглядывалась через плечо, улыбалась луговыми глазами. Лайна рядом с ней смотрелась бледно.

Бедная Лайна. Я в одночасье разлюбил ее, и даже не стыдно. Будто и не было ничего, будто не я два года добивался ее любви… Впрочем, разве я добился? Вместо того, чтоб выйти замуж, меня отослали за сокровищами.

Мэй-дэй! Наслушался на контурах речей Юны-Вэл, а теперь поди разберись, чьи это мысли — мои или ее. И спросить не у кого. Хотел с мистером Эрроу потолковать — он явился, едва Рейнборо приволок меня в каюту, — но первый помощник не стал дожидаться, пока я заплетающимся языком выговорю хоть фразу. Его самого шатало после выстрела из станнера. Мистер Эрроу вогнал мне три инъекции, от которых каюта вокруг закачалась, и с нажимом сказал:

— Джим, на тебе с Сильвером держится весь корабль. Система замкнута на вас обоих, и не дай бог разрушить созданные цепи. Твое дело — выжить, больше ничего. Никаких размышлений, угрызений совести, разговоров по душам. Приказом по кораблю тебя лишили такого права.

Он улыбнулся и даже не коснулся — лишь поднес руку к моему лицу, так что я ощутил чужое тепло. И вся горечь, испуг, раздражение, недовольство, любопытство, тревога — все это мгновенно испарилось, оставив по себе одно воспоминание. Пустоту, которую предстояло заново наполнить чем-нибудь приятным.

— Спи, — мягко сказал мистер Эрроу. — Потом тебе будет очень трудно… Надеюсь, ты справишься.

Я уже спал, удивляясь, с какой стати мне будет трудно. А когда проснулся, в каюте стоял портрет Юны-Вэл.

Зря его принесли. Непредусмотрительно. Заглянет кто-нибудь в каюту — и в два счета догадается, отчего после нижних контуров у меня на уме не Джон Сильвер, а его жена.

Выпутавшись из спальника, я сел на постели. Изображение на портрете исчезло. Остался черный, влажно отсвечивающий квадрат. Я улегся обратно. Снова появилась Юна-Вэл с улыбкой в луговых глазах. Я подвинулся. Изображение смазалось и потускнело. Ладно. Коли так, пусть будет. Даже если сюда зайдет мистер Смоллет, он не станет валяться на постели и разглядывать выставку портретов на столе. Многовато их — целых три. Пожалуй, уберу тот, что со стриптизом. Мне на него уж не смотреть — неловко перед Лайной. Все равно, что на чужих жен таращиться.

По шторке хлопнули ладонью:

— Джим! Проснулся?

— Почти, — ответил я, соображая: это голос нашего лисовина, но за дверью как будто не Том.

— Выходи, — продолжал он.

Понял, что не так. Не хватает обычного «Джим, друг». Почему я ему больше не друг? Из-за Сильвера, что ли? Одевшись, я выбрался из каюты; лисовин придержал норовистую шторку. Его белые усы были горестно опущены, рыже-черная, с сединой, шерсть на маске топорщилась. В зеленоватых человеческих глазах мне почудилось непонятное горе.

— Что стряслось?

— Беда, — вымолвил он. — При мне и случилась. В медотсеке. Они что-то сделали с мистером Смоллетом.

— Кто сделал?

— Сильвер и Мерри. Заняло тридцать секунд. Включили приборы — раз, два, три — и выключили. А он… Его буквально убили.

Я прижмурился, глубоко вздохнул. Главное — не пороть горячку.

— Что с ним? Конкретно.

Зеленоватые несчастные глаза заморгали. Лисовин с силой потер лоб; шерсть пригладилась было и опять встала дыбом.

— Понимаешь, это уже не мистер Смоллет… не тот, что раньше, — принялся он объяснять. — Тот был капитаном корабля… странный, но все-таки капитан на своем месте. А сейчас — растерянный, пришибленный, взгляд погасший, как пеплом присыпан. Словно после контузии. И оглядывается с таким удивлением… В толк не возьмет, где оказался и как его сюда занесло.

— Том, это не ко мне, — сказал я рассудительно, — а к мистеру Эрроу.

— Ты считаешь? — вскинулся лисовин. — Эрроу набросился на него и вырубил одним ударом. А Сильвер с Мерри докончили начатое.

— Мэй-дэй! Я-то чем могу помочь?

— Ты знаешь, зачем они это сделали?

С языка чуть не сорвалось: «Знаю». Маску я не ношу, Том может по лицу читать свободно. Он и прочел.

— Джим! Говори.

Я помотал головой.

— Ты понимаешь, что это бунт на борту? — настаивал он. — Капитан, по сути, смещен… не может выполнять свои обязанности. Кто командует «Испаньолой» — мистер Эрроу? Рейнборо? Сильвер?

— Понятия не имею. Я спал и не в курсе последних событий.

Том разозлился.

— Ты был с Сильвером на чертовых контурах. Что он за человек? Что ему надо?

Проклятье. Как отвечать на такие вопросы?

— На контурах я сочинял себе сны и про Сильвера ничего нового не знаю. Но вряд ли он стремится сместить капитана. Вот ей-богу, в это я не верю, — сказал я с чувством. И задумался.

С Юны-Вэл станется воплотить отчаянную задумку; почему бы ей не забрать командование в свои руки? Может. Только зачем? И первый помощник не был с ней в сговоре. Он послал капитана в отключку, поскольку мистер Смоллет додумался до запретного и раскусил Юну. Затем в медотсеке произошло нечто, чему Том был свидетелем, но мог истолковать неверно. Юна-Вэл любит мистера Смоллета и едва ли сотворила скверное… Кто сказал, что любит? Она — или я сам придумал? А если даже и она, ей ничто не мешало солгать.

Я поглядел в ждущие глаза лисовина.

— Я попытаюсь разобраться.

— Почему ты, а не мы?

Внятный ответ не шел на ум.

— Не доверяешь? Джим, ты с кем? Со мной, с капитаном или с Сильвером и его командой? С предателем-Эрроу? С Рейнборо, который погнал тебя на контуры с мужиком и которого теперь ждет суд чести?

Суд чести — это серьезно. Но когда еще он будет! Прежде нам предстоит вернуться на Энглеланд.

— Я не готов выбирать, — сказал я, хорошенько подумав. — А ты не торопись обвинять тех, кто пытается спасти свой корабль… его экипаж.

— Спасти или загубить?

Биопластовые усы на маске гневно трепетали, в прозрачных глазах я прочел свой приговор: я — такой же предатель, как Рейнборо и первый помощник. До сих пор я не особо дорожил дружбой лисовина, но терять ее оказалось неожиданно больно. Друг-то у меня один.

— Делл жив?

Том угрюмо кивнул. Я продолжал:

— Прогноз?

— Должен выжить… если ничего не изменится.

— Какой у нас уровень? — Я обвел взглядом широкий, плавно закругляющийся коридор. Ровное желто-белое свечение не утомляет даже без «очков», шторки на дверях висят темные.

— Две целых и одна, — неохотно выговорил Том. — Экипаж в восторге.

— Так какого рожна ты пристал, когда все хорошо?

Лисовин враждебно молчал.

— Лично ты был первый кандидат к Чистильщикам. Рейнборо спасал тебя и Делла, и весь экипаж в придачу. Ему это удалось. Чем ты недоволен? Ну?

— Мне жаль мистера Смоллета… — Том запнулся, но упрямо договорил: — и тебя.

— Меня жалеть незачем. Где капитан?

— В салоне. Вообще-то тебя звали на ужин, — спохватился лисовин.

Двинулись в салон. Идти было тяжко; ноги слабели, я задыхался. Треклятая «Испаньола» отступилась от команды и второго помощника, но готовится сожрать нас с Сильвером… с Юной-Вэл.

Счастье, что мы спускались, а не шли наверх. Я едва добрался до салона, а за шторку уж и браться не имело смысла. За нее взялся лисовин, но подлюка оказалась туго натянута и не пустила нас внутрь.

— Подождем. — Том прислонился к стене.

Ждать так ждать. Я и не думал подслушивать; просто в салоне громко разговаривали.

— Александр! — почти кричал взбешенный доктор Ливси. — Вы мне ответите наконец? Что происходит на вверенном вам корабле?

— Я сам спрашиваю о том же, — хладнокровно возражал мистер Смоллет, — и не получаю ответа.

— Кто командует «Испаньолой»? — наседал доктор. — Вы или пилот Рейнборо?

Будут теперь полоскать беднягу Рейнборо, которому нечем оправдаться. И я ни слова в его защиту сказать не могу.

— Дэвид, следует разделять две вещи, — отвечал мистер Смоллет с присущей ему выдержкой. — Людьми на корабле распоряжаюсь я. А самой «Испаньолой», насколько я понимаю, нынче командуют Джон Сильвер и Джим.

— С какой стати на мальчишку повесили этот груз?

Мистер Смоллет ушел от ответа:

— Джим выдержит… я надеюсь.

Я был польщен. Доктор Ливси не успокоился:

— Вы надеетесь! А если сломается? Что это будет — убийство? Кто отдал этот приказ?

— Я, — припечатал мистер Смоллет. — И я несу ответственность за последствия. Вы удовлетворены?

В салоне было тихо: доктор не нашелся, что ответить на откровенную ложь, либо пытался осмыслить слова капитана. Я повернулся к Тому:

— По-моему, он не слишком похож на контуженного.

Лисовин задумчиво прищурился и изрек невпопад:

— Доктор Ливси не знает всей правды о контурах.

— На наше счастье, — добавил я, невольно усмехнувшись. — Иначе тут бы всем несдобровать.

Зеленоватые внимательные глаза буквально ощупали меня с ног до головы.

— Джим, друг, — проникновенно начал Том. Вот мы и «друга» дождались. — Это ты или не ты?

— Я. — Он меня поймал, зараза.

— Выходит, насчет контуров — сплошное вранье? Тебя не заставили влюбиться в этого урода?

Его бы проницательность — да на иные цели. А мне следовало раньше сообразить, как держаться: быть мрачным и злым и огрызаться на любой чих. Я попросил:

— Не выдавай. Я перехитрил корабль и Сильвера, но об этом не должен знать экипаж.

— А мистер Смоллет?

— Том… — Я пытался подыскать доводы поубедительней, и как назло, ничто не шло на ум. — Поверь на слово: нельзя.

— Верю, — вздохнул лисовин и взялся за край своей маски, потянул ее с лица.

— Ты что делаешь?

— Мистер Эрроу просил тебе отдать. — Том снял маску и бережно держал ее на весу; загодя размягченный кремом биопласт не оставил на коже кровавых следов. — Я полагал, надо прятать черные подглазья и дрожь в губах; а тут — радостная ухмылка. Она тебя выдаст, не я. Всех оповестит, как ты доволен тем, что получилось. — Лисовин примеривался, чтобы наложить маску мне на лицо. — Не побрезгуешь? У меня другой нет.

— Давай, — не стал я кочевряжиться.

Биопласт прохладно лег на кожу и быстро согрелся, когда Том сноровисто его пригладил. Чуть тянуло веки, но Том обещал, что я скоро привыкну. Он извлек из кармана зеркальце, и я пристально себя изучил. Лисовин и есть лисовин — на эту рыже-черную морду я не первый день любовался.

Том опробовал все еще натянутую шторку.

— Не впускает.

Я опустился на палубу и привалился к стене. Сил нет стоять…

— Джим, очнись, — Том потряс меня за плечо.

Продрав глаза, я попытался признать смутный силуэт, что маячил за спиной лисовина. Неужто Сильвер — то есть Юна-Вэл? Не похоже. Хотя рядом я вижу сервировочную тележку; ее блестящие полочки расплываются, двоясь, но я уверен: это тележка. Я потер лицо, с удивлением обнаружив мягкую шерсть. Тьфу, пропасть! Это же я теперь лисовин. А кто склоняется надо мной?

Пришелец положил ладонь мне на лоб, и зрение прояснилось. Оказывается, еду привез планет-стрелок Том Грей. На его исхудавшей физиономии уже цвел прежний румянец; этот румянец сошел, пока Грей прижимал руку к моей голове.

— Спасибо тебе, — сказал планет-стрелок.

Я смолчал, поднялся на ноги.

Лисовин помог Грею отогнуть шторку — вредная тварь опамятовалась, пока я дремал, — и вдвоем они протолкнули тележку в салон.

— Идем, — позвал меня Том.

Его не знающее солнца, непривычно тонкое лицо сделалось замкнутым и надменным. Наверняка ему было чертовски неуютно без маски.

Я силком заставил себя шагнуть в салон; до того не хотелось идти к людям. Врать, притворяться… да и попадусь я как пить дать.

В салоне была едва ли половина экипажа. Чуть только я перевалил порог, космолетчики дружно вскочили. Вытянулись в струнку и отсалютовали, вскинув правую руку с открытой ладонью. Мэй-дэй! Неужели это мне салютуют?

— Садитесь, господа, — хладнокровно сказал Том, пока я соображал, что делать. — Мы задержались; извините.

Расселись по местам. Экая жалость, что во втором режиме не носят «очков». Я не увидел бы этих быстрых скользящих взглядов. Нас мгновенно оценили: и Тома без маски, и меня с дурацкой шерстью. Я скосил глаза, чтоб посмотреть, как ведут себя усы-индикаторы, — то ли трепещут, то ли печально поникли, то ли еще что. Длинные вибриссы бодро топорщились.

Я устроился возле доктора Ливси, а Том прошел во главу стола. По обе стороны от капитана кресла пустовали: ни Криса Делла, ни мистера Эрроу.

— Мистер Смоллет, вы позволите?

Том уселся на место второго помощника, всем своим видом выражая: «Я ваш юнга и имею право». Капитан не возразил.

Планет-стрелок начал выставлять еду на стол, с немалым трудом разбираясь в обилии блюд и разных плошек. Он пересчитывал людей, путался в тарелках, переносил их туда-сюда. Не выдержав, Джоб Андерсон стал ему помогать. Дика Мерри в салоне не было, и я не досчитался еще одного техника, пары пилотов и двух навигаторов. Одна вахта дежурит, другая спит.

Доктор Ливси не отрываясь глядел на свои лежащие на столе кулаки. Он был в бешенстве, но сдерживался. Бешенство клокотало внутри и, казалось, выплескивалось черными брызгами из глаз, стекало по запавшим щекам, ложилось недобрыми тенями. Только бы не угораздило кого-нибудь сболтнуть лишнее о нижних контурах. Не хватало нам смертоубийства на борту.

Сквайр Трелони ничего не понимал в происходящем. Это его раздражало, но он, видимо, считал ниже своего достоинства выказать неосведомленность. Поэтому сквайр сидел, поглядывая по сторонам и все больше наливаясь недовольством. Сыскал, к чему придраться:

— Том, что за новая блажь? Зачем ты всучил Джиму свою маску?

Лисовин пропустил вопрос мимо ушей, и сквайр неловко замолчал. Его охрана сидела с видом деревянных чурбанов. Неужто парням даже не любопытно, что у нас творится?

Питера Рейнборо сторонились, как зачумленного. Космолетчики избегали на него смотреть, планет-стрелок с тележкой обогнул пилота по нарочитой дуге, помогавший Грею Андерсон ухитрился поставить перед Рейнборо тарелки так, словно торопился сбыть с рук гадость. А сам Рейнборо сидел как в воду опущенный, понурив голову, сцепив похудевшие пальцы. Играл роль виноватого? По-моему, слишком хорошо играл. Что-то было неладно.

— Рей? — позвал я в тревоге.

Он не услышал. Я хотел еще раз позвать, но поймал взгляд Хэндса. Спокойный твердый взгляд, приказывающий: «Молчи». Смолчал. Проклятье. Заговорщики мы, что ли?

Наконец я решился взглянуть на капитана. Лисовин был неправ: мистера Смоллета не убили. Его предали. В синих глазах стояло горькое недоумение: «Как же так? Что ж вы, ребята? Я в вас верил, а вы такое учудили».

Как оправдался перед ним мистер Эрроу? Не мог же откровенно сознаться: «Мне пришлось выбить из тебя запретную догадку». Впрочем, первый помощник наверняка имеет право на удивительные поступки и не обязан отчитываться во время рейса. А Рейнборо нечего сказать, кроме «Я хотел, как лучше». Не признаваться же ему, что отправил меня на контуры не с Сильвером, а с Юной-Вэл. Он и не признался, а мистер Смоллет сражен его выходкой наповал.

Грей с Андерсоном выставили перед капитаном еду. Мистер Смоллет брезгливо собрал с тарелок какие-то листики:

— Это что за трава?

— Свежая зелень, — объяснил планет-стрелок.

— Почему у других нет?

— Э-э… — Грей замялся. — У Джима есть. Сильвер сготовил для вас двоих что-то особенное и пометил.

Планет-стрелок толкнул тележку дальше, чтобы обслужить лисовина. Мистер Смоллет вскочил.

— Израэль, с вашего позволения.

Он выхватил у Хэндса тарелку, с которой тот уже успел подцепить кусок мяса, и быстро обменял все прочее на собственную «особенную» еду. Хэндс невозмутимо наблюдал, держа навесу вилку с мясом, на котором дрожали капли сока.

— Дорогой капитан, что за детские капризы? — заворчал сквайр Трелони. — Не ожидал от вас, честное слово.

— Слушайте, я сегодня кого-нибудь убью, — яростно выдохнул мистер Смоллет.

— Сэр, оставьте в покое капитана корабля, — посоветовал сквайру Хэндс, примериваясь к новой порции мяса. — У него и без ваших придирок голова кругом.

Отвергнутую капитаном зелень потихоньку прибрал и отправил в рот лисовин. До чего странно видеть его без маски. Ни кровинки в лице, и сам кажется растерянным и беззащитным… Я попытался представить себе Юну-Вэл без биопласта, превратить ее из Джона Сильвера в красивую женщину с портрета. Ту, у которой золотистая кожа и чудесные изогнутые губы, и удивительные глаза. Вспомнив их, я мгновенно нырнул в серо-зеленую глубину и очутился посреди вечернего луга, на мокрой от росы траве. Острые верхушки ели-ели чернели на фоне жемчужного неба с разметанными перистыми облаками, по которым растекались красные полосы закатного света.

— Юна! — позвал я, и она появилась — в своей нелепой лесной куртке, не закрывающей плеч, в брюках и охотничьих сапожках со шнуровкой. Серо-зеленые глаза холодно блестели.

— Что тебе?

Я не ожидал такого приема. С какой стати?

— Я тебя чем-то обидел?

Она стояла, крепко сжав губы. Наверное, обидел, раз смотрит так враждебно.

— Юна, в чем дело? — я шагнул к ней.

Она попятилась, подняв руку, готовая ударить. В лице мелькнул страх, и я замер, чтобы не испугать Юну-Вэл еще больше.

— Что с тобой?

Она сумрачно усмехнулась.

— Вообразил, будто у меня появились новые обязанности? И что я стану валяться по траве, чуть только тебе приспичит?

Я не успел обидеться ни на слова, ни на оскорбительный тон.

— Джим, не спи, — встав с места и перегнувшись через стол, меня тряс Израэль Хэндс. — Спать — в собственной каюте, — проговорил он внушительно, когда я проморгался.

На него накинулся доктор Ливси, требуя отвязаться от меня и позволить спать, где душе угодно. Хэндс ответил, что доктор ни черта не смыслит в RF и пусть не командует. Том закричал: «Спорим: подерутся!» Капитан рявкнул на всех и навел порядок.

Я задумчиво сжевал листики зелени. Вкусные. К тому же их касалась Юна-Вэл, раскладывая по тарелкам. Юна — такая красивая на портрете и во сне. Так хочется быть рядом с ней… Чем я ей не угодил? Что за дурацкое сновидение? Откуда вообще все берется? Надо спросить у Рейнборо. Нет, не спросишь: пилот сидит мрачный, едва ковыряя еду. Тогда у Хэндса. Вот сразу после ужина и подгребу с вопросами.

— Господа, все свободны, — объявил мистер Смоллет, когда сквайр Трелони отставил опустевшую плошку из-под десерта. — Джим, останься. Грей, посуду соберете позже. Все свободны, — повторил капитан, потому что доктор Ливси решительно встал у меня за спиной, а Рейнборо, Хэндс и лисовин не тронулись с места. — Вы слышали? Все.

Выгнал-таки. Первыми подчинились пилоты, за ними — Том. Доктор Ливси упорствовал, но капитан безжалостно напомнил:

— Дэвид, вы требовали, чтобы вам предоставили материалы по RF-медицине. Вы их получили. Освоили? Нет? Тогда не беритесь за проблемы, которые находятся вне вашей компетенции, — отчеканил мистер Смоллет, повышая голос. «Компетенция» буквально зазвенела в воздухе, будто злое насекомое.

Пристыженный доктор покинул салон.

Мистер Смоллет уселся напротив меня. Синие беспощадные глаза впились, вынимая душу; я с трудом выдержал этот взгляд. Больше всего на свете хотелось выложить правду, как она есть.

Отпустило. Мистер Смоллет охлопал себя по карманам, вынул сложенный лист бумаги, развернул и предъявил мне:

— Погляди.

Джон Сильвер — настоящий. Та самая неприятная физиономия, которую мы с Томом выудили из информсети: худая, угловатая, сплошь кости и черная борода. Глаза скорей серые, чем зеленые, и совсем не похожи на луговые глаза Юны-Вэл.

— Ты знаешь этого человека? — осведомился мистер Смоллет.

— Это наш Джон Сильвер.

Брови капитана сошлись к переносью. Ему не понравился мой ответ. Он ведь догадался, что у нас на борту — Юна-Вэл. Помнит о своей догадке, или Юна в медотсеке почистила ему память? С помощью тех приборов, про которые Том говорил: «Включили — раз, два, три — и выключили».

— Где ты его видел? — продолжал капитан.

— В информсети… в галактической, — уточнил я, лихорадочно соображая, что дальше врать. Мистер Смоллет помнит или забыл? Ну, была не была. — Затем на контурах и сейчас за ужином. Во сне.

Он забрал лист и смял его, бросил в тарелку с остатками еды.

— Джим, ты сказал правду?

— Да, сэр.

Похоже, он все-таки забыл, о чем недавно догадался. Но кто бы знал, как тяжело далась мне ложь. Я чуть не умер под синим пронизывающим взглядом.

Капитан понурился. Посидел, разглаживая невидимую складку на скатерти. А когда снова поднял голову, я проклял себя за то, что солгал. В его лице была такая же боль, какую я видел на лице своей матери, когда хоронили отца.

Мистер Смоллет провел рукой по лицу, стирая выражение этой боли.

— Ты помнишь, что случилось на «Звездном охотнике»? Чем закончился роман суперкарго и второго помощника?

Я подобрался. Чего совершенно не хотелось, так это обсуждать подробности.

— Мне очень жаль, что не сумел тебя уберечь, — сказал капитан. — Прости.

— Конечно, сэр, — пробормотал я, смутившись. — Я все понимаю.

— А я никогда не пойму, как у Рея хватило совести, — заметил мистер Смоллет. — Джим, я говорил Сильверу и повторяю тебе: я запрещаю вам встречаться. «Испаньола» тянет из вас жилы, но она позволяет видеться, как ты называешь, во сне. Можешь вызывать на рандеву его сознание, если тебе это, — капитан ткнул пальцем в скомканный портрет на тарелке, — надо. Ты был на главном контуре, и ты хозяин: что пожелаешь, то и будет. Сильверу останется подчиниться. Но это всего лишь сны, и расплачиваться за них тебе не придется.

Всего лишь сны? Как бы не так. Юна-Вэл неспроста шипела и готовилась драться за свою честь. Однако наш капитан не знает, что Юна против; он-то думает, что Сильвер за. Помыслить тошно, что он обо мне думает.

— Джим, — окликнул мистер Смоллет. — Ты слушаешь? Или ты уже там — с этим… Ч-черт! — он саданул кулаком по столу, так что брякнула посуда. Остыл и неожиданно признался: — Знаешь, я люблю RF больше жизни; но боюсь, что мне уже не летать. Никогда.

Вот новости. За что любить RF? Я спросил.

Мистер Смоллет откинулся назад. Губы сжались, на скулах обозначились желваки.

— Я в RF девятнадцать лет — сколько ты живешь на свете, — ответил он наконец. Четыре года учебы, затем полеты. Четыре года нас учили любить свое дело.

«Внушали любовь к обслуживанию Чистильщиков», — подумал я.

— И потом, — продолжал мистер Смоллет, — мы всегда летали на «двойке», не выше. А я тебе говорил, что «двойка» — чудесный режим, праздник сердца. Чувствуешь себя, словно хлебнул коктейля для влюбленных. У других такая сумасшедшая влюбленность бывает раз в жизни, а у RF — каждый рейс.

— Зачем вам?

— В сотый раз терять голову от своей жены, как впервые, — это хорошо, — сухо проговорил мистер Смоллет. — И лично мне это было нужно.

— Зачем?

Он поморщился, досадуя на собственную откровенность.

— Джим, оставим эту тему.

Я поспешил с новым вопросом:

— Сэр, откуда известно, что можно обратиться за помощью к Чистильщикам?

Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы ответить:

— Я капитан RF-корабля. Он и я — одно целое. «Испаньола» знает, что их можно вызвать.

Корабль-убийца советует обратиться за помощью? Ради всего святого, нет.

— Сэр, не делайте этого.

— Это не тебе решать… капитан Джим.

Как он выговорил два последних слова — с какой горькой усмешкой!

Мистер Смоллет снова усмехнулся, повеселей.

— Джим, объясни мне, бестолковому: чем хорош Сильвер? Почему его с пеной у рта защищают все подряд? Бог с ним, с Хэндсом, но Дэн и Рей… Уму непостижимо.

— Это очень просто. — Как не сказать правду и одновременно не солгать? — Сильвер привел с собой людей, которые свободно обсуждают проблемы RF. У них нет внутренних запретов, как у вашего экипажа. И они поставили на уши весь корабль, все перевернули. Вы сами говорите такое, чего раньше в жизни бы не произнесли. Насчет пленников RF хотя бы. А еще прямо называете Чистильщиков Чистильщиками.

— И только-то? Невелик подвиг.

Я не стал спорить. Мистер Смоллет подождал, не добавлю ли я чего; не дождался.

— Спасибо и на этом. Джим, — он требовательно взглянул мне в глаза, — ты сказал правду?

— Да, сэр.

Короткая фраза отдалась в мозгу глухим ударом. Я во второй раз солгал капитану корабля.

Снаружи меня дожидался Том.

— Что мистер Смоллет? Что с Рейнборо? — в один голос спросили мы друг у друга.

Отвечать пришлось лисовину:

— Непонятно, что с Рейнборо. Его убивает всеобщее презрение, но по-моему, дело не только в этом.

— Корабль отыгрывается?

— Кто его разберет, — Том откинул со лба пряди волос, морщась коснулся щеки, словно кожу саднило без биопласта. — Кажется, Хэндс что-то понимает. Так заботливо повел его в спортзал…

Я же говорил капитану: «самозванцы» лучше старого экипажа разбираются в проблемах RF. Надеюсь, Хэндс сумеет помочь.

— Я пошел? — Лисовин торопился к мистеру Смоллету.

— Иди.

Он скрылся в салоне. А я, нарушая запрет, двинулся вниз по коридору, на следующую палубу. На камбуз к Сильверу. К Юне-Вэл.

 

Глава 8

Сорванная шторка на входе — ее оборвали, когда сражались с крысами, — была привешена на место. Шторка была мертвой и безвольно покорилась, когда я ее отогнул.

Сильвер… то есть Юна-Вэл… нет, все-таки Сильвер — был здесь. Сидел на высоком табурете, сгорбясь, поставив локти на заваленный припасами стол и подпирая ладонями голову. В горестных раздумьях? Играя роль? Я внимательно оглядел ладную фигуру. Биопласт наложен безупречно: крепкая шея, крутые плечи, великолепные мускулы на руках и ногах. Тонкая талия и узкие бедра — в самый раз. Под превосходно развитыми грудными мышцами женскую грудь не угадать.

— Джон?

Он — она — вскинулся. В первый миг не признал меня из-за маски:

— Том? — Признал: — Джим? Уйди!

Ну и рык. Хриплый, мощный. Наверное, биопласт на голосовых связках; вряд ли Юна-Вэл принимает гормоны.

Я зашел и аккуратно расправил за собой шторку. Сильвер вскочил и двинулся на меня.

— Сказано: уйди. Не хватало с Александром объясняться.

— Я хочу с тобой поговорить.

Его… ее… не разберешься! — глаза метнули зеленые молнии.

— Нечего мне «тыкать»; я вдвое старше тебя. И уже было сказано: станешь во сне приставать — схлопочешь так, что мало не покажется. А если заикнешься о конфигурации тела, — Сильвер хлопнул себя по бедрам, — немедля огребешь по ушам.

Я рассмеялся.

— Конфигурация — высший класс. Где поюн?

— В каюте.

— Он тоскует в одиночестве.

— Пусть лучше тоскует, чем болтает. Вон отсюда.

Табурет на камбузе был всего один, для хозяина. Поэтому я расчистил место на столе и уселся.

— В кого ты такой наглый? — За цветными линзами в глазах горел мрачный огонь, жесткое смуглое лицо стало еще жестче.

— Я не наглый, а любознательный.

— А кипяточку за шивороток не желаете, мистер? Убирайся, кому говорю.

Рассерженного Джона Сильвера я бы посчитал опасным. Игравшая его Юна-Вэл вызывала нежность. В моих снах она была сильная и решительная, однако наяву влипла так, что ее необходимо было опекать.

— Юна, — сказал я, твердо глядя в сумрачное лицо, — ты уже втравила в свою авантюру кучу народа…

— Правду знает один Израэль, — перебила она. — Остальные воображают, что я Джон.

— Прекрасно. Но лично ты вляпалась по уши, а с тобой мистер Эрроу и Рейнборо. И я. Значит, будем водить эти хороводы вместе. Не надо меня гнать, а скажи лучше, что я должен делать и чего нельзя. Я имею в виду сны.

— Про сны забудь, — отозвалась она холодно. — Не сдержишься и попробуешь взять меня силой — отлуплю так… А потом еще Израэль отметелит.

— Разве я похож на насильника?

— Не знаю, на кого ты похож! — В низком голосе прорезались истерические нотки. — Ненавижу…

— Меня?

— Чистильщиков. — Она вдруг упала на табурет, согнулась, прижимая руку к губам.

— В чем дело? Юна!

Она взглянула снизу вверх. В смуглом лице Джона Сильвера, бывшего навигатора, читалось отчаяние. Будь это женское лицо, я бы сгреб Юну-Вэл в объятия и попытался утешить — словом или лаской… Пожалуй, отлупила бы она меня.

Я коснулся ее твердого, упругого плеча. Сквозь биопласт прикосновение все равно должно ощущаться.

— Что такое?

— Там… В коробке от печенья… — Навернувшиеся слезы перелились через ресницы и скатились по щекам. Юна-Вэл сжалась, пряча их.

Я соскочил на пол. Коробка была под столом; я как раз над ней рассиживался. Аппетитные картинки на стенках: золотистые печенюхи в вазочках и дымящиеся чашки коффи. Приподняв крышку, я заглянул внутрь. Оттуда шибануло запахом печенюх с пряностями, а донце коробки оказалось устлано слоем плотно сбившихся крыс. Черные сгустки то ли дремали, то ли мечтали о чем-то. Их венцы едва тлели, вяло помаргивая, и вся эта нечисть выглядела сонной и безобидной.

— Опять пришли, — шепнула Юна-Вэл.

— Ну и что? Не в первый раз. — Я плеснул в стакан воды и подал ей. — Отчего они в коробке?

— Их мистер Эрроу заговорил… усыпил, — она цедила воду, удерживая стакан обеими руками. — Сказал: такого никому не удавалось. «Испаньола» на нас с тобой замкнута, поэтому… Но они скоро проснутся.

— А зачем ты чувствуешь себя виноватой? Смотри: у тебя все получилось. — Я опять взгромоздился на стол, смутно надеясь, что сверху мои доводы прозвучат весомей. — Хотела попасть на корабль — попала. Криса мы спасли, уровень понизили до безопасной «двойки». Я очень рад, что побывал с тобой на контурах, и мне нравится, что ты Юна-Вэл, а не Джон. Что тебе еще? Какую вину изыскала?

Она отставила стакан и понурилась. Я рассматривал ее руки с сильными длинными пальцами. Снять бы с них биопласт, имитирующий грубую мужскую кожу, погладить ее настоящие руки…

Неожиданно вспомнилось: «Не предавай тех, кто тебя любит». Не о том ли речь?

— Юна, ты считаешь, что предаешь Израэля?

— Не твое дело.

— Мое. Я был с тобой на контурах.

— Джим! — Внезапно рассвирепев, она вскочила на ноги. — У тебя нет никаких прав, понятно? Ни на тело, ни на душу. Это ясно?

— Да, сэр! — рявкнул я. — У меня есть право умирать за вас вслепую. А помочь права нет.

— Да пойми же, бестолочь: умирать будешь не ты. Когда меня заберут Чистильщики и ты останешься один, на контуры пойдет Рейнборо. Без напарника. Чтобы переключить на себя «Испаньолу», чтобы она не сожрала тебя. И погибнет. А он женат меньше года, и они двойню ждут. Рей с ума сходит — так ему Лизу жалко. — Юна-Вэл перевела дыхание. Блеснувшие на ресницах слезы показались зелеными. — Прости; ты-то не виноват. Это все мои затеи. — Она нервно прошлась из угла в угол, затем принужденно улыбнулась: — И это называется «мы командуем кораблем». Капитан Сильвер и капитан Джим. Аховые мы с тобой начальники, не находишь?

Я не отвечал. Как же так? Мы не для того спасали второго помощника, чтобы Юну-Вэл забрали Чистильщики, а Рейнборо погиб на контурах. Что делать? Ума не приложу… Юна-Вэл снова прошлась вдоль стола, в сердцах пнула коробку с крысами.

— Гадость! Джим, хоть ты не сердись, ладно? Я сама знаю, что кругом виновата. Перед экипажем, перед Израэлем… Он меня спас на «Илайне». Там пламя текло по коридорам — какая-то дрянь сочилась и горела — а Рэль бежал со мной через огонь. Мы и знакомы не были; когда начался пожар, случайно оказались рядом. Рэль меня схватил, перекинул через плечо и куда-то помчал. У меня вспыхнули волосы; он потушил их прямо на бегу. Я осталась с клочьями на голове и без единого ожога. А у него руки были без кожи… Хорошо, только руки. А Джон обгорел страшно. И в уме повредился. Можно подумать, это я была виновата, что в «Илайн» врезалась яхта с ополоумевшим десантником. Психическая травма, да. Но главное, Джон не мог простить, что он едва не сгорел заживо, а я отделалась испугом. Да еще Рэль появился. Джон с первого дня, как узнал о нем, объявил меня потаскухой. Хотя у нас долго ничего не было, Рэль любил меня издалека, уважительно и не требовал близости. А Джон стал просто чудовищем. Больной, страдающий и жестокий человек. И вылечить его невозможно — ему нравится страдать и изводить других. Я сама с ним чуть не рехнулась. Если б не Рэль… Он поддерживал меня как мог. Утешал, в прямом смысле носил на руках, баюкал, как младенца. Пел колыбельные — настоящие, что когда-то мать пела ему и младшим сестрам. Считай, он спас меня дважды. И вот что получил в благодарность.

Юна умолкла, сердито сдвинув гладкие черные брови. Натуральный Джон Сильвер, которого я знал до сих пор. С трудом можно представить этого человека Юной-Вэл.

Она рубанула воздух ладонью, словно рассекая невидимые сети. Упрямо вскинула голову.

— Я понимала, что мечтаю увидеть Александра. Стремилась сюда не только из-за Птиц, но и ради него. Однако я была убеждена, что не люблю его нисколько. Потому что когда мы угодили к Чистильщикам, он заплатил за мою жизнь, а я — за его. Джим, это не передать — как они выпивают душу, отнимают твою любовь и самую способность любить. Александр иногда так смотрит… взгляд, от которого умираешь… Так вот у Чистильщиков в сто раз хуже. Точно крючьями выдирают внутренности. Мучительно вытягивают нечто, без чего ты не можешь жить. Проходишь через адскую боль и остаешься с пустой оболочкой. Никчемная скорлупа; сухой лист, который оторвался от ветки. Полетает и сгниет на земле… Чистильщики могут высосать досуха, а могут оставить человеку последнюю каплю и взять на службу. Станционным смотрителем или капитаном корабля. А меня выбросили, потому что я женщина и для службы им не гожусь.

Или потому, что слишком опасна, подумал я. Недаром Юна-Вэл — враг номер раз на борту.

— Мы с Александром пятнадцать лет не виделись, — продолжала она. — Не искали друг друга. Чистильщики отняли все, что нас связывало. У меня и мысли не возникло, что я могу снова в него влюбиться. И… и вот, — она беспомощно развела руками. — Это сильнее меня.

— Израэлю придется это пережить, — мягко сказал я.

— Рэль сильный человек, он переживет. Я не переживу. Мне отчаянно его жаль, а себя ощущаю такой подлой тварью… Когда поюн вопит: «Юна-Вэл — потаскуха!» — я чувствую, что он прав. Да еще ты на контурах, — ее губы дрогнули в улыбке. — Я боялась заодно и в тебя втрескаться.

— Не удалось?

— Бог миловал.

— Я огорчен.

Она засмеялась. Оборвала смех и отвернулась, утирая выступившие слезы.

— Джим, у меня никаких сил уже нет. Иди, займись чем-нибудь, пока Александр не прознал, что ты здесь.

Я сполз со стола, на котором гнездился.

— Нам осталось лететь всего ничего.

— Восемьдесят два стандартных часа. Мне столько не продержаться. Иди, — Юна-Вэл подтолкнула меня к выходу.

Я сделал шаг и обернулся.

— На борту — два десятка мужиков. Неужто не придумают, как спасти одну женщину?

— Дорогой мой Джим. — Юна-Вэл с насмешкой прищурилась. — Когда одна женщина чуть не погубила два десятка мужиков, вряд ли ее стоит спасать.

— Не согласен.

— Твое право. Но… Джим, послушай! — вскрикнула она во внезапной тревоге. — Ради бога, не сболтни лишнего.

— По-моему, я не из болтливых. Это ты мне рассказываешь свои тайны, а не…

— Ты не понимаешь. — У нее кровь отхлынула от лица, смуглый биопласт стал серым. — Джим, поверь: это очень серьезно. Я уже была женщиной на RF-корабле. Из-за меня уже дрались — Александр и первый помощник. Ты не представляешь, как страшно, когда первый помощник, ангел-хранитель… тот, к кому всегда идут за помощью, — когда он превращается в животное, в обезумевшего самца. Потому что уж если он стал таким, чего ждать от остальных? Они терпели, сжав зубы; он сломался первым… гнался за мной от кают до самой рубки, где был Александр и капитан корабля. Громкую связь отключили, чтоб я не могла звать на помощь. Я и не звала. Нечем было кричать, голос пропал. В рубку ввалилась полумертвая. А это RF-рейс, в рубку посторонним нельзя. Увидела экраны и рухнула на пороге. А следом мчится первый помощник. Здоровенный, матерый. Александр против него — что твой лисовин; такой же тонкий, легкий. Они сцепились, покатились через всю рубку. Капитан отволок меня в угол, ткнул в шею лучемет и держал, чтобы не сунулась разнимать. И сам разнимать не полез, даже не пытался криком образумить. Надеялся, что эти двое друг дружку покалечат, а я ему достанусь. Помощник Александра бы задушил, но Александр… Я только и видела, как у него в руке мелькнула железяка. Помощник остался лежать с проломленной башкой, а Александр вскочил и с той же самой железкой пошел на капитана. Тот с испугу мной прикрылся, стволом лучемета шею сверлит. Я думала: на спуск даванет. И то — пусть лучше убьют, чем… всей стаей… Но не убил. Александр забрал лучемет и отдал мне, и велел стрелять в любого, кто сунется ко мне в каюту. Однако стрелять не пришлось: вскоре за нами явились Чистильщики.

Она примолкла; лицо смягчилось и сделалось странно юным, как я уже видел, когда она умирала от свиста «Испаньолы».

— Джим, ради всего святого, не выдай меня. Уже и так четверо знают. А ведь Александр — капитан, корабль тянет из него переживаний больше, чем из всех, вместе взятых. Я боюсь, что «Испаньола» сведет экипаж с ума. Если меня растерзают… сдерут биопласт и… — Она запнулась, перевела дыхание. — Да черт со мной, я сама напросилась. Мне ребят жалко, их же превратят в убийц и кинут Чистильщикам.

Мне тоже было жаль ни в чем не повинный экипаж. И жаль мистера Смоллета, который рано или поздно узнает правду. Только где к тому времени будет Юна-Вэл? Ее было жаль больше всех.

— Послушай, — заговорил я, — ты врач. Ты разбираешься в RF и один раз уже все пережила. Так какого рожна снова поперла на борт?

— Я хотела быть с Александром, — прошептала она убито. — И надеялась уберечь Энглеланд от Птиц. И… Джим, ну оставь меня в покое, бога ради. — Она прошла к выключенным печам на стеллажах и уткнулась лбом в прозрачную дверцу.

Я внимательно посмотрел. Как есть Джон Сильвер, в котором невозможно разглядеть красивую женщину с луговыми глазами. На это никто не польстится, я уверен. Однако я тут же представил, как с нее срывают одежду и отдирают биопласт, оставляя кровавые следы на золотистой коже. Коли дойдет до такого… Не дойдет. Озверевшему экипажу придется иметь дело со мной, Рейнборо, мистером Эрроу, Хэндсом и с капитаном Смоллетом. А еще, может быть, с двумя техниками из «самозванцев» и с планет-стрелком. Итого девять человек, готовых защищать Юну-Вэл.

Или не готовых, пришла новая мысль. Всего несколько минут назад мне хотелось снять биопласт с ее рук и погладить ее настоящую кожу. Если невинное желание превратится в наваждение, в одержимость… Нет. Проклятый корабль, ты слышишь? Нет!

Я кинулся вон, бросился вверх по коридору. И через десяток шагов обнаружил, что чертовски устал. Ноги подгибались, сердце колотилось где-то в горле, дышать было нечем. Корабль-убийца нарочно стремится измотать до предела, чтобы проще было одолеть. Ну, еще поглядим, кто кого.

У входа в спортзал я увидел Тома. Понурый лисовин сидел на палубе и без маски казался удивительно беззащитным. Он вскочил, когда я подошел, и сунулся было меня поддержать. Я и впрямь едва стоял на ногах, но помощь мне требовалась иная.

— Где мистер Смоллет?

Том кивнул на спортзал:

— Проводит военный совет. Меня выставили.

— Слушай, друг лисовин, мне нужен станнер.

Он озадаченно моргнул, затем деловито осведомился:

— На хрена?

— Защищаться.

— От Сильвера? — Том вообразил невесть что.

— Если бы! Защищать придется его самого.

— Неужто? Кто же покушается на это сокровище?

Мне не понравилась издевка в его тоне, и огорчило отсутствие обычной присказки «Джим, друг».

— За Сильвером вот-вот явятся Чистильщики. — Они не имели отношения к делу, но я их приплел заодно. — И экипаж его ненавидит, хотя не Сильвер придумал запустить нам пятый режим.

Том разглядывал меня, словно видел впервые.

— Так ты на Чистильщиков с оружием собрался?

— Я не чокнулся.

К удивлению, мой краткий ответ лисовина удовлетворил.

— Будет тебе станнер, друг Джим.

Он зашагал вверх, на следующую палубу, а я взялся за шторку, закрывавшую вход в спортзал. Экая зараза. Не дается. Выскальзывает, в пальцах не удержать. Совсем я, что ли, ослаб?

Шторку отогнули изнутри, и я оказался лицом к лицу с мистером Эрроу. Седых, словно запорошенных пеплом, прядей заметно прибавилось, глаза были измученные, на белках набухла красная сеточка сосудов.

— Капитан Джим пожаловал? — Первый помощник слабо улыбнулся. — Ну, входи.

Я вошел. На выключенной беговой дорожке плечом к плечу сидели старшие пилоты: бывший и нынешний. Крупный, сильный, уверенный в себе Хэндс — скала скалой. И усталый, взвинченный, обозленный Рейнборо — точно сжатая стальная пружина. Под раскосыми глазами залегли коричневые тени, физиономия припухла, как будто он то ли двое суток беспробудно пил, то ли схлопотал пару крепких зуботычин. Рейнборо не пил, это известно.

Чуть в стороне прислонился к стене мистер Смоллет: здесь и не здесь, с людьми и одновременно сам по себе. Снежная седина, утомленное молодое лицо, скрещенные на груди худые руки. И внезапно полыхнувший огонь в синих глазах.

— …!!! — капитан бешено выругался.

Взвился Рейнборо, вскочил на ноги Хэндс, резко выдохнул, как при ударе, мистер Эрроу.

Крыса. Дрожащий черный сгусток ткнулся в мой ботинок, попытался вскарабкаться, но не сумел. Полежал в раздумье, снова попробовал. Опять неудача. Я шагнул вбок, повинуясь жесту капитана. Черный комок дернулся следом, но между нами встал мистер Эрроу. Медленно, чтобы не спугнуть, опустился на корточки, протягивая к крысе обе руки. Фиолетовые искры в ее венце закружились, как будто крыса обрадовалась вниманию.

— Уходи от нее, — велел мне мистер Смоллет.

Он вжался в податливую стену, напружинился, словно стена готовилась провалиться под напором потока воды, и капитан удерживал ее своим телом.

Я потихоньку отодвигался, а мистер Эрроу подманивал мою крысу к себе. Откуда взялась гнусная тварь? Я же ни в чем не виноват. Разве что… Ох. Крыса броском очутилась рядом, налипла на ботинок, а я осознал свою вину — ужасную, безграничную, неискупимую. Я посмел солгать капитану корабля, и настала пора платить по счетам.

Метнувшийся вслед за крысой первый помощник влепил мне такую плюху, что изжелта-белый мир «Испаньолы» взорвался красочным фейерверком. Оплеуха выбила из меня чувство вины, и одновременно раздался торжествующий вскрик Хэндса:

— Есть!

Проморгавшись, я посмотрел: крыса пропала. Бледный, словно выпитый до дна мистер Смоллет отлепился от стены и шагнул ко мне.

— Что ты натворил?

Пронизывающий синий взгляд требовал говорить правду. Но моя правда под запретом. Мэй-дэй! Что делать?

— Сэр, простите… Я нарушил приказ… — Вспомнил истинную, а не навязанную крысой, вину, и решительно закончил: — Я ходил на камбуз разговаривать с Сильвером.

— Прощаю, — столь же решительно объявил капитан, коснувшись пальцами моего лба.

Сквозь биопластовую шерсть я ощутил тепло, и на душе полегчало. Всего лишь на миг: на меня обрушилась глыба нового осознания, развалилась, засыпала обломками по самую маковку, пережала горло. Я солгал ему — опять солгал. Будь я проклят! Забирайте же меня, виноватого, забирайте скорей, накажите. Ради всего святого, позвольте мне понести наказание — заслуженное, суровое, справедливое…

На сей раз я огреб удар в солнечное сплетение. Мне показалось, сознание не терял, однако очнулся на палубе.

— Не спасем, — прозвучал голос мистера Эрроу. Я открыл глаза; первый помощник как раз поднялся с колен и обернулся к капитану. — «Испаньола» держит слишком крепко. Ему не вырваться.

— В чем он виноват? — Мистер Смоллет прижимался к стене; однако сейчас он не удерживал ее, а обессиленно искал опору.

— Думаю, где-то тебе солгал, — после секундной заминки выговорил мистер Эрроу.

— Ч-черт… Джим, — капитан увидел, что я пришел в себя, — послушай, мальчик… — Он шагнул ко мне, с неожиданной легкостью поставил на ноги и придержал, чтоб я ненароком не свалился; от его рук исходило доброе, уютное, ободряющее тепло. — Я прощу тебе что угодно, но ты должен сказать правду. Сию минуту. Иначе будет поздно, я ничего не смогу сделать. Ты солгал мне — значит, солгал «Испаньоле». Лжи она не прощает, а ты у нее на крючке. Что ты сказал не так? Джим, отвечай. Быстро. Потом уже ни я, ни Дэн тебя не спасем.

Я молчал, потому что Юна-Вэл умоляла ее не выдавать. Капитан Смоллет истолковал мое упрямство по-своему.

— Уйдите, черти! — рявкнул он на придвинувшихся пилотов.

Они вовсе не уши свои любопытные приближали. На закаменевших лицах ничего не прочтешь, но я-то понимал, что они готовы помочь мне сберечь тайну Юны-Вэл. Какой ценой? Опять мистеру Смоллету достанется?

Я молчал.

В синих глазах капитана мелькнула растерянность.

— Дэн, хоть ты его убеди, — попросил он.

Первый помощник не стал тратить слов: привлек меня к себе, заставил ткнуться лицом в плечо.

— Что делать? — шепнул я; щекочущая биопластовая шерсть тут же полезла в рот.

— Молчи, — выдохнул мистер Эрроу, проводя ладонью мне по затылку.

Никакого RF-колдовства: он просто меня приласкал, как маленького. Я отстранился и встретил напряженный взгляд Рейнборо. Раскосые глаза с коричневыми тенями смотрели не мигая и тоже заклинали: «Молчи». Израэль Хэндс глядел на мистера Смоллета — глядел вдумчиво, оценивающе, точно желая разобраться, чего стоит наш капитан. Затем его взгляд перебежал вниз, на палубу. Густые брови сердито сдвинулись.

— Сволочь, — прошипел Хэндс, неуловимым движением оказавшись возле новой зародившейся из воздуха крысы. — Сволочь! — Он загородил меня, оттесняя черный комок.

Возле него встал Рейнборо. Крыса подалась в сторону, неловко подпрыгнула и смущенно вернулась на место. Фиолетовые искры тревожно побежали по кругу, а у меня заныло сердце: виноват. Бесконечно виноват. Мистер Смоллет, простите… Я больше никогда… я сейчас уйду… Я недостоин находиться на корабле. Вы только простите, и пусть меня заберут. «Испаньола» отвергает меня, гонит прочь, она права, и я послушно уйду в черноту за бортом, в космический мрак, в ту очищающую мглу, откуда не возвращаются… вернее, откуда приходят очищенные от скверны, обновленные, готовые нести службу…

— Джим, очнись! — догнал мое уплывающее сознание крик мистера Эрроу. Первый помощник хлестал меня по щекам.

Смешно. Он пытается мелкой болью заглушить мощный зов чего-то огромного, великодушного, справедливого; зов, которому невозможно противиться; зов, на который я с восторгом откликаюсь…

— Маска! — выкрикнул мистер Смоллет, и голос капитана, показавшийся мне голосом нашего корабля, на миг вернул в реальность.

Перед Хэндсом и Рейнборо дергался, моргая фиолетовыми венцами, здоровенный сросток черных комков. Я почуял спасительную ненависть, которой пилоты сдерживали крыс, увидел бледного мистера Смоллета — он вжимался в податливую стену, в студенистые объятия «Испаньолы», которая тянула из него последние силы. Затем мистер Эрроу вцепился в мою приросшую к коже маску и рванул. Напрочь сорвал все, не оставив ни кожи, ни глаз; я мгновенно ослеп, как будто лицо слизнуло огнем. Вместо очищающей тьмы, куда я стремился, меня занесло в белое пламя, и оно сжирало щеки, нос, подбородок, выгрызало и без того слепые глаза…

От жгучей боли сознание прояснилось. Какое, к черту, пламя? Первый помощник всего-навсего содрал биопласт, а ослеп я от выступивших слез.

— Ничего страшного, — пробормотал я, пытаясь рассмотреть: прогнали пилоты крыс или как? Вроде не видать эту нечисть.

Рейнборо протянул мне обеззараживающую салфетку; от ее лекарственного душка меня замутило, но я все-таки промокнул горящую кожу. Полегчало.

— Алекс, у нас больше нет времени, — с каким-то особым значением проговорил мистер Эрроу, машинально сворачивая маску в рулончик. Спохватился и встряхнул ее, готовясь прилепить обратно.

— Не надо, — я забрал биопласт и сложил мехом наружу. — Лучше Тому вернуть.

Мистер Смоллет с силой потер виски, тряхнул седой головой и ткнул кнопку связи:

— Мелвин, ответь мне. Начинай торможение. Я сказал: тормози. Будем принимать на борт гостей. Ты слов не понимаешь? — Очевидно, пилот противился распоряжению. — Пилот О'Брайен, повторите приказ! — рявкнул капитан на строптивца. — И выполняйте. Израэль, — обратился он к Хэндсу, — идите в рубку, помогите Мелвину; заодно приглядите, чтоб не психанул.

— Слушаюсь, сэр. — У Хэндса потеплел голос, как будто мистер Смоллет посылал его во внеочередной отпуск.

Капитан вызвал навигатора Мэя:

— Возьми под арест лисовина. Он у входа в спортзал. Не хочу, чтобы путался под ногами… Правильно; и юнга мне ни к чему.

Мистер Смоллет еще отдавал распоряжения техникам, а я вперед Хэндса выскочил в коридор. Тома — под арест?!

В коридоре Хэндс настиг меня и ухватил за плечо:

— Куда рванул? Ничего твоему лисовину не сделается.

— Он мне нужен — маску отдать. — Я предъявил Хэндсу меховой комок.

— Мистер Эрроу, они проснулись и лезут из коробки, — прошелестело по громкой связи: пытаясь умерить свой рык, Юна-Вэл шептала слова.

Хэндс вздрогнул и прибавил ходу, увлекая меня за собой. Дважды ткнул кнопку на воротнике и, тоже стараясь, чтобы громкая связь не оглушила ревом, произнес:

— Доктор Ливси и Том Редрут, пройдите в медотсек к Джиму Хокинсу. Подождешь там, — сказал он мне.

Медотсек от спортзала был в двух шагах. Откровенно говоря, я обрадовался, потому что мгновенно устал торопиться.

— Почему вы не остановили Юну-Вэл? — спросил я, пока Хэндс не умчался наверх, в рубку. — Вы понимали, что ей сюда нельзя?

— Ты пробовал прекратить шторм на море? Юну никто не остановит. Ее можно только убить. — Хэндс бросился дальше, но через десяток шагов обернулся: — Вспомни, как у мистера Смоллета полыхали глаза перед стартом; его неодолимо звал RF. Так и Юну влекло — зверю в пасть.

Я проводил его взглядом. Стремительный, сильный, надежный. Едва ли наш капитан сильней и надежней, чем Хэндс. Не понимаю я эту женщину.

Не сладив с тугой шторкой, я уселся у входа в медотсек. Тут же потянуло в сон, но спать было нельзя; и на луг Юны-Вэл путь заказан. Прислушался, пригляделся, принюхался. Хоть тресни, не чувствую никаких изменений; разве «Испаньола» тормозит?

Прибежал Том. При виде моей ободранной физиономии он зашипел, как настоящий лисовин, и выругался, как бывалый пират. Я протянул ему мех:

— Забирай. Спасибо.

Воровато оглянувшись, Том вынул из-за пазухи и сунул мне станнер, затем принял маску и вручил зеркальце.

— Подержи, будь другом. — Глядя на свое отражение, лисовин наложил биопласт и принялся энергично его приглаживать и согревать. Белые усы печально висели, не желая подниматься. — Зачем ты ее содрал?

— Не я: мистер Эрроу. Долго меня бил и всяко калечил, чтобы прогнать крыс.

— Очень долго? — настороженно уточнил Том.

— Ну… не так уж.

— Сколько? Джим, друг, это важно.

— В три захода. — Я начал перечислять: — Сперва оплеуха, затем полная отключка, потом несколько оплеух — не считал, и наконец содранная маска.

— Черт, — выдохнул лисовин удрученно. — Много. Я спрашивал; прогонять крыс болью рискованно. Это и тебе плохо, и тому, кто бьет, аукнется.

Из-за поворота вынырнули доктор Ливси и навигатор Мэй. Увидев меня, доктор всплеснул руками, космолетчик и бровью не повел.

— Я за тобой, — приветливо сообщил он Тому, приближаясь упругой походкой тренированного космодесантника. — Оружие есть?

— Нет.

Навигатор сноровисто обыскал ошеломленного лисовина, изъял тонкий кинжал и опустил в свой карман.

— У себя подержу. Ты арестован, — объявил он.

— Вы с ума сошли? — возмутился доктор Ливси.

— За что? — Том изобразил глубочайшее изумление. Ему ли не знать, за что арестовывают похитителей оружия? Он только не мог взять в толк, каким чудом Мэй так скоро прознал о краже станнера.

— Приказ капитана Смоллета, — добродушно объяснил Мэй. — Пойдем, приятель; посидишь в каюте.

— Чем ты опять отличился? — спросил Тома доктор, нахмурясь.

— Мистер Смоллет отказался от услуг юнги, — сказал я. — Он не хочет, чтоб Том мельтешил рядом и… — Я прикусил язык. Коли наш капитан отправляет своего юнгу под арест, значит, ему грозит нешуточная опасность. Лисовин же наизнанку вывернется, лишь бы оказаться с мистером Смоллетом и предложить свою жизнь в обмен на жизнь капитана.

Том всегда соображал быстрей меня; он и сейчас сообразил.

— Мэй! — взмолился он.

— Идем, — велел навигатор. Руки у него были пусты, но впечатление было такое, словно Мэй пригрозил «стивенсоном».

Том подчинился, а я вслед за доктором Ливси вошел в медотсек. Миновали закуток, напичканный обычной — не RF — аппаратурой, и зашли в операционную. Бестеневая лампа над операционным столом была выключена, горело несколько матовых светильников. Доктор указал мне на табурет и обработал саднящее лицо. Закончив, он подтянул себе второй табурет и уселся рядом, сгорбившись, уронив руки между колен. Мы несколько минут сидели в тишине; чуть слышно постанывал корабль, да сидение табурета попискивало под доктором Ливси, когда он вздыхал или шевелился. Зверски хотелось спать. Я пальцами раздирал слипающиеся веки, они снова слипались, и в конце концов я задремал.

— Джим, RF — это преступление, — заговорил доктор.

— Угм, — вяло согласился я в полусне.

— Ума не приложу, что сказать твоей матери, — пожаловался он.

Я проснулся, внезапно обозлившись.

— Скажете, что мы боролись, как могли. Сражались с этим самым RF до последнего. Стояли насмерть. Вот это и скажете.

Вместе с табуретом доктор Ливси отъехал от меня и всмотрелся.

— Джим, мальчик мой, это — ты?

— Я самый. — Его трагический тон разозлил меня еще пуще. — Как говорят, капитан Джим.

— А это ты брось, — возразил доктор. — Не ты командуешь «Испаньолой», и не Сильвер.

— Мистер Смоллет сказал…

— Я слышал, — оборвал он. — Я только что прочел об этих нижних контурах и их последствиях. Нигде не сказано, что пара влюбившихся космолетчиков начинает воздействовать на корабль. Единственное, что происходит, — понижается уровень напряжения. Вот это верно.

Доктор Ливси выпрямился, расправил плечи и стал похож на себя прежнего — уважаемого врача, главу серьезной клиники.

— Меня трое человек называли капитаном, — проговорил я, размышляя. — Мистер Смоллет, мистер Эрроу и Сильвер.

— Сильвер — лжец, — припечатал доктор. Его черные, обведенные усталыми тенями глаза недобро блеснули. — А что до Александра и Эрроу… по ним не суд чести — по ним тюрьма плачет. И по мерзавцу Рейнборо.

— Он не мерзавец. — Я встал на ноги, и доктор тоже поднялся. — Рейнборо все сделал с моего согласия.

— Допустим. Он заморочил тебе голову и убедил, что так надо. Но кораблю ты не капитан, и я не понимаю, зачем твердить эту ложь.

Мне расхотелось спорить. Надо бы самому глянуть, что читал доктор, и попросить объяснений у Юны-Вэл. Она-то должна разбираться. Не зря ведь ее супруг в бытность свою навигатором крал для нее информацию.

— Внимание: Джиму Хокинсу, Джону Сильверу, Дэвиду Ливси и мистеру Трелони с охраной подняться на девятнадцатую палубу, — объявил по громкой связи капитан Смоллет.

— Девятнадцатая — это которая? — спросил кто-то из охранников сквайра.

— На самом верху. Я вас встречу.

— Что нас ждет на сей раз? — осведомился у меня доктор Ливси, открывая шкаф с медицинскими инструментами.

— Чистильщики, сэр.

Я сделал шаг в сторону, желая посмотреть, что именно понадобилось доктору. Он тщательно загораживал собой полки шкафа.

— Джим, я двадцать лет лечу и спасаю людей, — проговорил он раздумчиво, сунув что-то в карман, — но теперь начинаю задаваться вопросом: стоит ли спасать всех подряд?

Я так и не видел, что он забрал. Но подозревал, что в умелых руках взятое окажется неплохим оружием.

 

Глава 9

Я брел вверх по коридору вслед за решительно настроенным доктором и задавался разными вопросами. Их было слишком много для моей усталой, сонной головы, и я попытался уменьшить число своих недоумений:

— Израэль Хэндс, ответьте Джиму Хокинсу.

— Мм? — невнятно отозвалась громкая связь.

— Мы начали торможение?

— Да.

— А почему оно не ощущается?

— Это RF.

Знакомая песня. RF — и этим все сказано.

Далеко обогнавший меня доктор Ливси обернулся.

— Они тормозят так же, как ты командуешь кораблем. Не удивлюсь, если окажется, что мы вообще никуда не летим. Пилот с навигатором сидят в рубке, развлекаются, картинки смотрят — а мы всему верим. — Он сердито устремился дальше.

Ноги не желали идти. Кое-как я добрался до жилой палубы. Возле каюты лисовина устроился навигатор Мэй: привалившись к стене, одну ногу согнув в колене, другую вытянув чуть не до середины коридора. Ноги у Мэя длинные. И руки длинные, с рельефной мускулатурой, как у бойца. Нетрудно вообразить, будто у него где-то рядом припрятан штурмовой «стивенсон». Цепкий взгляд скользнул по мне, оставив неприятное ощущение, что навигатор обнаружил укрытый под одеждой станнер. Однако Мэй ничего не сказал, а у меня язык не повернулся сообщить, что доктор Ливси тоже вооружился и за ним надо бы приглядеть.

Совсем умаявшись, я свернул в щель, которая вела на следующий виток. Все ж таки путь покороче. Ее стены истекали желто-белым светом, и проложенный поверху светящийся шнур был едва различим. До чего узка, зараза. Упругий студень цеплял за плечи, я развернулся вполоборота и эдаким неловким манером продвигался вперед. Страшная канитель.

Потом я увидел скорченную фигуру. Зажатый стенами человек сидел на пятках — я различил рисунок протектора на подошвах — согнувшись, так что головы не видать, одна вздрагивающая спина да крестец, на котором выбилась из-под ремня форменная голубовато-серая рубашка.

Возле ботинок сгрудились крысы. Почуяв мое приближение, они оживились, венцы замигали ярче. Затем крысы напыжились, приподнялись и потянулись в мою сторону. Я не умел вызывать в себе ненависть, как наши risky fellows, и шуганул тварюг мысленным воплем: «Пошли вон, гады!» Они смущенно осели на место, притушили мерцание.

Обтянутая рубашкой спина вздрагивала от беззвучного плача. Я понятия не имел, что делать с плачущим Сильвером, — не по моей части утешать раскисших навигаторов — и решил дозваться Юну-Вэл. Прислонился к стене, прикрыл глаза и мгновенно скользнул на ее седой от росы вечерний луг, в слоистый туман, к замирающим трелям скрипичников-прыгунцов.

— Юна! — окликнул я, озираясь.

Нашел. Она сидела в росистой траве; волосы цвета коффи скрывали опущенное лицо, нелепая куртка сползла с обнаженных плеч.

— Ну, что ты? — Я опустился рядом на колени.

— Не жалей меня, — прошептала она. — Не то я не удержусь и завою по громкой связи.

— Нельзя, — сказал я, вспомнив инструкцию в своей каюте.

— Но хочется… Это последнее, что можно сделать.

— Юна, — я заставил ее распрямиться и посмотрел в мокрое от слез лицо; оно не опухло и не пошло красными пятнами, как бывало у Лайны. — Объясни.

Она вытерла слезы рукавом.

— Считается, что так можно ускорить события. Заплачешь по громкой связи — и вместо жалости вызовешь у людей раздражение. Корабль его подхватит и усилит. И ты пропал. Одно дело, когда экипаж стоит за тебя горой, и совсем другое — если ребята фыркают и кривятся, и только рады от тебя избавиться. Крысы без помех добивают жертву, и приходят Чистильщики.

— Не плачь больше. — Я провел кончиками пальцев по ее влажной щеке.

Юна-Вэл ткнулась лбом мне в грудь.

Я поцеловал ее волосы — густые и упругие, как у Лайны. Лучше, чем у Лайны, без аромата пугающе дорогих духов.

— Пора идти, — Юна-Вэл хотела подняться, но я ее удержал.

— Почему ты меня не любишь? — Это не было нытьем — я желал разобраться в проблеме.

Она с насмешливым удивлением вскинула брови, и на лбу обозначилась тонкая морщинка.

— Мальчик мой, я гожусь тебе в матери.

— А Джон Сильвер годился бы мне в отцы. Это не должно было помешать нам на контурах. Доктор Ливси прочитал о них и подтвердил: побывавшие на контурах влюбляются друг в друга.

Юна-Вэл усмехнулась.

— Могу представить, какую чушь он читал. Мистер Эрроу все еще пленник RF, он не мог дать верную информацию.

— Все еще? — переспросил я.

— Да. Я не успела… — Она запнулась, сердито прикусила губу.

— Что ты собиралась сделать?

— Тебе незачем знать.

— Юна!

— Джим! — Луговые глаза сверкнули; в них было больше стального блеска, чем нежной зелени. — Я не хочу погубить и тебя заодно.

«Ты был на главном контуре, — объяснял мне капитан Смоллет, — и ты хозяин: что пожелаешь, то и будет. Сильверу останется подчиниться». Хорошо, коли мне удастся ее дожать.

— Зачем ты явилась на корабль?

— Отвяжись.

— Отвечай! — рявкнул я, потому что убеждать было некогда.

— Не смей на меня кричать! — Юна-Вэл взвилась с земли; я вскочил вслед за ней.

— Отвечай. Правду.

— Нет.

— Говори.

Показалось, что Юна-Вэл упадет — так побелело вдруг ее лицо, так вся она поникла, будто спаленное засухой деревце.

— Я рассчитывала их спасти, — вымолвила она непослушными губами. — Александра и его экипаж. — Она перевела дыхание и заговорила тверже: — Я много лет занимаюсь проблемами RF. Джон по крупицам собирал данные; потом Израэль. Им было безумно трудно; они же risky fellows, взращенные Чистильщиками. Боролись, преодолевали блоки в сознании… А я ничем не могла помочь. И сейчас не до конца понимаю, как оно работает, но кое-чего добилась. По крайней мере, Израэль и еще трое наших пришли на «Испаньолу» без половины всаженного им в мозги багажа. Они способны говорить об RF и Чистильщиках, думать по-человечески.

— И Рейнборо может, — добавил я. — Мистер Смоллет тоже начал.

— Я ожидала, что все получится гораздо быстрей. Пронесла на борт щит собственного изготовления — штуку вроде гипноизлучателя, для защиты людей от воздействия RF-корабля…

— Как тебе удалось? Нас же просвечивали перед посадкой.

— В вещах мистера Эрроу «Щиток» отлично себя чувствовал. Однако в высоком режиме он действовал слабо.

— А сейчас пашет как надо?

— А сейчас его нет, — отрезала Юна-Вэл.

— Почему?

Она отвернулась. Слоистый туман подбирался к нам с краев луга, плыл над головой, стирая краски с облаков, озаренных малиновыми лучами уходящего солнца. Я коснулся плеч Юны-Вэл, облитых завитками ее волос. Кожа у нее была холодная, и Юна зябко поежилась.

— Что сталось с твоим «Щитком»?

— Разбила. — Она горько вздохнула и продолжила без моих понуканий: — Когда крысы пришли в первый раз… не когда вы прибежали на камбуз, а до того… Перепугалась до беспамятства, всякое соображение отшибло. Почему-то вздумалось, что если уничтожу «Щиток», корабль отступится. Как бы не так. Обломки не успела выбросить, а новые крысы тут как тут. Тогда уже стала кричать… Собственными руками разбила, идиотка. Чистильщики меня б забрали, но «Щиток» бы остался, работал. Весь рейс, туда и обратно. Ребята вернулись бы живые. Нас же послали на смерть. Всех — тебя, меня, Александра… Уже четыре корабля возвратились без экипажа, а руководство флота не чешется. Секретность проклятая! Смотрители безнаказанно гонят людей в рейс в высоком режиме, Чистильщики глотают добычу, не жуя. Джим, я не сомневалась в том, что нас ждет. Но этих risky fellows словами не убедить, не удержать. Я была уверена, что справлюсь здесь, на борту. И вот…

Я прижался щекой к ее затылку.

— Это не твоя вина. «Испаньола» заставила уничтожить оружие, с которым бы ты победила.

— Что толку меня утешать?

— Это правда. Ты же не сама ударилась в истерику, а корабль довел. Не казнись.

Юна-Вэл погладила мои пальцы, лежащие у нее на плече.

— Джим, прости.

— За что?

— За то, что не люблю, — прошептала она.

Развернув Юну-Вэл к себе лицом, я посмотрел в ее несчастные глаза, на побледневшие изогнутые губы. Красивая… Я спросил о деле:

— Отчего контуры сработали не так, как надо? Ведь твоего «Щитка» уже не было.

— Кто их знает? Крис мог бы разобраться, но он в коме. А техники только руками разводят. Кстати, что именно сказал тебе доктор Ливси? — вдруг заинтересовалась Юна-Вэл.

— Что мы с тобой не командуем «Испаньолой». — Я постарался припомнить дословно: — «Нигде не сказано, что пара влюбившихся космолетчиков начинает воздействовать на корабль».

— Чушь, — удовлетворенно кивнула она. — Космолетчиков на контуры не сажают. Только пассажиры вроде нас с тобой понижают уровень — «командуют кораблем». Разумеется, это не то, что делает настоящий RF-капитан. — Она поразмыслила. — Однажды кто-то после контуров сдуру попер в гости в чужую каюту — там-то их роман и начался. А слух прошел иной, и теперь контуров все боятся.

— Ты уверена?

— Это версия.

— Тогда приходи ко мне, побеседуем.

Я пошутил. Однако Юна-Вэл сильно расстроилась; она заморгала, губы горестно дрогнули.

— Ума не приложу, на что Александр надеется. Придумал раньше времени вызвать Чистильщиков! Сам бы не поплатился… Джим, я прощаюсь с тобой — здесь и сейчас. И запомни: Чистильщики — хуже смерти. Но если корабль тебя одолеет, не вздумай покончить с собой: это значит отнять последние шансы у остальных. Когда Чистильщики кого-то забирают, они дают краткую передышку уцелевшему экипажу. А стоит тебе ускользнуть из их пасти, ребятам пощады не будет. Джим, если мы встретимся там, у них… или на Станции… я тебя узнаю. И сделаю все, чтоб ты вспомнил, кто ты. Чтоб остался хотя бы наполовину человеком, как Александр. А теперь отпусти меня на корабль.

— Я не держу, — пробормотал я, сглотнув ком в горле.

— Ты удерживаешь мое сознание. Мы разговариваем здесь, а на самом деле застряли на трапе.

Больше всего на свете мне хотелось остаться с Юной-Вэл на вечернем лугу.

— Джим, не упрямься, — мягко сказала она.

Схватив в объятия, я прижал ее к себе — крепко, как только мог. Не пущу. Чистильщики хуже смерти.

— Надо идти, — шепнула она. — Александр ждет.

Мистер Смоллет обещал, что не отдаст ее Чистильщикам. Юна-Вэл в это не верит; она лучше разбирается, чем он… Не пущу.

— Возьми себя в руки, — проговорила она с холодком. — Некогда миловаться; нам пора.

— Юна…

Она рванулась, оттолкнула меня. В глазах полыхнул зеленый огонь.

— Джим Хокинс, марш на корабль!

Затянутый туманом луг исчез, и я оказался в щели — привалившись к стене, с целой стаей крыс под ногами. Перемигиваясь венцами, черные сгустки сновали от меня к скорчившемуся Джону Сильверу и обратно. Крысы тыкались в подошвы его ботинок и отскакивали, словно резвились.

Сильвер поднялся на ноги, огляделся. При виде крыс смуглое лицо болезненно дрогнуло.

— Видишь, что натворили. На RF-корабле нельзя долго спать… и уходить с него надолго — тоже.

Мы двинулись наверх. Сильвер шагал легче и быстрей, я отставал. Крысы торопились за ним, вся черная свита мельтешила возле «бывшего навигатора», лишь изредка одна-две возвращались ко мне — подгоняли. Твари не пытались навязывать чувство вины, а просто бежали себе и бежали, будто компанейские зверьки.

— Юна, — окликнул я, когда выбрался из щели в коридор; обогнавший меня на десяток метров Сильвер обернулся. — Что крысы сейчас делают? Зачем они кораблю?

— Черт их знает, — процедил он, разглядывая сгустки тьмы на полу. — «Испаньола» сыта после наших с тобой бесед. — Он дождался меня и зашагал дальше.

— В каком смысле «сыта»?

— Она питается людскими переживаниями. Стоило мне побиться в истерике — и корабль доволен. Но ему скоро понадобится новая порция, и крысы примутся ее выжимать.

— А как он живет в обычном состоянии — в нормальном рейсе, когда нет загнанной крысами дичи?

— «Обычного состояния» у RF не бывает. Во втором режиме, как раньше всегда летали, взвинченный экипаж отчаянно влюблен в своих женщин. Корабль жирует на самых сильных переживаниях — на любовной тоске и неутоленной страсти. Если же удается заставить кого-то ощутить себя виноватым и сожрать его целиком — это отдельный праздник.

— Влюбленность RF друг в друга кораблю тоже нужна. Иначе зачем эти каюты-ловушки, где людей заставляют терять голову?

— Иначе незачем, — согласился «бывший навигатор». — Тут все идет в дело: влечение, стыд, душевный раздрай, конфликты в экипаже… Думаю, будь их воля, Чистильщики весь корабль превратили бы в сплошную каюту. А экипажи набирали бы из женщин — они более эмоциональны и трепетны, чем мужчины.

— Тогда они погибли бы сразу, — возразил я, — больше никто бы не летал, и Чистильщики остались бы с носом.

— Они и так останутся. Вопрос в том, сколько еще экипажей погибнет, кроме нас.

— Джим Хокинс, Джон Сильвер, где вы находитесь? — прозвучал по громкой связи голос капитана Смоллета.

«Бывший навигатор» огляделся.

— Где мы? — спросил у меня.

Нашел, к кому обращаться. Кругом — никаких ориентиров, кроме символов на шторках, в которых я не смыслю. Я дважды ткнул кнопку связи на воротнике:

— Сэр, мы свернули с жилой палубы на трап и вышли с него на следующий виток.

— Поторопитесь, — отозвался мистер Смоллет странно звенящим голосом.

— Александр в бешенстве, — сказал Сильвер. — Ты потом не сердись на него. Не обвиняй. Любой RF-капитан — инструмент Чистильщиков. Они не позволят ему отбиться от рук.

— Остановить его? — предложил я, прижимая к себе укрытый под курткой станнер.

— Нет! — вскинулся Сильвер. — Покуситься на капитана значит оскорбить его богов. «Испаньола» тебе не простит, а меня заест в любом случае. Часом раньше или часом позже — какая разница?

Мэй-дэй! Я сам себе не прощу, если ничего не сделаю для Юны-Вэл. Как ее уберечь? Пока не знаю…

Прошли еще один виток. Где та девятнадцатая палуба, куда нам велено подняться? Сколько палуб Юне-Вэл осталось жить? Крысы тянулись за ней, словно короткий черный шлейф.

— Представляешь, как странно, — заговорил «бывший навигатор». — Александр был женат…

— Вот чудо-то, — буркнул я, скрывая собственное смятение. — Кто бы мог подумать.

— Помолчи. Жена у него была зеленоглазая красавица.

Не диво: потеряв Юну-Вэл, мистер Смоллет подыскал зеленоглазку на замену.

— У них родился ребенок, но сразу умер. И они расстались.

— Так что странное?

— Что разошлись. Когда risky fellows — влюбленные и стосковавшиеся — возвращаются из рейса, в семье начинается очередной медовый месяц. Который тянется вплоть до следующего рейса. Поверь мне: от такого мужа не уйдешь, и он свою жену не бросит. А эти двое расстались. К тому же после общей трагедии.

— Некая дама оставила супруга после катастрофы на «Илайне».

— С Джоном было невозможно жить. Он изводил меня, как не знаю кто.

На душе сделалось неуютно. Risky fellows одним прикосновением умеют влить физические силы или прогнать скребущих на сердце котунов. Нетрудно представить, каковы эти ребята по части любовных ласк. Куда до них простым смертным. «Все равно я тебя люблю», — мысленно сказал я Юне-Вэл. Обогнавший меня Сильвер оглянулся.

— Что?

— Я молчу.

«Бывший навигатор» с минуту шагал, размышляя. Миновали еще одну палубу.

— Джим, я не сравниваю обычных людей с RF. И ты ничем не хуже их. Все, что они умеют на борту RF-корабля, внизу не работает. И в первый раз меня понесло в рейс именно за этим — за сказкой, которой внизу не бывает.

— Джон Сильвер, Джим Хокинс, поторопитесь, — рявкнула громкая связь.

Знал бы капитан Смоллет, что гонит к Чистильщикам женщину, которую когда-то любил. Я ответил ему:

— Сэр, мы идем, как можем. Я не в состоянии бежать.

«Бывший навигатор» прибавил ходу. Я тоже; каждый шаг давался усилием воли.

Впереди была новая щель. Сильвер остановился возле:

— Будем протискиваться? Ох! — Он отпрыгнул, а из щели выхватился бывший старший пилот Рейнборо.

— Вот вы где, черти. — Лицо у него разгорелось, и вид был цветущий, словно Рейнборо вернулся с курорта. — Стоять, — он с силой меня облапил. — Джим, спокойно. Вдохнул, выдохнул.

Я покорился. Голова прояснилась, а тело налилось бодростью. Побледневший пилот выпустил меня и обернулся к Сильверу:

— Поди сюда.

Тот попятился.

— Джон Сильвер, выполняйте приказ! — гаркнул Рейнборо, метнулся и поймал Сильвера в объятия. — Стоять. Держитесь, ребята, — пробормотал он, отпуская «бывшего навигатора».

Лицо у пилота посерело; отступив, он привалился к стене.

— Бегом.

Мы ринулись в щель. То ли она была шире предыдущей, то ли студень послушней раздавался в стороны — но мы неслись во весь дух. Я следил, как бы не наступить на струящийся черный шлейф, не отстававший от Сильвера. Проклятые крысы никак не отвяжутся.

Вырвались в коридор. Ни души. Девятнадцатая палуба на самом верху, возле рубки. Я помнил: чтобы подняться в рубку от жилой палубы, нужно пройти три трапа. Два мы уже прошли.

— Израэль Хэндс, ответьте капитану, — ударила по ушам громкая связь.

Мэй-дэй! RF-связь не работает? Или беда с самим Хэндсом?

— Слушаю, сэр, — отозвался старший пилот.

— Как вы?

— В порядке, сэр. — Я слышал его дыхание: Хэндс явно делал нечто, требующее усилий. — Мелвин с Эйбом расстроились из-за Чистильщиков; пришлось окоротить обоих.

— Что?

— Хотели прекратить торможение. В драку полезли. Лежат связанные. — Хэндс вздохнул, очевидно, закончив возиться с бесчувственным телом кого-то из тех двоих.

— Справитесь один?

— Конечно, сэр. Пока стоим, чего не справиться?

— Джим, поворачивай назад! — раздался крик доктора Ливси. — Не смей подниматься!

Я дважды ткнул кнопку связи.

— В чем дело?

— Они — убийцы!.. — Крик оборвался.

— Александр, что происходит? — спросил Сильвер, прижав кнопку на воротнике.

— Доктор психанул. Я жду; шевелитесь быстрей.

Нас уже гнали один раз — к старту «Испаньолы», когда сквайр Трелони грозился уволить мистера Смоллета и нанять другой корабль. Как говорил Хэндс, капитана тогда звал RF. А чей зов мистер Смоллет слышит нынче?

— Доктор Ливси, ответьте Джиму Хокинсу.

Молчание.

— Доктор Ливси!

— Не ходи… сюда, — едва слышно выдохнул доктор.

Мы с Сильвером с разгону остановились.

— Александр, что ты делаешь?! — закричал «бывший навигатор». Спохватился: — Что вы делаете?

— Пытаюсь спасти твою шкуру, — с яростью отозвался капитан. — Ради твоей жены.

Сильвер снова пустился со всех ног. Но теперь — спасибо Рейнборо — я был проворнее и без труда его обогнал. Виток. Еще виток. Трап. Я ворвался в щель.

— Джим, подожди! — догнал меня крик Сильвера.

Я еще наддал.

Вылетел из щели в коридор.

— Вниз, — рявкнуло над головой.

Я повернул вниз, прочь от запретной для меня рубки. Посреди коридора стоял капитан Смоллет: в парадной форме, в светлом кителе с черными нашивками и с черным шарфом на шее. Завязанный узлом длинный шарф — символ служения Чистильщикам, знак подчинения чужакам. Однако синие глаза нашего капитана не пылали огнем RF. Это были яростные, но совершенно человеческие глаза. Сильвер ошибался: мистер Смоллет не был орудием Чистильщиков; по крайней мере, сейчас.

Неподалеку зашевелилась шторка с иероглифом. Цепляясь за край проема, наружу выбрался доктор Ливси, выдохнул:

— Не подходи. Он тебя убьет.

— Ты бы посытней Чистильщиков кормил, — бросил мне капитан, не обращая внимания на доктора. — Дом свиданий устроили… Вниз! — крикнул он вырвавшемуся в коридор Сильверу.

— Джим, беги, — прохрипел доктор Ливси, шатаясь. Почерневшее лицо было в испарине, взгляд помутнел.

Я кинулся поддержать его. Доктор меня оттолкнул:

— Беги! Александр, пощадите его… — Он двинулся к капитану. Взялся за сердце.

Мистер Смоллет нажал кнопку на воротнике:

— Слушаю, Дэн. Сейчас придем.

Шатавшийся, едва переставлявший ноги доктор внезапным броском оказался возле мистера Смоллета. В руке блеснула полоска хищной сталь. Однако лезвие скользнуло, не воткнувшись, и капитанский китель прочертил длинный разрез на груди. Сильвер вскрикнул, капитан отшатнулся.

— Дэвид, вы спятили.

Сжимавшая скальпель рука бессильно разжалась, оружие выпало.

— Беги, — шепнули почерневшие губы, и доктор Ливси повалился на палубу.

Разрез на кителе мистера Смоллета был чистый, без кровинки. Что там, под тканью, — металл? Хорошая одежда у RF… Подобрав скальпель, я отбросил его подальше. Скальпель вошел в мягкий студень и исчез без следа.

— Идемте. Джим! — Рванув меня за собой, капитан ринулся в отсек, из которого недавно выбрался доктор.

 

Глава 10

Здесь был огромный зал. Потолок переливался розовым, лиловым и фиолетовым, на стенах шевелились черные пятна: расплывались и сжимались, словно дышали. У дальней стены, возле самого крупного пятна, стоял мистер Эрроу. Вскинув руки, повернув к пятну ладони, он точно убеждал: «Успокойся, все хорошо». У его ног ничком лежал космолетчик; судя по квадратной голове — пилот Берт. Двое навигаторов — Норман и сумасшедший Тон-Тон — валялись возле двери. Над ними спина к спине стояли планет-стрелок Грей и техник Андерсон, наблюдали за беспокойными пятнами на стенах. Поодаль, возле стоящего навытяжку перепуганного охранника, сидел бледный сквайр Трелони; его второй охранник скорчился на палубе. Не иначе как Рейнборо отнял энергию, чтобы передать нам с Сильвером.

— Все за мной! — крикнул капитан и помчался через зал к мистеру Эрроу; следом кинулись Грей с Андерсоном и охранник сквайра. — Обычно Чистильщики свободно забирают жертву, — принялся объяснять мистер Смоллет. — Когда они в силе. А мы нарушим всегдашний ход событий и вызовем недокормленных, слабых. Ими можно управлять.

— Голодные только злее, — заметил Сильвер, тяжело дыша.

— Джон, — рыкнул наш капитан, — когда моя жена преждевременно родила ребенка, у него не было сил жить. Я держал его на руках — я, RF, пытался отдать свою жизнь — а он умер.

Он умер, потому что фантастические умения risky fellows внизу не годятся, подумалось мне. Но в словах о недокормленных Чистильщиках была своя логика.

Мы добежали до мистера Эрроу; пятно, возле которого он стоял, превратилось в зевающую черную пасть. Первый помощник едва держался на ногах, струйки пота стекали по шее, впитываясь в повязанный черный шарф; вскинутые руки, обращенные ладонями к стене, дрожали. Мистер Смоллет подхватил его под локти и передал подбежавшему Грею. Планет-стрелок сосредоточился, яркий румянец схлынул — и Грей осел на палубу, возле не приходящего в сознание Берта.

Охранник сквайра шарахнулся прочь, но мистер Смоллет настиг его, прижал к себе обеими руками. Охранник трепыхнулся, обмяк и повалился капитану под ноги, точно куль с тряпьем.

Андерсон двинулся было ко мне.

— Джону отдайте, — остановил его мистер Смоллет.

Техник обернулся к Сильверу:

— Забирай все.

— Не могу, — вымолвил «бывший навигатор». — Я же не RF.

Андерсон сгреб Сильвера в охапку. Побледнел, но устоял на ногах; видимо, сам он не мог отдать силы целиком, вплоть до обморока.

От зевающей пасти в стене тянуло густым духом нагретого тростника. Мистер Эрроу стоял рядом, скрестив руки на груди; наверное, он уже ничего не мог с ней поделать.

— Не паниковать, — сказал капитан нам с Сильвером. — Испугаетесь — все пропало.

— Александр, да вы что?! — вскричал «бывший навигатор». Он уже был до смерти напуган черной пастью.

Переступив через лежащего без сознания планет-стрелка, мистер Эрроу подошел к нам. Коснулся пальцами моего лба, затем обрисовал по контуру лицо Сильвера.

— Держитесь.

От его прикосновения ушла тревога, и поселилась уверенность: мы выдержим. То есть, я выдержу. А Сильвер… а Юна-Вэл? Ей по-прежнему страшно. Зрачки во всю радужку, и на смуглой биопластовой коже — капельки влаги.

Черная пасть раззявилась шире, растянулась точно в ухмылке.

— Спокойно, — мистер Эрроу обхватил «бывшего навигатора» за плечи.

Сильвер напряженно выпрямился. На шее, под слоем биопласта, отчаянно билась жилка.

— Джон, возьмите себя в руки, — отчеканил мистер Смоллет. — Вы навигатор или кто?

Вот именно: «или кто», сообразил я, холодея. Она — женщина. Более эмоциональная и трепетная, чем мужчина — чем даже горевший на «Илайне» бывший RF-навигатор. Она смертельно боится Чистильщиков, и первому помощнику с этим не совладать. Проклятье!

Черная пасть ухмылялась все шире, дышала теплом нагретого на солнце тростника.

— Джон! — рявкнул мистер Смоллет, метнувшись к лже-Сильверу.

Показалось — ударит. Нет: припечатал ладонь ко лбу, пуская в ход еще не знаю какие резервы RF-колдовства.

— Спокойно, — приказал первый помощник.

Губы у Сильвера стали пепельные, на висках налились крупные капли пота, скатились вниз.

Юна, ну что ж ты? Сильная моя, смелая — успокойся. Поверь капитану; все-таки он больше, чем наполовину, человек.

Я скользнул на вечерний луг, в белый слоистый туман.

— Юна-Вэл!

— Останови его! — раздался пронзительный крик.

Юна бежала ко мне растрепанная, в порванной на груди куртке, словно только что отбивалась от банды насильников.

— Александр погибнет. — Глаза у нее были безумные. — Джим, помоги! — Схватив за руки, она притянула меня к себе; теплое дыхание коснулось моих губ. — Я сделаю для тебя, что захочешь… обещаю. Но ради бога, останови его!

Красивое несчастное лицо было совсем рядом с моим; безумие потухло в луговых глазах, и они заклинали: «Помоги!»

— Я люблю его, — прошептала Юна. — Если с ним что-нибудь случится… я умру.

Я молчал, всматриваясь, впитывая взглядом каждую клеточку ее гладкой золотистой кожи, пушинки на щеках, длинные густые ресницы. Скорей всего, я это больше не увижу.

— Джим! — взмолилась Юна-Вэл.

Растрепанные волосы колыхнулись, порванная куртка распахнулась на груди. Я позволил себе посмотреть — в первый и последний раз было можно. Ох. Два нежных золотистых холмика были как будто исхлестаны плетью, оставившей беловатые шрамы, а между ними на коже светлело сплошное пятно, как от ожога кислотой. Юна-Вэл повела плечами, и куртка снова сошлась.

— Это после «Илайна», — пояснила Юна неловко. — Джон… неважно. Джим, милый, у нас нет времени.

Я поцеловал ее — миг горького счастья — и снова очутился на «Испаньоле». Первый помощник удерживал «бывшего навигатора», чтобы не упал, мистер Смоллет пятился к издевательски ухмыляющейся пасти. Меня поддерживал Андерсон и шепотом ругался.

— Отчего Джон психует? — резко спросил капитан.

— Боится, — ответил я.

Мистер Смоллет отступил еще на шаг к разверстой стене.

— Черт возьми! Джон, Чистильщики вас не тронут.

Сильвер дернулся, желая вывернуться из рук мистера Эрроу. Не удалось.

— Алекс, нам бы станнер, — произнес первый помощник.

Рванувшийся Сильвер сшиб его с ног и кинулся за помощью ко мне. Выхватив из-под куртки свое оружие, я даванул на спуск.

— Джи… — Выстрел отсек последний звук моего имени.

«Бывший навигатор» рухнул на палубу. Андерсон ударил меня по руке, отклоняя ствол станнера:

— Оставь в сознании.

Я не спятил — глушить человека долгим импульсом. Сильвер все сознает, но вяло, отрешенно, без испуга. И неотвязные крысы наконец исчезли.

Откуда-то долетел хриплый крик. Я оглянулся. Сквайр Трелони брел к нам через зал, а от входа, подтягиваясь на локтях, полз доктор Ливси. Сквайра мотало, как пьяного.

— Обезвредь их, — велел первый помощник Андерсону.

Техник двинулся навстречу сквайру; сам-то шагал не слишком уверенно.

Черная ухмылка «Испаньолы» за спиной мистера Смоллета расползалась, стена как будто готовилась порваться от края до края; тянущий изнутри сквозняк шевелил седые волосы нашего капитана. Он улыбнулся своей молодой улыбкой:

— Дэн, поменьше грязи.

— Приходи уборщиком, — отозвался первый помощник.

«Спокойно», — приказал я себе. Не пугаться. Не переживать. Никого не жалеть. Все это после. А сейчас — не мешать капитану. Сейчас — спасти Юну-Вэл.

Мистер Смоллет обернулся к стене.

— Это мой экипаж, — проговорил он в черноту открытой пасти.

Тянущий из нее сквознячок прекратился; корабль словно затаил дыхание.

— Мои люди не виноваты, — продолжал мистер Смоллет. — Во всем, что случилось, только моя вина.

«Испаньола» прислушивалась, не дыша.

— Простите, — сказал капитан. — Я недосмотрел, недодумал.

Его плечи поникли, голос стал глуше, в нем проскользнули нотки мучительного раскаяния. Но ему же не в чем себя винить.

— Оставьте моих людей на борту, — попросил мистер Смоллет. — Они ничем не провинились.

За спиной раздался вскрик. Мы с мистером Эрроу невольно обернулись. Джоб Андерсон, недавно шатавшийся от слабости, легко шагал от лежащего без движения сквайра к доктору Ливси. Доктор завороженно следил за ним и не пытался уползти.

— Простите, — снова сказал мистер Смоллет. — Это мои ошибки, мой недогляд, мое преступление.

Он же не Чистильщиков уговаривает, сообразил я, — самого себя убеждает. Входит в роль виноватого. В роль человека, которого они должны покарать.

— Тихо, — прошептал мистер Эрроу, сжимая мое плечо. — Все будет хорошо.

Он снова оглянулся на Андерсона, и я вместе с ним. Техник нагнулся над доктором Ливси, коснулся — и доктор уронил голову, распластался, словно это прикосновение его убило. Мистер Эрроу нажал кнопку связи на воротнике:

— Джоб? Проверь навигаторов с охранником и уходи. Уходи, я сказал, — прошипел он, стараясь не мешать мистеру Смоллету.

— Я негодный капитан, — горько вымолвил тот. — Взял на борт человека, которого нельзя было брать, и не уберег Джима. То, что с ним случилось, лежит на моей совести.

Я до боли прикусил губу. Нельзя бояться. Нельзя переживать. Мистер Смоллет из-за меня провалит дело… Но как же за него не бояться?

На полу шевельнулся Берт. Первый помощник отпустил меня и качнулся к пилоту. Без сил рухнул рядом на колени, провел рукой по широкому стриженому затылку. Забрал себе столько жизни, сколько мог. Перешел к планет-стрелку. Проверил пульс и затем осторожно, двумя пальцами отнял тот небольшой запас сил, что успел накопить Том Грей. Вернулся ко мне, прижал к спине ладонь, от которой исходило успокаивающее тепло.

— На тебя людей не хватит, — прошептал мистер Эрроу. — Нечего психовать; лучше по-быстрому проверь, как там Сильвер. Там, — повторил он с нажимом, и я понял. — Мигом.

Снова вечерний луг — потемневший, промозглый. Ели-ели вокруг почти черные, и сквозь туман не видно звезд над головой.

— Юна-Вэл! — позвал я, и она появилась.

Нагая, избитая в кровь, с обожженной кислотой грудью, она сидела в траве, подвернув под себя ноги.

— Юна! — я метнулся к ней, срывая с себя куртку. Набросил ей на плечи, укутал.

— Уйди, — безжизненно, как сумасшедший навигатор Тон-Тон, проговорила она.

— Что с тобой?

— Я просила остановить Александра. А ты… — Юна-Вэл провела языком по разбитым кровоточащим губам. — Ты вот что сотворил.

Она так себя ощущает потому, что я ее не послушался?

— Юна, в любых катастрофах в первую очередь спасают женщин и детей.

Луговые глаза посмотрели мне в лицо. Взгляд, от которого сделалось холодно.

— Не смей больше ко мне приходить. Никогда.

Так и знал, что этим кончится. Я вернулся на «Испаньолу». Сильвер ничком лежал на полу; даже дыхания не было заметно.

— Как он? — спросил мистер Эрроу вполголоса.

— В бешенстве. — Меня тянуло подойти к «бывшему навигатору», что-то объяснить, оправдаться. Бесполезное дело.

Я глянул на мистера Смоллета. Крысы! Мощные сгустки тьмы сновали у ног капитана, перемигивались фиолетовыми огнями. Он их не видел — откинув голову, он всматривался куда-то вверх, в черноту открытой пасти корабля.

— Стоять! — мистер Эрроу перехватил меня, не позволив рвануться к капитану.

Он сомкнул руки у меня на поясе, прогоняя тревогу, вселяя спокойствие и уверенность. А с двумя перепуганными — со мной и с Сильвером в придачу — ему бы точно не сладить. Счастье, что я станнером запасся…

Провал в стене лилово затлел, изнутри дохнуло сухим тростником.

— Я виноват, — убежденно проговорил мистер Смоллет. — Накажите меня; забирайте — но меня одного. Пощадите Джима и Сильвера. Отпустите их. Отпустите обоих.

Помню, когда был на контурах, я точно так же взывал к Чистильщикам, просил пощадить Юну-Вэл…

Капитан вдруг пошатнулся, как будто на плечи ему рухнула огромная тяжесть, схватился за край тлеющего лиловым провала.

— Накажите меня! — крикнул он, а венцы у крыс вспыхнули розовым светом, твари взмыли в воздух и облепили его: сели на шею и плечи, на спину, на бедро, под коленом. — Накажите меня! Я прошу! — выкрикнул мистер Смоллет, клонясь под тяжестью чего-то незримого, навалившегося убийственной глыбой.

Юна была права. Наш капитан погибнет, отправится к Чистильщикам вместо нее… и вместо меня. Рука дернулась к оружию. Нет станнера. Вытащен.

— Уймись, — свирепо тряхнул меня первый помощник.

Он знал, понял я. Наперед знал, как поступит мистер Смоллет. И лгал, уверяя, будто все кончится хорошо.

Я сам говорил, что в первую очередь спасают женщин и детей. Женщин — да. Но я-то не ребенок.

— Уймись, — процедил мистер Эрроу, и я подчинился.

Сцепив зубы, смотрел, как ломается под невидимым грузом худощавая фигура в светлом кителе, как подгибаются колени нашего капитана, как он сползает по стене, упирается руками, чтобы не завалиться на бок. Длинные концы его черного шарфа мели пол, белые волосы упали на лоб, прилипли к мокрой коже. Ухмыляющаяся пасть «Испаньолы» раскрылась шире, нижний край оказался вровень с палубой, из нее ударил порыв теплого ветра. Белые стены зала порозовели, и ярче вспыхнули венцы прилепившихся к мистеру Смоллету крыс.

От верхнего края пасти отвалился шмат лилово тлеющего студня, шлепнулся возле мистера Смоллета. Зашевелился, стягиваясь в круглый ком. Наш капитан выпрямился на коленях. Ком тоже стал вытягиваться вверх, приобретая форму человеческого тела. Внутреннее лиловое свечение потухло, и фигура на полу сделалась черной. В этой черноте тонул внешний свет, но я различил подробности: такой же китель, как у мистера Смоллета, завязанный узлом длинный шарф, те же черты лица. Только крыс на пришельце не было.

— Я виноват, — сказал наш капитан стоящему на коленях двойнику. — Забирайте меня. — Он поднялся; лицо исказилось от усилия.

Подвижный студень перетек из согнутых ног в туловище и обратно, ноги вытянулись, выпрямились, и чужак опять стал точной копией мистера Смоллета.

От края лилового провала отвалился второй тлеющий шмат, упруго задрожал на палубе. Капитан отпрянул, и его двойник шагнул следом — не отрывая от палубы ног, плавно перетекая на новое место. Чуть слышно ахнул мистер Эрроу. Шмат живого студня быстро собрался в человеческую фигуру, лежащую ничком на полу. Второй Сильвер. Мэй-дэй!

— Так должно быть? — шепотом спросил я.

— Да, — ответил первый помощник.

Опять солгал; я понимал это, но мне надо было ему верить. Потому что капитан Смоллет приказал не бояться, и потому что он хотел спасти нас с Юной-Вэл. Ради Юны я был согласен, чтобы за мою жизнь он заплатил своей.

Прилепившиеся к капитану крысы соскочили, притушили венцы. Мистер Смоллет метнулся к чужакам, встал между своим двойником, перетекающим в новую позу, и тем, что лежал ничком. Крысы лениво двинулись за капитаном, с явной неохотой взяли в кольцо.

— Забирайте, черт вас возьми! Убейте. Ну?

Его двойник утратил форму, стек вниз и улегся на палубе второй копией «бывшего навигатора». Похоже, Сильвер им нравился гораздо больше, и они сосредоточились на нем, готовясь его забрать. Действие станнера проходит, и Юна-Вэл в полную силу ощущает свой страх за капитана? Ее любовь сильнее самовнушенного чувства вины, которое испытывает мистер Смоллет?

— Пустите, — я хотел сбросить руки мистера Эрроу.

— Нет.

Вселенное им спокойствие не давало испугаться по-настоящему, и мысль, что Юна-Вэл сейчас погибнет, была холодной и как будто чужой. Не задохнуться от ужаса, не ощутить вину, не переманить Чистильщиков к себе.

Крысы мистера Смоллета выцветали, готовясь исчезнуть; их фиолетовые венцы потухли. Зато два вытянувшихся ничком чужака затлели белесым светом, как стены «Испаньолы» при запуске RF-тяги. И мертвенно засветился черный шарф и нашивки на кителе капитана.

— Алекс, шарф! — крикнул первый помощник.

Мистер Смоллет схватился за узел, рванул. Тот не поддался. Сильвер шевельнулся, и вслед за ним одинаковым текучим движением шевельнулись его двойники. Капитан не мог развязать шарф; казалось, его пальцы готовы сломаться в борьбе с окаменевшим узлом.

— Дэн, помоги! — вскрикнул он, а в глазах вспыхнул знакомый огонь RF, синие отсветы легли на искаженное лицо.

Мистер Эрроу ринулся к нему. Я бросился к Сильверу и вцепился ему в горло, желая придушить и отвлечь от страха за нашего капитана. «Бывший навигатор» слабо вздрогнул — на большее не хватало сил.

Мистер Смоллет дергал светящийся шарф, пытаясь сорвать его, словно ядовитого гада. Мистер Эрроу выхватил у него из кармана лучемет, вскинул оружие; узкий ствол уставился капитану в шею.

— Стреляй, — приказал мистер Смоллет.

— Голову отверни! — рявкнул первый помощник.

Схватился за концы шарфа, оттянул, сколько мог, и полоснул лучом, разрезая ткань. Отшвырнул шарф; белесое свечение начало затухать. Капитан хрипло выругался.

— Снимай китель, — велел ему мистер Эрроу. — Ч-черт! — он пинком отбросил меня от Сильвера.

Приподнявшись, я увидел, как опадает, стекая вниз, чужак, копировавший меня: я еще застал его напряженную спину, опущенную голову и согнутые в локтях, душащие пустоту руки. Спустя несколько секунд он опять стал копией Сильвера.

«Бывший навигатор» дернулся и глухо застонал. Второй раз не выстрелишь — Сильвер потеряет сознание, а этого нельзя.

— Алекс, снимай китель, — повторил мистер Эрроу. — Быстро.

Капитан сердито сдвинул брови. Нашивки светились, как только что светился шарф, с которым он отчаянно сражался.

Мистер Эрроу поднял лучемет:

— Снимай. Считаю до трех. Раз, два…

Мистер Смоллет скинул порезанный доктором китель и повернулся к Сильверу и двум чужакам. Молодое лицо сделалось незнакомо жестким, огонь RF в глазах не затухал.

— Дэн, с меня довольно, — проговорил он, оглядев три одинаковые фигуры на палубе. — Пусть забирают его к черту.

Мистер Эрроу побледнел.

— Тогда следующим они возьмут Джима.

Пронзительный синий взгляд хлестнул меня по лицу.

— Значит, они его возьмут, — отрезал мистер Смоллет.

— Мы не можем его отдать.

— Можем.

Сильвер застонал. Две студенистые копии перетекли ближе, под бок к «бывшему навигатору». Мистер Смоллет бесстрастно наблюдал — беспощадный, неумолимый, точь-в-точь станционный смотритель. Шарф, осенило меня. Проклятая тряпка светилась — это воздействовали на капитана Чистильщики, не позволяя ему отбиться от рук, превращая его в марионетку. Неспроста мистер Смоллет с шарфом не расставался — не положено ему. Значит, у нас теперь настоящий RF-капитан?

— Алекс, прости, — шепнул мистер Эрроу.

В правой руке он держал лучемет, левой вынул из кармана мой станнер. Бросил станнер на палубу и лучом разрезал его надвое.

— Прости, — повторил он громче. — Дурной у тебя первый помощник. Раззява. И не соображает ни черта.

— Замолчи, — велел капитан Смоллет. — Еще не хватало…

— Прости, — в третий раз сказал мистер Эрроу и отдал ему лучемет. Развязал собственный шарф, отбросил его и отвернулся.

Я так и запомнил: прямая спина и неровная седина в волосах. И выросшие рядом две черные фигуры, такие же прямые и неподвижные. Глухая тьма, копирующая живое тело. Про Сильвера позабыли — подвернулся более лакомый кусок. На счету первого помощника много промахов; неизвестно, с какой силой он способен о них сожалеть… заставить себя ощутить вину, чтобы отвести беду от других.

— Дэн! — тревожно окликнул мистер Смоллет. Он стоял, сжимая бесполезное оружие, не зная, что делать. — Перестань. — Пылающие глаза капитана еще не были человеческими, но лицо утратило чужую, навязанную жесткость. Мистер Смоллет сделал шаг к своему помощнику и чужакам. — Дэн, ради бога…

Мистер Эрроу поднял ладони и положил их на начавшие одинаково сгибаться черные руки двойников. По розовеющим стенам зала полоснул белый свет — словно метнулся туда-сюда луч прожектора; «Испаньола» содрогнулась, будто налетела на какой-то космический риф. Внутри чужаков затеплилось и погасло лиловое свечение, у мистера Эрроу вырвался стон.

— Нет, — выдохнул наш капитан, вскидывая лучемет. — Не отдам.

В отчаянии, он выстрелил. Бледный луч разрезал левую фигуру; я видел, как вскипел черный студень, как пузырчатая полоска перечеркнула чужака. Тот не шелохнулся. Студень остыл и затвердел, чужаки снова осветились изнутри, а мистер Эрроу закричал от нестерпимой боли, согнулся, не отрываясь от лиловых рук, как будто его ладони приросли к чужой плоти. Две тлеющие фигуры клонились с ним вместе, текуче меняя позу и колеблясь, словно тоже по-своему бились от боли. По стенам метался белый свет, распахнутая пасть «Испаньолы» жарко дышала, палуба ходила ходуном — казалось, корабль-убийца сотрясается в упоении.

Человеческий крик оборвался. Все замерло.

— Дэн, — расслышал я стон нашего капитана.

Чужаки утратили форму, оплыли вниз и слились с палубой. На черном пятне остался лежать мистер Эрроу. Странно изломанный, сжатый, как будто скомканный чьими-то злобными лапами.

Это не Чистильщики, — вдруг ясно оформилась мысль. Это тупые куски тупого студня. Инструменты скрывающихся незнамо где богов.

Черное пятно тронулось с места и поплыло к раскрытой пасти. Ни звука, ни малейшей волны — чернота просто смещалась и несла на себе мистера Эрроу.

В оцепенении, я смотрел, как пятно вплыло в пасть. Лиловые отсветы легли на безжизненное лицо первого помощника, на его светлую рубашку — и погасли. Пасть начала закрываться. Издевательская ухмылка «Испаньолы» сужалась, края провала смыкались, не оставляя следа. Провал делался все меньше, все безобиднее, пока не превратился в дыру размером с кулак. Эта дыра жила еще с полминуты; из нее дул устойчивый ветерок, несущий запах горячего тростника. Потом ветерок выдохся, дыра закрылась. Розоватые стены выцвели и стали изжелта-белыми, как прежде; огни на потолке померкли.

Я пересчитал людей. Не потому, что их надо было считать, а просто до конца еще не осознал случившееся. Десятеро. Сильвер — неподвижный, уткнувшийся лицом в палубу. Мистер Смоллет — потрясенный, растерянный. Рядом — планет-стрелок, пилот и охранник; все без сознания. Ближе к двери — сквайр Трелони, второй охранник и доктор Ливси; у порога — два навигатора. Кто их разберет, как они там…

— Как же теперь? — прошептал мистер Смоллет. — Без Дэна… Без него нельзя.