Старший лейтенант Колесниченко хорошо изучил Максима Зверева. И чем больше он погружался в прошлое обыкновенного советского школьника, тем больше у него появлялось вопросов.

Самый главный вопрос — это даже не удивительные умения 11-летнего мальчика, его неожиданные спортивные успехи. Допустим, с ним занимался его дед или кто-то еще, просто раньше он не раскрывался. Но вот психологическая подготовка этого спортивного вундеркинда — это гораздо серьезнее. Чтобы вести себя в разных ситуациях так, как вел себя Максим Зверев, нужен немалый жизненный опыт, профессиональная подготовка и стальные нервы. По факту психика подростка не может быть стабильной. И нервная система еще только закаливается. Так что, даже если с ним поработали специалисты, вполне возможен нервный срыв. Ну не может ребенок вот так спокойно убивать, пусть преступника, но все же человека, а потом, словно ничего не случилось, выступать на соревнованиях, читать стихи на школьном вечере, короче, жить спокойной жизнью.

Были и другие вопросы — как родители проморгали удивительные таланты своего сына? Почему Зверев именно сейчас и именно после переезда из Москвы решил раскрыться? Если версия с подводкой к первым лицам верна, то в Москве это сделать ведь проще..

«Хотя нет», — тут же опроверг сам себя Колесниченко. — «Как раз в Москве сложнее — там талантливых школьников гораздо больше, кого попало к руководителям первого эшелона не подпустят. А сопровождение и Брежнева, и других на голову выше. Это здесь, на выезде могут немного расслабится…»

Кроме того, Колесниченко никак не мог понять, почему Зверев все-таки так нарывался. В той же сберкассе он полностью раскрыл себя, хотя мог просто убежать. В крайнем случае, позвонить по 02, вызвать милицию. А он пошел на вооруженных матерых уркаганов. Зачем? Может, сбой в программе?

Именно это больше всего волновало старшего лейтенанта. И он еще и еще раз в уме прорабатывал детали операции, которую ему поручили разрабатывать…

Некоторое время назад. Красногвардейский РОВД

…— Разрешите мне, товарищ майор?

С места поднялся тот самый франт в югославском костюме.

— Что у тебя, Сергей? — вопросительно посмотрел на наго Шардин.

— Я, товарищ майор, работал по линии, так сказать, творческой — в свободном поиске. И вынужден Вам доложить, что кроме спортивных способностей у этого чудо-мальчика есть еще выдающиеся способности к философии, а также к истории и литературе. Я говорил с его учителями, с директором школы, а главное — с его товарищами, с одноклассниками. Все они восхищаются Зверевым, правда, по разным причинам. И одноклассники утверждают, что Зверев этот — местная школьная звезда. Не проходит урока, чтобы он… ну, не то, чтобы не сорвал его — он подчиняет учителей своей воле…

— Он что — еще и гипнотизер? Вот же ж на нашу голову свалилось… — это уже не выдержал начальник райотдела Шарапа.

— Я не совсем точно выразился. Он, скорее, подчинял всех своему обаянию и эрудиции, которая у него, как для 12-летнего советского школьника весьма обширная. Он с ходу шпарит не только учебники истории или литературы целыми страницами — он выдает много внеклассного чтения, например, стихи поэтов, которые в школе вообще не проходят. А также исторические факты, которыми на сегодня владеют только специально изучающие эти факты научные работники, причем, не ниже кандидатов исторических наук.

— Так. Спортсмен-вундеркинд-убийца… Киборг какой-то! — подвел итог Шардин.

— Нет, не киборг. У меня есть одна рабочая версия, — улыбнулся Сергей.

Нехорошо так улыбнулся…

— Сергей, не тяни кота за все подробности. Ты у нас из отдела яйцеголовых, вот и давай сразу по существу, а то все эти твои комплименты, — майор Шардин был немного раздражен.

— Так точно, товарищ майор. Просто информация, которой я располагаю, находится под тремя нулями. То есть, особо секретная. Поэтому я вкратце охарактеризую положение вещей. Поскольку я прикомандирован к группе недавно и именно по причине экстраординарных способностей, проявленных объектом разработки, то моя задача имеет, так сказать, всестороннее изучение этих способностей. И собранные мною данные позволяют предполагать наличие у четвероклассника Зверева не способностей, а, скорее, некой программы. Вот тут капитан Краснощек рассказал нам о спортивно-боевой подготовке советского школьника. И упомянул о том, что такие способности могут быть у детей, если с ними работать с самого раннего возраста. Я же считаю, что есть еще один метод — метод глубокого психогипнотического внушения и внедрения в сознание человека определенных программ.

— Мда… То есть, таки киборг? — Шардин с интересом взглянул на старшего лейтенанта Колесниченко.

— Нет, не киборг. Обыкновенный человек, которого вывели на уровень необыкновенного искусственно. Ребенка легче обрабатывать, его мозг еще как пластилин, лепи что хочешь. Для примера вспомните хунвейбинов и «красных кхмеров». Там сплошь вот такие, как этот Зверев. Правда, им мозги просто пропагандой забили, они и безо всяких там каратэ и кун-фу мотыгами взрослым головы сносили. Но как пример воздействия на сознание… А тут еще и в подсознание похоже, залезли.

— И зачем же? И — главный вопрос — кто? — Шардин уже не улыбался и был предельно серьезен. А вот начальнику райотдела майору милиции Шарапе и его коллеге, начальнику ОУР Красножону стало совсем, так сказать, грустно.

— Ну, я могу предполагать, что подобные программы разрабатываются у нашего вероятного противники — в странах НАТО, в первую очередь, в США, Великобритании, ФРГ. У нас есть данные, примерный алгоритм исследований в этой области, а самое главное — примеры подобных внедрений.

— Внедрений куда? — Шардин не совсем понимал, куда клонит его сотрудник.

— Внедрений во всех смыслах. И в память, то есть, в мозг наших людей, и внедрение этих людей в какие-то ключевые зоны, где они смогли бы быть полезными врагу.

— И каким же образом?

— Да каким угодно. Передавать информацию, как минимум.

— А как максимум?

— А как максимум — стать своеобразной самонаводящейся торпедой.

— Погоди, Сергей, тебе не кажется, что по поводу этого школьника ты перегибаешь? — старший группы уже не скрывал свое раздражение. Надо же — и здесь шпиономания.

— Нет, не перегибаю, товарищ майор. И сегодня во время доклада коллег, — Колесниченко кивнул в сторону Красножона, — я в этом еще раз убедился. Тем более, что я имел доверительную беседу с этим мальчиком.

— И что же?

— И то, что никакой он не мальчик. У него сознание вполне сформированного взрослого человека. Он рассуждает, как взрослый, имеющий жизненный опыт, у него отсутствуют те, так сказать, красные флажки, которые должны присутствовать у любого советского человека. Вот я слышал, что он больше испугался милиции, нежели взрослых бандитов. Нет, он не испугался милиции. Точнее, он испугался не милиции, а последствий попадания в милицию. Понимаете разницу? И при этом он совершенно не испытывал страха передо мной, хотя знал, что я сотрудник органов госбезопасности. У любого советского человека просто обязан быть некий страх перед КГБ. А у этого мальчика его нет. Вообще. Причем, он вел себя достаточно уверенно и даже вызывающе.

— Почему?

— Вот здесь как раз в моей теории нестыковка. С одной стороны, если его сознание и подсознание подверглось внедрению какой-то программы, то поведенческие реакции у него должны быть максимально нейтральными. А он наоборот, выделяется. Но, с другой стороны и это можно объяснить. Выделяется ведь он чем? Спортивными успехами, учебой, даже патриотизмом. Ведь далеко не каждый советский школьник — да что там школьник, далеко не каждый советский человек сегодня будет вспоминать о том, что мы на 60-м году Советской власти забываем заветы Ленина.

— Ничего себе! И где этот пацан такое ляпнул? — не выдержал майор Красножон.

— Представьте себе, на школьном концерте, посвящённом празднику 7 ноября. Закатил речь о том, что мы слишком успокоились, а фашизм не дремлет. И даже стихи прочитал. Свои стихи. Причем, идеологически правильные! Можно сказать, революционные!

— А как отреагировали учителя, директор? — Поинтересовался Шардин.

— Вы знаете, товарищ майор, стандартно. Правда, директор там достаточно умный, все понял правильно, а парторг собиралась телегу накатать в райком партии. Я, конечно же, пресек. Мягко…

— Правильно, молодец. Так что там дальше? — Шардин уже проявлял интерес к докладу Колесниченко.

— По концерту?

— Нет, по фигуранту!

— Поговорил я с ним. Выводы такие. Или этот мальчик гений — надо бы его стихи посмотреть, никто не знает, что он пишет стихи, даже родители. Ну, это может быть — писал все время тайком от всех. Но надо почитать — если он начал в раннем возрасте, то сейчас может писать и такое… взрослое. А вот если нет подростковых цветки-лютики-сопли-девочки, то тогда надо разбираться. Или же второй вариант — была проведена работа с мозгом, внедрена программа. Которая должна по итогу помочь объекту выйти на какой-то уровень, с которого он способен уже выйти на конкретную задачу иностранных спецслужб.

— Ну ты нагородил! Сергей, ну понятно, что ты контрразведка, и что ваше управление заточено под борьбу со шпионами, но не перегибаешь ли ты? — майор Шардин был искренне удивлен. — Он же пацан совсем, ну какая там разведка?

— Этот пацан, товарищ майор, не так давно обезвредил двух матерых уголовников, которые были вооружены. Представьте себе, что такой вот умелый боец, обладающий навыками силового контакта — а мы еще не знаем, может ли он так же хорошо действовать при огневом контакте, так вот, такой вот боец, окажется, например, в окружении первых лиц нашего государства?

— Погоди, ты это о чем?

— Да о том, что, допустим, этот Максим Зверев, скажем, выделился на поприще чтения стихов. Ну, допустим, попадет он в группу, которая будет декламировать стихи по случаю какого-то советского праздника. Или спортивные его успехи. Или еще что-то… короче, появляется он с цветами среди встречающих Генерального Секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева в аэропорту или там на том же Южмаше. Вы понимаете, о чем я? — Сергей наконец-то изложил все то, что его так долго мучило.

— Тааак…. Теперь я понимаю, что ты имеешь в виду, — Шардин был озадачен.

— Простите, товарищ майор, — вмешался капитан Краснощек. — В «девятке» работают опытные сотрудники, вряд ли они пропустят любые действия этого пионера.

— Нет, Виталий, Сергей прав. Ты, конечно, хороший оперативник и специалист по силовому задержанию, но здесь будет эффект внезапности. Пара секунд у мальчика точно будет. А воткнуть ручку, например, шею — тут этих секунд как раз и хватит.

— А зачем это все надо? Кому? — не выдержал уже начальник райотдела майор Шарапа.

— Да здесь как раз все просто. В 73-м году договор ОСВ-1 с Никсоном Леонид Ильич подписал, а готовится подписание договора ОСВ-2, Картер об этом говорил. А там у них очень много недовольных. Это же огромные убытки для военно-промышленного комплекса. И зарядить вот такого скромного мальчика вполне могли… Как раз три года назад, когда этот Зверев учился в Москве. Кстати, надо проверить, почему, по какой причине он переехал в Днепропетровск. Точнее, по какой причине родители переехали в Днепропетровск. Саша, ты займись? — Шардин посмотрел на «интеллигента» в дорогих очках. Тот кивнул.

— Значит так. Колесниченко. Продолжай зондировать этого школьника.

— Извините, товарищ майор, я считаю, что зондировать его должен уже не я, а другие специалисты нашего подразделения. Прошу согласовать детали с моим руководством, — Сергей с трудом сдерживал радость. Вот оно! Он добился своего. Он будет разрабатывать эту операцию. Это шанс засветится!

— Да, я согласен, напиши докладную на мое имя и обоснование, а также детали операции. Будем разрабатывать, — Шардин пометил у себя в блокноте.

— Так, Виталий. Ты аккуратно проверь — ну, через МВД, через спортзал — реальные возможности этого вундеркинда. Только не переборщи — никаких травм и прочего.

— Травм для кого? — капитан Краснощек или прикидывался простаком, или действительно не понял.

— Травм для объекта.

— Да судя по тому, что он успел продемонстрировать, как бы наши сотрудники остались целыми. Парнишка достаточно жестко работает, — Виталий был немного раздосадован свалившейся на его голову проблемой.

— Как бы жестко он не работал, я вам запрещаю его травмировать. Не роняйте его, неизвестно, что там у мальчика в башке, его другие спецы будут прощупывать. Твоя задача — только проверка его — подчеркиваю — его функциональных возможностей. Причем, сама техника для меня вторична — в первую очередь важно узнать, какова у него скорость реакции, время принятия неожиданных решений, причем, желательно в экстремальной ситуации, какова его реальная сила, в общем, мне нужно знать всю его функционалку. Конечно, путь, который обрисовал старший лейтенант Колесниченко, довольно сложный и не факт, что этот Зверев именно таким образом будет задействован. Не факт даже, что он вообще имеет отношение к иностранным спецслужбам и выполняет задачу по… Но, если такая версия принята в разработку, мы обязаны отработать ее до конца.

Шардин оглядел всех собравшихся в кабинете.

— Подведем итоги, товарищи. Капитан Маринкевич — отработка связей семьи Зверевых в Москве. Кстати, попутно проверьте более тщательно версию с его дедом-чекистом. С Виталием держите контакт, у него там тоже какие-то наработки были.

— Есть! — интеллигент в модных очках пожал руку соседу.

— Капитан Краснощек занимается проверкой функциональной подготовленности объекта. Виталий, подключай майора Красножона, короче, плотно поработай с коллегами из внутренних дел, привлеки оперативников и розыскников. Проведи это как семинар, что ли, в общем, придумай.

— Есть! — комитетчик в образе «работяга на даче» кивнул и подмигнул начальнику ОУР. Тот в ответ поморщился и показал большой палец вниз.

— Старший лейтенант Колесниченко разрабатывает детали операции по привлечению специалистов из его отдела. Но только после проверки силовиков, понятно?

— Есть!

— Товарищ майор — обратился комитетчик к начальнику райотдела майору Шарапе. — Ваша задача — наше прикрытие. Я имею в виду — максимально скрыть информацию по данному делу. Все протоколы, все объяснительные и прочие бумаги передайте моим сотрудникам. Из всех упоминаний, сводок и прочего изъять это преступление. Я имею в виду неудачный налет на сберкассу. Следователь пусть зайдет к нам, возьмем подписку о неразглашении. Дело передается в областное управление КГБ. Но курирует союзный Главупр.

— Да, майор — это уже относилось к Красножону. — Напряги свою агентуру, пусть попасут верхушку вашу криминальную. Убитый был вором в законе, это не какого-то там хулигана завалили. Наверняка они узнают, как это произошло. Так что Звереву надо дать негласную охрану, что ли. И понаблюдать, что предпримут преступники. Думаю, захотят, как минимум, пообщаться с мальчиком.

— Товарищ майор, у меня людей нет, да и квалификации такой… — Шарапа растерялся.

— Товарищ майор, разрешите, я с мальчиком буду какое-то время, — попросил вдруг Сергей.

— Обоснуй, — Шардин удивленно посмотрел на Колесниченко.

— Да все просто. Зверев знает кто я такой, мне не надо ходить за ним, прячась за забором или за киосками скрываться. Контакт я с ним установил, и до приезда наших специалистов-психологов мне надо поддерживать с ним контакт, в первую очередь, психологический. Ну и, попутно, буду его оберегать от несанкционированных контактов.

— Умно. Согласен, действуй. Ну что ж, думаю, все всё уяснили, поэтому приступаем немедленно. Времени у нас не так много, Москва требует объяснений…

…Однако объяснений требовало не только Второе Главное управление Комитета государственной безопасности СССР. Их также хотел получить вор в законе Александр Васильевич Степанов, 1924 года рождения, по кличке «Хромой». А предоставить эти объяснения должен был Виталий Владимирович Варганов, 1951 года рождения, авторитет по кличке «Варган». За плечами которого разбои, кражи личного имущества, хулиганство.

И Варган уже наметил время и место того самого несанкционированного контакта, о котором предупреждал своих сотрудников майор Комитета государственной безопасности Виктор Шардин…