Варган был умным вором. Стоя в сторонке и наблюдая за тем, что происходило на улице Новокрымская рядом со школой, он просто не мог поверить своим глазам. Ну, ладно, эта шелупонь форшманулась по полной, но этот сучий потрох каков? И ведь, зараза, спецом уронил этих двоих чушков, которые думают, что уже блатные на всю бестолковку. Ведь с ним какой-то фраер рядом был, который спокойно мог дать обратку, а то и вовсе шугнуть этих малолеток. Но нет — шкет этот еще и показал цирк! Брюсли сраный!

Виталик сам был фанатом всех этих американских боевиков, которые в то время в Союзе мало кто видел. Но у Хромого не так давно появилась забугорная бандура, на которой можно было смотреть западные фильмы. И вот там он и увидел впервые все эти фильмы про Брюса Ли, все эти «кулаки ярости» и прочие «пути дракона». И, конечно же, стал фанатом и этого актера, и того, что он демонстрировал.

Правда, в то время в Днепропетровске мало кто знал о каратэ. Да и вообще, это восточное боевое искусство в СССР в те годы находилось под запретом. В 1973 году обучение приемам каратэ было признано идеологически вредным для советского человека. Формулировка была примерно такая: «Неполезный для здоровья и несоответствующий моральному облику советского спортсмена». Правда, чиновники в своих циркулярах смешали в одну кучу джиу-джитсу, каратэ и йогу. Но в результате официально зарегистрировать каратэ, как вид спорта просто так было нельзя. Требовалось, чтобы он получил соответствующий учетный номер в Госкомитете по спорту. А там сразу давали от ворот поворот. И хотя еще с 1969 года будущий родоначальник советского каратэ Алексей Штурмин уже преподавал этот вид борьбы, тем не менее, все это было еще полулегально.

Что же касается Днепропетровска, то, несмотря на то, что город считался родиной Брежнева, на самом деле это все же была провинция. Так что какое там каратэ? Иностранцам в город доступ был категорически закрыт — секретный ракетный Южмаш, а среди своих не то, что тренеров — даже просто людей, которые знали, что такое каратэ, не было. Но Виталик Варганов был очень упорным человеком. Он добивался своей цели всегда, чего бы это ему ни стоило. Поэтому после долгих поисков он все же нашел человека, который помог ему решить проблему. Этим человеком оказался Георгий Левченко.

Дядя Жора — так называли днепродзержинские пацаны этого седого тренера по боксу. Знал его, пожалуй, не только весь Днепродзержинск, знали его и в Днепропетровске. В конце 60-х дядя Жора работал вначале водолазом — фарватер Днепра еще изобиловал разным металлоломом, который остался с войны. А потом кто-то узнал о том, что Левченко — знаменитый русский боксер, который выступал в Харбине и Шанхае еще до войны. То ли статья где вышла, то ли кто рассказал… В общем, дядя Жора стал тренировать днепродзержинских боксеров.

Варганов узнал про Левченко случайно. Но когда ему рассказали, что скромный невысокий сухощавый мужик, который в 1955 году переехал в Днепропетровск, на самом деле был чемпионом Китая среди профессионалов, он не поверил. Сам Варган занимался и боксом, и борьбой, но, правда, не для спортивных побед. Он уже в то время давно промышлял разбойными нападениями, начав еще подростком бомбить на улицах города запоздалых прохожих. Причем, чаще всего он намеренно затевал с ними ссору, вызывал на драку, а потом избивал до потери сознания и оббирал. Самое интересное — часто жертвы его нападений не заявляли в милицию. Парадокс — ведь они как бы начинали драку первыми, поэтому считали, что могут наказать и их. Ушлый Варганов тогда еще был подростком, а ограбленные им прохожие — взрослыми мужчинами. Которые не знали, что подросток, который их задирает — хороший боксер.

В общем, Виталик встретился с дядей Жорой, как говорится, за рюмкой чая. Поговорили о жизни, о боксе — много нашлось тем. Но услышав про скитания Левченко, Варган в натуре выпал в осадок. Старый боксер рассказал ему о том, что он в молодости жил в Харбине, и зарабатывал тем, что выступал в ринге. Летом 1943 года, в разгар войны в Азии, в Шанхае состоялись так называемые «Азиатские олимпийские игры» по боксу, борьбе и теннису. Японские власти хотели продемонстрировать азиатским народам свое «высочайшее покровительство». Поэтому для участия в играх в Шанхай прибыли национальные команды с Филиппин, из Индокитая, Гонконга и Малайи. А вот оккупированный Китай не смог выставить свою команду. Например, многие известные мастера китайских боевых искусств отказались выступать на этом так называемом «чемпионате». Потому решили составить «китайскую» команду из эмигрантов.

Фаворитами этих Азиатских игр были, естественно, японцы. А Георгий Левченко попал в боксерскую команду случайно — через советское консульство в Шанхае. Туда он зашел, чтобы узнать — может ли он оформить советское гражданство? Его стали спрашивать о том, чем он занимается, вот тогда и появилась тема бокса. И Левченко пригласили выступать на этих играх. В результате в финале дядя Жора нокаутировал чемпион Японии по боксу Омуру, который был фаворитом. Вот такой легендарный был этот дядька!

Но самое интересное было не в этом. Как оказалось, кроме бокса Левченко долгое время обучался различным японским и китайским единоборствам. Он-то и обучил Варганова некоторым приемам и ударам. Так что Виталик был знатоком в этой теме.

Но не он один. Его кореш Дарга Даргаев, по кличке «Дагестанец», тоже успел освоить каратэ. Правда, в Дагестане, где провел свое детство. Вообще-то он занимался вольной борьбой. У него на родине борьбой занимался почти каждый мальчишка. А каратэ было просто увлечением, тогда никто и не знал, что это такое. И когда Дарга переехал в Новомосковск, то стал работать в детском спортивном обществе «Локомотив» тренером по вольной борьбе. А каратэ он продолжал заниматься для себя.

А еще Дагестанец занимался тем, что позже назовут рэкетом. Он вымогал деньги у так называемых «богатеньких буратин» — «цеховиков», директоров ресторанов и кафе, рыночных торговцев. Причем, действовал настолько нагло, что первоначально криминальные авторитеты ничего не узнали — «подопечные» резкого Дагестанца и пикнуть боялись. Но когда информация дошла до смотрящего, Хромой лично пожелал познакомится с наглым беспредельщиком.

И тут Даргу спас Варганов. Он правильно «зарядил» Хромого, представил своего кореша в выгодном свете, и Дагестанец, повинившись, получил благословение «старших» на работу в «коллективе». С тех пор дружба Варги и Дарги, как их прозвали в криминальном сообществе Днепра, только окрепла. Также их сблизили совместные занятия каратэ.

Собственно, назвать это каратэ было нельзя — оба нахватались каких-то верхов — выучили удары ногами и руками, какие-то стойки, прыжки и даже какие-то японские термины и команды. Но если бы их услышал настоящий японец, то упал бы в обморок. А любой обладатель даже желтого пояса по каратэ, увидев бы передвижения этих «каратистов», лопнул бы со смеху. И все-таки, надо было отдать этим ребятам должное — обладая упорством, силой, а также опытом бокса и борьбы, удары у этих энтузиастов каратэ были реально мощными. Может, доски и кирпичи они не ломали — тамисивари тогда мало кто в советском каратэ практиковал, но в реальном поединке оба могли покалечить соперника. Чем, кстати, с успехом и занимались, выходя на большую дорогу…

Одним словом, то, что продемонстрировал Максим Зверев, не стало для Варганова каким-то открытием. Наоборот — теперь он понял, каким образом этот шкет смог завалить и Фиксу, и Медведя. Понял — и стал готовится к новой встрече…

…Когда Максим Зверев и его новый знакомый, старший лейтенант КГБ Сергей Колесниченко переступили порог Зверевской квартиры, прямо на пороге их встретила разгневанная Татьяна Прокофьевна Зверева. И если бы рядом с ее сыном не стоял взрослый мужчина, то неизвестно, чтобы произошло с Максом.

«Вот как раз сейчас я смог бы рассказать этому стралею о своем прошлом — как моя маман драла меня даже не ремнем, а соединительным шнуром от магнитофона по ногам. Да так, что красные полосы оставались. И как мои тетрадки шматовала, заставляя переписывать все задания из-за одной помарки», — внезапно подумал Макс.

Но благоразумно промолчал.

Татьяна Зверева особо за сыном не следила. Нет, она отметила, что он как-то изменился — стал внезапно заниматься спортом, выступать на соревнованиях, тем более — побеждать, приносить медали и грамоты. Но, с одной стороны, сбылась ее мечта — сын перестал расти тютей, рохлей, эдаким книжным мальчиком. Ведь раньше ее бесило то, что сын с книгой общается больше, нежели с ней. Да еще и в школе его постоянно обижали, что в Москве, что уже здесь, в Днепропетровске.

А с другой стороны… С другой стороны, Татьяна Прокофьевна была слишком занята собой. У нее в очередной раз наметился кризис в семейной жизни — обострились отношения с мужем. С папой Максима. И, погрузившись в личные проблемы, она мало что вокруг замечала. Весь мир делился для нее на две половины — она и все остальные. Причем, половина, где жила она, была намного больше. Так что мимо мамы Максима прошли и его потрясающие успехи в боксе, самбо, и его школьные достижения. Не носит «двоек» и «троек» — и ладно. В школу не вызывают — и хорошо.

Тем неожиданнее была для нее новость о том, что ее Максим, говоря газетным языком, «вступил в неравную схватку с матерыми преступниками». Мамина подруга тетя Лариса однажды, придя в гости, в шутку спросила о «грозе всех преступников». Когда же Татьяна Прокофьевна ответила, что Макс просто позвонил в милицию, Лариса округлила глаза и выложила всю правду. Ну, не всю, но того, что было написано в газете, маме Макса хватило.

И она начала атаку прямо с порога.

— Ты, убоище, когда прекратишь мать доканывать?! Мало тебе было камня по башке, так еще и ножичка в спину захотелось?!

Голос у мамы Зверева был высокий и пронзительный, а на своем пике приближался к ультразвуку. Поэтому долго выносить ее нотации Макс не мог. И сейчас решил максимально ограничить ее словоизлияния.

— Мам, ну что ты такое говоришь? Какой там ножик? Два каких-то алкаша зашли в сберкассу, по пьяни решили ограбить, я просто помог милиции — вот и все, — Зверев незаметно подмигнул стоявшему рядом с ним Колесниченко.

— Ты мне, помогатель, зубы не заговаривай! Вызвать милицию — это одно, а вступать в драку с взрослым бандитом — совсем другое! Вон, в «Днепре вечернем» написали…

Тут в разговор вклинился Колесниченко.

— Вы извините, Татьяна Прокофьевна, но Максим абсолютно прав. В газете немного преувеличили — ни с кем он не вступал ни в какую драку, он всего лишь сбил с ног подвыпившего бандита, вернее, даже не бандита, а хулигана, вызвал милицию. Так что никаких драк не было. Кстати, от лица всех наших сотрудников хочу выразить Вам благодарность за то, что воспитали такого сына, — старлей был пафосен и велиречив, прямо, как на партсобрании.

— Простите, а Вы кто такой? — наконец-то отреагировала мама Максима на постороннего и незнакомого ей человека.

— Извините, что не представился. Старший оперуполномоченный Красногвардейского райотдела милиции Колесниченко, — «комитетчик» жестом опытного иллюзиониста достал из кармана «корочку» красного цвета с надписью МВД СССР и с готовностью его раскрыл. Макс тоже глянул — все чин по чину, фотка старлея в форме, все печати.

— Как раз встретил Вашего сына по пути в школу, а он пригласил меня к себе домой. Вот и думаю — а почему бы и нет? Я хотел бы с ним побеседовать, но могу это сделать только с Вашего согласия. И, конечно же, в Вашем присутствии, — Колесниченко разве что ножкой не шаркал.

Но именно такое обращение подкупило суровую женщину. Татьяна Прокофьевна мигом растаяла. И уже даже не стала спорить, по своему обыкновению, ни с сыном, ни с «сотрудником милиции».

— Конечно-конечно, заходите, раздевайтесь, разбувайтесь, вот тапочки, проходите на кухню, я сейчас чай поставлю, — мама Максима засуетилась, заквохтала и умелась на кухню ставить чайник.

— Ты не возражаешь, если мы пока пройдем в твою комнату? — спросил Колесниченко Макса.

— Если Вы думаете, что там увидите что-то интересное, то вряд ли, — усмехнулся Зверь. — Медалей у меня еще нет, грамот тоже, книг разве что до хрена.

— Ну, если много книг — это уже о чем-то говорит, — усмехнулся старший дейтеннант.

— Кстати, с ксивой — это Вы ловко. Контора подготовилась? Небось, у вас там есть удостоверения ассенизатора и космического пришельца?

— У меня нет. А у тебя? — Колесниченко моментально атаковал.

Макс понял, что с комитетчиком лучше не заедаться. Они прошли в его комнату.

Квартира у Зверевых была стандартная — советский кооператив, панельная «чешка», типовой проект. Длинный коридор, слева от прихожей — туалет, ванная, кухня. Далее, по коридору, его комнаты и прямо — зала, то есть, одновременно, и гостиная, и спальня родителей. Ну и лоджия. Как говорится, «не царские палаты»…

Книжный шкаф Макса ломился от книг. Конечно, в основном, приключения, фантастика, но немало было и книг о Великой Отечественной войне.

— Надо же! Иван Кожедуб, Степан Шутов. Мемуарами увлекаешься? — взгляд Колесниченко был, как рентген.

— Не только. Вообще историей. Да Вы, в принципе, наверняка уже в курсе, — ответил Макс. И сразу перешел в контратаку.

— Вы, товарищ старший лейтенант, во мне врага не ищите. Не подменили меня в младенчестве и позже тоже не подменили, не подсадили мне в голову американского шпиона. Свои удивительные — удивительные для Вас — способности я могу объяснить очень даже просто. Но не здесь, и не сейчас. И, извините, не Вам. Могу сказать только одно — все мои знания, силы, умения будут направлены только на одно. На защиту Советского Союза! — Макс говорил совершенно искренне и пафосом в его словах и не пахло. Колесниченко это понял. Но не удержался.

— А от кого ты собираешься защищать СССР?

— Понятное дело, от врагов. Но только вредят больше не враги внешние, а враги внутренние. А еще больше вредим мы. Все мы. Вредим сами себе.

— Не понял?

— Вот поэтому, товарищ представитель органов госбезопасности, мы об этом поговорим не здесь и не сейчас, — Макс внимательно посмотрел Колесниченко в глаза.

Тот промолчал.

Ужин прошел в атмосфере взаимопонимания и, так сказать, непротивления злу. Сели на маленькой кухоньке, за кухонным столом, разносолов, конечно же, не было — чай, пирожные «трубочка» (мама Макима была донором и ей выдавали после сдачи крови такой вот паек), оладьи с малиновым вареньем (бабушка напекла), конфеты «Школьные» (в семье Зверевых не жаловали шоколад, а больше любили пастилу). Ну, такое типичное чаепитие в семье среднестатистического советского интеллигента.

Татьяна Прокофьевна пыталась и здесь командовать, как всегда, Макс деликатно молчал, а Колесниченко мягко уклонялся от ее стрел, направленных на подавление воли и полное подчинение ее командирским замашкам.

— Вы, Сережа, с моим оболтусом построже давайте. Он, конечно, не хулиган какой, учится хорошо, но такой размазня, просто разгильдяй какой-то… Несобранный, рассеянный, витает в облаках…

— Разве? — деланно удивился «милиционер». — Я, конечно, не очень хорошо знаю Максима (многозначительный взгляд на Зверя), но по первому впечатлению не сказал бы, что он размазня (еще один взгляд — ну, да, размазал недавно двоих по асфальту). Скорее, Максим просто такая вещь в себе, шкатулка с секретом. Например, Вы же не знаете, а Ваш сын пишет стихи (снова взгляд и ехидная улыбка — давай, выкручивайся). И хорошие стихи, правда, Максим? — Сергей улыбался, но глаза его были холодны. Там щелкали расчеты, мелькали цифры и подводились мгновенные итоги.

— Неужели? — непритворно удивилась Зверева. — Наверное, в мать пошел. Я тоже в юности стихи писала.

«Господи, только бы не стала выволакивать свои стихи сейчас», — с тоской подумал Макс.

Но Татьяна Прокофьевна в этот раз не стала переводить разговор на себя любимую, а заинтересованно посмотрела на сына.

— Максим, ты мне никогда не показывал… Ты давно стихи пишешь?

Макс свирепо посмотрел на Колесниченко. Тот безмятежно улыбался.

— Мама стихи — вещь интимная, понимаешь? Ты мне ведь тоже не показывала свои стихи, правда?

Татьяна Прокофьевна пас не приняла и намек сына пропустила между ушей.

— Скажешь тоже! Я — твоя мать, с чего это я тебе буду показывать свои стихи. Они, во-первых, взрослые, а, во-вторых, это ты мой сын. Ты мне должен показывать что-то, а не я тебе.

— У меня, знаешь ли, тоже стихи взрослые. Нет, не про девочку, в которую влюбился, нет.

— А про что?

— Ну, мама, ты даешь! Прямо как по Жванецкому — один будет выходить и читать произведение, а другой тут же будет объяснять, о чем это, да? О чем стихи? Да обо всем! Обо мне, об окружающем меня мире, о людях… Вот, например, стихи о пуле!

— О пуле? — теперь уже был удивлен КГБ-шник.

Ну, о пуле, обо мне… Вот, слушайте…

Воцарилась тишина. Первой, конечно же, неловкое молчание нарушила мама.

— Ну, в принципе, неплохо. Рифма хорошая, ритм. Но какое-то похоронное настроение… Почему лететь недолго? Куда упаду? Почему не на своей войне, при чем тут война вообще? — Татьяна Прокофьевна снова оседлала своего любимого конька. Она разбиралась во всем, ее мнение было главным и все люди на земле должны быть благодарны ей за то, что она это свое мнение соизволила высказать.

Макс молчал. А Сергей Колесниченко как-то очень уж задумчиво посмотрел на Максима.

— Да уж… По-взрослому, ничего не скажу… А еще что-нибудь можешь прочесть?

— Почему нет? Пожалуйста.

И Макс, глядя в упор на Колесниченко, стал читать.

На этот раз замолчала и Татьяна Прокофьевна. Наверное, все же осознала, что 12-летний мальчик читает стихи, которые не всякий взрослый напишет. Феномен Ники Турбиной в СССР раскроется только в 80-х, она ведь только родилась — в 1974 году. Поэтому стихи Максима Зверева, которые он напишет только через двадцать лет, сейчас произвели на его мать сильное впечатление. И не только на мать…

— Спасибо, Максим. Я тебя понял. Но, думаю, чтобы тебя понять лучше, нам надо еще встретится. — Колесниченко сделал паузу. Потом встал из-за стола.

— Ну, что ж, спасибо, дорогие хозяева, за угощение, за прием, но гости, наверное, надоели вам, да и пора мне — служба. С Максимом я поговорил, мне, в принципе, достаточно, но завтра я все-таки приглашу его к нам в управление. Это больше по линии спорта — в «Динамо» хотят на него посмотреть, возможно, пригласят на сборы.

— Завтра же школа, — привычно вскинулась Зверева.

— Можете не беспокоится, Татьяна Прокофьевна. В школе у Максима полный порядок, да Вы и сами его дневник, наверное, смотрели, а я в школе договорился. Так что, Максим, завтра жди звонка, позвонят тебе и расскажут, куда и во сколько прийти. Понял? — Колесниченко подмигнул Максу.

— Так точно, товарищ старший лейтенант. Буду ждать изо всех сил. — с улыбкой ответил Макс.

— Да, кстати, ты форму спортивную с собой возьми, капу не забудь. Самбовки и куртку выдадим.

— Капа — это что? — проявила неосведомленность Татьяна Прокофьевна.

— Капа, мама, это вставка такая во рту, накладка на зубы, чтобы их не выбили, и чтобы челюсть не сломать, — ответил Макс.

— Какие там челюсти, кому ломать? — вскинулась сразу Зверева.

— Мама, это боксеры все надевают, обычная вещь. А как боксировать по-другому?

— А самбовки, куртка зачем?

— А Максима сразу проверят и по боксу, и по самбо. Он у вас вундеркинд, говорит, что дед его тренировал, да? — Колесниченко улыбнулся Максу, уже язвительно.

— Ну, дед — это отец мужа, он там с головой дружил не очень, как и вся их семейка, — раздражение, наконец, прорвалось у Зверевой наружу. — Не знаю, чему он там Максима учил, только поздно что-то его учеба дала результат. Раньше все больше его в школах лупили, а тут на тебе — бокс, самбо. Прямо «Неуловимые мстители» какие-то, — Татьяна Прокофьевна тоже мастер поязвить.

— Главное, мама, результат! Так мне тренер говорит, — Макс отмахивается от начинающей новую нотацию матери.

— Главное — чтобы этот наш мститель больше никому не мстил, — прозрачно шутит ГБист.

— Ну, да, конечно, маленький мальчик нашел пулемет — в городе больше никто не живет, — тут же отозвался Макс.

— Вы не возражаете, Татьяна Прокофьевна, если Ваш сын меня немного проводит. Тут у вас хулиганы иногда шалят, а Ваш сын — гроза хулиганов, поможет работнику милиции, если что, продолжал шутить Колесниченко.

— Конечно-конечно, Максим, проводи товарища милиционера. Вы, Сергей, заходите, если что. Чаем напою…

…стихи почитаю, — заканчивает уже за дверью Макс.

— Ну ты и язва, Максим, — удивленно констатирует Колесниченко. — Мама у тебя такая хорошая, энергичная, стихи вон в кого у тебя пошли. Мамины гены.

— Возможно, мамины, а возможно, бабушки-дедушки. Вообще-то, это не цвет глаз или рост, такие способности не прописаны в наших генах, я думаю, — флегматично ответил Зверь. — Вы, товарищ старший лейтенант, что-то уточнить хотели. Важное?

— Да, при матери говорить не хотел, а сказать надо. Сегодня тебя прощупывали. И, думаю, делали это коллеги тех, кого ты так удачно — для себя, и неудачно для них — тормознул в сберкассе. И то, что ты тут мне так эффектно продемонстрировал, их только подготовило к тому, что ты — не простой паренек. Мне не надо было показушничать, я и так все про тебя знаю и многое уже понимаю. А вот эти субчики теперь подошлют к тебе не каких-то сопливых пацанов, а ребят посерьезнее. И вряд ли они будут с тобой разговаривать так, как сегодня. В общем так. С завтрашнего дня ты будешь под нашей охраной. Негласное наблюдение и все такое. Передвигаться по городу — только с нашим сотрудником, он у тебя будет. Завтра выйдешь из дома и вот здесь, за углом тебя будет ждать наш автомобиль, по телефону утром скажу тебе номер. Вот так вот. И еще — завтра в спортзале городского УВД будет проходить семинар по силовому задержанию для оперсостава МВД, будут и наши сотрудники. Покажешь, на что ты способен, посмотрим на твой уровень, ты же говорил, что не только спортивные виды борьбы знаешь. Вот и посмотрим, — Колесниченко хлопнул Зверя по плечу.

— Да ты расслабься, чемпион. Кое-что мне все еще непонятно, но какие-то моменты я для себя прояснил. Завтра еще кое-что. Но чтобы это завтра состоялось, а также послезавтра, после послезавтра и так далее, выполняй все мои инструкции. Договорились?

— Яволь, херр обер-лейтенант, — шутливо вытянулся в струнку Максим. — Или мне правильнее называть Вас оберштурмфюрер?

— Мда… «Со мной можно — с другими не советую». Кажется, так в «Семнадцати мгновениях» отвечает ваш тезка по фамилии Штирлиц, — одарив Максима еще одним внимательным взглядом, — хмыкнул ГБшник.

— Надо же, Вы классику помните? — изумился Зверь.

— Нас в «вышке» очень хорошо обучали, молодой человек. Ладно, это все лирика, иди спать, самородок, завтра в 9 начало семинара, прошу не опаздывать!

Колесниченко коротко кивнул, еще раз хлопнул Максима по плечу и быстро зашагал в сторону того самого ресторана «Рубин», возле которого в прошлом месяце и случилось все то, что сегодня стало катализатором всех жизненных событий, происходящих теперь с советским школьником Максимом Зверевым. В теле которого навсегда поселился сержант диверсионно-разведывательной группы «Стикс», журналист и тренер по смешанным единоборствам Максим Зверев. И как сложится дальнейшая жизнь их обоих, они не знали и знать не могли.