Старший лейтенант Комитета государственной безопасности СССР Сергей Колесниченко был карьеристом. И когда он стал абитуриентом Первого контрразведывательного факультета Высшей Краснознаменной школы КГБ имени Дзержинского, то сразу начал строить грандиозные планы. О том, как он будет ловить шпионов, как сделает карьеру и как — чем черт не шутит — дойдет до генеральских звезд.

Однако реальность оказалось, скажем так, более приземленной. Ну, понятно, что приходилось изучать не какие-то там хитрые приемы секретной борьбы или методы поиска и обнаружения иностранных шпионов, а обычные дисциплины — философию, политэкономию, историю КПСС, юриспруденцию, а также иностранные языки. Конечно, были военная и физическая подготовка. И если по поводу физо Колесниченко ничего не имел против, то не понимал, зачем будущему контрразведчику маршировать часами на плацу? А все эти воинские Уставы? Зачем они грозе иностранных разведок?

Впрочем, постепенно кое-что Сергей стал понимать. Маршировать пришлось только по первому году, потому что факультет назывался все-таки факультетом военной контрразведки, а в 1971 году на контрразведывательный факультет наряду с военнослужащими и уже прошедшими службу в армии абитуриентами принимали также выпускников средних школ. Правда, конкурс для вчерашних десятиклассников был отдельный и составлял 19 проходных баллов из 20. И вот поэтому для таких «щеглов» и была усиленная военная составляющая, включая строевую, физическую, стрелковую подготовку и изучение уставов. Причем, по всем родам войск. Кстати, тогда школьников принимали предпоследний раз, и позже этот эксперимент прекратили.

Так что, по большому счету, Сергею Колесниченко повезло — не имея среди родни военнослужащих, тем более, бывших чекистов, не отслужив в армии, он попал в элитное учебное заведение. И впоследствии получил прекрасное образование — в «вышке» учили на совесть. Причем, выпускник получал не одно, а сразу четыре образования: специальное, юридическое, языковое и среднее военное. Спецдисциплины представляли собой то, что ныне называется оперативно-розыскной деятельностью. Особый упор был сделан на изучение иностранных языков — была даже отдельная кафедра языков Африки, а всего в Высшей школе велось обучение 34 иностранным языкам.

Отдельным пунктом стояла спортивная и физическая подготовка. Чтобы понимать, насколько она была серьезной, можно привести такой факт — преподаватель физподготовки Александр Долматов тренировал также офицеров спецрезерва. Этих в прямом смысле слова головорезов готовили для действий в составе оперативно-боевых групп на территории противника в особый (угрожаемый) период или в его глубоком тылу с началом боевых действий. Ну, конечно, военных контразведчиков тоже тренировали неслабо. Хотя и не так, как на втором и третьем факультетах, где готовили оперативный состав со знанием восточных и западных иностранных языков. Оперов натаскивали гораздо жестче.

В общем, свою школьную невинность Сергей быстро обуздал и ему даже начала нравится жизнь военного. Тем более, что потом пошли сплошные наряды, только не солдатские — картошка или там мытье полов, нет. Весь личный состав ВКШ являлся постоянным оперативным резервом председателя КГБ СССР, поэтому оперативные наряды были постоянными, курсантов задействовали в операциях Комитета — в оцеплениях, поисках «закладок» или тайных знаков, патрулировании особых маршрутов, в общем, побегать пришлось.

Но, окончив «Вышку», молодой лейтенант Сергей Колесниченко был направлен на работу в 1-й отдел Второго главного управления КГБ. Этот отдел занимался атомной и ракетно-космической сферами — курировал ряд программ, включая стыковку космических кораблей «Союз» и «Аполлон». Конечно, это было важное направление для контрразведчика, однако тупиковое для карьеры…

Но все изменилось, когда начальником отдела стал подполковник госбезопасности Николай Шам. Он был одержим идеей привлечения к работе в КГБ людей, мягко говоря, не от мира сего. То есть тех, кого обычные люди часто называют городскими сумасшедшими. Однако на самом деле это было не совсем так…

Еще в конце 50-х годов в США возник так называемый парапсихологический бум, мода на всяких экстрасенсов, парапсихологов, медиумов и прочих эзотериков. Причем, этот бум был настолько масштабным, что затронул и правительство США, да настолько серьезно, что вынудил его начать в 70-х годах программу экстрасенсорного шпионажа «Звёздные Врата». Участникам и руководству проекта была поставлена задача использовать явления, связанные с экстрасенсорикой, для военной разведки. В центре внимания было так называемое дальновидение, что близко к понятию ясновидения. С помощью дальновидения изучались советские военные объекты, исследовались возможности экстрасенсорной связи. Сотрудники проекта также привлекались для поиска опасных преступников и пропавших людей, в том числе похищенных террористами.

Американская команда, собранная в рамках проекта, была очень компетентной, в нее входили даже лауреаты Нобелевских премий. Например, в проекте работал один из самых сильных экстрасенсов США — Джозеф Макмонигл. Однажды, выполняя оперативное задание, с помощью дальновидения он «увидел» очертания необычной подводной лодки, которую строили в СССР, в Северодвинске. Субмарина поражала своими размерами и необычной конструкцией, она была похожа на катамаран. К чести советских военных и спецслужб, стоит отметить — они так хорошо засекретили все работы над этим проектом, что в США действительно ничего не знали о строительстве атомного ракетоносца «Тайфун».

Но, благодаря экстрасенсам, которые официально состояли на службе в Госдепартаменте, а на самом деле сотрудничали с различными спецслужбами, американская разведка получила очень серьезный козырь. Поэтому программе «Звёздные Врата» был придан статус высшего приоритета. И началась работа со всем, что подпадало под понятие «паранормальные явления».

В рамках этой «паранормальщины» там были выделены, во-первых, телепатия, то есть — получение информации или влияние на поведение другого разума при отсутствии физических коммуникаций, во-вторых, видение на расстоянии или, точнее, восприятие физических объектов или событий вне получения известных физических сигналов, и, наконец, прекогниция или ясновидение — восприятие событий, которые еще не произошли. Сюда же был добавлен и психокинез как способность влиять на физическое поведение объекта без возможности передачи ему известных форм энергии.

Подобные явления изучались и в СССР, причем, не только в КГБ, а и в различных НИИ Академии наук СССР. В том же институте геофизики, например, изучали НЛО и прочие «полтергейсты». К тому же после второй мировой войны и в СССР, и в США, и в некоторых других странах антигитлеровской коалиции усиленно штудировали наследие немецкой Аненербе — лаборатории по изучению древних сил и мистики, тайного наследия германской расы. И хотя в 1970 году по распоряжению ЦК КПСС была создана специальная комиссия по расследованию паранормальных явлений, несмотря на поставленную задачу развеять сложившийся за рубежом «миф» о существовании в СССР парапсихологического движения, ученые, несмотря на «давление сверху» решились заявить, что «феномен есть». И даже опубликовали свое мнение в виде статьи в журнале «Вопросы философии» N 9 за 1973 год. Так что, несмотря на секретность, о паранормальных явлениях в Советском Союзе граждане знали.

В 1972 году Госкомитет СССР по делам изобретений и открытий зарегистрировал заявку сибирских ученых — академика Казначеева, кандидата медицинских наук Шурина и кандидата биологических наук Михайловой, которые обнаружили эффект «дистантного межклеточного взаимодействия». Ученые помещали культуры живых клеток в две изолированные камеры, разделенные стеклом. Одну группу клеток подвергали воздействию яда или вируса и клетки погибали. А через некоторое время, несмотря на полную герметизацию, погибали и незараженные клетки, словно между изолированными живыми объектами существовала незримая связь… Обнаруженный эффект позволил предположить, что и между людьми возможно такое же дистанционное взаимодействие. А это объясняло и телепатию, и другие парапсихологические феномены.

Поскольку СССР пристально следил за «вероятным противником», то и в Союзе были созданы парапсихологические лаборатории с прямым или косвенным участием Министерства Обороны и спецслужб, хотя это явно шло вразрез с официальной материалистической идеологией. Впрочем, еще во времена Сталина это направление начинало развиваться сначала в ОГПУ, а потом в НКВД.

В 1924 году руководство ОГПУ привлекло к активному сотрудничеству профессора Александра Барченко — мощного телепата и экстрасенса. Через пять лет на Лубянке было учреждено особое сверхсекретное подразделение, занимавшееся подбором 12-14-летних мальчиков, у которых проявлялись экстрасенсорные способности. За ними долго наблюдали, проверяли. Наиболее одаренных затем обучали в разведшколах НКВД по особой программе. Ее автором был физиолог Леонид Васильев, ученик знаменитого профессора Чижевского. Он подготовил несколько десятков разведчиков, обладающих уникальными психофизическими возможностями. Те легко входили в доверие к нужным людям, подчиняли их своей воле и вербовали.

А уж о знаменитом Вольфе Мессинге знал весь Союз — выступления знаменитого парапсихолога и гипнотизера, ясновидящего и телепата проходили во многих городах СССР. И, конечно же, Мессинг сотрудничал с советскими спецслужбами. Поэтому в КГБ СССР подобные феномены были хорошо известны, правда, узкому кругу специалистов и в управлениях, чья работа была связана с получением или реализацией оперативной информации, которую давали сотрудники, обладавшие подобными способностями. При этом руководство было информировано, но не более. Никого особенно не интересовало как решается та или иная задача. Главное, чтобы она решалась. Так что начальник 1-го отдела Второго главного управления КГБ Николай Шам создавал свой проект не на пустом месте. И таки добился своего…

Так появилась воинская часть с номером 10 003, командиром которой был назначен Алексей Савин, офицер Генштаба ВС СССР, который, как и Шам, написал докладную о необходимости использовать людей, обладающих паранормальными способностями, в военной разведке и контрразведке. Сам он также обладал даром экстрасенса. Первоначально новому подразделению, которое курировалось как Генштабом, так и КГБ, дали штат всего в 10 человек. Но это были только офицеры. Все экстрасенсы сотрудниками Комитета не стали, а лишь получили статус вольнонаемных работников. Одним из офицеров нового подразделения стал Сергей Колесниченко.

Чем он заинтересовал своего начальника — подполковника Шама — Колесниченко так и не понял. Но перевод из Второго главного управления КГБ в Восьмое (шифровально-дешифровальное) он устроил довольно легко, сам при этом оставшись руководить своим ракетно-космическим отделом. Колисниченко был хорошим аналитиком, поэтому понимал, что кроме работы по выявлению людей, имеющих дар ясновидения или иные сверхчеловеческие способности нужны также сотрудники, способные анализировать данные, полученные от таких людей. Видимо, это качество молодого офицера и было оценено его начальником.

Несмотря на то, что новое — и сверхсекретное — подразделение формально не входило в структуру КГБ, кадры для него подбирали в Комитете. Важность этой, наверное, самой маленькой воинской части в СССР подчеркивалось наличием помещения с правительственной связью — «вертушкой» — чтобы командир ее мог напрямую обращаться к руководителям страны. Первой задачей в/ч 10003 считался анализ работ, проходивших по программе пси-войн в США и странах Запада, входящих в НАТО. Другие задачи охватывали многие темы, аналогичные американским, связанные со сверхчувственным восприятием, дальновидением, его изучением и применением.

Но это подразделение было не единственным, кто занимался паранормальными явлениями. Точнее, кто использовал паранормальные способности некоторых советских граждан.

В 70-е годы в СССР действовал Союз научных и инженерных обществ, в его составе работал Комитет по проблемам психотроники. Комитет этот изучал паранормальные явления, в том числе и их влияние на поведение больших групп людей. В комитете по биоэнергоинформатике из Новосибирского отделения АН СССР, много занимались дистанционными взаимодействиями, провели огромное количество экспериментов. В основном это были эксперименты по воздействию на массовые скопления людей. Однако эти первые опыты по созданию психотронного оружия отрабатывались и в индивидуальном порядке — приглашались известные гипнотизеры, исследовались их методы введения человека в гипнотическое состояние, изучалась методика внушения и так далее.

Впрочем, были и не эксперименты, а реальные случаи, когда экстрасенсы, состоящие на службе в КГБ, точнее, как их называли, «эксперты по биоэнергетике» проявляли свои удивительные способности в экстраординарных ситуациях.

Однажды в ноябре 1975 года пропала 14-летняя девочка-москвичка, дочь ответственного работника МИДа. Поехала на зимние каникулы к бабушке в Смоленск и не вернулась. К поискам пропавшей девочки были подключены не только лучшие милицейские розыскники, но и оперативники КГБ. Однако поиски не дали результатов. И тогда подключили сотрудников таинственной в/ч 10003. Ее командир Алексей Савин вызвал Сергея и приказал ему срочно найти московского инженера-строителя Владимира Сафонова. И лейтенант КГБ Колесниченко поехал на один из московских заводов, где трудился этот инженер.

Вольнонаемные сотрудники-экстрасенсы поначалу даже не числились в штате КГБ и даже не были военнослужащими Минобороны. Просто они давали подписку о добровольном сотрудничестве и их работу оплачивали, как работу обыкновенных агентов. В те времена их по старинке называли «сесотами», то есть, «секретными сотрудниками». Но в отличие от тех, кто «стучал», то есть — доносил о неблагонадежности сотрудников, соседей и просто сограждан, «сексоты» нового подразделения КГБ занимались совершенно иными вещами.

Например, простой советский инженер Владимир Сафонов мог сообщить, кто снят на непроявленной пленке, чем болен человек, жив он или мертв. Мог Сафонов воздействовать на людей на расстоянии, менять их температуру. Причем, это он доказал в Институте нормальной физиологии, где прошел серию успешных экспериментов.

В тот день инженер Сафронов не был на работе, а находился дома. Видимо, он почувствовал, что понадобиться, потому что как только Сергей позвонил в дверь его квартиры, Владимир открыл ему и сразу же сказал: «Я все знаю, поехали». Он уже стоял одетый в пальто, в руке у него был небольшой чемоданчик. Колесниченко уже привык к своим, так сказать, сотрудникам, поэтому даже не удивился.

По прибытию в часть Сафонову показали фотографию пропавшей девочки сотрудника МИДа и кое-что из её вещей. Едва взглянув на фото, экстрасенс сказал:

— Девочка мертва. Тело километрах в сорока от Смоленска. Повреждена левая грудь и шея. По-видимому, изнасилована…

Савин по вертушке набрал министра внутренних дел Щёлокова и коротко доложил. Потом точно так же доложился председателю КГБ Андропову. Моментально поисковые группы были отправлены на поиски тела. В сорока километрах от Смоленска, труп девочки был обнаружен. Уже был мороз, и тело вмерзло в лед. В протоколе осмотра все указанные Сафоновым признаки были подтверждены. Этот случай окончательно доказал руководителям силовых ведомств, что экстрасенсорные способности — не выдумки и не научная фантастика.

На самом деле Владимир Сафонов был не самым сильным в группе «парапсихологов», как их официально называли в Комитете. Он являлся учеником знаменитого советского разведчика-нелегала Сергея Вронского, легендарной личности, о которой в СССР знали только первые лица в КГБ, ГРУ и несколько сотрудников в некоторых структурах Генштаба. Вронский, точнее, граф Вронский — он был настоящим графом — начал сотрудничать с советской разведкой еще задолго до начала Второй мировой войны. Он был — ни много, ни мало — одним из предсказателей самого Гесса, а позже — и Гитлера. В Берлине Сергей Алексеевич блестяще закончил таинственное «Заведении N 25» Германского биорадиологического института.

Сергей Колесниченко не был знаком с Вронским, он только много слышал про него. Таинственный специалист с 1960 года жил в Звездном городке и работал по космической программе, составляя графики удачных стартов, предсказывая неудачи и поломки техники. Конечно же, по мере необходимости, его дар использовали и спецслужбы. Однако к середине 70-х в подразделении, которое так и обозначалось во всех документах, как в/ч 10003, уже «трудилось» 12 вольнонаемных сотрудников, которые работали с прикрепленными к ним офицерами КГБ. Колесниченко работал с Сафоновым.

Сам Сергей быстро понял, что новый отдел сможет стать для него хорошим трамплином. Ведь, несмотря на сверхсекретность подразделения, в котором он служил, ему приходилось решать важнейшие задачи, которые часто ставили первые лица не только КГМ, но и высшее руководство страны! И пусть не напрямую, но он получал приказы самого Андропова, не говоря уже о Щёлокове или Гречко — министре обороны СССР. Правда, Гречко по причине возраста и болезней новым подразделением так и не озаботился, к тому же в апреле 1976 года он умер. Зато новый министр — Дмитрий Федорович Устинов — моментально проявил серьезный интерес к таинственной воинской части, тем более, что на тот момент американцы серьезно стали развивать свою программу «Звездные врата». Кроме того, именно в 1976 году произошел очень интересный и весьма неприятный случай в военной контрразведке…

В начале 1976 года, в одно из территориальных Управлений КГБ пришла телефонограмма из колонии строгого режима. Там была нейтрализована попытка самоубийства через повешение одного из осужденных. Казалось бы — при чем здесь Комитет госбезопасности? Оказалось — очень даже при чем! После того, как этот человек был выведен из шокового состояния крайнего возбуждения, он настоятельно требовал встречи с контрразведчиками из КГБ. Именно из КГБ, а не с их армейскими коллегами из ГРУ. Этот осужденный отбывал наказание по статье, которая несколько лет назад была ему инкриминирована за сдачу в плен во время боевых действий.

В те годы СССР официально нигде в войнах не участвовал и боевых действий не вел. На самом деле, не успев оправится от Второй мировой, Советская армия постоянно была задействована в том, что потом назовут «локальными военными конфликтами». Началось это с Кореи и Китая. Но если с Китаем Советский Союз немного повоевал только в 1969 году на полуострове Даманский и в районе озера Жаланашколь, то в Северной Корее советские летчики и ПВО-шники воевали целых три года. И не только они — были там и танкисты, и артиллеристы, и прочие пехотинцы, правда, в ограниченном количестве. А потом посыпалось, как из ведра — Лаос, Камбоджа, Вьетнам, Алжир, Египет, Йемен, Сирия, Мозамбик, Бангладеш, Ангола, Эфиопия… И везде основным противником военных из СССР были военные из США. Часто бывало так, что на самолетах с обозначениями, например, армий Южной и Северной Кореи дрались, соответственно, американский и советский летчики.

Осужденный Петр Силантьев воевал во Вьетнаме в качестве военного советника в подразделении ПВО. Уже перед выводом основного советского контингента в декабре 1974 года, Силантьев попал в плен. Как там сие произошло, уже никто особо не интересовался — важным было совершенно иное: он добровольно вернулся в СССР и сразу же рассказал, кто он. Причем, почему-то никто не поинтересовался, как он освободился из плена и каким образом вернулся в Союз. А ведь вернулся Силантьев, хоть и не совсем легально — он спрятался на одном из кораблей, который шел с грузом во Владивосток, но, тем не менее, побывавшим в плену он не выглядел.

Тем не менее, Силантьев получил свой срок за измену Родине, который был уменьшен за явку с повинной, и дальше о нем забыли. Почему-то ни сотрудники Комитета, ни оперчасть в УИТУ не озаботилась таким весьма специфическим «контингентом». Как оказалось, очень даже напрасно. Поэтому в колонию выехали не только представители 2-го Главного управления КГБ, но и Сергей Колесниченко, как представитель секретного отдела Главупра. И это было сделано не зря…

Осужденный Силантьев много чего рассказал контрразведчикам Комитета. Прояснил он и обстоятельства своего плена. Как оказалось, его просто выкрали, когда он, в нарушение всех инструкций, пошел в ближайшую деревню за выпивкой. Кстати, он описал, в каких условиях содержались наши военнослужащие во Вьетнаме, попавшие в плен. Если они не представляли ценности для американских «кураторов» Вьетконга, то «совьетико» бросали в яму, наполненную дерьмо и отбросами. Им не давали ни есть, ни пить. Правда, туда сбрасывали всякие пищевые отходы, так что те, кто хотел выжить, вынуждены были ими питаться. Но смерть от голода пленным не грозила — большинство сходило с ума. Тем более, что мало кто из советских оказывался в плену целым и невредимым — обычно они попадали в плен после ранения или контузии, в бессознательном состоянии. Так что очень быстро или умирали, или повреждались рассудком, после чего наступала смерть.

Силантьева в яму сажать не стали. Он сразу был вызван на встречу с двумя иностранцами, которые говорили с ним без переводчика по-английски, но с американским акцентом. Поскольку, как все военспецы, Петр свободно владел английским, то никаких затруднений общение с ними не вызвало. Первая их беседа носила достаточно общий характер, касающийся настоящего и будущего пленного советского солдата. Потом его вызывали еще и еще, при этом содержался он по-прежнему не в яме, а в отдельной хижине на краю какого-то вьетнамского поселения. Как он рассказал офицерам Комитета, во время бесед ему предлагали и хорошо поесть, выпить вкусного чая, давали курить дорогие сигареты. Так продолжалось достаточно долго.

Но вот что было потом, Силантьев так и не смог вспомнить. Скорее всего, в последующих беседах были использованы седативные, наркотические и психотропные вещества, которые расслабляли человека, вводя его сознание в измененное состояние. В таком состоянии с помощью определенных методик и психотехник в сознание и закладываются поведенческие программы. И, видимо, одна из таких программ неожиданно сработала.

Как выяснили офицеры контрразведки, осужденный во время общего просмотра кинофильма всеми арестантами неожиданно выбежал из кинозала и заперся в одной из комнат колонии. Прибывшие по тревоге охранники взломали дверь и практически вынули его из веревочной петли, которую он успел сделать и закрепить на потолке комнаты. Силантьев находился в крайне истерическом состоянии, он был неадекватен и выкрикивая бессвязные фразы бился в конвульсиях. До этого он был обычным осужденным, и подобное с ним не происходило. После помещения в лагерную медицинскую часть, ему были сделаны инъекции успокоительного лекарства. Придя в нормальное состояние, Силантьев потребовал встречи с начальником колонии, где изложил просьбу о встрече с московскими контрразведчиками.

Итак, было ясно, что Петр Силантьев подвергся глубокому гипнотическому внушению и программированию, но внезапно произошел сбой в программах. Чем это было вызвано и каков механизм смены этих программ с одной на другую, какие программы были заложены в сознание или подсознание этого человека? И здесь, как никогда, пригодились сотрудники в/ч 10003 которых вызвал Колесниченко. И они очень быстро смогли понять, что произошло с этим осужденным.

Для срабатывания той или иной ментальной установки или программы, при ее установке в сознание закладывается так называемый «якорь» или «триггер». Это контрольный образ, при осознании которого активируется заданная программа. Это может быть что угодно от визуального изображения, слова, запаха, вкуса до особого прикосновения или естественного тактильного ощущения и зависит только от фантазии специалиста-гипнолога. У осужденного Силантьева таким якорем оказался образ самоубийства через повешение, который он увидел на экране. В том фильме, который он смотрел в колонии был эпизод, где один из персонажей кончая жизнь самоубийством именно вешается.

Было ясно, что сработала программа самоликвидации агента. Что Силантьев являлся агентом спецслужб США, ни у кого не вызывало сомнений. Он был подвергнут регрессивному гипнозу, другими словами, ему просканировали память. Технология, в общем-то, не сложная для высококлассного специалиста, которые у КГБ были.

Несложная, но трудоемкая!

Кропотливая работа длилась несколько недель, и ее результаты повергли контрразведчиков и самого Сергея Колесниченко в шок. Оказалось, что в сознании Петра Силантьева существовало аж четыре поведенческие модели, заложенные американскими специалистами во время работы с русским пленным.

Первая поведенческая модель была рассчитана на прохождение Силантьевым процедуры военного расследования и суда. Вторая моделировала его поведение в колонии. Самая интересная, третья модель давала ему установку после освобождения найти работу по имеющейся квалификации вблизи железной дороги стратегического назначения. Обустроившись на новом месте, Силантьев должен был принять от агента западных спецслужб специальные радиационно-измерительные датчики, которые ему было необходимо разбросать в определенных местах вдоль железнодорожной магистрали. Он должен был периодически снимать показания этих датчиков и передавать их связному. Датчики отмечали изменения радиоактивного поля вблизи железнодорожного полотна, до и после прохода определенных вагонных составов. Чтобы было понятно, для чего это делалось — стратегические ядерные боеголовки перемещались именно по железной дороге.

Ну и четвертая поведенческая модель, ведущая к суициду, была приведена в действие не вовремя. Она, скорее всего, должна была сработать после выполнения основного задания. Как говорится, концы в воду…

Когда сотрудники секретного отдела КГБ все выяснили, прояснилась давняя загадка, которая длительное время тревожила советских контрразведчиков. Дело в том, что в КГБ в свое время обратили внимание на одну странную особенность поведения заключенных из контингента бывших военнопленных. После отбытия сроков наказания некоторые из них не возвращались на места своего прежнего постоянного жительства, что было бы естественным после освобождения. Эти люди после освобождения находили работу в достаточно специфических городах и населенных пунктах, которые были вблизи стратегических объектов, связанных с инфраструктурой ядерного щита СССР. Это были как ядерные электростанции, заводы по переработке и обогащению ядерного топлива, пусковые шахты стратегических ракет, железные дороги, по которым перемещались литерные железнодорожные составы, перевозящие определенные «радиоактивные» грузы. Так вот, освободившиеся выезжали в такие населенные пункты, селились и жили там какое-то время. А потом внезапно кончали жизнь самоубийством.

Теперь все встало на свои места.

Сергей Колесниченко очень хорошо помнил ту историю. Именно ее он имел в виду, когда на совещании в Красногвардейском РОВД попросил слова….