Память внезапно, возможно от пережитого стресса, бросила его в его прошлое, точнее, в его будущее…
Киев, Украина, 2014 год
О том, что на Майдане в Киеве будет мясорубка, Максим Зверев узнал еще 1 декабря. Сначала были неясные слухи, потом он проанализировал ситуацию и понял, что явно разрабатывается ливийский или венесуэльский сценарий. То есть, раз сработала тупая сказочка про избитых «онижедетей», когда столичный «Беркут» просто спровоцировали — то сработает и расклад про «зверски убитых ментами героев», протестовавших против «преступного режима». Тогда, ночью с 30 ноября на 1 декабря боевики националистических группировок стали бросать в милиционеров камни и мусор, а когда те стали зачищать площадь, причем, зачищать грамотно и без костоломства, им навстречу вытолкнули пару десятков студентов. И хотя в результате было всего несколько травм — ушибы, пару вывихов и всего одна якобы разбитая голова у фотокорреспондента, на украинских телеканалах моментально показали «нужную» картинку — мечущиеся юноши и девушки, зверские рожи спецназовцев, удары дубинками и прочий трэш. На следующее утро, 1 декабря на Майдане был почти миллион. Благодаря, естественно, сюжетам телевидения. Ну и интернет, конечно, подогрел народ. Все ломанулись защищать «онижедетей».
А как же, дети — это святое…
Так вот, он знал, что теперь будут более крутые жертвы — не пара расквашенных носов, а реальные трупы. И Макс стал внимательно смотреть все сюжеты с Майдана. И очень скоро вычислил первую сакральную жертву. Этот армянин часто попадал в кадр. Он «на камеру» читал стихи Шевченко, хорошо так читал, душевно. Потом почему-то именно его корреспондентка стала спрашивать — откуда он здесь, такой весь из себя? А какой? Обыкновенный, ну, не похож на щирого украинца, ну, хачик с бородой и в каске — таких на Майдане было полным-полно! Но выбрали именно его!
Как оказалось, Нигоян идеально подходил на роль жертвы. Армянина замочить было не жалко, никто не предъявит, чужой ведь. Но, с другой стороны, он типа свой, должны ведь за него подняться товарищи? И второй, этот УНСОвец Жизневский, нацик — он из Белорусии, бульбаш. То есть, не украинец. Но УНА-УНСО за своих стоит горой, ультрасы способны на все, так что вполне нормальная жертва…
Вот только сценарий был немного откорректирован самими протестующими. 19 января 2014 года УНСОвцы и футбольные ультрас пошли в атаку на цепь «Беркута» возле входа на стадион «Динамо», подожгли «коктейлями Молотова» автобусы милиционеров и понеслась… В общем, когда 22 января Нигоян и Жизневский были застрелены, а их трупы все телеканалы сразу же показали всей Украине, как-то никто особо не рыпнулся… Да и до того ли было? На улице Грушевского пылали автобусы и автомобили «Беркута», в «беркутовцев» летели камни и бутылки с зажигательной смесью, а все оппозиционные издания продолжали вопить о «мирных протестующих». При этом милиция оружие не применяла — только после событий на Грушевского им разрешили помповики с резиновыми пулями…
И к этому времени Максим Зверев по своим каналам получил совершенно точную информацию — на Майдан завезли боевое оружие, оппозиция готовится применить его, причем, в обе стороны — и против милиции, и против своих же протестующих. Сценарий должен был такой: детей расстреляли подлые менты, долой президента, долой кровавую власть! В общем, как было в Ливии, Сирии, Египте, Венесуэле. Да что там — в Москве в 1993 году было то же самое!
Первым источником был внезапно ставший военным аналитиком его приятель Леша Арестархов. Бывший военный, бывший актер, бывший проповедник, в общем, бывший всем и ничем, этот безработный неудавшийся, но явно талантливый актер быстренько притерся к протестующим и занял там какое-то весьма теплое местечко. Где-то рядом с руководством. И вот он, страдая словесным поносом, проговорился…
Потом про оружие сказал один из корешей Макса еще по оранжевому Майдану — Тарас Мазуренко по прозвищу «Тополь». Высоченный Тарас, встретив Макса на Майдане, подумал, что тот снова с ними, как тогда, в 2004-м, и, хлопая того по плечам, выдал откровение про завезенные на Майдан карабины «Сайга». Мол, будем валить ментов, а там и «Калаши» подвезут…
Последним, самым достоверным источником был один его знакомый ГАИшник. Макс когда-то в одном репортаже защитил ребят от начальства — их хотели уволить, те в долгу не остались, в общем, долго потом делали друг другу разного рода услуги: то информацию Звереву сольют, то он их опять прикроет. И вот этот капитан рассказал, что ему приказали не досматривать один транспорт, который шел в Киев. А шел он под прикрытием известного оппозиционного депутата из Блока Юлии Тимошенко. Но капитан все же начал досмотр и увидел, что грузовичок набит ящиками, а в ящиках — автоматы. АКМ. И хотя ему дали денег, приказав молчать, он понял — готовится бойня…
Кстати, того капитана с напарником потом расстреляли прямо на посту в конце февраля, сразу после победы Майдана. Якобы, какие-то отморозки, даже не евромайдановцы. И только Макс знал причину, почему это произошло…
Итак, он знал, что на Майдане будут стрелять. И будут стрелять на поражение. Он знал, что оружие завезли. И знал, что, скорее всего, уже есть группы снайперов, которые получили задание и для которых составили таблицу стрельб. Он понимал, что районы уже распределены и что жертвы намечены. Но что ему со всем этим было делать?
Зверев не был известным журналистом, он не мог вот так взять, прийти на какой-то телеканал и сказать — у меня есть важная информация! Кто бы его стал слушать? И где доказательства? Кто-то что-то сказал? Смешно. А оппозиционные СМИ тем более не стали бы выдавать такую секретную информацию в эфир — как это, оппозиция собирается убивать людей? Да что вы?
В общем, украинские журналисты уже тогда сразу разделились на промайданных и противомайданных. Первых было, к сожалению, гораздо больше. Потому что таким платили гораздо больше. Грантов было много, доллары США не жалели…
На революцию же!
Так что идти было некуда — все СМИ так или иначе работали на раскручивание, разжигание конфликта, одни были ЗА, другие — ПРОТИВ, но почти никто не пытался разобраться в его причинах и не заглядывал в будущее. Зверев заглядывал. И понимал, что Украина находится между Румынией и Сирией. В лучшем случае. А в худшем — это Югославия. И гражданская война неизбежна…
И тогда он пошел в Министерство внутренних дел.
Нет, вначале он пытался через того же Тараса Тополя предупредить УНА-УНСО, которые уже стали «Правым сектором», что их очень скоро начнут отстреливать свои же. Тарас не стал с ним разговаривать. И никто не стал. Все знакомые УНСОвцы как-то сразу потерялись, перестали отвечать на звонки по мобильному. И знакомые журналисты тоже сразу потерялись. Те, которым он намекнул на готовящуюся акцию.
Поэтому он пошел к ментам. Прямо в центральный офис министерства.
Конечно, там тоже пытались его отфутболить, высылали пресс-секретуток от разных начальников. Но Зверь настоял на своем, после чего к нему на проходную вышел заместитель министра внутренних дел Украины Виталия Захарченко — некий полковник со странной фамилией Редька. И вот этому самому Редьке Макс все и рассказал. Только источники свои не «слил». Сказал, мол, хотите — проверяйте, моя информация — верняк.
Потом, уже после того, как на Грушевского все затихло, к нему еще приезжал какой-то опер из СБУ, пытался выпытать, откуда информация. Но Макс прогнал какую-то пургу, сослался на интернет и СБУшник отстал.
Как оказалось, на время…
Когда на улице Институтская 20 февраля 2014 года неизвестные снайперы стали расстреливать безоружных людей, Макс уже все знал. Он знал, что первыми убили ментов из «Беркута». Что «работают» три группы снайперов — одна немецкая, одна — литовская, одна — грузинская. Грузины были подставой. Классической подставой — их потом должны были сдать, а эти лже-снайперы — указать ложного заказчика. Литовцы, точнее, группа пиндосов под руководством чемпиона Литвы по пулевой стрельбе а должны были выбивать вначале милиционеров, причем, из охотничьих винтовок. Чтобы при разбирательстве все указывало на майданящих. А немецкая группа, где, кстати, были и немцы, и австрийцы, и англичане, должна была расстрелять самих майдановцев.
Макс только не знал сектора обстрела. Но понимал, что таковых может быть очень немного. Идеально подходила улица Грушевского, но там все еще горели и дымили шины… Сектор был весь в дыму. Значит, это будут улицы, отходящие от Майдана, ведь «Беркут» утром 20 февраля уже почти зашел на Майдан…
Увидев в прямой трансляции, что на Институтской идет стрельба, Макс схватил свой «Кэннон» и рванул в то пекло. И, уже потом, обшаривая каждый сантиметр на в буквальном смысле кровавой улице, опрашивая выживших, санитаров, врачей, успев поговорить со снайперами Госслужбы охраны и даже с руководителем снайперов спецподразделения внутренних войск «Омега» полковником Асавелюком, он понял, как все было. Из Львова прямо на убой пригнали сотню «бойцов». Кстати, их пропустил по приказу «сверху» через свой пост на львовской трассе тот самый капитан-ГАИшник. Раньше их не пропускали — и тоже по приказу. Потом приказ дали. Но только приехали ребята на Майдан — и двух часов не прошло, как кто-то их послал в бессмысленную атаку вверх по Институтской. И уже когда они прошли отель Украина, занятый протестующими с Майдана, им в спины стали стрелять. И в спины, и справа, и слева.
А милиционеры были впереди…
Все это Максим документировал — видео, фото, раны в убитых, пули, которые успели достать врачи-паталогоанатомы, и те, которые подобрали на Институтской, выковыряли из деревьев… Доказательств было много. Правда, спустя какое-то время они стали исчезать. В Шевченковском райотделе милиции спустя год после этих событий потерялось свыше 400 уголовных дел. С доказательной базой — пулями, гильзотекой, простреленной одеждой…
А сразу после расстрела на Институтской расстреляли и того капитана-ГАИшника…
И Макс понял, что надо страховаться. Уже пошла вакханалия новой пост-майданной власти, уже Россия вошла в Крым, а на Донбасс Украина послала армию, там началась бойня, поэтому в Киеве была некая передышка, когда и новой власти, и украинскому народу было начхать на убитых на Майдане, на эту «небесную сотню», скинули президента — и ладно!..
Но Максим не зря проработал в журналистике почти 30 лет, он понимал, что «засветился». И когда так замечательно сложилось, что появилась возможность отправить жену и детей в Португалию, он сразу же стал их собирать. В принципе, туда уезжал к своим родителям, живущим в одном из городов Португалии уже 15 лет, его кум. Поэтому было кому доверить семью. Зверев только собрал все заработанные тяжким трудом журналиста деньги, продал машину, квартиру и, проводив своих на самолет, перебрался жить на дачу. Она была под Киевом, вряд ли кто из друзей и знакомых знал это место.
Как оказалось, про дачу знали, те кому полагается знать.
Задержали Макса буднично — пришли днем трое, вызвали на собеседование, показав документы. Он сразу понял — бежать бесполезно, сопротивляться — тоже, потому что просто пристрелят. Ну, и была надежда, что выскочит еще…
Когда прямо в кабинете его стали бить, он понял — всё. Нет, вначале пытался кричать, мол, буду жаловаться, я журналист и все такое. Но потом СБУшники сделали паузу и стали ему «предъявлять». Напомнили и его антимайданные статьи, и высказывания о том, что главкома Тенюха надо снимать, а из Крыма выводить войска, и что армия не имела права идти на Донбасс — много чего вспомнили. По всем статьям он уже получал обвинение в сепаратизме и госизмене. Это было серьезно. Минимум десять лет.
А вот про Майдан и расстрелы никто не вспомнил. Правда, потом, вскользь, упомянули. Но Максим понял, что да, «сепаратизм» — это только предлог. Прикрытие. И что он отсюда не выйдет. По крайней мере, живым…
…Когда его в очередной раз сбили с ног, и следователи немного расслабились, он, лежа на полу, подсек ногами одного и, и зацепив его правую ногу своей левой, ударив в голень правой, сломал ее. Пока первый с криком и матом падал, Макс вскочил и снова ногой — руки были скованы наручниками за спиной — сильным боковым йоко-гери сбил с ног второго, тут же прыгнул на него сверху и коленом впечатал его голову в пол. Он еще успел перебежать к первому и сверху ударить его в голову, чтобы заставить замолчать. Потом ему еле хватило времени достать ключи и освободить себе руки. Потому что раскрылась дверь и зашли сразу двое. Один не сообразил и замер в дверях, а вот второй сразу рванул назад.
Медлительный упал сразу, как подкошенный — удар в горло не оставляет шансов. Но шансов не было и у Зверя — в здании СБУ уже подняли тревогу и дальше третьего этажа прорваться он не смог. Он успел «замесить» еще троих, когда примчались бравые парни в касках с дубинками и после первого же столкновения с ними свет в его глазах померк. Очнулся он уже в тюремном госпитале, с переломанными ногами и правой рукой, сломанными ребрами и челюстью. В общем, как сказали врачи, легко отделался. Потому что двоих сотрудников Службы безопасности он таки «погасил».
Насмерть…
И чтобы с ним было, если бы совершенно случайно он не попал в списки для обмена…
Днепропетровск. Год 1976.
Все это Макс вспомнил буквально за пять минут, отходя от шока достаточно продолжительной схватки. Как ни крути, а в теле одиннадцатилетнего пока еще хлюпика опыт и умения взрослого пятидесятитрехлетнего мужика, тренированного и мощного, все же не могли реализоваться полностью. Что толку в умениях и знаниях, если, во-первых, они не подкреплены нужным уровнем физической силы и выносливости, во-вторых, не обеспечены нужной мышечной массой. Да и с психикой маленького мальчика не так просто было справится — она все время давила, мешала сосредоточится. Страхи Максима-малого нельзя было просто взять и загнать куда-то в самые глубины подсознания — все равно они сказались бы и на скорости принятия решений, и на реакции, да и нервные срывы постфактум Зверю не были нужны. Ведь это же его тело, его сознание, его жизнь.
«Ничего, будем заниматься самовоспитанием… И самосовершенствованием», — подумал он.
Он еще раз посмотрел на «поле боя».
Юрка-боксер все еще был в отключке, Дюндель тоже никак не мог встать, а Трифон и Дикий стояли поодаль и опасливо смотрели на новенького. Еще бы — Макс на их глазах шутя «уронил» на асфальт двоих самых крутых, по их мнению, школьных бойцов. Среди седьмых-восьмых классов, конечно. И это внушало определенный страх.
— Ну, все, ребзя, вы тут не скучайте, претензии, ежели чего — в письменном виде через директора. Адью, не кашляйте, я погнал! — Максим взял свою сумку и не торопясь пошел в сторону дома.
Никто за ним не пошел.