К середине IX века положение обоих восточнославянских государств, Куявии и Славии, было разным, что существенно влияло на ход событий. Соседями Славии были главным образом малоразвитые народы финского, лето-литовского и самодийского происхождения, которые в IX веке переживали стадию первобытнообщинного строя. Они занимали громадные просторы лесного Севера. Их демографический потенциал значительно отставал от демографии восточных славян. Главное место в их экономике составляли присваивающие формы хозяйства – охота, рыбная ловля, собирательство. Подсечное земледелие и экстенсивное животноводство только еще зарождались. Эти племена не слишком интересовали ладожских властителей. Их покорение (точнее, обложение данью) не требовало особых военных усилий.

Покорив Чудь на западе, Весь и Мерю на востоке, Карелию на севере, Ладога направила свои экспансионистские усилия на богатые и развитые, густо заселенные южные земли с высокоразвитой экономикой и древними культурно-хозяйственными связями.

В отличие от Ладоги, Киев имел перед собой неограниченное поле активной деятельности в Причерноморье; далекий и отсталый север не очень привлекал его.

Принципиально разной была и политическая ситуация для Ладоги и Киева. Славия не имела среди своих соседей ни одного опасного конкурента, кроме Руси. Единственной силой, способной вмешиваться в ее внутренние дела, были скандинавские викинги, но их страна лежала далеко за морем, а те отряды, которые на протяжении IX – Х веков попадали на восточнославянские земли, больше думали о достойном нанимателе, способном использовать их военную силу, чем о завоевании чужих земель. Попытка заставить ладожан платить дань, о чем упоминается в летописях, окончилась неудачей: непрошеных претендентов прогнали за море.

Предполагается (впрочем, небесспорно, о чем речь пойдет в главе «Роль Рюриковичей в истории Руси»), что около 870 г. в Ладоге утвердилась династия князей, родоначальником которой был Рюрик (по одной из версий, Рьорих из шведской Упсалы, по другой – Рёрик из датской Ютландии, по третьей – славянин Рюрик из Ладоги). Не углубляясь в вопрос, каким образом скандинавский конунг или ладожский князь (есть еще версия, что Рюрик был ругом с балтийского острова Рюген) пришел к власти, отметим только, что этому событию предшествовала продолжительная междоусобная борьба ладожских правителей, которая и привела на престол заморского претендента. По нашему мнению, более важным является поворот в политике, связанный с именем Рюрика. Новый князь, захватив власть, сразу же стал проявлять автократические тенденции, опираясь на своих сподвижников. Это вызвало недовольство местной верхушки, которая попыталась оказать сопротивление (дело дошло даже до вооруженного восстания во главе с Вадимом Храбрым), но потерпела поражение. Это еще больше укрепило положение Рюрика. Ладога начала вынашивать весьма активные экспансионистские притязания, первой жертвой которых стала Кривичская земля. Дальнейшее продвижение на юг должно было привести к неизбежному столкновению Славии с Русью.

В 879 г. Рюрик умер, оставив престол малолетнему сыну Игорю, а фактическое управление – его воспитателю Олегу. Через три года Олег организовал поход на Русь, захватил Киев и, убив Аскольда, провозгласил себя владетелем объединенного государства. Столицей он оставил Киев. К сожалению, летописное повествование, посвященное этому событию, деформировано позднейшими редакторами и поддается реконструкции только в незначительной части.

Не подлежит сомнению, что Аскольд стал жертвой не только внешней военной авантюры. Олег, конечно, имел поддержку в самой Руси среди местных сил, оппозиционных киевскому князю. Понятно, что активная политика, осуществляемая последним, нравилась далеко не каждому. Среди лозунгов, которыми могла воспользоваться оппозиция, на первом месте было христианство – во всяком случае, формально. В эпоху Средневековья религиозные мотивы являлись удобной ширмой любых социальных выступлений. Язычество не собиралось уступать поле деятельности христианству, поэтому сопротивление Аскольду, по логике, должно было принять форму антихристианской, проязыческой реакции. На нее и опирался Олег.

Закономерность такого сопротивления отмечал В.Н. Татищев, который называет христианство главной причиной гибели Аскольда. «Убивство Аскольдово, – пишет он, – довольно вероятно, что Крещение тому причиною было; может киевляне, не хотя Крещения принять, Ольга призвали, а Ольгу зависть владения присовокупилась…» И в другом месте он пишет: «И может не хотясчие киевляне креститися, Ольга на то призвали».

Выше приводилось утверждение В.Н. Татищева, что Аскольда «можно за первого русскаго мученика причесть». Если убитый владетель действительно был канонизирован как мученик, то ясно, что погиб он за веру. Дальнейший ход древнерусской истории подтверждает религиозный подтекст переворота 882 г.

Будучи язычником и опираясь на враждебные христианству элементы древнерусского общества, Олег должен был прибегнуть к антихристианскому террору. К сожалению, полное молчание источников не дает возможности конкретнее осветить эту сторону деятельности узурпатора, составить определенное представление о положении христианской общины между 882 и 912 гг. Мы располагаем только некоторыми побочными материалами, подтверждающими враждебную по отношению к христианству позицию Олега.

Так, статья 907 г. в «Повести временных лет», составленная из отрывков реконструированной Б.А. Рыбаковым Аскольдовой летописи, где речь идет о походе Руси на Царьград, и фрагментов фольклорных преданий, кончается словами: «И прозваша Ольга – Вещии, бяху бо людие погани и невеголоси». В этом укоре слышится намек, явно спровоцированный антихристианской деятельностью князя. Особое значение приобретает известная легенда о смерти Олега, помещенная в «Повести временных лет» под 912 г. Этот эпизод детально проанализирован Б.А. Рыбаковым, справедливо усматривающим в нем отражение враждебной князю «народноэтической» тенденции.

«Легенда о смерти Олега, – пишет исследователь, – явно направлена против князя. Героем оказался не сам князь, а его конь, через посредство которого действовали неумолимые вещие силы. Легенда построена на противопоставлениях: с одной стороны – князь, прозванный “Вещим”, сюзерен ряда “светлых князей”, триумфатор, возвратившийся из похода на греки с золотом, шелком и мирным договором, а с другой – всего-навсего лошадь. Узнав о предсказании, князь принял нужные меры, отослал коня, а после похода укорил кудесника. Но составитель сказания считал, что волхвы и кудесники Русской земли не ошибаются. Орудием исполнения высшей воли выбран конь, то есть символ добра, благожелательности к человеку, образом которого наполнен весь русский крестьянский фольклор и народное искусство.

Тот самый конский череп, на который “въступи ногою” великий князь, действует в фольклоре как источник благ, охранитель сирот, податель мудрых советов. Славянская археология знает ряд случаев, когда конский череп зарывался под угол дома, очевидно, в качестве могучего оберега. Хороших людей конь, или его череп, или бронзовый оберег-амулет в виде коня – всегда охраняет от зла. А здесь?

“От сего ли лба смерть было взяти мъне?” И неумолимая смерть, предреченная волхвами могущественному князю, здесь-то и настигла его».

Б.А. Рыбаков считает эту явно враждебную Олегу легенду также языческой по происхождению: смерть-расплату князю-узурпатору предсказывают не христианские священники, а язычники-волхвы. В данном случае нас интересуют не обстоятельства возникновения легенды, а факт ее использования летописцем-христианином.

В действительности все могло быть значительно сложнее. Не исключено, что в начальном изложении пророчество действительно принадлежало христианским пастырям – это бы отлично подошло к исторической ситуации и придало бы повести идейное завершение. Возможно, что замена адептов новой веры волхвами и кудесниками является результатом редакторского вмешательства, как и перенос похода с 860 на 907 г. Действительно, кто же мог с бóльшим основанием и художественной убедительностью выступить носителем высшего возмездия узурпатору-«паганину», убийце христианского властителя, просветителя своей страны, как не сам христианский Бог, осмысленный и интерпретированный в духе традиционной фольклорной поэтики?

И кто знает, не послужила ли деятельность Олега – вопреки сознательной направленности – укреплению авторитета Православной Церкви в Киеве? Напомним – арабский писатель аль-Марвази считает год смерти Олега (912 г.) началом утверждения христианства на Руси.