Выводы генетиков, изложенные в предыдущей главе, подтверждают с лингвистической точки зрения такие разделенные многими веками исторические документы, как монеты «Adna Mati», Графенштайнская надпись и древнерусские берестяные грамоты.

Меня всегда удивляло, что предполагать существование на заре человечества единого индоевропейского праязыка считалось вполне научным даже в советской исторической науке, зажатой в прокрустово ложе «исторического материализма» (я уже цитировал историка В. В. Шеворошкина, который в 1975 г. писал: «Все эти языки восходят к одному языку-предку, названному учеными индоевропейским»), а вот искать конкретный язык, который, выделившись из индоевропейского праязыка, послужил в будущем основой современного русского языка, — это, видите ли, «ненаучно». Почему? Мне представляется, что куда более ненаучно считать, что древнерусский или современный русский язык родились в результате какого-то загадочного хаотичного смешения других языков. Или взять образование народов. Если был единый индоевропейский праязык, то был, надо полагать, и единый индоевропейский пранарод, из которого выделились другие народы, — в частности, далекий предшественник русского. Именно этой логике следовали архимандрит Иннокентий и Рейтенфельс и их предшественники в своих трудах (пусть и уязвимых во многих отношениях – а какой исторический труд неуязвим?), и я совершено искренне не понимаю, почему тот же JI. Нидерле назвал их изыскания «домыслами». А полагать, что современные народы, в частности, славянские, — это непонятно кем, когда и как изготовленные «коктейли» из других, ныне не существующих народов, — это не домыслы? Думаю, как раз последнее – исторические домыслы в чистом виде.

Зато никакие не домыслы то, что древние индоевропейские термины семейного родства, начиная с таких, как Atec (Отец) и Mater (Мать), на 99 процентов фонетически совпадают с нынешними русскими. Э. Бенвенист пишет в книге «Словарь индоевропейских социальных терминов» (М., 1995): «Отец и мать мужа обозначаются *swecuros и *swecrūs (ж. р.) соответственно… Мы постулируем, что *swecrū является исконной формой прежде всего потому, что она засвидетельствована в форме соответствий в индоиранских языках, латыни, славянских языках и в армянском, а также потому, что она не могла быть образована от формы мужского рода, ибо подобная модель словообразования нигде больше не обнаружена… Впрочем, первичность обозначения «свекрови» понятна: мать мужа играет более важную роль в жизни молодой жены, чем отец мужа; свекровь является центральной фигурой в доме…

Индоевропейское обозначение «деверя» (брата мужа») следует реконструировать в виде *daiwer на основе следующих форм: снкр. devar-, арм. taygr, гр. dāēr, лат. leuir (l- вместо d-, вероятно, диалектного происхождения), ст.-слав. deveru, лит. diveris, др.-в.-нем. zeihhur. Древность термина очевидна…

Соотносительное обозначение «свояченицы» (сестры мужа) представлено меньшим количеством форм: гр. galóos, лат. glos, ст.-сл. zŭlŭva, фриг. gélaros…

Рассмотрим теперь саму основу *swed – форму с аффиксом, которая подводит нас к базовому элементу *swe. Последний, засвидетельствованный в длинном ряду самых разных слов, является весьма важным термином индоевропейского словаря. Его собственная значимость оказалась вычлененной в определенную морфологическую категорию… Именно это мы находим еще и теперь в славянских языках: в современном русском свой употребляется в смысле фр. mon – «мой», ton – «твой», son – «его» «…Здесь следует отметить примечательную особенность терминов родства с основой *swe в славянском, балтийском и частично германском: в этой семантической форме производные от *swe относятся к родству в силу породнения, к свойству, а не к родству кровному. Это отличительная черта целой группы наименований: русск. сват «желающий устроить брак» и «родственник по браку» (например, в таком родстве отец мужа и отец жены); свояк (производное от свой) «муж свояченицы (сестры жены)»… Если в этих производных сохранился фрагмент древней лексической системы, то понятно, какой интерес представяляют они для интерпретации тех основных и общих всем индоевропейским языкам имен существительных, которые, по всей вероятности, являются сложениями со *swe, а именно «сестра» (*swesor), «свекровь, свекор» (*swecrū- и т. д.)» (сс. 170–172, 216–217).

К сожалению, Бенвенист не объясняет, почему именно в русском и славянском языках эти формы сохранились в наиболее близком виде к единому некогда индоевропейскому языку. А ведь термины семейного родства – самые древние, по ним и следует судить о чистоте и близости того или иного языка к изначальному индоевропейскому состоянию.

Лингвистика вслед за генетикой говорит нам о том, что славяне – это классические индоевропейцы. Не случайно Н. Я. Данилевский, автор знаменитой «России и Европы», считал русских и славян высшим культурно-историческим типом. Они и ныне – самая многочисленная этническая общность Европы, и это при том, что большинство славянских народов лишь сравнительно недавно получили государственность. Как такое могло произойти? Разве способствовало нынешней многочисленности славян многовековое пребывание их, скажем, под властью Османской империи и Австрии? Существование без государственности обычно отрицательно сказывается на демографии народов. Каким же тогда образом, простите, славяне численно доминировали и в Европе VI в. н. э. (согласно «Гетике» Иордана), и доминируют сейчас? Подобное возможно лишь в том случае, если славяне являются одним из корневых, «опорных» европейских этносов.

Естественно поэтому, что различий в языках славянских народов куда меньше, чем в языках народов германского происхождения. Немец, не знающий английский язык, не сможет читать по-английски. А вот мне, когда я писал статью для «Литературной газеты» «Тайна Графенштайнской надписи», ставшую основой этой книги, потребовался какой-то материал, ссылку на который я нашел в Интернете. Открыв его, я увидел, что он на словенском языке. Огорчившись, я тем не менее стал разбирать первый абзац и, перечитывая каждое предложение по два-три раза, вдруг одолел его, не прибегая к помощи словаря, которого к тому же у меня и не было. Вдохновленный успехом, за первым абзацем я прочитал второй, третий – и так… всю статью до конца! А ведь я полагал, что словенский язык и, соответственно, словенский народ – самые далекие для нас из всех славянских языков и народов! Словенцы, напомню, это восточные соседи Италии и южные – Австрии! Вроде бы польский язык считается ближе, но «ковыряться» неподготовленному русскому человеку в польском с его изобилием надбуквенных значков, громоздким латинским начертанием шипящих звуков и т. п. — не приведи Господь. Латинское же начертание словенского языка весьма похоже на латинское начертание Графенштайнской надписи, где звучание сложных славянских согласных и мягких гласных передается одним, максимум двумя знаками (plvgni) и угадывается по смыслу. Болгарский язык, естественно, читается легче словенского и очень близок к церковнославянскому, но не так близок к древнерусскому и еще дальше от современного русского. И уж куда ближе, казалось бы, русскому языку украинский, но, почитав по-словенски, я подумал, что украинский близок по каким-то элементарным понятиям, а не по древним корням. Я, скажем, не знал этимологии нашего слова «говядина», а теперь, благодаря словенскому языку, узнал. Govedo по-словенски – это крупный рогатый скот. Предполагать, что говядину нам в древности поставляли словенцы, было бы по меньшей мере забавно, поэтому, скорее всего, слово «говедо» наличествовало и в древнерусском языке. А вот в близком нам украинском языке отсутствует слово «говядина», есть «яловичина».

А как могло получиться, что праславянское сочетание согласных tl и dl сохранилось и в общеславянском языке (dletlo, pletlo je и т. п), и в т. н. зильском диалекте словенской Корошки (например, šidlo, močidlo), и в северо-западном наречии русского языка вблизи Пскова, недалеко от Новгорода, то есть на территориях, где, по Нестору, обитали «словене» (Й. Шавли)?

В предыдущей главе я сравнил содержание Графенштайнской надписи с содержанием новгородских берестяных грамот, но малое количество слов в надписи не дало возможности хорошенько сравнить их и по звучанию, хотя сходство угадывалось. Словенский же язык точно похож на новгородское наречие, зафиксированное в средневековых берестяных грамотах! Сравните при случае, Интернет великая вещь: позволяет найти и словенские тексты, и полный свод древнерусских берестяных грамот. И не случайно, наверное, древние новгородцы назывались почти так же, как словенцы – «словенами». При этом, однако, поскольку самые ранние из найденных новгородских грамот относятся уже к XI веку и нет никаких сведений о связях новгородцев со словенцами и даже торговле, речь не может идти о том, что новгородские «словене» произошли от словенцев, а новгородское наречие возникло из старословенского языка. Едва ли могло быть и наоборот. Естественней сделать вывод, что перед нами потомки единого некогда народа, расселившегося в древности на огромных пространствах Европы – от Балкан до Балтики.

А может быть, этот народ, потомками которого были и древние словенцы-карантане, и новгородские словене – и есть те самые норики-венеды? Для словенцев такая преемственность естественна благодаря нынешнему их месту обитания – по соседству с бывшим Нориком, частично даже на его территории. Сложнее с новгородскими словенами. Родство словенского языка с древнерусским не вызывает никаких сомнений (достаточно, повторяю, лишь бегло сравнить словенские и древнерусские тексты), имеется и прямое указание ПВЛ о миграции нориков-венедов (или их части) на берега Дуная и Днепра в VI–VII веках. В этом же контексте Нестор сообщает о появлении словен на берегах Волхова. Напротив, археологи (в частности, итальянец К. Вердиани) утверждают, что предки словен пришли на Новгородчину еще во II – Ш вв. от Р. Х.  из области распространения Венедской культуры в Центральной Польше (группа Пшеворск). Вероятно, вів. они тоже жили в Норике (уж слишком схожи этнонимы словене и словенцы), но не смирились с переходом под власть римлян, который произошел в конце I в. до н. э. Таким образом, когда писалась Графенштайнская надпись, словен уже не было даже в Польше, не то что в Норике. Новгородские словене и прасловенцы разошлись настолько давно, что сходство словенского и древнерусского языков вызывает глубокое изумление. А древнерусский язык и наречие новгородских словен вообще имеют мало различий. Но как, спрашивается, такое могло произойти, если носителями языка славян с берегов Дуная и Днепра были, допустим, пришедшие туда в VI в. венеды из Норика, а носителями новгородского наречия – пришедшие на берега Волхова во II-IIІ вв. венеды из Польши? Что же – они три-четыре века жили порознь, и сильно порознь из-за удаленности расстояния, а, встретившись снова между Днепром и Волховом в VI в., обнаружили, что они один и тот же народ, говорящий на одном и том же языке?

Такое бывает, но лишь в том случае, если ветви одного и того же народа, разойдясь и живя обособленно, сохраняют на протяжении веков раздельной жизни племенную идентичность.

Возьмем крымских готов, переживших европейских готов столетий на восемь. В «Слове о полку Игореве» написано: «Се бо готьскыя красныя дѣвы въспѣша на брезѣ синему морю, звоня рускымъ златомъ…» О каких «готских девах» и о каком «синем море» идет речь? Вторжение готских племен с низовьев Вислы в Северное Причерноморье произошло в III в. от Рождества Христова, а «Слово», как известно, написано в XII в. Уже в V в. остготы ушли в Италию с Теодорихом. Правда, часть остготов предпочла остаться в Крыму, по свидетельству византийского историка Прокопия Кесарийского: «Здесь же, на этом побережье (крымском. — А.В.), есть страна по имени Дори, где с древних времен живут готы, которые не последовали за Теодорихом, направлявшимся в Италию. Они добровольно остались здесь и в мое еще время были в союзе с римлянами (т. е. Византией. — А.В.), отправлялись вместе с ними в поход, когда римляне шли на своих врагов… когда императору было это угодно».

В отличие от Западной Европы, в Крыму не обнаружено ни одного документа на готском языке, хотя уже с IV в. готы имели собственную письменность, созданную легендарным готским епископом Вульфилой. В Мангупе (он же Дорос) найден лишь один письменный памятник готского периода (VI в.): выбитая на камне надпись по-гречески «OϓCTINIAN АϓТОКРАТОР» («Юстиниан самодержец»). Это, скорее всего, говорило о том, что крымские готы сходили с исторической арены или растворялись постепенно в других народах, как это произошло с итальянскими остготами в VI в. и испанскими вестготами в X в.

Однако в XIII в., через век после автора «Слова», католический монах Вильгельм де Рубрук пишет в своем «Путешествии в восточные страны»: «…на море, от Керсоны (крымского Херсонеса. — А.В.) до устья Танаида (Дона) находятся высокие мысы, а между Керсоной и Солдаей (Судаком) существует сорок замков, почти каждый из них имел особый язык; среди них было много готов, язык которых немецкий». Стало быть, и через тысячу лет после прихода в Крым готы сохранились как этническая общность? В Европе их давно уже не существовало, а понятия «готическое письмо», «готическое искусство» к настоящим готам прямого отношения не имели. Может быть, Рубрук ошибся? Если он сам разговаривал с крымскими готами, то едва ли: родной язык Рубрука был фламандский, близкий немецкому.

Прошло еще два века. Итальянец Иосафат Барбаро посещает генуэзские владения в Крыму и пишет в книге «Путешествие в Тану»: «…за Каффой (Феодосией. – A.B.), по изгибу берега на великом море, находится Готия, за ней – Алания, которая тянется по острову в направлении Монкастро… Готы говорят по- немецки. Я знаю это потому, что со мной был мой слуга немец; они с ним говорили и вполне понимали друг друга подобно тому, как поняли бы один другого фурланец и флорентиец».

Фантастика? Ведь это то же самое, как если бы мы с вами разговаривали без особого труда с киевлянами времен Аскольда. Неужели на протяжении 12 веков крымские готы оказались столь консервативны и привержены языку балтийских предков, что сохранили без изменений его основные формы? Да, именно это говорят современные ученые-языковеды о готском языке: «Сохранил большую близость к общегерманскому состоянию и поэтому играет особенно важную роль в сравнительной грамматике германских языков» (БСЭ).

В 1578 г. в Крыму побывал каноник Матвей из Мехова, посетил Мангуп, беседовал с каким-то греческим священником. По его словам, при занятии Крыма татарами в XIII в. Мангуп (Дорос, Феодоро) удерживали его князья, «которые родом были готы и говорили по-готски» и были «последними представителями готской крови». В середине XVI века посол германского императора Фердинанда I в Турции фламандец Бусбек встретился с двумя крымскими готами в Константинополе. Бусбек был профессионалом в своем деле, поэтому сделал то, что до него никто, беседовавший с реликтовыми готами, сделать почему-то не догадался. Он записал 68 слов и фраз из их языка, например: «alt» – «старик» (современное немецкое «Alt»), «bruder» – «брат» (совр. нем. «Bruder»), «schuuester» – «сестра» (совр. нем. «Schwester»), «broe» – «хлеб» (совр. нем. «Brot»), «schlipen» – «спать» (совр. нем. «schlafen»), «mine» – «луна» (совр. нем. «Mond»), «kommen» – «идти» (совр. нем. «kommen»), «fider» – «четыре» (совр. нем. «vier»), и др. Готский характер этих слов не вызывает у ученых-языковедов сомнений. Это практически тот же язык, на котором написано Евангелие Вульфилы!

Поэтому нет ничего невозможного в том, что и язык новгородских словен сохранил к VI–VII векам большую близость к общеславянскому состоянию. Но ключ к проблеме, которая перед нами стоит, не в новгородцах. Их общность с прасловенцами говорит лишь о широте ареала обитания древних славян в Европе, точно так же, как многовековое обособленное существование крымских и западноевропейских готов говорит о широте ареала их обитания. Новгородские словене, как и норики, были венедами, однако мы лишь предполагаем, что они пришли в Польшу из Норика, этот вопрос еще надо изучать. Появление же славян на границе Норика зафиксировано готским историком Иорданом еще в середине VI в. н. э. и подтверждено ПВЛ с указанием, что это были именно норики, «которые и есть славяне». Правда, не все верят этому указанию. Покойный академик Д. С. Лихачев дал к нему еще в 1950 г. следующий комментарий: «Нарци, или Норики – жители Норика, древней провинции Римской империи по течению Дуная. В VI в. здесь уже жили славяне. Поэтому, очевидно, а может быть и вследствие какого-либо предания, норики и были отождествлены на Руси со славянами». Для того чтобы выстроилась кожиновская «шахматная прогрессия родства» или, другими словами, история наших славянских предков во всей ее протяженности, нам следует быть уверенными в том, что славяне, жившие в Норике в VI в., жили там и до VI века под именем нориков. Это звено, что называется, в наибольшей степени подлежит восстановлению. Восстановив его, нам легче будет восстановить другие, потому что Норик – не мифическое государство, а реальный фигурант истории.