Надо сказать, что я самый популярный повар среди моего внука. Моя кухня вне конкуренции. Утренние оладьи удались на славу. Олег слопал три штуки, запил их не кофе, а свежезаваренным какао с молоком и поехал на работу в райском расположении духа. Разумеется, на прощание я как бы между прочим напомнила:

— Про машину не забудешь, хорошо?

— Хорошо, бабулечка, — тут же согласился внук и умчался вниз по лестнице. Лифта в нашем доме по утрам не дождаться.

Оставшись одна, я убрала посуду, неспешно приготовила завтрак для себя и вышла на балкон. Августовское утро выдалось поразительно погожим для Питера. Неправдоподобно идеальным. Воздух теплый, но еще свежий. Тополиный пух кружится по двору. Машин во дворе нет — те, у кого они есть, либо на даче, либо на работе. Прямо под балконом качаются зеленые раскидистые кроны деревьев. А ведь эти самые клены, тополя, березки мы сажали пятнадцать лет назад и представить не могли, что они вымахают до пятого этажа! Еще через пару лет и в нашей квартире всегда будет густая тень от их веток.

Мечтательно вздохнув, я подумала, как хорошо было бы иметь дачу. Небольшой домик, садик, огород для души. Так, чтобы одни клубничные грядки. Жмурясь на яркое солнце, я потянулась в удобном кресле. На лоджии у нас некое подобие веранды. Сюда поместилось старое кресло и небольшой круглый телефонный столик. По утрам я устраиваюсь здесь на балконе с чашкой кофе и книжкой. Так хорошо, что даже какую-нибудь песенку хочется мурлыкать.

— Море, море, мир бездонный… — заскрипела я, стараясь, чтобы никто, кроме меня самой, этого не услышал. Уши мне оттоптало, должно быть, целое стадо медведей. Не то чтобы очень большое, так, обычная медвежья семья из пяти-шести особей среднего размера. Но петь, как обычно бывает в таких случаях, люблю. В последнее время даже меньше комплексую. Как ни включу телевизор, там полно таких, как я. Поют в свое удовольствие и не стесняются. — В белой пене…

Внезапно сонный утренний воздух пронзил резкий рев сирены «Скорой помощи».

— Вера! — раздался с нижнего балкона густой флегматичный бас Марии Гавриловны. — Ты там?

— Ага, доброе утро, Маша, — ответила я, не отрываясь от книги.

— Слышишь «Скорую»?

— Слышу.

— Только бы не к нам, — резюмировала Мария Гавриловна.

В отличие от нашего спартанского балкончика у Маши все гораздо основательнее. Двойное остекление, обшивка вагонкой, цветочные горшки. Диванчик выполняет одновременно функцию ларя для овощей, а самодельный балконный столик зимой превращается в дополнительный холодильник.

Однако рев сирены приближался.

— Гляди, Вера, кому-то, похоже, плохо! — Мария Гавриловна показала сверху своей палкой на карету «Скорой помощи».

Я прищурилась. С такого расстояния только по общим очертаниям могу догадаться, что предо мной такое. Близорукость мучит.

— Может, детский врач?

— Не-а, участковый педиатр пешком ходит, ему даже машину не выделяют. Серьезное какое-то дело, — уверенно пробасила Маша. — Ого, смотри, к подъезду Лукиной подъехали. Погоди-ка… Смотри, это же Рая! Дочка Алевтины! Смотри, видишь, в белой футболке?

— Извини, Маша, — я пожала плечами.

— Что-то у меня предчувствие какое-то нехорошее. Идем вниз! Ой, Господи, только бы не Алевтина!

Быстро собравшись и оставив свой кофе на столике, я вышла из квартиры и вызвала лифт. Спустилась за Машей.

— Только что в их квартиру звонила, никто не отвечает! — лицо Кондратьевой покрылось крупными пятнами.

Я пошла чуть быстрее, оставив медлительную Марию Гавриловну позади. Все хочу набраться смелости и предложить Кондратьевой отказаться от обильных ужинов на ночь и ее любимого густого какао. Все-таки лишние пятьдесят килограммов для людей нашего возраста не очень-то полезны. Быстрым шагом приблизившись к карете, увидела, что перед подъездом стоят Рита из пятнадцатой квартиры с коляской и Рая.

— Ой, Вера Афанасьевна, здравствуйте, а я вам звоню, звоню! — тоненьким, надрывным голоском тут же запричитала Рая.

— Что случилось? — во рту неожиданно пересохло, а в ушах возник неприятный шум.

— Только не волнуйтесь, хорошо? — Раиса взяла меня за руку. — Говорят, что у мамы сердечный приступ, но, по-моему, ее кто-то очень сильно напугал! И все вещи! Ничего не перевернуто, а рамочки для фотографий все перепутаны, белье в шкафу как попало свернуто! В квартире кто-то был! Можете Олегу позвонить? Я вышла, хотела сама к вам бежать!

— Что-нибудь украли?

— Вроде нет, — покачала головой Рая. — Деньги на месте, золото тоже, из техники у мамы и не было ничего особенного.

— Алевтина? — раздался за спиной напряженный, прерывающийся хриплой отдышкой голос Марии Гавриловны.

Не дождавшись ответа, Кондратьева пронеслась мимо нас, как баржа на полном ходу.

— Подождите! — крикнула ей вслед Раиса, но Мария Гавриловна уже взбиралась вверх по лестнице.

А я осталась стоять как вкопанная, глядя на красно-белую «ГАЗель» «Скорой помощи». Господи Боже, с Алевтиной мы знакомы уже не знаю сколько лет. С момента постройки дома! Да и молодая она еще совсем! Моложе меня! Всего пятьдесят девять лет! Только вчера с ней говорили, совсем бодрая была! Какой приступ?

Я очнулась, только когда поняла, что Рая тянет меня за собой.

— Идемте, мне одной страшно, — шептала она.

В квартире мы первым делом увидели врача в голубом костюме, торопливо заполняющего какие-то бумаги. На полу лежали носилки с телом, покрытым белой простыней.

Я охнула и схватилась рукой за дверной косяк.

— Мама! — болезненно, чуть слышно охнула Рая и упала как подкошенная.

Вокруг нее засуетилась молодая медсестра с необыкновенно серьезным лицом. Вокруг невидимым облаком распространился запах нашатыря.

— Вы родственница? — сурово уставился на меня врач.

— Нет, соседка, — тихо проговорила я, услышав свой голос, словно посторонний.

— Тогда нечего здесь смотреть, — еще более зло и отрывисто проговорил доктор.

Быстро промелькнули фразы: «сердечный приступ», «скоротечный инфаркт», «невозможно помочь». Совершенно обалдевшую Марию Гавриловну привлекли к описи ценных вещей, найденных в квартире Петровой. Маша, плотно сжав губы, вместе с социальной работницей раскладывала на столе кольца, брошки, документы, деньги, ключи… Я перекрестилась. Знаю, что на людях Мария Гавриловна слезинки не уронит. Хоть они с Алевтиной и не дружили особенно, но и не ссорились никогда. В гости друг к другу иногда ходили. Помогали друг другу свадьбы устраивать. Правда, брак Раисы развалился через год. Муж уехал в рейс, вернулся, но ненадолго. Только чтобы заявление о разводе подать. Встретил в Самаре «женщину своей мечты». Рая удерживать его не стала, хотя ей предстояло вот-вот рожать.

Рая пришла в себя и заметалась по комнате.

— Перевернуто все, перевернуто, — бормотала она, глядя перед собой стеклянными глазами, словно сомнамбула.

— Искали что-то, — уверенно заключила она.

Я подошла к телефону и набрала номер мобильного телефона Олега. Вчера, при нас, Петрова собиралась идти на работу, возилась с Кристиной, пила чай, съела кусок торта и выглядела по-боевому. У меня был инфаркт, и я знаю, как ощущается его приближение. За несколько недель начинает казаться, будто на ребра железный обруч одет, дышать тяжело, давление скачет, устаешь быстро, — в общем, непохоже, чтобы у Алевтины был хоть один из этих признаков!

— Я занят, — отрывисто проговорил в трубку внук.

— Алевтину убили! — крикнула я, чтобы успеть сообщить самое важное до того, как он отключится.

Несколько следующих секунд было слышно, как Олег порывисто сообщает о произошедшем Федору Игнатьевичу. «Соседка Лукиной», «пожалуй, возможно»…

— Через полчаса буду, — ответил он наконец, и разговор прервался.

— Вот здесь! — воскликнула Рая, которая цепким, внимательным взглядом осматривала помещение. — Смотрите!

Мы подскочили к ней.

Возле кровати Алевтины поблескивал странный предмет.

Я осторожно подняла его с пола и чуть не вскрикнула. Это был женский ноготь! Длинный, покрытый ядовито-розовым лаком, прихотливым золотым узором и тремя блестящими камушками в правом верхнем углу.

— Ай, — вырвался у меня слабый крик, но мужества не бросать улику, слава богу, хватило.

Маша зачем-то судорожно откинула край простыни и уставилась на руку Петровой. Неужели она хоть на секунду могла предположить, что этот ноготь принадлежит Алевтине?! Я нечто подобное видела только один раз. По телевизору поздно вечером показывали рекламу какого-то салона красоты. В этом ролике у девушки были ногти, похожие на эти. Квадратные, длинные и неестественно крепкие.

— Подождите, — я перевернула находку и увидела отчетливые следы клея. — Он не настоящий!

— Точно, — кивнула Мария Гавриловна, сосредоточенно глядя на улику. — Отдадим его Олегу. Должны же у них быть какие-то средства, чтобы по этому ногтю вычислить, кто убийца?

Голос ее чуть дрожал и вообще звучал неуверенно.

— Хотя, — продолжила Маша, — я по телевизору ни разу ничего подобного не видела.

— Что же они искали? — Рая будто заведенная носилась по квартире, открывая все новые и новые следы чьего-то присутствия. — Ага, в сервизном чайнике смотрели! Крышечку забыли на место вернуть!

Я покачала головой. Если бы нечто подобное случилось в нашей квартире, мы бы и не заметили. У Алевтины была невозможная тяга к чистоте и, порядку. Она даже белье на балконе развешивала по цвету и размеру. Конечно, Рае было несложно заметить, что кто-то покопался в вещах ее матери. Раиса живет в точно такой же однокомнатной квартире, только этажом выше. Когда она выходила замуж, Аля поменяла свою трехкомнатную на две «однушки». Надеялась, что зять со временем заработает денег, и они с Раисой смогут поменять свою жилплощадь на что-то большее.

Олег с майором Пухляковым прибыли на десять минут раньше, чем обещали, а с ними целая куча народу. Человек с собакой обошел все углы. Ноготь у нас забрали и с величайшей осторожностью поместили в пластиковый пакетик. Всем велели выйти на улицу и давать свои показания там. Мы сели на лавочку с видом двух примерных старушек и сложили руки на коленях.

Услышав, что это Алевтина вчера дала нам телефон Светланы, по которому мы вычислили адрес, Олег схватился за голову.

— Значит, вы туда ходили?! — воскликнул он, а затем обрушился на нас с Машей.

Суть его гневной тирады состояла в том, что двум пенсионеркам, пусть даже таким бодрым и неугомонным, как мы, следует сидеть дома, смотреть телесериалы, кушать клубнику и сплетничать про соседей. Мне от этого почему-то стало так обидно, что на глаза даже слезы навернулись. Закусив губу, чтобы не разреветься, я мысленно решила, что найду Светлану Рябикову, сама до всего докопаюсь! С выходом на пенсию человек не лишается способности двигаться и думать. У него просто становится больше свободного времени. И как это время расходовать — на просмотр сериалов или на добровольную помощь следствию, — сугубо личное дело!

Судя по тому, как вздувались вены на могучей Машиной шее, ее обуревали те же самые чувства. Она не выдержала первой.

— Так! — стукнув своей палкой, она поднялась и быстро затопала в сторону нашего подъезда, бурча себе под нос: — Я ему манную кашу со щек вытирала, а он меня теперь жизни учит!

— Подожди! — вскочив, я побежала вслед за подружкой.

— Вера Афанасьевна! — строго окрикнул меня внук. В присутствии своих коллег он всегда обращается ко мне по имени-отчеству. Как-то, согласитесь, неловко высокому серьезному блондину с очень умным выражением лица кричать на всю улицу: «Бабушка, постой!»

И не подумаю обернуться.

Он догнал меня в три прыжка.

— Кстати, — его тон смягчился и стал деловито извиняющимся, — хотел тебя поздравить, — Олег сунул мне в руку какую-то бумаженцию. — Машина, на которой приезжала сестричка, действительно числится в угоне. Уже год. Хозяин получил страховку и заявление забрал. С ориентировки BMW сняли.

Я тут же остановилась.

— Да ну? — и, схватив бумажку, поднесла к глазам, стараясь прочитать.

Похлопав по карманам в поисках очков, я сообразила, что они остались на балконе вместе с завтраком и книжкой. Кое-как сощурившись, немыслимо напряглась и с трудом разобрала верхнюю строчку, написанную жирными и большими буквами. «Спиридонов А. А., паспорт №… (цифр не увидела)… Конногвардейский бульвар, 12, кв. 7».

Олег забрал у меня листок.

— Ладно, в общем, за данные по машине спасибо, но чтобы больше такого не было. Хорошо?

— Угу, — я кивнула, а пальцы за спиной сами по себе почему-то сложились в фигу.

Между прочим, из всех детективных персонажей самой любимой у Олега всегда была мисс Марпл. Он восхищался ее острой способностью подмечать психологические тонкости и на интуитивном уровне находить закономерности между самыми, казалось бы, мелкими и неприметными деталями. А между прочим, мисс Марпл была намного старше меня!

Глубоко дыша, чтобы снизить уровень внутреннего возмущения, я остановилась перед подъездом и почти нос к носу столкнулась с Машей. Она стояла за раскидистым кустом сирени, что прижился у нас в палисаднике и разросся до гигантских размеров.

— Ну что насчет машины? — глаза Марии Гавриловны загорелись. — Что Олег сказал? Они ее нашли?

Она напрочь забыла свою обиду на Олежку. Маша, на счастье, очень отходчивая, как и все вспыльчивые люди. Проблема только в том, что те, против кого она вспылила, не могут отойти так же быстро от обрушившейся на них, словно внезапное цунами, головомойки. Сейчас, слава богу, Кондратьева стала гораздо мягче и дипломатичнее.

— Владелец — какой-то Спиридонов, — деловито насупилась я. — Живет на Конногвардейском бульваре, это возле Главпочтамта.

— А что туда от нас идет?

Ясно, Маша решила сразу перейти к делу.

— Чувствую, что дело опять в этой девице, — говорила она мне, пока мы поднимались в лифте за сумками и кошельками. — Наверное, ей вчера сказали, что ее приходили искать. Вот она и решила убрать свидетеля! Алевтину то есть. Чтобы та больше никому телефона не дала.

— По-моему, проще другой номер себе завести, — скептически заметила я.

— Не нравится моя версия, придумай свою! — тут же вспылила Маша. — Критиковать все горазды!

«Может, Марфа что-то еще дала Алевтине на хранение? — подумала я, приложив палец к губам. — Рая говорит, искали в квартире что-то, причем весьма настойчиво. Даже ноготь накладной потеряли».

Оказавшись дома, я быстро переоделась в свой любимый индийский костюм. Идеально подходит для жары. Просторная белая юбка и блуза к ней, а на голову — панамка. Схватив плетеную кошелку, наскоро побросала в нее ключи, кошелек, документы и побежала вниз.

Маша уже ждала, нетерпеливо переступая с ноги на ногу.

— А где твоя палка? — не удержалась я от вопроса.

— Ну ее, — отмахнулась Мария Гавриловна. — Мешает только.

Всю дорогу до метро я не уставала удивляться. Откуда в Кондратьевой взялось столько прыти? Ее зеленый балахон с рисунком в виде ярко-розовых долек арбуза развевался на ветру, словно парус.

Добираться до Конногвардейского бульвара пешком чрезвычайно неудобно. Ждать троллейбус означает с гарантией никуда не успеть. Это редкий нынче транспорт, а переполненные маршрутки даже не думали останавливаться. Забитый машинами Невский проспект казался миражом в раскаленном августовском мареве из горячего воздуха, пыли и выхлопных газов. Когда мы добрались до Александровского парка, у меня появилось нездоровое желание искупаться в фонтане. Остановившись передохнуть, мы купили себе по маленькой бутылочке минералки. Все скамейки в тени оказались уже заняты.

Проходя мимо Исаакиевского собора, я невольно залюбовалась его обновленными порфировыми колоннами и свечением над куполом. Если стоять близко от собора, то купол не видно. Кажется только, что откуда-то сверху исходит ослепительное, но мягкое сияние.

Наконец, мы добрались до дома номер двенадцать. Как и везде в центре, шикарные квартиры соседствуют здесь с самыми жуткими коммуналками. Планировка домов тоже иногда заставляет путаться в догадках. Покружив по двору минут пятнадцать, мы обнаружили нужный подъезд. Он был надежно спрятан за гигантским квадратным джипом. Квартира номер семь находилась в нем и была единственной. Массивную стальную дверь украшали домофон и камера наверху. Мы немного оробели. А вдруг не откроют? Вообще откажутся разговаривать?

— Слушай, давай просто скажем, что нашли их машину, — предложила Мария Гавриловна.

— Но мы ведь ее не нашли, — озадачилась я.

— Скажем, что видели в Кузнечном переулке, — в Машиных глазах сверкнул хулиганский огонь. — И адрес дадим этой Светы! Представляешь?!

— По-моему, это плохая идея…

Но было уже поздно. Кондратьева давила на кнопку вызова. Что-то щелкнуло, и приятный женский голос ответил:

— Союз блокадников в следующем подъезде.

— Нет! Нам нужен товарищ Спиридонов! — закричала Маша в переговорник. — Мы по поводу его машины! BMW, семьсот семьдесят семь!

Сверху послышалось мягкое жужжание. Я подняла голову и увидела, что камера повернулась и внимательно на нас смотрит.

— Ну заходите, — в женском голосе прозвучали нотки удивленного любопытства.

Раздался резкий щелчок, и металлическая дверь, чуть дрогнув, открылась. Мария Гавриловна уверенно взялась за ручку и распахнула дверь. Как только мы оказались на узкой, ведущей вверх лестнице, дверь тут же с шорохом закрылась. Мы поняли, что надо подниматься. Через шесть пролетов ступеньки вывели нас на небольшую прямоугольную площадку перед еще одной металлической дверью.

Повторилось жужжание, повернулась камера, и только после этого створка приоткрылась. На пороге стояла девушка. До сего момента я полагала, что такие существуют только в музыкальных клипах и рекламе. Худенькая настолько, что ребра видны даже сквозь белую облегающую майку. Белые волосы, яркий бронзовый загар, пронзительно голубые глаза и по-детски пухлые губы. Она внимательно оглядела нас озорным любопытным взглядом и кивнула головой.

— Проходите.

Оказавшись в прихожей, мы с Марией Гавриловной прижались друг к другу, боясь пошевелиться. Белые стены, на полу черная плитка, такая гладкая, что в нее можно смотреться, как в зеркало, везде стеклянные полочки с подсветкой.

— Проходите, проходите, — поманила нас рукой девушка, — разуваться не надо.

Держась друг за друга, мы робко засеменили за хозяйкой, жутко опасаясь наследить.

За поворотом оказалось просторное помещение. Также все — бело-черное. С одного края — кухня, на которой, похоже, вообще никогда не готовили. Посередине, островком, что-то вроде гостиной, а у окна столик на шесть персон. Напоминает столовую.

— Видите ли, какое дело, — я смущенно попыталась объяснить причину нашего вторжения. — Вы, кажется, потеряли машину в прошлом году. Так вот мы ее нашли…

Девушка уставилась на меня своими глазами-льдинками и чуть заметно улыбнулась.

— И… и… — я замялась, не зная, что говорить дальше.

— И хотели бы вернуть за вознаграждение, — на одном дыхании закончила Маша.

Внезапно из соседнего помещения раздался низкий хриплый мужской голос.

— Оля, кто там?

— Выйди сам посмотри! — ответила девушка.

На кухню через пару секунд вышел суровый нахмурившийся мужчина в черном атласном халате. Нечто среднее между гориллой и человеком.

— Вы кто? — сурово, без всяких приветствий обратился он к нам.

— Мы нашли вашу машину, — пролепетала я, отступая назад.

— Вот как! — озадаченно воскликнул мужчина. — Опять?

Мы с Машей переглянулись.

— Извините? — заикнувшись, переспросила я.

— Мою машину уже находили и возвращали, — заявил мужчина, скрестив руки на груди. Как я поняла, он и есть тот самый Спиридонов. — Ее угнали в прошлом году. Через три месяца позвонили и предложили вернуть за вознаграждение. Треть цены. Я подумал, подумал. И согласился. Страховку тем более на нее уже получил. А сейчас тачка продана. Она вообще теперь не моя.

— Подождите, — перебила его Мария Гавриловна. — Мы в специальном милицейском каталоге угнанных машин видели фотографию вашей и подпись — владелец Спиридонов. Вы ведь Спиридонов?

— Ну и что? — пожал плечами мужик. — Я ее по доверенности продал, через тот же салон, где купил. П-ф! Хотите, сходите к ним, узнайте. Они сделку оформляли, может, имя нового владельца запомнили.

— То есть вы этой машиной больше не интересуетесь? — крякнула Маша, попятившись к выходу.

— Не-а, — Спиридонов замотал головой, открыв при этом рот.

— Как салон называется? — затараторила я. — Мы бы, пожалуй, сходили… Вдруг хозяин машину ищет?

— «Золотое колесо», на Петроградской набережной, — зевнул в ответ Спиридонов, повернулся к нам спиной и удалился.

Быстро, но организованно, чтобы не выдать своих панических настроений, мы с Машей вылетели из бело-черной квартиры и остановились, только когда снова оказались в Александровском парке.

Мария Гавриловна хмурилась, а я пыталась сообразить, что значит «продал по доверенности»? Кажется, слышала что-то такое в новостях. То ли депутат какой-то не указал в списке своей собственности машину, которую продал «по доверенности», то ли кто-то эту доверенность подделал и подсунул машину депутату из вредности… Не помню.

— Вера, может, пива холодного по стаканчику? — прервала ход моих рассуждений Маша.

— Нет, я его не люблю. Ты, если хочешь, возьми себе.

Мы устроились в самом тенистом уголке, за красным пластмассовым столиком. Мария Гавриловна с «Невским», а я с холодным персиковым чаем «Липтон». Единственный баночный напиток, который мне нравится.

— Маша, ты что-нибудь поняла из его слов? — обратилась я к Кондратьевой, которая что-то увлеченно чиркала в своем блокнотике.

— Кажется, ему машину уже возвращали за вознаграждение. А он ее продал потом по доверенности, — пожала плечами Мария Гавриловна, вытаскивая из своей необъятной и бездонной сумки потрепанную брошюрку «Все маршрутки Санкт-Петербурга».

— Что значит «продал по доверенности»? — не унималась я.

— Понятия не имею, — покачала головой Маша. — Мы машин никогда не продавали. Если и катались, то только на служебных. На «козлах» все больше. Смотри, отсюда до Петроградской набережной триста сорок девятая идет. Знать бы только, где там это «Золотое колесо».

— Нет, Маш, мне уже домой надо бежать. Олег скоро с работы придет. Его кормить надо, может, постирать что. Завтра сходим.

— Я и одна справлюсь, — заявила в ответ Мария Гавриловна. — А ты бы подумала, сколько твоему внуку лет. Что ты за ним все как за малым дитем ходишь? Из садика встречала, кормила. Теперь вот из прокуратуры ждешь. Избалуешь парня, как потом его жене придется, не думала? Выберет себе работающую, и пойдет поедет. Олежек твой будет считать, что она его со службы обязана встречать и выставлять обед из трех блюд, да чтобы все свежесваренное. О других бы подумала! Эгоистка. Что, твой внук из холодильника суп себе не достанет? А?

«Достанет», — подумала я и кивнула.

В самом деле, неужели нужно мое присутствие, чтобы разогреть щи, намазать сырники сметаной и налить себе вишневый компот? Нет, пожалуй, работник прокуратуры с академическим образованием и отличной физподготовкой в состоянии справиться с этим сам. Воображение живо нарисовало мне Ирочку, маму Олега, и ее мужа (моего сына Володю). Вовка действительно воспринимал как должное, что его быт отлажен до мелочей. Протягивал руки и доставал чистое белье, глаженые рубашки, садился за стол и получал вкусную еду. Ему даже в голову не приходило задуматься, какие усилия для этого прилагались Ирой. Нет, пожалуй, настало время исправить этот пробел в воспитании Олега. Пусть привыкает к самостоятельности. Понемногу. Начну с мелочей. Пусть научится самостоятельно добывать пищу из холодильника.

Улыбнувшись своим мыслям, я подмигнула Маше.

— Ну ладно. Поедем. А что мы у них спросим?

— Скажем, что увидели объявление о пропаже машины, знаем, где она находится, и хотели бы сообщить владельцу, — без запинки ответила Кондратьева.

— А если они не скажут? Или не вспомнят? — все еще сомневалась я.

— Чего заранее гадать, — пробурчала в ответ Мария Гавриловна, отставляя в сторону свое пиво. — Фу, теплеть начало. Чего-то меня, Вера, опять на горькое потянуло. Не знаешь, с чего?

Ответа на этот вопрос у меня не было. Знаю только, что когда грустно, тянет на шоколад. Но это объяснимо. Вроде там какое-то вещество содержится, которое настроение поднимает. Но думать о таких вещах почему-то не хотелось. Мысли настойчиво вертелись вокруг сегодняшних событий. Алевтина, ноготь, Спиридонов… Машина, которую никак не найти. А мы знаем, что она должна быть у «жениха» той таинственной Светы, что ходила к Марфе Андреевне делать уколы. Стало быть, найдем владельца машины — получим какую-нибудь информацию о медсестре. Хотя, может, и не медсестра она вовсе?.. И вообще, с чего это все началось-то? Ах, ну да. Птица. Глухарь. Теперь я, кажется, начинаю понимать, почему Олег иногда бывает таким замкнутым и уставшим. Совсем не таким, как обычно показывают следователей в сериалах. Попробуй собери в один клубок такие разные вещи! Девушка, которая приезжает на дорогой машине делать уколы Марфе Лукиной. Не за деньги ведь она их делала! Марфа Андреевна никогда бы за медицину платить не стала. Много раз говорила, что она всю жизнь на государство работала, и оно ей теперь обязано уход обеспечить. Обижалась на власти все время. Вообще Лукины были ужасно желчные и все время недовольные. Ходили всех поучали. Из-за таких вот молодежь начинает ко всем людям старшего возраста плохо относиться. Теперь Алевтина. Эта была совсем здоровая. Жила на одной лестничной клетке с Лукиными, работала, за внучкой смотрела. Никому не мешала. А тут влезает к ней какая-то девица с розовыми накладными ногтями и пугает в прямом смысле до смерти. Потом ищет что-то. Что можно было искать у Алевтины? Столько вопросов, а ответа ни на один нет. Даже предположений никаких! Хотя Олег говорит, что мы обычно о тех людях, что вокруг живут, совсем ничего не знаем. Кажется, что жизнь у всех одинаковая, обычная, заботы одни и те же. Да и неудобно в чужие дела нос совать.

— Вера, уснула, что ли?! — окликнула меня Маша.

— Ой!

Испугавшись, словно меня разбудили, я увидела, что Мария Гавриловна уже залезает в тесную «ГАЗель» и машет мне рукой. Ничего себе! А я даже не заметила, как мы на остановке оказались.

Петроградская набережная напоминала одну большую стройку. Вдоль нее возводили огромные здания из бетона и стекла.

— Возле салона «Золотое колесо» остановите! — крикнула я водителю.

Именно крикнула, потому что над его местом висела огромная табличка: «Водитель глухой! Об остановках сообщайте громко и заранее!»

Парень кивнул головой. А с виду и не скажешь, что глухой. Молодой совсем. Может, в армии контузило?

— Душно как, — шумно вздохнула Маша, вынула из сумки блокнот и стала обмахиваться.

У гостиницы «Петербург» (бывшая «Ленинград») машина остановилась. Водитель сообщил:

— «Золотое колесо» кто просил?

— Мы! Мы! — встрепенулась Маша и начала пробираться к выходу.

Габариты у Марии Гавриловны внушительные, поэтому протискиваться между впритык пригнанными креслами ей было тяжело. Только и приходилось смущенно бормотать: «Ох, извините, простите, извините» и так далее. Перед самым выходом она потеряла равновесие и с размаху приземлилась на колени молодому человеку восточной наружности. Вернее, на большую картонную коробку, прикрытую марлей, что мужчина держал. Потерпевший издал странный писк, а покрасневшая Маша пулей вылетела из маршрутки, захлопнув за собой дверь. Микроавтобус тут же зафырчал и рванул с места.

— Гхм! Идем! — Мария Гавриловна одернула свой балахон с арбузами и решительно двинулась в сторону пешеходного перехода.

Я посмотрела на нее сзади. Что-то не так? Должно ли быть на ее светлых широких брюках это огромное фиолетовое пятно? Не припомню, чтобы видела его раньше. С другой стороны, Олег говорит, что я жутко невнимательна к деталям.

— Маша, а этот рисунок у тебя на брюках всегда был? — спросила я подругу, догнав уже на середине дороги.

— Какой еще рисунок? От жары тебе, что ли, мерещится? — удивилась Мария Гавриловна.

— Да вот этот! — я ткнула пальцем в фиолетовый овал.

— Уть, е! — воскликнула в ответ Кондратьева. — Где это я умудрилась так сесть? Черникой вроде пахнет, а?

— Да, похоже на чернику, — удивленно согласилась я.

Думая и гадая, где Маша могла усесться на такое количество ягод, мы добрались до «Золотого колеса». Оробели второй раз за день. Гигантские стеклянные витрины, а за ними на специальных подставках большие красивые машины. Такие блестящие, что до них, наверное, и дотронуться страшно. Мы ходили вдоль витрин и никак не могли понять, где здесь двери. Так, наверное, долго бы продолжалось, но тут к одной из стеклянных стенок изнутри подошла пара, и стенка бесшумно перед ними раздвинулась.

— Ух ты! — я не удержалась от вздоха.

Только мы с Марией Гавриловной подошли поближе, эта же стенка раздвинулась и перед нами. При том, что никто ее не открывал! Никто даже не видел, как мы вошли. В огромном салоне совсем не было людей.

— Холодно прямо, — поежилась я.

В помещении царила такая свежесть и прохлада, что хотелось остаться подольше.

— Гляди, Вера, сколько стоит! — шептала мне на ухо ошарашенная Маша, показывая пальцем на ценник. На нем было зачеркнуто «50 000 $» и сверху написано «46 500 $». — Откуда у народа такие деньжищи?! Раз продают, значит, кто-то покупает! Ой, Вера, смотри! А вот эта, длинная, на крокодила похожа, хоть и «ягуар» называется, целых семьдесят пять стоит!

— Что-нибудь конкретное интересует? — раздался у меня над ухом приятный мужской голос.

Обернувшись, мы увидели приятного молодого человека. Чем-то на моего внука похож, только одет с иголочки. И на лацкане пиджака табличка «Денис. Продавец-консультант».

— Что вы! — я махнула рукой. — Нам о таком даже мечтать в голову не придет!

— Ничего, — улыбнулся Денис, — на эти модели многие приходят просто посмотреть. Это единственные образцы в городе. Может, желаете взглянуть на более демократичный ряд?

— Э-э… — я замялась. Когда так вежливо предлагают, отказываться как-то неудобно.

Денис быстрым шагом повел нас наискосок через зал. В соседнем помещении было тоже холодно, но не так свежо. И машины здесь стояли без всяких подставок. Некоторые даже пыльные.

— Вы для себя автомобиль смотрите? — поинтересовался продавец-консультант.

— Нет, дочка попросила поездить, посмотреть на цены, на качество, какие-нибудь бумажки взять, — очнулась, наконец, Мария Гавриловна, — самим им некогда ходить, а у меня времени свободного много.

— Вы что-то конкретное для дочки смотрите или пока выбираете? — Денис смотрел на нас таким странным взглядом, что было неясно — он действительно принял нас за потенциальных покупателей или просто «тренируется» в отсутствие настоящих клиентов.

— Выбираем, — поспешно вставила Маша.

Интересно, как она от этой милой беседы собирается перейти к вопросу об украденной машине?

Денис сыпал вопросами: на какую сумму дочка рассчитывает, какой водительский стаж, сколько человек в семье, сколько детей, есть ли животные, будут ли ездить на дачу. В общем, за пятнадцать минут узнал практически все о семье Златы Усиковой, в девичестве Кондратьевой.

— Для такого случая могу порекомендовать вам десятую модель, кузов «универсал», сейчас на них скидка, — выдал он в конце концов рекомендацию. — По цене вам подходят только отечественные машины, а «десятка» и все ее модификации признаны самыми безопасными из наших автомобилей.

Я даже удивилась. У Златы с мужем как раз такая машина!

— Цвета у нас есть разные. Но мне кажется, что для ваших целей подойдет «мурена», красивый, глубокий, немаркий цвет…

И цвет, как у Златкиной машины!

— Хотите взглянуть? — Денис расплылся в такой очаровательной улыбке, что мы с Машей тут же закивали головами. Будто машина — это такая вещь, которую мы можем приобрести так, по случаю, случайно наткнувшись на распродажу.

Продавец-консультант подвел нас к симпатичной отполированной «десятке». Большая, приземистая, рабочая лошадка. Не роскошь, а средство семейного передвижения. Конечно, в ней нет ничего шикарного, но зато много места и, как говорит Денис, она самая безопасная из отечественных машин. Копия той машины, что у Златы! Хотя, впрочем, что в этом удивительного? С тех пор, как Форд изобрел конвейер, в мире стало много Одинаковых вещей.

— С ума сойти, — Мария Гавриловна повернулась ко мне и уважительно кивнула в сторону продавца.

Усиковы машину себе выбирали три месяца! Взвешивали «за» и «против», обошли все салоны, рынки, частные ангары (те, что содержали граждане, гонявшие подержанные иномарки из Калининграда. Сейчас таких уже больше нет). Наконец решились. А Денис сообразил за несколько минут!

— Дайте нам ее описание, — предложила Маша, обходя «десятку» кругом. — Хотя подождите…

Кондратьева взялась за ручки и попыталась открыть дверь, но не смогла.

— Подождите.

Денис сначала надавил всем своим весом на дверцу, потом дернул ручку. Все открылось.

Я даже рот себе ладонью зажала. Ничего себе! И дефект заводской точно такой же, как на машине Усиковых. Они, видать, целую партию бракованных наштамповали. Маша нахмурилась. Потом вдруг открыла заднюю дверь, а затем начала шарить руками между спинкой сиденья и им самим.

Ко мне тем временем подбежала бойкая девочка лет шестнадцати с табличкой «Алла. Стажер».

— Извините, можно вам задать пару вопросов?

— Да-да, конечно, — кивнула я, продолжая краем глаза следить за Машей.

— Откуда вы узнали о нашем салоне? — девочка смотрела на меня круглыми карими глазами и умильно хлопала рыжими ресницами.

— Девушка одна знакомая рассказала.

— Она у нас работает или приобретала что-то? — уточнила стажерка.

— Понятия не имею. Она к соседке ходила уколы делать. Вроде ее молодой человек что-то приобретал в вашем салоне. BMW, с номером три семерки.

Лицо Аллы вдруг стало злым.

— Света Рябикова, что ли?

— Д-да, кажется, так, — заикнувшись, ответила я. — А вы ее хорошо знаете?

— К сожалению, да, — Алла глубоко вдохнула и выдохнула.

Судя по ее выражению лица, Светлана Рябикова чем-то ей изрядно досадила. Возможно, я ошибаюсь, но выражение лица, подобное тому, что было у девушки-стажера, мне приходилось видеть каждый раз, когда одна подруга уводила молодого человека у другой. Глубокое дыхание, чтобы от обиды не зареветь, плотно сжатые челюсти и стремление во что бы то ни стало доказать окружающим, что ее это ни капли не задело. Эх, была не была, попробую на этом сыграть.

— Знаете, если честно, мне бы очень хотелось ее найти, — я искоса посмотрела в сторону Марии Гавриловны, которая осматривала и ощупывала машину с таким рвением, будто и в самом деле собралась ее покупать. — Видите ли, в чем дело… Света, как я уже говорила, ходила к одной из моих знакомых на дом делать уколы. После этого пропало очень редкое и дорогое кольцо. Антикварное. Кроме Светы и меня в доме никто не бывал. Я не брала… Мы поначалу подумали, что где-то затерялось. Обыскали все углы! А потом, когда Светочка перестала на уколы приезжать, поняли, что она. Понимаете, как неприятно? Кольцо же цены немалой. Но главное, что это фамильная реликвия, талисман, передающийся по женской линии. Очень бы хотелось его вернуть. В милицию думали обратиться, но, к сожалению, ни адреса, ни отчества, ни паспортных данных ее не знаем.

— Зато я знаю, — тут же ответила Алла. — Идемте ко мне в подсобку.

Глаза девушки зажглись недобрым огнем. Ну что ж, желание отомстить разлучнице можно понять. У самой по молодости, помню, был грех. Училась с нами девушка, Таня Елисеева, рыжеволосая зеленоглазая красавица. А тогда часто устраивали вечера танцев. Приглашали целые девичьи факультеты в военные училища. Наш библиотечный был нарасхват. И, помню, в Военно-медицинской академии мне понравился курсант. Красивый, высокий, волосы черные, глаза серые, и форма на нем так красиво сидела — прямо дух захватывало. Я была худенькая, маленькая, незаметная. Одевала меня мама совсем скромно. Сижу в уголке, даже мечтать о таком боюсь. И вдруг, представьте, этот красавец ко мне направляется. Уже почти подошел, улыбнулся… Внезапно откуда не возьмись, как барракуда, наша Таня появилась. Вклинилась прямо передо мной, чуть ногу не отдавила. «Молодой человек! Разрешите вас пригласить?» А она в обтягивающих джинсах и зеленой шифоновой кофточке. Как такой откажешь? Ох, я разозлилась! Правда, не сказала никому. И с Таней по-прежнему улыбалась и здоровалась. Стыдно было из-за парня ругаться.

Помещение для сотрудников автосалона ничего общего не имело с шикарными выставочными залами. Тесный закуток без окон с одним столом, малюсеньким холодильником «Бирюса» и стульями впритык.

— Чай, кофе будете? — спросила меня Алла, щелкнув кнопочкой электрического чайника, покрытого бурым слоем ржавой накипи.

— Нет, спасибо. Сердце, — я приложила руку к груди, — воды, если можно.

Алла вытащила из холодильника бутылочку «Святого источника» и дала мне пластиковый стакан. Себе налила полную кружку кипятка и бросила туда пакетик зеленого чая с жасмином. Затем отставила напиток в сторону.

— Не люблю горячий, — девушка села напротив и сложила руки на коленях, потянулась, еще раз глубоко вздохнула. — Так что вас про Светку интересует?

Я опустила глаза. Надо, наверное, сначала дать возможность Алле выговориться.

— Да мы бы хотели ее найти. Говорят, она с молодым человеком все время приезжала. По месту прописки сказали, что вроде бы это муж…

Ничего такого Цыцкис нам не говорил, даже наоборот. Но надо же было пустить разговор по нужному руслу.

— Муж объелся груш, — проворчала девушка, придвигая к себе пакет с соленой соломкой. — Валера сначала со мной был, Я не хотела кое-какие вещи для него делать. Считала, что мужчина не должен девушку использовать. А он завел: «Ты меня не любишь, ты меня не любишь…» А Светка на все согласилась. Подстилка трехкопеечная… И как ему только с ней не противно?

— А что плохого в том, что любимый человек иногда помочь просит? — я постаралась изобразить невинность и наивность дореволюционной барышни из Коломны.

— Смотря что просит, — процедила сквозь зубы Аллочка. — По домам чужих людей ходить просит, выведывать что-то, фотографировать иногда. И совершенно его не волнует, каким способом ты к этому человеку проберешься! Разве любящий мужчина так поступит?!

— Так что горевать?! — я всплеснула руками. — Радоваться надо! Не всякому дается счастье вовремя разглядеть негодяя! Представляете, если бы об этом узнали когда… м-м… уже бы… м-м… в положении оказались?

Тут я натурально покраснела. О таких вещах раньше можно было говорить только с самой-самой близкой подругой, да и то полунамеками. Но, посмотрев американский сериал «ЭТО в большом городе» (не могу почему-то привыкнуть к заморскому слову на букву «с», прежнее определение «любовь» почему-то осталось ближе), поняла, что нет, пожалуй, ничего постыдного в таких разговорах. Даже польза от них бывает, наверное.

Алла уставилась на меня с умилением. Я уже заметила, что все молодые девушки считают нас, тортилл, наивными слепками нравственности, полагая, что мы никогда не слышали определений «контрацепция», «аборт» и «гражданский брак». Право, смешно даже.

— Все бы хорошо, только Валера — декан моего факультета.

И торжествующе на меня зыркнула. Небось думает, бабка сейчас с табуретки грохнется от праведного возмущения.

— Ну и что? — хладнокровно заметила я. — Не думаю, что он бы очень хотел афишировать подробности ваших отношений.

Алла, недовольная моим спокойствием, решила поднажать.

— Светка в нашей группе как появилась, сразу ко мне подсела и спрашивает: «Так, с кем тут надо переспать, чтобы сессию сдать заочно и досрочно?»

И опять на меня смотрит. Ожидает бурной старческой реакции.

— Ая-яй-яй, — я покачала головой и причмокнула губами. Раньше этот жест назывался «Брежнев зубы на присосках поправляет». — Как же она на работу потом пойдет, если ни одного предмета по специальности толком не изучила?

Эффект вышел не тот, что ожидала Алла. Девушка склонила набок голову и Приподняла брови. Сейчас, наверное, что-нибудь про ЭТО в подробностях залепит. И почему молодежь так любит нас шокировать?

— Кстати, какой у вас институт? Не медицинский, надеюсь? — я красноречиво приложила руку к сердцу.

— Нет, Военмех, — буркнула в ответ Алла.

Вот уж чего не ожидала так не ожидала!

— Туда же только мальчиков берут, — я удивленно захлопала ресницами.

— Это раньше. Теперь там куча платных факультетов пооткрывалось, по ходовым специальностям. Берут всех, кто деньги платит. Мы со Светкой на политологии оказались. Я с Валерой встречалась на первом курсе. Он тогда еще аспирантом был. Приходил к нам лекции читать, про основы современного естествознания. Все больше про всякие сплавы рассказывал да про чудеса науки. Намекал постоянно, что сам участие в их создании принимает. Девчонки наши все уши развесили, сидели, дышать в его присутствии боялись.

— Так он совсем молодой? — с облегчением вздохнула я.

Мне, грешным делом, в голову пришла мысль, что это какой-то старый пень наших лет служебным положением пользуется. В моем понимании — декан факультета должен быть не моложе шестидесяти. Во всяком случае, когда я училась, было так.

— Тридцать один год, — пожала плечами Алла. — Нормальный возраст. А то, что он преподаватель… Ну и что? Что, преподаватель не человек? Если бы я его на улице встретила или у друзей — нормально, а с преподавателем — ни-ни? Чушь какая.

И опять кисло на меня посмотрела. Мол, ну хоть это-то тебя проймет?!

Я деликатно отхлебнула воды из стаканчика. Значит, интересующая нас Светлана Рябикова обучается на платном факультете политологии в Военмехе. Уже хорошо. Завтра наведаюсь в учебный отдел и постараюсь выяснить какие-нибудь ее точные координаты. Жаль, сейчас каникулы. Вполне может оказаться, что Света куда-нибудь уехала. А вслух заметила:

— Странно. Что же этот ваш Валера, занимался наукой, сплавами, говоришь, какими-то, раз в Военмехе, то это, скорее всего, для оборонки, а деканом стал на факультете политологии?

Едва удержалась от едкого вопроса: «Лапшу, может, вам на уши вешал?»

— Отношения у него на кафедре не сложились. Знаете, там сейчас с деньгами туго. Лишний специалист не нужен. Кто там с советских времен сидит, за свои места держатся. И потом, гранты всякие иностранные — тоже не последнее дело. Ясное дело, что американцы лучше молодому ученому денег дадут, чем… В общем, когда непонятно, доживет он до конца эксперимента или нет. Как же их кафедра полностью называется? — Алла наморщила лоб. — Не вспомню сейчас. Сокращенно все говорят «Материаловедение». Они там новые свойства открывают, всякие материалы выдумывают. Валера мне рассказывал, что он принимал участие в создании нового сплава для автомобилестроения. Короче, металл измельчается в порошок и смешивается с пластиком. Потом все это сильно нагревается — и под штамповочный пресс. Выходит штука прочная, как сталь, и гибкая, как пластик. Представляете?

— Ой, — я махнула рукой. — Да про этот материал мне лет десять назад сосед рассказывал! Профессор Лукин!

Тут меня словно током ударило. Материаловедение! Военмех! Ну конечно! Покойный Михаил Евфстафьевич Лукин возглавлял отдел физико-химии металлургических процессов в этом институте! Он и рассказывал на дне рождения Марфы Андреевны, что еще в конце шестидесятых годов они изобрели особый сплав пластика и металла. Порошковая металлургия! Теперь, когда сплав уже вовсю используется, можно о нем рассказывать. Все равно все уже узнали.

— Лукин? — Алла презрительно надула губы. — Мне Валера рассказывал, что этот Лукин занимался кражей идей у собственных аспирантов. Присваивал их разработки и на этом держался.

Тут я по-настоящему разозлилась. Михаил Евфстафьевич был коммунист до мозга костей. Свято верил в те принципы, которые декларировала КПСС, сама же их не соблюдая.

— Интересно, как можно обокрасть того, кого сам всему научил? — вполголоса заметила я. — А где живет Светлана, адрес не знаешь?

— Сейчас не знаю, — пожала плечами Алла. — Она все время переезжает. В общаге жить не хочет. Связалась с каким-то мужиком из агентства по недвижимости. Тот ей адреса пустующих квартир дает. Тех, что на продажу выставлены или сдаются, но желающих пока нет. Последний раз она где-то в районе Озерков ошивалась. Агентство «Европрестиж». Я запомнила, потому что название дурацкое.

— Ой, спасибо, вы мне очень помогли, — тут же вскочила я. По правилам хорошего тона положено, чтобы разговор заканчивал тот, кто его начал. — Меня подруга там, наверное, уже ищет. Спасибо большое, Не переживайте из-за этого Валерия. Он ваших переживаний не стоит!

С этой фразой я вышла обратно в зал и быстренько пошла к «десятке», которую так придирчиво взялась обследовать Маша. Одному Богу известно, зачем ей это было нужно.

Мария Гавриловна что-то сосредоточенно искала под ковриками. Увидев меня, поспешно захлопнула дверь. Я обеспокоилась. На Кондратьевой прямо лица нет! Что стряслось в мое отсутствие?

— Мы скоро зайдем, — пообещала она Денису, который почему-то вспотел.

Схватив меня под локоть, Мария Гавриловна устремилась к выходу с такой скоростью, что чуть не сбила один из ценников, стоявших на длинных красивых ножках в первом зале.

— Ты чего?! А про BMW спросить?! — восклицала я, подпрыгивая и едва поспевая за широким Машиным шагом.

Не слушая меня и крепко держа за руку, Мария Гавриловна заметалась из стороны в сторону и вдруг, завидев маршрутку, выбежала на дорогу, размахивая руками! Со всех сторон раздался визг тормозов. Летом водители, как правило, не закрывают окна, так что со всех сторон на нас с Машей полилась такая брань!

— Извините, торопимся… — жалко попыталась оправдаться я перед водителем красной машины, которая затормозила в непосредственной близости от меня.

— На кладбище, что ли? — сердито проорал тот в ответ.

Мария Гавриловна втащила меня в маршрутку прежде, чем я успела ответить.

— Ну вы даете! — неодобрительно крякнул шофер, принимая у нас две десятки за проезд. — Кто же по проезжей части так носится? Хорошо, аварии никакой не произошло! Чего выскочили-то? Не видели машин, что ли?

— Надо было, вот и выскочили, — буркнула Маша.

— В самом деле, — тут и я не выдержала. — Что случилось? Чего ты понеслась как ошпаренная?

Кондратьева протянула ко мне кулак и медленно его разжала. У нее на руке лежала расплывшаяся карамелька «Sula», вся растаявшая и прилипшая к бумажке.

— Спасибо, не хочу, — я невольно поморщилась. — И тебе это есть не советую. Если так хочется конфет, купи нормальный свежий пакетик…

— Это я в машине нашла, — проговорила Маша, таращась на меня совершенно круглыми глазами.

— Тем более есть не надо! — возмутилась я.

— Вера, — Мария Гавриловна приблизила ко мне лицо и сказала с необыкновенной серьезностью, — это была Златы машина! Точно она! Я ее как облупленную знаю! Дверь только так открывается, на правом зеркале сбоку чуть заметные царапины, Златка их посадила, когда в ворота на даче въезжала. Просила еще меня Лешке ничего не говорить. Он и так постоянно издевается над тем, как она водит. А эти карамельки я дала Алене, когда они последний раз от меня на дачу уезжали!

— Да ну, — с сомнением покачала головой я. — Ты знаешь, Маша, мне кажется, что от всех этих криминальных приключений в сочетании с тридцатиградусной жарой тебе того… мерещится. То, что у наших машин двери не открываются, это общеизвестный факт. По телевизору все время об этом говорят.

— А конфета? — Маша поднесла к моим глазам основную улику.

— Да мало ли, как она туда попала! — воскликнула я. — Что, одна твоя внучка эти конфеты любит? Я вот как в нашей аптеке не спрошу «Sulu», у меня вишневая любимая, так мне Света, продавщица, все время отвечает, что разобрали уже. Позвони Злате. Она же тебе трубку подарила, чтобы ты ей в экстренных случаях звонила. Вот и позвони…

— Я телефон с собой не ношу, — насупилась Маша. — Больно дорогая вещь.

— Ну, тогда из метро позвонишь, — заключила я и стала смотреть в окно.

В душе у меня разыгралась буря. А что, если в самом деле только что в салоне мы видели машину Златы? Надо будет у нее спросить, не в «Золотом ли колесе» они свою «мурену» покупали. Если да, тогда это вдвойне подозрительно. Спиридонов покупает там BMW, и через некоторое время машину угоняют. Предлагают вернуть за вознаграждение. Спиридонов ее возвращает, потом опять через этот же салон продает, и мы выясняем, что машина сейчас снова числится в угоне… Хм. Может, в этом и есть нечто подозрительное.

— Маша, а где Злата с мужем машину покупали? — обратилась я к подружке, которая всем своим видом выражала возмущение.

— Зачем тебе знать? Ты же считаешь, что это все совпадения! Жара подогрела маразм! — тут же обрушилась на меня Мария Гавриловна.

— Так, просто спросила, — обиделась я.

Есть у Маши дурацкая привычка сначала накричать, а потом разбираться.

До метро мы доехали молча. Когда спустились вниз, Мария Гавриловна первым делом бросилась к телефону-автомату. Слава богу, сейчас их много на платформах поставили.

— Алло! Злата? Это мама! — заорала в трубку Маша, стараясь перекричать подходившую к платформе электричку. Надо заметить, что Кондратьевой это удалось. — Что?! Что?! Златочка, не плачь! Я знаю, где она находится!

Мария Гавриловна метнула в мою сторону торжествующий взгляд.

— Где вы ее покупали? В «Золотом колесе»? Точно?! Она там и стоит! Я ее только что видела! Да ничего я не путаю! Погоди, не уходи далеко от телефона! Сейчас Вера внуку своему позвонит! Поедем на изъятие!

Грохнув трубкой с такой силой, что автомат закачался, Маша повернулась ко мне.

— Ну что?! Убедилась?! Угнали у них машину. Позавчера вечером! А я нашла!

Вдруг Мария Гавриловна схватила меня за руки и закружила.

— Мы нашли машину! Мы нашли машину!

Прохожие очумело на нас глазели. Чего это две бабки посреди платформы выплясывают?

— Погоди ты! Маша! У меня голова кружится!

Я едва смогла устоять на ногах, когда Мария Гавриловна меня отпустила.

— Звони Олегу! Ну чего ты ждешь? Звони немедленно! Представляешь, какое ему дадут повышение за раскрытие такого дела?! — Кондратьева трясла меня за плечо, как такса пойманного бурундука.

— Се-сей-час, — еле смогла выговорить я.

Наконец Мария Гавриловна сообразила, что до тех пор пока она меня держит, к телефону я не подойду.

Мне пришлось вытянуть руки, чтобы, получив долгожданную свободу, не упасть. Кое-как набрав номер прокуратуры, я спросила:

— Олега Золотова можно?

— Минуточку, — ответил приятный женский голос.

Мне тут же нарисовалась картинка. Симпатичная девушка в милицейской форме и пилотке, из-под которой торчат два темных блестящих хвостика, идет звать Олега. Он посмотрит в ее большие синие глаза и сразу влюбится. Женится…

— Алло-о-о! — раздался в ухе раздраженный возглас. — Капитан Золотов слушает, и если ему никто не ответит, сейчас положит трубку!

— Олежек! — встрепенулась я. — Понимаешь, тут такое дело! У Златы угнали машину…

— Номер скажи, — тут же отозвался внук.

— Понимаешь, дело в том, что мы ее уже нашли, — мне показалось, что объяснять придется долго. — Видишь ли, в чем дело, тот салон «Золотое колесо», где Спиридонов покупал машину, торгует на самом деле крадеными машинами! Мы там только что видели «десятку» Златы! Маша там карамельку даже под сиденьем нашла!

Последовала долгая пауза. Маша, напряженно следившая за нашим разговором, заботливо опустила в автомат еще одну пятирублевую монетку. Наконец Олег пришел в себя.

— Бабушка, ты как себя чувствуешь? — тон его голоса был в высшей степени озабоченным. — Ты вообще где?

— Мы с Машей на платформе станции метро «Площадь Ленина», — отрапортовала я.

— Что вы там делаете? — еще мрачнее поинтересовался внук.

— Звоним тебе, — выдала я вполне логичный ответ. — Послушай, Олег, думаю, тебе надо как-то сделать так, чтобы в салон «Золотое колесо» послали проверку. Во всяком случае, насчет Златиной машины…

В ответ раздались частые гудки.

— Ну что? — напряглась Маша.

— Трубку бросил, — вздохнула я, живо представив масштабы головомойки, которую устроит мне Олежек по возвращении с работы. — Зря мы, кажется, все это затеяли.

— Ничего не зря, — надула губы Мария Гавриловна. — Я передачу одну смотрела, там говорилось, что у мужчин в отношении самостоятельных женщин комплекс! Раз в жизни у тебя появилось какое-то хобби, он сразу разъярился. Куда это годится?

— Мне кажется, он просто беспокоится, Маша, — вступилась я за Олега.

Никакого комплекса у него нет. Наоборот. Он даже в школе всегда только с активными девочками дружил. И в академии тоже. Не женится, правда. Ну так, может, просто не время. Двадцать семь — не возраст. Сейчас много говорят, да и пишут, что браки после тридцати — самые прочные, потому что заключаются вдумчиво.

— Как же, беспокоится он, — ворчала Маша себе под нос всю дорогу. — Кабы беспокоился, так что-нибудь бы сделал. Если и беспокоится, то только за репутацию свою. Мужики на этом повернутые. Стыдно, небось, сказать, что его две бабки обскакали…

Когда мы приехали домой, возле подъезда нас поджидала толпа соседок.

— Вечер добрый, Вера Афанасьевна! Вечер добрый, Мария Гавриловна! — наперебой загалдели они, завидев нас с Машей.

Со всех сторон посыпались вопросы. Что с Алевтиной да что с Марфой Андреевной. Воспользовавшись тем, что меня считают «занятой», я побежала домой под предлогом срочной необходимости готовить ужин.

— Ох, Вера, зря ты все за Олежку уроки делаешь! Пусть бы сам парень что-то выучил, — назидательно покачала седой морщинистой головой Надежда Абрамовна, самая старая в нашем доме.

— Да, наверное, — согласилась я, отлично понимая, Надежде Абрамовне бесполезно объяснять, что уроки Олежеку не задают уже десятый год, а когда задавали, он их делал сам. Ее сознание навсегда застряло в девяносто третьем году. Молодежь Абрамовну за глаза называет «машина времени», но не обижают. Вообще, всякие социальные педагоги и психологи, что по телевизору выступают или по радио, на молодежь все больше клевещут. Я когда вспоминаю свою молодость — никакой разницы не вижу между нынешними девчонками и нами тогдашними. Моя мама в ужас пришла, когда увидела меня в платье с пышной юбкой выше колена. И от музыки, что мне нравилась, у нее головная боль случалась. Когда я замуж выходила в ЗАГСе и венчаться не стала, мама брак признать отказалась. А про всех дореволюционных старух, что делали замечания, я думала: «Ну почему они не хотят меняться вместе со временем?» Мне кажется, все проблемы, что возникают между молодым и старшим поколениями, не от их «распущенности», а от нашей нетерпимости. И зависти иногда. Своя-то жизнь уже прошла, по-другому не переживешь, а их только начинается.

Примерно через час позвонил Олег, и сообщил, что к ужину его не будет и вообще можно ложиться спать, его не дожидаясь.

— С тобой все хорошо? — заботливо уточнила я, но внук уже повесил трубку.

Визит в «Золотое колесо» не шел из головы. Как-то чересчур складно все у нас с Машей выходит. Пошли искать медсестру Светочку. Машину сразу нашли, и первого ее владельца, и второго… Что же это за Валера, который раньше был аспирантом на кафедре у Лукина? Кажется, что-то начинает вырисовываться. Валера зачем-то подсылает к Марфе Андреевне Свету. Что ему нужно в квартире вдовы Михаила Евфстафьевича?

— Угу, — вслух кивнула я, плотно сжав губы и приложив к ним палец. Затем выразилась в духе детективов про мисс Марпл: — Сдается мне, леди и джентльмены, что все ниточки ведут на прежнее место работы Лукина. Пожалуй, стоит навестить этот оазис науки.

Решив поучиться мыслить в духе великой старой девы, я подошла к книжным полкам, подставила табуретку и вытащила одну из книг полного собрания сочинений А. Кристи. Роман «В 4.50 из Паддингтона», мой любимый. Про то, как мисс Марпл раскрывает «идеальное убийство», руководствуясь не уликами, а личными мотивами каждого из участников. Боюсь, я уже не очень хорошо помню содержание, но, кажется, пожилая сыщица говорила что-то вроде: «Если у человека есть цель, то нетрудно предугадать, как будут развиваться события. И наоборот, выстроив цепь событий, можно узнать, какова была изначальная цель». Может, мисс Марпл никогда ничего подобного и не говорила, а я сама это придумала и пытаюсь выдать собственную робкую криминалистическую мысль за классику, но определенного смысла такое высказывание, согласитесь, не лишено.

Я вытащила из холодильника тарелку ванильных сырников, баночку «Деревенской» сметаны и налила себе большую кружку вишневого компота. Снарядившись таким образом, уютно устроилась в кресле и стала читать. Однако полностью сосредоточиться не получилось. Параллельно чтению в голову лезли всякие собственные мысли и догадки.

Фантазия нарисовала такую версию событий. Валерий, алчный субъект, пришедший в науку ради денег, входит в конфликт с профессором Лукиным, работающим принципиально только за идею. Михаил Евфстафьевич был тяжелым человеком, но, судя по количеству правительственных наград и премий, не без искры гениальности. Завистливый Валерий кусает себе локти, видя, как изобретения, стоящие миллионы долларов, передаются государству бесплатно, а сумасшедший старик довольствуется нищенской пенсией и еще более убогой зарплатой. Аспирант входит в сговор с иностранными разведками и предпринимает попытку выкрасть результаты какого-нибудь чрезвычайно важного научного эксперимента. Лукин ловит его на этом и с позором изгоняет. Но аспирант все равно не оставляет надежды обогатиться. Он ищет эти документы дома у Лукина, потом у соседки… Стоп, стоп. Тьфу. Такая шпионская история накрылась! Наверное, во время работы в библиотеке я слишком много читала советской беллетристики. Только что у меня в голове пронеслась квинтэссенция подобных романов. Там всегда действовал некий иностранный шпион и двое наших ученых. Один партийный и идейный, а второй алчный и беспринципный. Нет, эта линейная схема, к сожалению, в данном случае не работает. Начнем хотя бы с того, что профессор Лукин умер полтора года назад. До этого примерно год он тяжело болел и не выходил из дома. Стало быть, на момент аспирантства Валерия Михаил Евфстафьевич изобрести ничего не мог. А что Лукин изобретал раньше — это государственная тайна и аспирантам про нее не рассказывают. Во-вторых, с чего бы это профессор, занимающийся секретными разработками, вдруг потащил бы результаты к себе домой? В обычную квартиру обычного панельного дома? Учитывая состояние нашего ЖКХ, любая протечка или замыкание в проводке могли лишить горячо любимую Родину стратегически важного материала. Нет, на это Лукин бы не пошел. Эхе-хе… А так красиво все складывалось!

Откусив с горя еще кусок сырника, я перевернула страницу. Похоже, у мисс Марпл мне еще учиться и учиться. Так что тут про труп в саркофаге?