Электричка, в которой мы тряслись в предвкушении осмотра нашей будущей общей дачи, постоянно дергалась. Должно быть, стажер ведет. От жары, вчерашнего переедания и духоты в переполненном вагоне мне стало нехорошо.
— Мороженого хочешь? — толкнула меня в бок Маша, протягивая купленный у «несуна» стаканчик.
От одного взгляда на сгусток молочного жира к горлу подкатила тошнота.
— Нет, спасибо.
— Не хочешь — как хочешь, — лаконично выразилась Мария Гавриловна и, держа в обеих руках по мороженому, стала попеременно откусывать от стаканчиков.
Завещанная Кондратьевой дача располагалась в поселке Васкелово. Хорошее место недалеко от города. Представить себе не могу, что со мной было бы, окажись домик где-нибудь в Приозерске.
Глядя на меня, Люся вздохнула:
— Вера, ты вся зеленая. С чего бы это? Ты, часом, не встречаешься тайком с каким-нибудь мужчиной?
И хулигански улыбнулась. Обычно ее шутки вгоняют меня в краску и Людмила Марковна долго хохочет, но сегодня ей было не суждено получить удовольствие. Зеленый цвет моих щек сменился белым.
— Дело, видать, серьезное, — нахмурилась Мария Гавриловна, не увидев традиционного пурпура на моем лице. — Ты чего, Вера? Сердце не болит?
— Нет, — я мотнула головой и снова прижалась лбом к стеклу, тупо глядя на проносящиеся мимо зеленые березки.
— Депрессия, — тут же поставила диагноз Люся Коровкина. — Вера, запомни, лучшее лекарство от депрессии — это легкий флирт. Хочешь, я тебя с братом Григория Ивановича познакомлю? Очень импозантный мужчина, кстати. От чистого сердца предлагаю, как лучшей подруге.
— Почему-то мне как лучшей подруге ты за всю жизнь ни с кем познакомиться не предложила, — надулась Мария Гавриловна. — Даже когда я тебя просила. Помнишь свидетеля на твоей девятой, нет, на твоей восьмой свадьбе? На которую я не пошла, а потом фотографии смотрела, помнишь?
— Дмитрий Осипович мне ничего плохого не сделал, — дернула плечиками Люся, — с какой стати мне было вас знакомить? Обещаю, когда у меня появится заклятый враг-мужчина, я обязательно его на тебе женю. Зуб даю!
— Ой, Люсенька, — осклабилась Мария Гавриловна, — всегда знала, что ты ради меня изо рта вынешь последнее!
— Девочки, ну прекратите! — не выдержала я. — Почему нельзя хотя бы один день не ругаться? Люся, хватит всех подначивать!
— Я всех подначиваю?! — вытаращилась Людмила Марковна. — Я?!!
— Ты! — рявкнула Маша.
— Черт меня дернул переться с вами на эту дурацкую дачу, — Люся положила ногу на ногу и скрестила руки на груди. — Воображаю, что будет ночью! Я в компании комаров и двух энергетических вампиров!
Мария Гавриловна тоже надулась и скрестила руки на груди, хоть это было и непросто.
В конце вагона раздался звонкий голос очередного «несуна»:
— Газеты! Журналы! Свежий «Криминал»! Продолжение нашумевшего материала о знаменитых киллерах Химике и Металлурге! Леденящие душу подробности всего за восемь рублей! В городских киосках вы не сможете узнать их дешевле, чем за десять!
Мою руку подбросило вверх само собой. Торговец подошел.
— Мне «Криминал», — я торопливо вытащила из кошелька десятку.
Парень дал газету, еще пачкающую руки краской, сдачу и побрел дальше, гремя тележкой.
— Свежий «Криминал»! Свежий «Интим»! Японские кроссворды! Дешевле, чем в киосках!..
— Чтение желтой прессы — верный признак депрессии, — заметила Люся.
— Никогда ее такой не видела, — вздохнула Мария Гавриловна.
Я отгородилась от подруг газетой.
В центральной статье номера рассказывали о таинственном дуэте наемных убийц. Один по кличке Химик, а второй — Металлург. У меня вырвался печальный вздох. Все-таки есть у прокуратуры и преступности общие интересы. Они болеют за одни и те же футбольные команды! Мой внук с коллегами обсуждает их матчи вместо дела, а киллеры берут себе клички в честь обожаемых футболистов.
Вспомнилось, что папа Володи, мой бывший муж и дедушка Олега, всю нашу недолгую совместную жизнь болел за киевское «Динамо». Сейчас я понимаю, что вышла замуж слишком рано. Не была к этому готова. К тому же моя мама была настолько стеснительной, что подробно рассказала мне только о хозяйственной части брака, а в остальном «положилась на природу». В результате, когда на вторую после брачной ночь муж крепко меня обнял и стал целовать, я испуганно зашептала: «Что ты, Миша! У нас уже будет один ребенок, больше нам пока не надо!» Муж странно на меня посмотрел, но ничего не сказал. На следующий день свекровь закрылась со мной на кухне и стала говорить «ужасные вещи». Я заплакала и убежала обратно к маме. Закрылась в своей комнате и наотрез отказывалась объяснять, что случилось. Через две недели родители при помощи бабушек и дедушек вернули меня в дом к мужу. Свекровь снова попыталась со мной поговорить, уже более осторожно. Это я сейчас понимаю, что она у меня была золотая. Другой такой, наверное, на свете не было и нет. А тогда мне казалось, что она пытается подбить меня на разврат. Муж перепробовал все — цветы, бурные ухаживания, нежные поцелуи… Бесполезно. К тому же через месяц я поняла, что беременна, и окончательно убедилась в собственной правоте. Один раз — один ребенок. Родила Вовку и вся ушла в заботы о нем. Считала, что второго нам пока рано. Муж все больше смотрел футбол и стал вечерами выпивать рюмочку. Я плакала, не могла понять, в чем дело. Дом — как с картинки, еда — пальчики оближешь, сын родился! Чего еще нужно?! Когда Володе было два года, Миша подошел ко мне, взял за руку и сказал:
— Вера, так жить больше нельзя, — и с такой болью посмотрел, что до сих пор слезы на глаза наворачиваются. — Я тебя люблю и уважаю. За спиной твоей ни с кем встречаться не хочу. Так что если тебе так противно со мной… Ну, понимаешь, в общем. Дай развод. Про деньги не думай. Вы с Володькой ни в чем не будете нуждаться.
Я в слезы, по лицу ему хлоп! Кричу: «Так вот зачем ты на мне женился?! Только из-за этого?!» Собрала вещи и к маме ушла. Насилу после развода Мишины родители уговорили меня от них квартиру принять. У них от бабушки осталась пустая. До сих пор помню, как свекровь, качая головой, говорит:
— Дура ты, Вера! Второй такой дуры на свете нет!
Что правда, то правда. Вспоминаю сейчас все это и думаю: «Дура я, дура! Вот уж действительно, дурнее во всем свете не сыскать!» Миша к сыну вначале часто приходил. А через год женился, и новой супруге это не понравилось. Он стал к нам реже наведываться, тайком, чтобы Ирина, новая жена, ничего не заподозрила. Она ко мне ревновала жутко. Один раз пришла, скандал устроила. Я (опять сдуру!) взяла и запретила Мише к сыну ходить. Так и живет он, наверное, до сих пор со своей Ириной. А мог бы со мной остаться. И было бы от этого, наверное, всем счастье.
От нахлынувших воспоминаний по щекам скатились две слезы.
— У-у… — протянула Люся. — Совсем наше золотко расклеилось! Вера, ты скажи хоть, чего случилось? Чего ревешь-то средь бела дня без причины?
— Отстань от нее, — пихнула Коровкину в бок Маша. — Не видишь, мужа своего опять вспомнила. Все из-за тебя! Довыступалась! Знаешь же, что с ней на эти темы очень деликатно надо. Она у нас считай что девушка!
В ответ скрипнули Люсины зубные протезы.
— Молчи, сказала! — глухо прорычала Мария Гавриловна.
Так мы и ехали оставшиеся станции. Я — закрывшись газетой, Людмила Марковна — скрипя зубами в такт стуку колес, и грозная Маша — следя, чтобы Коровкина опять чего-нибудь не ляпнула.
Статью про киллеров я так и не прочитала. Газету сложила в сумку. Завтра, может, будет настроение.
Сойдя с платформы, мы двинулись по главной улице поселка искать «фазенду».
— Второй Советский тупик где, не подскажете?! — кричала Маша через забор каждому попадавшемуся на глаза.
Следуя многочисленным указаниям, мы наконец отыскали наше наследство. Облезлый одноэтажный дом с летней кухней и просторной верандой. Во дворе все густо заросло высокой травой.
— Кхм, — кашлянула Люся. — В целом не так уж и плохо. Немного краски и фантазии…
— Надеюсь, это счастье нам на голову не упадет, — пробормотала Мария Гавриловна, оглядев дачу. — Давайте, девочки. Надо засветло успеть тут все наладить. Иначе придется на последнюю электричку бежать, если к ночлегу не подготовимся.
Внутри дом Лукиных оказался в гораздо большей сохранности. По счастливой случайности его не тронули воры и не эксплуатировали зимой бомжи. В комнатах было пыльно и сыро, но все в идеальном порядке. Так, как оставила Марфа Андреевна, приезжавшая сюда последний раз, наверное, лет пять тому назад. Четыре небольших комнаты и одна общая проходная. Стенные шкафы, забитые старыми вещами. На кухне нашлась вся необходимая посуда и даже исправный газовый баллон.
Мария Гавриловна, освоившая за годы гарнизонной жизни навыки электрика и водопроводчика, взяла на себя все коммунальные вопросы. Нам с Люсей достались уборка, просушка и топка печи. Осмотр чердака решили отложить на завтра.
— Ничего не понимаю, — ворчала Маша, перемещаясь от трансформатора к дому. — Провода зарыты в землю, а куда они уходят? Девочки, помогите-ка мне найти щиток. Должен же он где-то быть!
Мы с Люсей послушно стали заглядывать во все шкафы в поисках рубильника. Примерно через сорок минут нами стало овладевать беспокойство.
— Может, его тут вообще нет? — предположила Людмила Марковна. — Это был бы даже плюс. Можно устроить грандиозный ужин при свечах.
— Ага, остается только их найти, — проворчала Маша.
Я со вздохом решила пока вернуться к уборке. У меня с потерянными вещами всегда получается одинаково. Пока мечешься, пытаешься найти, ничего не выходит. А когда плюнешь на это дело, сразу натыкаешься на пропажу. Причем оказывается, что она все время лежала на самом видном месте. С этими мыслями я подняла нитяной полосатый коврик в проходной комнате, хотела его вынести на улицу, чтобы вытрясти. Уж больно грязный был. Но под ним оказалась… дверь.
— Маша! Люся! — я позвала подруг. — Смотрите!
Мария Гавриловна и Людмила Марковна тут же перестали спорить о свечах (судя по громкости голосов, дело неуклонно двигалось к драке) и поспешили в дом.
— Ух ты! Тут и погреб есть! — восхитилась Маша. — Совсем как у моих родителей в доме! В хорошем погребе можно и ледник устроить, чтобы на холодильник не разоряться. Можно всякие соления хранить.
— Соления ей! Тебе про соленое вообще лучше забыть, — пробурчала Люся, — ты лучше глянь, нет ли там щитка!
— А ты не командуй! — огрызнулась в ответ Мария Гавриловна, берясь за ручку-кольцо.
Ручка, надо заметить, была сделана очень оригинально. Чтобы ее очертания не выступали из под коврика, в доске, к которой она крепилась, сделали штробу, куда укладывалось тяжелое металлическое кольцо.
— Тяжелая, — заметила Мария Гавриловна, поднимая огромную крышку погреба одной рукой. Изнутри дохнуло сыростью и неприятным земляным холодом.
— По-моему, там все покрылось плесенью, — поежилась Люся, прячась за мою спину.
— Глубокий какой, — Маша чуть наклонилась. Вниз вела добротная деревянная лестница с перилами. Низа ее даже не было видно. — Надо бы посветить. Чего ты там, Люся, про свечи говорила?
— У меня фонарик есть, — поспешно вмешалась я, пока они снова не начали ругаться.
Добыв из моего рюкзака осветительный прибор, мы с Коровкиной, не задумываясь, сунули его Маше со словами:
— Ты у нас самая смелая, иди вперед.
Мария Гавриловна что-то проворчала, но фонарик взяла и посветила в погреб. Луч света выхватил из темноты островок земляного пола. Скользнул по краю длинного стола. Собравшись с духом, мы стали осторожно спускаться, прячась за широкой Машиной спиной.
— Холодно как, — застучала зубными протезами Людмила Марковна.
Погреб оказался огромным. По площади — никак не меньше самого дома, а то и больше. Оказавшись внизу, мы поняли, что домик держится на сваях и бетонном фундаменте в форме буквы «П». Вдоль стен тянулись длинные полки, сплошь заставленные какими-то банками, пробирками и ретортами.
— Похоже на лабораторию. Интересно, что здесь Михаил Евфстафьевич делал? — спросила я, разглядывая затянутый плесенью и паутиной стол.
На нем громоздились бумаги, спиртовки, хитроумная конструкция из стеклянных трубочек, аквариумы с металлическими шариками, — в общем, натурально кабинет Фауста.
— А вот и щит! — радостно воскликнула Маша, когда луч фонаря выхватил из темноты серую металлическую коробку.
Мы открыли шкафчик. Внутри действительно обнаружился рубильник. Мария Гавриловна огляделась по сторонам, подняла какую-то тряпку, сложила в четыре раза и, зажмурившись, взялась ею за ручку. Удара током не последовало. Облегченно вздохнув, Маша с силой повернула основной выключатель. В погребе тут же зажегся свет и, чихнув, заговорило допотопное радио. А я и не знала, что «Маяк» до сих пор выходит в эфир!
Даже при тусклом освещении стало понятно, что перед нами совсем не обычный подвал.
— Интересно, почему Марфа Андреевна не хотела, чтобы дом продавали? — Коровкина высказала вслух мысль, которая пришла в голову нам всем одновременно.
Забыв про уборку в доме, мы принялись изучать содержимое погреба. Я схватилась за старые тетради с пожелтевшими листами. Но это было все равно, что древние манускрипты найти. Листы, плотно исписанные многократно зачеркнутыми, исправленными, длиннющими формулами, не сообщали ровным счетом ничего.
Людмила Марковна деловито обнюхивала и разглядывала стеклянные пузырьки.
— Ой, смотрите, какая интересная краска! — воскликнула она, схватив одну пузатую реторту.
Мы с Машей подошли. В руках у Коровкиной была плотно закупоренная емкость с красивой густой жидкостью серебристо-голубого цвета.
— Вот бы такой дом покрасить, — мечтательно вздохнула Люся. — Представляете, какая была бы красота?
— Ты уверена, что это краска? — с сомнением покачала головой Маша.
— Уверена. Цвет «голубой металлик», я такие знаю, ими машины красят, — уверенно заявила Коровкина.
— С каких это, интересно, пор ты у нас эксперт по окраске машин? — съехидничала Мария Гавриловна.
— Давайте ее на свет вынесем, попробуем что-нибудь нарисовать? — глаза Коровкиной загорелись. — Ну пожалуйста!
И запрыгала на месте.
Пришлось подчиниться. Иначе Люся пойдет красить одна. Неизвестно, чем это может закончиться.
Когда мы вернулись на жаркое солнце, мне почему-то сразу полегчало. Определенно, подземелья не для меня. Коровкина бегала вокруг дома, ища, где бы намалевать пятнышко тем небольшим количеством краски, которое у нее было. Малярные кисти она привезла с собой по просьбе Марии Гавриловны. Маша решила потихоньку свозить на дачу необходимое для ремонта.
— Вот! Здесь! — Люся показала на небольшие реечки, закрывавшие края небольшого ромба, вырубленного в двери. Что-то вроде простого глазка, размером четыре на четыре сантиметра, с простым стеклом. — Покрасим краешки, будет красиво!
Она откупорила склянку и сунула туда самую тонкую кисточку.
— Сейчас… — закусив нижнюю губу, Коровкина попыталась набрать краску. — Так…
Сухая кисточка провела по рейке.
— Не поняла? — оторопела Люся. — Чего она не мажется-то?
— Дай мне! — Маша выдернула у Коровкиной склянку и повторила попытку. — Хм, да. Не мажет.
У меня закралось подозрение, что это какой-то розыгрыш. Бывают такие предметы, специально предназначенные для удивления. Внуку как-то подарили рюмку. Смотришь на нее, кажется, что там коньяк. Переворачиваешь, а в рот ничего не льется. Может, и эта краска из той же оперы?
Я взяла у Маши из рук емкость и внимательно посмотрела на нее сквозь свет.
— Смотрите, она по стенкам не стекает, — и взболтнула содержимое.
Действительно, краска не оставила никакого следа! Будто твердая!
— Слушайте, давайте это на место поставим, мало ли что, — встревожилась Мария Гавриловна.
— Давайте, — поддержала я.
Люся протянула руку, чтобы взять у меня склянку, но Маша ее оттолкнула.
— Ну тебя! Разобьешь еще по дороге! Дай мне, Вера.
— Сама разобьешь, — обиделась Людмила Марковна. — Ты же как медведь. Это, может, и донесешь, только еще десять таких по дороге раздавишь!
— Дай мне!
— Нет, мне!
Они обе схватились за склянку, а так как от жары мы все порядком взмокли, ладони стали влажными, и дело закончилось тем, что емкость грохнулась на пол и разбилась.
Мы все как завороженные уставились на серебристо-голубой шарик, который и не думал растекаться. Он спокойно лежал среди осколков стекла, не изменив ни цвета, ни формы, ни глянцевого блеска!
— Ой, — поежилась Коровкина, — девочки, что это?
— Ты меня спрашиваешь? — буркнула Маша. — Ты у нас инженер, вот и скажи.
Но Люся была так удивлена, что даже не подумала ответить.
Присев на корточки, мы склонились над шариком.
— Никогда ничего подобного не видела, — пробормотала я, с недоумением глядя на диковинную штуку.
Коровкина осторожно протянула к шарику кисточку и сунула внутрь. Вынула обратно. Следа не осталось ни на кисточке, ни на странной субстанции.
Мария Гавриловна решилась и, осторожно протянув руку, дотронулась до шарика пальцем.
— Холодный, — поведала нам она. — Но приятный.
Мы тоже по очереди потрогали находку. На ощупь голубой мячик казался металлическим. Будто гладко отполированное серебро. Увидев, что невиданная штуковина не причиняет вреда, Мария Гавриловна осторожно подняла ее и, держа в ладонях, стала искать, куда бы ее пристроить.
— Глядите! — воскликнула Люся, ткнув пальцем в место падения склянки. — Вмятина!
Действительно, в старой доске деревянного крыльца была круглая ямка, будто от падения тяжелого предмета! Но шарик в Машиных руках казался совсем легким, почти невесомым!
— По-моему, это какие-то чудеса науки, — предположила я, вспомнив свой разговор с Майей Михайловной о нанотехнологиях. — Гибрид стали и резины. Давайте его куда-нибудь положим, а в понедельник отвезем в институт, где Лукин работал. Там должны знать, что это такое.
— Нет, давайте не будем его отдавать, — надула губы Людмила Марковна. — А может, это клад! Сдадим государству, и пусть выплачивает нам двадцать пять процентов!
— А мне кажется, что это просто игрушка, — скептически заметила Мария Гавриловна. — Каучуковый мячик.
— И что он делал в этой склянке, как ты думаешь? Зачем Михаилу Евфстафьевичу было такую хреновину в реторту запихивать? — тут же заспорила с ней Люся. — Нет, девочки, интуиция мне подсказывает, что это нечто чрезвычайно ценное.
— Я там внизу видела аквариум с металлическими шариками, — встряла я, чтобы они опять не поссорились из-за ерунды. — Сейчас принесу. Положим пока туда, а вечером подумаем, что с ним делать.
Сказано — сделано. Мы устроили находку в аквариуме, поставили на стол в проходной комнате, а сами бросились обратно в подвал искать еще какие-нибудь интересные вещи.
Люся совала кисточку во все банки подряд, пока не сожгла ее в случайно подвернувшейся серной кислоте. Побежала за другой. Маша открывала большие деревянные ящики, стоявшие внизу у стен. В большей части этих сундуков оказались исписанные тетради, исчерченные ватманы и непонятные фотографии, напоминавшие увеличенные снимки клеток из учебников по биологии.
Я разбирала завалы на столе. Очень скоро мне потребовалась еще одна тряпка. Прежняя, собрав неимоверное количество пыли, больше пачкала, чем вытирала.
— Сейчас вернусь, — предупредив Машу, я пошла наверх.
Через пару минут, когда мы с Люсей возвращались, из подземелья неожиданно донесся сдавленный крик.
— Маша!
Сбежав по лестнице, полные самых нехороших предчувствий, мы увидели Марию Гавриловну, которая, сидя на земляном полу, протирала глаза и осторожно приподнимала крышку сундука, заглядывая в щелку.
— Что там?! — всполошилась Коровкина, прячась за меня. — Ну что?
— Там… там… — у Кондратьевой дрожала каждая клеточка в теле. Она показывала на сундук дрожащим пальцем. — Там мумия!
— Фух, — облегченно вздохнула Люся. — Опять ты со своими криминальными фантазиями. Может, еще раз милицию позовешь? Скажешь, что в своем дачном погребе обнаружила Рамзеса четвертого! Представляю, как они обрадуются!
Мария Гавриловна перевела на меня беспомощный взгляд.
— Может, опять манекен? — пробормотала она синими от испуга губами. — Вера, ты не знаешь, делают муляжи мумий?
— Не знаю, — я растерянно развела руками. — Скелеты — точно знаю, делают. Как наглядные пособия для школ. Из особого пластика. Может, конечно, и мумии… В образовательных целях… Понятия не имею.
Людмила Марковна решительно двинулась вперед и откинула крышку сундука.
В следующую секунду раздался такой вопль, что у меня барабанные перепонки задрожали.
— Там труп в аквариуме! Вера, звони Олегу! Там труп! — вопила Люся, взлетая вверх по лестнице погреба. — Ой, мамочки! Я боюсь!
Мы с Машей переглянулись.
Глубоко вздохнув, я шагнула вперед, чтобы своими глазами убедиться в необходимости звонка Олегу. Вдруг действительно окажется, что это пособие для школьников или, что еще хуже, просто какая-нибудь деревяшка для аквариума. Они иногда бывают самых немыслимых форм.
— Вера, не надо, — предупредила Мария Гавриловна. — Тебя еще родимчик хватит, я себе не прощу.
Мне все же хотелось убедиться, прежде чем звонить Олегу. Второго сломанного манекена его начальство не выдержит. Осторожно, одним пальцем приподняв крышку, я откинула ее назад и застыла на месте. Иногда в фильмах ужасов показывают, как кто-то пытается прорваться через стекло, прижимаясь к нему лицом и руками. Внутри сундука оказался стеклянный ящик. К верхней его стенке припала мумия женщины! На высохшем лице застыло выражение безмерного ужаса. Обнажившиеся десны скалились на меня, а длинные белые волосы, разметавшиеся по зелено-коричневым останкам, создавали ощущение, что она сейчас очнется и начнет рваться на волю.
Рука сама собой хлопнула крышкой.
С трудом переведя дыхание, я мелкими шажками засеменила к выходу, пытаясь унять дрожь в коленках. Мария Гавриловна наконец поднялась с пола и, не оглядываясь, тоже полезла наверх. Мы закрыли погреб, положили сверху коврик и выбежали вон из дома. Всех била дрожь. Несмотря на жаркий летний день, зубы стучали, будто в лютый мороз.
— Как вспомню, так вздрогну, — процедила сквозь зубы Маша.
— Ой, молчи, молчи! — запищала Люся. — Я теперь туда ни за что на свете не войду! Вера, не стой! Звони!
И сунула мне в руку свой мобильный телефон.
С трудом попадая пальцем по кнопкам, я набрала внука.
— Да? — раздалось через пару гудков.
— Олежек, — трясущимся голосом начала я. — У нас тут в погребе труп! Приезжай, пожалуйста!
— Бабушка, ну хватит! — рассердился внук. — Сколько можно? Что вы там сослепу увидели?! Посветите получше, окажется, что это разобранный стол!
— Нет! — я тоже разозлилась. — Мы специально смотрели по очереди при хорошем освещении! Там мумия женщины в аквариуме! Не приедешь, вызову местного участкового! Марфа Андреевна завещала Маше эту дачу с условием, чтобы дом не сносить и не продавать! Это наверняка из-за этого трупа! Точно говорю!
Олег тяжело вздохнул и сказал куда-то в сторону:
— Говорят, мумию нашли в подвале дачного дома Лукиных. Поедем?
Послышался приглушенный смех.
— Ладно, диктуйте адрес и как проехать, — обреченно распорядился внук.
Я передала трубку Маше. Она лучше всякие топографические подробности описывает.
Ожидая Олега, мы расстелили плед, который взяла с собой Люся, и сели в кружок, подальше от дома.
— И почему нам так не везет? — риторически вздохнула я.
Мария Гавриловна, чтобы прийти в себя, сосредоточенно поглощала печенье.
— Как ты можешь после всего этого есть?! — Люся сморщилась, глядя, как Машины челюсти быстро-быстро уничтожают «Юбилейное».
— Да, — впервые за весь день согласилась с ней Мария Гавриловна, тупо глядя в одну точку, — после всего этого надо бы выпить.
Майор Пухляков и Олег прибыли в микроавтобусе с криминалистами, когда солнце уже садилось.
Федор Игнатьевич вылез из служебной «десятки», вытирая платком шею. Внук чувствовал себя не намного бодрее.
— Ну здравствуйте, дачницы, — приветствовал нас Пухляков. — У кого что в огороде растет, а у вас мумии. Поздравляю.
— Вы сначала пойдите посмотрите, а потом увидим, как у вас острить получится, — сердито буркнула Мария Гавриловна.
— Это ваша дача? — спросил у нее Федор Игнатьевич.
— Раньше была Лукиных, они ее мне завещали. Теперь, стало быть, моя, — ответила Маша.
— Почему-то меня не удивляет, что именно здесь обнаружился очередной труп, — и Пухляков игриво подмигнул Кондратьевой.
— Ф-ф! — фыркнула Маша, зардевшись.
Сыскной отряд вошел в дом. Мы показали им погреб и сундук, который надлежит открыть.
— Туалет прямо за домом, чуть влево наискось, — сообщила на всякий случай Люся.
Криминалист в белой майке и серых шортах откинул крышку и тихо присвистнул.
— Мама дорогая, — он отступил назад, пропуская Олега и Пухлякова.
Спустя несколько секунд мимо нас, мыча и зажимая рот, промчался Федор Игнатьевич. Его гулкие шаги раздались за домом. Хлопнула дверь скворечника. Мой внук почесал затылок.
— Да-а…. Ну, Вера Афанасьевна, беру свои слова обратно.
Он поднялся наверх, обнял меня и поцеловал в макушку.
— Бедная моя бабулечка, натерпелась. Извини, что сразу не поверил.
— Я бы сама не поверила, скажи мне кто-нибудь такое по телефону, — мне показалось, что внук изо всех сил пытается выглядеть спокойным, но на самом деле при взгляде на этот сундук у него коленки затряслись точно так же, как и у меня.
Общими усилиями мужчины извлекли аквариум с телом наружу и огрузили в фургон.
— У вас не создалось такого впечатления, что она… — я показала на машину и неопределенно помахала рукой, — ну…
— Задохнулась прямо в этом ящике? — правильно угадал мою мысль один из криминалистов.
— Да, — у меня мурашки по коже побежали.
— Есть такое чувство, — согласился эксперт.
— Но почему она не разломала аквариум? — во мне боролись ужас и любопытство.
— Потому что это не аквариум, — улыбнулся коллега внука, — это ящик для транспортировки животных, которых считают носителями особо опасной инфекции. Или для наблюдения за ними. Изготовлен из особо прочного прозрачного пластика. Каркас стальной. Толщина стенок около трех сантиметров. Такой не разломаешь. И он абсолютно герметичный. Так что, какая бы гадость ни стала причиной смерти этой женщины, просочиться наружу она не имела возможности. Но на всякий случай обработку помещения лучше произвести, а вам сегодня же возвращаться домой. Ночью здесь будет очень беспокойно.
— Почему? — у меня волосы на затылке поднялись дыбом при мысли, что он имеет в виду призрак этой несчастной.
— Будет работать бригада. Надо обследовать место. И потом не исключен вариант, что такой ящик здесь не один.
— Ой, — я непроизвольно посмотрела себе под ноги и поджала пальцы.
На крыльцо вышла Люся:
— Вера, собирайся! Они нас домой отвезут!
Мне собирать было особенно нечего. Тут я вспомнила про шарик. Мы его так и оставили в аквариуме на столе. Надо и про него, наверное, сказать. Однако Люся меня опередила. С заговорщицким видом она показала мне свою сумку, которая приобрела прямоугольные очертания, и прошептала:
— Мячик я заберу!
Спорить с ней у меня просто не было сил. Ладно, пусть тащит в город. Отвезем его в институт, на бывшую кафедру Лукина.