Меня давно интересовало, кто в артели ведет дела бумажные. То-есть, кто бухгалтер и плановик. И завхоз должен бы быть. Поинтересовался у Вари, по простоте душевной полагая, что только мы, партийские, не в курсе, кто здесь считает зарплату, достает горючку и продукты, ну и так далее. К моему удивлению, Варя пожала плечами – не знает, и никогда этим вопросом не интересовалась. Я почесал репку, и с подобными «глупостями» к ней больше не приставал.

Однако желание узнать, кто же здесь планирует, считает и подсчитывает, у меня не исчезло – наоборот, начал еще чаще задумываться над этим вопросом. И в подходящий момент навестил в его жилище Сергея, полагая, что он то, постоянно с начальником общаясь, знает все отлично.

Рабочий день давно кончился, но геолог сидел над бумагами. Отвлекать его не хотелось – вдруг дело срочное, а я с глупостью приперся. Собрался извиниться и отвалить, но Сергей не дал:

«Давай, давай, заходи,» – понял мое намерение исчезнуть, – «чайку попьем, поговорим, а с этим,» – кивнул на бумаги на столе, – «я еще успею, не горит.» Начал все убирать со стола на стеллаж вдоль стены, и зная мое любопытство, постарался его удовлетворить: «Считаю сколько золота в нашем рудном отвале». Улыбнулся и пояснил для чего это делает: «Деньги артели нужны срочно – на горючку и запчасти для техники. Вот и подбиваю, сколько руды нужно отправить на комбинат, что бы деньги нам перечислили и их на все хватило».

Я покивал головой – понял, и прекрасно зная, сколько времени занимают проводимые им расчеты – сам неоднократно в партии этим делом занимался – предложил свое участие:

«Если тебя время поджимает – помогу с удовольствием. Запасы золота на наших участках я считал не раз, и дело знаю».

«А и правда,» – оживился геолог, расставляя на столе посуду, – «Владимир один может денек поработать, а мы с тобой здесь посидим. Мне, если честно, эти подсчеты-расчеты уже поперек горла стоят, сам знаешь, дело нудное, и права на ошибку нет».

Кто из геологов занимался подсчетом запасов любых ископаемых, прекрасно знает, насколько все сложно и ответственно. Масса чертежей, сотни проб разной длины с разным содержанием вплоть до пустых. И по каждому рудному пересечению по скважинам, в канавах, и просто в коренных породах в карьере, в отобранных пробах содержание золота нужно пересчитать по четко установленным правилам, выделить интервалы пустые, с забалансовой и балансовой рудой. Не дай бог ошибиться даже в малости! А потому на подсчете запасов всегда сидит целая группа, сами расчеты ведутся в две, а то и в три руки, чтобы все цифири сходились до последнего знака, если это десятичная дробь. Море работы, и сейчас я Сергею сочувствовал, хотя конечно, в уже поднятой руде подсчитать сколько в ней золота намного проще – здесь что в отпалку попало то попало, больше ничего не добавишь и не выкинешь.

«Чаек погоняем, и я тебе бумажки покажу, будем в две руки считать, сверять почаще, что у нас получается. Если кто и ошибется – сразу заметим и «банка» дальше в подсчеты не пойдет». Он подождал, пока вода в посудине не закипела бурно, и высыпал в нее заварку. «Я уже два раза кое-где пересчитывал – не представляю, как можно было ошибиться, а вот поди ж ты, ухитрился», – напомнил мне, как и я в свое время удивлялся, когда кто-то проверял мои подсчеты и находил в них на удивление необъяснимые ошибки.

Занялись чаем. Сейчас самое время поинтересоваться насчет бухгалтерии и планового отдела в артели:

«Сергей, я здесь уже приработался и осмотрелся, но никак не пойму, кто бумажками занимается. Или ухитряетесь без них обходиться?»

Геолог усмехнулся: «Без бумажек и у нас не обойтись. Только занимаются ими все понемногу. Николай Игнатович – общим руководством, я – всеми делами с рудой, Милочкин кем-то вроде завхоза – продукты для столовой, кровати, ведра, матрасы, ну барахло всякое. А друг твой Евдоким теперь будет запчастями заниматься».

«Это я понял, но кто-то же должен деньги считать, всякие дебиты-кредиты. Этим кто занимается?»

Сергей покачал головой: «Ох и любопытный ты Юра! Никто в артели не интересуется, а тебе вынь да положи!» Он немного помолчал, понял, что я все же ответа жду: «У Николая Игнатовича есть хороший знакомый, экономист. Ты его пока не видел, но сюда приезжает, нечасто правда. Вот он и подбивает бабки. Причем подбивает профессионально. Нас ведь тоже некоторые органы контролируют, но к нему никаких претензий».

Я сделал вид, что вполне удовлетворен объяснением, и мы перешли на тему нашей завтрашней работы. К ней у меня появился не меньший интерес, чем только что Сергеем удовлетворенный: кроме всяких расчетов, увижу результаты анализов отобранных проб и наконец узнаю, каково содержание золота в поднимаемой из карьера руде, где его мало, где много, и есть ли столько, что можно заниматься им так, как это сейчас делают «бандюки» и собирается делать мой друг Владимир.

Попили чайку, посмотрели бумаги, с которыми завтра работать, поговорили о пустяках по жизни, и я балок геолога покинул. Но, пока шел к своему домику, по привычке еще раз разговор с Сергеем в памяти прокрутил. Все, что хотел от него узнать – я узнал. Но не все мне понравилось. Ясно как божий день, что в делах денежных в артели, кроме начальника и его обитающего непонятно где друга экономиста-бухгалтера, никто ничего не знает и возможности узнать не имеет. То-есть, со стороны работяг нет никакого контроля, и что для меня удивительно – даже желания его осуществлять. Неужели Николай Игнатович и впрямь честен и справедлив настолько, что все ему доверяют полностью? И только я с Докой в его абсолютной честности сомневаемся?

Вечером Доке разговор с Сергеем пересказал.

«Темнят гады, специально делают, что бы никто ничего не знал!» – согласился с моим мнением. Но здесь в домик ввалился Владимир и мы замолчали, что бы лишний раз не раздражать приятеля неприятными для него предположениями относительно честности уважаемого (на данный момент) начальника. Однако я не оставил его без внимания – довел до сведения, что завтра будет махать кувалдой один, я занят в другом месте. Почему-то Владимира не огорчил – и у меня в голове тут же мелькнула мысль, что он этому рад, надеясь втихаря смыться на рудный отвал за очередной порцией рудных образцов.

С утра с Сергеем засели за подсчеты. Геолог позаимствовал на время у начальника вторую счетную машинку, и в две руки дело пошло не только быстрее, но и веселее. Причем без ошибок, потому как постоянно сверяли свои вычисления, и если они не сходились – проводили их заново.

Невольно я удовлетворял и свое любопытство – содержание золота в пробах участвовало в расчетах, и теперь я видел, где в руде его много, где так себе, средненько, а где и вообще слезы. Но в среднем в первой трети общего объма рудной массы получалось золота до пяти грамм на тонну. К обеду, когда подсчитали и во второй трети, дотянуло до семи грамм – здесь в некоторых пробах содержание доходило до ста грамм, ну а к концу дня определилось как шесть грамм на тонну в среднем на всю подсчитываемую рудную массу.

«Неплохо, бывает и хуже», – подвел итог геолог, – «И руда ровная – больших содержаний единицы, и малых столько же».

«Всегда такая получается, или же бывает и побогаче?» – хотелось понять, много ли такой руды, в которой друг мой Владимир разглядел потенциальных «клопиков», а стало быть, и содержание золота не граммы, а намного больше.

«В общем-то всегда, ну может чуть больше чуть меньше получается среднее содержание,» – начал разъяснять геолог, – «Но в отдельных гнездах золото хорошее, до двести-триста грамм на тонну, Только гнезд таких раз два и обчелся, и не они погоду делают, а та руда, где золота грамм до десяти на тонну – объем ее приличный, в сотни раз больше слишком богатых гнезд.»

«А в этом сезоне из богатых гнезд руда в отвал попадала»? – не мог никак я успокоиться.

«Да, парочку из карьера подняли, и в наши с тобой подсчеты одно гнездо вошло», – вспомнил геолог, и я понял, что не зря и «бандюки», и Владимир ковыряются в рудном отвале. Куски богатой руды они ищут, где золота двести-триста грамм на тонну, где оно видимое и крупновкрапленное, а стало быть легко извлекаемое при умении и незначительной затрате собственных сил.

К себе я возвращался не очень обрадованный услышанным от Сергея. Теперь сомнений у меня не было: выискивать богатые рудные образцы и есть основная работа «бандюков». Не дай бог, и Владимир покатится по той же дорожке.

В домике ни его, ни Доки не оказалось, хотя рабочий день уже закончился. За последнего я не переживал, у того с головой все нормально. Но Владимир – он то где сейчас, если не на рудном отвале? Опять припрет мешок камней и будет демонстрировать, как у него едет крыша?

Я сидел и придумывал, что выскажу ему нелицеприятного по поводу дурацкого увлечения – никак нельзя допустить, что бы занимался он теми же делами, что и «бандюки». Если не хочет побывать на зоне, откуда они недавно выписались. Или получить по башке хорошей железякой.

Первым объявился Дока. Увидел мою хмурую физиономию, и конечно поинтересовался, о чем я переживаю. Пришлось рассказать все, что думаю о нашем общем приятеле. Дока тут же помрачнел и предложил свое участие в решении проблемы:

«Пока его нет, давай камни из домика выкинем. А новые принесет – туда же отправим!»

«Бесполезно», – не поддержал я приятеля, – «будет не в домик тащить, а прятать в горках. Лучше давай с ним поговорим, объясним еще раз недоумку, чем все кончится, если не дай бог он самородок выколотит, или же просто золота наковыряет и попытается сплавить за деньги. Он же понятия не имеет, что получит в итоге в лучшем случае головную боль, а в худшем…в худшем может быть все, и тюряга не худший вариант».

Дока со мной согласился, и когда Владимир наконец объявился с неподъемным мешком камней в руках и глупой, но счастливой улыбкой на лице, мы налетели на него как два коршуна на несчастного петушка. Что только ни говорили, как только не объясняли, чем грозит ему глупое увлечение, как только не увещевали выбросить из головы любые фантазии насчет возможности хорошо заработать, поковырявшись в камушках! Бесполезно, друг наш, за которого мы были в ответе, понимать ничего не хотел и отбрыкивался руками и ногами. И только когда пообещали, что в нашем домике он с камнями возиться не будет точно – выгоним к чертовой матери и поставим обо всех его увлечениях в известность зауча школы, то-есть супругу, предварительно объяснив ей возможные последствия деятельности муженька, он все же сдался. Пообещал с камнями завязать, больше в домик не тащить, но то, что уже успел – пусть у него останется, как образцы и подарки таким же как и он ненормальным коллекционерам.

Слава богу, все же договорились, и мы с Докой вздохнули с облегчением; Владимир посмотрел на нас и сделал то же, но с сожалением и видом мученика, ведомого на казнь.