«Коллекционер-то наш – дома сидит!» – определил Дока, когда мы подкатили к жилищу – дверь и окно были распахнуты, что всегда делал первый из нас, придя с работы. Действительно, по непонятным причинам сегодня рудный отвал был игнорирован и Владимир лежа на кровати читал книжку. Оторвался от нее на пару секунд, на нас посмотрел как на неодушевленные предметы, и снова в нее уткнулся. Эти демонстрации обиды, о которой пора и забыть, я проигнорировал. Пусть себе повыпендривается, пока не надоело, надежней запомнит, что «ковырять» золотишко мы ему не позволим, для его же блага. А потому спокойно начал припрятывать одностволку в оборудованном для нее месте, вынимать из карманов патроны и складывать их в мешочек, что бы потом положить его в ящик из-под ВВ. Убирал из вида и ненужных любопытных глаз предметы повышенной опасности.

Доку поведение приятеля возмутило – такого отношения к себе после удачной охоты, когда в мотоцикле лежал добытый рогач, оставить без внимания он не мог:

«Что развалился! Вставай быстренько, работка для тебя нашлась!» – грубо увел Владимира от увлекательной интриги автора романа к нежелательной в данный момент реальности, исходящей из совместного проживания всех в одном помещении.

Не отрываясь от книги, «обиженный» пренебрежительно персонально Доке буркнул:

«Если несчастного зайца убили, то и возитесь с ним сами. Я и без него обойдусь.» Потом тоном вроде бы помягче сообщил, как я понял, лично мне: «Варюха приходила, ужин вам принесла. И поговорить хотела».

Обещание Владимира отказаться от жаркого из дичины Доку оскорбило. По прошлой работе в партии прекрасно знал, что в частых коллективных мероприятиях Владимир никогда ни от зайчатины, ни от сайгачатины не отказывался. Наоборот, будучи страстным любителем сборищь по любым поводам, числился штатным тамадой и принимал деятельное участие в их организации. Для него лично это участие как раз и заключалось в обработке добытого другими мяса (сам был ярым противником охоты), и превращения его в полуфабрикак для жаркого, шашлыка, кондера, и так далее. Что уже делали другие и чаще женщины. Ну а раз технарь оскорбился, то значит и возбудился – по другому у Доки не получается. Он тут же замахал руками и подскочил к кровати с устроившемся на ней «нелюбителем жаркого»:

«Хватит из себя обиженного корчить! Ты же не девка, что невинностью своей всем уши прожужжала, а лишилась ее по пьяни, и не знает кто это сделал!» – резанул в глаза Владимиру правду-матку, – «Про твое желания ковырять золото мы уже говорили, и еще раз эту тему вспоминать незачем, все равно ничего не изменишь, раз мы живем в одном домике и за тобой можем присматривать, что бы глупостей не наделал. Но заяц здесь причем? Мы что, теперь каждый отдельно и есть, и винишко пить будет? Ты этого хочешь?»

В гнезде с испугу пискнула ласточка, а Владимир с кровати тут же соскочил и книжку отложил в сторону. Речуга приятеля его задела, особенно первая ее часть, касающаяся сравнения с потерявшей невинность бабой – возле кровати он закрутился не хуже того же Доки, но в словах почувстволвалось желание оправдаться:

«Не могу я зайцев потрошить и разделывать, мутит меня!» – ну да, как лопать – так не мутит! – «Если вы это сделаете – я дальше могу заняться, сварить или пожарить», – решился «обиженный» пойти на мировую.

Дока этого только и ждал:

«Вот и отлично! Никого тебе ни потрошить, ни разделывать не придется, а сейчас из люльки вытащишь рюкзак, в нем мясо сайги. Его помоешь, и порежешь на шашлык, человек на шесть, на завтра».

Владимир с озабоченным видом направился на выход из домика, по пути что-то вспомнил и обернулся назад: «У нас перца и лука нет для шашлыка».

«Об этом не переживай», – успокоил Дока, и хитро посмотрел на меня, с улыбочкой, – «У нас же лучший друг Варюха. Юрочка попросит (вот гад, Юрочкой назвал!) – она все что есть из столовой сюда припрет!»

Молча Владимир от нас отвернулся и из домика вышел. А Дока посмотрел на меня, подмигнул с улыбкой, и кивнул на дверь:

«Отходит, слава богу, заботушка наша. Делом наконец полезным займется, а не этим золотом дурацким!» И мне тут же напомнил: «Лапушку свою проведай, соскучилась наверное, раз сюда приходила. А заодно и специй на шашлык попросишь, саму пригласишь».

Через десять минут на глазах оживший Владимир вплотную занялся мясом, выбирая из него лучшие для шашлыка части. Чтобы не мешать этому важному процессу, Дока прошел к своему драндулету и начал в нем что-то подкручивать, подтягивать. А я решил навестить Варю, узнать, зачем она к нам в домик приходила. В вагончик-столовую тянулись последние изголодавшиеся, и хотя ужин уже стоял у нас в домике, в помещение артельского общепита пришлось зайти. Свободных столиков было навалом – ложками стучали всего три человека. Я устроился подальше от них, а Варя сразу же подошла и присела за мой столик.

«Володя сказал, что ты с Докой уехал куда-то, и вернетесь поздно», – улыбнулась так ласково, что не будь здесь посторонних – я бы сей миг ее расцеловал, – «я ужин вам и принесла. Но если хочешь, здесь сейчас накормлю!»

Присутствующие мужики ужинать конечно ужинали, но и в нашу сторону с интересом посматривали, и конечно про себя кое-что думали. Мне не хотелось развивать их мысли в ненужном направлении, а потому вагончик желательно было побыстрее покинуть:

«Дома поужинаю, чтобы Дока не обиделся. А тебя завтра на шашлык приглашаем», – увидел, как на лице Вари проявляется удивление, не мог не похвалиться, – «мы на охоту мотали, завалили рогача, только вот», – здесь я посмотрел в сторону присутствующих и голос понизил, – «лука и перца у нас нет».

Варя в миг стала серьезной, с налетом некой таинственности, взгляд перевела на поглощающих калории клиентов, также как и я голос понизила:

«Эти вот последние», – поняла причину моего здесь появления, – «я через полчасика освобожусь, все нужное к вам принесу. И мясо замариновать помогу, шашлык-то раньше частенько делала, из баранины. А вот из сайги не пробовала».

«Пальчики оближешь», – пообещал подруге то, в чем не сомневался, и сразу вагончик-столовую покинул.

Когда Варя и Владимир начали колдовать с нарезанным мясом, луком и специями, так и не придя к общему согласию по необходимому количеству смешиваемых ингредиентов, а потому беспрерывно переругиваясь, я и Дока из домика смылись, что бы им не мешать. И поволокли в целлофане половину туши рогача к ближайшему домику, в котором обитали работяги. На улице жара, и быстро портящийся продукт сохранить можно день-два, не больше. Это без холодильника, которого у нас не было. Да и ребят хотелось порадовать, не одни мы любители шашлыка или чего-то вроде кондера.

Мужики нас поблагодарили, тут же засуетились, распределяя обязанности, и с чувством выполненного долга мы их покинули.

«Шашлычницу я завтра сляпаю», – вспомнил Дока о своей обязанности как главного технаря в нашей братии. Помолчал, и не услышав от меня ответа, напомнил о неприятных событиях сегодняшнего дня: «Может, нам попробовать раскопать ту могилу? Вдруг носок в ней случайно оказался, а мы черт те чего напридумывали?»

«Можно и раскопать», – я обернулся к нему и не мог не усмехнуться, осязав флюиды любопытства, надежды и желания узнать, что же в долине вонючее закопано, – «только лопатой орудовать ты будешь!»

«Почему я?» – добавил он к общему потоку флюидов возмущение, – «Вместе нашли – вместе и копать будем!»

Я помолчал, дал приятелю подольше повозмущаться, и уже на подходе к домику демонстративно глубоко вздохнул, выразив таким способом с претензиями Доки согласие, и после этого подтвердил их же словами:

«Ладно, не переживай. Вместе нашли – вместе и раскапывать будем. Только ты респираторов четыре штуки приготовь, не меньше.»

« Зачем столько то?» – это Дока вопросил уже озабоченно.

«А потому, что меньше двух сразу надевать бесполезно – от вонизма остановка дыхания случиться может!» Дока закивал головой, соглашаясь, и я его еще раз предупредил: «Нашему гринписовцу – ни слова!» На что он кивать головой продолжил.