Несколько дней захоронение, из которого Дока монтировкой извлек носок с рваной пяткой, из головы не выходило. У приятеля тоже – он постоянно интересовался, что мы с ним будем делать, когда решимся взяться за лопаты и до непонятно чего пахучего докопаться. Я понимал, что раскапывать яму придется, но время тянул и тянул по причине простой: а если там действительно труп? И что тогда делать дальше? Выкопать его полностью, или же только убедиться, что он есть, и снова закопать? Или же сообщить о находке в милицию?

В общем, полный раздрай в мыслях. Время я тянул и тянул, Дока меня толкал и толкал яму раскопать, и здесь, слава богу, Сергей уехал из лагеря на несколько дней, оставив на меня массу дел. Я им даже обрадовался – некогда о неприятных вещах думать, голова теперь занята только работой.

Дока мое состояние уловил – при встречах с разговорами перестал надоедать, молча хмыкал, обреченно махал рукой и старался испариться по своим делам. Наверное от безнадеги, не встретив должного понимания с моей стороны, начал приставать к мужикам, интересоваться деталями загадочного перемещения петли и зайца с одного места на другое. Через несколько дней вечером, перед самым отбоем, он решил поделиться результатами своих настырных действий:

«Мужик, который петли ставил, не только с парнем погибшим ходил их проверять», – сообщил, уже устраиваясь в кровати, – «Еще одного типа с ним раза два заметили, тот сейчас в артели работает, я даже знаю кто. Вот и подумал, не он ли петлю с зайцем к обрыву карьера перенес?»

«Из «бандитов» кто-то», – со своей кровати припечатал Владимир. А кто ж еще, если заяц у «Милочки» оказался? Эта мысль и мне пришла в голову, только вот самый из нас нетерпеливый высказал ее первым, толком не подумав. А если б это сделал – промолчал бы точно: парня Дока знает, и если тот среди «бандюков» – нам бы сразу об этом сказал. И даже не сейчас, а намного раньше, как только обо всем разузнал. Владимир тут же понял, что ляпнул не совсем правильно и замолчал, предпочитая услышать мое мнение. Я же его трансформировал в форму вопроса:

«А парень этот, с «Милочкой» или его бандитами якшается?»

Дока уже под одеялом немного подумал: «Что бы с самим «Милочкой»– я не замечал. Все же у них разное положение. Парень простой работяга, а «Милочка» – считай помощник Николая Игнатовича.»

«Значит, он (то-есть парень) с другими бандитами корешует!» – не мог Владимир отказаться от своей привлекательной идеи, – «Надо проследить, с кем из них он чаще встречается и разговаривает!»

Здравые высказывания приятеля, на которого мы недавно махнули рукой как на ненадежного помощника, теперь показали, что в его голове мысли развиваются в желательном для нас направлении, обещая плодотворное участие в нашем с Докой расследовании. Нужно было их, как говорят, «не сглазить».

«Вот и займись этим», – предложил автору идеи, – «сейчас ты сам себе хозяин, время организуй и пробы отбирать, и последить кое за кем».

«А если спросят, чего это я без дела шляюсь?» – не отказываясь от предложения, Владимир предупредил, что вылететь из артели в качестве лодыря побаивается.

«Все на меня вали», – предложил приятелю, – «Я сейчас за Сергея, могу тобой командовать».

«Не дрейфь только, и все будет нормалек», – пробормотал сонный Дока, и вырубил в домике свет, после чего его обитатели тут же отправились в объятия Морфея.

Но не надолго: часа через два зарычал Чапа, и я мгновенно открыл глаза – без причины собачуха, да еще ночью, никогда этого не делал. Рычание сменилось лаем уже возле открытой двери. Ребята зашевелились на кроватях, я же со своей соскочил – посмотреть кто к нам рвется. Чапа уже бесновался, но почему-то из домика не выскакивал, что свидетельствовало об одном: незваный гость уже в нем. Представляя, кем он может оказаться, я быстренько запрыгнул на кровать, схватил со стола Докин фонарик и щелкнул выключателем – на полу возле двери извивалась самая ядовитая змея – щитомордник.

«Ребята, змея!» – не очень и громко сообщил я для остальных квартирантов. Владимир пулей выскочил из под одеяла как ошпаренный, с ногами уселся на кровати в позе будды, прижавшись спиной к стене домика, от ее края подальше. Дока же только перевернулся на другой бок лицом к стене, и сонно пробормотал:

«Выбрось на улицу, пусть в другое место ползет», – и ровно засопел носом.

«Не выбрось, а убей!» – завизжал наш гринписовец, до ужаса боящийся не только змей и скорпионов, а и невинных пауков, – «Она снова к нам заползет!»

Пришлось мне с кровати срочно соскакивать, вооружаться веником и змею из домика выкидывать, а потом и отметать подальше в сторону сопок, да еще и следить, чтобы Чапа держался от нее на расстоянии. Убедившись, что щитомордник пополз в безопасном направлении, с Чапой в домик мы вернулись, и нашли в нем Владимира все в том же положении.

«Ну что?» – поинтересовался он с дрожью в голосе, – «Убил гадину?»

«Убил», – соврал я, в желании успокоить возбужденного приятеля, и начал устраиваться на кровати. Быстро отошел ко сну, так и не услышав, когда Владимир из позы будды перешел в необходимое для сна положение.

А дня через три технарь принес новое полезное наблюдение. Он зашел в домик, где обитали «бандюки», и заметил в углу приличную кучу – на месте возможной четвертой кровати – чего-то твердого, прикрытого брезентом. Одному из «бандюков» дал поручение по работе, а когда уходил, «случайно» за брезент запнулся и сдернул его в сторону. Под ним оказались камни с рудного отвала, и такое их количество, что если еще чуть добавить – пол в домике проломят точно.

«Должны они их в другое место перенести», – сделал Дока вывод, – «и уже там продолжить складировать».

«В другое вряд ли понесут,» – не поверил я в такое, – «а вывезти из лагеря могут в любой день».

«Запросто,» – согласился Дока, – «только вывезти втихаря не получится, уж я за этим прослежу», – и побежал от меня бодрой рысцой, наверное прямо сейчас организовывать слежку.

Сергей отсутствовал пятый день, и я начал привыкать к новой работе. Новой – это намечать скважины в нужных местах, определять и выносить мелом на дне карьера линии опробования, отмечать особенности геологического строения на новом горизонте по мере уборки взорванной породы и в черновике составлять геологический план этого горизонта. То-есть, делал все, чтобы вернувшийся геолог не оказался перед завалами дел, разгрести которые сложно, а кое-что уже и невозможно – убранное из карьера, назад не вернешь.

Пришлось вспомнить геодезию и маркшейдерию, и необходимые для дальнейшей работы точки на новом горизонте привязать инструментально, и даже сделать нужные вычисления в одну руку, в расчете что во вторую их проверит сам геолог. Времени свободного у меня не оставалось, зато постоянно присутствовало ощущение некой неуверенности, как это бывает, когда делаешь сложную чужую работу. Вдруг я в чем-то ошибаюсь, и ошибок своих не замечаю?

Владимир, видя мою озабоченность и нервозность, при случае не удержался:

«Не переживай так! Подумаешь, карьеришко несчастный! В партии карты составлял в сто раз сложнее, и ничего, все их только хвалили!»

«Там я не один составлял, а всегда вы с Пашей рядом были, подсказать и посоветовать. А здесь за все другой человек отвечает, и о его мыслях я могу только предполагать, а не знать их на сто процентов. Как я знал то, что в ваших головах!»

«Все равно не переживай», – продолжал меня успокаивать, – «если даже захочешь – хуже чем у Сергея не получится!»

Через два дня в этом убедился. Утром Сергей появился в лагере, и я целый день провел с ним, вначале показывая бумажки, с которыми работал в его отсутствии: что из намеченного выполнено, что делается сейчас, что я успел в карьере посмотреть и подрисовать на плане отрабатываемого горизонта. А после обеда уже в карьере показывал в натуре все сделанное и зарисованное на планах. К концу работы как раз все и закончили, геолог оценил мою работу на «все правильно», и пригласил к себе в балок. Через часок, после душа.

Я посчитал, что Сергей не все выговорил по моей работе и сделает это у себя в балке за чашкой чая. Может, о допущенных мной недостатках предпочитает сказать в нерабочей обстановке, что бы я не слишком за них переживал. С таким настроем и шел к нему, сами понимаете в настроении не лучшем. Кому приятно получить втык, даже если он и выражен в интеллигентной форме?

Волновался я зря. Никаких дел по работе мы не обсуждали, чая тоже не оказалось, а была бутылка вина и легкая закуска. И разговор шел просто по жизни, той жизни, в которой сейчас по всей стране народ летит в темную яму, из которой может нет и выхода, а если есть – никто не знает, где он находится.

«Если и дальше будет все разваливаться, то и артель наша может накрыться», – так вот «обрадовал» геолог, – «В соседнюю область ездил – еле добрался! Бензина на заправках нет! А если и есть, то по десять литров на машину дают, при наших-то расстояниях! На одной заправке вообще заливали только своим, местным, будто живут в другом государстве!»

Представить такое голова отказывалась. Хотя и Леня, когда нанес визит к нам в артель, о трудностях в партии с горючкой говорил. Но в партии одно – закроют ее, и государство ничего не почувствут, задел для работы рудников лет на десять есть, в виде уже найденных и разведанных месторождений. Артель же чистое золото стране дает, в данной ситуации самый ценный для нее продукт. Как ее можно закрыть?

Поверить я не мог, как не мог и отмолчаться:

«Не может государство нас без горючки оставить. В обмен на золото придумают какие-то купоны, бонны или еще что-нибудь, которые можно перевести в доллары или другую валюту. Как это раньше делали для старателей в Сибири».

«Может и придумают,» – согласился геолог, – «только пока расчухаются – народ разбежится. Его, кстати, скоро и кормить будет нечем – в магазинах шаром покати, а у нас по двенадцать часов вкалывать без куска мяса просто нереально».

Такие вот дела рядом с нами творятся. Представил, как ребята отреагируют, когда разговор с Сергеем я им переложу – мы то в артели надеялись от всех неприятностей отсидеться и даже хорошо заработать. Золотом ведь страну обеспечиваем!

«Ну и что предлагаешь всем нам делать?» – поинтересовался мнением геолога, как более информированного человека, только что вернувшегося из другого мира, о изменениях в котором я и ребята мои многое не знали. Сидим ведь в лагере безвыездно, кроме Доки, который иногда партию и «городок» Мирный посещает, и новости привозит тоже не радостные.

«А ничего», – спокойным голосам подтвердил геолог неверие в лучшее, – «Ничего изменить невозможно. Будем сидеть здесь, и ждать с моря погоды.» С возмущением выдал совсем невероятное: «Комбинат, куда я руду сдал, деньги нам в банк перевел. А тот их не выдает, нет у него средств свободных!» – и поспокойней добавил, – «Вот и попробуй что-то делать».

«Значит, второй экскаватор у нас не появится, и заработать за сезон нормально не получится», – сделал я вывод из услышанного.

Сергей вспомнил, как я говорил ему о необходимости еще одного экскаватора – параллельно с добычей руды вести снос сопки, мешающей расширению карьера. Но на этот раз он не стал предупреждать, что бы не лез я не в свое дело, а с выводом моим согласился:

«Да, в этом сезоне будем только в карьере ковыряться, пока можно руду поднимать. Протянем сколько возможно, пока горючка будет. А что дальше – сам господь бог не знает»,

Геолог замолчал, и несколько минут мы молча тянули из стаканов остатки налитого в них вина. Говорить ни ему, ни мне больше не хотелось. Я решил, что вино допью, и с Сергеем попрощаюсь. Что толку сидеть молча, когда в голове мысли сплошь неприятные и никакого среди них просвета. Наверное и у Сергея было такое же состояние, но как хозяин он все же посчитал себя обязанным гостя (то-есть меня) как– то развлекать.

«Заметил, что Николая Игнатовича давно в лагере нет?» – посмотрел, как я кивнул головой, что да, есть такое, – «Это он деньги в банке для артели выбивает. И пока не выбьет, сюда не вернется, потому что без них – крах у нас будет полный». Он еще немного помолчал, пока я переваривал очередную неприятность, и познакомил с еще одной, о которой я и предположить не мог: «Инфляция в стране начинает гулять, и деньги нужно тратить сразу, как только в руки попадают – потому что рублики наши обесцениваются. Вот и получается, что в банк ложить их сейчас, что бы с рабочими по окончанию сезона рассчитаться, нет никакого резона. Обесценятся они в два-три раза! И теперь скажи: что Николай Игнатович делать должен?»

«А ты что думаешь?» – проявил я нетерпение.

Сергей посмотрел на меня, усмехнулся: «Прямо сейчас наши деньги в доллары переводить пора. Только как это сделать – я не знаю. И дай бог Николаю Игнатовичу что-то придумать. Иначе в конце сезона бумажки пустые поимеем».

Я пытался вникнуть в суть его последнего высказывания, для меня удивительного, потому что в стране советов простой человек о долларах мало что знал, а многие их и в глаза не видели. Но Сергей посмотрел на меня, посмотрел, и предложил:

«Хватит о грустном, пора к отбою готовиться.» – я с отрешенным видом покивал головой соглашаясь, но думая совсем о другом. И он улыбнулся, состояние мое поняв отлично: «Не переживай, как– нибудь все образуется. А я тебя в курсе держать буду».

Неприятные новости я принес в домик и выложил приятелям. Ошарашил их так же, как и Сергей только что меня. Ребята не знали, как на них отреагировать, а потому и молчали, в себе новости переваривая. Владимир этот процесс завершил первым:

«Вот сволочи!» – не знаю о ком он, но можно предположить: о нашем перестроечном правительстве, – «В партии жить не дали, без зарплаты людей оставили, и здесь обобрать до нитки норовят!» Злой посмотрел на меня и Доку, будто мы во всех грехах виноваты, и твердо, как о деле решенном, сообщил: «Хрен больше буду вас слушать! Не хотят, что бы мы работали по-хорошему – буду деньги заколачивать по– плохому! Пол отвала сюда перетащу, и ничего вы не сделаете!» Осмотрел наши удивленные таким решением рожи, и поспокойней добавил: « У меня дочка в институт поступать едет, как я по другому для нее могу деньги найти?»

Действительно никак. Нормальному трудяге, каким Владимир, да и мы с Докой были всю жизнь, по-хорошему, не нарушая закона, действительно денег не заработать. И что остается? Идти всем в криминал, как это уже сделали «бандюки» во главе с «Милочкой»? Тоже заняться рудным отвалом, выбирать там самые ценные камушки, где золота побольше, как это теперь решил делать Владимир? С нашим опытом можем хорошо развернуться, дилетантов вроде «бандюков» за пояс заткнем запросто.

Но мысли мыслями, а высказывать их сразу, как только они в голове появляются, во многих случаях неправильно. Вначале желательно определиться с порядком их озвучивания, и я сейчас это делал – то-есть молчал. Доку же планы Владимира задели ощутимо, и как менее меня сдержанный, он тут же ему ответил, правда, не столь агрессивно, как мне хотелось бы:

«Можешь таскать свои камни и золото ковырять, только в тюрягу передачи тебе носить мы не будем!»

«И не надо», – на удивление спокойно ответил Владимир, – «я лучше в тюрьме посижу, зато дочь в институте учиться будет!»

Ну и как на эти слова ответить, как оценить выбор нашего товарища?

Дока только вздохнул и махнул рукой; я же отреагировал почти также:

«Спать ложимся. Сейчас у всех нас одни эмоции, вот завтра на свежую голову хорошенько и подумаем».

За ночь никто ничего полезного не придумал, потому что на этот процесс времени не оказалось – после двенадцатичасового рабочего дня засыпали мы мгновенно, как только оказывались в кроватях в горизонтальном положении. Дальше не реагировали ни на какие звуки, не только привычные, вроде шума машины, но и экзотические, когда в домик забирался еж и начинал топать по полу не хуже слона, а Чапа норовил с ним сразиться. Да что там топот – стрелять можно над ухом, и никто им даже не пошевелил бы. Единственное, что будило стопроцентно и мгновенно – это сигнал, подаваемый подвешенной на столб возле вагончика-столовой железякой, когда Варя или ее сменщица колотили по ней куском арматуры, приглашая всех на завтрак.

Сегодня вставали непривычно молчаливые и хмурые – вечерние неприятные разговоры вспомнились каждому, как только открылись глаза. Молча сходили в столовую и позавтракали, так же молча разошлись по рабочим местам. Геологу артели я вчера дела передал, и вместе с Владимиром пошагал в карьер, к ожидающим нас зубилам и кувалдам. Успели немного поработать, и Владимир отложил инструмент в сторону, уселся на камень, прикурил сигарету и наконец-то его прорвало:

«Если все, что Серега тебе вчера рассказал правда – то и нам пора перестать из себя святых строить.»

«Что в виду имеешь, каких святых?» – интересно услышать, с кем Владимир в данный момент нас сравнивает.

«А таких, что о себе мало думают!» – в голосе приятеля проявилась агрессия, – «Ты не понял, что сейчас каждый для себя живет, ни на государство, ни на начальство не рассчитывая? И нам нужно так делать!»

«Золото в артели воровать, что ли?» – напомнил я Владимиру, что прекрасно мысли его понимаю.

«Своровать можно вещь чужую, не тобой созданную. А к золоту в отвале мы отношение имеем прямое, и пока только вкалываем, только надеемся честно заработать! Но если Серега вчера не соврал, то расплачиваться с нами никто не рвется, кроме Николая Игнатовича (рейтинг как поднял начальника!), а кто и хотел бы – возможности не имеет!»

Ну и что ответить? Вчерашний разговор с геологом и меня заставил задуматься. И было неприятно сознавать, что в словах напарника, как бы они не нравились, что бы ни несли в себе негативного и опасного, все же проглядывала возможность не только повкалывать на «доброго» дядю, у которого в банке по непонятной причине исчезают заработанные нами денежки, но и кое-что поиметь для себя. То-есть, поступить как тот же банкир, потому что другого выхода не остается. Жить-то на что-то надо?

Владимир, как я понял, выбор уже сделал, и не в пример меня, угрызения совести его не мучили.

«Ты пойми», – продолжил он, – «мне и самому связываться с золотом желания нет (как же нет, сколько вдвоем с Докой уговаривали его им не заниматься!), но выхода другого не вижу. Мне дочь в институт отправить не на что! И тебе сыну помогать нужно, на стипендию сейчас разве что проездной на метро купишь! Да если с нами в конце сезона не расплатятся – самим жрать будет нечего!» – это с его стороны уже чистая агитация, желание и меня привлечь к незаконным походам на рудный отвал.

Я не знал, что и ответить. Отговаривать – уже не хотелось, соглашаться с ним – не знаю как попозже, но сейчас не мог, язык отказывался произносить нужные слова. Пришлось показать нейтральное отношение к начатой в разговоре теме:

«Что нам делать дальше – и сам не знаю. Но точно одно: торопиться не стоит. Поговорим вечером, что бы и Дока присутствовал, вот тогда все и решим». И Владимира оставил одного – отошел в сторонку, вроде что-то посмотреть по работе. А на самом деле не хотел дальше неприятную тему продолжать.

Вечером в домике Владимир разговор начал уже в присутствии Доки:

«И что за день надумал?» – обратился к нему персонально, – «Дальше продолжим вкалывать непонятно на кого, или все же и о себе позаботимся?»

Дока понял, о чем его приятель спрашивает, и засопел как паровоз. Но ожидаемых мною слов осуждения намерений приятеля заняться побочной деятельностью я от него не услышал.

«Что молчишь?» – не отставал от него Владимир, – «Или сказать нечего?»

Теперь Дока взорвался, да так бурно, что ласточки в гнезде запищали:

«Есть чего сказать! Накроется артель медным тазом, если и дальше дело так идти будет!» – Владимир, стоявший возле стола, с испугу плюхнулся на кровать с открытым ртом, у меня же от удивления стали круглыми как у совы глаза, но падать на кровать не пришлось – я на нее уселся раньше, – «Один самосвал уже не в работе, а за запчастью поехать не могу – в артели на нее денег нет!» – так вот объяснил причину своего возмущения и замолчал, продолжая зыркать на нас таким взглядом, словно мы и были виновниками этих неприятностей.

Владимир, сидя на кровати закрыл рот, и лицо начало расплываться в довольной улыбке:

«Вот я и говорю, что пора о себе подумать!» – это он адресовал Доке, а дальше понес уже для всех знакомое, – «Золотишком придется заняться, если не хотим зимой с голода подохнуть! Мы же специалисты, геологи – так все организуем, что комар носа не подточит! Хоть что-то поимеем, если при расчете с деньгами кинут!» – это было уже знакомое мне открытое побуждение и Доки к незаконной деятельности.

Раньше после таких слов следовало на Владимира наброситься с разъяснением, что такого делать нельзя. Сейчас же мы почему то промолчали, и даже отвели глаза, что бы не смотреть в его сторону. Что он посчитал признаком скорой своей победы, и давить на нас продолжил:

«Чего боитесь? Своим кадрам (то-есть «бандюкам») начальник разрешил на рудном отвале ковыряться, а мы что, хуже?»

«Мы не хуже, мы – порядочней», – Дока шевельнулся на своей кровати, – «Что делать то будем?» – это уже мне.

А что я мог предложить? Поддержать идею Владимира заняться золотишком в рудном отвале ой как не хотелось, но…я же ребят затянул в артель, значит в ответе и за их заработки, которые сейчас под большим сомнением. Вот и отсиживался молча, не находя что сказать.

А Владимир повеселел еще больше. Понял, наверное, что за мысли в моей голове, как и то, что одолевают меня большие сомнения в возможности прожить и заработать, соблюдая законы, которые, как рассказал Сергей, нарушаются сейчас в стране везде и всеми.

Забегая вперед, могу сказать, что самые ушлые, хитрые и умные уже понимали, что скоро-скоро грядет этап дикого капитализма, когда деньги решают все и оправдывают любую подлость ради их получения. Для нас же, посвятивших себя геологии, честность и порядочность считались в работе главными, как обязательная основа получения положительного конечного результата – выявление месторождения.

Но это было раньше, и совсем недавно. Новые же веяния, даже если и не нравились большинству, все же делали свое дело, разрушая прежние отношения между людьми невесть откуда появившейся жадностью, завистью, необязательностью вплоть до откровенного обмана. Вот и сидели мы, три старых приятеля, ранее отлично понимавших друг друга, и не могли придти к единому мнению, что же нам делать дальше. По закону-то жить становится невозможно!

Владимир показал, что уже готов действовать в новой обстановке беззакония, и заработать необходимые для семьи деньги любым способом, я и Дока к этому пока не были готовы. Не готовы, но… молчанием своим не отрицали (а как понять по другому?) и допускали возможность поступить таким же образом если и не сейчас, то в недалеком будущем.

«Давайте ребята не торопить события», – предложил я на правах старшего, – «много Сергей рассказал нам неприятного, но превращаться в хапуг не стоит. Уважать себя перестанем!» – здесь я уставился на самого продвинутого – Владимира – и он на кровати задергался, как от зубной боли. Собирался наверное возразить, но не дал Дока:

«Правильно!» – посмотрел на меня и кивнул головой, затем обернулся к Владимиру и торнул в его сторону указательным пальцем, – «А ты лучше помолчи! И с камнями своими к нам не приставай!»

Владимир на кровати сидел, отвернувшись от нас в сторону. Очень недовольный, но возразить ни мне, ни Доке не решился. Мы же, два единомышленника, переглянулись, улыбнулись, и Дока решил общую обстановку в домике сгладить.

«Ладно тебе», – улыбнулся Владимиру, – «если действительно и артель начнет разваливаться, то сложа руки сидеть и мы не будем. Из троих новую артель организуем!» – изобразил улыбку и убедился, что приятель ее заметил, – «А я для тебя персонально ступу потяжелей сварганю, будешь камни молотить, а мы из песочка золотишко отмывать!»

Здесь даже Владимир не смог не улыбнуться.