За калиткой, некрасиво скособочившейся на оставшейся в живых единственной верхней петле, царило полное запустение. Плодовые деревья зеленели – по моей просьбе, Паша обязался их поливать, – но это была зелень мелких и сморщенных листочков и таких же некрасивых редких плодов, которые даже местные пацаны оставили без внимания. Виноград же наоборот, без обязательной обрезки и прореживания вымахал в буйные заросли, в каких нормальных гроздей налиться и не могло. Грустно вздохнул, бросил на пыльное крыльцо рюкзак, и прошел к бывшему огороду. Сейчас на месте когда то ухоженных грядок желтели засохшие без полива сорняки, а за ними темнел сухой бетон моей гордости – личного бассейна. Еще раз с грустью вздохнул.

Квартира встретила пылью, неухоженностью и непонятным запахом не человеческого жилья. В таких условиях находиться в ней было невозможно, и я с ходу схватил ведро и тряпку. Через час в комнатах посветлело – уже и жить можно! А когда постоял под душем, смыл пыль и с себя – повеселело и на душе. И очень во-время – в коридоре забухало, в комнату ввалился Паша.

«Вот ты где!» – это вместо приветствия, – «Я и Володьку, и Доку видел, уже и за стол пригласил, за встречу выпить! А их бабы не отпускают, соскучились по мужикам. Ну а ты холостой, одному скучно! Давай ко мне!»

«Пока скучать времени не было!» – улыбнулся приятелю, примеривая на себя чистую обнову.

«Вижу, вижу», – Паша оценил качество проведенной мною уборки, – «теперь можно и за встречу выпить. Так что пошли, у меня все готово»,

Через пятнадцать минут мы сидели за столиком под знакомой зеленой раскидистой корягой, а жена Паши Людочка хлопотала в основном возле меня, подсовывая поближе тарелочки со всевозможной вкуснятиной, удивительной в наше время сплошного дефицита.

«Всего попробуйте, Юрий Васильевич», – уговаривала меня, что можно было и не делать – витающие в воздухе ароматы говорили сами за себя, – «соскучились по вкусному, у вас же там (наверное имела ввиду артель) из общего котла кормят!»

«Все слопаем», – пообещал Паша и свое участие в дегустации, и потянулся за бутылкой, налить в стаканы по первой.

После нее, как и положено, разговор пошел о работе. Вначале я рассказал о делах артельских, умолчав о возникших и там сложностях. Вроде как работа рядовая, слава богу при деле, и хвалиться особо нечем. Отмолчался и о желании Владимира отобрать побольше камней с хорошим содержанием золота и поиметь на этой операции дополнительный приработок.. Паша и Людочка послушали, и задали еще один вопрос:

«А деньги вам когда заплатят? У нас же инфляция, все обесценивается!»

На что их приятно удивил:

«Обещали рассчитаться долларами». После чего Людочка с возмущением пожаловалась:

«А у нас только рубли, и даже их не выплачивают! И в магазине шаром покати! Счастье, что Павел Петрович (начальник партии) человек хороший, из города кое-что привозит, и под запись в долг между всеми работающими потом делят!» Как говорится, дожили. Пришлось мне и здесь, в который уже за день раз, грустно вздохнуть.

Бутылку водки у Паши мы только располовинили, и я ушел, к его удивлению, пообещав ближе к вечеру вернуться. Было у меня дело для головы трезвой – встретиться с главным геологом, поговорить с ним по душам.

По душам получилось, но без обычного в прошлом удовольствия. Потому что и он мне говорил вещи не радостные, как партия на глазах разваливается. И я его ничем хорошим порадовать не мог, имея ввиду дела артельские.

«Вовремя ты с ребятами в старатели подался», – это он в завершении разговора, – «До зимы хоть что-то заработаете. А мы здесь и не знаем, придется ли проект на работы следующего года писать!»

Домой от Игоря Георгиевича я вернулся затемно, и не включая света – на огонек мог завалиться любой знакомый – завалился в кровать. Больше не только говорить, а и думать о неприятностях не хотелось.

С утра прокатился на копейке до Мирного – отправить Варюхины денежки ее родичам, заодно пробежался по магазинам, убедился, что в них в основном пустые полки. Заехал в пивбар, с надеждой отовариться пивком – плюнул, чертыхнулся, и вернулся в машину – в запредельной очереди нужно было стоять часа три не меньше. Пустым вернулся в партию, поставил машину в гараж.

Из обязательных работ оставалось написать письмо жене, и вместе с моим авансом отнести Лене, который отправит их с оказией в город. И надо было с этим делом поспешать, потому что кто-нибудь из моих приятелей, а может быть и не один, должен вот-вот объявиться, с предложением отметиться в теплой кампании – время уже шло к обеду. Поэтому я тут же устроился за столом с ручкой в руках. И хорошо, сделал – не прошло и десяти минут, как в комнату, зная что жена далеко в городе и ругать их некому, без стука ввалились Леня, Дока и Паша. Не заметив с ними Владимира, я не удивился – завуч школы после долгой разлуки точно не выпустит мужа из семейного круга, причем до последней минуты, да и с камнями, привезенными Докой, должен мужик определиться. Как и ожидал, ребята предложили «компанию», теперь у Доки, и мы сразу пошагали к его дому, все кроме Лени – тот побежал к себе спрятать врученный мною пакет с письмом и деньгами.

То, что было дальше, компанией назвать язык не поворачивался. Обед был, обычный обед, с приглашенными на него мрачными занудами. И разговоры велись занудливые, без смеха, приколов, анекдотов и всего-всего, что повышает настроение. Нечему было радоваться! И даже Дока, с его постоянными прикольными анекдотами, и хохотушка Ниночка развеселить гостей не сумели. Так и просидели пару часов, толком ни разу не улыбнувшись, и из-за стола вылезали с видимым облегчением. Ни у кого повода для радости не нашлось! Вот тебе и перестройка!

Через час мрачный Дока вез меня на Урале в артель – Владимира с нами жена не отпустила, считая что в семейном кругу, раз есть возможность, (то-есть, до машины) он должен быть до последней минуты.

«Знал бы, что хренотень такая творится – не уезжал бы из артели. Только настроение испортил, разговорами дурацкими!» – так вот оценил он дела текущие у нас дома и в государстве в целом.