Движение в домике я почувствовал еще до сигнала из столовой – бамканья железякой. Но оно не воспринималось сознанием как угроза, и глаза открываться не желали, сберегая положенные для организма последние минуты сна. Так и лежал, в полудреме, пока повариха не известила о готовности принять на завтрак. Одномоментно с Докой открыли глаза: в домике чуть слышно потрескивала печка, но тот, кто ее растопил, отсутствовал. Выбрались из постелей в тепло нагретого воздуха, не торопясь начали облачаться в рабочую одежду. Хорошо то как!

«Насколько же его хватит?» – спросил сам себя Дока, и сам же ответил, – «Думаю, не надолго. Завтра в холодрыге вставать будем, и шмотки на себя натягивать, как в армии по тревоге!»

Я и отвечать не стал – услышенное очень походило на правду. Вдвоем вышли на свежий воздух почистить зубы (теплой водой из кружки на печке) и ополоснуться. Вдвоем пошагали в столовую – Владимир так и не объявился.

Сказать честно, с каждой неделей (не хочется говорить с каждым днем) шагалось все …сложнее. И не только мне – все в лагере стали двигаться помедленнее, делать остановки и перекуры почаще. Что неудивительно: двенадцать часов ежедневной тяжелой работы, без выходных – забирали все силы, и за ночь они не восстанавливались полностью. Так что – подумал о намеченной ночью охоте – хороший кусман мяса сейчас не повредит.

Владимир за столиком в компании с Федей, бывшим работником партии, завершал уничтожение полученной порции. На нас бросил взгляд победителя – как мы, оценили его вклад в комфортное утреннее пробуждение? Мы с Докой на это синхронно улыбнулись и показали по большому пальзу. Молодец, мол, так и дальше держи! И, получив в окошке свои порции, заняли пустой столик в уголке.

В свободную минуту подошла Варя, присела рядом, улыбнулась и шепотом доложила:

«Знаю, знаю, что на охоту собрались! – и я, и Дока разом повернулись в сторону болтуна, а Дока и кулаком ему погрозил. Владимир сделал вид, что нас не видит, а Варя захихикала:

« Ой, ребята, вы его не ругайте! Тихонько мне сказал, попросил помочь, если с охотой получится. А я пообещала никому ни слова».

«Все равно трепло, доверить ничего нельзя», – Дока продолжал возмущаться. А Варя вскочила и побежала на рабочее место – к окошку раздачи подошло два человека.

Владимир, что бы ни выслушивать в свой адрес много чего «хорошего», подождать нас возле вагончика-столовой не решился, и обнаружился уже в карьере, куда мне пришлось идти в одиночестве. Бродил по дну котлована между буровых, колотил под ногами камни, как я понял, в контуре рудного тела. И заговорил со мной первым, в желании ускользнуть от темы своего излишнего красноречия в столовой:

«Пока тебя не было, здесь поковырялся», – показал рукой где именно, – «в одном месте руда хороша, с видимым золотом. Через тройку дней до нее доберутся – по вечерам начну на отвал ходить», – хорошо, что не палатку навещать по ночам, что ему категорически запрещено. Ну а за тройку дней всяко может случиться. Такого, что заставит Владимира вообще забыть о золоте.

Через час, на первом перекуре, он попытался себя реабилитировать, по поводу излишней утренней болтовни в столовой:

«Зря на меня дуешься», – не просто бросил под ноги, а щелчком придал спичке импульс движения в сторону и проследил за ее полетом, – «Варюха была как убитая, вот и попытался ее развеселить, мол на охоту вы идете, а если получится – вдвоем с ней шашлыки заделаем, у меня и бутылка для этого дела припрятана». Сделал несколько красивых затяжек, как на публику: «Из-за тебя все, перестал на женщину внимание обращать!»

Я слегка порозовел – в некотором роде Владимир был прав. Но не в том, что касается моего к женщине отношения – внимания ей я как уделял, так уделять и продолжаю. Но начал побаиваться последствий интимной связи, после одного разговора. Как то поинтересовался, не боится ли она попасть в интересное положение, я же не предохраняюсь. В ответ Варя рассмеялась:

«Все мужики рады, если в этом деле женщины к ним претензий не имеют, а ты переживаешь!» – и показушно погладила мне голову, – «Не бойся, все будет в порядке!»

«Ну а вдруг?» – не успокоился я, – «Что делать будешь?»

«А ничего!» – Варя засмеялась, – «Где я еще такого мужчину найду, умного и красивого, что бы отцом моего ребенка мог стать!»

Вот здесь я испугался. Одно дело простой необременительный роман, который с закрытием артели кончится и с женщиной мы вряд ли больше увидимся, другое – стать отцом ребенка, о существовании которого могу и не узнать.

Тогда я промолчал, но слова Вари вспоминались и вспоминались, а настроение мое по этой теме падало и падало. Мысль о возможном внебрачном ребенке меня убивала! И тем, что он мог появиться, и тем, что непонятно кто будет его воспитывать. Женщина в одиночку – ничего хорошего, появится отчим – вообще непредсказуемо. Так что для меня – никаких детей внебрачных! Хотя знал и мужиков, которые таковых имели, но угрызений совести, за их судьбу, к моему удивлению не испытывали.

Пришлось подумать, как выйти из положения, что бы и с Варей продолжить отношения, и что бы исключить вероятность неприемлемых для меня последствий. Вывод напрашивался один: посетить в Мирном аптеку и приобрести известные всем резиновые изделия. Но попасть туда у меня возможности не было, пришлось просить Доку – а кого больше, если из нашей троицы только он ездил в городок за запчастями. Но по закону всемирного свинства техника в артели долго не ломалась, я так же долго старался встреч с Варей избегать. И после того, как нужные изделия попали в мои руки, наверное уже по привычке встречи наши случались пореже. Что женщина заметила, вида не подала, и обиду таила в душе. Причем при мне так талантливо, что заметить ее смог только Владимир, о чем сейчас и доложил.

«Ты Варюху не обижай», – продолжал доброжелатель, – «а то смотрю – она к нам заглядывать перестала!» – посмотрел на меня с осуждением, – «Добудете ночью сайгу – завтра сабантуй устроим, а ты перед Варей извинишься!»

«Мы с ней и не ругались», – начал и я оправдываться.

«Ну и что! Извинишься на всякий случай, для профилактики!» – придумал утешитель, – «Женщина за ласковое слово все простит!»

После работы я попросил Владимира принести мне ужин в домик, а сам устроился в кровати. Ночью непонятно как долго продлится охота, и сколько после нее часов останется на отдых – не известно. И что бы завтра на работе не клевать носом, сейчас желательно подремать, пока есть время.

Мгновенно провалился в сон, а когда открыл глаза и заворочался, увидел Владимира, осторожно и без лишнего шума растапливающего печку. Глянув на меня, он поднес палец к губам – не шуми мол – и кивнул в сторону соседней кровати. Но было уже поздно – Дока на ней зашевелился, с сонными глазами, принял сидячее положение и посмотрел в окно.

«Собираться пора!» – это он для меня, – «Сейчас ужин уделаем (съедим), и можно идти (на охоту)».

Через пол часа, в сумерках, мы шагали из лагеря в сторону бугристой равнины, где сайгу, если она есть, можно увидеть издали. Подкрасться на выстрел к ней днем сложно, зато легко можно ночью, ослепляя узким (обязательно) и мощным пучком света. Попав на животное, он заставляет ее глаза светиться двумя яркими зелеными огоньками, и ты эти огоньки замечаешь на приличном расстоянии, даже среди кустов и травы. После чего и начинается непосредственно охота.

Вы когда-нибудь гуляли по шоссе, а вас сзади догоняла машина с включенными фарами? Конечно гуляли, и прекрасно знаете, что если оглянуться, на эти фары, а потом посмотреть в сторону – там будет не просто темно, а чернота непроглядная, какое-то время. Этот эффект мы с Докой сейчас будем использовать. Один человек, в данном случае я, должен на пару секунд на сайгу навести фару, затем чуть-чуть опустить ее и осветить узкой дорожкой пространство до животных по прямой. Сайга освещенное пространство видит, и в окружающую черноту прыгать не решается. Другой человек, в данном случае Дока, должен бежать в обход сайги – фара у него сзади и окружающие предметы в темноте ночи он видит, а куда бежать – я сайгу постоянно подсвечиваю, зеленые огни ее глаз не заметить невозможно. Еще ему желательно не шуметь и использовать сколь возможно рельеф местности. В большинстве случаев, животные начинают чувствовать со стороны света какую-то подляну, и начинают от его источника, то есть от фары, уходить, но не в окружающую черноту, а по освещаемой мною дорожке. И движутся не быстро, постоянно на свет оглядываясь. Стрелок должен подбежать к ней сбоку и в освещенную полосу не выскакивать, но иногда такого не получается, либо пугает ее шумом. Тогда сайга бросается сломя голову в непредсказуемом направлении и все, можно сказать ей вслед досвидание. Но в пятидесяти процентах подбежать к ней на выстрел получается.

В полукилометре от лагеря мы с Докой останавливаемся, выбираем камни, на которые можно присесть и на них устраиваемся. Нужно немного подождать, полной темноты. Я понадежней прицепляю к себе аккумулятор с Урала – на ремень через плечо и шнурком по поясу, Дока отбирает понравившиеся патроны, рассовывает их по карманам в только ему понятной последовательности. Наконец все, можно двигать.

Включив фару, я с минуту просматриваю пространство впереди и по сторонам до горизонта. Пока никаких зеленых огоньков, значит сайги нет. Фару выключаю, молча идем в темноте метров двести. Останавливаемся, я фару включаю, осматриваем окрестности. Никого и ничего. Снова вперед.

Через час, когда вел луч света по горизонту, впереди вспыхнули зеленые огоньки. Есть! Семейка голов в двенадцать, стоит на месте, смотрит на нас (потому и горят глаза), пока далеко. То убирая с них свет, то вновь освещая, идем в сторону стада вдвоем. Стоит на месте, от нас уже метрах в четырехстах. Разделяемся: Дока забирает левее и шустро скрывается в темноте, я беру вправо, и двигаюсь…не быстро, периодически сайгу освещая.

Уже от меня метрах в двухстах, уже не только глаза горят, а и саму хорошо вижу и даже слышу пофыркивание. Дока себя никак не проявляет. Останавливаюсь – приближаться к сайге мне больше нельзя. Через пять минут зеленые огоньки задвигались – сайга почувствовала опасность. Медленно начала от меня уходить. Я за ней, теперь стараясь освещать пространство левее, что бы направить животных в сторону Доки. Подворачивает, вперед в темноту идти не хочет. Теперь стараюсь осветить пространство сзади ее, что бы впереди была темнота и сайга остановилась. На какое-то время останавливается, и … кидается галопом направо, не обращая на темноту внимания. И сразу выстрел: одна падает, остальные уже далеко и не останавливаются. Освещаю фарой упавшую, вижу, как из темноты подбегает Дока, над ней склоняется.

«Местная сайга», – Дока дергает животину за шкуру, – «еще не полиняла, волос короткий, коричневый, и держится крепко», – пришлая сайга, то-есть северная, должна быть с длинным серым волосом, который выдирается легко. Что бы волк – а это главный для сайги хищник – схватив животное, получил бы только шмат выдранной шерсти, а не богатый обед.

Через полчаса, в темноте ночи, мы шагали в сторону лагеря, сменяя друг друга под тяжестью рюкзака. Пять часов на охоту, от выхода из домика, и до возвращения в него. Пять часов недобранного сна! Владимир заворочался в кровати, сонно прогундосил:

«Как дела? Принесли чего-нибудь?»

«Работку тебе принесли!» – «обрадовал» его Дока, – «Будешь завтра шашлыки делать, а мы», – подмигнул мне, – «в кроватях валяться, к ним готовиться!»

«Молодцы», – не возмутился, и тихо засопел в уже и для нас привычном состоянии невосприятия мира.