Не знаю, что придумал Дока, но в Мирный из лагеря он умотал на собственном Урале до обеда. Оставив записку для Владимира:

«Средство для спокойствия души у тебя под подушкой», – там оказалась бутылка вина. Повеселевший коллега переложил ее в более безопасное место – «Вечером оприходуем!» – и до конца работы развлекал меня анекдотами с бородой, что свидетельствовало о его хорошем настроении. Вечером, после того, как бутылку мы уговорили, достал из под кровати рюкзак с пробными мешками, начал их вынимать и любовно складывать в компактные стопки, по четыре штуки в каждой. В мешок входит десять кило камней, в четыре – сорок. То есть, готовился таскать в рюкзаке по четыре мешка камней, больше в него не входило. И таскать сейчас можно только из палатки, в отвале, как я знал, руда лежала так себе, без видимого золота. Погрозил прохиндею пальцем: в палатку ни-ни! Владимир показушно возмутился:

«Я вещи в порядок привожу, а ты черт знаешь что подумал! Не полезу я в палатку, пока с вашей помощью бандитов не посадят!» – слава богу, остатки разума еще не потерял!

Из поездки Дока вернулся на следующий день к вечеру. В пыли, как при разгрузке цемента лопатой в ветреную погоду, но веселый.

«Сайга вовсю с севера прет, по дороге несколько стад повстречал»! – это он мне, в темпе сбрасывая запыленные куртку и брюки, потом из рюкзака достал пакет и протянул Владимиру, – «Это тебе, душу в порядок приводить!» – и из домика выскочил умыться.

Пока он на улице плескался, Владимир читал выуженную из пакета записку, понятно, что от жены. Поулыбался, наверное написано о приятном, и начал выкладывать на стол из пакета переданные супругой бутылку страшно дорогого (судя по этикетке) ликера, коробочку блинчиков, по запаху с мясом, еще какие-то съедобные штуковины.

«Баба твоя постаралась!» – прокомментировал вернувшийся Дока, – «Я к ней вечером заскочил, предупредил, что бы сегодня к обеду передачку готовила!» – и без приглашения за стол начал устраиваться, – «Есть хочу жутко!»

С гримасой проглотив стаканчик женского напитка, закусив двумя блинчиками с мясом и куском хлеба, начал рассказ о своих похождениях.

«Из спиртного, в Мирном и Пионерном только ликер. Местные мужики балдеют, ругаются, но покупают, потому что деваться некуда!» – кивнул на свой рюкзак под кроватью, – «Я и вам по бутылке привез, для следующего сабантуйчика!». Ну а что и для себя не забыл, и точно не одну – я не сомневался.

«Нашел в Пионерном дробилку, пришлось правда через забор прыгать – там у них везде охрана, как в армии. Мужики на воротах стоят, а работают одни бабы!» – и потянулся за вторым стаканчиком ликера, услужливо налитого Владимиром.

«Я пару анекдотов рассказал, с перчиком – про любовь и все такое – они это любят, в соку женщины. А взамен получил все нужное – и то, что пробы привезли – заказ срочный – и где они лежат показали», – стаканчик поднял, подождал, пока я и Владимир сделают то же самое, и опять же с гримасой жидкость проглотил, – «Ну и дрянь! Как она может девкам нравиться?»

Блинчиками дрянь закусили, перебили сладость пойла с ароматом женского шампуня.

«Наши я сразу узнал, по мешкам, и выложены были с краю, как привоз последний. И хозяина их бабы описали – точно Милочкин! Так что», – уставился на меня, – «можно к оперу (Михаилу) для разговора ехать!»

Владимир, после такого заявления, покачал головой и влез со своим мнением:

«Совсем свихнулись! Ну украли бандиты золото, только же никого не ограбили, силком ни у кого не отняли. И другим не мешали (наверное имел в виду себя) подзаработать немного! Оставьте их в покое!»

«В покое говоришь?» – возмутился Дока, – «А кто за смерть двух человек ответит? Которых из-за того же золота жизни лишили?»

Владимир начал пожимать плечами и строить из себя невинно оскорбленного, вроде как золото и две смерти между собой не связаны, но я Доку поддержал, грубо.

«Помолчи! Все ты прекрасно понимаешь, только сейчас себя выгородить пытаешься, потому что на том же золоте зациклился! К оперу мы во всех случаях поедем, а ты здесь сиди и не рыпайся. И мешки свои из под кровати убери, спрячь от домика подальше! Что бы не пришлось ментам объяснять, для чего они тебе понадобились!»

Но попасть в Мирный быстро не удалось, хотя у Сергея я на следующее утро отпросился. Не отпустили Доку, у которого за его двухдневное отсутствие в лагере набралось несколько срочных дел. С ними Дока расправился через три дня, и наконец то, на его Урале мы смогли ранним утром в Мирный выехать. Что бы успеть вечером в лагерь вернуться – отпустили нас только на день.

Дока прихватил в мотик ружье, и объяснил для чего:

«По дороге сайга встретится – одну завалю, Нинке отвезу. В партии сейчас мяса не достанешь».

К счастью сайга оказалась умной, замечала нас издали и близко не подпускала. И хорошо делала, потому что к оперу Михаилу в Мирненскую милицию должны были попасть до обеда. Какая уж там охота!

В партии подкатили к Докину дому, на двери естественно висел замок – Ниночка в Мирненской больнице ухаживала за больными. В темпе отряхнули с себя пыль, умылись, переоделись в чистую одежду, захваченную с собой из артели, и покатили в поселок горняков.

В милиции на входе сидел молодой казах в звании рядового, которого я никогда раньше не видел. Хотя в милиции бывал часто.

«К кому хотите?» – поинтересовался, поднявшись со стула.

«К Новикому, к капитану», – раньше такие слова были паролем на пропуск, сейчас же рядовой покачал головой:

«Нет у нас такого!»

«Как нет?» – удивился Дока, – «Недавно был, а уже нет?»

«Уехал», – объяснил казах, – «на историческую родину».

Вот те на! Мы то исторической родиной Советский Союз считали!

"А начальником у вас кто?» – из за моей спины поинтересовался Дока.

«Капитан Мендыгалиев!» – с гордостью доложил служивый, – «Раньше майор был, тоже уехал».

Мы с Докой переглянулись, и молча вышли на свежий воздух, отошли в сторонку. Помолчали.

«Что делать будем?» – Дока посмотрел на меня с надеждой.

«Ничего. Едем в партию, переодеваемся, и возвращаемся в лагерь. Друзей в милиции у нас теперь нет, а этому Мендыгалиеву», – кивнул в сторону здания, из которого только что вышли, – «до лампочки какая-то артель, какие-то трупы старые, про которые все уже и забыли. И золото в руде тоже до лампочки, потому что его еще извлечь нужно. А чистое конфисковали бы, в свою пользу, и все дела».

Дока ничего не ответил. Молча оседлали мотоцикл, покатили в партию. И только там, переодеваясь в пыльную дорожную робу, он наконец высказал свои дальнейшие намерения:

«В артели буду Владимиру помогать. Заначку ихнюю (руду в палатке) мы всю в сопки перетягаем, и хрен они что с нами сделают», – подождал, пока я не зачехлился полностью, – «Хотели все сделать по честному, а это, оказывается, никому не нужно. Теперь будем подрабатывать незаконно, но простых работяг не обижая». В лагерь катили в настроении понятно не радостном.

Зато Владимира, когда рассказали о результатах поездки, обрадовали неимоверно.

«Что я вам говорил!» – проорал с улыбкой до ушей, – «О себе надо думать, как денежку заработать! А не бандитов ловить!» – забыл, что на них два трупа.

«Поработаем», – поддержал его Дока, – «только командовать ты не будешь», – Владимир тут же нахмурился, не понравилось, а Дока ему разъяснил, – «Ты же ничего спрятать нормально не можешь. Я твои камни в горках, где они прятались, в момент нашел. Хотя было их немного. А теперь я буду командовать, куда и как складировать, никто в жизнь о схроне не догадается!» – и уже с пренебрежением, – «И вывезти из лагеря только я могу, на мотике. Машиной во всех случаях не получится – в момент спалимся!»

Владимир выслушал Доку с видом серьезным, и возмутиться не решился. А я промолчал – по моим прикидкам, реализовать планы двух дельцов времени уже не оставалось, закрытие артели должно вот-вот начаться.