Десять дней – срок приличный, но начинать практически законченную работу, когда вся техника собрана в кучу и часть ее на зиму уже законсервирована, когда каждый успел собрать личные вещи и на них сидел, когда даже рабочие робы припрятали и по лагерю ходили в относительно чистом, никто не рвался. Вдобавок ко всему, осень брала свое, и по ночам даже в домиках было холодновато.

Так что народ лодырничал, кучковался с разговорами на тему похищенных баксов, предлагал самые фантастические варианты ее разрешения, вплоть до абсолютно абсурдных. В своем домике мы тоже много о чем говорили, а кое-кто по ночам и действовал – Владимир почему-то повеселел, днем клевал носом, и каждый вечер чем-то шуршал у себя под кроватью. Не иначе, как втихаря перетаскивал богатую руду из карьера в сопки. Дока, пообщавшись с Сергеем, о самоназначении себя и Владимира в сторожа уже не говорил, из чего напрашивался вывод: геолог ему объяснил что к чему, и предложил не лезть раньше батьки в пекло – артель без начальника не останется, и таковой скоро здесь появится, решать все вопросы, в том числе и о сторожах.

Пять дней откровенно бездельничали, надеясь, что в лагерь прилетит весть о поимки преступников, вместе с похищенными баксами. В столовой заканчивались продукты, купить которые было уже не на что, и нам с Докой волей-неволей пришлось делать черное дело: в день добывать по сайге, которая валом валила с севера и белела везде на склонах сопок групками и даже приличными стадами. А что оставалось иного, когда еды нет и купить ее не на что?

А на шестой день в лагере появился знакомый милицейский Уазик. Двое ментов и гений финансов, уже в очках и без повязки на голове, прошли в балок к Сергею, с час о чем то с ним говорили. Возле балка за это время собрался весь народ. Курили, тихо разговаривали, строили предположения, с нетерпением ждали от гостей разъяснений.

Наконец приехавшие из балка вышли, вместе с Сергеем, народ тут же окружил их плотным кольцом. И услышал от главного мента потрясающую новость.

В степи, вблизи административной границы с Россией, местными жителями найден брошенный Уазик, с двумя в нем трупами – по приметам, Милочкина и одного из сопровождавших его «бандюков». Никаких денег и документов при них не оказалась, что свидетельствовало об одном: находятся у «бандюка» третьего, имевшего в артели кликуху «Дылда», и который по всей вероятности скрылся на территории можно сказать другого государства, что затрудняет его поиски.

Собравшиеся поняли, что баксов им теперь не вернуть, и загудели в нецензурных словоизлияниях, требуя на растерзание гения финансов. Тот тут же замахал руками, призывая к порядку, и начал объяснять проведенные им за пять дней финансовые мероприятия. Народ тут же смолк и обратился весь во внимание.

Оказалось, что с финансовой точки зрения, дела не так и плохи. Если считать, что пятьдесят процентов от заработанных денег каждому вернут. Только уже в рублях. И при согласии всех на продажу намеченной для этой цели техники.

Конечно, все тут же продажу поддержали, потому что были без гроша в кармане и дальше Мирного уехать никуда не могли. Заодно и пошумели, давая всем начальникам, бывшим и действующим (в том числе и Сергею) нелицеприятные характеристики. И было за что: в предлагаемом варианте каждый получал только пятьдесят процентов от заработанного.

Менты и гений финансов уехали, а работяги до вечера по лагерю слонялись, кучковались и перемалывали кое-кому косточки, в том числе и Николаю Игнатовичу, хотя о мертвых можно или ничего, или только хорошее.

Еще через пять дней милицейский Уазик привез одного гения финансов, с большущей сумкой, и ящиком водки. Роздал под роспись в ведомости причитающиеся каждому деньги, всех предупредил, что назначенный новый начальник через день-два здесь появится, передал Сергею из рук в руки ящик водки, и на милицейской машине умотал. Наверное решать неотложные финансовые дела.

В вагончике-столовой вечером был скромный прощальный сабантуй, на котором водку конечно выпили, остатки продуктов съели. И без особой радости разошлись по домикам – на утро была намечена машина в Мирный с желающими лагерь покинуть и больше сюда не возвращаться. Выразившие намерение работать в артели и дальше, оставались до приезда нового начальника. Наша троица тоже оставалась – Дока и Владимир еще надеялись в сторожа попасть, а мне просто оставлять их одних не хотелось.

Через два дня в лагере появился новый начальник, с мужиком, остающемся в артели на зиму, как заместитель начальника. В помощь ему нужен был всего один человек, и таким ни Дока, ни Владимир ему не подошли. Так что для них вышел облом, и на следующий день, сердечно простившись с Варей, пустившей по этому поводу слезу, пожав руку Сергею и работягам, лагерь наша троица покинула, на Докином Урале, загруженном шмотками до предела, и с Чапой в люльке у меня на коленях.

«Придется сюда возвращаться», – предупредил Владимир, – «у меня в сопках камней, сто пятьдесят кг. Так что будь готов!» – последнее касалось водилы, ибо иного транспорта, кроме его мотоцикла, золотоковырятель нигде не разглядел.