К ноябрьским мы подходили с отставанием – за десять дней смололи и отмыли с тонну материала, хотя по плану доложны были сделать в два раза больше. Причины были разные: то Владимир не явится на ночную смену, жена находила работу дома, да и …супружеский долг нужно хоть изредка исполнять, то я день занимался отмывкой, и оборудование для истирания простаивало. Еще и утиная охота – отвлекла меня и Доку от дел в общей сложности на сутки.
На нее мы попали накануне праздников. Погода выдалась отличной – тепло, тихо, на небе редкие облака. На моей копейке втроем (третий – Чапа, довольный, что о нем не забыли) мы быстренько добрались до старого рыбацкого поселка на берегу озера, к другу Доки, организатору охоты. Отсюда на деревянной лодке под мотором проплыли километров пять до нужного места. Это была протока шириной метров сто в крутых, заросших сплошным густым камышом берегах. К ее середине камыш прорывающемся в виде отдельных, но многочисленных купаков. Протока соединяла озеро, на котором вдали от берега отдыхало множество стай пролетной утки, с приличным заливом, в котором чистая вода проглядывала только в его середине.
«Днем утка на чистой воде», – объяснил хозяин лодки, – «а солнце начнет садиться – вся в залив кинется, на кормежку. До темноты с полчаса стрелять можно, если патронов хватит. Потом с фонарем будем собирать».
У нас с Докой по семьдесят патронов – обычный запас при утиной охоте. Если поверить нашему командиру, в минуту каждый должен выстрелить не менее двух раз. Даже больше. Такого пока не случалось, если и удавалось семьдесят патронов разбухать – то минимум за две зори, каждая часа по три, не меньше. А у нас всего полчаса, с трудом в подобное верилось.
В середине протоки в купаке погуще лодку замаскировали, по соточке самогонки (из сахарной патоки – Дока на пробу выгнал) выпили. И стали ждать вечера.
Между тем в погоде проходили изменения: подул легкий ветерок, на небе появились редкие тучки. Потихоньку ветерок крепчал, тучки сгущались.
«Сейчас к нам попрет», – это командир об утках, – «в ветер на воде сидеть не хочет. Лететь будет низко, очень быстро – со свистом, времени на выцеливание минимум. Так что ружья держите в готовности постоянно. Если прозеваем и не пальнем – может на заливе сесть, а если пальнем – обязательно сделает над ним круг и еще раз над нами пролетит, теперь на озеро. Тут мы должны еще по разу бахнуть ».
Мы с Докой тут же зашевелились, устраиваясь в лодке поудобней, на всякий случай взяли ружья в руки. Через пять минут над головами просвистела первая стая – мы и ружья поднять не успели, только посмотрели ей вслед.
«На сверхзвуковой», – определил Дока и покачал головой. Чапа же обиженно разочек гавкнул.
«А я что говорил», – поддержал Доку командир, – «теперь не зевай, лететь будут стаями одна за другой!»
Он не успел и закончить, как заорал Дока:
«Идут!» – и в лодке вскочил на ноги. Уток и я заметил, но нормально прицелиться не удалось, слишком быстро летели. После шести выстрелов – каждый отдуплетился – ни одна из стаи не выпала. Увидев такое, Чапа обиженно завыл.
«Сейчас еще полетят!» – успокоил все знающий абориген, и горе охотники начали ружья лихорадочно перезаряжать. Едва успели это сделать – утки были уже рядом. На этот раз я не пытался выцеливать отдельную птицу – отдуплетился по стае, думаю, и остальные поступили так же. Шесть выстрелов – две утки выпали и закачались на воде. Чапа с визгом выпрыгнул из лодки, поплыл к ближней. Пока мы лихорадочно перезаряжались, с озера пролетела еще стая. И хотя выстрелить мы не успели, лодку нашу утки увидели, в заливе садиться побоялись и сделав над ним круг, над нами пролетели, теперь в сторону озера. Еще по разу отдуплетились – одна упала. Чапа с первой уткой в зубах успел подплыть к лодке, оставил птицу рядом с ней и поплыл за следующей. Пошло дело!
До темноты не досидели. Ветер стронул водоплавающих с озера раньше обычного, и последние патроны мы отгакали при хорошей видимости. Собрали уток – половину принесла собачуха, и на большее у нее не осталось сил, за остальными пришлось плавать на лодке. Посчитали – по десять на каждого. Прямо в лодке выпили по соточке за удачную охоту, Чапа в награду получил кусок мяса. После чего командир выдал загадочную фразу – «Ну теперь держитесь!» – и запустил двигатель.
Несмотря на ветер, в протоке больших волн не было – близкий высокий берег и камыш не позволяли им разгоняться. Но когда вышли в озеро на открытую воду – смысл загадочной фразы поняли. Теперь приличные волны били по борту лодки и тащили ее к берегу на камни. Рулевой наш, всю жизнь проживший рядом с водой, прекрасно знал, что нужно делать: вначале поставил лодку так, что бы удары воды принимал нос – и мы от берега начали удаляться, потом развернул ее и подставил под удары корму – теперь нас понесло к берегу. Такими зигзагами пять километров до рыбацкого поселка шли мы часа полтора, большей частью уже в темноте. А когда повернули к берегу, на котором лежали поселковые лодки и мы должны были добавить к ним свою, ветер неожиданно стих, вода начала успокаиваться, наше настроение подниматься.
«Еще хорошо отделались», – командир разоткровенничался, – «один плыть не рискнул бы. Ну а втроем – ребята вы надежные, в случае чего в беде не оставите!»
«Само собой», – согласился Дока, – «тонуть в компании завсегда приятней!» С чем остальным оставалось только согласиться.
Лодку вытащили на берег, мотор хозяин отволок в дом. После чего вдвоем с Докой они приложились к бутылке еще раз, а я пошел заводить копейку. С удовольствием поддержал бы компаньонов в важном деле, но садиться за руль и рисковать жизнью не только своей, а и верных друзей, уговоривать меня бесполезно.
Следующий, уже праздничный день, для меня начался с работы: уток ощипать, опалить, выпотрошить и вымыть. Десять штук – часа два провозился и теперь был спокоен: в случае появления гостей, чем закусить у меня найдется. Как и выпивка – дом у Доки оказался намного теплее моего, бражка соответственно выиграла пораньше, и верный напарник успел выделить из нее алкоголь в виде пятидесятиградусного продукта. Литровую банку принес мне, а заодно и поинтересовался:
«Что делать будем? Праздник все ж таки, работать нельзя по определению!»
Оно конечно так, только раньше ноябрьские были действительно праздником, народ массово отмечал их два, а то и три дня, если подворачивался дополнительный выходной. В партии стоял шум и гам, все разряженные, все веселые. Кроме общей гулянки с вечера и почти до утра, на следующий день обязательные походы по друзьям и знакомым. Сейчас же в партии тишь, и все как то серенько. Народ в думах как выжить, как продуктами в магазине отовариться. Хорошо хоть водки каждому продали по талону по бутылке, да по килограмму колбасы на закуску. Какое веселье, когда и специалистов в партии осталось всего ничего, причем в большинстве пожилых. Весельчаков молодых и среднего возраста по пальцам можно пересчитать! У меня жена из города приехать не могла, держится за место – работа срочная, в отгул или отпуск отпрашиваться побаивается. А может и не хочет, зная что в партии творится.
«Работать точно не будем», – успокоил я Доку, – «а собраться не помешало бы, нас и осталось всего четверо!» – это я, Дока, Владимир и Паша. Нет в партии Лени, нет веселых женщин, с которыми приятно посидеть за столом, потанцевать, нет подруг жены, которые были и моими подругами, нет той атмосферы, в которой все мы когда то были счастливы.
«Тогда у меня и соберемся», – решил Дока, – «только Володька вряд ли придет, жена будет держать с собой рядом, а к Паше давай заскочим, предупредим, что бы в другую компанию не смылся с женой вместе», – и загадочно улыбнулся, – «Нинка для тебя сюрприз приготовила!»
Не откладывая дело, мы проскочили к Паше, и возражений по поводу небольшого сабантуйчика от него не услышала. Потому что все решила его жена Людочка, сразу же Доку предупредившая, что придут они на обед со своим спиртным и своей закуской, которую она успела наготовить в избытке.
На всякий случай проскочили к Владимиру. Квартира оказалась на замке, хозяева уже в гостях, может быть в Мирном. Оба они работники школы, и друзья у них соответственно из другого ведомства, точно не геологического. Ну и черт с ними.