Полученных денег с лихвой хватало на оплату двух месяцев аренды генератора. Необходимую сумму я отложил, а остальные разделил на три части. Свою отдал жене, и на следующий день после обеда (два часа простоял на заправке!) отъехал в партию. К вечеру был там, сразу отнес Доке отложенное на аренду и его долю из остатка, после чего заглянул к Владимиру, обрадовал и того нежданным приработком. Был он небольшим, но перетянутую резинкой пачку гринписовец взял с удовольствием, просмотрел купюры на свет – проверял не фальшивые ли. И с непонятной для меня гордостью изрек:

«Наконец то! Я ждать перестал, когда мы первую деньгу поимеем!» – перевел счастливые глаза на меня, – «И сумма приличная, за такую можно повкалывать!» – как будто мы этого не делали раньше!

К обеду Дока успел заплатить за аренду генератора, выбрать из нескольких один поновей и размером поменьше, съездить в Мирный к знакомому и взять у него на день тележку-прицеп к Уралу. Везти тяжелую железку к землянке с молотилкой можно только на ней – в люльку никак не вмещалась.

Перекусив, добавили в люльку канистры с водой и бензином, и покатили в степь. К вечеру генератор установили в густом кустарнике между двумя в рост человека камнями, тщательно замаскировали с открытых сторон, и сделали пробный пуск. Все прошло успешно – и на этом сегодня закончили. Домой вернулись в глубоких сумерках. Договорились, что я на Минске завтра возвращаюсь к молотилке и работаю день, а технарь в партии решает проблему с бензином, теперь его нужно много – по паре канистр на день, не меньше.

Поработал я на отлично. Делов то! Пару раз залил горючку в бак, разок проверил уровень масла, разок долить воды в радиатор. Все это и работой считать нельзя. Силу прилагать пришлось при загрузке дробленки в молотилку – поднимать мешки по десять кг. Сделал десять загрузок, по два мешка каждая. В сумме поднял двести килограмм, потом столько после истирания в те же мешки затарил и оттащил из-под молотилки в сторонку. И тут же понял: дня через три в землянке ступить будет некуда, из-за этих мешков. Придется решать, что с ними делать.

В свободное время – когда молотилка по сорок минут крутилась и мне нечего было делать – побегал вокруг, послушал, как шумит движок и на какое расстояние звук доносится. Все нормально, по крайней мере, я раньше незваных гостей увижу, чем они нашу работу услышат. Посмотрел на сайгу, гуляющую вокруг, навестил будку со скважиной, где попозже собирались отмывать золото из истертого материала. Никого лишнего – ни людей, ни машины или мотоцикла – за весь день не заметил. Кругом тишина и покой, лишь рядом с землянкой слабое постукивание работающего движка. И только ближе к вечеру, когда стих ветерок и установилась абсолютная тишина, заметил, что стада и семейки сайги неожиданно двинулись от горизонта, за которым скрывалась партия, в мою сторону, причем дальние можно сказать бежали, как это сайга делает в случае опасности. На всякий случай с бугра, где сидел на камне так, чтобы видеть окрестности, спустился к движку и его заглушил. А когда на бугор вернулся – заметил вдали полоску пыли. Кто-то катил по проселку. Спрятался за камнем – незваный гость явно рулил в мою сторону, через тройку минут разглядел мотоцикл, дальше определил его как Урал, а еще через пару минут в водиле разглядел Доку, и в люльке Чапу, утром которому на моем Минске места не нашлось. И зачем они здесь, на ночь глядя?

Не доезжая со стороны бугра до нашего схрона метров двести, Дока загнал мотоцикл в кусты и заглушил. Пошагал ко мне с рюкзаком на плечах и с канистрой в руке. Чапа опередил его галопом, с хода начал прыгать и лизать меня в лицо, демонстрируя радость встречи. Дока же подошел степенно, поставил на землю канистру, помахал рукой:

«Тяжелая, зараза!» – в воздухе пахнуло бензином.

«Зачем приехал?» – поинтересовался на всякий случай, – «Делать в партии нечего?»

«А!» – Дока махнул рукой, – «Нинка ночью дежурит, дома никого. Скучно стало, вот и приехал!» – снял с плеч рюкзак, – «Поработаю здесь ночью, а утром домой. Вот», – кивнул на рюкзак, – жратвы привез. И спальник на всякий случай в люльке лежит. Твой, между прочим, тоже».

«Мой то зачем?» – улыбнулся Доке, прекрасно поняв его намерения и надежды.

«Ну… вдруг и ты останешься», – не глядя на меня покрутил головой, вроде что-то рассматривая на горизонте, – «у меня и пузырь есть», – теперь с надеждой на меня глянул, – «И у тебя дома тоже никого!»

Действительно, что делать в партии? Сидеть одному, ждать с моря погоды? Лучше здесь, с другом и напарником. Мороз пока не предвидится, снег тоже. В спальнике полный комфорт!

«Для начала заводи движок – я его из-за тебя вырубил, когда мотоцикл заметил. А я пойду молотилку включать!» – и пошагал к землянке. Чапа за мной.

Запустив производство, мы сходили к Уралу, принесли не к землянке, а к наблюдательному пункту на бугре спальники, потом истертый в молотилке материал из нее высыпали, загрузили новую порцию дробленки, включили электродвигатель. Теперь у нас сорок пять минут свободного времени.

Убедившись, что мы никуда уезжать не собираемся, Чапа побежал гонять сайгу, успевшую подойти к нам довольно близко, ну а Дока развязал свой рюкзак и начал вынимать из него вкусные изделия Ниночки. Последним достал продукт собственного изготовления – бутылку знакомой самогонки. Скучать нам не пришлось.

За ночь к истертому материалу добавили еще двести кг – в землянке уже для него и места не оставалось. Под утро и я поработал – дал напарнику поспать тройку часов. Хотя пришлось на отдых уговаривать. И по светлому, когда перекусили и попили чайку, предложил перевезти истертый материал к луже, где мы золотишко уже отмывали. И в ней мешки утопить, на время, потому что работать в землянке становится невозможным, а выносить мешки и прятать где-то рядом, мне не хотелось. Мало ли что. Дока не только согласился, а и развил идею:

«Перевезем, и сразу золотишко отмоем, что бы мешки в воде не прятать. Возись потом с ними», – такой вот он, скор на решения. Хотя и я на вариант согласен. Только как на это посмотрит Нинуля, когда Дока только вечером объявится дома? И словно читая мои мысли, напарник успокоил:

«Нинка после дежурства день дрыхнуть будет, обо мне и не вспомнит!»

Пришлось нарушить правило – подъехать на Урале к землянке. Не носить же десяти килограммовые мешки к нему за двести с лишнем метров. Люльку загрузили по максимуму, несколько мешков привязали к заднему сиденью. И покатили к луже, Дока на Урале, я на Минском. Чапа восседал в люльке на мешках – знакомое для него дело.

Прямого проезда к луже не существовало – были причудливые следы машин геологов и моей (имею ввиду партийской) в том числе, когда приходилось и людей сюда привозить, и спецтехнике передвигаться. Знакомые места, многократно исхоженные и изъезженные по работе, а потому ехал первым, и внимательно смотрел вперед – не пропустить опасный участок, который нужно проезжать на первой скорости, причем на малом газу. Что бы не сломать голову. Пологая дайка пересекала давние следы машин, и если с нашей стороны был просто подъем, не очень и заметный, то обрывался он крутым уступом. Естественный трамплин, место запредельно опасное – одна из партийских машин в прошлом пострадала, из-за балбеса шофера, и сейчас я смотрел вперед во все глаза, что бы трамплин не пропустить.

Возле него остановился, Дока за мной тоже. Вдвоем к трамплину подошли, напарника он впечатлил:

«Ни фига себе! Если не знать – шею запросто сломаешь!»

«Место запомни, и скорость всегда снижай!» – это я на всякий случай, что бы у Доки опасное место получше отложилось в голове.

Через пару километров было еще одно место, которое лучше назвать не опасным, а сложным. С нашей стороны это вначале сухое русло, где не просто разогнаться, и за ним крутой и длинный подъем на верх сопки. На груженом Урале нечего было и пытаться подняться, это я знал точно. Здесь и машины пустые вверх если и выскакивали, то со второй-третьй попытки, а потому перед сухим руслом был отворот вправо, и по большому полукругу сопку огибал, заставлял делать лишних пару километров. Но по безопасному проезду. При возвращении же – а в геологии это дело обычное: куда привезли, оттуда и увозят – шофера эти пару километров компенсировали, ехали не по объезду, а проскакивали сопку по прямой, с использованием крутого спуска. Мы конечно, на объезд в нужном месте свернули.

Наконец лужа. Дока начал разгружать мотоцикл, я нашел и поволок к воде спрятанные в кустах шланги, растягивая их и расправляя. Потом с Чапой занялся отмывкой, а Дока укатил к землянке за остатками истертого материала.

Отмыть к вечеру успели половину, вторую пришлось припрятать, но не в воду, а в кустах, и рядом с местом работы. Шланги тоже далеко не отнесли, сил уже не оставалось. Решили вернуться сюда завтра, в надежде, что за наше отсутствие никто лужу не навестит и следы работы не заметит.

В партию вернулись засветло, и сердобольная Ниночка сразу усадила за стол. Заодно меня и «обрадовала»:

«Марина в партию приезжала, а вас все нет и нет. Расстроилась девушка!» – надеюсь, не вздумает сегодня вернуться, сил у меня ни на какие подвиги.

«И Володя недавно забегал, вас искал», – продолжала Ниночка выкладывать новости, – «Обещал утром зайти», – это хорошо, что обещал, завтра суббота, и он должен вкалывать на нашем незаконном производстве, хватит уже бездельничать.

Хватит то хватит, только бензина для движка осталось на четыре часа работы, не больше. И его нужно срочно доставать. Дока место нашел, где обещали поделиться, за спиртное и втихаря: в Мирном срочно организовали карьер по добыче гранитных блоков, зачем-то понадобившимся французам. Платили за них доллары, причем сразу и без задержки. А потому карьер процветал, и бензин там тек рекой – специальными резаками, похожими на громадные паяльные лампы, нарезали не менее громадные блоки твердейших пород. Которые потом раскалывали на более мелкие уже по-другому.

Дока на карьере побывал, обо всем договорился, после чего мы оценили общие запасы самогонки из сахарной свеклы. На десять дней бензином она обеспечивала, оставалось провести первый обмен. Ранним утром, пока на карьере нет начальства, технарь должен туда смотаться и обмен провести. Ну а я его подожду дома, и потом уже все вместе, включая Владимира, поедем на работу.

Утром школьный завхоз не дал мне выспаться, разбудил в восемь часов. Явился в рабочей робе, с рюкзаком, и претензиями:

«Обещали на работу отвезти, а сами дрыхните!»

«Еще наработаешься», – буркнул я, потягиваясь в кровати. И начал не торопясь приводить себя в рабочее состояние – одеваться, умываться, готовить завтрак. Чем выводил Владимира из душевного равновесия – так он рвался в землянку. Но без бензина работа не получалась, поэтому я тянул время в ожидании технаря – должен вот-вот появиться.

Появился через полчаса, когда Владимир уже не находил себе места, и веселым: четыре полные канистры стояли в люльке.

«Тары не нашлось», – поплакался технарь, – «мог бы больше привезти!»

«В артели меня из-за камней с золотишком гнобили – правильными себя показывали! А сейчас сами бензин воруете!» – выплеснул Владимир накопившийся негатив, и на всякий случай от Доки отвернулся. Что бы в глаза не смотреть. Тот, конечно, оставить такие слова без внимания не мог:

«Не нравится – можешь в партии оставаться. Обойдемся без твоей помощи», – повернулся ко мне с предложением, – «Погнали работать, а этот», – кивнул на Владимира, – «пусть домой топает, к бабе в кровать еще успеет. На мотике для него места нет – канистры в люльке стоят!»

«Мужики, вы чего?» – испугался завхоз, – «В выходные я с молотилкой работаю, а вы отдыхаете! Только меня к ней отвезите!»

«Ну да! Тебя отвези, потом привези! Много хочешь! Проще самим поехать и поработать, что б золотишком с тобой не делиться!» – продолжал Дока, с хитрецой поглядывая в мою сторону. Владимир на глазах побледнел, потом посинел, и с придыхом выдавил:

«Друзья называются! Жизни мою и дочки ломаете, и еще радуетесь!»

На что Чапа неожиданно завыл, а потом громко начал меня с Докой облаивать. Показал, кто из нашей троицы прав, а кто виноват. Я и Дока рассмеялись, Владимир криво улыбнулся, и технарь дал ему совет:

«Скромней себя веди! Для тебя же с бензином бартер проворачиваем, между прочим, за самогонку, свою личную, которой у тебя нет и никогда не будет!»

«Водкой вклад сделаю!» – воодушевился Владимир, – «Жена иногда домой бутылку приносит!»

«Сделаешь», – с удовольствием согласился технарь, – «Только мы ее самогонкой заменим, а саму – выпьем!»

Через десять минут на двух мотоциклах катили в степь. Дока вез Владимира с Чапой на коленях, и бензин к молотилке, я рулил к луже, куда технарь подъедет попозже, предварительно объяснив своему пассажиру, что и как он должен в землянке делать, на что обращать внимание, где сидеть и куда смотреть, что бы его никто посторонний не прихватил за работой.

К вечеру из оставшегося на луже истертого материала золото мы отмыли, наполненный водой шланг с обоих концов заткнули затычками, и спрятали в луже, где он погрузился на дно и из вида исчез.

«Пока тепло – здесь будем золото отмывать. Очень удобно, водички много, сама бежит. И следов не остается – песка и без нас хватает. А будка все ж на проселке стоит, в месте видном. Да и движок нужно в ней ставить, что бы воду из скважины поднимать. Сплошные заморочки».

«Это точно», – поддержал я умную идею, – «повезет – до морозов все и успеем».

В партию вернулись вдвоем, оставив Владимира, как раньше и договаривались, на ночь при молотилке. Не знаю, как этот тип договаривался со своей женой, далекой от любых кроме школьных дел, но поздно вечером она ко мне зашла, и долго нудно выведывала, где ее муженек, и что за дела у него ночью в «безлюдном и опасном» месте. Не знаю, что больше: или за здоровье муженька переживала, или выведывала, не к бабе ли на стороне он подался. Как мог – душу завуча (или завучихи?) успокоил.