Перед тем, как возвращаться в партию, пришлось повозиться – пройтись по проезду в обе стороны, и убедиться, что на щебенке следов ни мотоцикла, ни Газика разглядеть невозможно. После чего протереть тряпкой возможные на машине места, к которым кто-то из нас прикасался. Что бы отпечатки пальчиков не остались. Вдруг за наше отсутствие на Уазик кто-либо наткнется и о происшествии сообщат в милицию? Хотя вряд ли там будут (в наше то время!) тщательно разбираться в причинах аварии, слишком они очевидны. Ну а трупы конечно идентифицируют – пальчики «Дылды», успевшего побывать на зоне, никуда не делись, и менты с радостью доложат по инстанции о трагической кончине известного бандита, и еще одного, которого мы с Докой раньше не видели. Тревожило только одно: Уазик то, видели у дома Доки в партии, и могли заинтересоваться, с какой стати он там отметился. Так что и от трупов, и от теперь утильной машины желательно избавиться как можно скорее. И вопрос этот начать решать еще сегодня.

Появление муженька в моем сопровождении Ниночка встретила с облегчением. Бросила ружъе на стол, за которым сидела, и прыгнула – по другому не назовешь – муженьку на шею, надолго на ней повисла.

«Все хорошо, все хорошо», – успокаивал ее напарник, – «а ты молодец, вон как нам помогла – день бандита караулила!»

«Убить его хотела!» – сообщила Ниночка сквозь слезы, – «Если б вы до утра не вернулись – точно застрелила бы!»

«Теперь и стрелять не надо!» – Дока начал женушке улыбаться, – «Но», – глянул в сторону лежащего на полу амбала, – «морду ему начищу! Объясню, как с женщинами нужно обращаться!»

Бандит, все это время молча лежавший на полу, теперь зашевелился и прорезал голос:

«Руки мне развяжите, уже не чувствую, так задубели! В сортир сводите! И пожрать дайте!»

Я продемонстрировал ему один из пистолетов, изъятых в поверженной машине, руки бандиту развязал, предупредил, что б не вздумал рыпаться, после чего развязал и ноги, но сразу же тем же шнуром их стреножил, как это делают с лошадьми, что бы они прыгать могли, а бежать – нет. Нашему подопечному сегодня еще попрыгать придется, и к туалету обязательно, а потом к Докиному Уралу, потому что по темному этого любителя привязывать женщин к стульям мы должны из партии везти к месту аварии. Что бы там он выполнил свой долг: предал земле «братанов». Но пока о предстоящей работе ни Ниночке, ни ему ничего не говорили, как и о нынешнем состоянии здоровья его подельников. Что бы раньше времени не расстраивать.

Немного успокоившаяся Ниночка на скорую руку приготовила сразу обед и ужин, и после того, как все со стола мы смели («бандюган» тоже получил свою долю, хотя хозяйка была против), а на улице хорошо потемнело, на Урале покатили в степь, усадив стреноженного бандита в люльку, в компании с обычной лопатой.

Разглядев содержимое кабины разбившегося Уазика, пассажир наш, этот бесчувственный «бандюган», пообещавший мне и Доке быть «порезанными в лапшу» теми, кто сейчас в ней находился, пустил скупую мужскую слезу. Очень расстроился, но с задачей своей – похоронить подельников – безропотно согласился, и даже лично выбрал подходящее место для могилы, по нашему требованию – подальше от места происшествия. А когда начал ее копать, неожиданно попросил:

«Когда нас засыпать будете, головы чем-нибудь прикройте. Что бы земля в глаза не попадала!» – решил, что мы его в живых не оставим. Как, наверное, сделали бы бандиты с нами и Ниночкой.

«Не ровняй с собой», – возмутился Дока, – «Твои кореша по собственной глупости на тот свет отправились, лучше за дорогой нужно было смотреть. Вместе с ними хоронить тебя никто не собирается. Морду, конечно, лично мне начистить хочется, за жену, да уж ладно, обойдусь без этого, у тебя сейчас проблем своих хватает!»

Поняв, что жизнь у него не кончается, бандит заработал лопатой повеселей и поэнергичней. К рассвету яма была готова – с нашей помощью, тоже пришлось поработать лопатой. Уже по светлому тела с трудом выдернули из искореженной кабины, помогли могильщику поднести к месту вечного покоя, и он их молча, иногда со слезой, засыпал землей, не забыв предварительно положить на головы подозрительно грязные тряпки.

Оставалось поработать с машиной – во всяком случае, кровь в кабине замыть обязательно. Канистра с водой в мотоцикле Доки стояла всегда, и с час наш похоронщик приводил внутренности кабины в относительно чистое состояние. После чего, проверив качество работы, мы тут же с места аварии, подальше от утильного транспортного средства и могилы отъехали, в укромном месте остановились, и объяснили бандиту его будущее.

«Сейчас довезем тебя до Мирного, и высадим», – бандюга напрягся, не возле ли милиции, и я его успокол, – «ментам сдавать не будем. Но сразу из поселка валишь, и больше не появляйся»,

«Мы знаем, кто ты, и где тебя можно найти. На всякий случай ребятам своим расскажем, где искать, если мысли глупые в голове появятся. Сразу рядом с «братанами» окажешься!» – это ему Дока объяснил, а я молча протянул два бумажника погибших подельников:

«Держи. От твоих корешей, нам чужого не надо!»

Бандит принял бумажники, повертел их в руках, спрятал в карман:

«Спасибо, братаны (во как! Уже родственниками стали!) Я к вам претензий не имею. Корешам не пофартило – по глупости жмурами стали, а вы со мной по божески поступили», – и к Доке повернулся персонально, – «За женку прости, что к стулу привязал. Только я ее и пальцем не тронул!»

Отвечать ему напарник не стал, а только хмыкнул и молча завел Урал. Втроем покатили в направлении к Мирному.

Через день, выспавшись, отдохнув, пообщавшись с Мариночкой, которая, как оказалось, наведывалась со вчерашнего утра несколько раз, поговорив с Владимиром, которому пришлось топать от землянки в парию на своих двоих очень долго, успокоив его и ни во что конкретно не посвятив, убедившись, что в партии разговоры о валяющемся в степи Уазике не пошли, мы с Докой место аварии посетили. Но подошли к нему пешком, спрятав мотоцикл раньше. За наше отсутствие следов там не появилось, и наверное долго не появится – место для редких охотников неинтересное, а кому-то другому сейчас в степи вообще делать нечего. Дока оглядел Газик повнимательнее: пощупал и покачал колеса, прошел к оторвавшемуся, убедился, что оно цело, заглянул в двигатель, в кабине подергал рычаги скоростей и тормозов. Все, правда, проделал в перчатках. И вынес вердикт:

«Двигатель не заведешь, перед и радиатор разбиты всмятку. А отвалившееся колесо можно приделать. Не намертво, а так, что бы машину тихонько тащить, если поставить на колеса».

«Куда тащить? И зачем?» – поинтересовался я для проформы, потому что понимал, что тащить нужно – убрать с проезда, по которому нам еще ездить и ездить, возить истертый материал к луже на отмывку.

«Сам знаешь зачем», – ухмыльнулся Дока, – «что б работе нашей не мешала!» – ну да, и у него мысли правильные, – «В Мирном договорюсь о машине – только раскошелиться придется – и утянем отсюда подальше. Вначале его», – кивнул на Уазик, – «тросом на колеса поставим, потом ты за руль сядешь, а я потяну». – можно сказать, что на этом мы и договорились.

Через два дня инвалидку отволокли километров за двадцать, с трудом втянули на пологую с одной стороны горушку, и с крутой другой столкнули вниз руками. Правда, Дока предварительно смочил бензином какую-то рванину, бросил ее в кабину и поджег. Вначале калека бодро покатился, потом начал забирать в сторону приляпанного и все же подтормаживавшего колеса, наконец начал кувыркаться. Затих у подножья горушки, на том же боку, на котором лежал после аварии, и запылал по серьезному. Мы к нему спускаться не стали.