В отряде работа, в партии ЧП

К камералке шагал с рюкзаком за плечами и спальным мешком в руке. Обе ноши не тяжелы, но объемны, в них все необходимые для жизни в отряде вещи, начиная от принадлежностей туалета и кончая запасной одеждой. Присоединю к ним атрибуты геологии – полевую сумку, молоток – и все, можно занимать место в машине.

Возле камералки людно как никогда. Кроме местных полевиков шастают отрядники, через каждые десять дней непрерывной работы устраивающие выходной на полных четыре дня.Две отрядные машины стоят в сторонке, отдельно от остальной техники.Возле них самые нетерпеливые толкаются с сумками и рюкзаками – везут домашнюю вкуснятину, несколько рабочих-канавщиков грузят отремонтированные лопаты, оттянутые до удивительной длины кайла.

В одну из машин бросил свои вещи, пошел в комнату за молотком и полевой сумкой. Мои ребята уже здесь, все нужное для работы собрали и готовы ехать в поле. Здороваемся, и Владимир, остающийся за меня старшим, интересуется:

"Что с канавщиком делать, со Спиридоновым? Толка от него никакого, неделю гулял, а сейчас нарисовался! В машине сидит!" – и как человек дисци-плинированный, отсутствие этого качества у других не терпящий, с убеждением мнение высказал, – "Гнать таких в шею! Я когда ему канаву задал, причем самую нужную, срочную! А она только начата!"

Сейчас, пока не ясно, придется ли мне ставить в известность оперативника о хищении в партии взрывчатки и ее использовании при работе в карьере, вынуждать Спиридонова увольняться не хотелось. Надежней, когда человек на твоих глазах, под присмотром. Поэтому Владимира не поддержал:

"Выгонять давай подождем. Может, у человека причина уважительная, вот и отлучился. Поговори с ним, поругай. И пусть канаву заканчивает, раз начал. Потом решим, что делать."

"Ну смотри", – Владимир нехотя согласился, – "только лодырь лодырем и останется, что для него ни делай!"

Проводил ребят до машины, и они тут же умотали в поле. А отрядники все собирались. Кто-то проспал – побежали будить, кто-то забыл дома нужные веши – побежал за ними. С полчаса сидел в комнате, ждал, когда же попросят на посадку. Наконец начали в машинах устраиваться, начальник отряда со списком в руках убедился, что все на месте, сам полез в каби-ну. Тронулись, слава богу.

Больше ста километров пилили два с лишнем часа по предгорной равнине. Пыль, промоины, колдобины – не разгонишься. И когда только проселок разбить успели? Наконец впереди горки, невысокие, но довольно крутые, обрывистые. Подъехали к ним и едем вдоль, теперь почти без пыли – под колесами не песок и суглинок, а мелкая щебенка, снесенная со склонов. Наконец сворачиваем в горки по узенькой, выходящей на равнину долинке. Дальше петляем между громадными, сорвавшимися со скал глыбами по сухому, заросшему редким кустарником руслу. Через пол километра в нем появляются лужицы, поросшие низеньким камышем, потом весело бежит водичка – довольно приличный для здешных мест ручеек. И почти сразу долинка кончает-ся, расходясь под острым углом двумя щелями среди почти отвесных скал. Ручеек выбегает из левой, столь узкой и загроможденной глыбами, что туда проезда нет. Сворачиваем в правую щель, и через метров сто попадаем в настоящий оазис. Скалы неожиданно расступаются, и открывают взору заросшую зеленой травкой площадку метров двести на сто пятьдесят, в обрамлении умеренно крутых, с кустарником и травой склонов. В дальнем конце площадки куст камыша, что говорит о роднике, рядом с ним домик кухни с примыкающей к нему палаткой летней столовой. G левой стороны по ходу – ряд сборных фанерных домиков на двух человек, в двадцати метрах от них – ряд небольших палаток. Если добавить маленький навес возле столовой под движек с генератором, дающим по вечерам свет, да несколько емкостей с горючкой в правом углу площадки на въезде – это и есть отряд.

Свободное место в домике конечно не нашлось. А предложение всунуть в один из них третью кровать, я отверг. Она еле втискивалась между двумя уже стоящими и превращала всю полезную площадь в единое трехспальное ложе. Не привык как-то валяться в окружении мужиков. Бросил вещи в маленькую свободную палатку, и уже через пятнадцать минут вместе с геологами сидел в машине, направлявшейся к месту нашего первого совместного маршрута.

Шесть часов по жаре мы бегали по горкам, отколачивали образцы, сравнивали их, давали названия и конечно беспрерывно спорили. Я приглядывался к ребятам, выслушивал каждого и пытался понять, почему при явной увлеченности, желании разобраться в геологии, пока ничего хорошего не получалось. Удивлялся отсутствию у них хоть и предполагаемого, но все же единого представления, какие геологические объекты, т.е. горизонты пород, магматические образования нужно выделять, что в их составе, строении отмечать обязательной рисовкой на фотопланах, а о чем можно просто упомянуть в пикетажке.Винить во всем ответственного за геологические работы в отряде – дело последнее. Артур руководил как мог, и сейчас важно ему подсказать из-за чего возникают проблемы и как положение исправить. Но это отложил на вечер, решив для себя, на что нужно внимание ребят обратить.

В отряд вернулись в три часа, как никогда одуревшими от жары, излишне выпитой воды и голодные почище волков. Артур еще в машине меня предупредил: сразу идем в купальню, потом в столовую. А я добавил для всех: ровно через два часа собираемся в домике-камералке, маршрут сегодняшний обсуждаем, делаем выводы, планируем завтрешний день. Кто-то высказался, что на сегодня хватит, рабочий день кончился. Пришлось напомнить; работа кончается не с окончанием рабочего дня, а с ее завершением. И если мы завершить не успели – придется это делать сверхурочно.

В палатке, слава богу с железной кроватью, а не раскладушкой, из полевой робы переоделся в спортивное трико, сапоги сменил на обычные шлепаннцы на голу ногу. Артур поджидал меня в таком же одеянии; повел к купальне.

По единственной в отряд и из него дороге дошагали до знакомого ручейка, вытекающего из соседней щели, оказавшейся теперь справа. И начали подниматься по нему вверх не просто шагая, а прыгая как акробаты с валуна на валун, которыми заполнялось узконе пространство между вертикальными стенами ущелья. Метров через семьдесят впереди возник приличный уступ, подниматься на который пришлось по громадным естественным ступеням, помогая себе руками.А за ним открылся удивительный вид: каменная чаша в коренных породах, размером двенадцать на пять метров, наполнена удивительно прозрачной голубоватой водой, с нашей стороны из нее вытекавшей ручейком, с противоположной – втекавшей небольшим водопадом.

Крутые стены вздымались ввысь без единого кустика или травы, но не отвесно, а несколькими изолированными уступами с исключительно ровными площадками на разных уровнях от воды – в одном, потом в трех, и еще выше с одной стороны – в десяти-одиннадцати метрах.

Несколько человек, успевших нас опередить, в воде уже бултыхались. Мы пробрались на нижнюю, самую широкую из площадок. Поверхность ее и вертикальный спуск к воде, идеально отшлифованные временем, блестели под солнцем. Я не представлял, как можно на метровый отвесный уступ выбраться из воды без посторонней помощи, и у Артура поинтересовался:

"Как из воды здесь вылезать? Ухватиться не за что!"

"Только в одном месте," – он показал рукой на вытекающий ручеек, – "Там в воде крутой спуск, но можно на ноги встать и подняться. А на дне песочек отмытый, не поранишься. В других местах в воде отвесный обрыв и дна еще никто не доставал."

Говоря это, Артур лишнее с себя снял. В плавках подошел к краю площадки, прыгнул в воду вниз головой. Я повторил его действия, только прыгнул солдатиком – сомнения в глубине бассейна у меня еще оставались. Чистейшая и прохладная, приняла меня в объятия, выгоняя из тела избыток накопленного за день тепла и усталости. Десяти минут хватило поплавать, поплескаться, попытаться достать (без толка) дна в разных местах бассейна; убедиться, что нырять можно без опасения сломать себе шею. 3aтем вылез из воды как и другие в единственно возможном месте, где весенние бурные паводки нанесли песочек и образовали откос, по которому с трудом можно подняться, встав на ноги в двух метрах от края бассейна.

Купанье еще больше подогрело давно проявлявшийся аппетит, и мы без задержки побежали в столовую, из которой уже выходили первые утолившие голод. Плотнейший обед не оставил иного, как на полусогнутых, мелкими шажками доковылять до кровати и рухнуть на нее, на матрац, который с простынями, одеялом и подушкой за мое короткое отсутствие чудесным образом появились. И минут тридцать лежал, пока немыслимое количество только что поглощенного более-менее равномерно не распределилось в организме.

Немного времени оставалось до намеченного разговора в камералке. Но кое-что подчиненным Артура говорить в его присутствии не хотелось. Я и пошел к нему в домик, надеясь побеседовать с глазу на глаз, или в крайнем случае при начальнике отряда, обитавшем там же. Артур очень кстати один, на кровати в состоянии легкой дремы. При моем появлении открыл глаза, бодро перешел в положение "сидя". Я устроился на кровати начальника отряда; хорошо поговорили. Артур – человет излишне совестливый. Руководителем стал недавно, весной, и планируя работы троим подчиненным-геологам, брал и на себя не меньше. То-есть, вместо обучения, подсказок, принятия обязательных для всех решений, как и остальные проводил время в маршрутах. На эту ошибку я ему указал, посоветовал впредь никаких объемов на себя не брать. А в маршруты если и ходить, то по очереди с каждым из подчиненных; вдвоем решать сложные вопросы, разумеется при его решающем слове. С одним из парней проблем у него точно не появится – за день я понял, что тот делает все нормально, но пока не совсем в себе уверен. Второй геолог показался мне слишком самоуверенным – постоянно предлагал обязательно собственное решение, как истину в последней инстанции. С ним посоветовал быть пожесче. Предложения конечно выслушивать, ценное, если есть, принимать. Но не давать отвлекаться на явную фантастику. Третий геолог – молодой специалист, его нужно просто учить и учить. Порешили, что я больше времени потрачу на молодого специалиста, Артур – на излишне самоуверенного геолога. А третий посмотрит, что у нас получается, и к нужному придет сам. Договорились, и пошагали в домик-камералку.

Ребята нас ждали. И только сейчас мы начали делать то, с чего всегда начинаются работы на новом участке: составлять эталонную коллекцию образцов. Отобранные сегодня разложили, объединили в группы по принадлежности к выделенным нами же комплексам пород, каждому с учетом визуальных признаков дали полевое определение, т.е. название, и условный знак для изображения на карте, обязательные для всех. Конечно, не обошлось без споров и повышения голоса, но принцип единоначалия в геологии никто не отменял, и решающее слово за мной оставалось.

Наконец с эталонной коллекцией закончили. Дальше проще. Всем коллективом теперь смотрели ранее отобранные образцы, сравнивали с эталонными и давали им новые, теперь общие для всех названия. Затем на фотопланах в новых значках показали характеризуемые ими породы, и …фотопланы заиграли – появились протяженные горизонты пород, протяженные структуры, какие-то другие протяженные образования. И все не только на фотопланах каждого, а можно уже сбивать, создавать единую геологическую карту.

На глазах ребята повеселели. Оказывается, не так у них и плохо, о чем в последнее время только и слышали, да и сами догадывались. Этот прилив уверенности в собственных силах важно не спугнуть, и разговоры на геологические темы я закончил. Договорились кто, с кем и куда завтра поедет в поле и перешли на обычный треп, перед тем как разойтись.

Но последнее сделать не успели – в домик зашел Борис Галахов. По профессии техник-геолог, по призванию мелкий хозяйственник, он исполнял обязанности начальника отряда, и как самый здесь главный имел в пользовании рацию для связи с базовым поселком. Наверно, недавно эту связь имел, потому что желание выдать нам какую-то новость его прямо переполняло. Но ребята смеялись над очередным анекдотом, и особым вниманием вошедшего не удос-тоили. Пришел и пришел, каждый день по сто раз приходит. Борис же топтался у входа и ловил взглядом, кто бы обратил на него внимание. Первым заметил это Артур, хорошо знавший начальника по совместному проживанию в домике. Понял о переполнявшем того желании и облегчил его душу:

"Что у тебя случилось?" – и не дожидаясь ответа предупредил, – «Если смыться в партию надумал, то лучше и не мечтай. Вместо себя меня не оставишь, пока он," – кивнул в мою сторону – «в отряде будет!»

"Нет, нет," – Борис замахал руками, заулыбался и сообщил совсем не радостную новость, – "В партии пожар был, дом горел!"

"Чей?" – выдохнули разом присутствующие, сменив улыбки на озабоченность и ожидание худшего – не его ли горел.

"На твоей улице," – Борис повернулся ко мне, – «последний дом, там в одной комнате живут топики, а в другой – буровик. Его квартира и горела, вернее загоралась. Мужик курил в кровати, заснул. А окурок на матрас упал, ну и задымило, из форточки дым повалил. Кто-то заметил, в комнату зашли – а парень мертвый, задохнулся. Обгорел сильно, и пол уже начал заниматься, пришлось заливать водой."

Ребята еще раз хором выдохнули, теперь расслабляясь, дружно зашевелились: слава богу, с их семьями порядок. Мне же напрягаться и расслабляться не пришлось – жена в городе, а сын наверное уже в Москве. Но нелепая смерть от дыма, да еще и снизу припекает тлеющий матрас, как-то в сознании не укладывалась.

"Он что, пьяным был?" – вопросом высказал предположение, одновременно пытаясь представить визуально, кто из буровиков жил в том доме. Начальник отряда мои слова посчитал обращенными только к нему, как к самому информированному. И начал пересказывать разговор по рации с базовым поселком:

"Пока не знают точно, но сказали, что бутылки или еще чего из спиртного и закусок на столе не было."

"Напиться и на стороне мог!" – вклинился Артур. Борис мельком глянул на него с выражением неудовольствия: погоди, не мешай, и рассказ продолжил: "Зато нашли три самокрутки, уже готовые. Это когда из милиции приехали," – здесь он опять кивнул на меня и уточнил, – "Ну тот мент, приятель твой. Он их и заметил, когда осматривал комнату. С собой увез."

Здесь его перебил один из геологов, которому не терпелось поделиться и своими знаниями:

"Там Женька Мацурин жил. А он анашу курил, это все знают. Вот и обкурился! От простой сигареты пожар можно устроить, но сгореть и задохнуться – что-то не верится!"

"Точно парня Женькой звали?" – я в момент вспомнил, что еще весной Паша с каким-то Женькой (забыл сейчас фамилию), который водку не пил, но "балдел" от травки, нанизывал мясо на шампуры на пикнике. Не этот ли Женька задохнулся? Тогда точно был не в пьяном виде, а обкуренным.Начальник отряда подтвердил:

"Да, Евгений Мацурин, так мне передали."

Мы недолго поговорили, повспоминали кто что знает о погибшем по собственной глупости парне, и начали расходиться.

В палатке, пока светло, делать нечего, и я полез на ближайшую горку, посмотреть перед ужином, как выглядит отряд с высоты "птичьего полета". На вершине устроился поудобней, осмотрел окрестности, домики и палатки внизу. Красота! Пожалел, что нет фотоаппарата, запечатлеть отряд полностью в одном снимке – так хорошо он смотрелся с высоты. И, оказывается, побывал я здесь не один, шарики свежего помета оставлены явно архарами. Значит, здесь водятся, и отряд рассматривали сверху, как это сей-час делаю я. Вспомнился недавний разговор с ребятами о ЧП в партии – жаль, конечно, погибшего парня. И не только его, а всех пристрастившихся к «травке», дру-гим наркотикам. Ну чего людям не хватает? Неужели приятней потреблять заразу, убивать себя медленно и постоянно, чем пройтись с ружьем, съездить на рыбалку или просто поковыряться в полезном деле? И здесь меня словно током шибануло. Что же получается? Курил один человек «травку» – погиб глупой смертью. Это несчастный Женька. Второй тоже погиб глупой смертью – а потом говорят, что и он «травку» курил. Это Слава, бывший наш горный мастер. Ну два сюжета в зеркальном отражении! Может я фантазирую, но реальные события место имели, возможно и связь между ними есть. Только какая? Понять сейчас, когда я в отряде, можно сказать в информационном вакууме – нечего и пытаться. Отложить нужно до конца командировки, до встречи с Михаилом Новиковым, который на начинавшийся пожар приезжал, самокрутки из дома с собой увез. А может и еще что, о чем посторонние знать не должны. К их числу себя не относил.

Подряд три дня в пять утра выезжали в поле, в первом часу возвращались в отряд. Переодевались, бежали в купальню, потом обед, короткий отдых и общий сбор в домике-камералке. Каждый рассказывал что видел за день, демонстрировал отобранные образцы. Конечно, кое в чем ребята еще пута– лись, но дело шло в верном направлении. Ежедневно подрисовывалась геологическая карта, приобретала все более, как говорят у геологов, "читаемый вид". Молодой специалист в породах уже почти не путался, и что важнее – с моей помощью понял, как использовать в работе фотоплан с максимальной отдачей, правильно дешифрировать продолжение наблюдаемых в маршруте пород, и многое другое.Подопечный Артура перестал удивлять всех сумасбродными предположениями и гипотезами, начал придерживаться общих для всех реалий. Третий, как я и предполагал, уже уверенно рисовал геологию на фотоплане, а когда переносил ее на ватман общей карты – все хорошо сбивалось с рисовкой соседей. В общем, дело шло, и я уже представлял, как через день вернусь в партию к своим ребятам, своему участку. К любимой жене, во-время вернувшейся из города, о чем мне в отряд конечно сообщили. На пятницу намечена камералка, на которую из партии приедет Игорь Георгиевич. Посмотрит что у нас получилось, и надеюсь домой меня с собой заберет.

 

Досуг в отряде

После обеда лагерь пустел. Редко кто оставался на отдых в домиках и палатках, большинство шло в купальню и проводило там время до ужина. У каждого облюбовано местечко на одной из площадок, приносили одеяла, надувные матрацы, а кто и просто валялся на отшлифованных нагретых солнцем камнях, предварительно смочив их водичкой, чтобы не сжечь кожу. На нижней площадке рядом с Артуром нашлось местечко и для меня. Прохладная вода прибавляла бодрости. Народ постарше кроме купания перекидывался в картишки, некоторые читали книги; помоложе – друг за другом бегали, норовили столкнуть в воду, заставляли девушек повизгивать.

Постоянно демонстрировались прыжки в воду с уступов, и даже самого верхнего – одиннадцатиметрового. Правда, с него осмеливались единицы и солдатиком, предварительно убедившись, что внизу в воде никого нет. Присутствующие с интересом следили за такими прыжками, оценивали качество исполнения криками и аплодисментами.

С площадки, на которой лежал рядом с Артуром, прыгал и я – по другому в воду не зайдешь. Но через день подошла подруга жены Наташа и с улыбкой поинтересовались:

"Юрий Васильевич, что это вы в самом низу лежите и лежите? Выше почему не забираетесь? Боитесь?"

Высоты я как раз и не боялся, столько по горкам бегано-перебегано, по скалам лазено-перелазено. Но прыгать – здесь дискомфорт ощущал. Ну не с метра, а если повыше. И что, признаваться Наташе в трусости? Нет уж, лучше найти отговорку:

"А чего выше лезть? Мне и здесь неплохо, с Артуром рядом. Всегда поговорить есть о чем."

"Нет, Юрий Васильевич,» – не согласилась Наташа, – "вы прыгнуть должны, хотя бы с того места," – показала на площадку в трех метрах от воды, где обычно отдыхала сама, – "Вы же не хотите, что бы женщины в вас разочаровались?"

"Да сходи ты, прыгни!" – лежа посоветовал мне Артур, – "Она же не просто пришла – вон девки смотрят, чем дело кончится!"

Я поднялся на ноги, оглядел трехметровый уступ в противоположном углу бассейна. Почесал затылок: действительно, несколько устроившихся там женшин с улыбками посматривало в нашу сторону. И среди них такая красотка из сезонных, что дух захватывало, мужики глаз от нее оторвать не могли.

"Пойдемте, пойдемте," – Наташа потянула меня за руку. Пришлось идти. По громадным ступеням вскарабкались на трех метровый уступ. Вообще-то я на него уже залезал посмотреть что он собой представляет. Но глянул на воду – и прыгать почему-то расхотелось. Спустился вниз по ступеням, делая вид, что этим процессом очень заинтересован. Сейчас с края площадки глянул еще раз – бр… точно прыжки в воду не мое призвание. Обернулся назад – присутствующая рядом публика, в основном женского пола,на меня смотрела и готовилась сценить качество прыжка. Наташа почувствовала мои сомнения, подбодрила:

"Ну, Юрий Васильевич, мы ждем!"

И что оставалось делать? Я вдохнул поглубше, закрыл глаза и прыгнул. Вошел з воду не очень глубоко, вышел на поверхность – и рядом увидел На-ташу.

"Нет, Юрий Васильевич," – улыбаясь и отдуваясь, она подгребла ко мне поближе, – "так не пойдет! Вы должны нормально прыгнуть, вниз головой!"

Схватила меня за руку и не отпускала, пока мы из воды выбирались и поднимались на злополучный уступ второй раз.

"Они тебя еще и с того прыгнуть заставят!" – обрадовал Артур, когда проходили рядом, и кивнул на самый высокий, одиннадцатиметровый.

"Это не сегодня точно, " – в чем в чем, а в этом я был уверен. На что Наташа заметила:

"С того мы никого не заставляем. Кто хочет – сам решается, доказывает, что настоящий мужчина!"

Тогда я точно не "настоящий" – оценил себя, представив стоящим на одиннадцатиметровой высоте. Фигушки туда полезу – решил окончательно, но за Наташей на трех метровый поднялся.

На этот раз улыбающиеся дамы подробно объяснили, как я должен прыгать, что делать руками и ногами, как войти в воду и оттуда вынырнуть. Затем Наташа показала это на своем примере, а вслед за ней мешком в неуправляемом полете шмякнулся в воду и я. Не грациозно и красиво, а ухитрившись перевернуться и приложиться к воде всем прикладом, то-бишь спиной. Ощущение – с размаху со всей силы хлестнули широким ремнем. Нет, не ремнем – кнутом. Спина противно заныла, кожа засаднила. Вслед за Наташей вылез из воды, и она последствия "кнута" заметила:

"У вас спина красная, как у рака. А прыгнули плохо, надо учиться."

"Считай меня вечным двоечником," – предложил подруге жены, и плюхнулся рядом с Артуром, решив для себя: впредь никаких прыжков головой вниз. Не мое это, и все тут.

"Не отчаивайтесь, Юрий Васильевич," – посочувствовала Наташа, направляясь к подругам, – "у вас неделя впереди, успеете натренироваться!"

"Ну ты и шмякнулся!" – Артур повернулся ко мне, – "Как бревно!" – увидел мою кислую физиономию и утешил, – "Я тоже вначале ходил то со спиной, то с животом красными. Сейчас ничего, натренировался. Вначале с этого уступа прыгал, потом и на тот перешел," – кивнул в сторону трехметрового.

Придется и мне с азов начинать – решил про себя. Но тренировку отложил на потом, когда народ умотает на ужин.

Повалялись мы вдвоем несколько минут, и снова появилась Наташа – спустилась к нам по камням, улыбаясь и без приглашения устроилась рядом, не обратив внимания на наши несколько удивленные физиономии:

"Учитесь, Юрий Васильевич, и вы, Артур Анатольевич!" – показала рукой вверх. Мы конечно туда глянули – молодая красавица, о которой я упоминал, взбиралась на одиннадцати метровый уступ.

"Сейчас она специально для вас прыгнет," – продолжила Наташа, и лукаво уже персонально для меня, – "Большое впечатление на нее произвели, Юрий Васильевич!"

Здесь все отдыхающие замолчали, задрали головы вверх – девушка забралась на верхнюю площадку, встала на ноги на самом ее крае, взмахнула руками, присела, и – прыгнула!

Честно говоря, зрелище потрясающее, подобного я не видел. Одиннадцать метров высоты – всего пять метров ширины бассейн. И попасть нужно точно в его середину. У меня, как говорят, дух захватило от одного вида летящей девушки – и вот она уже ровно вошло в воду. Народ разом закричал, засвистел, захлопал в ладоши, выражая восхищение.

"Вот дает девка!" – не удержался Артур, – "Точно для тебя старается!" – и с усмешкой посмотрел на меня. Но кажется прыгала девушка для нас обоих, потому что выбравшись из воды и проходя мимо к своему месту на трех метровый уступ, красавица улыбнулась и сделала обоим такие глазки, что будь помоложе – мы тут же за ней и побежали бы. Наташа с улыбкой проследила, как мы провожали девушку глазами, и посоветовала:

"Шеи не сломайте! Правильно говорят: красота – страшная сила. Вон как у вас, мужиков, глаза загорелись! Наверное и о женах забыли!" – она подня-лась , и уходя посоветовала, – "В водичку попрыгайте, поплавайте. Охладиться вам ой как сейчас не мешает!"

Вскоре народ, отдохнувший и нагулявший аппетит, организованно потянул на ужин. А я задержался, и когда купальня опустела, несколько раз поднялся на трех метровый уступ и прыгал в воду головой вниз. К моему удивлению, все прошло нормально, ни разу спину или живот не отбил и уже никакой скованности при всем этом не ощущал.Удовлетворенный, поднялся и на верхний одиннадцатиметрозый, глянул вниз.Ну здесь я пас – желание подтвердить мужество прыЖком в воду с такой высоты у меня не только не появилось, а наоборот – если и было, то спряталось так, что найти его стало невозможно. Еще раз убедился: прыжки – точно не мое. И спустился вниз, уверяя себя, что сейчас меня остановил не страх, а врожденная осторожность. Не назовешь же себя трусом, лучше считаться осмотрительным.

На следующий день прыгал в воду только с трех метрового уступа. И получал при этом удовольствие. Вслед за мной полез Артур, незаметно мы устроились на новом месте. Здесь оказалось и веселей, и обзор получше. Артур даже заслужил аплодисменты, когда при прыжке вниз головой сделал полное сальто в воздухе.

"Теперь вы, Юрий Васильевич," – предложила Наташа, – "прыгаете уже хорошо, можно и переворот попробовать."

Я в сомнении покачал головой, понимая, что в перевороте, что бы не опозориться, лучше потренироваться в одиночестве. Но открутиться не получилось:

"Давайте вместе прыгнем!" – услышал голос молодой красавицы, которую как уже знал, звали Лена. Она стояла рядом с такой улыбкой, что не исполнить ее предложение простому смертному было невозможно.

"Как переворачиваться? Что делать-то нужно?" – спросил у нее, поняв, что прыгнуть придется.

Она что-то объясняла, показывала рукой, но смысл до меня не доходил. Я смотрел на удивительно красивое лицо, завораживающую улыбку, прекрасную фигуру; слышал нежный приятный голос. И удивлялся, как все это могло быть дарованным одному человеку. Излучаемое ею обаяние исключало даже попытку отказа со стороны любого представителя мужского пола, и я конечно в воду прыгнул, в воздухе, конечно, попытался перевернуться. Причем все это проделал так отвратительно, что живот от неправильного при-воднения покраснел моментально. Но это меня не остановило, и еще два раза я прыгал, пока не услышал заслуженную похвалу.

В удобный момент, когда побдизости от меня никого не оказалось, подошла Наташа, присела на камни рядом :

"Хорошо, Юрий Васильевич, что вы скоро в партию уезжаете!"

"И что хорошего?" – поинтересовался с любопытством.

Наташа вздохнула, но с улыбкой:

"А Лене вы понравились! Вон как на вас зыркала!" – посмотрела на меня, покачала головой, – "Ой соблазнит она вас! Вон как и вы на нее смотрели!"

"Да она моложе лет на пятнадцать!"

"Ну и что? И потом, она замужем, причем уже второй раз! Но сюда-то одна приехала! Значит, и второй муж ее не устраивает!" – Наташа отвернулась от меня, посмотрела на плескавшихся в воде, – "Так что держитесь от нее подальше. Жену вы, конечно, никогда не поменяете, но разговоров можете получить по полной программе."

Насчет пересудов она явно поторопилась, ничего я не сделал такого, что бы они могли возникнуть. Ну посмотрел на красавицу с восхищением, так не один я, все мужики любовались. Может и мысли какие фривольные возникли, но peaлизовывать их отнюдь не собирался.

"Спасибо за информацию," – поблагодарил Наташу, – "только за меня не волнуйся. Однолюб я, сама знаешь, и о женщинах сужу не по одной красоте – по уму впридачу. Насчет второго я пока не в курсе, и за неделю прояснить это не получится." А в мыслях мелькнуло: правильно говорят, что красота одному человеку принадлежать не может, даже если она оду-шевленная. Ну кто знает красивую актрису с одним мужем? Да их только законных не меньше трех, что о других говорить! Так и у нашей красавицы: все впереди, всего-то пока второй муж. Остается пожелать ей успеха. Для меня женщин осуждать – никогда и ни за какие их глупости.

 

Божья кара?

Наконец пятница. По случаю камералки начало работы для геологов с пяти утра перенесли на восемь часов – в тени домика при распахнутых настежь окне и двери для лучшей вентиляции посидеть можно и днем. Это не по горкам бегать и под солнцем жариться – чайку можно в любой момент хлебнуть, и он не выйдет из перегретого тела в виде пота. И поспали подольше, сил набрали побольше. Как ни старайся, отбой в отряде получался не раньше десяти – одиннадцати вечера, и в полевые дни на сон приходилось часов пять – шесть, не больше.

Мы, геологи, только собрались в камералке, только разложили на столах Фотопланы и геофизические карты, как послышался шум машины, явно не одного из отрядных ГАЗ-66. Все выскочили из домика –Уазик, нарушая установленные правила, не остановился на въезде в отряд, а поехал к нам вдоль ряда домиков. Игорь Георгиевич не обманул, появился как и обещал, точно к началу рабочего дня.

После приветствий с развеселыми приколами (с нашей стороны – мы вас уже и не ждали, со стороны главного геолога – благодать у вас бесподобная, какая может быть работа!), прошли в домик, устроились кто на чем смог. Тут же появился Борис Галахов, начальник отряд. Интересовали его не геологические проблемы, а новости партийскОЙ жизни, и сразу перейти к делу он не дал.

"Игорь Георгиевич," – опередил всех вопросом, – "как дела в партии, что там новенького за неделю?"

У главного геолога, веселого и довольного, улыбка исчезла. 0бвел нас взглядом человека, обязанного сообщить неприятность, и все затихли, улыбаться перестали тоже.

"О пожаре надеюсь знаете," – начал он, и несколько человек это подтвердили, кто голосом, кто жестом, – "Парень по глупости погиб, накурился какой-то дряни до посинения. Но это так, цветочки. Оказывается, он Славу нашего убил! А мы на кого только не думали, кого только не подозревали!"

"Как убил? Как узнали, что он именно?" – послышалось со всех сторон.

"Вот на кого не подумал бы!" – это персональное мнение Бориса Галахова. А я промолчал. Очень удивился, и принять на веру услышенное просто со слов, не зная фактов, подтверждающих убийство Славы именно человеком, известным как Евгений Мацурин, я не мог. Сейчас Игорь Георгиевич факт до нас и донес:

"Когда милиция на пожар приехала, у парня, буровика нашего, в квартире нашли вещь какую-то, связанную с убийством Славы. Вот так то!" – он сделал паузу и обозрел всех взглядом, – "Если б не эта находка, никогда на Мацурина милиция не вышла бы! Говорят, тихий был парень, а эа что убил – те-перь никто никогда не узнает. И судить некого!"

Разом ребята зашумели, заговорили – последние новости удивили всех. Не только конфликтов – вообще никогда не замечали Мацурина и Славу вместе. Очень разные они были – Слава балагур, любитель выпить, донжуан жуткий; Мацурин как всякий наркоман, вяловатый, "заторможенный", и к женщинам равнодушный. Об этих особенностях каждого ребята, как оказывается, знали не меньше меня, и так же не могли понять, что явилось причиной ненависти, толкнувшей Мацурина на преступление. Минут пятнадцать тему пообсуждали, но толком ничего не прояснилось. Убийство есть, а за что и почему – теперь не узнать, жертва и исполнитель ушли в мир иной.

Перешли к делам геологическим, и день в камералке проговорили. С перерывом на обед, конечно, с обязательным посещением купальни перед столовой.

«Красота у вас!» – восхитился Игорь Георгиевич, умостившись на спину на отшлифованных камнях нижнего уступа, – "Никаких домов отдыха или санаториев не надо!"

"Кое-кто это понял," – подтвердил его слова Борис Галахов, – "две мамочки из Мирного детей привезли на неделю, а они назад уезжать отказыва-ются!"

"Хорошо их понимаю!" – с закрытыми глазами и блаженной улыбкой Игорь Георгиевич поднял вверх руки, выражая восхищение и солнцем, и свежим воздухом, и водичкой, и видом чудного уголка, где мы сейчас находились.

В конце работы, когда все обговорили, возможное на картах подрисовали и наметили план действий на будущее, я конечно, не мог не поинтересоваться у главного геолога:

"Ну и как мы неделю поработали? Как со стороны смотрится?"

"Во!" – Игорь Георгиевич поднял вверх большой палец, – "Молодцы! Честно говоря, худшего ожидал, думал за неделю не справитесь. Приятно сшибся!"

"Вы его (это меня) еще на недельку у нас оставьте," – от Артура другого и ожидать не приходилось, – "для закрепления достигнутого!"

"Ну уж нет! Успехи закрепляйте сами! А Юру его ребята ждут, и участок не менее вашего сложный!"

Вот теперь все поняли, что командировка моя кончается, главный геолог забирает с собой в партию. И радость свою, Свету, я уже сегодня увижу!

За день наговорились выше нормы и по дороге в партию хватало лишь на короткие замечания по поводу дорожных примечательностей, да Наташу развлекали – на прошлые выходные она оставалась в отряде одной из дежурных, и сейчас ехала на заслуженный отдых. Зная, что я не виделся с женой неделю, Игорь Георгиевич рыбалку на выходные не предложил. Вдруг не смогу отказаться и обижу жену невниманием? А раз субботу я точно проведу дома, так сказать в кругу семьи, то в Мирный сгоняю обязательно. Что-то мне не очень нравился появившийся убийца Славы. Вернее очень сомневался, что Мацурин мог им быть. Вот и нужно навестить Михаила Новикова, возможно он скажет больше, чем я узнал от главного геолога.

Неделей моего отсутствия дома воспользовались сорняки и зелень в огороде, и что совсем неожиданно – появилась дурнина толщиной чуть ли не с палец. И понятно почему: жена огородом практически не занимается, я не разрешаю. Давно понял, что ее благие намерения помочь, для меня работы только прибавляют, предварительно при этом испортив настроение абсолютным игнорированием разумных и всеми признанных агрономических приемов. А участие в деле самообеспечения экологически чистым продуктом для нее нашел в самом безобидном и безвредном: еженедельных поливах. Здесь как в поговорке "кашу маслом не испортишь": сколько воды не лей, при нашей жаре на грядках ее никогда много не будет.

С утра занялся огородом вплотную. Вначале искоренял сорняки, одновременно проводя рыхление почвы. Света подошла, поглядела на меня и тоже качала что-то выдергивать. Вдвоем дело пошло живее, и первую операцию мы закончили раньше, чем я планировал. Теперь самое ответственное: помидоры, перец и огурцы выпустили и отрастили жуткое количество пасынков, плетей, и их нужно срочно обломать, выщипать или прищипнуть.

К этому я приступил, а Света стояла рядом, смотрела и задавала смешные вопросы: почему тот ломаешь, а этот оставляешь, зачем здесь макушку отрываещь, ну и тому подобное. Как все женщины, очень жалела выломанное, оторванное, особенно с уже сформировавшимися соцветиями. К обеду с огородом слава богу закончили.Теперь можно и о визите в Мирный подумать.

Звонить Михаилу Новикову из партийской диспетчерской пришлось несколько раз. Вначале вообще никого не оказывалось дома, потом начала отвечать жена, и всегда просила перезвонить через пятнадцать минут, Михаил вот-вот должен подойти. Наконец слышу его голос:

"Привет, Юра! Так и думал, что покоя в выходной не дашь! И почему до понедельника тебя в отряде не задержали?" – оказывается знал, где я провел неделю. И голос бодрый, веселый – не похоже, что за мой звонок обижается.

"Извини, пожалуйста, на минутку оторву, не больше".

"Минутой не обойдешься!" – остановил опер, – "Да и не телефонный разговор! Время есть – подскакивай. Банка пива на столе стоит!"

«Уже лечу,» – пообещал с удовольствием, и побежал домой просить жену подбросить до Мирного на личном транспортном средстве. После пива за руль не сядешь.

Уговаривать не пришлось, и через десять минут мы катили в шахтерский поселок, прихватив в кампанию жене ее подругу Наташу, присматривавшую в отряде (не удивлюсь, если по ее же просьбе)за моим поведением в плане общения кое с кем из тамошних красавиц.Дамы собирались с часок побегать по магазинам и пообещали забрать меня домой, если я во-время успею с приятелем наговориться и решить наши мужские проблемы. По подсказке Света подвезла меня к дому, в котором обитал оперативник, и пообещала сюда же за мной заехать.

"Тапочки надевай!" – веселый хозяин в прихожей подтолкнул ко мне шлепанцы, – "И на кухню пошли, горло пересохло, пока тебя ожидал!"

На кухне к освежению горла все готово: на столе банка пива, два стакана, тарелочка с очищенной и разрезанной на аппетитные кусочки соленой рыбкой.

"Садись!" – кивнул мне на один из стульев, напротив умостился сам. Обернулся в сторону двери, прислушался, заговорчески подмигнул и поднес к губам палец в жесте ТС! Ловко откуда– то достал бутылку и набулькал в стаканы грамм по семьдесят. Бутылка мгновенно исчезла, а мы тихо – что бы не услышала его жена – стаканами стукнули и напиток потребили.

"Это для затравки," – Михаил понюхал кусочек рыбы, начал жевать. Я сделал то же самое, в очередной раз в душе усмехнувшись: как все мужики в деле выпить, да что бы еще и жена не учуяла ничего, похожи! Ну один к одному!

Разливая пиво по стаканам, он глянул на меня, усмехнулся и с показной озабоченностью глубоко вздохнул:

"Ладно, расскажу все по порядку. Только не перебивай!"

– он поднял стакан, предлагая мне сделать то же самое, – "Евгений Мацурин, рабочий вашей партии, был наркоманом. «Травкой» баловался, героинчик вкалывал, и похоже сверх всякой меры. Обкурился в кровати, окурок на матрас выронил. Ну и начал тот тлеть, а мужик уже невменяемый. Вот и задохнулся, и даже немного обгорел. Разгореться пожару не дали – во-время дым из форточки заметили. Я приехал, когда матрас и пол под кроватью водой уже залили, а парня вытащили на улицу."

К этому моменту пиво в стаканах закончилось, и Михаил начал наполнять их по второму разу.

"Как отдохнул в отряде-то?" – неожиданно перескочил на другую тему, – "Говорят, у вас там лучше, чем в доме отдыха!"

"Если не считать, что работать все же приходилось," – удивился его знаниям особенностей жизни нашего отряда, – "только откуда такая осведомленность?"

"Павел Петрович нахваливал. Раньше, говорит, в отряд женщин не загонишь, а сейчас сами рвутся, и детей норовят прихватить! Правда ведь?"

«Есть такое,» – согласился с мнением начальника партии. Вспомнил отрядную красавицу Леночку и не мог удержаться: "Девушка там работает, из ваших, Мирненских – глаз не оторвешь!Молодежь смущает, удивительно, что не передрались из-за нее!"

Михаил в улыбке прямо расцвел: "Знаю эту мадам, пришлось разочек с мужиками ее разбираться. Она из молодых, да ранних, второго мужа имеет. Так вот первый по ней с улицы жахнул из ружья, когда она на втором этаже из комнаты на балкон вышла. Убить, дурачек хотел, из ревности. А потом самому застрелиться. Хорошо промахнулся!"

"Да ты что!" – не мог я скрыть эмоций, – "Стрелять в такую красавицу – и рука поднялась? Поверить не могу!"

"Шучу я, считай, он и не стрелял," – Михаил улыбаться перестал, – «продемонстрировал ревность, ну и любовь наверное. В патроне дробь была самая мелкая, и заряд влепил далеко в сторону.»

"И что с парнем сделали?"

"А ничего, пятнадцать суток дорожки возле милиции подметал за хулиганство. Девица отказалась заявление на него писать."

Я покачал головой – не дай бог в отряде из-за нее подобное случится. Стоит поговорить с главным геологом и посоветовать перевести Леночку в партию, чтобы она у нас работала, но жила при муже в Мирном. Для общего спокойствия.

«Ну так вот," – вернулся Михаил к главной теме, – "когда я комнату осматривал, нашел три готовых косячка с травкой, шприц использованный со следами героина. Медики и следы уколов нашли на теле. Законченным наркоманом парень был, и дозу последнюю вкатил запредельную! Я, конечно, всю квартиру перерыл, искал наркотики. Ничего," – продолжил он, взяв новый кусочек рыбки и отделяя потребляемую плоть от костей, – "но," – перевел взгляд на меня и с интригующими нотками в голосе добавил, – "нашел важное. Улику такую, что однозначно говорит: Евгений Мацурин – убийца, и смерть весной вашего парня его рук дело!" – и замолчал, ожидая моей реакции на это сообщение. Я уже знал, что какая-то "железная" улика в квартире у Мацурина найдена. Но сейчас сделал вид, что ни о чем не ведаю, и готов слушать дальше. "Тряпка половая в прихожей валялась," – продолжил опер, – "развернул – а это старая рубашка, со спины кусок вырезан." Дальше не мог скрыть торжества, и с улыбкой как у хорошей кинозвезды протянул руку к месту, где пряталась уже начатая бутылка водки, одновременно продолжая говорить:

«А вырезанный кусок – это во что орудие убийства парня было завернуто; ну и тот, что ты в степи нашел».

Не глядя, он нашарил бутылку, достал и поставил на стол:

"Так что самый раз выпить за раскрытие дела. Как говорят, не было бы счастья, да несчастье помогло. Если и не государство, то сам себя убийца все же покарал!"

"Бог – он все видит," – решился я прокашлять, потому что нужно было заполнить паузу. Михаил же, оценив взглядом стоящую на столе посуду и закуску, после реплики-"А и черт с ней! – достал две чистые стопочки и наполнил их водкой. Как я понял, посчитал предстоящий тост важнее скандала с женой по поводу несанкционированного потребления крепких спиртных напитков.

По стопочке выпили, рыбкой закусили. Снова перешли на пиво и разговор продолжили. Теперь Михаил рассказывал детали: как разбирался по поводу смерти Мацурина, как разговаривал со всеми, кто того знал по жизни и работе. Никаких Фактов насильственной смерти не нашел, да и характер ее говорил о несомненном несчастном случае в состоянии наркотического отравления. Здесь все было понятно.

А вот с остатками рубашки, находка которой подтверждала причастность Мацурина к убийству горного мастера, оказалось сложнее.Михаил признался, что мотив для убийства горного мастера он так и не нашел. Абсолютно разные были люди, не пересекались ни по работе, ни по жизни. Никто не замечал между ними конфликтов, и никакой между ними женщины не стояло точно. Единственное, что по мнению опера этих людей соединяло, могла быть «травка». Мацурин курил много и открыто, горный мастер, как Михаил от меня же «услышал», "тоже покуривал". Но оба мертвы, и разбираться дальше по этому направлению бесполезно; оставалось принять его как возможно приведшее к конфликту с последующей трагической развязкой.

Я, конечно, не мог не поинтересоваться; если Мацурин убийца, то на момент преступления проверялось, где он был и чем занимался? Оказалось проверялось и очень тщательно. В ночь с восьмого на девятое мая, когда преступление и произошло, Мацурин не замечался ни в каких кампаниях, соседи по дому его тоже не видели и не слышали. То-есть, алиби не нашлось. Мне оставалось все услышенное принять на веру и потихоньку разговор кончать. И что бы не допивать остатки пива молча, я поинтересовался, не носил ли Михаил остатки рубашки в магазин. Вдруг там Мацурина вспомнят как покупателя? Тогда и я поверю, что он убийца.

"Обижаешь," – опер нахмурился, – "рубашку такую у знакомых нашел, в магазин носил и заставил вспоминать не только этого наркомана. Всех подозреваемых фотки показывал, и бестолку. Некоторые точно не покупали – это наши, Мирненекие, а партийских они не помнят. Рубашки хорошие были, сразу очередь образовалась и расхватали в момент."

"Что, такие красивые?" – проявил я настырность.

"Модные," – уточнил Михаил, – "фасон молодежный, и пуговицы обалденные."

"И у той, что нашел, пуговицы были?"

«Нет, наверное срезал, чтобы пол не царапать, когда протирал. В помойке лежат – в квартире их точно не было».

Здесь мы остатки пива проглотили, и я поднялся, собираясь уходить – пора и честь знать.

"Может еше по стопке?" – Михаил подмигнул и звонко щелкнул пальцем по горлу.

"Нет, хватит," – мы и так были «хорошими», – "спасибо за разговор, пора мне."

«Тогда успехов во всем!" – Михаил проводил до двери, – "И не болтай никому лишнего!»