Тревожные ожидания

Второй день рабочего настроя у меня нет. А без него, этого обязательного для геолога состояния души, вчера в поле ничего полезного не высмотрел и на планшете не зарисовал – значит и сегодня вряд ли что-то толковое получится.

А день камеральный, сложный. Есть и простая механическая работа: подписать, подрисовать, поднять тушью; это я и без настроя с грехом пополам сделаю. Но главное другое: разобраться с геологическими делами. Вначале войти в тему – освежить в памяти все, что видел в поле в последние дни и что узнал от коллег-геологов, а затем этот винигрет вдумчиво переосмыслить, причем не в одном-двух, а во многих вариантах. То-есть, без некого творческого процесса, когда ничего вокруг не видишь и не слышишь, а на посторонние раздражители не реагируешь, обойтись невозможно.

Такое мое состояние ребята чувствуют отлично, и стараются по возможности на посторонние вещи не отвлекать. Пока не заметят, что мой отрешенный взгляд трансформировался в нормально осмысленный – это свидетельствовало о завершении процесса творчества.

Сегодня войти в нужное состояние как раз и не получается – кругом раздражители, забивающие голову ненужными мыслями. Один Алексей Коваленко чего стоит! Этот прохиндей, ставший головной болью, постоянно присутствует в сознании, а если и покидает его, то ненадолго, на пару-тройку минут, за которые много не наработаешь. Причем каждый раз с ехидной улыбкой как экстрасенс телепартирует свою убежденность: "Ни хрена у тебя и мента поганого (как я понимал, опера Михаила) не получится! Ишь, чего захотели – с "травкой" поймать! Да я вас дурил, дурю и дурить буду!"

В такие моменты старался мысли переключить на другое – обращался к Паше и Владимиру с вопросами и делал вид, что их внимательно выслушиваю, пытался рисовать, перебирал на столе бумажки. Потом сбегал в гараж к Доке и убедился, что тот ситуацию контролирует: напомнил Мефодичу о приманке-посылке, убедился, что повез Коваленко работяг в поле; у самого мотоцикл проверен и даже разбортировано запасное колесо – создать видимость ремонта, когда будет поджидать машину на выезде из Мирного. Если конечно, на выходные Коваленко ее все же возмет.

Вернулся в камералку, снова устроился за столом над бумажками. Посмотрел на ребят, Пашу и Владимира, в отличии от меня занятых чем-то полезным – и мысли потекли в неожиданном направлении, заставив усмехнуться.

Вот они, друзья-приятели, коллеги по работе – а про "фантастическую версию" им не говорил и в заморочки по ней не втягивал. В отличии от Доки, тоже друга и приятеля, но не коллеги по работе. И почему такое стало возможным, если с Пашей и Владимиром, да и с Леней тоже, я каждый день рядом и на работе, и после нее? А с Докой виделись редко, кроме последних недель, когда он стал моим бесценным помощником.

Тут же захотелось докопаться до истины, найти объяснение сложившемуся положению. Тем более, от мыслей о прохиндее-шофере это отвлекало. Начнем с Доки. Что нас сближает, можно сказать роднит? Да любовь к охоте и рыбалке, что ж еще. То-есть, постоянное желание и стремление куда-то ехать, кого-то ловить, кого-то искать, за кем-то гоняться; причем часто с определенным риском для собственного здоровья. И получать от этого заряд бодрости на неделю, до очередной поездки в поисках при… Ну конечно, – дошло до меня – оба мы любители приключений. И расследование, которое ведем, тоже приключение, да еще какое! Сплошной адреналин! Потому и Дока начал с удовольствием в нем участвовать, из-за того же адреналина.

Только что-то мы слишком беленькими и пушистыми получаемся. Приключения любят многие – вон как рвутся в турпоходы, турпоездки, особенно если за бугор да на теплые моря – посмотреть, что там тебе хотят показать, и самому повыпендриваться, на сколько позволяет кошелек и увереннось, что близкие и знакомые о твоих "подвигах" по возвращении не будут излишне информированы. Чем все это не приключения?

Нам же подавай другое: обязательно в одиночку, в крайнем случае на пару", куда-то податься к черту на куличики; там, стараясь не попасть никому лишнему на глаза, бегать, прыгать, ползать в пекле под обжигающим солнцем и без воды. И постараться во-время остановиться, что бы хватило сил к вечеру доползти до дома. И никаких нам советчиков и помощников! Сами привыкли все решать!

Получается, мы не просто любители приключении – нам нужны их самые крутые варианта, с обязательным риском сломать шею, либо попасть в руки охранных органов в лице охот или рыбинспекций. Авантюристы мы. А-ван-тю-рис-ты – вот кто! Правда, в исключительно романтическом смысле этого слова.

Друзья геологи у меня совсем другие. Если судить не по работе – там то к ним никаких претензий: отлично разбираются в породах, легко понимаем друг друга. Да и по вечерам всегда найдем о чем поговорить и над чем посмеяться, если есть пивко или что другое покрепче.

А вот азарта, тяги как у меня и Доки к охоте и рыбалке, у них нет. Нет, и все тут! Конечно, при случае могут с удочкой посидеть, но без воодушевления. Паша зимой и ружьишко в руки брал, но опять же не для душевной радости, а исключительно для добычи животины. Причем желательно поближе к дому, чтобы потом не тащить тяжеленный рюкзак на собственном горбу издали. Ну нет в них азарта, и все тут!

Зато подметил другое. Сам то я "упертый", и чтобы убедить в чем-то, нужно сильно постараться. Даже моему руководителю главному геологу Игорю Георгиевичу, которого я по статусу обязан слушаться.

А у ребят "упертости" нет. Для меня переубедить их, навязать свое – делать нечего, до того они покладисты. Для работы это только к лучшему, не приходится тратить время на лишний разговоры, но иногда мне хотелось, чтобы посопротивлялись они подольше. Поувереннее в себе были, что ли.

И не только по работе у них такое послушание. Вон как версии милиции по поводу смертей вначале горного мастера Славы, потом буровика Мацурина приняли как истину без колебаний, хотя причины для того были. А как Веру и Валеру по первости считали преступниками? И хорошо тех зная, в этом не усомнились?

Нет, по всему выходит, что не авантюристы мои ребята. Потому и в "фантастическую версию" их не посвящал. Не поверили бы они мне, в милиции-то по другому думают!

На ребят в комнате я по очереди посмотрел, в душе окончательно согласился с выводами из собственных рассуждений, – и не мог не улыбнуться. Хорошие мужики! По крайней мере жены не называют, как меня и Доку, "ненормальными", из-за неконтролируемых страстей.

Паша на мою улыбку ответил ожидаемой серьезностью и молчанием. Владимира такая реакция удовлетворить не могла:

"Наконец-то проснулся", – тут же констатирозал он, – "мы уже волноваться начали – какой-то ты сегодня не такой. Заболел, что ли?"

"Почему заболел? Нормально все! Сижу вот, карту смотрю, что нужно доделать придумываю!"

"Ну конечно", – интонацией голоса Владимир выразил сомнение, – "все сам да для себя; можно подумать, что не вместе работаем!"

Здесь у меня в сознании в очередной раз начал проявляться облик прохиндея Коваленко, и чтобы не позволить ему там закрепиться, я с излишней бодростью предложил:

"Готовьте бумаги, после обеда за них засядим. А сейчас», – я глянул в окно и убедился, что народ из камералки повалил по домам, – "и нам не мешает червячка заморить!"

 

Наконец-то удача – ожидания начали сбываться!

С обеда я побежал не в камералку – в гараж к Доке. Делать этого не стоило, но желание увидиться, перекинуться парой слов, пересилило здравый смысл. Вдруг новенькое появилось?

Если честно, надеяться рановато: работяг с поля Коваленко привозил между тремя – четырьмя часами, сейчас же начало второго. Вот и получалось, что понимал я все, а остановиться не мог, ноги сами несли в каптерку механика.

Дока встретил у входа в свою обитель вопросом:

"Ты чего прибежал?" – с озабоченным видом оглянулся по сторонам, проверяя не следит ли кто за нами. И напомнил об уговоре, – "Мы же решили, что светиться в гараже не будешь!"

Ну да, решили. И прав приятель, зря я приперся. Как это ни прискорбно, а нужно согласиться, что контролировать поступки разучился. Нет, чтобы лишний раз подумать, а потом что-то делать.

Отвечать Доке приходится, нельзя же молча развернуться и бежать назад. Пришлось выдумать причину визита:

«Я на секундочку. Хотел убедиться, что у тебя все по плану», – промямлил смущенно.

"Ничего нового", – тут же подтвердил приятель, – "сиди в камералке и здесь больше не появляйся. Сам к тебе прибегу, если наше дело решится," – глянул на руку, – «Еще два часа можешь спокойно делом зани-маться!»

"Все, уже бегу," – пришлось оправдываться, а Дока в ответ, как на плакате испанских республиканцев "Но пассаран", с серьезным видом вскинул руку со сжатым кулаком. Продемонстрировал решимость разобраться с нашими недругами до конца.

А дальше я плотно сидел с ребятами в камералке. Просматривали образцы пород, карты, геофизические накладки; обсуждали детали геологического строения участка. Ну все как всегда в камеральный день. Обычно коллективная работа настолько захватывает и увлекает каждого, что отвлечься на другие темы не просто. Уже и вопросы решили, обо всем договорились и наметили планы на будущее; уже и карты свернули и отложили в сторонку – а в голове мысли по работе остаются. Пока не разбежимся кто на перекур, кто навестить коллег в соседних комнатах. И только там, с новыми людьми, удается начать разговоры, обычные в таких случаях: на темы житейские или развлекательные.

Но сегодня у меня по другому. Что делает Дока, как поступит Коваленко, вернувшись с поля – об этом не забывал ни на минуту, даже занимаясь с ребятами. Конечно, это от дела отвлекало, заставляло возвращаться по несколько раз к одним и тем же вопросам. Что не шло на пользу и производительность коллективного действия несомненно уменьшало. Причем исключительно из-за меня – ребята были абсолютно ни при чем.

Время ползло еле-еле. До трех часов наконец-то дожили. Еще усилие, еще ожидания – и слава богу, уже четыре. А Доки нет. И что делать? Неужели все срывается и шоФер машину на выходные не берет? Сегодня не берет – завтра не возмет тем более. Потому что нужно и заявление подписать у начальника партии, и деньги заплатить за два дня пользования техникой; и что бы путевку ему выписали. Беготни часа на два, если не больше; не ждут же его в кабинетах с распростертыми объятиями. А потому или сегодня он начнет машину просить, или никогда – завтра до конца рабочего дня все нужное оформить не успевает точно.

Еще с пол часа мы поговорили, и начали закругляться – рабочий день заканчивался. Прибрались на столах, разложили по местам карты и другие бумаги; кто имел, посматривали на часы. Я собрался бежать к Доке – посчитал, что дело наше сорвалось, и не мешает поплакаться в жилетку. Уже поднялся со своего места, идти на выход. Но большего не успел: дверь в комнату чуть приоткрылась, под ее прикрытием невидимый для Паши и Владимира, Дока из коридора кивнул мне головой, приглашая выйти. И дверь закрыл. Я тут же выскочил из комнаты, потом вместе с Докой – из камералки. И только теперь он решился заговорить:

"Все, спекся Коваленко! Берет машину на субботу и воскресенье, уже бумажки оформляет! А из партии поедет завтра, после работы, наверное между четырьмя и пятью – я об этом у Мефодича узнал. Коваленко к нему за разрешением приходил – отпрашиваться, и просил путевку с пятницы дать»". «А как насчет посылки?" – вспомнил я не к месту, но с чувством громадного облегчения – сработал наш план!

"А никак", – улыбкой приятель показал свое хорошее– настроение, – «я ее у Мефодича забрал. Узнал, что машину этот гад оплатил – и забрал, сказал, что передумал отправлять".

Мы не стояли на месте и успели отойти от камералки в сторонку, так что поваливший по домам народ нашему разговору не мешал. И продолжая от-ходить дальше, я предложил:

"Тогда давай еще раз пройдемся, что завтра будешь делать. Я тебе не помощник, в поле должен ехать."

"Давай", – согласился Дока, и тут же изложил свои планы. Все он продумал, наверное не один раз, и мне оставалось поддакивать да кивать головой. И удивляться его предусмотрительности, даже в мелочах. Тому, что заранее отпросился с работы – завтра с обеда. Затем решению выехать из партии и обосноваться в точке ожидания на ведомственном асфальте за Мирным не дожидаясь, когда Коваленко вернется с поля в партию – вдруг этот прохиндей уговорит работяг закончить рабочий день на час-два раньше, довезет их до партии и в гараже даже не появится? От него все можно ожидать.

А устроится Дока на вершине пологого со стороны Мирного подъема, где нужную машину увидит издалека, и сможет вытолкнуть мотоцикл с обочины на середину очень узкого асфальта. Хочет не хочет, а придется Коваленко тормознуть, когда увидит у мотоцикла отлично ему знакомого и очень нужного по работе механика. Не рванет же, как от Владимира в сопках, когда вез с карьера канавщика Спиридонова и добытые красивые камушки! Должен остановиться, поинтересоваться, чем может помочь своему хоть и небольшему, но начальнику. По другому среди партийских и быть не может!

Вот здесь Дока нужное и выглядит: один Коваленко едет, или не один; а если не один – то кто его попутчик. После чего поблагодарит за участие, ну может попросит мотоцикл подтолкнуть, свести на обочину. И все, давай Коваленко, дуй дальше по своим делам.

Вот такой был у Доки план действий. Я с ним полностью согласился, и попросил не забыть лишь одно:

"Только потом сразу ко мне. Я с поля вернусь не позже двух и буду ждать у себя дома."

С просьбой коллега по авантюрам немедленно согласился:

«А к кому же еще? Нам подумать придется, что дальше делать, чтобы этого гада с уликой (как я понял, "травкой") прищучить!"

На этом мы разошлись. Не знаю как Дока, а я – с чувством огромного облегчения от первой удачи в наших планах подтверждения "фантастической версии" недавних преступлений.