Задержаны двое, правда не без приключений

Как начался следующий день для оперативной группы в составе капитана Михаила Новикова, шофера Уаза рядового милиции, и меня, как он проходил и чем занимались по мере течения времени – я уже рассказал в начале повествования. Могу напомнить.

Вначале долго тряслись в Уазике по предгорной равнине, затем пересекли горный массив и на его окончании , полностью измотанные дорогой (касается только моих спутников) и наглотавшись пыли больше некуда, наконец-то устроились. В засаде, откуда хорошо просматривалась уходящяя за горизонт равнина и проселок на ней, по которому должна возвращаться в Мирный машина Коваленко с грузом "травки" и возможно ее хозяином.

Ждать пришлось долго. И конечно без разговоров не обошлось. Вначале были они не по делу – так, чтобы время бежало побыстрее, потом поговорили о том, что нас в это место привело. Михаил напомнил о своих сомнениях по поводу результатов операции, а я еще раз попереживал, что эти сомнения могут привести к ее преждевременному окончанию. Вдруг у Михаила не хватит терпения?

К счастью хватило, и ближе к вечеру, когда я начал терять надежду, что нужную машину мы дождемся, когда после дневной жары повеяло прохладой и местные пернатые затеяли перекличку, готовясь к ужину, я наконец-то услышал от опера долгожданное:

«Кажется, к нам кто-то пылит!»

Мгновенно поднял голову – осмотреть равнину и проселок, уже плохо различимый в лучах быстро уходящего к горизонту светила. Пришлось поднести к глазам ладонь – и только теперь, под ее защитой от ослепляющих бликов, заметил далеко от нас на проселке полоску пыли, которая как ядро кометы была уплотнена в передней, то-есть в нашу сторону части, а дальше назад, как ее хвост, расширялась все больше и больше, постепенно теряя плотность и наконец полнотью растворяясь в воздухе. Точно, к нам кто-то катил, пока невооруженным глазом неразличимый.

"Ну что, будем готовиться?" – оживший Михаил поднялся со своего сидения и пытался рассмотреть полосу пыли в бинокль. Наверное, пока различить технику не удалось, и он не прокоментировал результаты наблюдения, а быстрым шагом поднялся вверх на перегиб, откуда мог видеть наш Уазик, и что-то прокричал шоферу. Из всего я понял одно: «Давай сюда!»

Полоска пыли явно перемещалась в нашу сторону. Михаил вернулся к своему сидению, но не устроился на него, а снова схватился за бинокль.

«Машина идет точно,» – теперь он различил транспорт, – «но какая – пока непонятно».

Послышались шаги сверху, я и Михаил разом обернулись: шофер Уазика, не то напуганный, не то просто возбужденный, спускался с перегиба к нам, с автоматом в руках.

«Вот дурачек-то, автомат с собой припер», – Михаил прошептал мне с улыбкой, и уже громко подчиненному, – «Рано автомат хватать, надо сидение», – пнул его ногой, – «в машину поставить!»

«Что, домой едем?» – неправильно понял шофер и как-то мгновенно успокоился, – «Давно пора, до темноты бы успеть!» Явно рядовой милиции был не в курсе событий, и Михаилу пришлось ближайшую задачу до него донести: «Машина в нашу сторону катит. Видишь пыль?» – показал на равнину рукой. Шофер глянул туда же так, словно ожидал увидеть по крайней мере марсиан. Заметил пыль, и взгляд, снова возбужденный, перевел на начальника:

«Что делать будем?»

«Берешь сиденье и быстро ставишь в машину на место», – приказал опер, – «Возле машины остаешься и ждешь. Как крикнем – готовь автомат. Но машина появится – по ней не стреляй, только вверх. Понял?»

«Понял», – шофер закинул автомат за спину, схватил сидение и в темпе рванул вверх на перегиб, а потом вниз к невидимой нам машине.

«Нервишки ему подлечить не мешает», – заметил опер, и снова взялся за бинокль. Я этот диагноз прослушал, но внимание на него не заострил, потому что мысли сейчас были сконцентрированы на машине, которая к нам быстро приближалась. В общем, не прочувствовал ситуацию, и как оказалось, очень даже зря. Скоро я и Михаил в этом убедятся. А пока опер настроил бинокль и рассматривал, что там за машина пылит в нашу сторону.

«Похоже ваша, ГАЗ-66», – различил уже и марку транспортного средства, и протянул бинокль мне, – «Посмотри.»

Мог и не предлагать – уже и без бинокля марку машины я различил. И не только ее, а и более важное: при зеленом, как у всех партийских машин цвете, в той, что приближалась к нам, проглядывал синий – если можно так сказать – неродной – салон для пассажиров. Такой двухцветный в партии только один ГАЗ-66, тот, что принадлежал горной службе и шофером которого был Алекеей Коваленко.

«Наша голубушка», – подтвердил я наблюдения опера, – «та, которую ждем».

Машина продолжала стремительно к нам приближаться, и сейчас до нее оставалось наверное меньше двух километров. Пора готовиться к встрече, до нее восемь – десять минут. Михаил это понял: спрятал бинокль и полез вверх на перегиб.

«Пора за автоматом сгонять», – информировал меня, – «да шоферу еще раз напомнить, что делать должен».

Я кивнул голевой – подтвердил, что услышал, и продолжил наблюдение, одновременно высматривая в сторонке место, где я и Михаил должны на время спрятаться. Чтобы шофер машины и возможный ее пассажир нас не замечали, пока будут с равнины подниматься на перегиб первой горной гряды.

От уазика Михаил быстро вернулся с укороченным вариантом автомата Калашникова в руках.

«Пора маскироваться», – начальственным тоном отдал первый приказ, и я молча полез по склону в сторону от проселка к приличному каменюге, за которым оба мы тут же и устроились.

«Только не торопись», – непонятно зачем напомнил я опытному специалисту всяких задержаний, – «пока машина на перегиб не поднимется, на проселок не выскакивай».

«Не учи ученого,» – получил совет, – «и за мной держись, вперед не выскакивай».

Мишину сейчас мы видеть не могли – развалы камней не позволяли этого. Но по доносившемуся звуку работающего под нагрузкой двигателя поняли, что она уже поднимается вверх по горному склону. Михаил прислушался, кивнул в сторону звука головой, мне подмигнул; взял в руки автомат. Оба замерли и приготовились к спринтерскому рывку на проселок, как только машина выскочит на верх перегиба.

Вот и сна – натужно ревя двигателем, на пониженной передаче медленно ползет вверх по склону. В кабине – двое! Еше немного – машина поравнялась с нами, мы разом приняли предстартовую стойку; еще немного – перед машины поровнялся с началом перегиба; еще секунда – и можно делать рывок к проселку и перекрывать его. Но… помните совсем недавнее высказывание Михаила по поводу нервишек коллеги шофера? Ну что не мешает их подлечить. А я в тот момент ситуацию не прочувствовал, как наверное и сам опер. Потому что неожиданно, за одну– две секунды раньше положенного, когда машина Коваленко только вплотную подползла к перегибу, а не взобралась на него, послышалась автоматная очередь. Нервы у рядового не выдержали!

А дальше все пошло наперекосяк. Машина мгновенно тормознула, и тут же с ускорением покатила задом вниз. Михаил и я выскочили из-за каменюки и рванули к проселку. Куда там! ГАЗ-66 проскочил мимо и быстро покатил по склону на равнину. А шофер ловко управлял им, не давая колесам выскочишь из колеи проселка. Еше немного – и уйдет в зону недосягаемости для автомата. Не будешь же стрелять по движку или колесам, если расстояние до цели приличное и есть опасность ненароком подстрелить пассажиров! Это до меня дошло мгновенно, потому Михаилу заорал:

«Стреляй по колесам, стреляй не то уйдут!

Опер быстро присел, прицелился и сделал несколько одиночных выстрелов. И все, машина укатила за пределы поражения колес без опасения подстрелить тех, кто сидел в кабине и кого пока преступниками мы считать не могли. Только подозреваемыми.

На наших глазах далеко внизу машина задом съехала в подходящем месте с проселка в сторону, развернулась и покатила дальше по равнине уже передом. Правда, не счень быстро.

Взбешенный Михаил выскочил на проселок и заорал не знаю для кого:

«Убить этого ненормального мало! Все дело сгубил!» И сделал порыв бежать вверх на перегиб, к Уазу. Но сделать этого не успел: там нарисовался «ненормальный», наверное мнение опера о себе услышал, и испуганно пропищал:

«Товарищ капитан, я не хотел! Я случайно выстрелил!»

«Сейчас куда прешься!» – остановил его опер, – «К машине давай! Заводи, догонять будем!»

«Счас!» – пискнул шофер, и с вида исчез.

«Ну муд… ,ну муд…» – не мог успокоиться опёр, наблюдая как ГАЗ-66 на равнине катит по проселку от нас. Но почему-то не так быстро, как можно ожидать в подобном случае – необходимости скрыться возможно скорее. Я за машиной следил тоже, и попытался Михаила успокоить:

«Что-то у них не так. Медленно слишком уезжают. Наверное все же ты куда-то попал».

«По колесу переднему бил», – пояснил опер, – «если попал – тогда может быть и догоним».

Здесь к нам подлетел Уазик, мы в него заскочили, и капитан скомандовал провинившемуся водиле:

«Вперед и по газам! Не догонишь – до пенсии будешь помнить!»

«Нечаенно я!» – еще раз пискнул тот в свое оправдание, После чего капитан дал вторую команду:

«Молчи, и дави на газ!»

На газ провинившийся рядовой давил прилежно, и машину на кочках и колдобинах подбрасывало так, что пассажирам приходилось цепляться не только руками, но и ногами за все возможное. Без этого вероятность не просто травмировать какую-то часть тела, а и вообще вылететь в разбитое окно кабины или в пробитую крышу Уазика была весьма велика. Зато и расстояние между нами и ГАЗ-66 начало потихоньку сокращаться. Я это заметил, но промолчал, что бы раньше времени не обнадеживать остальных. Но через пару минут и Михаил убедился в том же:

«Кажется догоняем! Главное сейчас – не перевернуться ненароком!»

Шофер, услышав в словах командира похвалу в свой адрес –как же, ГАЗ-66 догоняем! – ухитрился изобразить на лице нечто похожее на улыбку, еще чуток поддал газу и высказал опасения:

«Догоним, если балку переднюю или задний мост на ямине не вывернем!» .

Еще минут десять полетали по кабине молча, если нe считать легкого мата из уст опера в случаях кратковременной потери ориентации в состоянии полной невесомости. Расстояние до газона сократилось метров до трехсот. Зато теперь сильно мешала поднимаемая им пыль, и скоро нам придется скорость снижать, потому что по мере сближения машин видимость вперед из-за нее резко падала. Это вскоре наш шофер почувствовал:

«Что делать будем? Я сейчас дороги из-за пыли почти не вижу, а дальше как?»

Михаил чертыхнулся, но замечено было справедливо. Медлить нельзя, и опер предложил собственное решение:

«Придется из колеи выбираться и рядом ехать. Так, как сейчас, мы их догнать не сможем!»

«Так кусты ж кругом!» – возмутился шоФер, – «В них враз радиатор пробьем!»

Михаил глянул по сторонам на эти кусты, и с подчиненным согласился:

«Тоже верно!» – ухитрился при непрерывных полетах в кабине вверх-вниз обернуться в мою сторону, – «Что делать, как думаешь?»

Предложить что-то прямо сейчас я не мог, не было вариантов. Но километра через два – это я знал точно – проселок пересекал ровный такыр, на котором кроме редкой худосочной травки никакая растительность не выживала. Такыр в диаметре с километр, и давным-давно в пору молодости, из одного из отрядов мы на него приезжали погонять сайгу в случае крайней нужды в мясе. Без его порции утром в маршрут геологу можно и не идти. А раз ухитрялись догонять на такыре сайгу", то какой-то ГАЗ-66, уже получивший пока непонятно какое повреждение от автомата Михаила, мы догоним точно. Я про такыр собрался сказать, и успел начать, – «Скоро впереди будет место ровное,» – как ГАЗ-66 на наших глазах неожиданно затормозил, словно перед преградой, и сразу скрылся из вида в пыли. Михаил мгновенно отреагировал, для шофера:

«Смотри, тормознул резко! Яма впереди!»

ГАЗ-66 снова появился в поле зрения, уже в движении. А в стороне от него, метрах в пятнадцати, бежал к кустам выскочивший при остановке пассажир.

«Смотрите, бежит!» – заорал шофер, хотя мог этого не делать – я и Михаил видели беглеца прекрасно. Опер молча, продолжая дергаться на ухабах, отцепил одну руку от какой-то железяки, за которую держался, с нескольких попыток схватил ею автомат не свой, а шофера, и протянул его назад, мне:

«Держи! Сейчас выпрыгнешь, и за тем парнем! Догони, стреляй только вверх! В крайнем случае – в ногу! Потом к дороге выйдешь!» И уже шоферу: «Тормози!» Тот резко затормозил, и я, выскакивая с автоматом из кабины, yсnел крикнуть:

«Впереди такыр! На нем догоните!» Уазик рванул дальше, а я – за убегающим парнем, успевшим проскочить от проселка метров двести, если не больше.

Для меня гулять пешком, бегать, лазать по горам и горкам так же привычно, как кому другому крутить баранку, стоять за станком, ковыряться с бумажками. Геолог я, а геолога, как и волка, ноги кормят. Правда, на пятьдесят процентов; остальные пятьдесят приходятся на долю головы. Но это не значит, что в это время ноги отдыхают – они в деле постоянно в течении всего полевого рабочего дня. И только раз в неделю расслабляются – при камералке, когда весь день ты сидишь и обеспечиваешь работой серое вещество извилин. А в субботу и воскресенье они снова в деле – на охоте или рыбалке. То – есть, тренируются постоянно и с приличной нагрузкой. Поэтому, незаконно развлекаясь с ружьишком, всяких инспекций не боимся, догнать и задержать нас кому бы то ни было просто нереально. Если забираться в места, для машины непроезжие.

Сейчас от меня убегал парень, который как я знал, любил и пиво,и водочку попить; если судить по обстановке в комнате на железнодорожном разъезде – в дозах приличных; может быть и «травкой» баловался. Явно не спортсмен, и догнать его большего труда не составит. Единственным спасением для беглеца были бы густые заросли,в которых можно спрятаться. Но таковых я сейчас не наблюдал, а потому даже не сильно и спешил в беге – куда он денется!

Расстояние между нами сразу же начало сокращаться, и через пять минут оставалось чуть больше ста метров. Здесь я передернул затвор автомата – загнал патрон в патронник, снял с предохранителя – мало ли что этот тип может отчебучить при встрече. Еще через пять минут между нами осталось метров пятьдесят. Для острастки пальнул разок в небо и прокричал:

«Куда бежишь, дурачек, ногу сейчас прострелю!» Парень медленно перешел с бега на шаг, остановился и повернулся ко мне лицом. Дышал как загнанная лошадь. Ну и слабак – дал ему оценку, но приближаясь, автомат все таки приготовил. Остановился метрах в пяти и приказал:

«Куртку и брюки с себя снимай, и живо! Не вздумай дергаться – прострелю ногу!»

«Зачем снимать?» – прохрипел, как я понимал, Гена Сычев – очень парень на него походил по описанию.

«Делай что говорю, гражданин Сычев! И быстро!» – заметил, как на его лице промелькнуло удивление. Наверное понял, что попался в руки милиции – меня-то он считал ее представителем точно – вовсе не слу-чайно. Молча снял куртку и брюки, бросил под ноги; остался в трусах и майке, что для меня сейчас и нужно.

«Отойди назад, пять шагов», – приказал, и после исполнения команды подошел к одежде. Полазил по карманам, вытащил складной нож, несколько ключей на цепочке, бумажник и сложенный лист бумаги. Из брюк выдернул ремень и оторвал несколько пуговиц с ширинки.Парень из-под лобья наблюдал за этими действиями, но желания броситься на меня у него не замечал. Да и не очень то боялся – физически намного его сильнее, и даже без автомата справлюсь играючи. Он это понимал отлично, видя что и после погони я говорю и дышу спокойно, а он отдышаться не может до сих пор.

«Одевайся», – бросил к нему одежду, – «и пошли назад, к дороге. Не вздумай бежать или еще чего. Сам понимаешь – и догоню, и шею если надо будет сверну!»

«Пуговицы зачем оторвал!» – позволил себе возмутиться Гена, но одежду на себя натянул. После этого мы пошли к проселку: Гена впереди, поддерживая брюки руками, что бы не свалились, я в пяти метрах сзади. На проселок вышли без приключений. Беглеца усадил под кустом, сам встал в сторонке и ожидал, когда к нам кто-либо подъедет.

А время шло. Пока бегали, пока то да се, пока возвращались к проселку и возле его устраивались, с час прошло. Солнце успело коснуться горизонта и вот-вот за ним скрывалось. Сумерки уже наступили, а через час будет совсем темно. Я начал прикидывать, что же мне делать, если машина задержится, или не дай бог вообще не придет. Мало ли что бывает. И что, так и должен стоять всю ночь на ногах, караулить Гену Сычева, не давать ему шанса в темноте смыться? Такая перспектива не вдохновляла.

Наконец солнце за горизонтом скрылось, и враз резко потемнело. Не так, чтобы рядом ничего не различать, но подальше, в противоположной от заката стороне, детали местности уже не различались, и лишь громады горного массива мрачно чернели на фоне более светлого неба.

Может, ноги связать Гене Сычеву? Ремень-то от его брюк у меня. Начал прикидывать, как это сделать пока не поздно: положить гражданина животом на землю, ноги ремнем стянуть возле щиколоток. Только держаться в сторонке и сзади, чтобы если и захотел, ногой мне по голове не достал. Кстати, вначале заставить его кеды снять. Что бы если и засветил, то ногой голой.

Решил все же обождать с операцией «обезноживания», и правильно сделал. Вдали на мгновение мелькнул огонек, потом еще раз, еще, и быстро превратился в хорошо различимую полосу света от фары машины. Кто-то по проселку катил в мою сторону. Через несколько минут послышался звук двигателя Уазика, а вскоре показался и он сам. Подкатил, водила заметил меня возле проселка, остановился, фары потушил, двигатель заглушил. С шоферского места выскочил Михаил, шустро подскочил ко мне, глянул на сидящего рядом Сычева:

«Нормально все?» – задал вопрос, и сам же на него ответил, – «Вижу нормально». Шагнул к задержанному, и тот начал подниматься на ноги, придерживая руками штаны без ремня и пуговиц. Михаил этот факт заметил:

«Правильно сделал, без ремня не убежишь». Я подошел к ним, протянул Сычеву ремень:»Одевай!» Тот молча начал пропускать его в петли на брюках, потом застегнул пряжку на животе. Михаил этого момента дождался:

«Руки давай!» – и ловко застегнул на них наручники. «Вот и все», – подъитожил какие-то свои мысли. Обернулся ко мне: « Машину мы на такыре догнали. У нее колесо переднее я в горках прострелил, так что еще добавлять не пришлось. Считай на диске от нас катил, потому и скорость не мог развить, мощности движка не хватало». Посмотрел на задерженного: «Давай в машину, на заднее сиденье.»

Гена Сычев молча пошел, куда ему указали. Михаил распахнул перед ним дверцу Уазика, проследил как подопечный на сидении устраивается, после чего освободил от наручников одну руку и защелкнул свободное кольцо на трубке каркаса правого переднего сидения. Теперь Гена из машины ни вылететь случайно, ни сознательно выскочить возможности не имел.

Через минуту Михаил завел двигатель Уазика, включил свет, и развернувшись на сто восемьдесят градусов, мы покатили к находящемуся где-то впереди ГАЗ-66.

«Коваленко, подлец, не захотел помочь моему шоферу пробитое колесо заменить. Запаска-то у него была, только сам знаешь, сколько она весит, одному человеку считай не под силу. Пришлось подонка в салоне наручником пристегнуть, а самому шоферу помогать – запаску снимать, подкатить к переднему колесу», – объяснил Михаил причину моего долгого ожидания. Но это уже в прошлом, и я поинтересовался о ближайшем будущем:

«А как в Мирный поедем? Как задерженных повезем?»

Михаил усмехнулся: «Да запросто, я уже об этом подумал. Им,» – кивнул на сидящего сзади Сычева, – «возможность сговориться, если еще не успели, давать нельзя. И в нашей машине я одного повезу, а шофер мой в газоне второго. Только ты в салоне будешь за ним присматривать, на всякий случай».

Я кивнул головой, и промолчал. А через минуту в свете фар появился ГАЗ-66 и копошащяяся возле переднего колеса Фигура человека. Подъехали, остановились сзади и сбоку ГАЗ-66 так, чтобы фарами машину освещать. Рядовой милиции глянул в нашу сторону и продолжил затягивать гайки крепления замененного колеса. Простреленное Михаилом валялось рядом. Я и опер вылезли из кабины, без лишних слов поставили его на попа и подкатили к месту, где на машине крепится запаска; закатили в специальное гнездо и закрепили в нем как положено.

Через десять минут тронулись домой, впереди Уазик, за ним метрах в двухстах – ближе не получалось из-за поднимаемой им пыли – ГАЗ-66. И я в его салоне, с автоматом в руках, на переднем сидении. Посматривая на Алексея Коваленко, пристегнутого наручниками к такому же сидению через один ряд, ближе к хвосту машины, и на большой набитый «травкой» рюкзак возле моих ног.

До Мирного добирались часа четыре, не меньше. Ночь – она везде ночь, и по нашим проселкам как днем не разгонишься. Да и для рядового милиции ГАЗ-66 машина новая, непривычная. И остановки делали несколько раз – Михаил интересовался как у нас дела, все ли в порядке. Заодно и перекуривали в коллективе.

Потом, уже в Мирном, я протолкался с пол часа, пока определяли в нужные места задерженных, ставили ГАЗ-66 на охраняемую, огороженную стоянку возле здания милиции. И только после этого по приказу Михаила на Уазике меня подбросили до партии. Время пошло на четвертый час ночи, и делиться впечатлениями к Доке я не побежал. Если он и ждал меня долго, то не до этого же часа. Да и будить его не стоило, потому что после моего отчета и последующего обсуждения можно спать не ложиться – утро наступит.

К счастью, жена так привыкла к моим постоянным отлучкам по охотничьим делам, иногда и с незапланированными ночевками вне дома, что столь позднему моему появлению ничуть не удивилась:

"Наконец-то явился", – сонно пробормотала, и перевернулась на другой бок, от меня лицом к стенке.