«Экскаватор последнюю канаву заканчивает», – предупредил Паша в камералке, когда геологи готовились идти на выход, к машине. И посмотрел на меня с очевидным на лице вопросом: что ему делать дальше?

Ему то понятно: ждать подсказки. Ну а мне обязательно попасть на пятачек и решить, нужны ли там дополнительные канавы. Не дай бог нужны, а экскаватор в партию зарулит самостоятельно, как выполнивший задание – и придется его возвращать, с обязательным мне втыком от «любимого» главного инженера, никогда не оставляющем упущений со стороны геологов без внимания.

«Вместе прокатимся», – успокоил озабоченного коллегу, и он с облегчением вздохнул. А я повернулся к Владимиру:

«Не хочешь компанию составить? Решим втроем, что делать дальше – может уже нечего, и его,» – кивнул на повеселевшего главного золотоискателя, – « пора в другое место определить, по крайней мере на время, пока не получим результаты анализов проб.»

«Не-а», – не согласился Паша, – «я еще не все простукал в канавах, золото не искал – ты же сам запретил!» – ну да, было дело, когда-то такое говорил. Только не верил, что он послушался, и золото продолжал искать, может не столь откровенно как ранее. Я конечно усмехнулся, мол не вешай лапшу на уши, знаю, чем занимался, но отвечать не пришлось.

«Ага! Не искал он!» – это Владимир Паше, а потом для меня, – «Давно пора! А то до снега будет ковыряться!»

«Все едем!» – принял я решение, на что Владимир с торжеством улыбнулся, а Паша грустно вздохнул. И мы двинулись на выход из камералки.

Шофер тормознул возле ближней экскаваторной канавы, заданной в свое время Владимиром. Втроем выгрузились, и машина попилила дальше, развозить работяг и документаторов. Ну а мы в канаву спрыгнули, и потихоньку пошли по ней, работая молотками и слушая Пашины объяснения. А я еще и прикидывал, сколько примерно кубов породы из канавы выброшено, что бы понять, соответствуют ли их общее количество ранее запланированному, либо же есть отклонение в нужную нам сторону, то-есть, наличествует недовыполнение плана. Только на величену этого недовыполнения мы можем наметить дополнительные канавы.

«Ничего хорошего», – даже с удовольствием определил Владимир, когда прошли канаву от одного конца до другого, – «изменены породы слабо, до «березитов» не доходит».

«А в той они уже есть», – Паша махнул молотком в сторону отвала следующей канавы, – «А за ней в следующей почти руда идет!»

«В том то и дело, что «почти»! –съехидничал Владимир, – «Была бы руда – было бы и золото! А у тебя его нет и не предвидится!»

«Будет!» – продемонстрировал Паша убежденность, – «Там я еще не искал, времени не было!»

Я улыбнулся, слушая этих петухов, и не оставив им времени на дальнейшую перепалку, потащил к очередной канаве. До обеда пробежались по всем, и к моему удивлению, уже без всяких словесных излишеств насчет золота, которое в некоторых, если судить по образцам, могло быть запросто, хотя и в невидимой для глаза форме. Владимир этого не пропустил, и теперь предпочитал молчать, а Паша на него посматривал с выражением некого превосходства.

По ходу дела, на глаз прикинув общий объем выброшенной из выработок породы, посчитал, что можем мы пройти дополнительно канав метров двести длинной, если глубина будет не более метра. Сейчас пришло время эти канавы задать:

«Как мы должны то, что на руду похоже, проследить, уточнить или просто детализировать?» – хотелось услышать мнение коллег по назревшему в данный момент вопросу.

Паша сделал вид, что в голове у него пошли процессы выработки приемлемых решений, а Владимир усмехнулся, глянув на него, и как я ожидал, предложил единственное правильное сразу же:

«Так называемая «руда» только в «березитах». А они хоть и прослежены на сто пятьдесят метров, но вскрыты нормально, по всей мощности, всего двумя экскаваторными канавами. А по коротким ручным и дудкам БКМовским на сто пятьдесят метров лишь подтверждены,» – это он напомнил о портянке, нарисованной и раскрашенной совсем недавно вдвоем с коллегой перед продемонстрацией ее Игорю Георгиевичу, – «Вот и надо это тело метров через двадцать пять дополнительными канавами изучить, полностью пересечь», – точь в точь и мое мнение!

«Я тоже так думаю», – согласился и Паша, когда я кивнул в его сторону, приглашая к обсуждению. И мы быстренько шесть канав общей длиной двести метров наметили, на местности выставили – у Паши и колышки припрятанные нашлись. Неделю отвели ему заканчивать дела (золото будет искать!) , а дальше посмотрим, должны вот-вот результаты анализов подвезти и определится, что делать дальше.

До конца рабочего дня пара часов оставалась, и Паша собрался идти к канаве с «почти рудой», наверное колотить камни и добираться до видимого золота. Я же с Владимиром оставались можно сказать не у дел, смотреть то больше было нечего, и в последний момент, когда золотоискатель закинул на плечи рюкзак и вооружился молотком, я коллегам сделал давно намеченное предложение:

«Пора нам, ребятки, оценить все, что здесь сделали: с чего начали и к чему пришли, все ли делали правильно и что в итоге может получиться».

Паша привычно задумался, а Владимир хмыкнул с полуулыбочкой, и ответил без задержки:

«На твердую четверку работку нашу оценят, кому положено! Пришли мы на пустое место, с геологией разобрались, измененные породы не пропустили и «березиты» среди них единым телом нарисовали. Молодцы, можно сказать!»

«А почему не пятерка, если молодцы?» – удивился Паша потерей непонятно за что одного оценочного бала.

«Потому!» – повернулся к нему Владимир, – «Пятерку за конечный результат дают – за золото. А у тебя в так называемой «руде» его нет и не будет! Здесь другая рудная формация, не золотоносная!»

Опять нужно пояснение. Все в мире месторождения можно разделить на группы, с учетом условий их формирования и состава рудообразующих минералов. У нас, положим, золото всегда с пиритом и халькопиритом, других минералов – редкие добавки. А у Паши на пятачке, в так называемой «руде» , в прожилках много галенита и сфалерита, зато пока ни одной блестки золота. И это невольно наводит на мысль, что здесь проявление другой формации, не золотоносной, а возможно несущей полиметаллы. Такая мысль, как оказывается, возникла не только у меня – и у Владимира тоже, что он своими словами подтвердил. Но Паша стоять решил до конца:

«Найду я золото, вот увидишь!» – чуть ли не проорал, – «Что бы нос тебе утереть, предсказатель выискался!» – вспомнил о давнем пророчестве Владимира, что «нет здесь ничего», и оскорбленный до глубины души, подхватив рюкзак и молоток, побежал к недалекой от нас канаве.

«Беги, беги!» – крикнул вслед Владимир, – « работай молотком, если подумать головой не получается!»

«Психи вы оба», – оценил я взаимную грубость коллег, – «нет бы поговорить нормально – обязательно поорать надо друг на друга!»

Недовольными каждый на каждого вернулись в партию. А в комнате у нас сидел Игорь Георгиевич.

«Анализы подвезли, ваших проб первоочередных», – сообщил после взаимных приветствий, и все полевики застыли, что бы не пропустить его следующих слов. «Ну так вот», – осмотрел нас внимательно и с улыбкой, – «большимим содержаниями порадовать не могу, но золотишко все же есть, до одного грамма».

«Что я и говорил», – со вздохом облегчения и неким торжеством первым отреагировал Владимир, – «будет проявление зотота, и все. До рудопроявления дело не дойдет!»

«Но это же первые пробы!» – не согласился Игорь Георгиевич, – «И отобраны не из лучших мест, как я понимаю – «березиты» то вы позже нашли. Мне представляется, рудопроявление у вас можно сказать уже есть!»

Владимир тут же опустил голову, уставился в непонятное на столе у себя под носом – это что бы главному геологу не возражать, мнение его всегда ставил выше собственного. А Паша расцвел в улыбке:

«А я что говорил?» – это Владимиру, – «Есть там золото!» – обернулся к Игорю Георгиевичу, – «Одна канава почти руду вскрыла, а пробы из нее еще в партии лежат, в город их не отправили!»

Игорь Георгиевич, как человек проницательный, давно знал о принципиально различной оценки конечных перспектив пятачка моими главными помощниками, но не вставал на защиту одной из сторон во всех известных мне случаях. Что бы энтузиазм стороны противоположной не губить на корню. Вот и сейчас он улыбнулся уже мне, протянул привезенные из города бумажки:

«Держи! Разнесете анализы на карту – покажешь что получилось. А я пойду, пока у вас», – с улыбкой оглядел «непримиримых», – «военные действия не начались!» И комнату покинул.

Бумаги с результатами анализов веселый Паша у меня забрал и устроился за столом разносить их на карту. Владимир же, мрачный хуже некуда, побежал домой, и я не стал его останавливать. Сам же незаметно вышел в коридор к телефону, и позвонил в милицию Михаилу – как следовало ожидать, на месте того не оказалось. Вздохнул с сожалением, и побежал в гараж к Доке.

Тот неожиданно оказался на месте, и искать его, как всегда, не пришлось.

«Валера Баринов за Зинкой приходил, забрал собачку!» – пожаловался чуть ли не плача, – «Что теперь без нее делать будем?»

«Зинуля все возможное уже сделала», – объяснил непонятливоему, – «место, где деньги были первый раз спрятаны, она нашла. А где их дальше искать –и Зинка вряд ли подскажет».

«Все равно жалко, собачка очень сообразительная, без нее дома скучно стало!» – надо же, оказывается переживания совсем по другому поводу!

«Потому и забрал, что бы самому не заскучать», – Дока кивнул головой – на месте Валеры Баринова и сам так же поступил бы, – «Но Зинка дело сделала, где деньги лежали, показала. Теперь не мешает подумать, что делать дальше. Ты то что предложить можешь?» – вначале хотелось услышать его мнение.

«Ясно что – если тот, кого Ленька возле отвала видел, деньги забрал, то его и нужно искать, по приметному мотику. Я такого зеленого и с темным щитком ни разу в Мирном не видел – значит, из другого поселка. Только какого, где искать можно?» – план уДоки какой-никакой, а уже наметился. Правда, для нас невыполнимый – не поедешь же искать мотоцикл в другие поселки, от партии за десятки километров и больше, всеж таки у нас и работа есть, за которую зарплату начисляют. Но рассказать оперу и о подозрительном мотоцикле, и о найденном Зинкой месте временного хранения похищенных денег мы были обязаны.

«К Михаилу нужно попасть, и побыстрее. Не сами же будем тот Восход искать».

Дока немедля согласился:

«Это точно, есть что рассказать».

«Только я ему звонил, и в милиции не застал. Теперь твоя очередь – а я домой побежал, под душем сполоснуться!» – не сомневался, что напарник побежит к телефону, как только я скроюсь с его глаз.

К Михаилу попали в шесть часов, когда в милиции было непривычно пусто, а опер демонстрировал явное желании побыстрее закончить дела с неожиданно свалившимися на его голову двумя ненормальными. Но когда Дока рассказал о необычном таланте собачки, обнаружившей место временного нахождения похищенных денег, и представил как очевидное доказательство этого факта две бумажные полоски –остатки банковской упаковки – настроение у него изменилось. И не замедлил с вопросом:

«Куда их перепрятали?»

Дока телепортировал мне взглядом: давай, о мотоцикле знаешь так сказать из первых, Лениных рук. Пришлось Михаилу отвечать:

«Вариант появился такой: деньги забрал тот, кого мы считаем «мотоциклистом». Его в воскресенье видел наш товарищ возле отвала шахты, вместе с Восходом. Нормальный человек никуда бы не дернулся, а этот постарался быстро смыться, когда заметил другого человека. То-есть, чем то подозрительным занимался».

«Приметы мотоцикла и его хозяина разглядел ваш товарищ?» – перебил опер.

«В лучшем виде», – улыбнулся в уверенности, что Михаила сейчас обрадую, – «в Мирном такого нет: цвет зеленый, и маленький непрозрачный ветровой щиток – найти можно без проблем! О хозяине ничего конкретного – я же сказал, что с парнем нашим он постарался не пересечься».

Как всегда, в наиболее важный момент разговоров, Михаил немедля прикурил сигарету. Задумался, не глядя на нас с Докой, левой рукой начал потирать лоб, подбородок.

«Я сегодня день в Солнечном провел», – вспомнил наконец о гостях, – «с ребятами (то-есть местными ментами) разговаривал», – грубо потушил в пепельнице сигарету, раздавив ее и размазав, – «и ничего для дела хорошего. Те, кого на шоссе солдаты грохнули, у них в поселке не появлялись – никто по фотографиям не опознал. И жмур, которого они нашли, тоже к нашему делу отношения не имеет – так, мелкий проходимец, и никаким «мотоциклистом» быть не мог».

«Из Пионерного мотоциклист», – негромко и быстро оттарабанил Дока, – «раз инкассаторскую машину узнал – значит видел ее там не раз!»

«Соображаешь!» – опер усмехнулся, – «Только теперь у нас новые непонятки: кто смог в Солнечном побывать и летчиков попросил погазовать над Придорожном. Если «мотоциклист», то зачем? Какой смысл? Хотел убедиться, что инкассаторы с деньгами залезли в самолет? Так до темноты успевал в Придорожный вернуться и подельникам объяснить все на словах, без помощи летчиков! Деньги то из Мирного в Пионерный везти должны были только на следующий день!»

Теперь у меня тоже не все в порядке. Если Михаил прав, то к самолету подходил кто-то другой, от кого требовалось одно: дать сигнал, что деньги уже в самолете. А мотоциклиста там не было, он в Придорожном сигнал ждал, и летчики для него гудели! И как мне кажется, в этот момент он был один – машина с остальными подельниками стояла далеко в другом месте, что бы не бросаться никому на глаза. И только к следующему утру они перебрались поближе к Придорожному, встретились с мотоциклистом, и уже все вместе ждали инкассаторов из Пионерного – именно следующим утром они должны были ехать в Мирный за деньгами. Но, как мы знаем, выезд был отложен на сутки из-за поломки машины, и ганстерам пришлось почти сутки провести в кошаре, где можно спрятать от лишних глаз машину, приготовленную для подставы. Но мысли-мыслями, а высказать их я пока остерегался.

«Может, в Придорожном другую девку поискать, для которой летчики газовали?» – предложил Дока новенькое, – «Если как говоришь (это он оперу) те, которых ты в поселке вычислил, к делу отношения не имеют, то должны быть другие!»

«Могут быть и другие», – согласился Михаил, – «только и тогда парень не «мотоциклист» – другой человек в Солнечном к летчикам подошел, бутылку коньяка предложил заработать и все, в поселке и остался. Только найти его не получается, хотя и я, и местные ребята к летчикам уже столько человек на опознание приводили, что подозреваемых больше взять неоткуда!»».

«А мотоцикл, который ты видел, когда с аварией разбирался – похож на зеленый и с ветровым щитком Восход?» – задал я вопрос так, для проформы: раз преступники добежали до шахты, то по времени не получалось, что опер мог его видеть. И Михаил это подтвердил:

«Нет, не он», – ответил так быстро, словно вопрос давно ожидал, – « И получается, что мотоциклист наш не из Мирного, а как вы оба сейчас думаете –из Пионерного», – улыбнулся мне с Докой, – «Поеду туда, и фотки отпечатков протектора с собой прихвачу!»

«А нам что делать?» – не услышал Дока предложения о продолжении сотрудничества, – «Деньги мы теперь искать не можем – даже представить невозможно, где они сейчас!»

«Отдыхайте пока!» – Михаил улыбнулся, – «Вы и так много для меня сделали! На рыбалку прокатитесь, ну и еще куда!» – это наверное на охоту, которую предложить открыто представитель правоохранительных органов не мог даже друзьям.

На предложение опера Дока обиженно засопел, и когда подвез меня к дому, то зачем то мотоцикл заглушил, и уже в тишине принял решение:

«Ганстеры, которых на асфальте застрелили, после ночевки на турбазе исчезли. И я знаю, где прятались еще день и ночь – завтра туда и прокатимся!»

«Куда, если не секрет? Да и зачем это нам теперь?»

«Секрет!» – Дока даже не улыбнулся, – «Но ты там еще не был! А нужно для дела: вдруг не мотоциклист, а эти два типа успели к шахте еще раз пробежаться и денежки перепрятать? Тогда дело совсем по другому поворачивается!» – завел любимый Урал и укатил, оставив в моей душе сомненик: и такой вариант имел право на существование.