Дока ничуть не удивил, прикатив на Урале спозаранку, когда я во дворе полоскал рот и мыл зубную щетку. Пришлось в темпе глотать кофе, и быстренько из дома убегать, пока этот тип в него не завалился и не разбудил жену. К счастью, что-то отвернулось в мотике, и чертыхаясь, водила начал это что-то к нему привинчивать, позволив мне за две минуты собраться и устроиться в люльке. Наконец тронулись, и очень скоро оказались на месте – всего пол километра от партии, ну может чуть больше.

Дока с Урала соскочил, оглядел клочок разъезженного, захламленного буровиками пространства, и пару раз втянул в себя воздух:

«Ничем не пахнет!» – это повернувшись ко мне. Я поманил его пальчиком, и подвел к керновому ящику с тряпьем, закрывающим старую скважину:

«Под ним нюхни!»

Напарник шустро нагнулся, и так же шустро (вот уж чего не надо было делать!) керновый ящик сдвинул в сторону, одновременно с шумом, как корова, втягивая в себя воздух. В следующее мгновение он от этого ящика летел в сторону, содрогаясь в рвотных порывах. Я тоже от скважины отскочил, и «аромат» тоже почувствовал, но по сравнению с Докой мне досталась меньшая его толика.

Через минуту, отмучившись в сторонке и на карачках, ко мне подошел.

«Ну и запашок! Как мы в нее заглядывать будем?» – в сомнении, что это возможно осуществить, покачал головой.

Я молча прошел к Уралу – всего в десяти метрах, и так же молча вернулся назад, с приготовленным Докой инструментом. Скважину обошел, что бы оказаться с наветренной стороны, и с осторожностью к ней приблизился. Ничего, дышать можно, главный заряд вонизма, скопившегося в закрытом керновым ящиком пространстве, Дока принял на себя, и если сейчас запашком тянуло, то в приемлемой концентрации, дышать можно. Начал разматывать электропровод, на одном конце с шахтерским фонарем без стекла, и с шахтерским же аккумулятором на другом. Дока, обогнув скважину, и видя, что на рвотные порывы меня не тянет, подошел помогать.

Включив лампочку, начали спускать ее вниз, по возможности задерживая дыхание и отворачиваясь от скважины в сторону, вдохнуть воздух почище. Метров через семь, не больше, осветился забой. Воды не было, лежали куски непонятно чего. Точно не камни. Дока подергал провод, постукал фонарем по этим кускам, и…лучше б этого не делал! Когда фонарь подняли, он был заляпан бурой гадостью в консистенции киселя, от которой несло, как из… Не хочется и говорить.

Теперь мы занялись крюком, сделанным в форме наконечника багра. То-есть, им можно что-то проткнуть вертикальным заостренным концом с бороздкой как у рыболовного крючка, а что-то зацепить изогнутым концом другим. По моей подсказке, изделие утяжелили железякой, ставшей не нужной нашим буровикам, и размотав шнур, бросили в скважину. Для надежности Дока шнур подергал, и медленно начал выбирать под ноги. На вертикальном заостренном конце висела человеческая стопа.

Вытащив ее на поверхность, мы от скважины метра на три отскочили. Поняв, что дышали не чем иным, как разлагающейся человеческой плотью.

«Ну, блин, напроверялись!» – покачал Дока головой, – «Теперь что?» – имел ввиду – делать.

«К ментам», – это единственный правильный вариант: пусть они и разбираются дальше, со всей этой жутью.

Через пять минут, осторожно опустив стопу на забой скважины и оставив ее там вместе с крюком, смотав электропровод, предварительно отрезав фонарь с лампочкой и забросив его (это Дока) подальше, катили в Мирный. Уже из милиции долго звонили Михаилу домой, наконец его нашли. И через час были на знакомом месте, демонстрируя ментам жуткую находку.

А дальше нас «попросили» испариться, правда, предварительно поинтересовавшись, с чего бы двум ненормальным пришло в голову проверять скважины. И пообещали на эту тему завтра поговорить уже серьезно. Крюк со шнуром, электропровод с аккумулятором, фонарь с лампочкой – заставили Доку найти – они экспроприировали, но в Урал только заглянули, и слава богу, наши припрятанные ружья не заметили. В последнюю минуту услышали, что Михаил вызывает по рации подмогу – поднимать из скважины остальные части расчлененного тела.

Волчьи следы, как мы вчера планировали, проверять уже не хотелось. Сейчас нам бы стресс снять, и Дока предложил сделать это у него дома. Жена – Ниночка – на дежурстве в Мирненской больнице, можно спокойно выпить и поговорить, насчет расчлененки, и что нам делать дальше. Я, конечно, согласился.

Во дворе первым делом стянули с себя куртки и тщательно умылись – было ощущение, что от нас попахивает, сами понимаете чем. Дальше Дока вытащил из холодильника вареное мясо и бутылку водки, налил по полному стакан, и забыв не только про хлеб, а и просто присесть, предложил:

«Давай не чокаясь. Кто б там ни лежал – а все ж человек. Прости его боже, если грешным был!»

Стоя выпили, по кусочку мяса взяли, и только теперь опустились на стулья. Водка, надо заметить, не очень и подействовала, после недавней находки, и Дока налил в стаканы еще раз, теперь по привычных сто грамм. Выпили, закусили, и начали оживать.

«Давай», – Дока откинулся на спинку стула, – «все рассказывай, об этой скважине. Трупак в нее попал – а в Мирном ювелирный ломанули. Значит все связано!»

В последнем я сомневался, на что были основания. И вспомнив, как Мирненский опер Михаил всегда что-то рисовал на листе бумаги, выслушивая результаты наблюдений в поле, куда сам же нас и посылал в недавнем прошлом, любителю детективных историй предложил:

«Неси лист бумаги и карандаш!» – без возражения он побежал в другую комнату.

« Теперь смотри, слушай, и сопоставляй», – я положил бумагу на стол к нему поближе, разделил его вертикальной чертой на две части, и написал вверху – «Понедельник», – Дока на строчку уставился, как на завещание о приличных деньгах.

«Утром было совещание у Павла Петровича. После него с Игорем Георгиевич наметили скважины, договорились завтра съездить в поле и выставить колышки – недалеко от партии, меньше километра», – под «Понедельником» оставил полосу чистой бумаги показать, что ничего пока не случилось. Ниже ее написал «Вторник».

«С Игорем Георгиевичем рано утром съездили на рудное гнездо, рядом с которым оказалась вонючая скважина, о которой мы тогда и не знали, и вбили колышки на местах своих скважин. Там ничем не пахло, а вместо позже разбитой буровиками дороги были старые заросшие травкой следы, по которым до нас в этом году точно никто не проезжал», – под «Вторником» на бумаге бумаги в левой половине нарисовал улыбающуюся рожицу – показать, что запаха не было, а правую часть оставил пустой. Ниже написал: «Среда». Дока внимательно за моей рукой проследил. Пока молчал и слушал меня внимательно.

«Заявились буровики, с ними поехал показывать скважины. Которые, как ты теперь знаешь, во «Вторник» мы с Игорем Георгиевичем выставили. Так вот: запаха никто не почувствовал», – слева под «Средой» нарисовал вторую улыбающуюся рожицу, – «но ночью, как все в партии знают, ломанули Мирненский ювелирный», – нарисовал в правой половине маленький домик и подкоп под него. А ниже этих художеств написал: «Четверг».

«Утром буровики отловили у камералки, и ездил с ними смотреть аварийную скважину – запашок появился, но слабенький. Противный конечно, но я тогда подумал, что пахнет как и из нашей глубокой скважины, с сероводородной водичкой», – Дока головой кивнул, о той скважине все охотники в партии знали, – «А перед этим я разговаривал с Мирненским опером, нашим с тобой приятелем – Михаилом. Он приезжал к начальнику партии, ну я под руку и попал. Интересовался нашими канавщиками: нет ли пропавших на днях. Такой был – Иван Лопатин. Но вещи его в общаге остались. А уже к обеду стало ясно, что он ювелирный и ломанул: его ботинки оставили следы в траншее возле магазина, и на них же Михаил нашел отпечатки пальчиков самого Ивана, совпавшими с отпечатками на стеллажах в магазине». Ниже «Четверга» нарисовал слева небольшое облачко – появился запашок, а справа – домик ювелирного, с фигуркой маленького человечка рядом, с лопатой в руке.

«И что получается?», – Дока не выдержал роли пассивного слушателя.

«Ошибаешься, если думаешь, что расчлененка в скважине и ювелирный связаны».

«Это почему же?» – возмутился напарник, – «Может, ювелирный вдвоем брали, и напарника Иван твой (почему мой?) мочканул, что б не делиться!»

«Не получается», – я подвинул лист бумаги к нему поближе, – «в ночь на «Среду» ювелирный обокрали, из скважины потянуло в четверг. А мы прекрасно знаем на примере сайги, что даже при местной жаре запашок появляется не раньше, чем на третий день. А если учесть, что в скважине все же попрохладней, чем на солнце, то и запашек почувствуется попозже, может к вечеру третьего дня», – Дока промолчал и почесал затылок.

«И это не все», – слева под «Средой» я нарисовал на бумаге самоходную буровую, – «с утра наши буровики рядом с вонючей скважиной начали бурить свою, которую я показал. И привести туда человека на убиение, или уже в частях, можно было только до них и никак не позже», – теперь Дока озабоченно вздохнул.

«Но если от момента появления запашка отойти назад, на два с половиной дня как минимум, то расчлененка в скважине появилась», – я показал карандашом, – между «Понедельником» и «Вторником». Причем человека к скважине не привели, а принесли…» – замолчал и задумался, потому что вспомнил пробный мешок, который нашел, возвращаясь с рудного гнезда в партию пехом. Уж не в таких ли мешках и приносили? Нарисовал под «Понедельником скважину, в которую что-то бросают. Доке смотрел, но пауза в разговоре не устраивала:

«Хотел сказать, что принесли уже в кусках?»

«Хотел», – подтвердил возникшее у меня предположение, требующее обязательной проверки, – «иначе рядом со скважиной мы кровь обязательно бы заметили, а ее точно не было!»

«Получается, что ювелирный с расчлененкой не связаны», – Дока со стула поднялся, и с задумчивым видом возле стола потоптался, – «Кто ж тогда в этой скважине, и почему туда попал?»

«Понятия не имею», – пожал я плечами, – «В последние дни из партии исчез только Иван Лопатин, с драгоценностями из ювелирного. Но ведь и приезжие всегда есть, кто работу ищет, а кто и …стянуть, что под руку попадет. Из этих кто-то в скважину и отправился».

«Пораспрашивать ребят надо», – тут же нашелся Дока, – «Может, кто-то что-то и видел».

«Пораспрашивай», – не стал отговаривать, – «только не сегодня. Расчлененку достанут, в морге сложат – глядишь, и определится, кого судьба–злодейка не пощадила».

«Мы что, сложа руки сидеть будем?» – с его характером это было невозможным. Найти труп, и просто передать его ментам? И не попробовать понять, чей он и как в скважине очутился в разобранном виде?

Я подвинул лист бумаги к себе, и терзаемому жаждой действий улыбнулся:

«Есть еще одно», – ниже написанного на бумаге добавил – «Пятница»; слева под ним нарисовал облако и заштриховал его показать, что с высокой концентрацией вонизма, и мешок рядом, похожий на пробный, что нашел по пути от вонючей скважины в партию.

«Это что?» – торнул Дока в мешок пальцем.

«Валялся рядом с дорогой. Кажется, в таких расчлененку к скважине и носили – кровь на нем есть, а шерстинок зайца или сайги – нет».

«А сейчас где?»

«Там же», – и понимая, что тут же получу предложение за этим мешком смотаться, погрозил пальцем, – «Только не сейчас! Он от скважины метрах в двухстах, у ментов на виду! Зачем нам светиться?»

Продемонстрировал мне сожаление, а может и возмущение мешающими ментам. Потолкался со столом рядом:

«Вечером съездим! Не будут же они (менты, то-есть) до ночи ковыряться!» – и с твердым убеждением, что обязательно это сделаем, посмотрел мне в глаза.

Не стал возражать, а кивнул на бутылку на столе. Дока жест понял, остатки водки по стаканам разлил.

А вечером съездить за мешком не получилось: в партии появился на Уазике Михаил, нас с Докой отловил, и устроил прямо в кабине совещание. Начал его с потрясающей новости!

«Все что лежало в скважине – мы подняли. В морге что можно – врач сложил. Получился Иван Лопатин».

«Как Лопатин?» – крикнули мы с Докой разом. А дальше уже я один добавил:

«Он же в ювелирном наследил, а расчлененка в скважине появилась на два дня раньше!»

«То-то и оно», Михаил полез за сигаретой, – «врач мне это же самое сказал.

«Может, и не Лопатин это?» – влез Дока.

«Точно Лопатин», – Михаил глубоко затянулся и долго выпускал из легких отраву, – «я, когда ориентировку составлял, всех его знакомых в партии пораспрашивал. Так вот: на левой руке половина большого пальца отхвачена, топором. Рубил мясо, ну и отчекрыжил, может по пьяни. У трупака – тоже пол пальца нет. Да и другие детали сходятся, так что Лопатин точно».

«А как тогда в ювелирном мог наследить?» – поинтересовался Дока от себя, и от меня тоже.

«В этом вся и заковырка», – Михаил усмехнулся, – «правой кисти Лопатина в скважине не оказалось, и чьи отпечатки пальцев в магазине – под вопросом».

«А следы ботинок в траншее?» – не мог успокоиться Дока.

«Ботинки Лопатина, но получается, что в траншее если он и топтался, то уже трупом. Значит, был кто-то другой». Дальше Владимир внимательно нас с Докой по очереди оглядел, и новость выдал совсем запредельную:

«В черепушке Лопатина две дыры – входное и выходное отверстия от ружейной пули шестнадцатого калибра. Стреляли со спины».

Нифига себе! Получается, что в ювелирном Лопатина кто-то талантливо подставил. И отпечатки в траншее – его ботинок, и отпечатки пальчиков в магазине – его тоже, только оставлены предварительно отрубленной правой кистью, которая в скважине отсутствовала. Жестоким оказался настоящий преступник! Не пожалел человека, с которым знаком был точно!

«Настоящий преступник – у вас в партии», – Михаил не успел договорить, а мы с Докой уже головами кивали, – «Думаю, один из ваших канавщиков, раз про Лопатина многое знал, и даже его ботинками смог воспользоваться, а потом к его же вещам в общаге подбросить. И с кистью…это ж надо додуматься: отрубить, и наследить ею в магазине!»

«А чем мы помочь можем?» – Дока не сдержался предложить наше участие в расследовании. Михаил усмехнулся, отлично понимая его устремления, и повернулся ко мне:

«Все о Лопатине: с кем дружил, с кем выпивал , к кому ходил в гости, кто помогал выходить их запоев. Кто, наконец, чаще других приходил к нему на канавы. Ну и подумать о месте, где могли прострелить голову: возле его канав в поле, в самом поселке, или рядом с ним. Дерзайте, в общем, и мне в случае чего звоните».

«Попробуем», – ответил я, показав неуверенность.

«Сделаем!» – бодро отрапортовал Дока, в некоторой мере неуверенность мою компенсировав. А дальше Михаил нас предупредил:

«Насчет расчлененки в скважине – уже не скроешь, несколько человек к нам подходило, когда из скважины доставали. Так что и вы можете не молчать. Но никому ни слова, что там оказался Лопатин! Говорите, что мужик, а кто – понять невозможно: голова разрублена, лицо расквашено, пальцы правой руки отсутствуют, одежда тоже», – посмотрел на Доку, – «Понимаешь, зачем это?»

«Что б настоящего преступника не спугнуть!» – бодро отрапортовал тот.

«Почти правильно», – отметил Михаил и повернулся ко мне, – А ты как думаешь?»

«Что бы спугнуть в нужный момент, когда вы все дороги и железку перекроете!»

«Вот это полный ответ», – похвалил меня опер, и из машины нас выставил. После чего Дока не замедлил с вопросом ко мне:

«Что завтра будем делать?»

«Ты – что хочешь. А меня с женой в гостях ждут», – и отвернулся в стороны, вроде как что-то там увидел. Дока в удивлении от моей пассивности – место искать надо, где канавщика грохнули, а не по гостям шляться» – замер столбом, на пол минуты, потом наоборот, задергался в ускоренном темпе:

«Тогда я один вокруг скважины побегаю, может, кисть где-то рядом валяется!»

«Побегай. Только с чего бы преступнику – если он Лопатина недалеко от скважины застрелил – ее вначале в ювелирный тащить, а потом к месту убийства возвращать?» – это я говорил, уже вспомнив, что, когда ездили с Игорем Георгиевичем выставлять скважины, недалеко от рудного гнезда вился дымок. Может, костерком не пацаны развлекались, а горела в нем одежда убиенного Ивана Лопатина? А рядом, может, его и на куски разрезали? Тут же принял решение:

«Утром за мной заедешь!» – Дока бросил на меня взгляд победителя. Его взяла!

Поваляться в кровати, по случаю субботы подольше, Андрею не пришлось. Жена разбудила, раньше времени, даже погладить под ночнушкой ей спинку не успел, что уж говорить о более существенном. Спрыгнула с кровати, и на его глазах меняя ночнушку на трусики и халат, затрещала со скоростью пулемета:

«У нас масса дел! Так что поднимайся – позавтракаем, и в Мирный поедем, за продуктами. В нашем магазине выбрать нечего, а перед Юрием Васильевичем и Светой я краснеть не хочу!»

Андрей смотрел, на эту..соблазнительницу, на пару секунд представшую перед ним в обнаженном виде, и очень пожалел, что не проснулся раньше. А то б…мог в переодеванием с удовольствием помочь. Но эта чертовка взгляд его заметила, о желаниях отлично поняла, и с показным изяществом поправила на себе халат, полностью скрыв под ним вызывающе соблазнительные выпуклости.

«Вставай, вставай!» – с улыбкой, – «Смотреть на меня вечером будешь, если с делами справимся!» – и покачивая попой –показушно и очень соблазнительно – прошла на кухню. Андрей не замедлил с кровати соскочить, в настроении уже отличном, от одного только намека насчет вечернего смотра, который – а вдруг? – перейдет в интимные ласки, и может даже – до «любви» дело дойдет.

Прошел во двор умыться, а когда вернулся, Инна уже разливала по чашкам кофе. И сразу затараторила:

«Нам нужно хорошее мясо найти», – улыбнулась, и мельком на Андрея глянула, – «Юрий Васильевич постоянно шашлыки из сайги делает, а ты не охотник, и мне придется делать плов», – Андрей тут же пожалел, что он не охотник – так захотелось жене угодить. Потому что была она весела, глаза светились, ему улыбалась, а халатик немножко раскрылся, и то, что она недавно под ним запахнула, сейчас наполовину предстала перед взором мужика. Как она сейчас хороша! И в Мирным хочет ехать с ним, а не с ненормальными подругами, У кого на уме одни магазины с женскими шмотками! И… насчет вечера намекнула!

В Мирный они добрались быстро, на попутной легковушке. А в нем застряли надолго: Инна прошлась по магазинам, потом посетили местный небольшой базарчик, и только на нем у частника купила понравившееся ей мясо. Хотя чем оно отличалось от магазинного – понять Андрей не мог. Здесь же купила зелень и овощи – эти то от магазинных отличались в лучшую сторону, ежу понятно. Потом опять по магазинам: хлеб, конфеты и печенюшки, водка, шампанское, лимонад – все ложилось в сумку, в ней уже не оставалось места, и таскать становилось все труднее. Но об этом молчал, потому что сопровождать жену и наблюдать, как она выбирает нужное, разговаривает с продавцами, и даже как на нее посматривают мужчины, а потом и на него с завистью и сожалением, что не им досталась такая красивая женщина – Инна это отлично видела и всем расточала улыбки – Андрею было приятно.

Домой с покупками добрались к обеду. Сразу под душ, Инна конечно первой. А когда Андрей, после нее, в одних плавках, зашел в дом, соблазнительница лежала на кровати, в одних трусиках! Не различая ничего вокруг, кроме знакомого до мельчайших черточек, и все равно неодолимо манящего тела, он на секунду замешкался, но ноги сами! поднесли его к кровати.

Инна не выразила возмущения, и он прилег рядом. И даже улыбнулась, когда рука – тоже сама! – потянулась к мало затронутым загаром прекрасным бугоркам. Но словами привела мужика в смятение:

«Я от тебя жду и жду, ну что б лапочкой назвал, кисочкой, или Инночкой. А ты – пень бесчувственный!» – и руку его на полпути остановила. Но не оттолкнула.

«Я боялся!» – выскочило из Андрее совсем не то, что в данный момент было нужно, и он тут же поправился, – «Ты для меня не только лапочка, кошечка, Инночка! Ты для меня все! Я же без тебя жить не могу!» – почувствовал, что преграда его руке ослабевает, и с замирающим сердцем уткнулся лицом туда, в ложбинку между прекрасными бугорками, сразу ощутив их упругость и тепло. Инна на мгновение замерла, потом голос ее он услышал:

«Тогда скажи, что меня любишь!»

«Люблю!» – он оторвал голову от ее груди, поцеловал в губы, и она это позволила. Дальше позволила все остальное.