К моему удивлению, самоходная буровая возле камералки отсутствовала. А должна была стоять – заданную скважину буровики пробурили точно, и я по идее обязательно должен показать им очередную. Прошел в свою комнату, и подумал, чем бы заняться несерьезным, что можно в любой момент отложить в сторону – буровики ко мне могли заявиться в любую минуту. А их все не было и не было. Зато заглянул Игорь Георгиевич, пригласил к себе.

«Поздравляю!» – в своем кабинете пожал мне руку, – «Больше буровики надоедать тебе не будут!»

«А кому вместо меня?» – приятной новости я обрадовался, как любой геолог на моем месте.

«Никому!» – ответил с улыбкой Игорь Георгиевич, – «Нашелся умный человек – прибор по «контактному» определению содержания молибдена придумал настраивать без всяких скважин».

Я, конечно, поинтересовался, в чем суть придумки, и главный геолог объяснил: вместо десятка скважин, бурение которых еще непонятно чем кончится, можно обойтись одной, созданной искусственно. Как? Да просто: взять материал старых раздробленных проб – его в партии море, добавить в каждую четко вывешенное количество молибдена, залить эбоксидной смолой, и тщательно перемешать. Получатся пластины, в которых среднее содержание молибдена легко высчитать, и из этих пластин так же легко собрать любую скважину, просверлив в них дыру. А новый прибор – в ней настроить, потому что содержание молибдена в каждой пластине известно. То-есть, бурить скважины ради керновых проб, что бы в них определить содержание молибдена, не нужно. Блеск! Что б мы без головастых умельцев делали?

В настроении отличном вернулся к себе в комнату, а там сидел Андрей. Рассказать, как вчера по темному к нему заявился мент в штатском, и предложили пройти к соседу, понятым. У того в комнате было еще два человека, в штатском, сам сосед в наручниках и под присмотром милиционера в форме. Начался обыск, хотя обыскивать было нечего – в комнате стул, стол, кровать и больше ничего. Но те, что в штатском, зачем то тщательно осматривали стены, и в одной нашли замазанное глиной пятно. Которое, когда свежую глину расковыряли, оказалось углублением на пять сантиметров в саманной стене на уровне головы среднего роста человека. В углублении ничего не оказалось, но один из штатских соседу в лицо сказал:

«Пулю ты, конечно, выковырял, но частицы свинца в самане все же остались, и проба это покажет».

Также тщательно, даже с лупой, исследовали пол, в щелях между досками что то вытирали и прятали в пакетики.

Потом Андрея заставили несколько раз расписаться, и под утро отпустили. А сами, вместе с соседом, уехали в Мирный, оставив в комнате одного милиционера.

Андрей, первый раз в жизни попавший в такую передрягу, был возбужден, как никогда словоохотлив, и все высказав, начал спрашивать меня, что я обо всем думаю. К счастью – говорить я пока ничего не мог – в комнату заглянула секретарша, и пригласила меня к Павлу Петровичу. Как всегда – срочно. Я этим воспользовался, честно говоря, с облегчением, и в кабинете начальника встретил Мирненского опера Михаила. Он тут же со стула поднялся, со мной поздоровался, и начальнику сообщил:

«На день его забираю, как договорились», – повел меня на выход из камералки, напротив которой стоял милицейский Уазик, с двумя пассажирами в штатском.

«След от пули в стене вы нашли, наверное, и следы крови на полу. От меня то что нужно?» – поинтересовался у Михаила, когда залезали в кабину.

Усевшись на переднее сидение, опер достал из папки мою бумажку, с картинками событий недели, развернул ее, и скомандовал шоферу:

«Давай к скважине!» – потом обернулся назад ко мне, – «Пройдем по всему маршруту убийцы, как у тебя нарисовано. А ты будешь рассказывать».

«Тогда стоп», – мы успели подняться на вершину бугра, откуда начинался спуск в долину к скважине, – «отсюда нам нужно идти пешком».

Кроме шофера из машины все вылезли, и я показал рукой в направлении найденного мной и Докой кострища:

«Во вторник, в пять пятнадцать утра, я и главный геолог партии увидели там дымок. Посчитали, что пацаны ночью развлекались». Михаил мою бумажку посмотрел, что то на ней отметил:

«Пошли дальше».

Пошли дальше, а шофер за нами потихоньку поехал. Спустились в долинку, и возле старой скважины я о себе напомнил:

«Так, как мы шли, ночью убийца нес половину расчлененного тела, в заплечном мешке, но разложенную в мешки брезентовые пробные. Думаю, их было четыре».

«Почему четыре?» – поинтересовался кто-то из сопровождавших.

Ну и что ответить? Сказать ментам, что в четыре пробных мешка добытая сайга отлично вмещается? Признаться, что сам браконьер? Нет уж, извините. Пришлось чуть-чуть приврать:

«В четыре пробных мешка входит сорок килограмм камней. Или половина человеческого тела. Вот убийца первую половину и принес, и от скважины вернулся в партию, за второй половиной».

«Похоже, так и было», – согласился опер, и у меня же спросил, – «а дальше как?»

«Дальше принес вторую половину тела, кроме кисти правой руки. А это килограмм тридцать, не больше, Лопатин был, сами видели, не слишком большим мужиком. И прихватил его одежду, кроме ботинок, которыми собирался наследить в ювелирном».

«Понятно, остатки Лопатина он бросил в скважину, и пошел жечь одежду. Но почему эти остатки он вытряхнул, а не прямо в мешках бросил?» – это Михаил всем сопровождавшим.

Я пожал плечами, потому что и раньше об этом думал и ничего хорошего не придумал. Но все же склонялся к мысли, что здесь сказалось нервное или психическое напряжение, в котором находился убийца, и сделал он это на автомате, не задумываясь.

Два других мента в штатском тоже ничего не сказали, и Михаил скомандовал:

«Ладно, пока отложим. Теперь веди к костру».

Подошли. Уазик за нами подъехал. Я сразу же показал прикрытый мной и Докой отпечаток сапога. Менты зашевелились, один сбегал к Уазику за сумкой, тут же начали делать с отпечатка слепок, предварительно его сфотографировав.

«Улика железная!» – повеселел опер, – «Голову нам морочить, что ночь провел дома, бесполезно! Если конечно, этот отпечаток совпадет с его сапогами».

Дальше менты разворошили кострище, собрали все остатки ткани и брезента, нашли несколько полусгоревших пуговиц. И мне поступила команда двигать дальше. Пошел напрямую к месту, где возле дорожки нашел пробный мешок с остатками крови.

«На костре, как я думаю, он сжег три пробных мешка – остатки брезента от них вы нашли. Но один мешок оставил, наверное, для хранения отсутствующей в скважине кисти правой руки. И рано утром он с ним возвращался в партию. А мы с главным геологом едем навстречу! Машину он заметил раньше, вернее, раньше ее услышал. И мешок бросил, а сам отбежал и спрятался. Дым от костра мы тогда заметили, а его – нет. А мешок я нашел только в пятницу. Шел пешком в партию – я тогда буровикам свою скважину показывал, ну и разглядел в кустах. На нем осталась кровь».

«Где мешок?» – тут же услышал вопрос.

« У Евдокима», – ответил, уже зная, что мы сейчас поедем Доку отлавливать.

Нашли его в гараже, привезли домой, и мешок менты экспроприировали. После чего, мне и Доке пожали руку, наградили словом «Молодцы!», и довольные дальше некуда укатили в Мирный. Ну а я обиженно-возмущенному – как же, его сегодня бортанули, в поле не взяли! – рассказал, чем с ментами занимался, и даже его чуток успокоил: места для него в машине не было, не на голову же мне садиться.