Ури ворвался в рыцарскую трапезную почти бегом - тревога неотступно грызла его, пока он таскал беднягу Клауса по подвалам и переходам замка. Он чуть было не закрыл за собой сходу зеркальную дверь, но громкий топот и пыхтение напомнили ему, что Клаус спешит вслед за ним.

- Инге! - громко позвал Ури, но никто ему не ответил.

И в коридоре, и в кухне, и в комнатах было тихо и темно, - свет погашен, шторы задернуты, ни шороха. ни шагов, ни дыхания. Ури быстро прошел через кухню, прыгая через две ступеньки сбежал с крыльца и заглянул в свинарник - там тоже было темно, но свиньи узнали его несмотря на темноту и радостно хрюкая двинулись всей массой ему навстречу, в надежде на внимание и ужин. Ури зажег свет: в кормушках было пусто и сухо. Значит, Инге свиней не кормила. Он распахнул двери гаража - фургон стоял на месте, ворота были заперты, калитка тоже. И некого было спросить, куда девалась Инге. Неужто уехала с Рупертом?

Куда? Зачем? Почему?

Ури прислонился к холодным прутьям калитки, пытаясь вспомнить что-то важное, мимолетно мелькнувшее в подслушанном телефонном разговоре Инге с Рупертом. Какие-то фразы, столь несуразно неуместные, столь неуместно несуразные, что он зарегистрировал их магнитофонно, без всякого намека на понимание, совсем как Клаус:

"- Сеньора, вы уже бросили свои пятьдесят пфеннигов в фонтан Тренто?

- Что?

- Я бы бросила целую марку, лишь бы вернуться сюда опять!"

Чушь какая-то! Даже в их загадочном словесном поединке, в котором Руперт неясно почему победил, а Инге неясно почему уступила, эти театральные строки прозвучали абсолютной абракадаброй, безвкусной вставкой из другого спектакля. Но именно после них Инге позволила Руперту приехать в замок и отослала Ури прочь вместе с Клаусом. А теперь исчезла неизвестно куда.

На пороге кухни появился Клаус. Он стоял, опираясь на перила, и махал в воздухе каким-то зажатым в ладони белым листком, подцвеченным теплым розовато-оранжевым отблеском кухонного абажура:

- Записка, Ури! Она оставила записку!

Слава Богу, хоть записку оставила!

Взбегая на крыльцо Ури наконец вспомнил, что он тоже бывал у фонтана Тренто - в Риме, в самом начале своей европейской прогулки! И даже бросил на дно фонтана какую-то мелкую итальянскую монетку, чтобы когда-нибудь туда вернуться. Воспоминание это нисколько не прояснило загадку намеков Руперта - может, Инге написала в своей записке что-нибудь вразумительное? Ури протянул руку за запиской, которую Клаус уже держал для него наготове, - на всякую чужую тревогу он реагировал как барометр:

- Читай скорей! Что она написала?

Однако, увы! - она не написала ничего путного:

"Ури, поешь сам и покорми Клауса. Ужин на плите. Да, не забудь покормить свиней."

И ни слова о том, что произошло и где ее искать. Он огляделся вокруг, соображая, куда направиться на поиски.

- Ури, - угадав его намерение робко попросил Клаус, - я очень голодный. Поужинай со мной, раз она так велела. А потом я покормлю свиней, а ты пойдешь ее искать, ладно?

Ури услышал в голосе Клауса нотки искреннего беспокойства и ему не осталось иного выхода, кроме как согласиться - ведь сегодня Клаус проявил себя просто героем, когда пошел вслед за Ури вниз, во тьму подземелья. Честно говоря, спускаться туда в одиночку было бы страшновато. Кроме того Ури тоже очень хотелось есть, а она ведь сама оставила для них с Клаусом ужин на плите, так что вряд ли в этот момент ее тащили куда-то в подвал с кляпом во рту!

Они поставили на стол сковороду тушенной капусты со шкварками и разделили ее по-братски, запивая свеже-выдавленным яблочным соком. Проголодались оба изрядно, так что через пять минут они покончили и с капустой, и с полной хлебницей душистого ржаного хлеба, непонятно когда испеченного Инге. Пока они смачно жевали с наслаждением, которое даже тревога не могла омрачить, Клаус объявил, что он готов поведать Ури еще один секрет. Ури хотел было отмахнуться - мол, ему сейчас не до секретов, но глаза Клауса прямо молили, чтобы Ури его послушал.

- Ладно, давай свой секрет! - согласился Ури.

И Клаус залопотал сбивчиво и возбужденно о том, как он ночью незаметно заглянул к Отто, а тот сидел в кресле, а фрау Штрайх сидела у его ног на низкой скамеечке, а по телевизору показывали голых девушек, которые пели как птицы и срывали одежды со школьного учителя. Но учитель на них не сердился, потому что девушки ему очень нравились - он, Клаус, знает один такой признак, но об этом признаке нельзя говорить вслух. Все девушки садились на учителя, чтобы проверить по этому признаку, какая из них нравится ему больше, но тут Отто стало плохо и он начал хрипеть и задыхаться, так что Клаусу пришлось убежать от страха, как бы фрау Штрайх его не заметила. А то бы она догадалась, что он тоже видел этот секретный фильм, который показывали не по телевизору, а по видео. Этот фильм принес фрау Штрайх за деньги ее племянник Дитер-фашист, с которым у Клауса тоже есть секрет, но этот секрет Клаус не может никому рассказать, хотя насчет этого секрета он не клялся на крови.

Когда до Ури дошло, что Клаус вовсе не сочиняет, и что курица Штрайх тайно показывает старому тирану Отто настоящую порнуху, он чуть со стула не упал от смеха, забыв на секунду свою тревогу о пропавшей невесть куда Инге.

- Нет, Клаус, тебе и впрямь цены нет! - сказал он искренне и, оставив озадаченного Клауса убирать со стола и кормить свиней, помчался в покои Отто, в надежде, что Инге няньчится с отцом.

Отто ждал его на пороге своей комнаты, освещенный маленьким дежурным фонариком и лиловато-голубым отблеском бормочущего за его спиной телевизора. Ури не удержался и краем глаза глянул на экран, проверить, не пляшут ли там снова голые девушки, но там все было скучно и благопристойно. Едва завидев его, старик стал поспешно отстукивать лапой дробные тревожные позывные, - значит, и он знал, что что-то стряслось.

"скореиди кИнге пусть ототрет!" - отстукивал Отто, путая от волнения буквы и теряя связь между словами. Однако Ури сообразил, что старик имеет в виду "отопрет", и у него сразу отлегло от сердца - раз она должна что-то отпереть, значит она здесь в замке. Но все-таки дело было серьезное, раз Отто обратился к нему за помощью - Ури давно заметил, что старик терпеть его не может.

- А где она?

Отто гневно заполыхал на него своим единственным глазом - как он смеет не понимать, где она, когда нельзя медлить ни минуты! Но чем больше Отто сердился, тем труднее ему было найти нужные слова - судорожно ловя губами воздух он надолго застыл с занесенной для стука лапой. На минуту Ури показалось, что он силится что-то произнести и сейчас его хватит удар от невыносимости этого бесплодного усилия. Но старик преодолел себя и забарабанил сперва неразборчиво, а потом все ясней и ясней одно-единственное слово:

"гер-гер-гер-герани-геранигеранигерани-герани"

Так вот она где - в зимней спальне для гераней! Тогда все, как будто, в порядке, отчего же Отто гонит такую волну?

"она заперлась заперлась зачем заперлась зачем?" - забарабанил Отто.

- А действительно, зачем?

"кто-то приезжал кто? кто? ко мне не зашла пробежала и заперлась зачем?"

Вход в хранилище гераней был на один пролет ниже площадки Отто, так что старику было не под силу туда спуститься - вот почему он сменил сегодня гнев на милость! Ури на миг чуть не поддался соблазну наказать его и уйти, но тут же отмел такую недостойную мстительность, тем более, что интересы их сегодня совпадали.

- Ладно,- сказал он утешительно, - не волнуйтесь. Я пойду посмотрю.

И сбежал по лестнице, спускающейся от двери Отто в полуразрушенную глубину замка. Эта часть была не такая древняя, как та, что примыкала к скале, так что пролет лестницы, ведущий вниз, был совершенно целый. Света яркой лампы, круглосуточно горящей по наказу Инге над дверью Отто, вполне хватало на то, чтобы Ури мог разглядеть в боковом переходе тяжелую железную дверь, преграждающую вход в просторный подвал, в котором Инге поселяла на зиму свои любимые цветы. Сверху донесся шорох колес: рискованно подкатив кресло к самому краю лестничной площадки Отто напряженно следил, как Ури безрезультатно дергал и толкал неподдающуюся дверь. Она была заперта изнутри.

- Инге! - крикнул Ури. - Это я, открой!

За дверью было тихо - черт его знает, то ли она не отвечала, то ли все это нагромождение каменных стен было абсолютно звуконепроницаемым.

- А может, ее там вовсе нет? - предположил Ури, в ответ на что на старик лихорадочно заколотил в рельс:

"она там там иди за мной я покажу"

Ури еще пару раз подергал дверь, понял безнадежность своих усилий и вернулся на площадку к старику. Тот проворно развернулся и покатил вперед по подземному коридору, выбивая лапой по рельсу "скорей скорей скорей!" Забавно, мельком подумал Ури ускоряя шаг, он очень неплохо управляется со своим креслом, когда ему надо. В конце, когда он уже почти бегом поспевал за разогнавшим кресло до предела Отто, какой-то неуловимый образ на миг появился и исчез на окраине его сознания: выбивая лапой по рельсу "скорей скорей скорей!" Отто катился в кресле по подземному коридору, а рядом бежала чья-то смутная тень. Образ промелькнул и исчез, потому что они свернули в неизвестное Ури ответвление коридора и добежали до обширной площадки, устланной двустворчатой плитой из дырчатого листового железа производства двадцатого века. Сквозь отверстия в плите пробивался тусклый свет, скорее всего не электрический - уж очень был он трепетный и тщедушный.

"там там там она свет" - настойчиво застучал Отто.

- Инге, открой! - крикнул Ури, наклоняясь над плитой. - Открой! Что ты там делаешь?

Но Инге опять не ответила, хотя на это раз не слышать его не могла.

Ури стал на колени, пытаясь заглянуть вниз, но отверстия были слишком маленькие, как сито. Снизу на Ури пахнуло теплым запахом дыма.

- Там что, есть печь? - спросил Ури.

"камин вентиляция" отстучал в ответ Отто и, показывая на большой амбарный замок, скрепляющий створки плиты, добавил "идем ключ". Можно было подумать, что в час тревоги он решил прненбречь всеми нормами грамматики.

- Какой ключ? Где он? - спросил было Ури, но старик уже катился обратно, отбивая по дороге свой тревожный призыв: "скорей скорей скорей!". Делать было нечего и Ури опять побежал за ним.

У себя в комнате старик подъехал к старинному секретеру орехового дерева и начал тыкать лапой в один из нижних ящиков. Ури открыл ящик, где среди разного домашнего хлама он нашел бронзовое кольцо с набором ключей - вполне современных, не таких древних, как "чертова дюжина красавцев". Он бросил ключи в жадно протянуую лапу Отто, однако прежде, чем закрыть ящик, успел заметить там знакомый желтый лист с фотографиями террористов, засунутый на самое дно, под разрозненные портретные рамки, подсвечники и табакерки. Зарегистрировав этот лист на задворках своей памяти Ури нетерпеливо обернулся к Отто, который зачем-то протягивал ему связку обратно.

- Ну, что еще? - взяв у старика ключи, резко спросил Ури, раздраженный бессмысленной тратой времени.

"указывай на ключи я покажу нужный" - отстучал Отто.

"Вот черт, ведь он, несчастный, даже ключ из связки вытащить не может!" - устыдился своей резкости Ури.

Третий по порядку ключ, выбраный Ури, был признан подходящим и снят с кольца. Зажав его в кулаке Ури снова вернулся к вентиляционной плите, стал на колени и со второй попытки отпер замок. Неотступный Отто, пристроившись в кресле за спиной Ури, дал ему знак приподнять плиту, которую вряд ли можно было назвать легкой. Однако Ури, напрягшись, отодрал одну массивную створку от другой и заглянул внутрь. Под ним была большая, погруженная в сумрак комната, в дальнем углу которой горел неяркий керосиновый фонарь, способный выхватить из тьмы только небольшой ломтик из обширного пространства, густо заполненного висящими в мешках цветочными горшками. В помощь фонарю в дальней торцовой стене зала вспыхивали, гасли и вспыхивали снова длинные языки зыбкого пламени, склонные окончательно погаснуть после каждой новой вспышки. В свете очередной вспышки Ури успел разглядеть на ярко озарившемся на миг фоне каменной кладки коленно-преклоненную фигуру Инге - она пыталась разжечь огонь в камине. Поза ее поразила Ури классически скульптурным выражением полной отрешенности от окружающего ее мира.

- Инге! - окликнул ее Ури. - Сейчас же открой дверь или я спрыгну вниз!

Она вздрогнула при звуке его голоса, повернулась к нему лицом и крикнула очень тихо - оказывается за пределами отчаяния человек может кричать очень-очень тихо.

- Уходи отсюда, Ури! Уходи!

Вдруг она взмахнула руками, нелепо, как птица сломанными крыльями, и крикнула опять, на этот раз громко, - похоже, она уже переступила даже ту границу, когда была способна на тихий крик:

- Папа! Ты с ума сошел! Ты сейчас упадешь!

Ури оглянулся: старик, похоже, вконец обезумел - он подъехал вплотную к прорехе между створками, и, криво перевалившись через подлокотник кресла, заглядывал вниз из-за плеча Ури.

- Сейчас же забери его отсюда, Ури! - еще громче закричала Инге.

Отто нечленораздельно заколотил в рельс. Из потока его невразумительного стука ясно было только одно, - что он не покинет поле боя добровольно. Преодолевая невольное отвращение Ури положил руку на птичье плечико старика, силой удерживая его лихорадочно рвущуюся прочь руку:

- Отто согласится вернуться в свою комнату, - сказал он и слегка стиснул хрупкие кости. - Правда, Отто?

Протез повис в воздухе над рельсом, чуть покачиваясь с угрозой ударить, но не ударяя. Ури прижал плечо чуть-чуть сильней:

- Он вернется к себе, если ты отопрешь мне дверь. Правда, Отто?

Плечо дрогнуло под ладонью Ури и съежилось еще больше в знак согласия:

"правда вернусь" - отстучала лапа.

- Нет, нет, оставьте меня! Уходите оба! - упрямо повторила Инге.

В ответ Отто придвинулся еще ближе к щели между плитами, а Ури сказал:

- Если ты немедленно не откроешь дверь, я прыгну вниз.

"и я тоже" - нагло отстучал Отто.

Инге поднялась с колен:

- Хорошо, пусть будет по вашему. Закрой створки, Ури, и запри их на замок. Потом иди, уложи Отто и приходи вниз - я тебе открою.

Ури и Отто с секунду смотрели друг на друга, сомневаясь - верить ей или нет? Наконец, Отто утвердительно закрыл здоровый глаз и покатил кресло к своей двери. "По-моему, он первый раз за все это время смотрит на меня без особой вражды" - пронеслось в голове Ури, пока он закрывал створки и запирал замок. Когда он вошел к Отто, старик уже успел въехать в свою спальню и, осторожно ступая на здоровую ногу, самостоятельно перемещал свое немощное тело в кровать. Ури подошел было помочь, но Отто сам с отчаянным бесстрашием рухнул в постель, ударился о раму кровати, взвизгнул от боли, и тут же овладев собой, застучал лапой в стену: "оставь меня я обойдусь иди к ней".

- Может, все же поменять пеленку? - тихо спросил Ури, опасаясь задеть гордость старика.

"я потерплю иди к ней" - засверкал на него здоровым глазом старик, но тут, к счастью, в дверях появился Клаус, весь какой-то взъерошенный:

- Ты нашел фрау Инге, Ури?

- Да. Она внизу, возится с геранями.

- Я пойду к ней, ладно? Мне очень надо с ней поговорить.

Отто предостерегающе стукнул лапой о стену, Ури покосился на него и покачал головой:

- Я боюсь, что сейчас это невозможно: она тем заперлась и никого к себе не пускает.

- Но мне очень, очень нужно! - настойчиво повторил Клаус, взъерошиваясь еще больше.

- Обязательно сегодня? - попытался урезонить его Ури. - Завтра с утра поговоришь.

Клаус посмотрел на него так, будто в эту минуту решался вопрос его жизни.:

- Нет. Завтра будет поздно.

Тут Отто, уверенный в том, что в эту минуту решается вопрос жизни Инге, опять заколотил в стену, напоминая Ури о неотложном. Выхода не было, надо было выставить Клауса и бежать к Инге.

- Сегодня никак не выйдет, она тебя не впустит. - твердо сказал Ури, жалея Клауса. - Но завтра ты с ней все уладишь.

- Раз так, - огорчился Клаус, - я улажу все сам. Сегодня. А завтра у меня отгул - День Охотника, ты разве забыл?

Ури, действительно забыл и про День Охотника и про отгул, но зато он сообразил, как замкнуть Отто и Клауса друг на друга:

- Слушай, Клаус, может ты перед уходом поменяешь Отто пеленку? - крикнул он, уже сбегая по лестнице вниз и сразбегу толкая плечом тяжелую железную дверь.