Пацифист
(Сергей «Ssereys» Семенов)
В Бар я зашел ненадолго, так, расслабиться немного, передохнуть перед дальней дорогой. Медведь, когда отправлял меня в эту «ходку», которую называл по военному четко — «задание», рекомендовал вообще пройти всю эту обширную базу, нигде подолгу не задерживаясь и никуда не заходя — просто войти в одни ворота, и «сквозняком» в другие — сразу на Росток, что бы оттуда пробраться на болота Янтаря, к месту своих действий. Но я решил, что могу слегка задержаться, выпить пивка, и вот, вляпался в неприятность.
Ситуация, начавшаяся глупой, дурацкой шуткой, оказалась патовой — назад не отыграешь, и дальше двинуться некуда. Мы оба — я и мой давний неприятель Петька Бык — одной рукой удерживали кружку пива, не позволяя сопернику перетянуть ее на свою сторону, одержав верх в этой стычке. Другую руку каждый из нас держал на оружии, наготове.
Бык был неправ — не прав, как говорится, на все сто. История нашей неприязни тянулась много месяцев, и оба мы подзабыли, с чего все началось. А сегодня Петька попер «на рожон», то ли надеясь безнаказанно меня унизить, то ли с самого начала намереваясь довести ситуацию до серьезной ссоры. Едва я потянулся к заказанному мной пиву, как Бык, подойдя сзади, молниеносным движением схватился за ручку этой же кружки, намереваясь отобрать мое пиво!
Нет, такого оскорбления я не мог ему спустить. Выглядящий тупой, здоровенной дубиной, Петька изрядно походил на классического быка-пехотинца из «братков» начала 90-х годов прошлого века — гора мышц под два метра ростом, мощный шишковатый череп, едва прикрытый коротюсеньким ежиком — узнаваемый, в общем, образ, за что и получил это прозвище. Однако тупым он не был, совсем нет. Бык хитрый и умный, он «лепит» простоватого, недалекого качка, умело используя преимущества этакого к себе отношения — мол, дубина, что с него взять….
И теперь мерзавец провоцировал меня, подначивая, подбивая начать столкновением первым и одновременно лишая возможность отступить с честью и без драки. Конечно, в рукопашной с этакой горой мышц справиться мне будет нелегко, и не факт, что вообще удастся.
Правда, огромная физическая сила в Зоне мало что значила — простой дробовик вполне уравнивал шансы на победу в ближнем бою, а уж с дальней дистанции снайперка давала возможность расквитаться с обидчиком любому, даже самому слабому и неумелому в «рукопашке», сталкеру. Но Бык-то в самой Зоне почти и не бывал — должность охранника в Баре давала ему возможность существовать безбедно, и не требовала обязательного участия в «ходках». Так что проживал он по большей части за надежными укреплениями, в сытости и относительном спокойствии.
Здесь, в Баре, открывать стрельбу запрещено категорически. Мне в руку просилась любимая «Беретта» — калибр девять миллиметров, удобная рифленая рукоять с мягкими прорезиненными накладками, мягкий и плавный спуск, словом — верная и почти мгновенная смерть при стрельбе на малых дистанциях. Очень серьезный довод в подобной ситуации, поверьте мне на слово. Но пустить ее в ход было нельзя, во всяком случае, сделать это первым.
Даже обнажить ствол в Баре — и то являлось грубейшим нарушением дисциплины, причем каралось незамедлительно. Любителей поразмахивать оружием, позволявших себе этакое в заведении, долговцы отваживали от подобного выпендрежа раз и навсегда. Разве что в порядке самообороны применение оружия простилось бы — но для этого нужно не пропустить момент, когда противник достанет ствол, да еще опередить его в стрельбе, что совсем не просто….
Ситуацию нужно было как-то разрешать, и поскорей. Я в очередной раз подумывал потянуть кружку на себя, что бы затем резко отпустить — скорее всего, у Быка скорость реакции недостаточная, рывок он компенсировать не успеет, так что пиво выплеснется ему на свитер, а то и в лицо. Он, конечно, объявит себя оскорбленным, а тогда выход простой — встретиться на Арене. Не любитель я поединков этих, до смерти одного из противников, причем поединков из-за гонора пустого — ни славы особой, ни денег они не приносили, а рисковать приходилось всерьез.
Но, похоже, выбора у меня не оставалось, репутация — штука дорогостоящая, и ее нужно беречь. Большая часть посетителей с большим вниманием и интересом наблюдала за разгорающейся ссорой, и я не сомневался — каким бы образом все не завершилось, очень скоро эта новость разнесется по всей Базе, а там и дальше пойдет гулять, по всей Зоне. Драки в Баре бывают нередко, а вот поединки — дело особое. Так что я приготовился воплотить свой план в жизнь, и уже было напряг мышцы руки, когда позади раздались неожиданные слова: «Это вы напрасно, ребята, не нужно этого».
Не прекращая говорить, выступивший из-за спины Быка парень — странно выглядевший (в каком-то тряпье оборванном, без оружия, вообще выглядевший чуть ли не бомжом) развел наши руки, отодвинув злополучную кружку пива далеко в сторону, и продолжил, гипнотизируя меня, Быка, да и, по-моему, всех присутствующих, своим мягким, негромким говорком. Его голос погружал меня и, видимо, моего соперника, в вязкую тину словесного потока, не позволяя вырваться, встрепенуться, начав действовать. Понимание этого удивительного эффекта лениво скользнуло по поверхности мыслей и неспешно погрузилось куда-то в глубинные слои сознания. Делать не хотелось ничего, абсолютно — только слушать и слушать…..
— Вот ты, Петр, конечно, думаешь, что славно было бы Перо отделать, да как следует, — продолжил неожиданно прервавший нас человек. А ведь силу свою рассчитать не сможешь, угробишь парня — а друзья его, что, так и забудут тебе этакое? Нет, будут они тебя подстерегать, когда ты за пределами запретных для смертоубийства помещений окажешься, так что придется тебе все время остерегаться, ночью во двор не выходить, для сна — запираться всегда. И так эти прятки тебя достанут, что изведешься ведь, в каждой тени убийц видя, в каждом звуке неожиданном — угрозу. Это и не жизнь уже будет, а бесконечный, изматывающий страх, всегда и везде. Это тебе надо?
— Или ты, Сергей, — продолжил этот непрошенный миротворец, — смерть свою в Зоне по разному представлял, и погибнуть уже мог по-всякому, а калекой, инвалидом хоть раз видел себя, а? Вот что ты будешь делать, возможности ходить-бродить по Зоне лишенный, вынужденный милостыню клянчить — это с гордыней-то своей, пусть и глубоко в себя загнанной? Нет, люди, не нужно вам такого — обоим не нужно. А пиво, из-за которого сыр-бор разгорелся, давно уже свой вкус потеряло, нагрелось, да и пропало практически, после злости-то вашей да ненависти взаимной. Вот бармен вам обоим свеженького нальет, и пейте себе на здоровье….
Картины нам этот человек изобразил невеселые, а главное, слушая эти нелепые вроде бы рассуждения, я и мой оппонент Петька Бык словно оцепенели — неожиданно, волшебным образом утратив способность сопротивляться магии этого негромкого, завораживающе журчащего голоса. Гнев, агрессивность, да весь наш боевой запал куда-то делся, перегорел, так и не вспыхнув огнем схватки. Теперь мне казалось странным, что из-за такого пустяка мы чуть не вцепились в глотки друг другу.
Видимо, Бык чувствовал себя точно также, и мы, смущенно, растерянно глянув друг на друга поверх злополучной кружки, оставшейся на стойке, разошлись в разные стороны. Разнявший нас парень, выглядевший натуральным оборвышем, каких я в Зоне еще не видел, спокойно прошел в дальний угол Бара, где присел за столик, скромно глядя на окружающих.
Удивительно, ведь оборванец вроде бы — комбез вольных сталкеров давно в лохмотья превратился, обтрепавшись до невозможности, ботинки жуткие, стоптанные да еще проволокой скрепленные, вместо шнурков. Но при этом одежда чистенькая, похоже, что многократно, до дыр стиранная. Перегара, вечного спутника обнищавших и спившихся сталкеров, я тоже не заметил. И еще очки — такие аккуратные, с круглыми интеллигентными стеклами и тонкой металлической оправой, они совершенно не подходили к образу забулдыги, опустившегося на самое дно сталкерского общества.
— Я не понял, — недоуменно проворчал Бык, оглядываясь по сторонам и обращаясь непонятно к кому, — это че за хрень сейчас была? Че это было?
Тут же к нему подскочил Спам, вечно отиравшийся вокруг посетителей Бара в поисках покупателя на разную информацию — от простых слухов до секретных кодов, и других дорогостоящих тайн.
— Это ж Костя, — услужливо пояснял Спам, ну этот, как его ….фетишист? Не, пофигист…, а пацифист, во, вспомнил! Он же по Зоне так и бродит — без ствола, без снаряги почти, прикинь? И там, где он объявится, никогда ни разборок, ни стрельбы, даже Долг свои войнушки заканчивает, в натуре. Ты че, не слыхал, как вояки завелись на Кордоне с нейтралами, а тут Пацифист этот нарисовался, и все разрулил? Так я тебе недорого все обрисовать могу, слышь….
И Спам придвинулся к Быку, нашептывая ему что-то на ухо. Я прошел в другой угол Бара, подойдя к выручившему меня парню, предложил выпить пива. От угощения он не отказался, и не спеша, маленькими глотками прихлебывая холодное пивко, мы заговорили о том, о сем.
Заинтересовал меня это персонаж всерьез. Что-то такое я уже услышал, какие-то байки про миротворца в Зоне, но чтоб военные действия прекращать — это уж ни в какие ворота не лезет, верилось в такое с трудом, и хотелось побольше узнать об этом человеке.
— Да ничего такого фантастического в моей жизни нет, — смущено отвечал на мои вопросы Костя, и стал рассказывать.
Первое время он бродил по Зоне, пытаясь, как и все, жить обычным сталкером. «Хабар» подороже добыть, денег накопить, снаряжение получше купить….Но, видно, не суждено было ему успеха на этом пути добиться. Первое время все Костя в толк взять не мог, что с ним такое — оружие чуть ли не в руках рассыпалось, детекторы из строя выходили на первом же километре, снаряжение защитное отказывало ни с того, ни с сего.
И однажды он оказался в одиночестве, за много километров от ближайшей Базы или схрона, совсем без патронов и с автоматом, затвор которого безнадежно заклинило, к тому же в рваном защитном костюме. Даже без ножа, клинок которого неожиданно сломался о простую деревяшку. Готовился Костя к гибели, а на Кордон вернулся целым-невредимым, без единой царапины.
И не то, чтобы на пути ему никто не встретился, нет — стая собак слепых попалась, и немалая. Приготовившись к смерти, пребывая в состоянии отрешенном, Костя с любопытством стал разглядывать подбиравшихся к нему псов — рычащих, истекающих слюной, готовых наброситься на беззащитного человека, разорвав его в клочья. Он впервые наблюдал этих тварей вблизи, и страх смерти незаметно отошел на второй план, уступив место любопытству, желанию понять — что они такое, эти мутанты. Внезапно агрессия стаи резко, необъяснимым образом, пошла на убыль. Стая обошла неподвижно замершего, ожидающего свою гибель Константина, не прикоснувшись к нему ни клыком, ни когтем.
Потом все было — и дрожь нервная, и пот, и накрывшая с головой волна ужаса от пережитой опасности, но самым ярким оказалось удивительное чувство единения с детьми Зоны, когда человек и псы смотрели друг на друга без ненависти, с пониманием и состраданием.
— Вот так Зона вразумила, растолковала, что все эти автоматы-бронежилеты-детекторы мне ни к чему, — закончил свой рассказ Костя, — и, в конце концов, смирился я, понял, что судьба у меня особенная, и жизнь тоже. От аномалий да мутантов что-то оберегает меня, а воевать я вообще не способен оказался.
— А как ты вообще это делаешь — ну, вот эти свои речи примирительные, как слова находишь, интонации нужные? — продолжил я расспросы.
— Это словами описать сложно, даже невозможно, пожалуй. Сами слова из меня выходят. Я себя, да и других людей в такие моменты почти не слышу — сердцем слушаю. Наверное, оно и помогает говорить то, что требуется. И ведь важно не только, что сказать, но и как сказать….Нет, объяснить не смогу. Все понимаю, но когда объяснить пытаюсь — слов не хватает, — закончил попытку объяснить свой феномен Константин.
— Трудновато, наверное, живется? — спросил я, прекрасно зная, каков будет ответ.
— Ну да, — согласился Костя, — за снаряжение новое заплатить нечем, о ремонте, а тем более переделках каких-то я уже и думать забыл, да и на кормежку обычную денег нет…. Если б не доброта человеческая, наверное, уже бы помер. Но думаю, Зона меня для чего-то значимого хранит, что бы пользу всеобщую принести. Так что жду этого момента, и верю — особый он будет, не то, что стычка обыкновенная или там драка в баре. Так и хожу между базами, жду судьбу свою. Ко мне уже привыкли, привечают, кормят-поят люди добрые, ну и я стараюсь, когда могу, помочь — чтоб сталкеры, да и вообще люди в Зоне кровь зря не лили. Получается обычно, чему я очень рад, ну и люди….
— Да что за мистицизм такой, что за идеи такие возвышенные, — перебил я Костю, не выдержав его покаянно-смиренного тона. — Ну да, получается у тебя народ примирить, в разные стороны без стрельбы и крови развести — так и пользуйся талантом своим! На переговорах группировок, которые частенько в бой превращаются, тебе ж цены не будет! Вернее, цена эта будет, и очень хорошей. А еще барыги, когда с военными договариваются, или проводники….Да вообще, мало ли где будет твоему дару переговорщицкому применение, ты ж озолотиться можешь!
— Да, дар — это ты хорошо сказал, правильно, — мягко, с улыбкой заметил Костя. — Только мне Зона не велит на даре этом наживаться.
Затем он долгим, внимательным взглядом посмотрел на меня, и показалось — не в глаза, а прямо в душу.
— А знаешь, не случайно мы с тобой встретились, — сказал он, — я завтра с тобой пойду, мы друг другу понадобимся. А сейчас отдохнуть пора, сил набраться.
Таким неожиданным образом завершилась наша беседа. Я не слишком отпирался — проход по Дикой территории должен быть не слишком опасным, только что завершился рейд Долга по зачистке завода Росток, и бандиты, обычно представлявшие для небольшой группы немалую опасность, встретиться нам не должны были, так что шансов в серьезную переделку угодить было совсем немного.
* * *
В путь мы с Костей вышли рано утром. Только что прошел дождь, и сквозь обычные, всегдашние тучи поблескивали редкие солнечные лучи, отражаясь в каплях на листьях и крышах, которые от этого блестели россыпью разноцветных бус. Настроение у меня было приподнятое, даже немного радостное, дышалось легко.
Костя напарником оказался неплохим, шагал бодро, в дороге лишнего не болтал, место ведомого занял безропотно. Только однажды он вмешался в процесс выбора пути — когда проглядел я притаившуюся в тени ржавого железнодорожного вагона «комариную плешь» — не большую, но неизвестно, насколько мощную. Этот случай прибавил доверия к Косте, но все же, я считал его заблуждавшимся, даже заблудившимся в мистических слухах и суевериях Зоны, а оттого придающим чрезмерно большое значение всяким совпадениям и странностям здешнего бытия.
Ну, и как водится, порадовавшись хорошему началу, был я наказан за это очень скоро. Вообще-то бандиты особой изобретательностью не отличаются, но тут целый спектакль был подготовлен, притом кровавый. Небольшая группа сталкеров-нейтралов, угодившая в засаду, превратилась в несколько трупов, валявшихся смятыми безжизненными куклами. Россыпь гильз, пятна крови, остатки снаряжения, втоптанного в грязь, все это ясно указывало на жаркую схватку, в которой погибли парни.
И когда один из них застонал, я тут же бросился к нему — перевязать, сделать укол антидота, а как же! И конечно, автомат вместе с рюкзаком для удобства сбросил с плеч. Так что, когда «раненый» перевернулся на спину и направил на меня «ТТ», до автомата было не дотянуться, и оказались мы с Костей окруженными несколькими бандитами в традиционных кожаных куртках, под прицелом пяти стволов, так что сопротивляться было абсолютно бессмысленно.
Тыл должен был прикрывать Костя — но что он мог сделать? Да он и не заметил угрозу вовремя — наверное, засмотрелся на картину побоища, так что застали нас врасплох, без всякого для себя риска.
Делать было нечего, и я покорно поднял руки вверх, подчинившись команде, поглядывая при этом по сторонам и стараясь оценить ситуацию.
Держали нас грабители на «3» с минусом. Коренастый малый при виде наших поднятых рук шагнул вперед и, полуобернувшись к своим, довольно улыбаясь, заговорил: — Во, толковые овцы попались, сразу секут, чего делать должны, а?
Своим бочкообразным торсом он перекрыл траекторию стрельбы сразу двум автоматчикам, оказавшись между нами. Еще один грабитель, изображавший в момент захвата раненого, встав с земли, оказался совсем близко — его я вполне мог достать, первым же ударом.
А вот пятый — седой, сухопарый, с холодным и спокойным взглядом серых глаз, беспокоил меня всерьез. Этот противником выглядел нешуточным. Он стоял немного в стороне — в трех-четырех метрах, не расслаблялся, настороженно наблюдал за происходящим, и я отлично понимал, что «в случае чего» этот хладнокровный боец нашпигует картечью из своего автоматического дробовика и своих, и чужих, превратив всех нас в куски дымящегося мяса.
Нужен был отвлекающий маневр, причем срочно, и я лихорадочно перебирал в памяти всякие трюки — только вот подходящего никак в голову не приходило, а на помощь напарника надежды не было, совсем.
Засада была устроена не для развлечения, и живым нам не уйти. Это вам не драчка в баре, а страшное, кровавое дело, и захватившие нас бандиты не разговаривать собрались — убивать. Так что на Костины таланты у меня надежды не было, абсолютно. Оказалось, напрасно.
Костя снова завел свою волшебную шарманку, заговорил тягуче-напевно, в своей особой манере, и надо же — обращался именно к тому седому, с дробовиком. Не знаю, случайно так вышло, или Константин почувствовал, кто тут режиссер, но выручило меня это его представление самым лучшим образом.
Даже я оказался не совсем готов к такому напору. Говорил Пацифист негромко, но у меня в ушах его слова отзывались звоном, зрение ненадолго, на секунду-другую утратило резкость — а у того, к кому Костя обращался, слова эти, наверное, гудели набатом. Седой явно «поплыл» — ствол дробовика опустился вниз, почти касаясь асфальта, взгляд стал рассеянным.
Примерно представляя, что будет происходить, я целиком на миротворческий дар напарника полагаться не собирался, сосредоточился на главном, ибо был уверен — долго Косте эту свору не удержать. Пропитавший все вокруг запах недавних смертей и свежепролитой крови подхлестнет бандитов, подпитав желание убивать, и обязательно перевесит усилия Константина.
Момент и расстановка фигур оказались благоприятными, и, отрешившись от перезвонов-переливов Костиных речей, я рванулся вперед.
Моим тренировкам Медведь уделял немало времени, причем делал это на свой лад, безжалостно дрессируя и часто при этом насмехаясь.
— Что ты ребром ладони все попасть норовишь? — недовольно бурчал он, — каратист какой выискался…. Ты Джеки Чана мне изображаешь? — грозно изогнув бровь, отчитывал меня Медведь на таких занятиях. — У нас времени нет, по полной программе тебя прогонять. Бей кулаком — сильный удар в мышцу оружие из рук противника выбьет, а если по суставу угодишь, то противника из строя надолго выведешь. — Давай, давай, потом отдохнем, в другой жизни, — приговаривал он, заставляя меня вновь и вновь отрабатывать удары, захваты, и многое-многое другое.
Видимо, даром его усилия не пропали. До отточенной техники спецназа мне было далеко, но справиться с обычными бандитами шансы имелись. Мельком глянув на впавшего в прострацию седого, я «работал», как учили — более не сомневаясь, доверяя рефлексам.
Первым отоварил «артиста» с «ТТ», изображавшего раненого — под моим кулаком переносица у него хрустнула явно, с жутким звуком, но ужасаться времени не было. Следом сразу же шагнул к коротышке, левой рукой — ствол автомата в сторону и вверх, правой — в горло. Этот готов — теперь выхватить пистолет у него из-за пояса, который покойный носил без кобуры. Пофорсить, значит, любил, «крутого» изображал. Ну, очень кстати чужой ствол, в карман его пока. Не отвлекаемся — приказал я сам себе, а руки уже делали свое дело — подтянуть труп за отвороты куртки, прикрыться телом, как щитом.
Упражнение № 5 — стрельба из укрытия. Стреляю, выставив ствол «Беретты» над плечом трупа, и сразу же, отпустив тело, полшага влево, еще два выстрела. Первый автоматчик с линии огня ушел, сиганув куда-то за ржавый кузов автомашины, марку уже и не разберешь. Теперь во второго, вот в этого попал — сзади, от затылка, разлетелся веер красных брызг, с белыми сгустками. Не думать об этом, не сейчас, не до истерик интеллигентских пока что.
Присев за кучей мусора, оглядываюсь — Костя молодцом, оставил свои гипнотические речи, сидит прямо за моей спиной. А седого что-то не видать — эх, быстро он отошел от Костиных штучек. Передергиваю затвор трофейного ТТ — патрон не вылетел. Это покойный владелец так на операцию по нашему захвату пошел — без патрона в стволе. Бандюки, что тут еще скажешь — отбросы сталкерства….
Сбоку, откуда-то из кустов, простучала длинная автоматная очередь, от ржавого железа над головой брызнули искры рикошета. Стреляю в ту сторону из трофейного пистолета, опустошив пол-обоймы — не целясь и не надеясь на попадание, просто, чтобы пыл стрелков охладить. Значит, засада с подстраховкой работала, да подстраховка «зевнула» — наше счастье! Н-да, до автомата добежать бы, но рискованно. Укрыться практически не за чем, а ползать по-пластунски некогда — сваливать пора, однозначно.
Отступление наше я запомнил плохо. Было страшно, пот заливал глаза, и я вел Костю за собой, то подгоняя командами, то просто тащил, ухватив его за воротник, протискиваясь между гаражами, ободрав щеку о давно не крашеное железо забора, поднырнув под платформу перрона, затем под вагонами….
Несколько раз в узких местах я оглядывался, удерживая подходы на прицеле «Беретты», надеясь, что в азарте погони кто-то из преследователей неосторожно выскочит из-за угла, подставившись под мой выстрел.
Но погони я не заметил. То ли осторожничали они, опасаясь стрельбы из укрытия, то ли вообще решили не соваться в путаницу железнодорожных вагонов и обветшалых построек, настоящий лабиринт из всякого хлама, кое-где скрывающего смертоносные аномалии.
Вот и знакомый тоннель — торопливо побросав болты, проверив дорогу детектором, вижу, что ничего не изменилось — «жарки» на прежнем месте, и мы с Костей принялись лавировать между ними, пробираясь на другую сторону.
Где-то по дороге, во время коротенькой остановки для отдыха, судорожно пытаясь отдышаться, мы остановились, хватая ртом воздух, как выловленные рыбины на берегу, и Костя выдал странную фразу — что просит не оставлять его, когда придет время главного испытания, побыть рядом, не отворачиваться. Я тогда отмахнулся — какие еще испытания, только-только ушли, теперь-то уж доберемся, до базы ученых на Янтаре, куда мы собственно и направлялись с момента выхода из Бара, совсем ничего осталось.
И добрались — практически целыми, без боя и существенных потерь. Правда, полученный от меня трофейный «ТТ» Костя утопил в болоте, оступившись на скользком замшелом бревне, на подходе к базе ученых, но это было просто досадной мелочью.
Смысл Костиной просьбы обнаружился внезапно, и тогда, когда я уж о ней и думать-то позабыл. Думал я совсем о другом — переживем ли мы Волну. Про нее мало что было известно достоверно, как и о многом в Зоне.
Добравшись до лагеря ученых, я решил — все серьезные опасности оставлены позади, и теперь мы спокойно переждем Выброс, чтобы отправиться дальше. От бандитов ушли, по пути ни в какие ловушки Зоны не вляпались, и теперь можем расслабиться, ожидая приближающийся Выброс в бункере ученых — в укрытии они не отказывали никому из сталкеров, оказавшихся поблизости. Военизированная охрана поддерживала на территории лагеря железный порядок, и случись за нами погоня — можно не опасаться, в лагере никаких «разборок» не состоится.
Но оказалось, что мы с Костей угодили в ловушку много хуже той, что устроили нам бандиты. Выброс породил Волну, которая возникла совсем рядом с лагерем и покатилась по измученной земле Зоны, неумолимо приближаясь к нашему убежищу.
Эта пакость — несущаяся с огромной скоростью стена водоворотов и завихрений аномальной энергии, шириной в несколько десятков метров, гнала перед собой сплошную полосу аномалий. В доли секунды перед Волной возникали и тут же пропадали там, где прошла стена, аномальные образования — «воронки», «жарки», «комариные плеши» и «электры» огромной мощности, испепеляя все живое, попавшее на пути, смертоносным ураганом проносясь по Зоне. Обычно, Волна гасла, промчавшись, километр или полтора, но точное расстояние никто не измерял — такого ужаса ни один танк бы не выдержал, какие уж там измерения или наблюдения.
О появлении Волны, нервно дрожа и немного заикаясь, объявил во всеуслышание Степанов — замнач. экспедиции, руководящий исследованиями. Он вышел на середину зала, взмахнул тоненькой пачкой бумажных листов, немного помолчал, явно собираясь с духом, а затем сообщил свою страшную новость:
— Вот что, товарищи…. Волна. На лагерь идет В-волна. Она близко, очень б-близко….
После своего объявления Степанов еще несколько секунд растерянно глядел на компьютерные распечатки, которые держал в руках. Потом обреченно, небрежно бросил эти бумаги прямо на пол, и в напряженной, звенящей тишине, воцарившейся в главном зале бункера, мы все отчетливо услышали его простую, но жуткую фразу: «Это…конец».
Теперь все, кто оказался перед Выбросом в лагере ученых, сгрудились возе пульта, на который поступали данные. Мы старательно прикидывали, как далеко пройдет Волна и докатится ли до нас. По всему выходило, что докатится. Бункер, заглубленный в землю на несколько метров, с толстенными бетонными перекрытиями, вполне защищал от воздействия Выбросов. Ну, голова поболит, в глазах круги разноцветные поплавают — это ладно.
Но бывали уже случаи, когда схроны, прежде вполне надежные, накрывала Волна, и укрытия, многократно до этого выручавшие бродяг Зоны, становились братской могилой для всех, кто там находился. Обычно, Волна проходила по открытым пространствам, и до крупных строений или объектов ни разу не докатывалась. Если мы станем первыми, кто погиб в таком серьезном сооружении, от понимания своей роли первопроходцев нам легче не будет — ни на капельку.
На душе становилось тоскливо. Волна была совсем рядом, и быстро приближалась. Ревели сигналы, беспрерывно трещали какие-то датчики, усиливая панику и ужас. Кто-то грыз ногти, кто-то лупил кулаком в стену. Под потолком зала часто мигал огонек аварийной сигнализации, потом один из нас не выдержал, выстрелом из дробовика разнеся надоевшую мигалку к чертовой матери, и никто ему даже замечания не сделал — что ситуация аварийная, понятно и так, а на нервы действовало здорово.
Хуже всего было осознавать свою беспомощность. Что ни делай, как бы себя не веди — ничего не изменится от твоих усилий. Волна, равнодушная к суете маленьких, беспомощных человечков, к их ужасу, смятению и нежеланию умирать, так же бесстрастно катилась вперед, приближая нашу гибель. Порожденная и гонимая неизвестной нам силой, она неумолимо двигалась в нашу сторону, оставляя позади мертвое, безжизненное пространство.
Я не заметил, когда Костя вышел из общего зала в предбанник, а потом и наружу. Сидевший у пульта наружного наблюдения молодой белобрысый парень в белом халате, практически не отрывавший глаз от перископа, внезапно выбросил вверх руку, привлекая внимание собравшихся, выкрикнув: «Человек снаружи!». И сразу в бункере стало тихо, все замерли, только треск и частый писк датчиков, ставшие уже привычным, продолжали давить на психику.
Уж не знаю, как, но я сразу, сердцем почувствовал, — это Костя. Схватив за воротник халата, я одним мощным рывком выбросил из кресла парня, заметившего моего напарника там, под открытым небом враждебной Зоны.
Приближающуюся Волну я различал четко — темная, почти черная стена, в которой сверкали багровые вспышки и сверкали электроразряды, катилась валом цунами, надвигаясь на постройки базы.
А к ней, обреченно сгорбившись, брел Пацифист, чью одинокую фигуру было видно отчетливо, как на картинке или в кино. Волне оставалось пройти тридцать, от силы пятьдесят метров, она возвышалась над базой, как падающая гора.
Костя оглянулся, и снова, как тогда, в Баре, мне показалось, будто смотрит он не в глаза мне, а прямо в душу. Одним коротким взглядом он смог предать мне все — свою боязнь перед неминуемой смертью, желание бежать от этого ужаса и понимание, что это невозможно, и перебивающую все эти страхи и сомнения главную ноту камертона — резко, мощно звучащий зов, требующий остановить Волну любой ценой.
Видеть это было невозможно. Очень хотелось отвернуться, закрыть глаза, обхватить голову руками и ожидать конца, каков бы он ни был. Но я помнил, что обещал напарнику. Наверное, так ему было легче — когда он знал, что я пусть и не рядом, не плечом к плечу, но вижу его, верю в него, и надеюсь на чудо.
А чудо произошло. Наткнувшись на выставленные ладонями вперед руки крохотной человеческой фигурки, Волна застыла на месте, сдерживаемая неведомой силой Костиного дара. Сверканье молний и яркость вспышек белого света усилились, блеск всего этого становился нестерпимым, а еле слышимый до того гул превратился в пронзительный, дико давящий на барабанные перепонки визг. И вдруг все закончилось — мгновенно.
Волна осела покорно, как шапка мыльной пены, остановившись перед самой стеной бункера, и исчезла. Разом смолкли все датчики, наступила тишина. Несколько секунд в бункере царило молчание, быстро сменившееся возбужденной суматохой — заговорили почти все, кто-то даже кричал, радуясь, что снова пронесло, что выжили…
От Кости не осталось ничего, ни тела, ни даже пепла. Он словно растворился в черной пелене Волны. То ли она вобрала его в себя, то ли он поглотил стену хаоса, надвигавшуюся на лагерь, и превратился во что-то неведомое — я не знаю. Ученые, которых я расспрашивал, только плечами пожимали — очередная загадка Зоны, вряд ли нам станет известно, что же это такое мы видели. Наверное, не знал этого и сам Костя. Все свое время, отмеренное Зоной, он ждал свой главный бой, и не проиграл его.
Теперь, когда опасность осталась позади, всякий занялся своим делом. Прошедший Выброс и прокатившаяся Волна доставили достаточно хлопот, и возможности некоторые открылись. Ученые задействовали массу приборов, снимая показания и сопоставляя с ранее полученными результатами, к тому же большинство внешних частей наблюдательных и измерительных систем оказались поврежденными, нуждаясь в значительном ремонте.
Находившиеся в лагере сталкеры собирались в дорогу, покупали и продавали снаряжение, торгуясь упорно и весело. Вообще, в лагере царила атмосфера приподнятого настроения, непринужденности и нескрываемой радости. Совсем еще недавно мы готовились к смерти. Если бы не Костя…..
Проведя с ним совсем немного времени, считая случайным попутчиком, теперь я был растерян. Что-то неправильное было в его отсутствии, и никак не получалось поверить и окончательно уяснить, что Костя погиб.
Некоторое время я растерянно слонялся по лагерю — на меня посматривали с сочувствием, но с разговорами не лезли — да оно и к лучшему было.
Окружающие меня раздражали, их хотелось проклинать, обругать, выплеснув свою злость и обиду — будто повинны находившиеся в лагере люди в Костиной смерти. Конечно, это было не так, да и сам я в немалой степени причастен к случившемуся — Пацифист ведь всех, кто в бункере укрылся, пошел спасать, и меня в том числе. Но поделать со своим настроением ничего не получалось — очень уж тяжело было на душе.
В общем, я и раньше в дорогу отправиться намеревался сразу после Выброса, и теперь находил в этом двойной резон — и до намеченного пункта добраться пораньше, засветло, и побыть в одиночестве, заняв себя привычными действиями — бросать болты, проверять местность детектором, выбирать путь в обход опасных мест. А может, на снорков нарвусь или псевдоплотей — тогда уж не до дум моих невеселых станет враз.
Благополучно добравшись до невысокого холма, возвышавшегося над унылыми видами болот, я стал оглядывать местность, намечая свой путь. Сначала вниз, к зарослям камышей, затем мимо полузатопленного остова автобуса, заброшенного на край болота неведомой силой, потом перейти по толстому, кривому бревну на маленький островок. Ни в бинокль, ни простым, невооруженным оптикой глазом, серьезных опасностей мне разглядеть не удалось. Некоторое время я еще постоял, слушая свист ветра и шуршание камышей, более прислушиваясь к собственным ощущениям, чем к реальным звукам.
Нет, ничто во мне не противилось этому пути, не было внутреннего ожидания опасности, и я стал осторожно спускаться вниз по тропинке, сбегающей с холма. Почва тут была довольно мягкая — песок с глиной, притом влажная, так что приходилось осторожничать, выверяя каждый свой шаг. Половину пути до края болота я проделал успешно, а перешагивая подозрительный участок, поросший высокой травой, поскользнулся. Чтобы не упасть, пришлось стремительно перебирать ногами, сбегая вниз. Собственный вес и немаленький рюкзак, висевший за плечами, придали ускорение, и остаток пути, серьезно отклоняясь от намеченного направления, я промчался на приличной скорости, влетев в поросли камышей в самом низу.
Остановился я аккурат между двух псевдоплотей, как раз собравшихся позавтракать. На завтрак у них предполагались останки какого-то бедолаги, давно превратившегося в малопонятную кучу костей и рванья. Свиноподобные мутанты уставились на меня со странным выражением — не столько агрессивным, сколько возмущенным. Оно и понятно — я влетел между ними в очень не подходящий момент, и, пожалуй, больше всего хотел извиниться за прерванную трапезу и убраться подобру-поздорову. При этом я понимал — кинувшись на меня с двух сторон, плоти шансов на победу в поединке для меня не оставят. Я тихонько, по миллиметру стал передвигать автомат, висевший на ремне стволом вниз, а с предохранителя он был снят, и патрон в стволе — но мне категорически не хотелось стрелять.
Казалось, что Пацифист стоит у меня за спиной, и осуждающе качает головой — мол, помешал свинкам поесть нормально, так еще и убивать готовишься, а за что? Ощущение присутствия погибшего напарника было таким реальным, таким явным, что хотелось обернуться, что-то ответить…..
Момент для анализа правдоподобности ощущений, явлений призраков и всякого такого был неподходящий, и, стараясь не отвлекаться, я осторожно попятился назад, не спуская с плотей глаз, — мало-помалу, маленькими шажками, стараясь не звякнуть снаряжением, не хрустнуть сухим стеблем, чтобы не нарушить хрупкое равновесие тишины, которое вот-вот может взорваться стрельбой, яростью и кровью. Когда я отошел шагов на десять, одна из плотей хрюкнула как-то недовольно-ворчаще, словно пробурчала — иди, иди, куда шел, — и снова уткнулась мордой в человеческие останки. Я сделал еще шаг назад, выйдя из камышей, чьи стебли сомкнулись передо мной, закрыв занавес обычного представления Зоны — мутанты пожирают падаль. Быстро пройдя несколько метров, оглянулся — никто за мной не гнался, не нападал. Я был совершенно один посреди бескрайних пустошей болот, где редкие островки выдавались из темной, стоялой воды. Костя?…Да нет, просто почудилось, это все нервы, не может быть.
Стерев со лба выступившие на нем крупные, холодные капли пота, я перекинул за плечо автомат, поправив ремень, и зашагал на север, загоняя вглубь сознания странные мысли и образы, крутившиеся в голове. Очередной эпизод здешней странной жизни, полной неразгаданных загадок и тайн, остался позади.
Пора было приступать к выполнению основной части задания, полученного от Медведя. Он был моим напарником в первые мои дни пребывания в Зоне, а теперь стал не то наставником, не то куратором, в этом мне еще предстояло разобраться. Но это уже совсем другая история.
Сергей «Ssereys» Семенов
Август 20…9 года
P.S. Благодарю за помощь в написании, правке и доработке рассказа моих добрых друзей по Б.Л.И.К. у, а также, авторитетных товарищей, членов «Дискуссионного Клуба» портала «Литсталкер». Огромное вам всем спасибо!
