(Из дневника сталкера, 17 июля 2012 года).
Я весело топал, едва не напевая, с Кордона на Болота. Было утро, свежее и румяное, как славно выспавшийся и умытый заботливой мамашей карапуз. Его радостное личико светилось, выглядывая из-за холмов и наполняя округу умиротворенностью. А до этого два дня хлестал ливень, вылив целое небесное море.
Нынешней ночью водопад пересох. Я даже проснулся, когда по щелчку невидимого факира, пропал стук капель по железной крыше. Долго лежал в темноте, прислушиваясь к тишине, никак не мог настроиться на сонную волну, словно сбившийся во время концерта музыкант, за спиной которого барабан вдруг перестал отбивать привычный ритм.
Но именно тогда, ворочаясь на скрипучем диване, за мгновение до того, как провалился в болото сновидений, я решил, что утром отправлюсь в дорогу. Засиделся я в деревне на Кордоне, даже плесневеть стал, терять запал, с которым пересек границу Зоны два месяца назад.
Именно из-за этого я и заработал свою первую кличку — Аномалия. Настолько же я был опасен в своей непредсказуемости, проявлявшейся в необдуманных поступках. Сначала было забавно слышать — Витек Аномалия, но постепенно прелесть нового имени прошла, а в последнее время оно и вовсе стало раздражать, приводя к неожиданным вспышкам гнева. Так, наверное, может достать человека только маленький камешек, попавший в ботинок и который в данный момент просто невозможно вытряхнуть.
Мою утреннюю экспедицию с полной уверенностью можно было внести в пусть и не очень длинный список неразумных выходок, каждая из которых могла стоить мне жизни. Но пока везло. Не знаю, правда, на чей счет можно отнести это везение. На мой, или тех сталкеров, которые становились на время моими наставниками.
Никого, естественно, я предупреждать не стал. Выскользнул тихонько, как вор, из дома, пропитанного запахом оружейной смазки, давно немытых тел и копотью железной буржуйки, и рванул на север.
За спиной болтался тощий рюкзак с двумя банками тушенки, контейнером для артефактов и запасной фляжкой воды. На груди гордо покачивался, тускло отсвечивая серым, MP-5, на поясе уютно пристроилась парочка РГД-5. ПДА со встроенным детектором аномалий, закрепленный на левом предплечье, иногда напоминал о себе тонким птичьим попискиванием. Ботинки мягко утюжили мокрую траву, которая быстро распрямлялась и тщательно заметала мои следы.
Тело и душа пели хором, а богатое воображение с удовольствием рисовало картины восторга и зависти молодых сталкеров, когда я вернусь в деревню с первым, самостоятельно добытым артефактом. И, надо сказать, не самым дешевым.
Наше воображение — забавная штука. Оно настолько тонко чувствует настроение человека, что может с одинаковой легкость и быстротой нарисовать, как самое прекрасное, так и самое ужасное. И обязательно не жалея красок.
Впереди уже показалась железнодорожная насыпь, серым шрамом обезобразившая зеленое лицо Кордона. На ней возвышались памятниками былым временам две ржавые цистерны. Третья, сильно помятая, валялась под откосом, как раз рядом с небольшим туннелем. Наверняка он появился здесь не просто так, но об этом известно лишь канувшим в прошлое строителям, которые его и прогрызли под насыпью, как червяки яблоко.
В туннеле любили селиться различные аномалии, состав которых менялся после каждого Выброса. И, как в большинстве общежитий, его население было бедным и жадным: аномалий — много, артефактов — шиш. Но все новички после очередного Выброса, совершали к тоннелю паломничество. Всегда разочаровывались, но возвращались вновь и вновь в тайной надежде на чудо, которое в один прекрасный момент может явить Зона. Но, как говаривал мистер Нунэн, из кирпича не выжать воды, из камня — крови.
Мельком взглянув на туннель, на входе в который змеились две «Электры», я сразу о нем забыл. Зато вспомнил ночной разговор пришедших четыре дня назад в деревню двух сталкеров. Они еле передвигали ноги, как верблюды, добравшиеся до оазиса после перехода по пустыне. Глаза незнакомцев ввалились, лица осунулись, силы на исходе, но ценный груз на плечах. Их рюкзаки оттопыривались, словно горбы, наполненные водой.
Гости медленно двигались по деревне, а вслед им капали слюной из открытых ртов с десяток новичков, околачивавшихся без дела. Два потрепанных, но боевых эсминца гордо прошли сквозь строй рыбацких шхун, предусмотрительно шарахнувшихся в стороны, и скрылись пока в недоступной для многих гавани — в бункере Сидорыча.
Вот разговоров-то было! Затертые, как старая магнитофонная лента, байки, травившиеся по вечерам возле костров, всем изрядно надоели. А тут такое событие, позволяющее спустить с цепей свое воображение, додумать, дорисовать и приукрасить.
Мне в ту ночь выпало дежурить. Наплевав с десятиметровой вышки на правила и обязанности часового, я поудобнее пристроился возле облезлой стены дома и уже намеревался на ближайшие два часа сгонять в мир сновидений, как услышал тихий разговор.
Осторожно выглянув из-за угла, я увидел, что возле костра сидят трое — два незнакомца и Волк, своего рода начальник службы безопасности деревни. Их лица прятались в темноте, которую затухающий огонь не в силах был разогнать, а длинные тени раскинулись в стороны, как лучи звезды. Волк наливал гостям водку, сам же пил чай, долго дуя в кружку перед каждым глотком.
— …Нагрузились мы на «Агропроме» плотно, даже часть хабара пришлось там оставить. Схоронили на черный день, — застал я конец рассказа. — А тут, как назло, военные с бандитами схлестнулись. Запечатали выход на Свалку не хуже пробки. Вот мы и решили рвануть в обход…
— Устали, как снорки после гона, — сменил рассказчика второй сталкер, дожевавший свой бутерброд и потянувшийся до хруста костей. — Внимание уже не то, вот чуть и не вляпались в «Жарку». Она прямо на железной дороге расположилась, а я отродясь о таком не слышал. Всегда ведь аномалии железку стороной обходили. А в этой еще и «Огненный шар» крутится. Да крупный, такие редко встречаются. И, главное, манит к себе, — мол, смотрите, какой я красивый, лежу тут, огнем переливаюсь и стою немереных бабок…
— Ну, ты, Зима, прямо поэт, — гоготнул его напарник, хлопнув друга по плечу. — Я и не замечал за тобой этого. Надо бы к тебе внимательнее приглядеться.
— Да иди ты, — махнул на него рукой Зима. — Это от усталости.
— Ну, мы уже третий год тут, навидались всякого, — перехватил инициативу у рассказчика второй сталкер. — В общем, помучились жадностью немного возле «Жарки», да дальше потопали. Не верим мы в такие подарки…
Дальше я уже не слушал. Мое еще не усеченное Зоной воображение развернуло перед внутренним взором широкую панораму всех прелестей, которые я получу, если добуду «Огненный шар». Да что там, он уже уютно лежал на моей ладони, сосредоточив в себе все мои мечты, желания и мысли. Превратился в то, о чем я думал все последующие дни ежеминутно. Затянул меня, как самая коварная трясина, и отпускать свою добычу не желал.
Зима с товарищем, имя которого выяснить я так и не удосужился, задержались в деревне, а потому я, предположив, что в тех глухих местах не так многолюдно, уже карабкался на насыпь. Рельсы, местами искореженные неведомой силой, а кое-где даже оторванные от шпал, вздымались волнами и звали вперед.
Сначала я пытался идти по шпалам, но быстро отказался от этой затеи, потому что постоянно сбивался с шага и спотыкался. Пришлось перебраться на обочину, усыпанную крупной галькой и поросшей грязно-зеленой травой, постоянно путавшейся настырным котенком под ногами. Так что идти стало не намного легче.
Солнце вскарабкалось по небу еще выше и баловало местные земли приятным и столь редким теплом. Ветерок гонял по насыпи пыль, закручивая в небольшие торнадо и пытаясь закинуть ее метким броском в глаза. Я щурился и иногда сплевывал попавший в рот песок. Воздух был пропитан ароматом высыхающего после дождя леса и грибов, в который иногда тонкой нитью вплетался привкус болотной застоявшейся воды.
Меня переполняло предчувствие добычи, которое напрочь затерло опасение, что идущего по высокой насыпи человека видно издалека. Дачник и дачник, неспешно топающий до ближайшей станции, чтобы сесть на электричку и укатить в город. А в Зоне — прекрасная мишень для одних, и вполне сносный завтрак — для других.
Странно, но в это утро местная живность почти не встречалась. Только раз я увидел пятерку кабанов, гнавшихся, плотоядно хрюкая и ломая кусты, за небольшой стаей тушканов. Меня они не заметили. И, к счастью, слегка остудили мой боевой настрой. Я даже немного посидел на насыпи, сжимая в руках MP-5 и нервно водя им из стороны в сторону. Но скрывшиеся в рощице кабаны и их возможные жертвы возвращаться не собирались.
Тем временем я добрался до незримой границы Болот. Это я понял, когда тянущийся слева редкий перелесок постепенно выродился в низкорослые кусты, будто присыпанные ржавчиной. Настойчивее потянуло сыростью, даже пришлось застегнуть куртку.
Над болотом висело туманное марево, такое же ржавое, как и простирающая внизу местность. Словно живое существо оно подрагивало, клубилось, то вздыхало, то пыталось вылепить из облаков какие-то фантастические фигуры. Впереди уже проглядывался остов грузового вагона, напоминавшего давно выброшенную на берег и тщательно обглоданную падальщиками касатку.
Справа в кустах неожиданно зашуршало, я быстро присел и вскинул MP-5. Ветка дернулась и на насыпь выскочила лоснящаяся черным болотная крыска. Остановилась, настороженно скользнула маслянистыми глазками по мне и, подняв вверх остроносую мордочку, стала принюхиваться. Меня она игнорировала, я тоже сделал вид, что она мне совершенно не интересна, а то, что палец нервно поглаживает гладкий спусковой крючок, — так мы, люди, часто так делаем. Ну, как жуки, вечно потирающие перед полетом мохнатыми лапками тонкие усики.
Болотные крыски — проворные твари величиной с кошку — смахивали на помесь крысиного волка с ондатрой. Они были в меру агрессивны и охотились стаями, как тушканы. И хотя не было случая, чтобы они загрызли человека, я навсегда запомнил, как накачивали на Кордоне антибиотиками и сывороткой сталкера, добравшегося с Болот с изорванной в клочья ногой. Кровь капала с нее, оставляя в траве пунктирный след.
Был у крысок и один несомненный плюс — их мясо на вкус напоминало кролика. Поэтому на хуторах, где находились бары, их даже выращивали в качестве домашней живности, которая не упускала случая острыми зубками укоротить пальцы своим хозяевам.
Вдоволь надышавшись, крыска скрипнула, как несмазанная калитка, и тут же из кустов с легким шелестом выскочило еще пять особей помельче. Они зыркнули в мою сторону, а потом сорвались с места и, легко перескочив железнодорожные пути, скрылись в кустах на противоположной стороне, махнув на прощание длинными хвостами.
Я медленно выдохнул, сердце колотилось в груди испуганной канарейкой, шея и спина взмокли, словно побывал в сауне, ноги мелко подрагивали. Но это скорее оттого, что я долго сидел на корточках, поспешила успокоить оптимистичная половина разума, все еще пребывающего в благостном настроении.
Нет, сказать, что я испугался, нельзя, а вот струхнул — это точно. Я сел на землю, камни острыми краями впились в ягодицы, но остались без внимания — надо было немного прийти в себя.
Теплая вода с привкусом полыни заполнила рот, но неожиданно, как это часто бывает, когда мысли заняты другим, попало не в то горло. Я сначала задохнулся, а потом закашлялся, разбрызгивая воду. На глаза навернулись слезы, затуманив окружающее, словно я разглядывал его сквозь мутное стекло.
О чем я думал, когда отправился на Болота один? Надо быть кретином, чтобы, поддавшись мимолетному желанию прославиться, забыть, где я нахожусь. Но надо быть полным кретином, чтобы сейчас, даже осознав всю глупость своего поступка, повернуть назад. Вы представляете Колумба, поддавшегося мимолетной панике и поворачивающего свои корабли вспять, когда до встречи с чайкой всего лишь несколько часов?
Надо успокоиться немного после встречи с крысками и переключить свое воображение на позитивный канал. Ну, вспомни хотя бы глаза молодых сталкеров, светящиеся завистью и уважением, когда они смотрели на Зиму с товарищем. А новенький комбинезон, отливающий свежей зеленью и дышащий надежностью? Он уже давно покоится в бункере Сидорыча, дожидается тебя, как девка на выданье.
Нет, воспоминание о комбинезоне только оттолкнуло меня назад, когда я уже почти добрался до спасительного берега и вот-вот должен был почувствовать под ногами опору.
Нет, нет и нет. Цель слишком близка, чтобы от нее так легко отвернуться. Она уже протянула к тебе невидимые крепкие руки и так просто не отпустит. Вырываться же у меня не было сил и желания — вновь в памяти всплыли глаза молодых сталкеров…
Скрипнув зубами, я поднялся и осторожно, теперь постоянно оглядываясь, двинулся вперед.
Остов вагона приближался и в какое-то мгновение стал расплывчатым, как будто смотришь на него сквозь… горячий воздух, нагретый дыханием «Жарки». Я вспотел, хотя был еще далеко от аномалии. Пот сразу же промочил майку и стек несколькими струйками по спине в трусы. Хоть снимай и выжимай.
Детектор аномалий слишком уж радостно пискнул, обнаружив «Жарку», и указал на то место, где над насыпью поднимался маревом горячий воздух. Совсем как над асфальтом, нагревшимся и слегка размягчившимся в летний зной. Три шпалы обгорели, выложив своими ожогами круглое сердце аномалии. А вот рельсы еще не оплавились, только немного закоптились. Я нагнулся и потрогал — горячие и слегка дрожащие.
Приблизившись к аномалии, я сделал на безопасном расстоянии пару кругов вокруг нее. «Огненный шар» размером с теннисный мячик был на месте. Он, словно следил за мной, пока я совершал обход, игриво подпрыгивал в самом центре «Жарки» и действительно притягивал к себе магнитом.
Собираясь пойти на третий круг, я вынужден был признаться — я не знаю, как добыть артефакт. В этот момент я напоминал того людоеда, которого пригласили на званый ужин, а когда он явился, оказалось, ужин мало того, что живой, так еще сидит за высокой стеной и без боя сдаваться не собирается.
Даже для решения самой сложной задачи есть методики, набор формул или примеров. В моей ситуации не было ничего. О «Жарках» я только слышал, а уж о том, как из них доставать артефакты, мне пока никто объяснить не удосужился. Да и зачем? На Кордоне таких аномалий нет, а собираемые до сих пор новичками артефакты добывались традиционным способом — после исчезновения разрядившихся и привычных «Каруселей», «Воронок» и «Трамплинов».
На удочку их явно никто не ловил. Странная мысль закрутилась в голове, пытаясь предложитьрешение. Но я никак не мог уловить его. Несколько секунд борьбы и подсказка, которая уже наклевывалась, нырнула туда, откуда появилась. Долгожданный улов не захотел стать ухой. Я с досады кинул в «Жарку» болт, который крутил в руке.
Из-под земли с гудением вырвалось желто-красное пламя высотой метра в три. Я отпрянул и сразу же почувствовал, как нагревается воздух. На лбу выступили капельки пота, ладони стали влажными, но аномалия, отработав секунд пятнадцать, отключилась. Язык пламени, втянулся в землю. Или просто исчез, будто невидимый диспетчер перекрыл задвижку?
Я в бессилии, проклиная свою глупость, опять пошел вокруг аномалии. Интересно, сколько еще надо будет раз обойти «Жарку», чтобы, наконец, смириться с поражением и вернуться на Кордон? Одно поражение еще не означает полного разгрома. А вовремя признанное поражение обладает способностью учить, как избегать допущенных ошибок. Смогу ли я сейчас…
Стоп-стоп-стоп. Что-то не так. Погруженный в свои горькие мысли я не сразу отреагировал на сигнал. Глаз, просматривая привычную картинку, что-то заметил, на чем-то запнулся, а я это едва не пропустил. Встряхнув головой, еще раз внимательно взглянул на аномалию и издевательски подрагивающий от немого смеха «Огненный шар».
Точно, вот оно. Артефакт находился уже не в центре аномалии, немного сместившись в сторону. Наверняка его оттолкнуло вызванное мной пламя. Я облизнул пересохшие губы и потер ладони. «Мы еще увидим, кто сегодня будет оплакивать свое поражение», — язвительно мелькнуло в голове, и я показал красному шару язык.
Третий камень, пущенный в артефакт, достиг цели и сбил его еще ближе к границе аномалии. Я ощущал себя в кегельбане, вот только каждый бросок сопровождался не одобрительными криками, а недовольным и угрожающим гудением аномалии, выплескивающей гнев в небо яркими языками адского пламени.
Рюкзак валялся в стороне, на нем лежал МР-5, я же скакал вокруг аномалии одурманенным шаманом. Артефакт уже практически был выбит к краю «Жарки», но все еще находился под ее неусыпной защитой. Только точными бросками я мог обеспечить себе долгожданный приз. Аномалия, по-прежнему, отвечала на брошенные камни огненным фонтаном, но помогать отказалась напрочь.
Я целился долго, дважды отирая рукавом пот, заливавший глаза. Бросок и камень, даже не вызвав недовольства аномалии, угодил точно в «Огненный шар». Артефакт подскочил и откатился на приличное расстояние, застыв между двумя грязными шпалами.
— Бинго! Джек-пот! Господа, вы выиграли! — я был вне себя от радости. Я даже вывернул какое-то танцевальное па, дрыгнул ногой, хотел еще раз заорать, но вовремя спохватился. Заткнул рот, из которого рвались вопли восторга, ладошкой и затрусил, припрыгивая, к своей добыче.
«Огненный шар», лежавший на ладони, холодил кожу. Даже не скажешь, что он вышел из чрева аномального дракона. Темно-красный артефакт покрывали черные крапинки, сливавшиеся в улыбающуюся рожицу, которая из-за внутренней пульсации шара, казалась живой. Иногда корчила гримасы, иногда — расплывалась открытой детской улыбкой. Я не мог оторвать взор от артефакта. Разглядывал его под разными углами, то поднося совсем близко к лицу, то выпрямляя руку, чтобы полюбоваться им на расстоянии.
Я никогда не считал себя завзятым болельщиком и спортсменом, поэтому слезы олимпийских чемпионов, сжимавших в руках медали, были мне чужды. А теперь я их стал понимать. Я сам готов был разрыдаться. Я одержал победу, но над более грозным и смертельным противником, который жил и играл только по своим правилам.
Со стороны я наверняка напоминал идиота, который откопал в грязи что-то блестящее и уже битый час пялился на него. Оставалось лишь пустить слюни и, как Голлум, зашипеть — моя прелесть.
Взглянув последний раз на артефакт, плотно задвинул крышку контейнера. Ее щелчок ознаменовал освобождение от чар. За своими сумасшедшими игрищами и бездумными созерцаниями я потерял счет времени и забыл о том, где нахожусь. Воображение тут же услужливо решило набросать несколько картин, что со мной могло приключиться, но я отмахнулся от них.
Бережно положил контейнер в рюкзак, забросил его за спину, поднял с земли МР-5 и, не оглядываясь на дышащую даже в забытье жаром аномалию, двинулся в обратный путь.
Солнце перевалило за полдень и по-прежнему радостно улыбалось Зоне. Ветер гонял над насыпью запах согревшихся рельсов, иногда добавляя в него прелый привкус дряхлеющих без человеческой заботы шпал. Легкое перешептывание придорожных кустов, только изредка нарушалось далекими, долетавшими эхом, привычными звуками Зоны. На Кордоне, к северу от насыпи, надрывались слепые псы, им иногда отвечали одинокие хлопки выстрелов. Кто-то совсем не торопился тратить патроны, а, может, это военные точечно отстреливали собак с вышки на блокпосте. Издалека долетел приглушенный гул вертолета. Сзади, с Болот, донесся хрюк кабана, что-то лопнуло бумажным пакетом, и всё стихло.
Интересно, что скажет Волк? Наверняка наорет или вовсе даст по шее. Он в последнее время почему-то все больше внимания уделял именно мне. Я все чаще ловил на себе его внимательные взгляды, когда мы выходили в учебные вылазки. Что он пытался разглядеть? Неужели увидел в моей бесшабашности задатки сталкера? Или просто готовился вынести приговор — валил бы ты, парень, из Зоны пока есть возможность?
Восторг и удивление, которые наверняка будут сопровождать мое прибытие в деревню, уже не радовали. Вернее радовали, но совсем не так, как утром. Их прибило пылью, по которой сверху нарисовали недовольное лицо Волка. Да, надо признаться, что мой поход имел совсем другие цели. Я хотел доказать и себе, и всем остальным, что чего-то стою. Могу пройти по Зоне один, добыть артефакт и вернуться назад целым и невредимым.
Здесь все и постоянно это доказывали. И другим, и себе. Доказывали свое право на жизнь. Вот только стоило ли ради этого лезть в Зону? Такой вопрос уместен за Периметром. Здесь же территория, на которой меняются смыслы многих привычных истин, заставляют учить другие законы, пишут каждый день новые правила, чтобы уже завтра отказаться от них навсегда.
И зачем я здесь? Этот вопрос стал приходить ко мне совсем недавно. И ответов пока не было. Сначала они появлялись, но постепенно я понимал, что они неверны. Пытался находить другие, но постепенно отказался от поиска. Временно, дожидаясь открытия новых путей, которые смогли бы привести меня к единственному и правильному ответу. Или вновь ткнули бы носом в тупик. И тогда…
— Стоять, казбек! — с небес упало копье, которое пригвоздило меня к земле. Сердце подскочило и застряло в горле. Я подчинился автоматически, еще не вынырнув из водоворота раздумий, которые закрутили меня и вновь заставили утратить контроль над окружающей реальностью. И тут как тут воображение — легкими штрихами на белом листе набросавшее единственное слово: «Бандиты».
— Обделался что ли? — поинтересовался хрипловатым голосом, в котором прослушивался легкий кавказский акцент, другой бандит. — Давай, повернись к лесу задом, а ко мне передом.
За спиной засмеялись — трое, различил я. И стал медленно поворачиваться — это происходило не со мной. Я все видел, словно со стороны. Направленные на меня черные зрачки автоматных дул, черные плащи, черные маски, скрывавшие лица, но позволяющие видеть оскаленные ухмылки. Шансов — ноль. Зато ответ на мучавший меня вопрос найден. Нет, только путь, ведущий к нему. Неужели он такой простой — семь граммов под ребро?
— Ствол на землю, — резко, словно выстрелив, скомандовал стоявший впереди бандит. Он был крупнее и выше напарников. — Рюкзачок тоже. Таможенный досмотр.
Бандиты опять довольно гоготнули — старший был сегодня в ударе. Да и возможность пощипать одинокого сталкера поднимала настроение.
MP-5 глухо стукнул о шпалу, рюкзак снимался неохотно. Стоявший справа бандит ловко подцепил его стволом «Калашникова» и протянул старшему. Тот ловко распотрошил его, быстро достав контейнер с артефактом. У меня помутилось в голове, я словно провалился в черную пропасть. И только одна мысль мерцала в темноте тревожным красным маячком — «Огненный шар», «Огненный шар».
— Вот это ты молодец, — издевательски похвалил бандит, — принес дяде Мотору такой подарок. Я даже могу тебя отпустить с миром, так ты меня порадовал.
Как только бандит вывалил из контейнера себе на ладонь артефакт, у меня внутри словно прорвало плотину, которая сдерживала нечто ужасное, прятавшееся в самых потаенных глубинах человеческого разума.
Да будь ты проклята, Зона! Вместе с твоими тварями! Ты протянула мне руку, а когда я сделал то же самое, то она оказалась в пасти псевдопса! Я пытался тебя понять, искал дорогу к твоему сердцу, а ты мне подсунула этих уродов! Да будь ты проклята, Зона! Трижды! За каждого…
И вдруг меня стал заполнять клубящейся черный туман, поднимающийся из той пропасти, в которую сорвался, но так и не упал. Завис в пустоте и безвременье, чувствовал, что падаю, но понимал, что не упаду. Вслед за туманом, лишавшим меня возможности нормально воспринимать и реагировать на происходящее, из глубин подсознания начала всплывать ненависть. Черное мерзкое чудовище, своими щупальцами проникающее в каждую клеточку моего разума. Оно копалось в воспоминаниях, словно в навозной куче, вытаскивая самые отвратительные, которые я пытался навсегда замуровать в камерах своего мозга. И вот они все полезли наружу, крича и толкаясь.
Черное нечто было настолько ужасно, что повергло меня в прах — как можно так сильно ненавидеть человека, которого встретил лишь пять минут назад?
Ненависть, опираясь на сковавший меня черный туман, быстро затопила все тело, от последнего волоска на голове до мизинца правой ноги. И начала бурлить, как смола в котле, заботливо подогреваемом эти тремя черными людьми. Еще немного и варево выплеснется из меня, я даже сжал зубы. Но ненависть наполнила мои глаза черной бездной, сквозь которую смотрела на бандитов.
Один из «ренегатов», контролировавших эту область, почувствовал нечто, взглянувшее на него, и испуганно отшатнулся. Но старший продолжал поддерживать огонь, катая на ладони «Огненный шар», который теперь улыбался уже новому хозяину. Я возненавидел и его. А невидимые волны, пропитанные мысленными проклятиями, все дальше расходились от меня. Второй бандит тоже что-то почувствовал, улыбка стерлась с его лица, а глаза испуганно забегали.
Нет, нет. Это не я. Я пытался сопротивляться, но черный туман думал за меня, а ненависть — говорила. Они завладели мной, как всесильные создания, приходящие к тебе в ночных кошмарах. Еще немного и они меня толкнут на автоматы с голыми руками. И я, иссеченный пулями, обливаясь кровью, буду корчиться в пыли, но все равно ползти к ним…
— Какая прелесть, — Мотор причмокнул губами и подписал себе приговор.
— Да гореть тебе в аду, — сказала ненависть, ловко превратив звуки страшные слова.
— Чего? — бандит подавился вопросом. — Что ты сказала, сявка?
— Да гореть тебя в аду! — выдавил из меня крик черный туман. В ушах зазвенело. Два бандита кинулись в стороны. А Мотор не успел.
Да будь ты проклята, Зона!
И будь благословенна!
«Огненный шар», лежавший у Мотора на ладони, словно ждал приказа, резкого окрика. Он подскочил, заискрился, внутри него вспыхнул огонь, превращая улыбку в дикий оскал. «Жарка» родилась прямо в руках бандита — яркое желто-красное пламя ударило фонтаном в небеса. Мотор дико заорал. Огонь охватил его руки, проворно прыгнул на лицо, стек на грудь. На меня пахнуло горелой кожей и паленым мясом, жаром слизало брови, ресницы, щетину с подбородка и щек, опалило глаза и, развернув, толкнуло в спину.
Я сделал несколько шагов и, запутавшись в ремне от автомата, упал на колени, разбив их в кровь. Черный туман, медленно утекал, утаскивая все еще цеплявшуюся за меня ненависть. Они покидали мое тело и разум, но я, словно новорожденный, не знал, что делать с ними, как ими управлять.
За спиной уже не кричали. Чувствовалось лишь жаркое дыхание, и ужас охватывал меня, как только я представлял, что там может быть. Никакие силы этого мира не заставили бы меня оглянуться, но я это сделал.
Мотор исчез, на его месте жарким маревом дышала новорожденная аномалия, успевшая слизать часть одной рельсы. Чуть дальше валялся кусок обгоревшего плаща и еще что-то черное. Автомат бандита лежал убогим огарком свечи рядом с аномалией. Напарники Мотора испарились. Наверное, сбежали, почему-то с облегчением подумал я.
А потом я увидел его. «Огненный шар» плясал в центре аномалии, крутился, показывая разные бока, переворачивался, словно пытался представить себя во всей красе и доказать, что он все так же нужен мне. А потом он неожиданно замер, и черные точки сложились в улыбающуюся рожицу.
И шар мне подмигнул.
Второй раз за день сердце подскочило и застряло в горле, но рожденный в глубине теперь уже моего тела крик вырвался и вновь ударил плетью по ушам…
Бишкек, 18–27 июля 2009 года.