Долгожданное контрнаступление
К началу декабря германские войска втянулись в два огромных мешка по флангам оборонявшего Москву Западного фронта. С одной стороны, казалось, что это два клина окружают столицу, с другой – было видно, что основные силы вермахта сами залезают под фланговые удары. В этот момент немецкая армия испытывала большие проблемы со снабжением и маневром, советская сторона, напротив, опиралась на обширную сеть железных дорог и большое число резервов. Кроме того, учитывая близость к Москве, немецкая авиация уже не имела такого подавляющего превосходства в воздухе, как в октябре.
30 ноября Жуков обратился к Василевскому, который на тот момент являлся замначальника Генштаба, с просьбой срочно доложить Сталину план «контрнаступления Запфронта и дать директиву, чтобы можно было приступить к операции, иначе можно запоздать с подготовкой».
Короткий план был написан от руки и содержал всего пять пунктов:
«Народному Комиссару Обороны Товарищу СталинуЖуков, Булганин, Соколовский».
Объяснительная записка к плану карте контр-наступления армий Западного фронта.
1. Начала наступления исходя из срока выгрузки и сосредоточения войск и их довооружения: 1 ударной, 20 и 16 армий и армии Голикова с утра 3–4 декабря, 30 армии 5–6 декабря.
2. Состав армий согласно директив Ставки и отдельные части, и соединения, ведущие бой на фронте в полосах наступления армий, как указано на карте.
3. Ближайшая задача ударом на Клин – Солнечногорск и Истринском направлении разбить основную группировку противника на правом крыле и ударом на Узловая и Богородицк во фланг и тыл группе Гудериана разбить противника на левом крыле фронта армий Западного фронта.
4. Дабы сковать силы противника на остальном фронте и лишить его возможности перебросить войск 5, 33, 43, 49 и 50 армии фронт на 4–5 декабря переходят в наступление с ограниченными задачами.
5. Главная группировка авиации (3/4) будет направлена на взаимодействие с правой ударной группировкой и остальная часть с левой – армией генерал-лейтенанта Голикова.
Сталин наложил краткую резолюцию: «Согласен».
Ситуацию в германской армии на конец ноября хорошо характеризуют слова начальника организационного отдела Генерального штаба сухопутных войск генерала Вальтера Буле, которые сохранил для нас дневник Франца Гальдера: «Некомплект на Восточном фронте составляет 340 000 человек, то есть половину боевого состава пехоты. Сейчас роты в среднем имеют по 50–60 человек. …В Германии готовы для отправки на фронт всего 33 000 человек. Основная масса пополнений личного состава еще не привыкла к фронтовым условиям. Отсюда – снижение боевых качеств войск. … Автопарк имеет не более 50 процентов исправных автомашин». Также там отмечается, что новые подвижные соединения могут быть готовы не ранее начала февраля, к этому же сроку могут быть готовы соединения, укомплектованные техникой французского производства.
Однако в тот момент у немцев не было никаких сомнений в том, что Москва вскоре будет окружена: «Для артобстрела Москвы будут переброшены: 10 батарей 150-мм пушек (дальность стрельбы 11 300 м), 2 батареи 150-мм пушек (15 300 м), 1 батарея 194-мм пушек (20 800 м). Эти батареи будут направлены в группу армий “Центр” 6.12». Это говорит о том, что никаких дальнобойных пушек в районе Красной Поляны не было, да они и не были там нужны, как и «наглаженные мундиры» для парада. Такие орудия могли понадобиться на случай окружения или полуокружения (вообразим и такой вариант) Москвы и методичного разрушения города. Это лишнее подтверждение тому, что столица СССР вермахту не была нужна, как не было ему нужно и население, остававшееся в городе, – тот, кто не успел бы его покинуть, сбрасывался со счетов.
1 декабря в Москву на 20 эшелонах прибыла 331-я Брянская стрелковая дивизия. Первоначально ей было приказано защищать Коломну, и она даже выгрузилась там 28 ноября, но потом снова была быстро переброшена уже на Клинское направление и вошла в 20-ю армию А. А. Власова. Передовые части дивизии практически сразу, с колес, вступили в бой. 1106-й полк дивизии к 16:00 достиг Киова и завязал бой с немецкими частями на Рогачевском шоссе. При подходе к деревне Капустино, что сразу за автомобильным мостом через Клязьминское водохранилище, красноармейцы попали под бомбежку и потеряли 13 человек убитыми.
1104-й полк с утра 2 декабря атаковал деревню Катюшки и к 22:00 выбил оттуда немцев, но уже через несколько часов, ночью, вынужден был ее оставить из-за сильного минометного огня. Бои за Катюшки продолжались несколько дней, бои шли буквально за каждый дом. 1106-й полк при наступлении на деревню Горки потерял убитыми до 200 человек, 89 было ранено, было и 6 обмороженных. Жестокие бои за Горки продолжались, и к вечеру 3 декабря потери в 1106-м полку убитыми и ранеными составили 45 % личного состава. Ночью 5 декабря Катюшки были окончательно заняты 1104-м полком при поддержке двух бронепоездов.
Красная Поляна оказалась крепким орешком. Из-за сильного минометного, пулеметного и автоматного огня два полка дивизии не могли войти в деревню. Потери в наступлении продолжали чудовищно расти: за 5 декабря они составили 979 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести. Бои за Горки продолжались до 7–8 декабря, в ходе них было подбито и сожжено 15 немецких танков. В атаке на эти деревни участвовали и советские танки 134-го отдельного танкового батальона.
У дивизии появились первые трофеи, которые были очевидными признаками успеха. В боях за Горки, Пучки, Красную Поляну и Катюшки было подбито и разрушено: 8 танков, 33 автомашины “самохода”, штабной автобус и легковая машина, 11 мотоциклов, захвачено 2 радиостанции и пулемет. «Захвачено большое количество награбленного имущества у населения, начиная от детского белья и до отрезов сукна. Среди захваченного имущества имеются солдатские письма и фашистская литература».
9 декабря наметился очевидный перелом, дивизия достигла сел Озерецкое и Мышецкое и стала преследовать поспешно отступающего противника: Глазово, Бунтеиха. Справа от Глазова, всего километрах в трех, находится село Белый Раст, которое штурмовали краснофлотцы из 64-й морской стрелковой бригады. Среди трофеев, которые были захвачены на отрезке от Красной Поляны до деревни Глазово, надо выделить «годную пушку 120 мм». Возможно, что именно захват этого орудия стал «доказательством» планов обстрела Москвы из Красной Поляны. Впрочем, в германской армии не было орудий такого калибра, возможно, что это было трофейное советское 122-мм орудие.
К 20 декабря 331-я дивизия участвовала в освобождении Волоколамска.
Правым соседом 331-й дивизии была 64-я морская стрелковая бригада, которая также только вошла в состав 20-й армии. 64-я морская стрелковая бригада была сформирована в поселке (сейчас это город) Нижние Серги Свердловской области, который был основан в середине XVIII века Никитой Демидовым, построившим в этом месте чугуноплавильный и железоделательный завод. Бригада была сформирована из моряков Тихоокеанского флота и Амурской военной флотилии, курсантов военно-морских училищ и местных призывников. Свердловский областной комитет партии направил в соединение 400 коммунистов, многие из которых прошли гражданскую войну. Свыше 60 % личного состава были коммунистами и комсомольцами. Общая численность бригады составляла около 4 тыс. человек. С 20 по 25 ноября бригаду перебросили в район между Дмитровом и Загорском (штаб – село Озерецкое), где она довооружалась, а 28–30 ноября была отправлена маршем для защиты Пушкина, о чем мы уже рассказывали.
3 декабря в 11 часов части бригады перешли от обороны к наступлению. К 14:30 1-й батальон бригады с приданными средствами усиления занял Кузяево и повел дальнейшее наступление на село Белый Раст. 2-й батальон бригады наступал на Красную Поляну, а 3-й батальон оставался в резерве. Впервые Белый Раст был освобожден в 4 часа дня 4 декабря, «но контр огнем из минометов, артиллерии, танков и пулеметов противника создавшего огневой мешок, вынужден был отойти на южную окраину Кузяево», где занял оборону.
За отсутствие боевого опыта приходилось платить слишком высокую цену. Кроме того, многие бойцы были одеты в черные флотские шинели и сильно выделялись на белом снегу, становясь хорошей мишенью. «При наступлении на Белый Раст рота автоматчиков потеряла до 50 % своего состава вследствие того, что, поверив ложным слухам соседей, не выставив разведки, маршем въехала в Белый Раст, где была встречена и окружена противником. Потеряла два 120 мм миномета и танк “КВ”». С вооружением также были проблемы, еще на 4 декабря – на вооружении состояло 30–40 % штатного количества станковых пулеметов с некомплектными частями, из-за чего в бою пулеметы не использовались.
Контрнаступление под Москвой.
Заместитель начальника Генерального морского штаба контр-адмирал Алафузов в докладе наркому ВМФ Кузнецову об участии морских бригад в битве под Москвой так характеризовал проблемы первых дней боев: «Личный состав морских бригад, не считаясь с огнем и местностью, шел в атаку во весь рост, пренебрегая маскировкой, перебежками и переползанием, почему имел большие потери; каждый хотел быть впереди – пулеметчики и минометчики шли вместе со стрелковыми подразделениями, благодаря чему прекращалось воздействие огнем на противника; командиры шли впереди своих подразделений, зачастую снижая роль командира до роли бойца».
Отсутствие опыта боевых действий и недостаток в вооружении мешали продвижению вперед. В течение дня 5 декабря бригада продолжила атаковать Белый Раст, где встретила упорное сопротивление, что вынудило ее перейти даже к обороне по линии Кузяево, Саморядово, станция Луговая. Только в 6 утра 6 декабря удалось овладеть Кузяевом. Появились первые трофеи – 240 военных топографических карт и патефон.
7 декабря вместе с 24-й танковой бригадой морякам удалось выбить противника из Белого Раста. При этом немецкие войска вывезли 8 орудий, 12 бричек и вывели около батальона пехоты – они покинули населенный пункт достаточно организованно и продолжили отходить в северо-западном направлении.
В этом бою бригада потеряла убитыми 476 и ранеными 230 человек.
Ее действия помогли 8-й гвардейской стрелковой дивизии переломить ход боевых действий у станции Крюково (на территории нынешнего Зеленограда) и, отбросив противника, перейти в долгожданное контрнаступление. Занимавшие станцию Крюково немцы, «уходя, всем пожали руки (кого ограбили!) и заявили: “Ну, рус, сейчас уходим, весной опять придем”».
6 декабря находящийся недалеко от Снегирей в деревне Рождествено немецкий артиллерист Ойген Зайбольд делает запись о тяжелых боях и скором отходе: «День у нас, во втором эшелоне, проходит вяло. Но впереди – настоящий ад. Русские наступают, не считаясь с потерями. Ночью наша артиллерия приостанавливает наступление противника. Огонь перемещен на деревню (Рождествено). Из русского батальона в 500 человек могли выйти из-под огня 50 человек. За передней линией сопротивления весь склон покрыт бесчисленными дотами, блиндажами, рядами колючей проволоки и другими полевыми укреплениями. Наше командование решило отойти к линии главного сопротивления. Говорят, что мы оставим даже Истру, которая находится [в] 10 км западнее от нас. Мы дали последний выстрел и пошли спать. Рано утром 7 декабря нас разбудили обозники. Все рады, что предстоит так называемый “перенос огневых позиций назад”. Интересен, между прочим, транспортный вопрос. Одна батарея второго дивизиона примерзла к месту, так что утром ни одно орудие невозможно было пустить в ход. Мы едем назад. Ночь проводим в Санниково».
Лесные завалы
Вначале декабря уже не было смысла строить традиционные противотанковые препятствия – глубокий снег и мороз сильно усложняли рытье противотанковых рвов. На смену им пришли лесные завалы.
«Перед другими видами противотанковых препятствий, как то, перед рвами, эскарпами и надолбами, лесные завалы имеют то преимущество, что их постройка значительно менее трудоемка, а, следовательно, они, при прочих равны условиях, возводятся быстрее.
Схема лесных завалов вокруг Москвы, которые создавались в декабре 1941 года. (ГБУ ОХД ОПИМ)
Если для отрывки вручную 100 погонных метров противотанкового рва нормального профиля, в зависимости от категории грунта требуется от 3000 до 7000 рабочих часов, то на устройство 100 погонных м завала глубиной 60 м в лесу средней густоты требуется всего 500–600 рабочих часов».
Дело это было новым и не всегда понятным непосредственным исполнителям работ. Хотя лесные завалы указывались как противотанковое препятствие еще в наставлении по инженерному делу для пехоты 1939 года, вопрос их создания был проработан лишь теоретически. Наставление рекомендовало при устройстве завала валить деревья крест-накрест, вершиной к противнику. Деревья должны были подрубаться или спиливаться на уровне пояса, причем, чтобы затруднить растаскивание деревьев, их нельзя было отделять от пней. Дополнительно завалы можно было оплетать колючей проволокой и устанавливать в них «сюрпризы» в виде ручных гранат или фугасов. «Стрелковое отделение, имея две поперечные пилы и два тяжелых топора, за один час может сделать 20 погонных метров завала в два-три ряда деревьев. Моторной пилой, имеющейся на вооружении саперов, за один час команда в четыре-семь человек может свалить 30 деревьев».
У московских рабочих, которых в декабре 1941 года направили на валку деревьев, никаких моторных пил, конечно, не было. Двуручные пилы с топорами, и те пришлось собирать с бора по сосенке в пожарном порядке. Выезжали на работу, как правило, по Северной железной дороге (Ярославское направление) на пригородных поездах, размещались в деревнях вдоль трасс завалов.
Завалы планировались не в два-три ряда деревьев, а глубиной от 50 м до километра. А это требовало совсем иной организации работ. В докладе первого секретаря МК и МГК ВКП(б) А. С. Щербакова отмечалось, что «рубка леса должна была происходить на площади 51 тыс. га, предстояло вырубить от 2,5 до 3 млн куб. м леса, что требовало мобилизации 200 тыс. человек на 12–15 дней». В итоге длина полос завалов по фронту составила: в Московской области – 1054 км, в Рязанской – 275 км и в Ивановской – 38 км.
Одновременно с началом сооружения завалов стала готовиться инструкция «по устройству противотанковых и противопехотных препятствий в лесу», которая была принята только в 1942 году, когда нужда в таких огромных завалах отпала.
Следов этой огромной работы практически невозможно обнаружить – на месте завалов вырос новый лес. Кстати, когда основная угроза столице миновала – древесина из завалов была использована в качестве топлива, в том числе на Восточной водопроводной станции.
Борщок для Сикорского
Некоторые любят попрекать Сталина и его окружение организацией во время войны роскошных банкетов, что несправедливо. Конечно, Верховный главнокомандующий не голодал и питался значительно лучше большинства граждан СССР, которым в 1941 и 1942 годах пришлось пережить (а кому-то и не удалось) настоящий голод. Но кремлевские банкеты были частью дипломатического этикета и, надо отметить, отличались достаточной скромностью. Кроме того, зачастую банкеты помогали достигнуть взаимопонимания во время сложных переговоров, как было во время визита в Москву генерала Владислава Сикорского, который являлся премьер-министром правительства Польши в изгнании.
С 1920-х годов отношения у СССР с Польшей были очень плохими и стали еще хуже после раздела Польши в сентябре 1939 года. Таким образом, ни Сикорский, ни Сталин симпатий друг к другу не питали. 30 ноября начался визит Сикорского в СССР. Сначала он прилетел в Куйбышев, где встретился с Молотовым, Вышинским и генералом Андерсом. С последним он, кстати, не находил общего языка. 2 декабря под прикрытием истребителей Сикорский прилетел в Москву на Центральный аэродром, где ему была устроена торжественная встреча, на которой присутствовал в том числе генерал армии Жуков. В гостинице «Москва» для премьера и сопровождающих его лиц отвели целое крыло на седьмом этаже. Сикорский разместился в красивом апартаменте, состоящем из кабинета, салона и спальни. Переговоры завершились 4 декабря, в тот самый момент, когда враг в буквальном смысле стоял у ворот Москвы.
Переговоры в Москве шли очень непросто – Сикорский и Андерс играли каждый свою игру, особенно активен был Андерс, который всеми средствами пытался добиться вывода польских частей с территории СССР, чем очень сильно раздражал Сталина. «Я человек достаточно опытный и старый. Я знаю, что если вы уйдете в Иран, то сюда уже не вернетесь», – отвечал он Андерсу. И в конце концов раздраженно бросил, что если поляки не хотят сражаться, пусть уходят. Часть документов все же удалось согласовать и подписать, но к традиционному дипломатическому приему обе делегации подошли не в лучшем настроении. Дипломатический прием традиционно устраивался председателем СНК СССР Иосифом Сталиным в форме застолья. Трапеза сопровождалась произнесением многочисленных тостов и длилась 2–3 часа. Вслед за этим обычно следовала менее официальная часть, которая проходила в специальном помещении (оно примыкало к Екатерининскому залу), куда подавались кофе и сладости.
Член польской делегации дипломат Ксаверий Прушинский отмечал, что на приеме 4 декабря 1941 года яства, обозначенные в меню французскими названиями, происходили, однако, из традиционной русской кухни, «богатой, острой и тяжелой». Среди закусок преобладали рыбные блюда – из лосося, белуги, семги, а также икра наилучшего качества. В состав холодных закусок входили: икра зернистая, икра паюсная и расстегайчики. Помимо этого, на столе имелись: семга, балык белорыбий, сельди с гарниром, ветчина, салат оливье, поросенок, сыры, масло, огурцы кавказские и помидоры. Горячие закуски были представлены грибами белыми в сметане «о гратен» (запеченная корочка) и медальоном из дичи пуаврад (соус к мясу).
После закусок официанты подали первое по выбору: крем-суп (суп-пюре), консоме (осветленный густой куриный или говяжий бульон) и «борщок». «Борщок» – это было первое блюдо, которое поляки называют «барщик». «Гастрономический патриотизм» пана Прушинского не оставил ему другого выбора, как выбрать именно это первое блюдо. Вместе с первым подавались пирожки пай. На второе во время банкета предлагались: стерлядь в шампанском, нельма отварная, индейка, цыплята, рябчики, спаржа, соус муслин и сливочное масло. На десерт были предложены шоколадное парфе, а также птифуры (пирожные и печенье небольшого размера), фрукты и жареный миндаль. К ним предложили кофе, ликеры и коньяк.
Обед продлился около двух часов, после чего перешли в расположенный рядом салон, куда подали кофе и сладости. Вот тогда-то в сердечном настроении родилась декларация Сикорский – Сталин «О дружбе и взаимной помощи». После обмена мнениями и согласования ее содержания Молотов подготовил документ в своем кабинете при активном участии Ксаверия Прушинского, и декларация была подписана. «В этом радужном, приподнятом настроении, с ясными мыслями и надеждами на будущее мы прощались после пятичасового пребывания в Кремле», – вспоминал это событие член польской делегации Ежи Климковский. Можно сказать, что немаловажную роль в подписании декларации сыграл кремлевский банкет.
Конец сорок первого
Вернувшийся в Москву Воронков записал цены на Арбатском рынке на середину декабря (рынок серьезно пострадал во время бомбардировок): капуста – 15 руб. за килограмм, морковь – 10 руб., лук – 30 руб., редька – 8 руб., картофель – 12 руб., огурцы соленые – 20 руб., свекла – 10 руб., грибы сушеные – более 25 руб. за 17 грибов. «При мне вешали огурец большой, наполовину наполненный рассолом, стоит он 6 руб. 75 коп. …Обошел магазины, везде начали давать сахар и конфеты, печенье по 100 гр. Есть рис для детей, манка для рабочих, сосиски и сардели. Более ничего не видал. Дают так, чтоб не умерли». При этом 100 г конфет-леденцов по карточкам стоили 54 коп. По Москве ходили слухи о скором возобновлении коммерческой торговли продуктами (говорили, что цена килограмма масла будет 100 руб., в октябре коммерческая цена на масло была 55 руб., а официальная 28 руб.), жители спорили об уместности такого шага. Одни считали, «что это аморально, ибо хорошо лишь для тех, у кого уйма денег»; другие «что это – благо, так как любой бедняк отдает последнее, чтоб купить хоть два раза в месяц масла для детей, которого сейчас невозможно нигде найти». Тимофеев тоже записывает слухи в дневнике об открытии коммерческих магазинов: «называют даже цены: сахар – 50 руб. кг вместо старой коммерческой цены в 15 руб. и обычной 5, масло – 120 руб. кг. Таким образом, деньги упали даже по официальному курсу раз в десять. Да и на рынке кружка молока вместо 80 коп. стоит 12 руб.».
Воронкову понадобился автомобиль, чтобы перевезти в Москву семью, но шоферы из гаража института соглашались ехать только за спиртное, да и у заведующего гаражом была мертвая хватка: «дайте пять бутылок спирта – и сегодня поедете за семьей. Без этого никто с вами разговаривать не будет. Деньги шоферам не нужны. Вот как люди себя поставили в советском государстве!»
Очереди за хлебом стали особенно долгими, нормы хлеба по разным карточкам отличались, батонов и булок не выпускали, и продавцам приходилось резать буханки, взвешивая их на весах. В очереди за хлебом проводили около часа.
В декабре 1941 года для возобновления занятий начали разыскивать своих студентов и преподавателей, находящихся в Москве, техникум НКПС им. Октябрьской революции, Московский автомобильно-дорожный институт, техникум НКПС им. Дзержинского, Московский государственный библиотечный институт им. Молотова, Московский текстильный техникум, Государственный педагогический институт им. Либкнехта, Московский финансово-экономический техникум НКПС, Московский механико-технологический техникум Наркомата заготовок Союза ССР, Московский институт тонкой химической технологии им. Ломоносова. Лора Беленкина случайно купила «Вечерку» и обнаружила в ней объявление, что в МГПИИЯ возобновляются занятия с конца декабря. Из всей группы осталось человек семь, добавили еще несколько новых, в общем же вместо 12 групп на первом курсе осталось 8. «На январь я уже получила “служащую” карточку. Кроме того, нам по талонам давали в столовой по тарелке овсяной или ячневой каши. У Нины Вознюк отец работал снабженцем, они жили сытно, и она отдавала свои талончики мне, каждый день я приносила маме в котелке порцию каши». Институт не отапливался. На лекциях приходилось сидеть в пальто и шапках, а чернила, которые приносили из дома в пузырьках, замерзали, поэтому чаще писали карандашом. «Каждые 20 минут лекторы делали перерыв для обогревания: все студентки прыгали, толкали друг друга плечами и хлопали в ладоши; профессор бегал взад и вперед и тоже топал и махал руками». Потом в аудиториях поставили печки-буржуйки, которые растапливали лаборантки, стало теплее, но в одном помещении в разных углах занимались иногда по три группы.
В Москву начинают возвращаться те, кто экстренно покинул ее в середине октября. «Сейчас в Москве начинается распря между теми, кто оставался, и теми, кто уезжал и вернулся. Каждой из этих сторон важно доказать свою ортодоксальность! Интересно, чем это кончится. Думаю, что к выгоде оставшихся, ибо героика требует устранить сомнения в крепости Москвы, а у уехавших ее установить все же трудно», – цинично рассуждает Леонид Тимофеев.
Примерно 25–26 декабря в Москве началась торговля елками. Елочные базары открылись на Трубной площади, у Кропоткинских ворот, на Чистопрудном бульваре. Цены на елки колебались от 3 до 5 руб. А с 1 по 10 января для школьников организовывали новогодние елки. Для новогодних подарков детям Моссовет разрешил отделу торговли израсходовать до 10 тонн кондитерских изделий.
Одновременно Моссовет принял постановления о заготовке и завозе дров для населения Москвы. Предусмотрен вывоз ежесуточно со складов 4100 кубомеров. Для перевозки дров задействовано 25 трамвайных поездов, 50 автомашин и 150 лошадей. Создано 16 временных дровяных пунктов около трамвайных путей. В первом квартале 1942 года разрешена сплошная рубка древесины за пределами 50-километровой зоны г. Москвы в количестве 300 тыс. кубометров с привлечением городского населения для самозаготовок дров в отведенных лесосеках. Правда, Лора Беленкина запомнила, что в январе и феврале 1942 года с дровами было очень плохо – выдавали совсем мало.
Пункт распределения дров возле метро «Дворец Советов», в настоящее время «Кропоткинская».
Кроме того, 26 декабря исполком Моссовета обязал райисполкомы и МПВО организовать уборку до 30 декабря ряда баррикад, которые мешали движению транспорта, на 36 узких улицах столицы. В их число вошли 1-й Брянский пер. (сейчас он «накрыт» торговым центром «Европейский» и частично сквером на площади Европы), Плющиха, Можайский Вал, Б. Коммунистическая (улица Александра Солженицына), Б. Калужская (начало Ленинского проспекта) и Б. Тульская ул., Шаболовка, Краснохолмская ул. (Народная улица), Зацепа, Пятницкая ул., Смоленский и Зубовский бул., Грузинский Вал, Лесная ул., Безбожный пер. (ныне снова Протопоповский переулок).
Встреча нового года многим почти не запомнилась, главным праздником декабря стало контрнаступление и откат врага от Москвы. В качестве «подарка» на каждого москвича выдали по две бутылки вина, вот только карточки на мясо и масло многие в декабре не смогли отоварить полностью. Впрочем, многие встречали этот праздник в эвакуации, далеко от Москвы. Каких-то особенных дневниковых записей про этот день нет.
В газете «Московский большевик» 1 января 1941 года была напечатана передовица «Под знаменем Ленина – Сталина вперед, к полной победе над врагом», она достаточно точно отражает настроения. «Год 1941-й канул в вечность. Это был суровый, грозный год. Только первые его шесть месяцев прошли для нас в мирной созидательной работе. Вторая половина года стала периодом ожесточенной борьбы с немецкими захватчиками».
«Силы врага надломлены. Они подорваны его авантюристической тактикой наскоков, ослаблены нашей стратегией изматывания, перемалывания живой силы и техники врага. …Начало разгрома немецко-фашистких войск под Москвой знаменуют собой поворотный момент в ходе войны: закончился первый и начался второй этап ее.
В результате шести месяцев войны Германия оказалась значительно более ослабленной, чем Советский Союз, резервы которого только теперь разверчиваются в полном объеме. В этом еще и еще раз сказалась дальновидность высшего военного руководства Красной Армии. Вождь нашего народа, наш великий полководец товарищ Сталин переводит войну от активной обороны к наступлению. Последний месяц истекшего года ознаменовался наступлением Красной Армии на ряде важнейших участков фронта. Нынешний 1942 год будет годом полного разгрома гитлеровской Германии, годом полной победы советского оружия. …Поражение Германии на ряде участков нашего фронта – это только начало. Главные удары, удары, убийственные для фашистской Германии – еще только впереди, они последуют в 1942 году».
«Новый год прошел спокойно. Получили плитку шоколада. Ночью, в 11 часов, русские открыли стрельбу, в 12 часов – мы. Какая-то бессмыслица. Так мы вступили в новый год, совершенно не выпив ни капли водки. Памятное событие!» – так описал встречу нового 1942 года немецкий артиллерист Ойген Зайбольд.
Аркадий Первенцев встречал новый год в городе Молотов (Пермь): «Собрались. Слушали новогоднюю речь Калинина. Сообщение Информбюро: “Взята Калуга”. Кричим “Ур-ра”. Третий тост я предлагаю за Сталина. К нему мы зачастую были несправедливы. Все восторженно принимают тост. Всё же мы любим Родину и патриоты советского строя. Борьба за Родину связана с советской властью, которую мы организовали кровью своей и жертвами. Слишком дорого она нам досталась, чтобы так дешево и легко нас заставить с ней расстаться…»
Наступал новый 1942 год. Москвичи, которых судьба раскидала по всей стране, еще не знали, что еще три раза им придется «справлять новогодие» в условиях войны. И далеко не всем удастся поднять бокалы за первый мирный 1946 год.