ВЫРУЧАЙТЕ, ДРУЗЬЯ, ВЫРУЧАЙТЕ, ВРАГИ
Виктория Макарова, 11 часов 30 минут дня, 25 марта 1996 года, кабинет Кожинова
Заглянув на минутку в "Экспресс-почту", Виктория отправила дубликат магнитофонной записи по адресу подруги Ольги Борисовны. Тут же при ней кассету запаковали и, положив под полиэтилен записку с адресом, отправили ее с подростком на мотоцикле.
Виктория еще раз задумалась, возвращаться ли ей в Кремль. Сумеет ли она выйти обратно с незакованными руками?
Даже из соображений простой предосторожности Кожинов должен упрятать ее под замок. И все-таки, и все-таки… Виктория упрямо тряхнула головой. Скрыться сейчас, значит, выдать себя с потрохами и выйти из игры, не пройдя и половины дистанции, не узнав самого главного. А появиться в Кремле, когда там, не исключено, уже расставлены на тебя силки, – поступок, достойный героя… Пока не начнешь совершать такие поступки в жизни, многого не добьешься.
Виктория сжала губы и пошла напролом…
На контрольно-пропускном пункте ей сразу же передали распоряжение Кожинова явиться к нему в кабинет.
Девушке показалось, что дежурный офицер смотрит на нее не так, как обычно. Тревожные какие-то были у него глаза и как будто подозрительные. И когда она прошла КП, прямо-таки спиной ощущала, что офицер провожает ее пристальным взглядом.
Девушка шла по коридору, – все, с кем встречалась, на нее будто оглядывались; и еще ей представлялось, что ковровая дорожка под ней горит, полыхает угольями. Громко стучало сердце.., в висках.
В приемной секретарь посмотрел на нее какими-то недобрыми глазами. Не откладывая, заглянул в кабинет:
– Товарищ генерал, к вам Макарова… – и с ядовитой улыбочкой – уже ей:
– Проходите.
Виктория хоть и нервничала сильно, но была вежлива даже с секретарем, – кивнула ему. Подумала только:
"Набирают же откуда-то таких червяков…"
Генерал с тяжелым лицом сидел за своим столом и поднял вопросительные глаза на Викторию. Багровый цвет лица шефа не предвещал ничего хорошего.
– Садись, – указал Кожинов на стул. – У меня один вопрос к тебе, Виктория Васильевна: ты со мной или уже нет? – он пронзительно посмотрел на женщину. – Отвечать на него не надо, это бессмысленно. Только помни, что вопрос этот тебе был задан. А теперь рассказывай…
Виктория сама удивилась, какой ровный и спокойный у нее был голос:
– Вчера во время беседы с заместителем Смоленцева я узнала, что Смоленцев вел переговоры с директором "Экобанка" и Липкиным относительно перспектив развития телестудии. Сопоставив это со списком, который вручила мне Елена Монастырская, я предприняла попытку встречи с Липкиным, связавшись с ним через Зацепина.
У Кожинова было непроницаемое каменное лицо:
– Встреча произошла?
– Да. Только что…
– Результат?
Виктория достала из внутреннего кармана пиджака диктофон и, отсоединив проводок микрофона, положила диктофон перед генералом. Девушка отмотала пленку немного назад и нажала клавишу воспроизведения.
Зазвучал голос Липкина:
"…уровень тотальной слежки и информированности вашей службы. Поэтому мы считаем, что этого бедного педераста, так удачно подвернувшегося под руку, спровоцировали на драку со Смоленцевым, потом талантливого журналиста профессионально добили, а вину возложили на Глушко".
Виктория остановила воспроизведение, сказала:
– Они угрожают поднять немедленный шум, как только будет предъявлено официальное обвинение и они получат доступ к Глушко.
– Понятно. Тогда такой вопрос. На него надо ответить, – генерал посмотрел на девушку так пристально, словно взял под микроскоп. – Что с тобой происходит?
Виктория и не думала запираться:
– Я чувствую неладное.
– И я это чувствую, – горько усмехнулся генерал.
– Мне не нравится вся эта история. Меня это настолько обеспокоило, что я предприняла некоторые самостоятельные шаги… Хотя понимала, что рискую, – возможно, откровенность в данной непростой ситуации была для Виктории единственным правильным выходом, и она интуитивно нашла его. – Я стала даже сомневаться, тем ли делом занимаюсь.
Откровенность ее впечатлила шефа:
– В переводе на русский язык, ты засомневалась во мне. Ты нашла уже ответы на свои вопросы?
– Нет, недостаточно информации. В основном, новые вопросы, – Виктория не прятала глаз. – Если не можешь принять решение, не надо с ним спешить; надо накапливать информацию – разве этому правилу не вы меня учили? – это она ловко ввернула Кожинову; оппонента удобнее всего охаживать его же оружием – это наиболее действенный из приемов.
Кожинов, разумеется, оценил ее тактику:
– Я не буду читать тебе мораль, – бесполезно. Через некоторое время ты все выяснишь для себя. Скажу только, что я прочил тебя на серьезную работу и не торопился. Полагаю, хорошо делал, что не торопился… Скажу больше, у талантливого и самостоятельно мыслящего специалиста бывают временами периоды кризиса. В какой-то степени это даже неизбежно, потому что он, находясь внизу, не видит общей картины. Ее должна заменять абсолютная вера своему начальнику. Если веры нет, то не стоит работать, – Кожинов, говоря все это, кажется, что-то уяснял и для себя. – Начальник вынужден иногда приносить в жертву своих людей, но они знают, что это абсолютно неизбежный риск. Особенно когда коллектив занимается серьезным делом… Ты знаешь, что снят с поста Министр обороны?
Виктория вскинула глаза:
– Нет, когда?
– Два часа назад. Кроме того, ты поговорила с Липкиным. И это в такой-то момент!.. Знаешь, сколько у меня.., и у Президента.., есть врагов, которые просто мечтают иметь твое фото? Я не внешние данные твои имею в виду и не поклонников. Представь, что тебя все-таки засняли в обществе с Липкиным. Представила?
Виктория отвела глаза и промолчала.
Кожинов смотрел на нее в упор:
– Думаешь, они не используют такое роскошное фото? Не представят факт встречи в выгодном себе свете?
Тогда грош тебе цена, как специалисту…
– Я приняла меры предосторожности."
– Предполагаю. Наши ребята видели тебя…
– Уже это гарантия, что меня никто не заснял, – Виктория не упустила случая обратить минус в плюс.
– Ты должна осознавать, умница, в какую гущу попала, – он посмотрел на нее хмуро, из-под бровей. – Я могу сделать для тебя по старой дружбе только одно: Президент в скором времени начинает предвыборное турне, первый город – Ярославль. Ты сегодня же уезжаешь туда в командировку и проводишь комплекс предварительных мероприятий. Бригада приедет попозже, но многое ты сможешь сделать и сама, поучишь там местных… Я не хочу садить тебя под замок. Инструкции получишь у Карпика. Иди.
Оставив диктофон на столе, Виктория покинула кабинет шефа. Она была так взволнована, что даже забыла попрощаться… Наум Кожинов, 12 часов 15 минут дня, 25 марта 1996 года, Кремль
Кожинов закончил прослушивать разговор Виктории и Липкина. Интересный, конечно, разговор…
Задумался, припомнил на первый взгляд незначительную деталь: Макарова, докладывая о наружной слежке, сказала, что Смоленцев встретился с "неизвестным мужчиной" и что пленка в лаборатории. В лаборатории…
Кожинов набрал номер технического отдела:
– Это Кожинов. Мне – фототехника…
– Одну секунду…
Когда к телефону подошел фототехник, генерал спросил:
– Макарова брала у тебя что-нибудь в последние дни?
Последовала полусекундная пауза, которая совсем не понравилась Кожинову.
– Отвечать! – рявкнул генерал.
– Фотографию из брака, где Смоленцев и Липкин, – зачастил испуганный фототехник. – Но что здесь такого?
Ведь все и так шло через нее…
– Не люблю я этого "ведь", – оборвал парня Кожинов. – Исключи его из своего лексикона… Подожди-ка…
Кожинов взял переговорное устройство:
– Всем постам: задержать Макарову, срочно доставить ко мне в кабинет в сопровождении.
Из переговорника прозвучал ответ:
– Контрольно-пропускной. Макарова покинула здание десять минут назад.
Генерал скрипнул зубами:
– Отбой.
Потом сказал трубку:
– Степан, зайди ко мне. По дороге вспомни все подробности визита Макаровой за фотографией.
Потом еще сделал звонок:
– Сухотин, принеси мне запись Принцессы, вчерашний день с девяти до одиннадцати.
– Сию минуту…
Генерал крикнул в дверь:
– Дежурный!
В дверях появился дежурный сотрудник:
– Я.
Кожинов буравил его злыми оловянными глазами:
– Отправься по всем секретаршам президентского корпуса и выясни, не забегала ли вчера около одиннадцати часов утра Макарова, чтобы снять ксерокопию с одиночного листика.
– Да, товарищ генерал, – дежурный смотрел на него преданными глазами.
– Это был список, без грифов, только подпись. Им за это ничего не будет. Быстро.
Через несколько минут, прослушав начало разговора Виктории и Елены Монастырской, Кожинов вытер обильно вспотевший лоб и вызвал к себе заместителя – полковника Карпика. Подумал: хорошо, что хоть один надежный человек есть под рукой.
Когда Карпик вошел, спросил его:
– Виктор Иванович, Макарова к тебе за инструкциями, конечно, не заходила?
Тот покачал головой:
– Она предпочитает выходить сразу на вас… Меня это задевает, конечно, но терплю…
Генерал все вытирал платочком пот со лба:
– Вот что, срочно группу на выезд с обыском квартиры Макаровой.
Карпик решил, что ослышался:
– С обыском?
– Я что?.. Изъясняюсь по-древнегречески?
У Карпика дрогнули щеки:
– Она живет у Орлова, своего деда. Сами понимаете, как обидим старика. А у него – связи…
– Да помню я! – сверкнул глазами генерал и повысил голос. – Обыск!.. – потом немного успокоился. – Кстати, о связях… Проверь все связи Макаровой, все окружение, все места, где она может залечь на дно.
– Вы хотите сказать, что птичка уже упорхнула?
– Именно так. Из-за чего же тогда весь этот сыр-бор?
– Как все быстро, однако…
Карпик спешно удалился.
Кожинов, вполголоса матерясь, снял трубку с особого аппарата правительственной связи. Тут же откликнулся дежурный офицер на коммутаторе.
Генерал, взяв себя в руки, нейтральным тоном сказал:
– Председателя ФСБ.
– Минутку…
Почти сразу же послышался знакомый голос главного фээсбэшника:
– Слушаю.
– Дмитрий Иванович, требуется серьезная помощь.
– А, Наум Степанович, – узнал председатель ФСБ, – для тебя – всегда рад. В чем проблема?
У Кожинова задергалось веко:
– Сам знаешь, какая у меня запарка. А тут еще сотрудница Макарова Виктория Васильевна скрылась двадцать минут назад с секретными документами. Я сейчас пошлю фотокарточку твоему техотделу и краткое досье, а ты уж прими меры по полной программе.
– Хорошо, Наум. Я смотрю, день чудес сегодня. Что, "крот" сидел?
– Не похоже, просто сбрендила девка. В зеленом возрасте такое изредка случается. Идеалы, знаешь… Но от этого мне не легче, натворит дел.
Фээсбэшник уточнил:
– А она из тех, кто может натворить?
– Считай, высококлассный специалист.
– Ну надо же!.. Хорошо, пересылай фото, я накачку дам. Куда она должна стремиться?
Кожинов секунду-другую поразмыслил:
– Она будет в городе и не исключено, что может попытаться связаться со средствами массовой информации.
Знаешь, как это бывает?
– Понятно. У тебя все?
– Погоди, – в голове у Кожинова мелькнула догадка, – а где сегодня твой самостоятельный майор?
– Майор?
– Ну тот, который у меня работал?
– Бондарович? Сейчас проверю.
Через минуту ответ был готов:
– Алло, Наум Степанович, майор с утра в Лефортово занимается своими ворами. Я же его отстранил по твоей просьбе от дела Смоленцева.
– Ну, спасибо, а он точно в Лефортово? – Кожинов нервно теребил себе подбородок.
– Обижаешь, Наум, я позвонил Щербакову, потом в тюрьму… У майора своих дел невпроворот. Я думаю, он даже рад, что его отстранили.
– Значит, не дурак… Ну бывай!.. Александр Бондарович, час дня, 25 марта 1996 года, камера для допросов в Лефортово
Александр дожидался, пока покормят заключенных, не желая зря досаждать Севе Могилеву, все равно обожрет кого-нибудь. Севу перевели за это время в общую камеру.
Но он вряд ли от этого пострадал. Воровской авторитет в общей камере – то же, что у себя дома… Или в профилактории. Ему и место получше уступят – поближе к окну, подальше от параши; и шестерками сразу обзаведется, которые каждое его слово станут ловить, исполнять малейшее желание, прислуживать… Очень старая система, которая работает практически без сбоев…
Александр от нечего делать листал у дежурного офицера пачку "желтых" московских журналов вольного содержания, пока не натолкнулся на серию фотографий под заголовком: "Как отдыхают принцессы".
Он принялся рассматривать южные фотографии, где была запечатлена Елена Монастырская в компании с Виктором Смоленцевым. Однако не эти фигуры сейчас заинтересовали Бондаровича… Фотографии были мутные, видно, снимали издалека длиннофокусным объективом, отчего сбивалась резкость. Внимание Бондаровича привлекло женское лицо на заднем плане, – он отыскал фигурку этой женщины и на другом снимке. Сомнений быть не могло, Виктория Макарова сопровождала эту пару в поездке на курорт.
Открытие для Банды было не из приятных.
Вот тебе и лейтенант Макарова!
Она, оказывается, лицо приближенное. По крайней мере, была. До некоторых пор. А потом что произошло?.. Чем-то не угодила?.. Или конфликт?.. История знает много случаев, когда подчиненный начинает исподволь воздействовать на своего начальника. В силу разных причин: иногда просто потому, что оказывается умнее, или честолюбие покоя не дает, или узнает про своего начальника столько всего.., что чувствует себя защищенным этим знанием и начинает накачивать права… Как бы то ни было, но какая-то собака между ними пробежала. И Макарова пошла на повышение. Или все-таки – понижение?.. В этом клубке было много нитей и много же концов. За какой тянуть – неискушенному в большой политике и в закулисной кремлевской возне Банде было непонятно. И не очень-то хотелось, подобно котенку, тыкаться мордочкой во все углы…
Александр помассировал глаза; они уставали в последнее время.
…Но девушка явно попала в беду, из которой самой ей не выбраться. И проницательный дед Виктории не поможет – разве что был бы он помоложе…
"Что за день, – подумалось Бондаровичу, – везде эта девчушка попадается, мистика какая-то. Если вечером тебя, друг сердечный, не застрелят, женись, старина! Хорошей семьи наследница… Интересно, через какие руки прошла эта квартира ее деда на Арбате".
Бондарович с трудом отвлекся от посторонних мыслей, когда к нему привели Могилевчука.
Авторитет заулыбался, будто встретил в каком-нибудь приятном месте старинного приятеля:
– Что ж ты меня, гражданин начальник, без нужды на нарах паришь? – с ходу начал Сева.
– Занят был, на то дело кинули, о котором мы с тобой по радио слышали.
– Во как, – уважительно оценил его вор. – Растешь, майор. И как, раскрыл?
Банда покачал головой:
– Еле ноги унес.
– Значит, с нами привычнее.
– Не поверишь, но по тебе я даже скучал, – язвительно усмехнулся Банда. – Я смотрю, ты уже здесь пообвыкся, подогрев получил, – Бондарович кивнул на пачку "Лаки Страйк", лежавшую на столе перед Севой.
– Угощайся, начальник, – радушно предложил тот; наверное, Сева чувствовал себя здесь скорее хозяином, нежели гостем. – Я на житье не жалуюсь, я все сдюжу и снова жить буду. А вот ты до старости дешевку курить будешь. От зарплаты до зарплаты копеечки считать…
Это была старая тема. Почти каждый вор ее поднимал перед Бондаровичем с того или иного конца.
– Не заводи волынку, – миролюбиво заметил майор, раскладывая документы на столе. – Переходи, голубчик, сразу ко второму действию.
Авторитет чувствовал себя независимо:
– Хорошо, начальник. Посоветовался я с корешами.
– С адвокатами, – уточнил Бондарович.
– И с ними тоже. Так вот, порешили мы, что ты мне туфту заправляешь насчет того, как ты на меня круто наедешь и прижмешь.
Банда кивнул:
– Мысль ясна. Корешей мы отметаем априори, потому что они тебе передают с воли: "Сева, отдыхай спокойно, твоя доля в банке"… А сами в это время захватывают новые позиции. Логично?
– Говорить вы здесь умеете.
– Если бы было как-то иначе, я бы удивился…
А вот насчет серьезных советчиков сейчас мы карты и раскинем.
– Сдавай, начальник.
Александр положил на стол тоненькую папочку:
– Пришли первые интересные сведения из Интерпола. Вот данные по СП под названием "Русско-Американское". Беспошлинный ввоз спиртных и табачных изделий, работает под крышей Кобзона и Кикалишвили. Япончик только наладил с ними хороший устойчивый контакт, как все вдруг сгорело…
Сева равнодушно хмыкнул:
– Моей доли там нет.
– Нет так нет, – Бондарович поднял другой листок, поглядывая краем глаза на Могилева. – Тогда "Ассоциация XXI век", тоже находится в Америке. Знаешь такую?
Сева прищурил глаза.
Банда улыбнулся:
– Правильно щуришься. Хреновые у нее дела. Низкосортная водка с чужими наклейками. Здесь тоже нет твоей доли?..
Сева Могилев, покуривая, хранил молчание.
Александр продолжал:
– Так вот, заводик в Нью-Йорке закрыт, товар арестован и тут, и там, и счета арестованы. Это я тебя, похоже, огорчил. Или все еще бодрое настроение?
– Ну, давай, огорчай дальше, – сделал глубокую затяжку Сева. – Может, и я тебя чем огорчу.
– Подкуп, угрозы, подначки, – однообразно мыслишь. По делу продолжать?
– Да.
Александр поднял третий листок:
– В Будапеште арестован счет предприятия "Атком", филиал в Вене.
– ..мать! – произнес сквозь зубы Могилевчук.
Банда спокойным голосом продолжал:
– На счету – один и семь миллиона долларов. Это хвост от сделки по поставке оружия из Германии в Турцию. Ты не успел его спрятать. Интересно, много ли там твоих денег?
Сева играл желваками:
– Нисколько, теперь все ваши.
– Венгерские, – поправил Бондарович. – Поздновато их накрыли. Общая сумма сделки была восемнадцать миллионов. Но проблема для тебя не столько в потерянных деньгах, сколько в последствиях.
– Каких последствиях? – насторожился Могилевчук. – Ты о чем, начальник?
– Перекрыты старые каналы. Понятно, что твоими приятелями будут найдены новые. Или ты сомневаешься?
Сева молчал, делая частые нервные затяжки.
А Александр все закручивал гайку:
– Воровской ум – надо отдать ему должное – изворотлив и является частью финансовой системы мира. Но искать и организовывать новые каналы будешь не ты. А следовательно, и доли в них иметь уже не будешь… Никаких перспектив! Из-за решетки выйдешь – гол как сокол. Сто граммов купить будет не на что… – Банда вздохнул. – Не хотел бы я оказаться на твоем месте. Лучше уж буду от зарплаты до зарплаты свои копейки считать… Ну, что, будем переходить к третьей части балета? Или еще поворошим твои хреновые дела?
Сева загрустил:
– Что я буду иметь в гарантии? Если, конечно, гарантии возможны. И что от меня надо?
– Вот это уже деловой разговор, – Александр захлопнул папку. – Нужно от тебя, во-первых, влияние на ход событий.
– Каким образом?
– "Фирма" должна не поощрять, а даже примерно наказывать тех, кто оказывает помощь в террористических актах. Мотивация здесь простая и ясная: пользы от таких дел – ноль, а шуму много, менты звереют.
– Мы и так не приветствуем эти дела.
Банда закурил:
– Активнее будете "неприветствовать".
– Ты меня в "актив" не записывай, – обиженно поджал губы Могилевчук.
– А я тебя вообще не записываю, хотя мог бы поставить магнитофон, тихонько нажать на кнопку и шантажировать потом, как ты со мной торгуешься.
– Денег нет на технику? – пытался подколоть Сева. – Я дам. Не жадный…
Бондаровичу нравился разговор.
Вот это и называется "разработка объекта". Точнее, словесная ее часть: бесконечные беседы, в которых можно лишиться умения разговаривать нормально. Иногда такие беседы, сплошь состоящие из намеков, полунамеков, намеков прозрачных и не очень (даже если говорящие не прибегают к помощи пресловутой фени), вообще напоминают птичий язык – для человека непосвященного, разумеется.
Но специалисты типа Банды в стихии таких бесед – как рыба в воде…
Сева с полной ответственностью предупредил:
– Учтите, что никаких подписок я давать не буду.
– Мы подписки уже много лет не берем. Нам порядок в городе нужен, а не твои каракули.
– A с денег арест снимете?
Бондарович демонстративно подавил зевок:
– Напишешь в Венгрию, попросишь. Ты парень грамотный… Может, уважат твою просьбу?
Как и следовало ожидать, Могилевчук проглотил эту пилюлю и перескочил на следующий пункт:
– Я ничего не слышу о своих гарантиях.
– Об этом поговоришь в другой раз и не со мной.
– Правильно, майор – это не гарантия…
Допрос, или беседа, или еще точнее – взаимное обнюхивание длились еще несколько часов. К обоюдному удовлетворению.
Время от времени Бондарович, дабы стимульнуть процесс переговоров, открывал свою тоненькую папку и зачитывал новый документ. Конечно, если бы не эти бесценные листочки с информацией от Интерпола, Севу Могилевчука было бы не так просто разложить на лопатки. Он все же был крепкий орешек. Но именно потому, что Сева был орешек крепкий – очень уважаемый в своей среде авторитет, и к слову его братва, ох как прислушивалась, – ФСБ его и разрабатывала.
Наконец настала Александру пора ехать на назначенную встречу. Туда, где слушали Бирна… Александр все удивлялся. Цепкая память у Виктории, однако. В течение беседы с Могилевом Банда не раз взглядывал на часы.
И вспоминал про приближающуюся встречу с Викторией.
При этом всякий раз у него томительно замирало сердце – примерно как у девятнадцатилетнего юноши перед встречей с любимой девушкой. И эта собственная реакция тоже удивляла Александра. Он давно уже привык думать о себе как о достаточно заматеревшем и искушенном волке". Наум Кожинов, 6 часов 50 минут вечера, 25 марта 1996 года, в рабочем кабинете
Генерал прохаживался по кабинету в глубокой задумчивости. Было, что проанализировать. В деле тут и там торчали концы, которые требовалось как-то связать. Но Макарова какова!.. Он надеялся, очень надеялся на ее помощь; он видел хорошие перспективы для нее. А она не только "сошла с рельсов", но еще ему палки в колеса ставит…
Зазвонил телефон правительственной связи. Кожинов с неохотой взял трубку:
– Да.
– Послушай, Наум Степаныч, какую я для тебя пленку раскопал, – это звонил председатель ФСБ; он явно был доволен собой. – Что-то у меня фамилия Бондарович в голове вертелась после нашего с тобой разговора, дай, думаю, проверю, с кем он сегодня разговаривал.
Кожинов оживился:
– Так– Ну ты же знаешь, у нас аппараты на контроле…
Генерал Кожинов в нетерпении заерзал на стуле:
– Не тяни, Дмитрий Иванович.
– Половина десятого утра… Слушай…
В трубке после тихого щелчка зазвучали мужской и женский голоса. Молодые люди договаривались о встрече:
"Встретимся? Когда вы можете, после работы?"
"Ну, часов в семь. Если ты к тому времени уже закроешь свой ларек".
"Хорошо. Успеете добраться до этого, как его, ну, где Бирна слушали…"
"А-а, понял. Договорились".
"У меня жетончика больше нет, позвони дедушке, а?"
"Хорошо, что сказать?"
"У меня свободного дня не получилось, я к нему не смогу заехать. Вообще, если что, звони ему, у меня-то нет телефона, а он знает, как передать через знакомых"…
Отключив запись, председатель ФСБ довольно засмеялся:
– Ну, как, Наум, похоже на твою девицу?
– Совсем непохоже, Дмитрий Иванович, – в расстроенных чувствах ответил Кожинов. – Но очень похоже на кодовый язык. Спасибо тебе.
– Сочтемся. Ты с МВД связывался?
– Нет, не их полета птицы, не по зубам.
– Ну ладно! Тебе виднее, генерал…
Повесив трубку, Кожинов удивился еще раз. Что же это происходит, господа? Когда они успели снюхаться? Вот времена пошли! Вот молодежь – чтоб их!..
По внутреннему телефону генерал набрал номер своего заместителя:
– Карпик!
– Я, Наум Степанович.
– Кто у тебя за майором Бондаровичем приглядывает? Еще не снял наблюдение?
– Один момент.
После секундной паузы (верно, заглядывал в график) заместитель ответил:
– Рабчук на машине.
– Свяжи меня с ним.
Связь была подключена почти мгновенно. Сначала слышались какие-то помехи, треск; потом раздался бодрый голос:
– Рабчук на связи, товарищ генерал.
– Доложи обстановку.
– В шесть пятнадцать объект покинул Лефортово…
– Он один?
– Один, товарищ генерал…
– Дальше.
– Я сопровождаю его сейчас в районе Филей.
– Ну, и как он?
– Крутится; насколько я понимаю, – высматривает хвост. Мне его долго не удержать. При всем моем желании.
– Что? Красиво крутится?
– Да. Специалист.
– Будь аккуратен, это то самое. Знаешь, как работают ювелиры? Над каждым движением резца думают. Вот и ты думай над каждым своим движением. Понапрасну не дергайся…
– Да, понял.
Кожинов продолжал усталым голосом:
– В семь у него назначена встреча в каком-то условном месте "где Бирна слушали". Что это может быть?
Рабчук глубокомысленно заметил:
– Если слушали, то это музыка. Может быть, концертный комплекс на Горбушке?
– Подожди.
Генерал обратился в переговорное устройство:
– Внимание, все посты! Где в Москве можно было "Бирна послушать"? Предположительно, это музыкант.
Кто-то тут же отозвался:
– В парке Горбунова, товарищ генерал; Был там концерт Дэвида Бирна, я видел по телевизору.
Кожинов промокнул платочком лоб:
– Молодец! Смотри почаще!..
Рабчук отозвался:
– Ну, что, товарищ генерал?
– Ты слышал?
– Слышал.
– Действуй осторожно… Бондарович и Макарова, 7 часов вечера, 25 марта 1996 года, кафе "Восточное" возле парка Горбунова
Бондарович время от времени внимательно посматривал в зеркало заднего вида, – всякое может быть.
"Вроде, чисто за спиной. Как знать, может, и пораньше надо было выехать, покружить по городу хорошенько…
В двух-трех ситуациях отсечь предполагаемый хвост.
Не собой ведь рискую…"
Место было назначено довольно неопределенное. Но иначе – как? Виктория, понятное дело, знала, что служебный телефон Бондаровича прослушивается. Поэтому осторожничала. Молодец!..
Александр крутился по переулкам, не забывая поглядывать в зеркальце.
"Ничего! Как-нибудь не разминемся… Она ведь тоже понимает, что место назначено неопределенно. Поэтому должна занять соответствующую позицию – с хорошим обзором… Надо еще для верности покружить вокруг парка… А может, подойти пешком к концертному комплексу? Впрочем, туда можно и подъехать через южные ворота".
Александр проехал вдоль главной – восточной – стороны, свернул направо и подъехал ко въезду в парк. Из кустов появилась женская фигурка в темном плаще.
"Ага! Вот она – красавица!"
Он притормозил.
Стремительно скользнув на переднее сидение, Виктория просто сказала:
– Здравствуй.
Александр посмотрел на нее с удовольствием:
– Добрый вечер, – ему нравилась девушка, ему (к его удивлению) нравилась и ситуация.
Он тихонько ехал вперед.
Виктория кивнула куда-то за окно:
– Там в парке есть довольно тихое местечко, кафе "Восточное", давай поговорим там.
– Давай поговорим… – Александр пожал плечами и повернул направо.
У Макаровой блеснули обидой глаза.
– У дедушки был обыск; всю квартиру перевернули гады. Так что сомнений уже никаких – я в розыске. Можешь задержать и сдать важного государственного преступника.
Знаешь, как похвалят? – грустно сказала Виктория.
– Я вчера ночью одного вашего "телефониста" пытался задержать. Чуть кота не лишился, но задержал только куртку и кепку, – шутка получилась не очень смешная, наверное, потому, что Александр много внимания должен был уделять дороге; он все еще опасался, что притащил за собой хвост; однако напряжение Виктории несколько разрядилось..Девушка хмыкнула:
– Кстати, Кожинов взял пакет, повертел его и только буркнул: "Ладно", – она опять показала за окно. – Сейчас налево. Не гони, скоро остановка.
– Знаю…
В кафе, стены которого были расписаны в очень непонятном стиле (если все же набраться мужества и попробовать выразить этот стиль словами, то получится что-то типа "Кошмар меломана"), сидели две стайки молодежи.
Денег у них – не трудно догадаться – практически не было, и веселились они по большей части за счет резервов хорошего настроения и небольших доз недорогого российского пива.
Александр и Виктория сели за столик, взяв в буфете по чашке кофе.
Девушке, которая, по-видимому, замерзла, ожидая Александра, горячий кофе пришелся очень кстати.
– Что это такое странное играет? – спросила Виктория.
– М-м, это, насколько я помню, Кустурица, – блеснул эрудицией Банда. – Нравится? Музыка к фильму "Аризона Дрим", он югослав.
– Чувствуется.
– С чего начнем, Виктория Васильевна?
– Не знаю, абсурдная ситуация, – девушка, обхватив чашку ладонями, грела замерзшие пальцы. – Я знаю, что поступок необходим, но очень сомневаюсь, то ли я делаю.
Александр улыбнулся:
– Остапа понесло?
– Что вы сами думаете обо всем этом?.. – Виктория неопределенно повела рукой, жестом пытаясь помочь языку. – Вы же как бы прикоснулись.
– Я гораздо менее вашего осведомлен о кремлевских играх. Не моя стихия. Но совершенно уверен в том, что Глушко не убивал Смоленцева.
– Почему вы уверены? Уверен – сильное слово, – она сделала маленький глоток.
– По двум причинам, Виктория Васильевна. Первая:
Глушко истерик и малоуправляемый человек, как-то он даже бросил стаканом в Смоленцева…
– Теракт, – заметила девушка.
– Демонстративный жест всего лишь, но не попытка нанести реальный ущерб здоровью. Так вот, Смоленцев, зная скандальный и порывистый норов Глушко, не расслабился бы в его присутствии до такой степени, чтобы пропустить удар пепельницей в височную область.
– Браво, – проаплодировала Виктория. – Это меня убеждает. За врагом всегда искоса следят. У Смоленцева хорошая реакция, хорошая спортивная форма. Я это доподлинно знаю.
– Приходилось поиграть на корте?
– Во всяком случае – видеть, как он играет… Он ведь и в горячих точках сколько раз бывал… Действительно, этот аргумент очень важен.
Бондарович кивнул:
– Подозреваемый Глушко по сравнению с ним – хлюпик.
– А второе?
– А второе: обширная гематома на левой скуле. Вкупе с повреждением нескольких шейных позвонков это позволяет точно установить причину смерти: его ударил ногой в голову хорошо тренированный боец и убил этим ударом.
Остальное – декорации для дураков.
– Пожалуй, и тут вы правы, Александр, – Виктория была очень рада, что обрела в его лице союзника (и какого!); ее одну машина кремлевских интриг раздавила бы в два счета. – Вы знаете, что и ручка подкинута?
– Да, я допрашивал Глушко.
– Вот как. Значит, вас беспокоит именно эта сторона дела? Но вы знаете, что дело, сфабрикованное вокруг Глушко, – только надводная часть айсберга?
Александр посуровел:
– Догадываюсь, Виктория Васильевна. Но мне становится неуютно, когда под расстрельную или, по крайней мере, многолетнюю статью идет невиновный человек.
– Я уверена, что срок ему не грозит.
– А я не уверен, простите. И спать бы спокойно не смог…
– У него будут лучшие адвокаты от блока коммунистов. Во всяком случае, один из их лидеров так утверждает. Вообще, арест Глушко – маневр для отвода глаз.
Или провокация.
Виктория, отогревшись, сразу очень похорошела.
– Это вы? – Бондарович внезапно протянул Виктории журнал с южными снимками.
– Да, – Виктория с неудовольствием откинула журнал в сторону. – Я была в личной охране Елены.
– Не сошлись характерами? – Александру было просто любопытно знать что-нибудь про этот период жизни Виктории.
Девушка слегка поморщилась:
– Не то чтобы не сошлись, мы долгое время неплохо ладили. Знаете, такие стабильные отношения – чуть-чуть на дистанции?.. – Виктория задумалась, припоминая. – На одной из дач в кругу Смоленцева была довольно грязная история.
– Это уже интересно! – улыбнулся Банда.
– Охранник Борис, сейчас он повсюду сопровождает Елену, грубо попользовался какой-то молоденькой теледевочкой. Я стала возмущаться, и тут меня поразило полное спокойствие и Смоленцева, и Елены. И действительно, девочке утром пообещали какую-то рольку или программу, и она за завтраком уже вовсю улыбалась. Я же предстала перед всеми какой-то дурой, белой вороной. Борис с тех пор ухмыляется, видя меня, и как бы намекает, что мне тоже с ним понравилось бы. В общем, не те возникли обстоятельства – и сложились неизвестно в чью пользу…
– Пожалуй, в пользу теледевочки, – пошутил Александр.
– А вы знаете, действительно! – оживилась Виктория. – Я не думала в этом направлении. Но, кажется, после той рольки у нее дела пошли в гору. Я видела ее потом в двух или трех клипах. Хотя не могу сказать с уверенностью: может, ею еще кто-то пользовался?
– Ясно. У меня давно создалось впечатление, что на телевидении праведникам не место… Что вы намерены делать дальше? – он перевел разговор ближе к теме. – Ведь не напрасно же вы втянули меня в это предприятие, – Бондарович рассеянно посматривал за окно; следующую фразу говорил, как бы удивляясь сам себе. – Странно, Но я с охотой полез в это бесперспективное и опасное дело.
– Вы считаете его бесперспективным?
– А вы так не считаете?
– Когда была одна, – считала. А теперь…
– Хотите сказать, мы вдвоем сила?
– Примерно так…
– Что ж, мне нравится ваш оптимизм. Он вдохновляет и меня… Итак, ваши планы…
Виктория, видя его реакцию, почувствовала себя много увереннее:
– Я собираюсь узнать, кто убил Смоленцева и с какой целью. Существует весьма ограниченное количество вариантов, и я хочу спровоцировать "момент истины". И считаю, что у меня есть шанс, если вы мне…
Виктория вдруг изменилась в лице и резко толкнула, – переворачивая, – столик на входивших в заведение двоих молодых людей.
Один из них крепко получил по бедру и со стоном упал, а второй хорошо отработанным движением выхватил пистолет и скомандовал:
– Лечь! Руки за голову!.. – при этом потянулся левой рукой за наручниками, что висели у него на поясе под расстегнутым пальто.
Как говорится: размечтался!
Ясно, что до конца провести свою идею в жизнь парень не сумел. Не позволили обстоятельства.
Александр ловко поднырнул ему под руку, когда в той поднимался пистолет на уровень груди, и сделал ему переворот с подсечкой. Рука оказалась вывихнута, а молодой человек упал. Он, видно, совсем упустил из внимания, что перед ним противник, который кое-что умеет, – не исключено, что даже лучше его самого.
Виктория и Александр мотнулись к дверному проему, за которым была кухня.
Макарова выхватила пистолет, Бондарович, поколебавшись – если полусекундную задержку можно назвать колебанием, – последовал ее примеру.
Двое поваров – молодые парни в накрахмаленных белых колпаках – побледнели, увидев в руках ворвавшихся людей пистолеты. Эти парни сами стали едва ли не белее своих колпаков. Глаза у ребят в испуге округлились.
– Всем стоять спокойно! – скомандовал Банда. – Смотреть на меня…
Он переводил пистолет с одного на другого – на всякий случай нагонял страху, дабы быть спокойным за свой тыл.
Один из поваров, выронив на плиту половник, даже поднял руки.
Взволнованно дыша, Виктория и Александр пробежали через кухню. Девушка бежала первой, Банда за ней.
Она крикнула:
– Тут должен быть выход.
Разумеется, выход здесь был.
Задняя дверь – большая, обитая жестью, – вела в хозяйственный дворик, загроможденный, как обычно для таких двориков, тарой. Дальше были видны ворота…
Виктория оглянулась на Александра:
– Бежим?
Беглецы собирались уже выскочить наружу, как в воротах, за которыми открывался заросший старый парк, появились фигуры еще двоих бойцов. Кто-то из них выкрикнул классическое:
– Стой! Стрелять буду!..
Виктория, не задумываясь, всадила две пули в створки ворот. В тихом парке выстрелы прогремели оглушительно.
А звук рикошета был не из приятных.
Фигуры мгновенно исчезли из открытого пространства, тут же захлопали ответные выстрелы. Куда ударили пули, не было слышно, – скорее всего, совсем в молоко.
Стреляли как будто для острастки.
Тучи ворон сразу поднялись с деревьев в небо…
В поле зрения крутые парни из группы захвата не показывались, – видимо, знали, что имеют дело с чемпионом мира по стендовой стрельбе.
– Они стреляют неприцельно – огрызаются, – взволнованно сказала Виктория. – Или грохотом пальбы созывают на помощь своих.
– Назад! – резко, но тихо, скомандовал Александр.
– Почему? – Виктория растерянно посмотрела на него. – Попробуем прорваться. Прикроем друг друга…
– Хочешь устроить финал "Бонни и Клайда" по-русски?.. – Банда приглушенным голосом объяснил девушке:
– Сейчас большая часть группы захвата бросится к месту пальбы. Тут уже мышь не проскочит.
– Ты думаешь, они будут стрелять на поражение?
– А ты думаешь иначе? – Банда оглядывал дворик, ворота. – Откуда мне знать, какой у них приказ?
Александр уже понял, что берут их люди Кожинова, отлично подготовленные в деле охраны, но не имеющие совершенно никакого опыта в операциях по захвату. Это – имеется в виду захват – просто не их специальность. Следовательно, они обязательно совершат кучу ошибок.
Банда оглянулся. Повара, как мраморные статуи, безмолвно стояли каждый на своем месте. Будто играли в детскую игру под названием "Замри". И как было приказано, они смотрели на Александра.
"Бедняги…" – их было даже жаль.
– Бежим назад! – скомандовал Александр и подхватил Викторию под локоть.
Пара новоявленных преступников снова пронеслась через кухню, нагнав, кажется, еще больше страха на поваров.
На входе в зал Александр и Виктория налетели на тех двоих ребят, которые первыми появились на сцене и первыми же получили свое. Ребята, мужественно хромая и морщась от боли, торопились на подмогу своим, намереваясь пробежать через кухню и выйти Александру и Виктории в тыл.
Их вторично сшибли: первый получил рукояткой тяжелого пистолета в подбородок, а второго Бондарович снес своей массой. Оба парня опять распластались на полу; у первого из подбородка хлестала кровь, он, матерясь, тянулся за пистолетом, который откатился по кафельному полу далеко в сторону; второй пытался подняться, но зацепился за ножку стула и с отчаянным грохотом опять растянулся на полу. Полы плаща задрались, и выглядел этот парень совсем не геройски…
Молодежная тусовка, сбившись в углу в плотную массу, увлеченно визжала – в основном девичьими голосами. Вот уж будет что ребяткам рассказать завтра в школе!
Перед входом в кафе, как и рассчитывал Александр, больше никого не оказалось, – все, кто был, поспешили стрелять на хоздвор.
– Бежим! У нас есть от силы минута!.. – Александр, увлекая за собой Викторию, побежал к выезду из парка, где метрах в двадцати за поворотом стояла его машина, и обнаружил, что она блокирована двумя "Ауди", на которых прибыли молодцы Кожинова.
– Вперед! Вперед! – поторапливал Бондарович, хотя видел, что девушка и так бежит на пределе.
Неожиданно вылетев к ближайшей из "Ауди", Александр первым увидел водителя, который услышал выстрелы и выбирался из машины, пытаясь одновременно сообразить, что ему делать в сложившейся ситуации. Должно быть, у водителя не было никаких распоряжений на этот счет – сам Кожинов не предвидел, что дело дойдет до стрельбы.
К огорчению водителя, ему пришлось выполнять команды Бондаровича:
– Лечь! Руки на голову!..
Парень подчинялся молча: сейчас было не его соло. К тому же он отлично понимал, что эти двое – отчаянные головы – в безвыходной ситуации могут и пулю вогнать: в плечо, в бедро.., убивать вряд ли станут; крути не крути, а Виктория все-таки своя птица… Но и в плечо пуля – не сахар! Кому нужны такие приключения?.. Как минимум, пару месяцев на больничной койке – это еще если без осложнений.
Водителя обезоружили, велели лежать на земле, хлопнули дверцами, и через несколько минут беглецы уже мчались в сторону Фрязино.
– Ваши ребята совершенно не знают методики силового захвата, – поделился впечатлениями Александр. – Они как котята слепые, ей-Богу! На месте вашего Кожинова я бы провел с ними специальные учения.
– Мне стыдно за них, – чуть нервно хихикнула Виктория. – Но мы, к сожалению, тоже не знаем методики ухода от преследования органами правопорядка.
Александр взглянул в зеркало заднего вида:
– Почему же! Пока что за нами чисто.
– Удивительно. Неужели удалось уйти?
Банда еще не решил для себя один вопрос:
– Я думаю все же, что у них не было приказа стрелять на поражение.
Виктория все еще смотрела на пустынную дорогу:
– Мне тоже так кажется. Иначе мы остались бы лежать во дворике или в зале. Что-что, а стрелять в цель эти ребятки умеют, – у девушки от возбуждения слегка дрожали руки; заметив, что все еще держит пистолет, Виктория спрятала его в кобуру. – Не обольщайся, в следующий раз Кожинов может отдать им такой приказ.
Александр кивнул:
– Знать бы наперед, что у него на уме.
– Думаю, он тоже был бы не прочь знать наши планы…: