МАРИОНЕТКИ
Бондарович и Макарова, 7 часов утра, 26 марта 1996 гола, дорога
Солнце вставало из озера и робко заглядывало в комнату.
Виктория проснулась первая, – если она вообще спала. В последнем она была не уверена. То был, пожалуй, не сон, – а были прекрасные грезы, отдохновение на плече любимого. Так не хотелось открывать глаза, но солнечный луч уже трогал ресницы. Луч пробивался через щелочку между шторами, пронизывал комнату и, ласково скользнув по плечу Виктории, падал ей на лицо… День предстоял непростой – сейчас, расслабившуюся после дремы, после ночных мечтаний, – Викторию пугала эта мысль. Следовало поскорее надевать "доспехи" – то есть как-то разозлить себя, и с помощью злости мобилизоваться… Но злость не приходила: о чем бы Виктория ни думала – о разносе Кожинова, об убийстве Смоленцева, о позорном обыске на квартире у деда, о вчерашней перестрелке… Нет, определенно Виктория не могла разозлиться в такой ситуации – в постели, разделенной с умным мужественным парнем, с Александром, с Бандой…
Девушка открыла глаза. Надо было шептать последние ласковые слова и собираться в дорогу на Москву.
Александр повернулся к ней и ласково провел рукой по щеке.
Девушка благодарно поцеловала ему ладонь:
– Что ж ты не скажешь мне, что ни о чем не жалеешь, даже если эта ночь окажется последней, – Виктория погладила шершавый от щетины подбородок Александра, приподнявшись на локте и не стесняясь того, что грудь ее обнажилась.
Розовый солнечный луч упал на ее грудь и сосредоточился в розовом соске. Стрелок-солнце попал в "десяточку".
– Я ни о чем не пожалею, – серьезно и ласково ответил Александр, – особенно если эта ночь окажется первой из многих, – взгляд его следовал за солнечным лучом. – Я сегодня сделаю все, чтоб тебе было хорошо и завтра, и послезавтра, и.., чтобы ты не задавала таких необдуманных вопросов.
– Вот как? – засмеялась Виктория, и смех ее был похож на звон серебряного колокольчика. – Это наконец брачное предложение?
Александр был серьезен:
– Ты согласна его принять?
– Ни в коем случае, я даже незнакома с твоими родителями, – несколько чопорно ответила девушка.
– Я тоже.
– Ты, оказывается, детдомовец? – Виктория снова провела по его подбородку ладонью. – Извини, мы так мало знаем друг о друге… Говорим о чем угодно, только не о главном – дурацкая черта у людей.
Александр с интересом разглядывал ее глаза:
– Мы с тобой говорили о деле…
Девушка не ответила; возможно, она имела свое мнение на этот счет.
Бондарович поцеловал ее в губы; и ощутил, от нее сегодня так явно, так волнующе пахло женщиной – не вишней; наверное, именно этот запах волновал сильнее других его далекого предка – да того же библейского Адама, вкусившего после Евы от запретного плода.
Спросил серьезно:
– Не читала мое досье?
Глаза Виктории слегка потемнели:
– Нет. Его запрашивал и читал Кожинов.
– Тогда я все расскажу о себе сам. А вместо родителей я познакомлю тебя с семьей сестры. Она старше и немного помнит мать.
– Меня дед тоже в четырнадцать лет забрал к себе.
– Почему?
По лицу Виктории пробежала тучка:
– От этого подонка отчима.
– От отчима? Он что.., был злой?
– Если бы так!
– Неужели он… – Александр поразился догадке.
Виктория кивнула:
– Да… Ты угадал. Этот подонок приставал ко мне.
А еще… – и девушка замолчала.
– Что?
– Сейчас смешно сказать, а тогда меня очень пугало это… Он подглядывал за мной…
Александр улыбнулся:
– Некоторые девушки в четырнадцать лет – ого-го!
Есть на что полюбоваться.
– Он подглядывал еще когда мне было и двенадцать.
Патологический тип… – Виктория пальчиком очерчивала губы Александру. – У тебя такие красивые губы. И волевой рот… И еще – ты небритый…
– Ты не рассказала, – напомнил Бондарович.
Она вздохнула:
– Мы жили в хрущевке – на окраине Москвы. Совмещенный санузел – знаешь такую благодать?.. А наверху над ванной – квадратное окошко из кухни. Для естественного освещения…
– Он подглядывал через это окошко?
– Да. Становился на табуретку и стоял тихонько; пока я мылась. А я любила поплескаться… Как-то однажды и заметила его. Он стоял не неподвижно – голова его в окошке дергалась в такт движению руки. Чем он там занимался, остается лишь догадываться… Это продолжалось еще и еще – много раз… Первый раз я от страха чуть не закричала, потом страха стало меньше – но все равно неприятно. Я старалась купаться в отсутствие отчима. А мама ни о чем не догадывалась. Или догадывалась, но не подавала виду.
– Да, неприятно.
– А потом он предложил мне поиграть.., посидеть у него на коленях. И я поняла, что он от меня хочет, – не совсем же дремучая была. Ну и сволочь он оказался! Как мама могла его любить?.. Я сбежала тогда из дома к деду. И осталась. Так что мы оба с тобой беспризорники, – Виктория не очень весело улыбнулась. – Ну, что? Встаем?
– Угу.
– Тогда не смотри… – она выскользнула из-под одеяла. – А если хочешь, смотри на здоровье. Ты же мне не отчим, – пошутила девушка.
Банда, конечно, смотрел – смотрел в свое удовольствие. И радовался тому, как Виктория хороша, а еще тому, что эта красавица с ним… И – его!.. У него давно не было женщины. То есть, конечно, после того, как ушла жена, партнерши по постели у него были, и некоторые даже очень неотвязчивые, но все это было не то. Едва удовлетворив физиологическую потребность. Банда к этим девицам охладевал; поворачивался на другой бок и засыпал; не трогали они его за живое, ибо были кем угодно, но только не женщинами – проститутками, подружками-кокетками, случайными девочками из бара и т, д. Женщины в истинном высоком понимании этого слова среди них не находилось. Чтобы стала тайной для тебя, чтобы стала для тебя пучиной и властно погрузила в себя, поглотила – как море поглощает утлую лодчонку.
Но вот Виктория…
В дверь постучали.
– Да?.. – Виктория оглянулась и подмигнула Александру.
Парень из обслуживающего персонала спросил из-за двери:
– Завтрак можно уже подавать?
Александр внимательно посмотрел на девушку и тихо покачал головой.
Виктория поняла его намек:
– Завтрак?.. Минут через пятнадцать…
И она бросилась в распахнутые объятия Банды.
* * *
Полчаса спустя они садились в скромную "шестерку", которую Геннадий прислал, чтобы меньше привлекать внимание. Нельзя было сбрасывать со счетов, что Кожинов мог объявить розыск и через МВД.
Угнанной у эсбэшников машины уже на стоянке не было.
Водитель пожелал доброго утра и осторожно повел машину по ухабам проселочной дороги.
Виктория отпустила остроту:
– Эта трясучка нам вместо утренней гимнастики.
– Интересно, – сказал Александр, – у хозяина не хватило средств дорогу подвести к своему отелю?
– Это специально, – ответил водитель, которому, видимо, не в новинку было это место. – Меньше случайных посетителей. Они здесь не нужны. Никому и в голову не приходит, что такая ухабистая дорога ведет в столь райский уголок… – парень отчаянно крутил руль. – Николай даже рекламу уже пару лет не дает. Это место все называют "Уединенный отдых на берегу озера", потому что когда-то он так рекламировал его в газетах, собирал клиентуру. Теперь сюда посторонние не попадают. Образовался обособленный контингент – своего рода клуб.
Некоторое время ехали в молчании. Наконец выбрались на шоссе, и парень погнал машину под сто километров в час.
Стояло погожее солнечное утро.
– Куда нам нужно в первую очередь? – спросил Александр у Виктории.
– В конференц-зал "Президент-отеля", – ответила она, не моргнув глазом.
– С ума сошла?
– Туда пойдет водитель по своему удостоверению с пометкой "Пресса", – Виктория повернулась к парню. – У вас ведь есть такое?
– Так точно, – с готовностью подтвердил тот.
Девушка стала излагать свой план:
– Он пройдет на открытую конференцию для журналистов региональных газет. Эту конференцию устраивает Администрация Президента для лучшего освещения в периферийной прессе деятельности правительства, а также хода предвыборной борьбы. Сегодня в девять там выступает Елена…
Александр понял задумку:
– Водитель передаст записку?
– Да! А напишу ее я.
– Гениально. А дальше?
– Через два часа водитель зайдет в ближайшее отделение милиции и подаст заявку о том, что у него угнали машину. Еще через пару часов он ее найдет на старом месте. Милиции заявит, что кто-то покатался и аккуратно поставил, где взял. Есть возражения?
– У меня нет, – сказал Александр. – Но у водителя может быть свой взгляд на проблему.
Водитель улыбнулся:
– Геннадий Анатольевич велел выполнять все, что вам необходимо. С моей стороны возражений не будет.
– Вот и чудно! – порадовалась Виктория; веки у нее были чуть-чуть припухшие – девушка явно не выспалась; но зато румянец так и играл на щеках.
Банда подмигнул ей…
Впереди уже виделись пригороды Москвы. Елена Монастырская, 9 часов 30 минут утра, 26 марта 1996 года, конференц-зал "Президент-отеля"
В зале с таким количеством людей не может быть идеальной тишины: кто-то переговаривается вполголоса, кто-то кашляет, кто-то возится, и под ним поскрипывает кресло. Стоял гул, который отвлекал. Но Елена умела хорошо управлять собой и своим вниманием. Все внимание она сосредоточила на выступлении перед этой беспокойной аудиторией…
– Таким образом будет сделано все, чтобы деятельность Президента и правительства, Государственной Думы как можно полнее освещалась региональными изданиями федерации. В особенности сказанное касается тех значительных преобразований, которые намечены на эту весну в области социальной защиты и реформы в армии. Народ должен знать, что власть повернута к нему лицом, заботится о его процветании, несмотря на финансово-экономический кризис.
Елена Монастырская заканчивала свое плановое выступление перед тремя сотнями журналистов, которые съехались в Москву за счет федерального бюджета, – чтобы людям в глубинке, где особенно сильно влияние коммунистов, было лучше слышно столицу.
Она сделала паузу и с приятной улыбкой оглядела зал:
– А теперь я с удовольствием отвечу на все ваши вопросы. Времени у нас достаточно. Передавайте, пожалуйста записки или выходите прямо к микрофонам, которые установлены между рядами. Мы сможем вести открытый диалог. Второй микрофон, пожалуйста…
У микрофона уже дожидался длинноволосый парень в очках, похожий на Джона Леннона:
– Как продвигается дело об убийстве Смоленцева?
Елена не сомневалась, что этот вопрос прозвучит одним из первых:
– Следствие находится под непосредственным контролем Президента, ежедневно докладывают о его ходе. Подозреваемый задержан и содержится в бутырской тюрьме. Что еще сказать? Предполагаемые мотивы – корыстные разборки. Печально, конечно, но люди все еще гибнут за металл…
В составе следственной группы очень опытные специалисты из разных служб… – у нее на лице мелькнуло скорбное выражение. – Поверьте, я не меньше вашего опечалена гибелью этого человека, я очень дорожила его дружбой и сотрудничеством в нашем избирательном штабе.
Елена развернула записку. Удивленно вскинула брови, увидев знакомый почерк:
"Елена Борисовна, убить нас будет значительно сложнее, чем Смоленцева. Это показало неудачное нападение на нас вчера в парке Горбунова. Если сегодня мы, не получим исчерпывающих объяснений относительно вашего участия в гибели Виктора, мы будем вынуждены обнародовать те документы, которые находятся у нас в руках.
Если, вы примете решение встретиться с нами, то в десять пятнадцать вы должны находиться у входа в парк Горького недалеко от проезжей части. С вами может быть только один личный охранник. Стоит напомнить, что вы имеете дело с профессиональными работниками спецслужб, никакие наспех организованные засады, не сработают.
Виктория Макарова. Александр Бондарович".
– Простите, это записка личного содержания, – Елена с трудом справилась с голосом.
Потом взглянула на часы.
– Извините еще раз, появились новые обстоятельства, у нас только двадцать минут, проведем блиц-брифинг, а завтра или послезавтра я постараюсь появиться на этой трибуне еще раз. Прошу – первый микрофон.
Вопрос задавал пожилой седоватый мужчина левантинского типа:
– Елена Борисовна, на ваш взгляд, следственная группа, составленная из представителей разных силовых структур, у которых разные задачи, может работать слаженно?
– Да, может, конечно. И работает. Хотя нельзя сказать, что методы у представителей разных структур одни; могут быть разными у них и задачи, но цель – в высоком понимании этого слова – у них все же одна, – она вежливо улыбнулась журналисту. – Следующий вопрос…
Через двадцать минут Елена покинула зал.
Вместе с ней ушел и водитель – приятель Гены, он махнул издалека рукой Виктории, которая сидела за рулем его "шестерки". Знак этот означал, что Елена покинула зал и что после чтения записки она никаких распоряжений никому не давала и записку оставила при себе.
"Шестерка" двинулась с места…
Елена Монастырская скорым шагом прошла к машине, отдавая по дороге распоряжения по изменению распорядка дня.
– Со мной едет только Борис. Садись в машину, – бросила она ему. – Все, все. Остальные вопросы после.
Оставив недоумевающих сотрудников на стоянке, она откинулась на сиденье и приказала ехать к парку Горького, а сама перечитала записку еще раз.
Лицо Елены покрылось бледностью.
– Что-то случилось, Елена Борисовна? – спросил, забеспокоившись, Борис.
Елена, скомкав записку, отмахнулась:
– Помолчи.
Монастырская невидящим взором смотрела за окно и удивлялась тому, что не чувствовала злобы по отношению к Виктории Макаровой. Елена уже была в курсе последних событий: просветили "доброжелатели" и справа и слева. Понятно, что Виктория вела какую-то игру. И отчаянно рисковала – не только служебным положением, но и головой. Виктория была умная девушка. Именно поэтому Монастырская сомневалась, что Виктория преследует какие-то свои корыстные цели, – и, вероятно, именно поэтому не злилась на нее… Несмотря на все трения между ними, предать Макарова не могла.
Но Макарова могла заблуждаться… Вот это понимание и вызывало тревогу. Елена нервничала…
– Подъезжаем, – молвил телохранитель.
– Найди место для тихой парковки неподалеку от главного входа, – Елена теперь внимательно оглядывала улицу в окно.
– Куда мы?
– Будем ждать человека на площади возле главного входа, – ответила Елена.
Борис свернул на боковую улицу и припарковался.
– А если вас узнают, Елена Борисовна? Там же толпа соберется с вопросами, – в его замечании был смысл. – Как мы оттуда выберемся?
– Черт, ты прав. Дай сюда косметичку.
Несколькими уверенными движениями Елена поправила линию губ, используя яркую вечернюю помаду; наложила столь же ядовитые тени и румяна…
– Все, пошли, – она еще раз глянулась в зеркальце и уверенно вышла из машины. – Возьми меня под руку.
Смотри, чтоб никакая сволочь не сфотографировала, а то завтра же опубликуют меня размалеванную, как шлюху, под руку с молодым парнем. Представляю, какие подписи придумают…
– Не бойтесь, у меня все схвачено.
Они остановились посреди площади.
Елена смотрела себе под ноги, скрывая под полями шляпы лицо. Борис контролировал обстановку и не утруждал свой мозг лишними вопросами.
Через несколько минут тягостного ожидания возле обочины остановилась все та же синяя "шестерка", Елена увидела, как открылась дверца с ее стороны и выглянула Виктория Макарова, перегнувшись с места водителя:
– Садитесь, Елена Борисовна, – крикнула она.
Елена и Борис на секунду замялись в нерешительности.
– Садитесь, пожалуйста, – раздалось у них за спиной. – Ты – на переднее сиденье.
Борис, который отвлекся на подъехавший автомобиль и потерял на секунду контроль над обстановкой, заметил теперь позади себя мужчину и узнал того следователя из ФСБ, который, как и Виктория, был объявлен в розыске. Борис заволновался, не зная, что предпринять.
– Да садись же, дурак, – зло сказала ему Елена и сама открыла за ручку заднюю дверь, чего ей не приходилось делать уже много лет.
Они сели.
Виктория держалась, как всегда, с учтивостью:
– Добрый день, Елена Борисовна.
– Привет, дорогая!..
– То, что вы согласились приехать, уже многое значит.
– Разумеется. Но скажу честно: я не в восторге от ваших действий… Наум Кожинов, 8 часов утра, 26 марта 1996 года, рабочий кабинет
Наум Кожинов держал в руках выписку из проверки налоговой полиции, где красным маркером была помечена строка о переводе со счета КПРФ сорока миллионов рублей на счет телерадиокомпании "Молодежная".
– Виктор Иванович, зайди ко мне, – Кожинов отпустил кнопку селектора.
Через минуту появился заместитель. Он заметно нервничал; движения его были какие-то суетные.
Генерал Кожинов взял нейтральный тон:
– Доложите результаты поисковых мер.
– Мер, Наум Степанович, много, результатов нет, – Карпик расстроенно развел руками.
– Каким образом их упустили в парке?
– Неслаженность действий.
– Что значит неслаженность? Они ведь не продавцы мороженого!..
– Наши ребята никогда не проходили эти виды тренажа. Сами понимаете, невозможно предвидеть все.
Их дело защищать, а не захватывать, – Карпик высказывал то, что у него, видимо, наболело. – Надо было посылать группу захвата из ФСБ, или хотя бы ехать мне самому.
– Почему же не поехал?
Карпик отвел глаза:
– Глупо, конечно, упустили. Хорошо еще, что никого не ранили.
– ФСБ этих ребяток нельзя отдавать, нежелательно, – заметил Кожинов. – Слишком много Макаровой и Бондаровичу известно. К тому же нам лучше знать, что делать с сором из своей избы… – он, видно, решил действовать по какому-то иному плану. – Все, снимай засады с квартир и отменяй все розыскные мероприятия. В ФСБ позвони – не забудь.
– Почему?
– Я возьму их сам. Иди.
Когда Карпик покинул помещение, Кожинов заглянул в список сотрудников и набрал номер телефона;
– Алло, – ответил женский голос.
– Пригласите к телефону Прокофия Климентьевича.
Женщина выразила недовольство:
– Рано еще, спит он.
– Это генерал Кожинов.
В голосе женщины зазвучали мстительные нотки:
– Он болен, его нельзя будить.
– Ольга Борисовна, я звоню по поводу Виктории…
Женщину будто подменили:
– Минутку, даю трубку, Сразу же раздался бодрый голос старика:
– Слушаю, Орлов.
– Здравствуйте, Прокофий Климентьевич, Кожинов на проводе.
Голос Прокофия оставался ровным;
– Здравствуй, Наум, – старик ничем не выдавал своего волнения.
– Я только что отозвал свору.
– И что мне теперь делать, – после секундной паузы вопросил старик, – плясать?
– За обыск обижаться нечего, ты – подельник во всей этой самодеятельности.
– Мало ли я обысков видел, – прохладно усмехнулся Прокофий Климентьевич.
Кожинов вдруг перешел на доверительный тон:
– Пусть приходят твои ребята, нет у меня времени их ловить. Пусть приходят быстро, я боюсь, что они наломают сегодня таких дров, что вовек не расхлебать.
– Не верю я тебе, Наум, – проскрипел в трубку Прокофий. – Понравилось тебе высоко сидеть. Повелевать понравилось, влиять непосредственно на ход событий, быть приближенным к первым лицам…
– У тебя такое сложилось впечатление?
– Старо – как мир!.. Но сказать тебе об этом, кроме меня, некому. Первым лицам не до того, а остальные побаиваются. Только меня тебе нечем напугать. Меня, брат, уже и смертушка не пугает…
– Крот у меня сидит, Прокофий, – объяснил, словно пожаловался, генерал Кожинов. – Вот в чем закавыка.
Вот откуда накладки. Теперь понял?
Старик не мог не согласиться:
– Это, конечно, причина.
– И активизировался он, начал землю рыть именно сейчас, в ответственный момент: когда убийство в Кремле, когда выборы на носу…
Старик посочувствовал:
– У него, брат, работа такая…
– Ну вот и зови своих бойцов. Не говоря только, что у тебя с ними связи нет.
– Чтобы я поверил, еще одно слово ты должен сказать.
Кожинов отлично понял, что имеет в виду Прокофий:
– Хорошо. Гришка Отрепьев. Достаточно?
Старик с минуту помолчал.
– Да. Куда присылать молодых?
– Ко мне на дачу, Виктория знает где. С двенадцати до двух я буду ждать их там. Отбой?
– Как с Викой поступишь?
Кожинов хмыкнул в трубку:
– Совсем не заметить ее взбрыков я, сам понимаешь, не могу. Но буду спускать дело на тормозах… Пошлю твою красавицу в Ярославль подальше с глаз…
– А майор?
– Ас майором пусть ФСБ разбирается, у меня к нему претензий нет. Не понимает просто ни черта.
– Ты мне зятя не хай, – прохладно посоветовал Прокофий Климентьевич.
– Зятя? – у генерала Кожинова вытянулось лицо. – Ну и ну… Когда только люди успевают все? Бондарович и Макарова, 10 часов утра, 26 марта 1996 года, набережная Москвы-реки
Виктория медленно вела машину по набережной, изредка поглядывала в зеркальце заднего вида.
– Оружие сдавать не надо, – сказала Макарова Борису, – но воздержись от всяких дурацких идей. Учти, мне известны твои слабые стороны…
Борис, которого за последнюю минуту дважды назвали дураком, нисколько не обиделся. А главное, вел себя спокойно… Называйте как хотите, лишь бы поездка обошлась без силового контакта и других неприятностей. А за дурака он еще успеет и обидеться, и рассчитаться.
– Что вы хотите от меня? – резким тоном спросила Елена Борисовна. – Вы отдаете себе отчет, на что пошли?
Это можно квалифицировать как шантаж и похищение высокого должностного лица и члена семьи Президента.
Виктория резко повернула руль вправо и затормозила у бордюра:
– Если вы не желаете с нами разговаривать, то вольны в любую минуту покинуть машину и отправляться по своим делам, Елена Борисовна!
Банда кивнул;
– Действительно, силой вас тут никто не удерживает.
Мы предпочитаем договариваться полюбовно.
Принцесса бросила за окно рассеянный взгляд:
– Куда вы меня везете?
– Не разговаривать же посреди площади, – пожала плечами девушка.
Александр указал вперед:
– Поехали, Виктория.
Девушка плавно тронулась с места:
– Сейчас свернем и остановимся где-нибудь в тихом месте на набережной. И нам никто не помешает переговорить, – она бросила быстрый внимательный взгляд на Принцессу. – Что с вашим лицом, Елена Борисовна?
Елена ухмыльнулась:
– На шлюху похожа по вашей милости – это чтобы кто-то случайно не узнал.
Виктория подавила невольную улыбку:
– Извините, пожалуйста, это никак не входило в наши планы, – и ловко тормознула на набережной. – Вот здесь и постоим. Тихое место, хороший обзор…
Елена слегка закапризничала:
– Я надеюсь, вы доставите нас назад к машине? Или мы будем ловить такси?
– Доставим в лучшем виде, – Виктория оглянулась на телохранителя. – Борис, погуляй вокруг машины.
– Не положено, – хмуро ответил он.
– Видишь ли, тебе же спокойней будет, – объяснила Виктория. – Мы будем говорить об очень серьезных вещах…
– Не положено…
– Выходи, – рассердилась Елена. – Совсем дурак стал?
Борис вздохнул и заворчал:
– Работа есть работа. И есть ответственность. Случись что…
– Считай, уже случилось, – перебил его Александр. – Страшнее не будет.
Телохранитель, сделав угрюмое лицо, начал выбираться из машины. Елена молчала, сумрачно смотрела ему в спину.
Борис, получив третьего "дурака" за столь короткий отрезок времени, вышел и стал столбом перед бампером, упершись взглядом в лобовое стекло.
Принцесса повернулась к Виктории;
– Итак, что вам от меня нужно?
– Возникло подозрение, Елена Борисовна, – официальным тоном начал Александр, – что Виктор Смоленцев был убит по вашему приказу, скорее всего, вот этим самым ревностным дураком.
Лицо Елены Монастырской вытянулось:
– Вы так считаете?
Банда продолжал:
– В самое ближайшее время средства массовой информации, финансируемые коммунистами, начнут масштабную кампанию по доведению этой версии до народа… В настоящее время у меня, как специалиста, практически нет сомнений, что Смоленцев был убит профессиональным ударом ноги, который привел к перелому шейных позвонков. Это мгновенная смерть. Генерал Кожинов делает сейчас все, чтобы переложить вину за это преступление на невиновного человека.
Монастырская сверкнула на него глазами:
– Дайте мне сигарету.
Банда протянул ей пачку, щелкнул зажигалкой.
Елена Борисовна закурила и некоторое время молча смотрела в боковое окно, о чем-то размышляя.
– Послушайте, – наконец сказала она. – Или вас кто-то крепко водит за нос, или вы сошли с ума, если полагаете, что с ума сошла я. Я понимаю, вы решили, что у меня свихнулись мозги от власти и ответственности, когда я получила этот пост…
Сигарета у нее в руках сломалась. Принцесса разнервничалась:
– Дайте еще сигарету… Спасибо, – она глубоко затянулась и с наслаждением выпустила дым. – То, что вы собираетесь распространить в прессе, страшно ударит по Президенту, несмотря на то, что ваша версия – полный бред. Этого нельзя допустить, – Монастырская несколько успокоилась. – Смоленцева я собиралась лишь хорошенько отчихвостить и поставить перед выбором: или он честно работает, или вылетает из эфира и делает вместе с коммунистами все, что ему вздумается. Вот и все. Это был бы, конечно, сильный удар, на меня бы вылилось ведро грязи… Начались бы воспоминания Смоленцева о прежних временах… Виктория знает, что всегда найдется возможность комару поточить нос. Смоленцев изрядно попортил бы мне жизнь…
Александр перебил ее:
– Что вы имеете в виду, когда говорите "попортил"?
– Ну, в самом крайнем случае, он сумел бы так насолить мне, что пришлось бы уйти с поста руководителя избирательной кампании Президента, – Монастырская с явной растерянностью взглянула на Банду. – Однако все это не идет ни в малейшее сравнение с тем, что вы мне здесь заявляете… Вы намереваетесь попортить мне жизнь во сто крат сильнее… А между прочим, этот сукин сын Смоленцев, хоть и грех так говорить о покойном, уже получил от КПРФ деньги, – Принцесса не могла скрыть своего гнева.
Банда вздохнул:
– Да, Елена Борисовна, сорок миллионов.
– Вы оперативно получаете информацию, – она с интересом взглянула на Александра. – От Зюганова?
Бондарович молча смотрел на телохранителя – этого парня следовало держать на контроле, чтобы не выкинул какой-нибудь фортель.
– Хорошо, Елена Борисовна, – вмешалась Виктория. – Давайте отставим наши взаимные подозрения. Меня-то вы, надеюсь, не зачислите в коммунисты?
Елена насмешливо посмотрела на Викторию, перевела глаза на Александра и снова на нее:
– Влюбилась наконец-то, железный стрелок?
Виктория вспыхнула:
– Все действия инициировала я. А у Александра просто пришлось просить помощи. Если хотите – практической. Он, в свою очередь, установил, что обвинения против Глушко сфабрикованные. Как это ни печально!.. Семен Липкин со всей определенностью заявил вчера мне, что ждет только официального предъявления обвинения Глушко, чтобы не оставить от этого заявления камня на камне. И они возложат вину на вас. Вы понимаете?..
– Не очень-то верится – настолько бредово.
– Запись этого разговора лежит у Кожинова на столе.
Принцесса несколько смутилась:
– Об этом я не знала… Но вот вам и ответ. В основе всего этого лежит подлая провокация, направленная против.., отца. Если, конечно, ваши выводы о профессиональном характере убийства верны.
Виктория облегченно вздохнула:
– Именно так мы и считаем. Это заговор, или предательство.
– Кто же исполнитель, кто предатель в Кремле, если все это так?
– Это мы и пытаемся выяснить.
– Почему же вы действуете самостоятельно, с угрозами, с похищением дочери Президента, со стрельбой в парке Горбунова? Ничего не понимаю, – Принцесса, сидя на заднем сиденье, качала головой.
Телохранитель пристально смотрел в салон.
Виктория подкинула вопросик:
– А вы уверены, что этот предатель не Кожинов?
Елена отпрянула, как от удара.
– Я знаю его с детства и с детства терпеть не могу, но… Дайте мне еще сигарету.
Она приоткрыла дверцу и крикнула на улицу:
– Да отойди ты от стекла, стоишь пялишься! Смотреть на тебя тошно, – и с силой хлопнула дверцей; даже небрежный, кричащий макияж не мог скрыть бледности, покрывшей лицо Принцессы.
Борис отошел на два шага в сторону и обреченно замер.
Елена Монастырская отвернулась от него:
– Между прочим, этому идиоту я не то что убийство не доверила бы – в магазин бы не послала одного. Но он хоть таких сюрпризов не преподносит, как ты, Виктория… – она на минуту задумалась. – Я понимаю, о чем вы. Кожинов – практически единственный в Кремле, кто, действительно, смог бы устроить такую провокацию.
– Поэтому я и попала в эту историю, Елена Борисовна, – с грустью сказала Виктория.
– Что вы собираетесь предпринять?
– Единственное, что мы можем сделать, это просить вас передать Президенту вот этот листок, – Александр протянул Елене бумагу. – Здесь в тезисном порядке изложены факты и наши подозрения. Кроме того, вы передадите содержание нашего разговора.
Монастырская стряхнула пепел с полы пальто:
– Как проверить ваши подозрения?
– Существует видеокассета, где запечатлены все входящие в корпус и выходящие из него, – Александр сейчас много дал бы за эту кассету. – Наверняка есть еще и запись тайного прослушивания курилки. Можно потребовать у Кожинова эти документы. Возможно, они многое прояснят… Вас не тревожит вопрос, почему Кожинов до сих пор хранит все это в большом секрете? Не потому ли, что там есть улики против него?
– Но кто этим займется, если уж даже Кожинову нельзя доверять?
– Сам Президент… Или нас, в конце концов, вызовите. Мы, как вы уже заметили, в курсе проблемы… Это такое дело, в котором надо убедиться самому.
– Я поняла вас, – Монастырская была готова к решительным действиям. – Давайте вашу бумагу. И еще… в любом случае, если надумаете сдаться вместе с компрометирующими материалами, которые вы похитили, то известите меня. Я постараюсь вам помочь.
– Мы подумаем над этим, – кивнул Бондарович.
– Завтра в восемь утра я буду ждать твоего звонка, Виктория. В кабинете Кремля… – Принцесса обратилась к Александру. – А теперь позовите, пожалуйста, этого наемного убийцу и отвезите нас к парку Горького.
* * *
Расставшись с высокой заложницей и ее верным телохранителем, Александр и Виктория отъехали от парка и поставили машину на условленное место, в квартале оттуда встретили водителя и отдали ему ключи.
Журналист сел за руль:
– Может, отвезти куда? В милицию позже зайду сказать, что машина нашлась.
Бондарович отказался:
– Нет, не стоит, еще на грех задержат.
Настроение было странное. Как будто каникулы объявили.
До завтрашнего утра предпринимать ничего не стоило.
Оставалось только сделать звонок на явку. Может, появилась новая информация?
Они шли по какой-то улице. Александр тихо позвал:
– Вика…
– Что? – она повернула к нему лицо и остановилась, взяв за руку.
Александр даже смутился, он уже отвык от проявлений нежности посреди улицы.
"Прямо влюбленные подростки, счастливые от свалившегося на них первого чувства".
Он предложил – Поехали в "уединенное место". Не хочу ничего больше. Только тебя.
– Ты это точно знаешь? – девушка смотрела на него с хитринкой.
– Совершенно точно.
– А я не пожалею потом, что согласилась?
– Нет, тебе будет хорошо.
– Ты о чем? – она слегка куражилась над ним. – Ты будешь рассказывать мне сказки?
Но Банду нелегко было смутить:
– Могу и сказки. Мне их кот много намурлыкал.. – тут он заговорил серьезно:
– Меня с утра не покидает чувство, будто мы занимаемся какой-то ерундой, чем-то ненужным. Уехать в Урюпинск или в Америку и, послав всех подальше, жить там вдвоем всю жизнь… Смешно разве?
– Ой, миленький, да ты влюбился, – всплеснула руками Виктория. – Вот я и приручила тебя, дикий зверь.
Александр пожал плечами.
А Виктория заторопилась, пока он не передумал:
– Поехали, конечно, возьмем такси, деньги у нас есть.
Я только на явку позвоню, а ты машину лови, чтобы нам не терять времени… Я люблю тебя.
* * *
Спустя минуту девушка уже разговаривала по телефону, – Фаина Яковлевна, здравствуйте.
– Здравствуй, милая. Срочные вести для тебя.
– Что случилось? – встревожилась Виктория. – Что-нибудь с дедушкой?
– С дедушкой все нормально. Но позвони ему немедленно, он два раза строго мне наказывал, не разрешил даже в магазин идти. Сижу вот без хлеба, звонка твоего жду.
Виктория оглянулась, смотрела, как Александр ловит машину:
– Хорошо, Фаина Яковлевна, спасибо вам.
* * *
Не прошло и минуты, а Виктория уже связалась с Прокофием:
– Алло, дедушка!
– Все хорошо. Вика? – голос старика был если не взволнованным, то уж напряженным – точно.
– Да, если это хорошо.
– Как твой кавалер? – дед успокоился, уж коли поинтересовался кавалером.
– Не спрашивай, потом все скажу.
Но Прокофий допытывался:
– Замуж пойдешь?
– Да… – Виктория бросила в сторону Александра нежный взгляд. – Почему ты сказал домой звонить, что случилось?
– Вот что, голубушка… – голос старика стал серьезный. – Розыск на вас прекратили. С двенадцати до двух Кожинов ждет тебя и Александра на своей даче. Он сказал, ты знаешь, как проехать. Это не в Завидове?
– Нет, там у него есть помещение, но дача у Кожинова старая – своя. Почему мы должны ехать, – не понимала Виктория, – что изменилось?
– Он позвонил мне и кое-что объяснил. В общем, второй вариант убедил меня, что он в порядке.
Виктория нахмурилась:
– А нас – первый.
– Вы что, видели ее? – изумился Прокофий Климентьевич. – И давно?
– Только что расстались.
– Однако!..
– Кто же? – не могла сдержать любопытства девушка. – Он сказал?
– Да. Он вам все объяснит. И выволочку даст. Для пользы, – Прокофий старчески рассмеялся. – Да наплюй ты на все, Виктория, и выходи замуж. Хватит тебе стрелять…
Когда становишься старым и сидишь дома наедине с болезнью, скоро становится ясно, свое личное дороже всяких общественных проблем. Но ты уже никому не нужен…
– Дедушка, у тебя плохое настроение.
– Настроение у меня боевое – как обычно. И вот что тебе скажу: сворачивай потихоньку эти игры и езжай куда-нибудь с ухажером отдохнуть. Кожинов тебя направит…
Виктория призналась:
– Мне об этом только что Александр говорил.
– Разумный человек.
– Выходит, ты снова все уладил, дедушка?
Прокофий самодовольно хмыкнул:
– Думаешь, хочется зря небо коптить?..
* * *
Александр уже махал ей руками, стоя возле машины с открытой задней дверцей…
Виктория, повесив трубку, нырнула в уютный теплый салон и подвинулась, освобождая место.
– Поехали! – бодро скомандовал Бондарович.
– Маршрут изменился, Александр, – предупредила девушка и уже громче сказала в сторону шофера:
– В Мытищи, пожалуйста, я там покажу дорогу.
– Куда мы? – Бондарович взял ее за руку, удивленно заглянул в глаза.
– На дачу к Кожинову, – губы Виктории сжались в тонкую линию.
– Будем брать? – пошутил Банда. – Или он сам пригласил нас в гости?
– Кажется, мой шеф в растерянности. Это прояснится на месте, Александр… Бондарович и Макарова, 12 часов 30 минут дня, 26 марта 1996 года, дача генерала Кожинова
Дача стояла на краю поселка, чуть поодаль от других.
Расхожая присказка "моя хата с краю" – как раз про дачу генерала Кожинова. Сразу за огородами начинался лес. Домик был двухэтажный, но небольшой – он не выделялся среди других, подобных ему домиков постройки семидесятых-восьмидесятых годов; в те годы, как правило, не строили роскошных особняков (замахнулся на общую площадь больше ста метров – ты буржуй), а если и строил кто-нибудь – из партократов – то не в таких забытых Богом поселках…
Виктория рассказала, что лет пять назад генерал выкупил и соседний участок и разбил на нем молодой сад. Сейчас, в марте, сад еще стоял голый и прозрачный.
Водитель, получив расчет, укатил по грязному шоссе.
Александр и Виктория двинулись к воротам, возле которых уныло слонялся молодой человек в сером пальто.
Увидев приближающуюся пару, молодой человек оживился, оглянулся, как-то весь подобрался – будто сторожевой пес у хозяйского дома; еще издали разглядел гостей и что-то сказал в рукав.
Макарова была настороже. Дедушке она верила безоговорочно, но дедушка не дал каких-то, хоть сколько-нибудь серьезных, гарантий, он просто посчитал, что риск – в допустимых пределах и надо использовать шанс.
– Предъявите, пожалуйста, документы, – молодой человек был безразлично вежлив.
Едва взглянув на документы, молодой человек вернул их.
– Бондарович и Макарова, – сказал он в переговорник.
К воротам со двора подошел еще один охранник. Пропустил их вовнутрь ограды, потребовал:
– Сдайте оружие.
Виктория и Александр переглянулись.
Охранник, повысив голос, повторил:
– Оружие…
Спутники неохотно подчинились.
Охранник рассовал пистолеты по карманам:
– Проходите.
Они взошли на высокое резное крыльцо с крышей.
Кожинов был родом откуда-то из-под Вологды, где любят резьбу и такие крылечки. Там строят избы с подклетом; первый этаж – хозяйские помещения, склады.
На русском севере – где темные лютые зимы – дома порой до крыши заносит снегом, но хозяева могут жить автономно не один месяц; у них в доме все есть… Нечто подобное и представляла из себя дача Кожинова – хотя, конечно, поменьше. Генерал несомненно был кулик со своего болота.
Александр, который был здесь впервые, с интересом озирался по сторонам. Виктория углубилась в свои мысли.
Охранник шел следом, подсказал:
– Обувь снимите здесь. Генерал ждет вас в зале, по коридору налево.
Виктория, пожав худенькими плечами, уверенным шагом прошла вперед. Александр чувствовал себя спокойней, не афишировал бодрость. Но он все-таки был поопытней – пообтесался за время службы в ФСБ.
Виктория замерла на пороге комнаты:
– Разрешите, товарищ генерал?
– Проходите… – сказал с едкой усмешкой Кожинов и добавил:
– Гости дорогие.., черт знает, как дорого вы мне дались. Виктория!..
Девушка уже сообразила, что ей нечего бояться, и напряжение несколько спало с нее:
– Слушаю, товарищ генерал.
– А! – Кожинов в сердцах махнул рукой. – Садитесь на диван. Рассказывайте, что еще сумели натворить.
Виктория и Александр сели рядышком; девушка без лишних проволочек взялась объясняться:
– Товарищ генерал, все мои действия продиктованы тем, что я не верю в официальную версию убийства Смоленцева. В поисках организатора этого преступления я вынуждена, простите, конечно.., подозревать и вас.
– Подозревать кого?.. – не поверил своим ушам Кожинов.
– Да-да, вас! – повторила Виктория. – Меня смущают некоторые объективные данные.
Генерал был обескуражен; он обдумывал некоторое время услышанное, потом слабо улыбнулся:
– И что?.. В смысле: что вы намерены предпринять?
Виктория смотрела ему прямо в глаза:
– Я не имею права докладывать вам о своих действиях, пока не получу доказательств вашей непричастности к убийству… Или.. – тут девушка замолчала.
– Или. – как бы подстегнул Кожинов.
– Или пока не получу доказательств его государственной целесообразности, – добавила она тихо.
– И как же ты собираешься судить о государственной целесообразности? – насмешливо произнес генерал и покосился на Бондаровича. – Вы, майор, заодно с этой штучкой? – Кожинов кивнул на Викторию – И тоже собираетесь допрашивать генералов.
– Мне приходилось допрашивать генералов, правда, не такого высокого ранга, как ваш, – Александр с внутренней невеселой ухмылкой вспомнил, как пару дней назад почти теми же словами отвечал на такой же вопрос вору "в законе" Севе Могилеву (кажется, так давно это было).
Генерал озадаченно почесал себе за ухом:
– Я вижу, тебе понравилось, лейтенант Макарова, допрашивать первых лиц в государстве. Лихо ты взяла на испуг Принцессу.
– Значит, она все-таки на прослушивании?
Кожинов развел руками:
– Работа…
– Елена Борисовна в сегодняшней беседе практически сняла с себя всякие подозрения, – Александр решил оттянуть удар на себя.
Лицо Кожинова начало медленно багроветь:
– Что? Вы говорили сегодня с Монастырской?
– Да, – багровым цветом лица невозможно было взять на испуг Банду.
– Лихо. Вы думаете, вам эти фокусы простят?
– Мы действовали так по необходимости, не видели другого способа. И сейчас не видим.
– Что вы имеете в виду?
– Обстоятельства постоянно изменяются. Как говорят, нагнетается обстановка.
– Ладно. Действовали вы, надо сказать, рискованно, но грамотно в оперативном плане, – генерал с интересом разглядывал Бондаровича. – Сейчас компромат лежит где-нибудь в газете? Так я понимаю?
– Никак нет, но если не будет сделан звонок, что все в порядке, материалы станут доступны прессе.
– Чушь это все, – фыркнул Кожинов; вся его багровость быстро сошла на нет, будто ее и не бывало. – Вы, должно быть, уже знаете, что на счет Смоленцева поступили деньги КПРФ?
– Да, сорок миллионов, – второй раз за этот день им удалось произвести впечатление уровнем своей осведомленности.
– Могу вам сказать, откуда у вас такая оперативная информация, – генерал поднялся и в раздражении прошелся по комнате. – От того негодного журналиста, с которым вы снюхались, чтобы пугать меня и Монастырскую!
Только вы не сообразили, что это значит. Информация уже просочилась. Коммунисты, которым она политически выгодна, могли дать ее в любой момент и без вас. Так что вашим заначкам – грош цена.
– Почему же они молчат, товарищ генерал? Липкий сказал, что ждут обвинительного заключения на Глушко… – Виктория несколько растерялась.
Генерал с видом ментора прошелся перед ними, сидящими на диване:
– Они вас, дураков, ждут. Неужели до вас до сих пор не дошло, умники?.. Ждут, когда вы, клюнув на эту удочку, сделаете заявление в полной уверенности, что боретесь за справедливость. Кожинов убивает коммунистов! Вот какого заявления они ждут. Ведь вам поверят больше – вы доверенные работники… Виктория в прошлом личный охранник Принцессы! И вы, как марионетки, прыгаете на веревочке… – генерал с очень строгим видом воззрился на Викторию. – Кто поставлял Елене информацию о коммунистических шашнях Смоленцева?
– Разве информация шла не от вас? Или не от Президента?
– Да не было вообще никакой попытки сговора Смоленцева с КПРФ. Как вы не догадаетесь!.. Он встречался с директором "Экобанка" по вопросам финансирования, а с Липкиным – договориться о передаче. Вот и все… Остальное – измышления, фикция, интриги. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, кому это на руку. Коммунистам…
– А список?
– Список потребовала Принцесса. Смоленцев на радостях заложил туда все свои мечты, напетые в основном "Экобанком". Что еще?
– Деньги.
– Липа, – воскликнул генерал. – Под них нет ни договора, ни счета, – ничего. Коммунисты просто кинули эту сумму – и все. Хитрецы. Они еще не на такое способны. В случае чего, извинились бы и забрали деньги назад.
А даже если и не забирать, – генерал как бы размышлял вслух. – На большое дело – не жалко и рискнуть. Целую страну купить!
Кожинов открыл двери и крикнул в коридор:
– Принесите всем чаю!
Виктория сидела теперь с подавленным видом, сцепив руки и морща лоб:
– Кто поставлял дезинформацию Елене Борисовне?
– Вот! Вот, где ты могла самостоятельно разобраться в вопросе, – у Кожинова был такой вид, будто он тыкал котенка в кучку дерьма. – Ты дважды, превышая полномочия, субординацию и здравый смысл, фактически допрашивала дочь Президента. И не проверила самый важный пункт – источник информации. В этом же весь смысл сбора и анализа информации – степень достоверности источника. Азы, которые тебе преподавали в высшей школе КГБ!
Что могла сказать Виктория в свое оправдание?
– Я видела, товарищ генерал, на столе у Монастырской фотоснимок Смоленцева и Липкина, он был сделан из другого ракурса, другим фотографом – не мной. Я решила, что кто-то дублировал меня, от нас или из ФСБ… Непростительная ошибка! – Виктория с болезненной миной терла себе виски.
Генерал склонился над ней:
– Тогда попробуй сама проанализировать, кто?
– ФСБ? Нет, должна быть короткая связь с армией, там был главный кризисный центр… – девушка анализировала ситуацию вслух. – ГРУ… ГРУ? – она подняла на Кожинова глаза. – Это Григорий Поливода? Он выходец из ГРУ, там мощная система, и он ее контролирует…
Кожинов снисходительно улыбнулся:
– Ты небезнадежна, Макарова… Смотрите сюда.
Генерал вставил в видеомагнитофон кассету.
Постучав в дверь, вошел охранник с чаем и поставил чашки на журнальный столик. Вышел.
– Смотрите сюда.
На экране возникло изображение холла в 17-м корпусе, видны были контрольно-пропускной стол и площадка, от которой уходил коридор, внизу светились цифры: 23.03.96/17.30.
Виктория увидела себя, беседующую с Репекой.
Кожинов пояснил:
– Видеозапись смонтирована с аудиозаписью из курилки, там стоит микрофон. Сейчас там тихо… Вот пошли участники совещания.
Виктория и Александр смотрели во все глаза…
Видно было, как люди столпились возле прохода, сдавали разовые пропуски и предъявляли постоянные. Послышался звук открывающихся дверей, скрип кресла, чирканье зажигалки.
Кожинов комментировал:
– Это в курилку вошел Глушко, курит. Смотрите главное: кто появился?
Из коридора вышли двое пожилых мужчин, посмотрели на толкучку у выхода и остановились.
– Поливода? – узнала Виктория того, что стоял лицом к коридору и спиной к камере.
– Да, он.
– А кто рядом?
– С ним офицер Генштаба, он играет роль фуфла, он стоит спиной к коридору и ничего не видит. Поливода рассказывает ему нечто важное, оживленно жестикулирует.
Заметьте, Поливоде прекрасно виден коридор.
Снова послышался звук открывающихся дверей, шаги, скрип кресла, шаги, хлопок дверей, чирканье зажигалки.
Генерал оглянулся на Бондаровича:
– Надо объяснять?
– Нет, – ответил майор. – Все как показывал Глушко. Ни слова, он сразу ушел.
– Конечно. Вы его допросили…
На экране показался альбинос с его развинченной походкой, он был угрюм… Глушко вышел вместе с двоими последними участниками…
Виктория стоит к столу спиной, чтобы не привлекать внимания Смоленцева, которого ждет; Виктория разговаривает с Репекой…
Опять послышался звук открывающихся дверей, затем – металлический щелчок.
Генерал остановил изображение.
– Это звук защелки. Туалеты закрывают изнутри на уборку. Если бы кто-то подошел и не попал туда, то нисколько бы не удивился. А подумал бы, что производится очередная уборка… Это важный нюанс.
Снова пошло изображение. Поливода с военным все так же разговаривают…
Раздается возглас Смоленцева: "В чем дело?" Затем – глухой стук.
Генерал покосился на Александра:
– Удар ногой, смертельный.
Снова глухой стук.
– Это удар пепельницей.
Шуршание, возня.
– Перетаскивает тело.
Шаги. Тишина.
Кожинов поднял вверх указательный палец:
– Убийца стоит перед дверьми. Ему надо незаметно выйти. Но как?
Слышится некий писк. Поливода и офицер расходятся. Секретарь Совета безопасности скрывается в коридоре, а офицер идет к столу.
Щелчок защелки и скрип дверей. Тишина…
– Что это был за писк? Сигнал? – спросил майор.
Кожинов кивнул:
– Так точно. Поливода нажал в кармане на кнопочку, а у убийцы сработал зуммер. Это значило, что в коридоре никого нет. Риск сводился к тому, что кто-то появится только в момент прохождения убийцы по коридору и сразу зайдет в туалет.
– Но как можно было разработать такую операцию? – Виктория была в недоумении.
На экране Виктория забеспокоилась и пошла в коридор смотреть, где задержался Смоленцев.
– Объясняю. Планировщику необходимо было знать, что у Смоленцева будет назначен разговор с Еленой Монастырской после совещания. Надо было знать, что разговор этот произойдет не сразу, а немного погодя. Дальше надо было догадаться, что он пойдет курить и останется один.
Кожинов остановил видео и принялся пить чай. И продолжал свои разъяснения:
– С Еленой после совещания долго беседовал представитель генштаба, впаривал мозги насчет упаднических настроений в армии. С чьей подачи он это делал? Ответ ясен.
Курить на совещаниях при Елене нельзя, так что догадаться нетрудно, где Смоленцев должен будет находиться.
– Но ведь от любой случайности операция могла сорваться, – резонно заметила Виктория. – В курилке мог оказаться еще кто-нибудь, кроме Смоленцева, и не спешить покинуть ее – как поспешил Глушко…
Генерал все это давно продумал:
– А вот здесь виден класс разработчика: сорвись операция здесь, автоматически был бы задействован второй вариант. Смоленцев поговорил бы с Еленой, возможно, получил бы аудиенцию у Президента, а на стоянке машин, или по дороге домой, или в подъезде его убили бы. И маховик провокации пошел бы раскручиваться подобным образом – хотя и по несколько иному сценарию.
– Но почему, товарищ генерал, вы не пустили это сразу в ход? – выразила недоумение Виктория. – Зачем было арестовывать Глушко? Ведь того факта, что Поливода стоял лицом к коридору и видел убийцу достаточно, чтобы доказать Президенту его виновность.
Генерал печально развел руками:
– Тут и зарыта собака.
Виктория пристально смотрела на него:
– Я не понимаю.
– Эх, Макарова. Есть страшное животное – крот, которого я боюсь.
– У нас в службе "крот"?
– Да, предатель, который работает на Поливоду и ГРУ.
Очень осторожный и информированный.
Викторию осенило:
– Это от него Поливода мог узнать, что Елена потребовала у Смоленцева список?
– Конечно.
– Тогда кротом могла быть и я… – девушке самой было неприятно такое открытие. – Почему же вы не подозреваете меня? Почему показываете эти материалы?
Кожинов отставил на минуту чашку:
– Крот более информирован, кроме того, ты так и не выступила с заявлениями в печати, тебя поддержал дед, ты явилась сюда. Ты не "крот".
– А кто? Вы пытались выманить его в эти дни?
– Совершенно верно, именно это и входило в мои ближайшие цели; Глушко – это только обманный ход. Но всю игру спутали вы, молодые безмозглые люди, – генерал Кожинов огорченно покачал головой.
– Почему же вы еще возитесь с нами и теряете свое время, товарищ генерал? – Виктория была подавлена.
– Министр обороны уволен в отставку. Поливода сегодня уйдет из политики – там на кассете еще много чего, – терпеливо объяснял Кожинов. – Что сможет теперь предпринять оставшаяся часть недовольных Президентом?
– Консолидироваться вокруг какого-нибудь нового явного или скрытого лидера?
Генерал ничего не имел против этого предположения, однако говорил о другом:
– Я ожидаю отчаянных попыток с их стороны, покушения… А теперь представь себе, Виктория: предвыборная поездка Президента, сотни мест, десятки незапланированных встреч – когда Президент просто выходит из машины к толпе; толпа такое любит – это известно даже начинающему политику; где-то поблизости могут оказаться стрелки… а у меня в службе – их "крот". Как я себя чувствую, по-твоему? – он вопросительно смотрел на Викторию. – Плевать мне на Поливоду, его можно было убрать и раньше.
"Крот" – вот кто мне опасен.
Вид у Виктории был решительный:
– Мы можем чем-то помочь?
– Поедешь в Ярославль, поедешь по всему маршруту. То впереди, то со мной. Будешь тем человеком, которому я доверяю абсолютно.
– После всей этой истории? – девушка вскинула на него удивленные глаза.
– Я, как ни странно, убедился в твоей лояльности и способности к самостоятельным действиям и выводам.
Вся эта ситуация пусть будет для тебя учебой своего рода…
Помнишь, что я тебе говорил в последний раз?
– О том, что я должна вам доверять так, как вы доверяете Президенту…
Кожинов отечески улыбнулся:
– После этого урока ты до конца жизни не посмеешь не поверить мне и опрометчивых шагов больше не совершишь. Убедилась, что класса анализа тебе еще долго не будет хватать? Что еще расти надо…
– Да, товарищ генерал, – признала Виктория, – мне даже до Поливоды очень далеко. А он вам и в подметки не годится. Он, должно быть, думает, что вы его еще не раскусили?
– Надеется на это, – поправил Кожинов. – Но уверенности у него нет. Он все время помнит про видеозапись…
– Мне стыдно, Наум Степанович. Я хотела сделать как лучше, но навредила вам.
Генерал с ободряющим видом потрепал ее по плечу;
– Значит, ты становишься тем битым сотрудником, за которого двух небитых дают. Пей чай.
Александр спросил:
– Какую же роль в своих планах вы отвели мне, товарищ генерал?
– Поедешь с Викторией – с женой, будешь координатором между своей конторой и моей. Иначе тебя придется пристрелить у сарая, слишком много знаешь…
В этот момент что-то оглушительно грохнуло за окном.
Стекло за спиной Кожинова разлетелось вдребезги, генерала отбросило с дивана на ковер. В спине – кровавая дыра. Лицо Кожинова покрылось мертвенной бледностью, черты искривила гримаса боли. Судорожные движения рук и ног свидетельствовали об агонии.
Виктория и Александр бросились на пол.
Бондарович привычным жестом потянулся к кобуре, но тут вспомнил, что оружие их принудили сдать:
– Дьявол!..
– Кассету! – крикнула Виктория.
Александр пополз к видеомагнитофону.
Откуда-то слева хлопнули еще два выстрела, затем ответные, такие же, как первый.
Александр вытащил кассету:
– Уходим!
Виктория лихорадочным взором оглядывала комнату, тело генерала на полу:
– Где оружие?
Еще слышались выстрелы, чьи-то крики во дворе.
Банда потянул Викторию за руку:
– Уходим!..
Они выскочили в коридор и бросились к выходу. Впереди опять грохнул выстрел. Пуля впилась в косяк совсем рядом с плечом Александра. Отлетевшая щепка упала на половик у порога.
Александр остановился…
Через сад к ним бежал смуглый мужчина в черном длиннополом пальто. В руке он держал пистолет с длинным стволом, по виду "магнум".
Александр вскинул руки с кассетой вперед и присел.
Эта маленькая хитрость оказалась очень к месту.
Человек упал. Сработала реакция на сигнал "в меня целятся", прежде чем разум сообразил, что целятся.., из пальца.
– Назад!..
Александр уже был в маленькой комнатке справа от входа, куда накануне скрылся охранник с изъятым у них оружием. Но ничего не нашел. И тут сообразил: сейф! Оружие в доме генерала хранилось, как и положено, в сейфе.
– Где сейф?..
Виктория уже проскочила в комнату, где затих на полу Кожинов. Когда Александр пробегал к ней коридором, по нему выстрелили еще раз. Пуля ударила в стену и выбила внушительный кусок штукатурки.
Александр миновал опасный отрезок пути на четвереньках.
"Сколько нападающих? Двое, трое? Стреляют как будто бы с двух сторон… Но это может быть и всего один человек, который умеет быстро перемещаться, который грамотно ведет осаду… Генерала жаль!.."
Виктория тем временем вышвыривала ящики из письменного стола. Те с грохотом падали на пол, кругом разлетались какие-то бумаги…
– Есть, – у девушки в руках оказался банальный "Макаров". – Ну теперь держись!.. – было непонятно, кому адресовалась эта фраза.
– Виктория!..
У Александра мелькнула мысль отнять у девушки оружие, но разум вовремя подсказал – глупо, в ее руках пистолет намного опаснее, чем у него.
Виктория, оглянувшись, выскочила в коридор и сразу прицельно выстрелила. Если б не опасная ситуация, ею можно было бы залюбоваться: шаг, другой, красивое решительное лицо, пистолет навскидку, выстрел, потом, как и положено, – ствол вверх…
Бондарович, идя следом, краем глаза видел, как человека в черном пальто сбросило выстрелом с крыльца. Незнакомец упал на спину и затих.
Глаза у Виктории горели:
– Что будем делать? Что, если есть второй?
– Стой на месте.
Банда выглянул осторожно в окно. Никого.
Сказал негромко:
– Я выпрыгну в окно, а ты прикрывай.
– Нет, опасно, – покачала головой девушка, – я бы тебя еще на лету подбила.
Бондарович оглянулся:
– Проскочим по коридору в следующую комнату?
– Давай.
– Только не забудь пригнуться.
Александр пролетел в комнату напротив и осторожно выглянул из окна.
Пусто…
Но, к сожалению, это ни о чем не говорило. Стрелок, скорее всего, прижался к стене дома и сторожил их. Во всяком случае Александр так и поступил бы.
– Не высовывайся, Вика. Я гляну с другой стороны…
Но тут на дороге взревел двигатель автомобиля, и машина, взяв с места в карьер, умчалась. Александр выглянул в коридор, а затем во двор.
Выпрыгнул из окна, обошел дом кругом.
– Пошли, Виктория, – крикнул он.
На крыльце появилась Вика, немного бледная, но спокойная; осторожно огляделась; она держала оружие под углом в сорок пять градусов к земле – чтобы в случае опасности стрелять навскидку, по-спортивному.
Трупа в черном пальто не было, не было и следов крови на земле. Только следы…
– Сволочь, в бронежилете был, – догадалась Виктория.
Банда еще раз огляделся:
– Вон охранник лежит.
Подбежали к нему – мертв. Вскоре обнаружили и второго, того, что стоял у ворот. Теперь он лежал с неестественно вывернутой шеей.
Александру сразу пришло на ум:
– Похоже, Вика, мы видели того самого убийцу.
Охранник убит тем же способом, что и Виктор Смоленцев. Этот гад сломал ему шею. Давай быстро сматываться отсюда.
Виктория была подавлена всем происшедшим:
– Теперь на нас еще и это навесят…
Ключи оказались в замке машины, ее даже не загонял в гараж, чтобы не терять времени. Кожинов не любил ожидать.
Банда завел двигатель.
"Кожинов… Жаль! Умный был мужик – так все разложил по полочкам!.."