Мерцалов шел по улице, разглядывая вывески, засматриваясь на витрины. Новая Москва ему определенно не нравилась. Она еще не дошла по насыщенности всеобщим богатством до уровня западных столиц, но уже возомнила о себе бог весть что.

«Ресторан „У Константина“» – прочел Мерцалов довольно скромную вывеску и толкнул ладонью металлическую, облитую белым пластиком дверь. Та мягко поддалась, и он попал в полутемное фойе. За перегородкой скучал гардеробщик, бравого вида мужчина лет сорока-пятидесяти.

«Ну вот, – отметил Мерцалов, – и здесь сидит отставной военный. Такая же участь была уготована и мне. С моими знаниями, с моим опытом принимать пальто у разжиревших жуликов и ждать, пока они, расщедрившись, положат тебе в ладонь доллар-другой. Наверняка этот мужик раньше был полковником, для майора он имеет слишком холеное лицо».

И Мерцалов ощутил приятное злорадство, охватившее его душу, когда бывший военный с поклоном принял от него пальто и шляпу, а затем расплылся в подобострастной улыбке при виде того, как Мерцалов вытаскивает из портмоне деньги – те самые, которые получил от, разговорчивого валютчика в Смоленске.

– Держи, отец, – буркнул Мерцалов, хотя по возрасту в сыновья гардеробщику никак не годился.

Но люди после тридцати словно попадают в разные измерения, в каждом из которых время течет по-своему. Одни стремительно стареют, обзаводятся сединой, отращивают животы, другие же, такие, как Мерцалов, будто консервируются. Лишь только глаза выдают их, да кожа рук становится жестче и грубее.

В зале ресторана, обставленного без показной роскоши, было довольно уютно. Повсюду зеленели искусственные деревья в кадках, столики были отгорожены один от другого невысокими стеночками. Заведение, похоже, большой популярностью не пользовалось. Посетителей в это время сидело в нем мало. Из шестнадцати столиков, имеющихся в зале, занятыми оказалось всего лишь шесть. Да и то три из них были сдвинуты вместе, и за ними расположилась довольно неприятная компания – то ли грузины, то ли армяне – короче, лица кавказской национальности, наверняка уже давно обитающие в Москве. Они, отчаянно жестикулируя, громко, в полный голос, разговаривали, почти кричали, то и дело из бурного потока иноязычной речи вырывался разухабистый русский мат, и можно было подумать, что кавказцы ссорятся. Но едва ли, скорее всего, они вели деловой разговор. Языка, на котором они беседовали, Мерцалов не знал.

Распорядителя в зале не наблюдалось.

Мерцалов сел там, где ему понравилось – возле самого окна, – и стал смотреть сквозь полупрозрачную тюлевую занавеску на улицу. Он все еще находил для себя новые впечатления, и теперь его очередным открытием было то, что московские женщины за время его отсутствия стали куда привлекательнее, чем раньше.

То ли косметика сделала свое дело, то ли новые фирменные шмотки, а может, это дыхание свободы придает людям красоту.

Мерцалов перехватил взглядом официанта, идущего по залу.

«Ну вот я и дома, – с иронией поздравил себя Мерцалов, – смотрю на халдея, а он ноль внимания. Хоть бы кивнул, сказал бы, что подождите минутку, сейчас обслужу клиентов… Да если даже деньги не в состоянии изменить бывших моих соотечественников, значит, их уже ничто не изменит. Здесь можно жить».

На обратном пути официант все-таки удосужился сделать несколько шагов в сторону и положил на стол Мерцалову меню в толстой фирменной кожаной папке.

Меню на двух страницах, довольно скромное. Большую часть в нем занимало перечисление тех продуктов, которые можно найти в каждом коммерческом киоске даже в самой глухой провинции. Всякие батончики, сомнительных сортов сигареты, шоколад, жевательная резинка. Экзотические названия Мерцалова не интересовали вовсе.

Пробежав глазами названия холодных закусок, он облизнулся: «Есть-таки! Вот она – сельдь с луком. Теперь присмотрим себе первое блюдо».

Свой выбор Мерцалов остановил на борще, при этом, правда, подумал: «Наверняка свекла окажется консервированной. Но для начала сойдет. Это потом я сделаюсь более разборчивым, а пока дело даже не во вкусе, а в самих названиях: „Сельдь с луком“, „Борщ“, „Щи“… А вот шницель в панировочных сухарях и моя любимая жареная картошка с консервированным зеленым горошком».

Картина оказалась бы завершенной, если бы Мерцалов заказал еще и компот из сухофруктов. Но этого «яства» советских времен в ресторане «У Константина» уже не водилось. Пришлось довольствоваться кофе, минеральной водой и ста пятьюдесятью граммами водки.

Официант принял заказ и удалился на кухню. Мерцалов огляделся.

Как и всякий профессионал, он смотрел на окружающий мир в своем особом ракурсе. Автомеханик не видит на улице просто машины – он замечает, какая из них побывала в ремонте, где новая покраска, а где еще заводская. Гаишник, даже возвращаясь со службы, невольно отмечает все нарушения правил дорожного движения. Мерцалов же не мог видеть перед собой просто зал ресторана. Он непроизвольно оценивал помещение с точки зрения удобства совершить покушение и обеспечить себе безопасный отход.

«Дверь у них со стороны улицы одна, – рассуждал Мерцалов, – значит, продукты с этой стороны они не подвозят и наверняка существует другой вход, черный, для персонала и грузчиков – тот, через который сюда вносят ящики с продуктами и напитками. Зальчик небольшой, значит, кухня еще меньше. Если нужно исчезнуть, больших проблем с этим не возникнет. Достаточно воспользоваться выходом на кухню – и проблема решена сама собой».

Официант поставил перед Мерцаловым заветную сельдь с луком, обильно политую подсолнечным маслом – не рафинированным, не безвкусным, а чуть мутноватым, отчетливо пахнущим подсолнечными семечками. И Мерцалов взялся за еду. Он отламывал небольшие кусочки черного хлеба, корка которого была усыпана шариками кориандра, и макал этот хлеб в чуть солоноватый, пахнущий рыбой рассол, смешанный с растительным маслом.

Давно он уже не испытывал такого удовольствия, особенно если учесть, что впереди его ждало свидание с жареным картофелем, шницелем и консервированным зеленым горошком. Мерцалова уже не раздражал мат, доносящийся от столика, занятого кавказцами, наоборот, он согревал душу. И если раньше Олег брезгливо кривился, заслышав русскую нецензурщину на улицах Рима или Лондона, то теперь она звучала для него вполне естественно.

«Да, – подумал Мерцалов, – слышать мат здесь, в России, это то же самое, что наблюдать жизнь хищных зверей в естественных условиях их обитания. Что на Западе понимают в свободе? – он усмехнулся. – Свобода – это возможность расслабиться, чего они не умеют делать напрочь», – и он с удвоенной энергией набросился на жирную атлантическую сельдь, из которой на кухне удалили далеко не все кости.

В этот момент дверь ресторанчика отворилась, и в нее вошел неприметный мужчина, крепко сложенный, с внимательным цепким взглядом. Он приехал на скромных «жигулях», которые, правда, были не его собственностью, а казенными. В кармане у него лежало удостоверение ФСБ на имя капитана Сергачева. Начиная с десяти часов утра капитан наведывался в небольшие московские ресторанчики, кафе. Такое задание получил не только он, а еще семь сотрудников управления, возглавляемого генералом Потапчуком. Каждому из них была выдана фотография Мерцалова и установка: наемного убийцу не задерживать, при его обнаружении тут же сообщить руководству и начинать слежку.

Капитана Сергачева уже мутило от выпитого за это время кофе. Нужно же было что-то заказывать, приходя в ресторан или в кафе. В первых двух заведениях капитан Сергачев с аппетитом позавтракал, не забывая прихватывать счета для оплаты их бухгалтерией, но потом, ощутив тяжесть в животе, переключился исключительно на кофе. Повсюду он делал вид, что у него с кем-то назначена встреча. Сидя за столиком, то и дело поглядывал на часы, сокрушенно качал головой. А потом доставал из кармана трубку радиотелефона, набирал свой домашний номер, заведомо зная, что ему никто не ответит, и бросал в трубку пару многозначительных фраз. После чего быстро расплачивался и уезжал, но недалеко, до следующего квартала, где вновь заходил в ресторан и заказывал чашечку ненавистного ему теперь черного кофе и пол-литровую бутылочку минералки.

На ресторан «У Константина» капитан особых надежд не возлагал. Это заведение не славилось ни хорошей репутацией, ни хорошей кухней, и более-менее сведущие в Москве люди обходили его стороной. Но в обязанности Сергачева входило посещать все заведения, расположенные в обведенных красным фломастером квадратах на карте. Вся центральная часть Москвы и прилегающие к ней районы были поделены заместителем генерала Потапчука между оперативными сотрудниками управления.

Капитан Сергачев скинул пальто на руки гардеробщику и машинально провел ладонью по борту пиджака, чтобы убедиться, на месте ли пистолет. Затем шагнул в зал, сразу же обратив внимание на компанию кавказцев.

Мерцалов сидел к нему спиной – так, что сразу узнать его капитан Сергачев не мог. Да и выглядел он теперь немного иначе, чем на фотографии, сделанной полгода тому назад. Осмотревшись, капитан ФСБ шагнул вперед – ему не терпелось взглянуть в лицо широкоплечему мужчине, сидевшему перед тарелкой, в которой дымился жареный картофель и лежал большой, как подошва ботинка, шницель, обжаренный в сухарях.

Мерцалов настолько расслабился, что даже не обернулся, чтобы посмотреть на вошедшего, хотя и услышал шаги. Он был уверен, что ничего ему не угрожает.

Пройдя в самый конец зала, капитан Сергачев уселся за пустой столик и положил перед собой сложенную в узкую полоску газету. Скользнул взглядом по лицу посетителя, отрезающего от шницеля кусочек за кусочком.

Сергачев за время своей службы в ФСБ научился разбираться в лицах. Его не могли ввести в заблуждение ни строщенные усы, ни накладная борода, ни очки, ни измененная прическа. Он научился, глядя на человека, отбрасывать эти детали и замечать только лицо – форму носа, разрез глаз, линию рта – то, что изменить невозможно.

Сердце Сергачева забилось учащенно.

"Не может быть! – подумал он. – Такой удачи не бывает! Не волнуйся, сосредоточься, посмотри на него еще раз, только уже не так внимательно, улучи момент, когда он посмотрит в тарелку, и подними глаза, не поворачивая головы. Ты же знаешь, бывает много людей с одинаковыми чертами лица, может, тебе показалось?

Семь раз отмерь!"

Теперь Сергачеву было сподручнее смотреть на Мерцалова: подошел официант и встал как раз на линии, соединяющей их столики. Сергачев то и дело поднимал глаза от меню, переспрашивая названия блюд, лишь бы только подольше смотреть. Он заказал полный комплект того, что можно назвать обедом, – салат, суп, второе и чашку кофе.

– Все? – спросил официант.

– Да. И счет, пожалуйста, принесите сразу. Я спешу. Оплачу, и не будем зависеть друг от друга.

– Будет сделано.

– И побыстрее.

Официант подхватил меню, прямо-таки вырвав его из рук растерявшегося капитана – тот-то рассчитывал еще им попользоваться, чтобы не так явно разглядывать Мерцалова. Пришлось вооружиться газетой, которую капитан прочел уже, наверное, раза три. Другую он покупать не стал: новости везде одинаковые, а всякие бредовые сенсации в бульварной прессе его не интересовали.

«Все-таки это он», – решил Сергачев, откладывая газету в сторону и прикидывая, как ему сейчас следует поступить.

Вынимать радиотелефон прямо здесь, в зале ресторана, было небезопасно. Мерцалов, если судить по ориентировке, выданной генералом Потапчуком, очень осторожен и наблюдателен, знает, что за ним может быть установлена слежка.

"Вот если бы в ресторане было побольше народа…

А то я заметен, как плевок на лысине, – подумал капитан Сергачев, вновь прикасаясь к борту пиджака и незаметно расстегивая пуговицу, чтобы в случае чего было удобнее выхватить оружие. – Точно он! Загар у него не такой, как после отдыха. Это уже и не загар, а скорее цвет кожи. Наверняка этот тип жарился на солнце не пару недель, а несколько лет. Выгоревшие волосы… – капитан Сергачев заставил себя отвести взгляд от Мерцалова и занялся изучением конфигурации пятен на скатерти. – Лучше всего поступить сейчас так, – рассудил он, – выхожу в туалет, оттуда связываюсь по радиотелефону с управлением и снова возвращаюсь в зал. Вряд ли Мерцалов будет сидеть здесь долго. Кажется, он никого не ждет, а просто зашел пообедать.

Все-таки варит котелок у Потапчука, если он принял решение направить людей по ресторанам. Мужики не любят готовить и, если у них есть деньги, предпочитают ходить в ресторан. Вот тут-то ты, Мерцалов, и попался. На мелочи, на ерунде".

Сейчас Мерцалов ел без прежнего аппетита. Во-первых, насытился, а во-вторых, не понравился ему новый посетитель. Посидев здесь совсем немного, он уже разобрался в обстановке.

"Случайные люди здесь оказываются очень редко, – понял он. – По всей видимости, здесь что-то вроде диспетчерской кавказской группировки. Значит, этот парень не из завсегдатаев. Он несколько раз посмотрел на меня, в то время как других почти не удостоил вниманием. Конечно, это еще ни о чем не говорит. Возможно, пришел переодетый мент, которому дали задание разузнать, что творится в ресторане, и этим объясняется его повышенное внимание ко мне – все-таки свежий человек. Но выправка у него не ментовская, это уж точно.

Бери повыше – спецслужба. А чернозадые, расположившиеся за тремя сдвинутыми столиками, птицы не такого уж высокого полета, чтобы ими занимались спецслужбы. Наверняка дальше мелкооптовой контрабанды сигаретами и спиртным они не идут, может, девочками по мелочи приторговывают… Но и портить себе обед тоже не хочется. Доем, поднимусь и пойду.

Посмотрим, что он предпримет. Если и впрямь фээсбэшник – двинется за мной или попытается связаться с начальством по рации. Не переживай и не спеши, возможно, ты ошибаешься".

Мерцалов допил кофе и с показной непринужденностью закурил.

«Значит, у меня в распоряжении есть минут пять, – подумал капитан Сергачев. – По-моему, он ничего не заподозрил и вряд ли поднимется раньше, чем выкурит сигарету».

Оставив на столе сложенную газету, он поднялся из-за стола и вышел из зала. Туалет располагался рядом с гардеробом. И тут Сергачеву не повезло: отставник, работавший в гардеробе, очень не ко времени решил воспользоваться унитазом. И капитан, примостившись в узком облицованном кафелем проходе, не рисковал доставать телефон, в то время как за дверцей кабикки пыхтел от натуги гардеробщик. Капитан не собирался вести секретный разговор государственной важности, пока не останется в туалете один…

«Отлично, самое время», – решил Мерцалов, лишь только капитан исчез из зала.

Олег подозвал официанта, быстро расплатился и торопливо пошел к гардеробу.

«Черт, куда же подевался этот гардеробщик?» – Мерцалов несколько раз постучал номерком по стойке, затем перегнулся через нее и заглянул за простенок.

Там, на небольшом ободранном журнальном столике, лежала кипа газет, придавленная сверху очками в массивной оправе с толстыми стеклами.

«Значит, не далеко ушел, – подумал Мерцалов. – Дождусь его. Самое главное – успеть заметить выражение лица этого не то мента, не то фээсбэшника, когда он увидит, что я собрался уходить. Рванет за мной или останется здесь? Дождусь его появления».

Взгляд наемного убийцы стал ленивым, но внутренне Мерцалов собрался и даже расстегнул пиджак, чтобы можно было быстро выхватить висевший под мышкой в желтой кожаной кобуре тяжелый армейский пистолет, заряженный бронебойными пулями. Он прислушивался к каждому звуку, доносившемуся из туалета, жалея о том, что не заглянул туда раньше. Ему было жизненно необходимо знать, сколько там кабинок – одна или две – и находится ли там кто-то еще, кроме незнакомца.

Но и даром терять времени Мерцалов не стал. Он продолжал изучать обстановку. И сделал приятное и полезное открытие. Дверь в противоположной стене гардероба, которую он заприметил раньше, сейчас была приотворена, и выяснилось, что она ведет не в какую-нибудь глухую подсобку, как он предположил первоначально, а в длинный коридор с парой дверей.

«Наверное, кабинет директора и бухгалтерия».

В конце коридора виднелось окно, выходившее во двор.

Мерцалов еще несколько раз нервно ударил пластиковым номерком по стойке гардероба. Он не видел, что в этот момент неподалеку от входа в ресторан остановился светло-голубой «рафик» с занавесками на окнах.

А если бы и увидел, то рассмотреть, кто сидит внутри, было бы невозможно. Занавески не просто висели на окнах – они надежно прикрывали от посторонних глаз салон микроавтобуса.

К ресторану «У Константина» прибыло шесть омоновцев в полной экипировке: короткие автоматы без прикладов, бронежилеты, на поясах наручники и дубинки – не гладкие, как у милиции, а шипованные, с металлическими стержнями внутри литой резины.

ОМОН действовал по испытанной, уже не раз проверенной схеме, разработанной специально для борьбы с преступными группировками. Эти бойцы прибыли из Твери, в то время как группа московских омоновцев направилась в Тверь, чтобы провести аналогичную операцию. Так сводилась к минимуму возможная утечка информации.

Операция была разработана достаточно грамотно.

Во всяком случае, кавказцы, которых собирался захватить ОМОН, ни о чем не подозревали и продолжали свое совещание в ресторане.

– Все готовы? – спросил лейтенант, кладя руку на рычаг открывания двери.

– Да, – послышались глухие голоса.

Лейтенант отодвинул занавеску, отделявшую салон от места водителя, глянул на окна ресторана сквозь лобовое стекло микроавтобуса. Отсюда можно было рассмотреть, что делается в зале.

Лейтенант усмехнулся:

– Отлично, ребята, они здесь. Вы двое, – он указал на двух рослых бойцов, сидевших поближе к двери, – перекрываете выход на кухню. Первым делом обыскиваем клиентов. Потом забираем с собой и везем на базу. Всем все ясно?

Не дожидаясь ответа, он распахнул дверь и выпрыгнул на засыпанный снегом асфальт. На то, чтобы преодолеть двадцать метров, отделявших «рафик» от двери ресторана, омоновцам потребовалось несколько секунд. Растолкав прохожих на тротуаре, они ворвались в ресторан.

– Стоять! Не двигаться! – гаркнул сержант-омоновец, направляя ствол автомата прямо на Мерцалова.

Двое бойцов остались возле гардероба, остальные вбежали в зал. Тут же послышались шум, крики. Кавказцы сопротивляться не стали. Лейтенант с еще одним бойцом старательно обыскивали темноволосых мужчин, выстроившихся лицом к стене с поднятыми над головой руками. Лейтенант листал паспорта, а сержант разряжал найденное оружие – три газовых пистолета.

«Черт, – подумал Мерцалов, – угораздило же меня попасть на чужую свадьбу!»

Возможно, все и обошлось бы, но Мерцалова подвел смуглый цвет лица – омоновцы заподозрили в нем кавказца.

– Лицом к стене! – скомандовал сержант, поводя стволом автомата.

– Ребята, я здесь ни при чем, посмотрите документы, – миролюбиво проговорил Мерцалов, лихорадочно думая, как выкрутиться.

– Лицом к стене! – бесцветным голосом повторил сержант, и его рука легла на дубинку.

Мерцалов медленно, как бы нехотя, повернулся, встал лицом к зеркалу.

– Руки положи на стену!

Мерцалов выполнил и это приказание.

Капитан Сергачев, потерявший терпение и уже было доставший трубку радиотелефона, вновь спрятал ее, лишь только заслышал переполох в ресторане.

«Черт, что там такое?!» – он переложил пистолет в карман пиджака, осторожна открыл дверь и выглянул наружу.

Первое, что он увидел, так это ствол нацеленного на него автомата. Оружие казалось не настоящим, а игрушечным – таким огромным был омоновец, державший его.

– Кто там еще? – омоновец толкнул дверь ногой и оттеснил Сергачева. Рванул на себя дверь кабинки, за которой сидел гардеробщик.

Сержант ОМОНа и Мерцалов на какое-то время остались один на один. Омоновец опустил автомат и только собирался обыскать Мерцалова, как тот резко присел и, повернувшись к сержанту лицом, выхватил из-под мышки пистолет. Мерцалов никогда не тянул время, прежде чем сделать выстрел. Он поступил так же и на этот раз. Бронебойная пуля, как картонку, прошила бронежилет.

Сержант взмахнул руками и рухнул на пол. Мерцалов перепрыгнул через стойку гардероба, схватил пальто. В этот момент, отталкивая один другого, из туалета вырвались омоновец и капитан Сергачев. Мерцалов хладнокровно выстрелил – дважды.

Первым упал омоновец, следом свалился как сноп Сергачев.

На бегу надевая пальто, Мерцалов захлопнул за собой дверь, ведущую в коридор, повернул ручку замка и рванул к окну.

Первым в гардероб вбежал лейтенант ОМОНа и, ничего не понимая, уставился на три трупа – двух своих бойцов и незнакомца в штатском. Из-под отброшенной полы пиджака-незнакомца выглядывала кобура.

Мерцалов в этот момент уже успел открыть окно, он спрыгнул с подоконника на снег и пересек двор. Арка вывела его на другую сторону квартала. Он торопливым шагом, застегиваясь на ходу, дошел до угла, оказавшись на людной площади, и нырнул в подземный переход.

Затем поднялся из него на другой стороне площади, сел в первый попавшийся двухвагонный троллейбус и через заднее стекло стал смотреть на переулок, из которого он только что вышел. Троллейбус тронулся, а преследователи в переулке так и не появились.

А тем временем лейтенант ОМОНа с одним из бойцов уже выломали дверь и матерясь выбирались из распахнутого окна. Они пробежали вдоль цепочки следов, ведущих к сквозной арке.

Сколько они ни расспрашивали, никто из прохожих не заметил, чтобы кто-то выходил из этой арки. Минут через пять пришлось поворачивать обратно – лейтенант понял: преступнику удалось скрыться.

Когда они вернулись к месту происшествия, лейтенанта ожидал еще один малоприятный сюрприз.

– Товарищ лейтенант, посмотрите, вот что обнаружено у убитого!

Офицер посмотрел на разложенные на стойке гардероба веши: тяжелый пистолет с полной обоймой, удостоверение сотрудника ФСБ на имя капитана Сергачева и отпечатанная с большой степенью разрешения на цветном лазерном принтере фотография какого-то мужчины.

– Кто это? – лейтенант ткнул пальцем в бумажную фотографию.

– Это тот, кто застрелил наших и фээсбэшника, – доложил подчиненный.

«Ну и влипли мы», – подумал лейтенант ОМОНа.

Он еще не был уверен, что фээсбэшника застрелили не омоновцы. Вполне могла получиться накладка: тот выхватил оружие, и бойцы открыли огонь; возможно, убежавший тоже имеет удостоверение спецслужб.

– Точно, что он стрелял?

– Да, товарищ лейтенант, я уже посмотрел – наши не стреляли: гильзы только пистолетные, три штуки.

Всех уложил этот.

– Вы уже сообщили в ФСБ?

– Да, их люди вот-вот будут здесь.

Кавказцы уже и не пытались договориться с ОМОНом полюбовно: дело приняло серьезный оборот.

* * *

В то время, когда в ресторане «У Константина» оперативная группа ФСБ собирала отпечатки пальцев, опрашивала свидетелей, Мерцалов уже спускался в метро.

Оказавшись в тесном вагоне, он повернулся правым боком к стене, чтобы в давке никто ненароком не ощутил в его кармане массивный пистолет, и, глядя через стекло на змеившиеся на стене темного тоннеля кабели, пытался разобраться в том, что случилось.

"Вариант первый, – подумал Мерцалов. – ОМОН приехал брать кавказцев, а я попал под руку чисто случайно. Что ж, это выглядит вполне правдоподобно. – Он напряг память:

– Так, нашивки… Какие нашивки были у них на рукавах? Да, ОМОН не московский, тверской. Если бы хотели взять меня, то наверняка захват производил бы не ОМОН, а приехали бы люди из ФСБ. Но этот мужик в штатском, пришедший в ресторан после меня, кто он такой? – Мерцалов попытался представить себе ситуацию в другом свете. – Так, если предположить почти невероятное: меня решили сдать.

Кто? – тут же задал он себе вопрос. – Заказчик убийства этого сделать не может, я действую через посредника, а того ничего, кроме денег, не интересует. Ладно, допустим, ему предложили деньги за то, что он сдаст меня. Сомнительно, но все-таки возможно. Этот человек следит за мной, приходит в ресторан и в момент, когда я готовлюсь уйти, выходит в туалет, чтобы передать по рации сигнал к моему задержанию. Нет, этот вариант тоже следует отбросить – тогда бы я не сумел уйти, блокировали бы не только выход на улицу, но и служебный вход, ведущий во двор".

Ясности в рассуждениях не прибавилось. Вагон вздрогнул, остановился. Половина пассажиров покинула его, но тут же целая толпа хлынула на их место.

Вновь Мерцалова прижали к стене. Двери закрылись, и вагон, покачиваясь, помчался в черном тоннеле.

«По-моему, я зря разгадываю шарады, – уже начинал злиться на себя Мерцалов. – Появление ОМОНа говорит лишь об одном – о том, что в этом злополучном ресторане охота шла не на меня. А парень в штатском, скорее всего, из милиции, следил за кем-нибудь из кавказцев».

Тут в памяти Мерцалова всплыл момент, когда капитан Сергачев выглянул из-за двери туалета.

"Нет, о том, кто такой этот в штатском, ОМОНу известно не было. Эх, было бы у меня время, хотя бы секунд десять, чтобы заглянуть ему в карманы! Ориентировка, удостоверение… – многое бы прояснилось.

Ненужные вопросы отпали бы сами собой. Может, плюнуть мне на задание, – мелькнула шальная мысль, – и выйти из игры? Нет, слишком уж велика ставка, после этого меня в покое не оставят".

Поезд проехал еще пару станций, и Мерцалов вышел из вагона.

«Все-таки случайность, – наконец-то решил он. – Нелепая, опасная, но случайность, которую невозможно было предусмотреть».

Он прошел мимо небольшого гастронома, затем свернул в универсам.

«Теперь придется обедать, ужинать да и завтракать только дома».

Мерцалов накупил продуктов. В зале самообслуживания ему совсем не приходилось общаться с продавцами, а кассиры, как он знал, никогда не смотрят на лица людей. Значит, его здесь никто не запомнит.

«Я становлюсь слишком осторожным, – думал он, поднимаясь в лифте к своей квартире. – Но это и неплохо. Свидание с родиной расслабило меня, и я чуть было не попался по-глупому. Теперь все контакты и выходы на люди нужно свести к минимуму».

Он загрузил принесенные продукты в холодильник, принял душ. Его пальто неприятно пахло пороховым дымом, ведь он сунул пистолет в карман, не дождавшись, пока дым стечет из ствола. Мерцалов вывернул карман, отыскал в шкафу плечики, повесил на них пальто и вынес его на балкон. Потом плотно задвинул занавески на кухне и за столом принялся разбирать оружие. Тщательно вычистил его, уничтожив запах, после чего некоторое время сидел неподвижно, глядя на пластиковый номерок гардероба, оставшийся у него после побега из ресторана.

Мерцалов нацепил номерок на кончик ножа, щелкнул зажигалкой. Пламя лизнуло блестящую пластмассу.

Черный вонючий дым двумя черными струйками потек по номерку, потянулся к потолку. Пластмасса занялась, стала плавиться. Тяжелые огненные капли срывались в потемневшую алюминиевую пепельницу.

«Как в детстве. Мы называли эти капли зажигательными бомбами».

Со свистом капли ударялись в дно пепельницы, наплавлялись одна на другую, попадали в сигаретный пепел и застывали черными шариками. В огне исчезли цифры, надпись, осталось лишь пластиковое колечко.

Огонь подбирался и к нему.

Последний кусочек номерка – пластмассовую дужку – Мерцалов сжег, зажав ее между двух спичек. И когда последняя огненная капля тяжело плюхнулась на дно пепельницы, а черный дым развеялся в воздухе, Мерцалов твердо заключил, что все произошедшее с ним – чистая случайность и менять свои планы пребывания в Москве не стоит. Нужно лишь быть предельно осторожным и, как всегда, выбирать нетривиальные способы выполнения задания.

"Хорошенько подумай, – сказал себе Мерцалов, – выработай сначала один план, затем отбрось его. Потому что если тебе понадобилось на его разработку пять минут, значит, те, кто станут искать тебя, придут к тем же выводам, что и ты, порассуждав час, два. Затем придумай второй план. И пусть на это уйдут часы, зато ты будешь знать, что твоим противникам, чтобы разгадать его, понадобится день, полтора. И вот тогда, когда тебе покажется, что все возможности исчерпаны, сам собой сложится в голове, придет к тебе третий план, самый невероятный, самый трудный, но, – Мерцалов усмехнулся, – этот-то план не сможет разгадать никто. Ведь если даже тебе он представится невыполнимым, что говорить о тех, кто пытается вычислить ход твоих мыслей.

Я правильно делаю, что никогда не доверяю разработку деталей другим, полагаюсь только на себя. Именно поэтому мне удается выигрывать. А секрет моего успеха чрезвычайно прост. Я думаю один, а они всегда думают коллективно, выдвигают версии, спорят, пытаются проникнуть в мою психологию. Но дело в том, что придуманное одним не в силах повторить несколько людей.

Каждый член оперативной группы тормозит других.

И моя личная логика всегда будет выгодно отличаться от их коллективной логики".

Мерцалов выдвинул обойму из рукоятки пистолета и один за другим вставил туда три недостающих патрона.

Затем погасил в квартире свет и взял в руки винтовку с оптическим прицелом. Он чуть-чуть раздвинул шторы на окне в комнате и, устроившись за столом, принялся методично, одно за другим рассматривать окна в доме напротив.

Перекрестие прицела скользило по перекрестиям рам. На одних окнах Мерцалов совсем не задерживался, другие рассматривал подольше. Сцены, открывающиеся его взору в чужих квартирах, менялись, как в видеоклипе.

Вот мальчик играет на ковре с собакой, а в окне рядом мужчина и женщина сидят на кухне за столом. Семья ли это, или они живут в соседних квартирах, а может, в разных подъездах и, возможно, даже не знают друг друга в лицо?

«Вот так всегда, – думал Мерцалов, – ты видишь разрозненные части жизни. Иногда везет, и удастся связать их правильно, сопоставить. А иногда ты ошибаешься и сводишь воедино несопоставимое. Точно так же произошло сегодня со мной».

Теперь Мерцалов вел прицел от нижних окон к верхним и улыбался. Почти во всех квартирах, расположенных на нижних этажах, можно было рассмотреть только то, что делается на кухне, остальные же окна надежно прикрывали шторы. А чем выше скользил взгляд Мерцалова, тем более открытой становилась жизнь в квартирах.

Наконец он нашел то, что искал.

– Так я и знал, – пробормотал Олег. – Не может быть, чтобы в таком огромном доме никто не занимался любовью!

На седьмом этаже, за большим полукруглым окном, он видел пару, расположившуюся на застланном клетчатым пледом диване. Это были еще совсем юные парень и девушка, наверное, старшеклассники. Девушка стеснялась своей наготы, сидела, плотно сжав ноги, подтянув колени к груди и обхватив их руками. Парень что-то говорил ей на ухо.

Мерцалов, давно и хорошо научившийся разбирать слова по движению губ, ловил каждое слово, чувствуя, как его самого охватывает возбуждение.

– Да что ты ее уговариваешь? – шептал Мерцалов. – Если уже разделась, значит, обязательно будет трахаться. Ты заметь, как она поглядывает на тебя: ей тоже интересно, как и тебе. Ты только заведи ее – и потом не остановишь. Вот, правильно ты ей сказал: «Дай посмотреть на тебя». Ну же, поворачивайся, милая!..

Девушка неловко повернулась, сидя на диване, и раздвинула ноги. Руки школьника скользнули по ее бедрам, и его лицо стало восторженно-напряженным.

Он, краснея, смотрел, быть может, впервые в жизни на то, что прежде доводилось видеть лишь в видеопорнушках.

«Я стесняюсь», – прочел Мерцалов по губам девушки.

Дальнейший разговор его интересовал мало. Он с удовольствием разглядывал обнаженное юное тело.

– Эх, парень, мне бы твои года! – шептал он. – Твои года с моим теперешним опытом. Она бы визжала сейчас от удовольствия и лезла на стены!..

Но мальчишке недоставало не то что опыта Мерцалова – было видно, что у него опыта нет вообще. Его подружка тоже, похоже, не была искушена в сексуальных премудростях, и когда их неумелая любовь завершилась, Мерцалов почувствовал разочарование.