Нестеров появился в штабе Кабанова к концу рабочего дня, когда схлынул поток посетителей, когда сотрудники, измотанные бесконечно длинным днем, уже складывали бумаги, собираясь покинуть рабочие места. Генерал Кабанов старался держаться, хотя устал чертовски.
– Ну, Григорий Викторович, смотрю, ты хвост пистолетом держишь.
– А у тебя как дела? – спросил генерал.
– Дела как сажа бела, готовь конференцию. Обзвони все газеты, телевидение, позвони на ОРТ, договорись с НТВ, с московскими каналами, пригласи людей из мэрии и побольше журналистов.
– Что, уже сделано?
– Если Нестеров обещает, он выполняет.
Бизнесмен и кандидат в депутаты были в кабинете вдвоем. Пока еще никто не произнес слово «компромат», Нестеров опасался прослушивающих устройств.
– Вот, – сказал он, извлекая из кейса кассету в черной коробочке, – это неубиенный козырь, смерть Горбатенко. Так что, Григорий Викторович, я свое слово сдержал, быть тебе депутатом, будет у тебя на лацкане значок поблескивать.
– Гадко это как-то.
– Что?! – воскликнул Нестеров. – Ты не хочешь оседлать удачу? Я в это деньги вбухал немалые. Поверь, генерал, такие вещи даром не даются, бесплатным бывает сыр в мышеловке, а за все остальное платить приходится.
– Ладно, как скажешь, так и сделаю. А Скворцов в курсе?
– Конечно, и полностью поддерживает эту карательную акцию, – добавил Нестеров.
Кассета в черной блестящей коробочке, похожая на лакированный гробик, лежала на столе перед генералом. Он смотрел на нее так, словно это лежал пистолет, уже снятый с предохранителя, и генералу предстоял страшный выбор: сунуть ствол в рот и нажать на курок или схватить пистолет, приставить к затылку другого человека и опять нажать на курок.
– Ты сам смотрел?
– Проверено, мин нет, – хихикнул Нестеров.
– Хорошо тебе говорить.
– Мавр свое дело сделал, теперь, генерал, ты должен поработать.
Лицо Кабанова стало землисто-серым, словно ему предстояло поднимать из окопа солдат в атаку. Он сглотнул слюну, набрал полную грудь воздуха. Нестерову даже показалось, что генерал сейчас заревет во всю луженую глотку: «Ура, товарищи! Вперед, за мной!» Но генерал выпустил из себя воздух с шипением и, как показалось Нестерову, стал меньше ростом на полголовы.
– У меня дел по горло, я помчался. А ты тут подумай, я кое-кого подключу к пресс-конференции, так что благодарных слушателей и зрителей у тебя хватит, – на ходу через плечо бросил бизнесмен.
Генерал Кабанов завернул кассету в одно из предвыборных обращений и спрятал в кейс на самое дно, прикрыв вчерашней газетой.
«Надо будет дома глянуть, чтобы быть в курсе, что там да как».
Можно было посмотреть и здесь, в предвыборном штабе, но генерал, как многие военные, особенно с большими звездами на погонах, с современной техникой на «ты» не был. Видеомагнитофон, пульт дистанционного управления для него были вечной загадкой, он путал кнопки. Даже техника с защитой от дураков в его руках ломалась или не слушалась. Генерал Кабанов мог вслепую, с черной повязкой на глазах разобрать и быстро собрать автомат Калашникова, пистолет Макарова, мог разобрать даже пулемет. Но видеомагнитофон, пульт и кассета для его понимания были недоступны.
«Дочку попрошу в магнитофон вставить. Она, дура, ни о чем не догадается, скажу, чтобы вставила, а затем объяснила, на какую кнопку нажимать, и вышла за дверь».
* * *
Кристина оказалась дома. Она сидела перед телевизором и смотрела «Новости».
– Ну, что там? – спросил генерал.
– «Новости» смотрю.
– Зачем это тебе?
– Интересно. Скоро погоду начнут показывать, а я завтра хочу за город выбраться.
О том, что она собирается поездить на машине, говорить отцу не стала.
– Ты тут.., это.., сейчас мне немного поможешь.
– В чем дело, папа? Проблемы?
– Проблемы, – признался генерал, вытащил из кейса кассету и стоял, зажав ее двумя руками, словно это была Библия, из которой он собирается прочесть неразумной дочери что-нибудь умное.
– Фильм, папа, принес?
– Нет, это не фильм, это кое-что к выборам.
– Давай посмотрим.
– Тебе это смотреть нельзя, – строго взглянул на дочь генерал. – Ты это в магнитофон вставь и покажи, на какую кнопку нажимать. А я сам посмотрю.
– Мне что, нельзя? Это только для генералов? Я уже, папа, взрослая, между прочим, и, кстати, являюсь избирателем, имею голос.
– Здесь не избирательный участок, здесь я имею голос. Так что давай, – он нервно протянул дочери кассету. Та осмотрела ее. На кассете не было никаких надписей. Она сунула ее в магнитофон и подала отцу пульт.
– Кнопка «Play».
– А остановить как?
– Кнопка «Stop». Там все написано, читай и выполняй.
– А оттуда как ее достать?
– Кнопка «Eject», папа. На пульте все написано.
Я пойду погоду посмотрю по другому телевизору.
Генерал дождался, пока дочка покинула комнату, плотно закрыл дверь, подошел вплотную к телевизору и аккуратно большим пальцем, держа пульт двумя руками, глядя в экран телевизора, нажал кнопку.
Он увидел Горбатенко, который плавал в бассейне.
Рядом с ним в воде кувыркались две голые девицы.
«Вот, стервы», – подумал Кабанов.
Девицы пытались стащить с его соперника брюки.
Наконец это им удалось. Теперь все трое были голые и кувыркались в бассейне. Затем девицы вытащили Горбатенко на край бассейна и принялись его обрабатывать. Генерал Кабанов покраснел. Дальше – больше: спальня, через приоткрытое окно – кровать, на ней Горбатенко, на нем девицы. Крупным планом лицо кандидата в депутаты.
"Хватит, – решил генерал, ткнул пальцем не в ту кнопку, попытался остановить. На экране продолжались пьяные бесчинства, пьяная оргия. Генералу захотелось ударить кулаком по видеомагнитофону или, еще лучше, садануть в экран телевизора, заехать, хорошенько размахнувшись. Генерал не додумался, как остановить, просто выдернул шнур из розетки. В видеомагнитофоне что-то щелкнуло, хрустнуло и смолкло.
– Иди сюда, Кристина! Ко мне, бегом!
– Папа, ты чего? – с чашкой чая в руках лениво вышла из своей комнаты дочь.
– Это.., помоги, Кристина.
– Что тебе помочь?
– Помоги вытащить эту дрянную кассету, в конце концов, и отдай мне!
– Я же тебе сказала, как это делается.
– Помолчи, дура, достань кассету немедленно!
Девушка подключила видеомагнитофон, нажала кнопку. Кассета выехала. Генерал схватил ее и, прижав к груди, бросился в кабинет.
Кристина пожала плечами: "Совсем с ума сошел.
Эти выборы его доконали. Какого черта, зачем ему это? За державу ему обидно. Можно подумать, он что-то исправит. С видеомагнитофоном разобраться не может, а хочет государством управлять. Вот уж, эти старики! Казалось бы, высшее образование, академию генштаба закончил, а элементарного не понимает".
Кристина заперлась в своей комнате, надела наушники и стала слушать классику, чтобы хоть немного успокоиться после бурного разговора с отцом.
* * *
Выполнив грубую работу, Нестеров и Скворцов занялись делом более приятным. Они вовсю организовывали пресс-конференцию. Нестеров старался не светиться, на телефонные звонки Горбатенко он отвечал:
– Дорогой ты мой, с деньгами у меня сейчас туго.
Налоговая инспекция мучит, отбиваюсь как могу. Погоди денька три, недельку, все утрясется, уляжется, и я с тобой встречусь.
Горбатенко же почти требовал:
– Виктор Николаевич, урод Кабанов какую-то пресс-конференцию затевает. Вы не можете узнать, что он задумал, зачем?
– Ты тоже можешь созвать, имеешь право.
– Но у него-то пресс-конференция внеплановая, до выборов десять дней осталось. Мои люди ничего не смогли узнать.
В душе Нестеров усмехнулся:
– Наверное, собирается рассказать о каких-то своих подвигах.
– Ему что, награду какую-нибудь, может, дали?
– Вроде бы нет. Ты не беспокойся, твой рейтинг растет, его – падает, ситуация под контролем, – и Нестеров отключал телефон, сославшись на невероятную занятость.
"Пошлю своих людей на пресс-конференцию, пусть поприсутствуют, послушают, может, вопросы какие-нибудь каверзные подготовят. Да:, да, скажу, чтобы спросили, откуда у него деньги на предвыборную кампанию, уж не немцы ли его финансируют?
Ведь он два последних года перед выводом войск просидел в Германии, а там, как мне известно, оружие и военное имущество эшелонами распродавали. Пусть спросят, пусть покрутится как вьюн", – и Горбатенко самодовольно потирал ладони.
По последним опросам общественного мнения, его дела шли в гору. Еще неделя активной агитации, плотной работы с выборщиками, и он окончательно опередит Кабанова. Может быть, даже так получится, что победит в первом туре. Все остальные кандидаты, а их было семь человек, уже сами подумывали о том, чтобы снять свои кандидатуры, и помощники Горбатенко уже встречались с ними, вели переговоры, сулили деньги, чтобы те попросили своих выборщиков отдать голоса за бывшего следователя районной прокуратуры, непримиримого борца с коррупцией и беззаконием.
О готовящейся пресс-конференции Сереброву сообщил Герман Богатырев, который был в курсе всех дел и Горбатенко, и Нестерова, и генерала Кабанова.
Пресс-конференция была назначена на пятницу, на два часа дня.
В доме у генерала Серебров появился вместе с Кристиной. Генерал Кабанов сидел в кабинете.
Дочь постучала в дверь:
– Папа, к тебе Сергей Владимирович.
Генерал встрепенулся. На столе лежала потертая кожаная папка, плотная от бумаг. В бумагах покоилась, ждала своего часа черная кассета в целлофанированной упаковке. Кристина уже успела рассказать Сереброву, причем с шутками, как ее отец пытался просмотреть что-то запрещенное и едва не поломал видеомагнитофон.
Последняя фраза Кристины звучала так:
– Наверное, отец решил перед последним броском возбудиться и смотрел какую-нибудь крутую порнуху.
– Что ты, Кристина, твой отец – человек серьезный и такую дрянь смотреть не станет. Он же во всех своих речах ратует за нравственность, клеймит порно.
– Может, он решил посмотреть, что это такое?
А вы, Сергей Владимирович, как относитесь к порнографии?
– Отношусь как к порнографии, – глубокомысленно заметил Серебров.
Генерал Кабанов поднялся из-за стола, едва увидев Сереброва.
– Сергей Владимирович, вы-то, надеюсь, на пресс-конференции будете?
– Это надо, генерал?
– Я бы хотел вас видеть. Мне бы хотелось, чтобы в зале были свои люди. Я журналистов не люблю, все они продажные твари. Заплати им денег, так они из белого черное сотворят. Вы только почитайте, что они пишут, у них все мерзавцы и подлецы. А подлецы по их писаниям благородными выглядят. Все олигархи, на которых они работают, такие хорошие! На благотворительность деньги дают, детей-сирот готовы обогреть и приголубить. Я-то им цену знаю. Нет сейчас настоящей журналистики, все исписались. Проходите, пожалуйста.
Кристина стояла у двери, глядя на отца:
– Мне можно, папа?
– Нет, – твердо сказал генерал, давая понять, что и упрашивать его бесполезно.
– Почему так?
– Закрой дверь, Кристина.
Девушка пожала плечами, но дверь закрыла.
– Я кое-что хочу показать журналистам. Я решил, что для победы все средства хороши.
Серебров молчал, уже догадываясь, о чем говорит Кабанов.
– Я, приготовил для этого выскочки, для своего соперника, кое-что такое… В общем, мало ему не покажется. Не очень этим приятно заниматься, но для победы хороши все средства.
– Правильно, я вас поддерживаю.
– Спасибо, Сергей Владимирович, спасибо, полковник, – генерал вышел из-за стола, и Сереброву даже показалось, что тот сейчас козырнет и щелкнет каблуками. Но на ногах генерала были домашние тапки.
– Извините, генерал, сейчас вернусь.
Он зашел в комнату Кристины. Та сидела, держа в руках журнал, и заполняла клеточки сканворда.
Увидев Сереброва, девушка тут же отложила журнал. На ее лице сияла простодушная улыбка, на Сереброва она смотрела восхищенно.
– Кристина, скажи, тебе нравятся мужчины в форме?
– Не очень, – призналась та.
– И мне не очень, хоть я и бывший военный.
Журналисты, между прочим, военных не любят, если, конечно, те не в камуфляже и не на передовой. Там такая форма уместна.
– У отца есть белый костюм.
– Генерал в белом – это уже какая-то пиночетовщина и ярузельщина, ненужная аналогия. Твой отец должен появиться на пресс-конференции в таком виде, в каком его не ожидают увидеть. Ждут жесткого генерала, а должен появиться штатский человек, одетый со вкусом.
Кристина вздохнула, посмотрела на Сереброва:
– Со вкусом у папы проблема, не то что у вас.
– И у меня были проблемы. Все приходит со временем.
– Думаю, если он и послушает, так это не меня и не маму – женщины для него ничего не значат, а вот вы… Вас он уважает.
– Пойдем вместе.
Кристина обрадовалась. В кабинете генерала они появились вдвоем, плечом к плечу, словно явились на доклад. А дальше все разыграли как по нотам.
– Генерал, – сказал Серебров, – признайтесь честно, сколько лет вашему пиджаку?
Генерал передернул плечами, посмотрел на дочь.
– Сто лет, папа. Сейчас такие пиджаки никто не носит.
– При чем здесь мой пиджак?
Серебров улыбнулся, понимающе покивал:
– Я думаю, вам на пресс-конференции надлежит появиться в хорошем костюме, в дорогом галстуке.
Вы должны выглядеть солидно.
– Я могу надеть парадный мундир.
Кристину перекосило от слов отца, Сереброву захотелось сплюнуть, но он подавил это желание.
– В мундире, генерал, хорошо на митингах и на похоронах выступать, но не на пресс-конференции. Я бы на вашем месте не поленился, надел бы хороший костюм.
– Где его взять?
– Как где, магазинов, что ли, мало? По-моему, полным-полно. Надо одеться, сменить имидж с ног до головы.
– Да, папа, Сергей Владимирович прав, ходишь черт знает в чем! Сантехник в нашем доме лучше тебя одевается.
– Я генерал, – повысил голос Кабанов.
– Понятно, что ты генерал.
– Поверьте мне, – сказал Серебров, – так будет лучше.
– У меня и денег нет, – признался Кабанов, – на дорогой костюм.
– Разговоры о деньгах прекратить. Собирайтесь, генерал, едем в магазин, оденемся и прямо оттуда на пресс-конференцию.
– И я с вами поеду.
– Я не против, – сказал Серебров, – твой совет, Кристина, может быть очень даже полезным.
– Слушай, папа, Сергея Владимировича, он тебе зла не желает, – воскликнула девушка. – Я сейчас быстренько соберусь и еду с вами.
– Здесь оружие возмездия, – генерал провел ладонью по рифленой коже своей папки.
– Вы так говорите, будто бы там пистолет лежит.
– Для Горбатенко – хуже пистолета, здесь такое… Да ладно, сами увидите.
– Что же там такое? – спросил Серебров.
– Будьте терпеливы, скоро увидите.
Через двадцать минут Серебров, генерал Кабанов и Кристина были на Кузнецком. В бутике Сереброва встретили как старого знакомого.
– Что у вас есть, Вероника, на этого мужчину?
Смотрите, какой красавец!
– Все зависит, Сергей Владимирович, от его кошелька.
– Его надо упаковать, Вероника, по полной программе.
– Думаю, «Карден» на нем смотреться не будет.
– Что-нибудь попроще.
– «Хуго Босс», очень солидный костюм, достаточно строгий, но в то же время элегантный. Пройдемте, – и холеная женщина предложила Сереброву, генералу Кабанову и Кристине пройти в примерочную.
Костюм на генерале сидел как нельзя лучше.
– Брюки мы сейчас подложим, вам придется подождать ровно десять минут.
– Сколько это будет стоить? – шепотом спросил генерал.
– О деньгах потом. Вам нравится костюм?
– Даже не знаю, я сам себе не нравлюсь.
– Папа, изумительно, ты становишься похожим… – ей хотелось сказать «на человека», но она боялась обидеть отца, – ты становишься похожим на Сергея Владимировича.
Серебров в это время пошел подобрать галстук в тон пиджаку. Кожаную папку генерала он держал в руках. Генерал, занятый созерцанием своего отражения в зеркале, даже забыл о ней на некоторое время.
Серебров вернулся с тремя галстуками.
– Кристина, помоги отцу.
– Я не умею завязывать такие элегантные узлы.
– Я помогу, на, держи папку.
Он отдал папку с бумагами и кассетой дочери Кабанова, сам же быстро завязал узел, натянул на шею.
Генерал смотрелся на все сто. Он сразу же стал похожим на ответственного работника министерства иностранных дел.
Кристина ликовала. В таком виде отец ей нравился, с таким даже по улице пройти не стыдно. Себе Серебров тоже кое-что приобрел, в его руках был аккуратный пакет, темно-синий, с эмблемой магазина.
– К сожалению, Кристина, для тебя здесь ничего не купишь, магазин сугубо мужской.
Серебров просчитал четко: генералу костюм от «Хуго Босс» в конце концов понравится и будет сидеть на нем как влитой. Недаром ведь «Хуго Босс» был знаменит тем, что в свое время смоделировал форму для вермахта и гестапо. Но рассказывать об этом Серебров не стал. Генерал ненавидел фашистов так же, как наркоманов.
Ровно через десять минут Вероника, улыбаясь Сереброву, как самому дорогому гостю, как человеку, от которого во многом зависит ее благополучие, принесла брюки. Генерал надел их и появился из-за ширмы во всем великолепии.
– Ну, папа, я даже не знала, что ты можешь быть таким.
– Хватит, дочь, – отрезал генерал.
– Спасибо, Сергей Владимирович, – привстала на цыпочки Кристина и поблагодарила Сереброва.
Сергей Владимирович поплотнее прижал фирменный пакет, в котором нащупывал под сорочкой твердую кассету, незаметно изъятую им из кожаной папки генерала Кабанова, когда тот любовался своим отражением, позабыв обо всем на свете.
В предвыборном штабе генерала все ахнули, когда увидели Григория Викторовича. Комплименты сыпались со всех сторон – и от мужчин, и от женщин.
– Генерал, вы будете самым элегантным депутатом, – сказала молодая журналистка.
Зал был полон. Генерал с пресс-секретарем поднялся на сцену. Там стояли телевизор и видеомагнитофон. Телевизор был с большим экраном. На штативах стояли камеры, на столе микрофоны и диктофоны. Серебров занял место в дальнем конце зала, прижавшись плечом к колонне.
Пресс-секретарь генерала представил его. Кабанов начал пространную речь. Выглядел он великолепно, говорил же, по мнению Сереброва, не очень. Иногда запинался, иногда терял мысль, но все же зал понемногу разогрелся, слушая откровения Кабанова.
– А теперь, журналисты, я хочу вам сказать правду… Судьба страны во многом зависит от вас, именно вы должны сориентировать народ, чтобы граждане нашего государства, нашей многострадальной державы сделали правильный выбор. Вот в моих руках кассета. Я от вас ничего не скрываю, эта кассета полностью изобличает моего конкурента, бывшего следователя районной прокуратуры Игоря Ивановича Горбатенко. Просмотрев ее, вы увидите, что он за человек, поймете, с кем связан, какой образ жизни ведет. Я же всегда выступал, выступаю и буду выступать за нравственность наших людей. Да что толку говорить, смотрите, – генерал подал кассету своему пресс-секретарю, и тот вставил ее в видеомагнитофон Экран телевизора вспыхнул, телевизор включен был на всю громкость. Гнусавый голос объявил:
– Приват порно, крутое русское порно! – и на экране возникло изображение. Три солдата и прапорщик в каком-то ангаре, заполненном боевой техникой, трахали двух девиц, при этом громко и грязно матерились через слово. Стоны, охи, ахи, мат смешивались в один комичный жуткий клубок. Генерал Кабанов смотрел на экран, медленно меняясь в лице.
– Выключи! – заорал он громовым голосом, схватил со стола пульт и принялся невпопад нажимать кнопки. – Выключи! Выключите свет! – кричал генерал, прижимая пятерню к тому месту, где у нормальных людей бьется сердце. – Прекратите безобразие, это свинство! – пошатываясь, генерал выскочил из зала, швырнул пульт.
Журналисты хохотали, улюлюкали, кричали, кое-кто скандировал:
– Аи, генерал! Браво, браво, вояка!
– Вот это да! Вот это номер! Вот это пиар, мать его!
Генерал Кабанов закрылся в кабинете.
«Еще, чего доброго, застрелится, – подумал Серебров. – Генералы, они тоже не из железа сделаны».
Горбатенко узнал о случившемся через час. Он хохотал, прыгал по своему кабинету, пока наконец не успокоился.
Подобного позора генерал Кабанов не испытывал никогда в жизни. За спиной у него шушукались сотрудники избирательного штаба, уже понимая, что вся их работа, все усилия ушли коту под хвост.
Один умник сострил:
– С чем генерал боролся, на то и напоролся.
С лицом мрачным и темным, как у висельника, генерал Кабанов покинул штаб.
Нестеров и Скворцов узнали о случившемся почти сразу. Нестеров скрипел зубами, стучал кулаком по столу, проклиная генерала-идиота, которого подставили как последнего лоха. Скворцов тоже был вне себя от ярости. Но ярость Нестерова и Скворцова была ничто по сравнению с теми чувствами, которые бушевали в душе генерала Кабанова: «Я просто весь как в дерьме, словно меня, как последнюю шлюху, высекли розгами в центре площади, перед народом».
Журналисты ликовали. Ехать на пресс-конференцию к Кабанову им не очень хотелось, но теперь они были вознаграждены сполна. Эти сюжеты будут во всех информационных выпусках ключевыми, ведь подобного в избирательных кампаниях последних лет еще никогда не случалось. Генералу Кабанову звонили по всем телефонам, требуя разъяснений, опровержений.
Генерал сидел в кабинете и допивал вторую бутылку водки. Он понимал, что пресс-конференция – огромная жирная точка, поставленная на его карьере. После такой грязи ему уже не отмыться, какие благородные поступки он бы ни свершил. Все будут говорить:
– А, это тот генерал, который журналистам порно демонстрировал? Как же, как же, знаем. Кабанов – свинья свиньей и полный идиот.
Сергей Владимирович Серебров, перещелкивая программы, просмотрел несколько телевизионных выпусков и остался доволен. Его мобильный телефон ожил в одиннадцать вечера.
– Давай завтра встретимся, – услышал он знакомый, немного скрипучий голос Геннадия Павловича.
– Ну как ты думаешь, Геннадий Павлович, это нокдаун или нокаут?
– Знаешь, Сергей, по-моему, это удар ниже пояса. После такого становятся инвалидами. Нет у тебя сердца.
– А вот за эти слова вы мне заплатите, – строго произнес в трубку Серебров.
Эта ночь для многих была бессонной. Нестеров позвонил Горбатенко и сообщил, что он все свои дела закончил и теперь всецело принадлежит ему. Горбатенко ликовал. Генерал Кабанов бил дома посуду, ругался грязно, как в окопе, и пил водку.
Скворцов созвонился с Нестеровым и попросил того свести его и познакомить поближе с господином Горбатенко. Нестеров, естественно, пообещал устроить неофициальную встречу.
В десять утра Сергей Владимирович Серебров вышел из черной «Волги», за рулем которой сидел коротышка Герман, и с букетом цветов вошел в парикмахерскую.
– Сергей Владимирович! – воскликнули две женщины. – Вы же совсем недавно у нас были.
– Девушки – это вам, – от Сереброва веяло великодушием и прекрасным настроением. – Я хочу постричься, – он сел в кресло.
Мастер подошла к нему:
– Я вас не понимаю. Вы и так выглядите на все сто.
– Я хочу выглядеть на сто плюс еще один ноль.
– Не поняла, – улыбнулась женщина-парикмахер.
– Постригите меня, пожалуйста, под ноль.
– Как это под ноль?
– Я хочу, чтобы моя голова стала гладкой и блестящей.
– Такие волосы, вы что!
– Пожалуйста, я вас очень прошу. Волосы отрастут, они имеют свойство отрастать.
Скрепя сердце мастерица сделала свое дело. Серебров смотрел на отражение, любуясь. Он прикоснулся ладонями к голове, лишенной шевелюры.
Щедро, как всегда, расплатился, извлек из кармана пиджака очки в тонкой золотой оправе. Надел, посмотрел на женщин, которые стояли, не зная, что сказать, и спросил:
– Я похож на геополитика?
– Да, – произнесли они в один голос.
Серебров загадочно улыбнулся, покидая салон. Он шел по Тверской. Высокий, стройный, он нравился сам себе и понимал, что нравится женщинам. Те смотрели на него восхищенными взглядами.
«Вольво» с тонированными стеклами остановился рядом с троллейбусной остановкой. Серебров открыл дверцу, сел на заднее сиденье.
– Ничего себе! – услышал он сдавленный возглас советника президента.
– Нравлюсь? – осведомился Серебров.
– Погоди, дай собраться с мыслями.
Но Серебров не дал сосредоточиться:
– Я решил стать геополитиком, поменял имидж.
Похож?
– Дальше некуда, – сказал советник президента, сверкая глазами.
– Я хорошо сделал свою работу?
– По-моему, чересчур. Надо еще убрать с дистанции Горбатенко.
– Продемонстрируйте ему эту кассету, и он сам снимет свою кандидатуру.
Серебров пошевелил пальцами:
– По-моему, мне что-то причитается. Я устал от кандидатов в депутаты, от их проблем, от их жен, любовниц и всей ерунды. Я хочу отдохнуть и желательно подальше от Москвы. Я не буду читать газеты, смотреть телевизор, я буду плавать и ходить босиком по белому песку. И кстати, поеду не один, а с помощником. Поэтому денег мне надо чуть-чуть побольше.
– Вот, – протянул довольно увесистый конверт Геннадий Павлович, – надеюсь, этого хватит.
– Кстати, – произнес Серебров, – у меня для вас есть еще один подарок. – Он извлек из внутреннего кармана пиджака лазерный диск. – Может быть вам понадобится, чтобы рухнул и не поднялся не только кандидат в депутаты Горбатенко, но и его спонсор бизнесмен Нестеров. Это полный вариант того, что собирался продемонстрировать журналистам генерал Кабанов. Берите, отдаю безвозмездно, денег не прошу, хотя диск денег стоит.
– Куда тебя подбросить?
– Один квартал вперед, поворот направо и стоп.
– Слушаюсь.
Автомобиль с тонированными стеклами объехал троллейбус. Серебров закурил, глядя на хищный профиль своего собеседника. Он знал, диск попал в нужные руки.
– Знаешь что, Геннадий Павлович, я не люблю день. Мне нравится ночь, мне нравятся огоньки, мне нравятся тени, которые растворяются во тьме.
– Что это? Откуда это?
– Ниоткуда, – сказал Серебров. – Стоп, я выхожу из игры.
– Пока, до встречи, – услышал он в ответ.
Не прошло и нескольких секунд, как Серебров смешался с толпой. Он умел уходить красиво – так же, как и приходил.
Через два дня довыборы были отменены.