Капитан Лазарев вытер тыльной стороной руки вспотевший лоб и посмотрел на майора Борщева.

– Ты что-то хочешь сказать? – осведомился у подчиненного майор Борщев.

– Что тут скажешь, – развел руками капитан Лазарев, – по-моему, здесь не все так, как следовало бы.

– Ладно, и сам понимаю, но ты сиди тихо. Не наше дело вникать в подробности, – майор Борщев прижал указательный палец к пухлым губам и подмигнул капитану.

Капитан тоже подмигнул в ответ, но в его голосе сохранились нотки подозрительности.

– Не нравится мне…

– Наше дело доставить груз на место, передать сопроводительные документы, сдать все чин-чинарем, а затем можем быть свободны.

– И думать больше не придется?

– Если о бабах, то будешь думать до старости.

– А вдруг там зараза, от которой потом и хер стоять не сможет?

– Типун тебе на язык, всем хороша наша работа, но как представишь себе такую возможность…

Офицеры замолчали, переглянулись. Никогда еще прежде не было им так тревожно при погрузке. А почему – сами бы не ответили.

– Знаешь, Борис, – подходя к широкоплечему майору, полушепотом сказал Лазарев, – меня многое удивляет. Непонятно, что мы все-таки везем?

– А тебе – дело? Везем и везем. Мы везем груз, а нас поезд везет.

– На хрена тогда пулеметы, автоматы? Ехали бы как всегда – с пистолетами в кобурах – было бы на душе спокойно. Так нет же, приказали вооружиться, полный боекомплект выдали.

– Значит, так надо, – коротко, по-военному отрезал Борщев, направляясь к вагону, в который спешно грузили большие зеленые ящики.

– Кому?

– Нам. Пистолет вынуть не долго, только короткий он, а для мужика – чем длиннее, тем лучше.

– Мужику все равно, бабе – нет.

За этими неуклюжими, необязательными шутками офицеры из сопровождения груза хотели спрятать свое волнение. Борщев прошелся по рампе, стараясь совершить невозможное – обогнать собственную тень. Затем он приостановился, взглянул на слепящий прожектор и махнул рукой, подзывая капитана Лазарева.

– Я уже проверил пломбы, но посмотри, капитан, на всякий случай, может, где проглядел.

– Ты проглядел? – пожал широкими плечами капитан Лазарев и хмыкнул. – Ты, Борис, и пылинку увидишь. Даже если ее нет.

– Посмотри-посмотри, – уже не по-приятельски, а как командир подчиненному приказал майор.

Капитан Лазарев, подойдя к вагону, ловко впрыгнул в него и осмотрел шесть тяжеленных ящиков. Все пломбы были на месте. Груз, который получила для сопровождения группа фельдъегерей под командованием майора Борщева назывался ЕАС-792. Под таким названием он проходил в документации.

Папка с документами перешла к майору. Он взял ее и еще минут десять походил вдоль вагона, оглядываясь по сторонам – может, хоть перед самым отправлением что-то выяснится. К нему приблизился человек в камуфляжной форме, широколицый, с седеющими висками, и подойдя почти вплотную, задышал в ухо.

– Смотри, майор, отвечаешь за груз головой.

– Понял, товарищ полковник, – тоже шепотом ответил Борщев, так и не поняв, что за груз ему и его людям выпало сопровождать.

– Тебе дается полный карт-бланш, можешь не соблюдать инструкций, действуй по своему усмотрению. Судить тебя будут только по одной позиции – груз должен быть вовремя доставлен и передан по назначению. Я ясно изъясняюсь, майор?

– Да, товарищ полковник, все понятно. Только меня немного удивляют меры предосторожности, вооружение. К чему оно?

– Не ровен час – пригодится, – полковник подмигнул, глядя в глаза Борщеву, и криво улыбнулся.

От этой улыбки у Борщева холодок пробежал вдоль позвоночника. Майор сразу весь подтянулся и единственное, чего не сделал, так это не отдал честь, даже рукой взмахнул, но так и не приложил правую ладонь к виску.

– Давайте прощаться, майор, через пять минут отправляетесь. Смотри в оба, тебе дали лучших людей, самых надежных, проверенных.

Военные обменялись рукопожатием.

– Смотри… Даже самый надежный человек, если ему волю дать, схалявить норовит, – высказал на прощание основное положение нехитрой военной философии полковник.

– Знаю, товарищ полковник, – согласился майор и, поняв, что разговор окончен, направился к вагону.

Не прошло и трех минут, как к этому почтовому вагону подцепили еще четыре точно таких же. Но если в первом вагоне хранились ящики с грузом, четыре остальных так и остались пустыми.

Майор Борщев вообще-то был уникальным человеком. В свое время он служил в конвойных войсках и ему доводилось сопровождать самых отъявленных мерзавцев – тех, кто приговорен к «вышке», кому в этой жизни уже нечего терять, кроме самой жизни. Короче, ему приходилось перевозить людей, готовых на все.

Про службу в конвойном полку Борщев не любил вспоминать. Правда, иногда, выпив со своими спутниками, со своими однополчанами по стаканчику, он становился задумчив, и разговор тогда сам собой переходил с обсуждения политических событий в стране – на женщин, или, что случалось крайне редко, принимал форму воспоминаний. И тогда майор Борщев становился угрюмым, его суровое лицо делалось непроницаемым, глаза превращались в щелки и начинали зло сверкать.

– Ненавижу! Ненавижу уголовников, всю эту шваль, эти отбросы общества! – шептал майор, и его сильная рука тянулась к стакану с водкой.

– Борис, успокойся, все мы через это прошли, – говорили приятели.

Но Борщев становился неуправляемым.

– Суки они все! Суки! На чужой крови, на чужом счастье делают себе жизнь. И вообще, все вокруг суки, положиться можно только на своих.

А своих, проверенных, в то время, когда Борщев получил звезду майора, осталось вокруг него совсем мало. Некоторые погибли, другие спились, а большинство сослуживцев майора без сожаления бросили службу в конвойных войсках и ушли работать охранниками во всевозможные частные фирмы, которых развелось видимо-невидимо.

Борщев влез в вагон, осмотрелся. Ящики с грузом стояли у дальней стены. На всякий случай он еще раз осмотрел пломбы. Все было в порядке. Затем посмотрел на своих подчиненных, которые уже устраивались в бытовой половине вагона.

– Ну что, ребята? Дело есть дело. Четыре сержанта вскочили, готовые отдать честь своему командиру, но майор устало махнул рукой.

– Ладно, сидите, отдыхайте. Дорога у нас не близкая.

– Так хоть поспим вволю, товарищ майор? – поинтересовался молоденький сержант Павел Копейщиков.

– Ты, Паша, только и думаешь о том, где бы привалиться и поспать.

– А о чем мне еще думать, товарищ майор? – улыбнулся в ответ сержант.

– Думай о том, чтобы груз доставить в целости и сохранности.

– Обойдется. Не первый же раз! Тем более с вами, товарищ майор, я ничего не боюсь.

– Хватит, сержант, займись делом. Проверь рацию, все ли в порядке.

Копейщиков кивнул и принялся ковыряться в рации.

Капитан Лазарев вытащил обойму из своего пистолета, повертел в руках, любуясь тусклым блеском меди патронов и ловко, одним движением вправил ее назад в рукоять любимого пистолета.

– ' – О чем думаешь? – обратился к капитану майор.

– Да ни о чем я не думаю. Не выспался – единственная проблема.

– Можешь поспать часика два-три. Но только после того, как тронемся.

Дверь была закрыта, вагоны дернулись, лязгнуло железо, и поезд с грузом медленно покатил по сверкающим, в искорках инея, рельсам.

Майор знал, что поезд должен ехать без остановок. Этому составу везде обеспечен зеленый коридор. Через каждые четыре часа предписано связываться по рации с координатором и передавать ему одну и ту же информацию-пароль. Это – если все нормально, и специальный сигнал, если случится ЧП. На столике лежала развернутая карта, на которой синим фломастером был отмечен маршрут следования, а рядом – листок с распечатанным мелким шрифтом графиком движения поезда.

Майор положил карандаш на белый лист, взглянул на часы и отметил время – 4:32. Поезд с пятью вагонами отошел от станции именно в это время.

Капитан Лазарев тоже взглянул на часы, чтобы не отстать от командира, затем лег на полку и, прикрывшись бушлатом, мгновенно уснул.

А вот майору Борщеву было не по себе. Какие-то нехорошие, тревожные предчувствия угнетали его душу. Майор знал: предчувствия его почти никогда не обманывают. На душе стало сумрачно, губы Борщева кривились.

«Что за чертовщина? – задавал он себе один и тот же вопрос уже много раз. – Все как всегда. Груз получен, пломбы проверены, охрана надежная».

Действительно, на этот раз майор взял самых лучших людей, на которых можно положиться в критической ситуации. Но все равно что-то угнетало его. А вот что? То ли взгляд полковника, брошенный на прощание, то ли интонация его голоса… Во всем этом с самого начала было что-то не то. Майор пытался сообразить, что же его смущает, что заставило насторожиться. То ли слишком уж раздутые, но не показные, секретность и осторожность при переноске с двух военных грузовиков на маленькой станции, на запасном пути в почтовый вагон этих злополучных ящиков, то ли количество охраны, доставившей груз к поезду.

Что-то во всем этом было не то. Да еще и погода совпала. У майора болело плечо – то левое плечо, которое ему ранил один матерый уголовник еще семь лет назад, на перегоне между Тюменью и Тобольском.

Борщев тряхнул головой.

«К черту! К черту воспоминания!»

Но то давнее событие неизменно вставало перед глазами. Майор видел небритое лицо уголовника, приговоренного к «вышке», которого он должен был доставить по этапу в Тобольск, где приводили приговоры в исполнение. Именно тогда, в поезде, уголовнику стало плохо. Кровь пошла горлом, а врача как назло рядом не оказалось.

И майор Борщев, – тогда он еще не был майором – бросился спасать жизнь рецидивиста. Где и как уголовник достал заточку, кто и на какой станции передал это орудие убийства Сидору Лазорчуку по кличке Грош выяснить ни тогда, ни потом не смогли. Но та заточка едва не вошла Борщеву в шею. И только чудо, только реакция спасла капитана. Он увернулся от удара, заключенный сумел выскочить в узкий коридор, охранник, обязанный по инструкции прикрывать Борщева, зазевался и тут же поплатился за это жизнью, уголовник сбежал бы . Но…

По дороге к выходу Грош убил еще двоих растерявшихся солдат. Капитан Борщев, как только через мгновение пришел в себя, выхватил пистолет и выстрелил вслед уголовнику. Пуля вошла Лазорчуку в затылок, заключенный умер на "месте. А вот Борщеву тогда чуть не ампутировали руку. Заточка оказалась грязной. Может, тот случай и повлиял на появившееся у Борщева непреодолимое желание уйти из конвойных войск. И года через два такая возможность представилась.

«Ну что же? Что меня беспокоит? – в который уже раз спрашивал себя майор. – Что-то во всем этом деле не так. Слишком уж с большой предосторожностью, слишком уж поспешно грузили эти треклятые зеленые ящики. Что же в них такое? – майор, тяжело поднявшись, зашел в другую половину почтового вагона, отделенную от бытовки перегородкой и надежной дверью, зажег свет, посмотрел на ящики. – Обыкновенные, зеленые… Обычно в таких перевозят большие снаряды».

Майор приблизился, взялся за боковую ручку верхнего ящика и попытался поднять край. Ящик оказался на удивление тяжелым. Майор даже немного присел, ухватился двумя руками и с трудом приподнял его.

«Килограммов двести пятьдесят, не меньше», – прикинул в уме Борщев и принялся искать надписи.

На верхней крышке ящика, под трафарет были отбиты странные цифры.

"Что же там такое? Что может называться грузом ЕАС-792? Что такое "Е"? Что такое "А"? Что такое "С"? Латинский это алфавит или русский?"

Еще никогда майору не доводилось перевозить груз с подобной маркировкой. Борщев потер виски. В вагоне было прохладно.

«Ладно, наше дело маленькое. Довезти до нужной станции, нас там встретят, груз примут, распишутся в бумагах, заберут папку с документацией, и тогда мы сможем вернуться в свой Челябинск».

Так-так, так-так – отсчитывал поезд один стык за другим.

«Но от Южно-Уральска до Арзамаса пилить и пилить. И в дороге может случиться всякое. Не надо забивать себе голову ненужными мыслями», – приказал себе Борщев и вернулся на ту половину, где сидели его люди.

– Значит так, двое не спят – ты и ты, – майор подошел к сержантам Василию Котову и Олегу Башлакову. – Четыре часа дежурите вы, а затем дежурство примут Кудинов и Копейщиков. Все понятно?

– Так точно, товарищ майор, – отчеканили сержанты, не вставая со своих мест.

– Смотрите, чтобы все было в порядке.

– Все будет чики-чики, – улыбнувшись, сказал Олег Башлаков и поправил ремень. В его руках, как у фокусника, появилась колода карт. – Мы немного поиграем, а то спать хочется.

Майор Борщев хотел уже лечь, но увидев карты в руках сержанта, улыбнулся.

– Сержант, давай сыграем с тобой.

– Что вы, товарищ майор, – заулыбался Башлаков, – с вами никакой уголовник не сядет играть, вы же все штучки-дрючки наизусть знаете.

– Буду играть честно.

– Я понимаю, вы можете сказать, что станете играть честно, но все равно обманете. Сколько раз я с вами не садился играть, ни разу не выиграл.

– Чего уж там, сержант, давай сыграем в очко – все на виду.

– Ой, в очко, товарищ майор, я вообще с вами боюсь играть.

– Не прикидывайся, Башлаков, можно подумать, что ты сам играешь честно! Ты тоже обмануть большой специалист.

– Да какой из меня шулер? Но, если надо, я могу обыграть его, – и Башлаков кивнул на Васю Котова, которой ничего не понимал в играх и смотрел на манипуляции с картами как на что-то невероятное.

Майор отодвинул Василия Котова и уселся на его место.

– Ну, сдавай.

– Лучше, вы сдавайте. Только будем играть честно, в открытую.

– Что ж, давай, – кивнул майор Борщев, снял шапку и положил рядом с собой.

Василий Котов устроился рядышком, чтобы видеть игру. Он, конечно же, был наслышан о том, как здорово играет майор, знал, что обыграть его практически невозможно И ему хотелось увидеть соревнование майора с сержантом собственными глазами, ведь Олег Башлаков тоже слыл классным игроком в карты.

– Давай, снимай, – держа колоду на огромной ладони, подмигнул майор.

– К себе или от себя? – усмехнулся сержант. – Левой рукой от сердца?

– Как хочешь, мне без разницы.

Сержант немного помедлил, затем встряхнул правую руку, словно бы сбрасывая с пальцев оцепенение, и аккуратно снял половину колоды, положив ее на гладкие полированные доски сиденья.

– Готово! Борщев улыбнулся.

– Ну, а теперь смотри.

– Ловкость рук и никакого мошенничества… – замурлыкал себе под нос сержант Майор накрыл колоду теми картами, что остались у него, и сбросил верхнюю карту сержанту, а одну не глядя положил себе.

– На что мы играем, товарищ майор? – заглядывая в глаза старшему по званию, ухмыльнулся сержант.

– На что хочешь. Все равно выиграю.

– Тогда давайте на интерес.

– Ну и зачем мне это? – скривив губы, хмыкнул майор.

– Давайте сыграем так: если из десяти партий два раза выиграю я, то… – сержант задумался, глядя в потолок, на котором ярко светилась лампочка.

«Чего бы такое попросить у майора, чтобы и его не обидеть, и себе хоть какая-то польза была?»

Башлакова выручил сам майор.

– Вот что я тебе могу предложить, Олег. Если ты действительно, как обещаешь, выиграешь из десяти две партии, то будешь спать лишних четыре часа. Я за тебя отдежурю.

Сержанта такая перспектива устраивала. Он вновь потер ладонь о ладонь, тряхнул кистями рук и размял пальцы. Захрустели суставы. Пальцы у сержанта Башлакова были тонкие, как у настоящего шулера, с аккуратными ухоженными ногтями И майор ненароком подумал:

«Когда это сержант успел так отполировать ногти?»

Но тут же вспомнил странную привычку Башлакова. Когда тому нечего было делать, то он либо причесывался по целому часу у зеркала, либо маленькой пилочкой чистил свои ногти, а затем полировал их о рукав бушлата.

– Может, сразу две? – спросил, улыбнувшись, майор.

– Конечно же, товарищ майор, кто играет с одной картой?

– Если ты не выиграешь, – тут же сказал Борщев, прикрыв колоду ладонью, – то будешь дежурить два раза подряд. Согласен?

– Согласен, – понимая, что выбора нет, кивнул Олег.

– Ну, поехали.

– Поехали.

– А, может, по одной?

– Как хотите.

– По одной.

Олег поднял свою карту, и на его лице появилась гримаса явного неудовольствия, хотя на самом деле в его руках оказался трефовый туз.

«Еще бы одного тузика и будет золотое очко».

Сержант представил себе, как огорчится майор, и как обрадуется он сам. А еще Олегу Башлакову хотелось повыпендриваться перед сержантом Котовым.

– Давайте еще одну карту.

– Бери сам, – хмыкнул майор, подсовывая колоду.

– Не везет в любви, повезет в игре.

Олег Башлаков медленно взял верхнюю карту, подвинул ее к себе, а затем, таясь от майора, заглянул в нее и тут же прижал к груди.

– Еще одного туза взял? – хмыкнул Борщев.

– Туза – не туза, а тоже карта хорошая, – соврал Башлаков.

– Может, она и хорошая, да только если расписываешь пульку, а так – ни два, ни полтора, и ты теперь думаешь, брать ли третью. Вот что я тебе скажу, сержант: возьмешь ты сейчас третью – будет, перебор, а не возьмешь – я наберу больше.

– Посмотрим, посмотрим…

Второй картой, вытащенной Башлаковым, оказался трефовый валет.

«Что ж, тринадцать. Риск почти минимальный. Навряд ли сейчас придет туз. Ясное дело, девятка или десятка меня не устроют, а восьмерочка – то, что доктор прописал».

И Башлаков, глядя в глаза своему командиру, потянул тонкие пальцы к колоде.

– Ты подумай хорошенько.

– Уже подумал.

Башлаков взял карту, резко прижал к груди, а затем заглянул, отогнув уголок – семерка.

«Итого двадцать», – отметил, морщась, словно от зубной боли, Олег Башлаков. На такую комбинацию он, честно говоря, не рассчитывал. – Вот повезло, так повезло. Первая партия, скорее всего, будет за ним".

Но сержант все еще медлил, напустив на свое лицо выражение растерянности и задумчивости, как будто вот-вот протянет руку, чтобы попросить четвертую карту. А затем, словно отчаявшись, махнул рукой и, глядя в глаза майору Борщеву, прошептал:

– Теперь себе.

Майор ухмыльнулся, посмотрел на единственного зрителя, жадно следившего за игрой.

– Смотри сюда, Олег.

– Смотрю.

Первую карту Борщев отложил Не переворачивая.

– Заначка.

Второй картой майору выпала семерка. Он ее перевернул, демонстрируя и Котову, и Башлакову. Затем взял короля и тоже показал обоим.

– Ты проиграл, Олег, – тихо проговорил майор и перевернул первую карту. Трефовая десятка.

– Черт! – выкрикнул сержант и ударил кулаком по сиденью, а затем швырнул свои карты рубашкой вниз. – У меня же было двадцать! Двадцать!

– А я знал, что у тебя двадцать, – вновь хмыкнул Борщев.

– Откуда, товарищ майор? Вы что, карты насквозь видите? Тем более, колода моя…

– Эх, парень, парень, послужил бы ты с мое, поездил бы лет десять с зэками, научился бы видеть карты насквозь, даже не через бумагу, а через руку.

– Ничего, товарищ майор, у меня еще будет возможность отыграться. Давайте сделаем по-честному, пусть Котов сдаст.

Майор пожал своими широченными плечами.

– Что ж, если хочешь, пусть сдаст Котов.

И на этот раз у Борщева выпало «очко», а у Олега Башлакова двадцать.

– Нет, с вами садиться бесполезно, – вскочил со своего места Олег и затопал ногами. – Нет-нет-нет! Я уже раскаиваюсь, товарищ майор, что связался с вами. Я согласен с тем, что проиграл, только расскажите, как вы это делаете. Почему у вас все время двадцать одно, а у меня двадцать, не больше и не меньше?

– Никакого секрета нет, – майор откинул седую прядь со лба и щелкнул пальцами. – Просто мне везет, а тебе тоже везет, но меньше.

– Это сказки для детей, товарищ майор, вы, наверное, знаете какую-то тайну или секрет.

– Секретов я знаю много и карточных фокусов знаю достаточно. У меня были хорошие учителя, сейчас таких уже нет.

– Как это нет? – поинтересовался сержант.

– Половину постреляли, половина бросила эти дела.

– А кто вас научил – конкретно?

– Был один учитель…

– Уголовник?

– Конечно, уголовник, причем какого класса! Он мог обыграть кого угодно.

– И что с ним случилось?

– Кличка у него была хорошая – Туз.

– Я слышал про этого шулера.

– Ты только слышал, а я вот три года охранял зону, где Туз сидел.

– Где?

– Далеко отсюда – на Колыме.

– Вы и там служили?

– Да, я там начинал, – признался майор Борщев и поморщился.

– Так что, товарищ майор, этот Туз действительно был таким классным игроком?

– Он обыграл бы тебя и меня с завязанными глазами.

– Как?

– А вот так, – ухмыльнулся майор. – Смотри, я тебе кое-что покажу.

И майор, быстро перетасовав колоду, сказал, глядя в глаза Башлакову:

– Сейчас я буду угадывать карты, а ты говори, правильно или нет.

Сержант пожал плечами.

– Ну что ж, попробуйте.

Борщев быстро, одну за другой, назвал пять карт.

– Вы все подстроили. Сами тасовали, сами разложили, запомнили… Я тоже так могу.

– Если не веришь – перекинь колоду сам. Олег взял карты и, как заправский шулер, начал тасовать. Василий Котов раскрыв рот смотрел на манипуляции, которые производил с картами его напарник. А тот старался. Карты с похрустыванием летали в воздухе. От них мельтешило в глазах.

– Ну, попробуйте теперь, – Башлаков подал колоду майору.

Борщев положил ее на ладонь и затем одну за другой принялся швырять карты, угадывая их. Глаза Василия Котова чуть не вылезли из орбит. Двенадцать карт бросил на сиденье майор, и все двенадцать были названы абсолютно точно.

– Как вы это делаете? Как? Расскажите мне, товарищ майор.

Майор сгреб Василия Котова и прошептал ему на ухо.

– Посмотри на мою ладонь, – и поднес ладонь правой руки к лицу сержанта.

Тот увидел маленький треугольник зеркала на широченной ладони майора.

– Теперь тебе все понятно?

– Так просто? – выдохнул Василий и посмотрел на Башлакова.

– Просто?

– А когда вы его успели в руку взять? – спохватился сержант Котов.

– Его у меня и не было, – Борщев показал пустые ладони.

Котов удивленно моргал глазами – В этой жизни все просто, когда знаешь секрет.

– Как это майор делает? – спросил у Котова Башлаков.

– Пусть товарищ майор сам тебе расскажет, я тоже могу угадывать карты.

– Отвернись! – приказ предназначался Башлакову.

– Есть!

Майор передал зеркальце Котову и тот немного неумело, но все же проделал фокус, чем изумил Олега Башлакова.

– Да ну вас всех к черту! Больше я с вами, товарищ майор, не сяду.

– Даже если прикажу?

– Даже если прикажете.

– Ну ладно, ладно, Олег, успокойся. Вот зеркальце, все очень просто.

Олег Башлаков, довольный тем, что ему открыли секрет фокуса, расхохотался. И после того, как майор ушел отдыхать, сержанты принялись демонстрировать фокус друг другу. Затем сели играть в очко. Олег Башлаков отвел душу – легко обыграл Василия Котова.

Поезд с пятью вагонами, грохоча по стыкам рельсов, мчался сквозь ночь в западном направлении. На стеклах расходились морозные узоры. Майор не спал, хоть и лежал с закрытыми глазами. Его, словно червь, точило и точило странное предчувствие, одолевали сомнения. Борщев пытался понять, что его смущает во всей этой операции, что здесь не так. Но как он ни старался, так и не мог понять, списывая свое беспокойство то на рану в плече, то на хреновую погоду с резкими перепадами давления.

В конце концов под восклицания Олега Башлакова, возгласы Василия Котова и однообразный перестук вагонных колес, он забылся тяжелым, гнетущим сном.