Возле КПП Иваницкого уже ждал командирский «Уазик». Но самым странным было то, что возле машины нервно прохаживался подполковник Борщев. Иваницкий насторожился, но решил не торопить события. Если нужно будет, заместитель сам подойдет к нему. Главное сейчас отправить машину со спиртом.
Распрощавшись с экспедитором, Иваницкий соскочил на землю, и Борщев тут же бросился к нему и, горячо брызгая слюной, зашептал на самое ухо:
– Майор куда-то смылся!
Иваницкий еле сдержал желание заехать в морду своему заместителю.
– А ты где был?
– Я топтался возле костра с этими двумя мудаками капитанами. Все было нормально, пошел он трахаться с Танькой, довел я их до самого номера, а она, сучка, напилась и отрубилась. А когда очухалась, то Кудина в номере не оказалось.
– Может просто погулять вышел? – со слабой надеждой в голосе поинтересовался Иваницкий.
– Хрен его знает! – Борщев впрыгнул в командирский «Уазик», начисто забыв о субординации. Иваницкий влез следом. – Быстро к гостинице! – крикнул он шоферу.
Тот, понимая, что случилось нечто из ряда вон выходящее, не жалея машины, погнал ее к речке. Не доезжая до гостиницы метров сто, подполковник Борщев распорядился:
– Стой! – и прямо на ходу выпрыгнул из машины. Иваницкий бежал за ним, еле поспевая.
Возле костра веселье было в самом разгаре.
Девицы плясали вместе с офицерами из ГРУ.
Отсутствие Борщева, казалось, никто и не заметил, кроме солдата, присматривавшего за костром и мангалом.
– Ну что, появлялся майор? – бесстрастным голосом спросил Борщев у солдата.
Тот пожал плечами и быстро проглотив кусок мяса, заложенный за щеку, сказал:
– Не было его пока, товарищ подполковник.
– Куда же он мог подеваться? – Иваницкий быстро осмотрелся и заспешил к гостинице.
Вместе с Борщевым они поднялись к номеру. Сомнений в том, вернулся ли майор, не оставалось. Дверь номера нараспашку, на кровати сидела вконец очумевшая от спиртного и перепуга Танька.
– Был майор? – спросил Иваницкий.
Та развела руками, что-то слабо пролепетала про то, как ей плохо.
– Пошла вон! – закричал на нее Иваницкий, но Борщев тут же остановил его.
– Погоди, не паникуй, может ничего и не произошло.
Он наклонился, вплотную приблизив свое лицо к лицу девушки, и холодным, как ночная вода голосом, произнес:
– Залезь под одеяло и лежи.
– И что? – растерялась Танька. – Что мне лизать?
– Себе задницу! Кыш, дура! Придет майор, делай вид, что ничего не видела, дрыхла, как кошка.
– Хорошо, хорошо, – на всякий случай закрывая лицо руками пробормотала Танька и на четвереньках поползла к огромной двуспальной кровати.
Борщев быстро подошел к телефонному аппарату и поднял за шнур сломанный штекер, показал его полковнику.
– Видишь, гад, что сделал?
– А может так и было?
Борщев пожал плечами:
– Черт его знает! Не проверял.
– Другой раз умнее будешь.
– А может он по пьянке сломал телефон?
– Надеюсь, так оно и было.
Начальник полигона и его заместитель спустились в холл и стали думать, что делать дальше.
А через четверть часа из кустов, окружавших гостиницу, выбрался Кудин. Он уже заприметил командирский «Уазик» Иваницкого и понял, об его отсутствии уже известно. Поэтому он и не стал подходить к гостинице со стороны котельной. Там его могла ждать засада.
Не стал он и прятаться. Пьяно пошатываясь и время от времени матерясь, он поднялся на крыльцо, долго дергал дверь не в ту сторону, а затем увидел в холле подполковника Борщева и полковника Иваницкого, принялся размахивать руками.
– Борщев, где ты был? – тут же закричал он прямо в лицо Борщеву, когда тот открыл дверь. – С ног сбился тебя искать. Хрен на вашем полигоне сориентируешься! Вышел по…ать – подышать, а вернуться.., звезды, луна, поле… А мне еще так хреново! Шел, шел, нигде гостиницы нету!
– А как ты вышел, майор, из гостиницы?
Кудин хитро улыбнулся и приложил палец к сморщенным после купания губам:
– Эту вашу сучку закрыл, чтобы не убежала, а сам сиганул через окно.
– Зачем? – изумился Борщев.
– А хрен его знает! Меня всегда, когда напьюсь, на подвиги тянет. Вот и сейчас потянуло. Пошли еще выпьем? – и майор Кудин, обняв полковника и подполковника за плечи, потащил их к лестнице. – Идем, ребята, однако живем.
Те особо не сопротивлялись. Перед дверью майор остановился и начал рыться в карманах.
На пол упали ручка, зажигалка, пачка сигарет.
Все это Кудин зло отбрасывал носком ботинка.
– Где же этот долбанный ключ? Ведь в карман же клал! А, может, и в двери оставил? С той стороны?
– Ладно, дверь открыта, – сказал Борщев. – Мы уж тут перепугались, думали потянуло купаться, утонул еще…
– Что я – дурак – без спасательного круга или без бабы ночью купаться?
Майор ввалился в номер и уставился на спящую девушку.
– Эй, вставай, водку будем пьянствовать и безобразия нарушать!
А подойдя к столу, майор Кудин с чувством выполненного долга взял в руки бутылку водки и приложился к горлышку. На этот раз пил он по-настоящему, снимая нервное напряжение и показывая начальнику полигона свою удаль.
Затем, выпив водки и икнув на всякий случай, он отдал бутылку Борщеву, а сам подошел к кровати, сбросил ботинки, ухватился за край одеяла и стащил его на пол. Девушка лежала в чем мать родила.
– Вставай, что разлеглась! – сказал Кудин, пьяно качнувшись, садясь на край и хлопая девушку по теплому заду. – Я уже в форме.
Танька подвинулась и, поджав ноги, прикрылась подушкой.
– Вылезай, вылезай, они тебя всякую видели. Не стесняйся.
– Вылезь, – поддержал и Борщев.
Танька быстро накинула на плечи махровый халат. Она поняла, опасность миновала и, скорее всего, начался новый этап загула.
Тем более, что появился абсолютно трезвый полковник Иваницкий.
– К костру пойдем или как? – поинтересовался хозяин полигона.
– Можно и к костру, а можно и прямо здесь.
– Тогда к костру, – полковник поднялся, а майор Кудин взял за локоть девушку.
– Пошли, Татьяна, пошли.
– Оденусь!
– На хрен.
– Почему?
– Все равно раздену.
– Комары закусают.
– Всю кровь из тебя они не высосут.
– Снова будем нырять? – на всякий случай поинтересовалась девушка.
– Будем, ласты с собой бери, чтобы подольше под водой сидеть, или акваланг. Нет, акваланг – отставить. У него патрубок, значит, рот занят, а безо рта, на хрен ты мне сдалась.
Кудин и Татьяна вышли из номера, а Борщев присел на корточки у кровати, а затем наклонился, взял один ботинок майора Кудина и поднес его к лицу, стал принюхиваться.
В рубчиках подошвы был мазут, смешанный с побелкой. Это был именно тот мазут, которым смазывали цистерны, хранящиеся в подземном складе.
Подполковник Борщев мгновенно протрезвел. Конечно, мазута на полигоне хватало, но такого, смешанного с побелкой, не было нигде, кроме подземного хранилища, где прятались цистерны с техническим спиртом.
На всякий случай, чтобы убедиться в том, что ошибки нет, ногтем указательного пальца подполковник Борщев провел по глубокому рубчику протектора. А затем понюхал.
– Это конец, – пробормотал он, и холодный страх на несколько секунд сковал его тело, а по позвоночнику побежали струйки пота и рубашка мгновенно прилипла к плечам.
«Вот это да!»
Еще оставалась, конечно, надежда, но она была настолько слабая, что тревога не отпускала Борщева ни на мгновение.
«Как он мог туда попасть? Ведь ключи только у меня и у Иваницкого».
Подполковник сунул руку в карман брюк, связка ключей лежала на месте. А то, что Иваницкий тоже не расставался с ключами, Борщеву было абсолютно ясно: он же принял и отправил машину. А все остальное время попасть в склад невозможно, он подключен к сигнализации. Так что отмычки, поддельные ключи, дубликаты отпадают сразу.
"Но как же он тогда туда попал? А может взять и утопить этого майора, утопить прямо здесь в реке? Был пьян… Но тогда начнутся разборки: кто поил… Нет, так не пойдет, – судорожно рассуждал подполковник Борщев. – Надо посоветоваться, рассказать все полковнику Иваницкому. Пусть тот свяжется с теми, кто наверху. А если это сверху проверку и прислали?
* * *
Веселье продолжалось не очень долго. Костер вскоре погас и никто не думал в него подкидывать дрова. В общем-то гулявшим сейчас было все равно, светит ли солнце или только луна. Выпито и съедено было столько, что и вспомнить страшно.
Еще не наступил рассвет, как компания уже разошлась. Девиц за ненадобностью посадили в машину и отправили по домам, гээрушники разошлись по своим номерам.
Майор Кудин чувствовал себя отвратительно. Крепкий и сильный он мог выпить много, но в обыденной жизни не злоупотреблял спиртным. Поэтому, оказавшись в одиночестве, тут же решил промыть себе желудок, чтобы хотя бы последние порции спиртного не попали в кровь и не затуманили его светлую голову.
Зато вовсю болели головы у полковника Иваницкого и его заместителя подполковника Борщева. Солдаты приводили в порядок лужайку перед речкой. Двое орудовали граблями, а третий сгребал остатки угольев и ссыпал их в аккуратную ямку, вырытую саперной лопаткой.
Если бы здесь были бордюры, то полковник Иваницкий распорядился бы непременно их побелить, а так его вполне удовлетворяла натурального цвета сочная трава. Начальник полигона и его заместитель сидели на деревянной скамеечке возле самой реки и тихо беседовали. Издали могло показаться, что происходит спокойная беседа двух самых что ни на есть обыкновенных военных, у которых и забот-то: вовремя получить зарплату, достать для своей части продовольствие и расходные материалы.
Но разговор велся вокруг сегодняшних событий.
– Говорил я с Григорием Александровичем.
– Откуда же проверка все-таки?
– Из ГРУ, – тихо, как только мог, проговорил Иваницкий.
– Ни хрена себе, – выдохнул Борщев.
– Не паникуй.
– Легко сказать, – у подполковника Борщева холодок страха превратился в лютый мороз.
– А надо…
– Когда они уедут? – спросил Борщев.
– Я звонил куда только мог, пришлось поднимать командование дома. Выяснил, вроде бы проверка должна уехать через три дня.
Но черт их знает что они надумали! Запустить дезинформацию по нашим каналам для ГРУ – плевое дело.
– По-моему, они все-таки уедут довольно быстро, – промолвил Борщев, почесывая успевшую за ночь зарасти щетиной щеку.
– А если уедут… – начал было Иваницкий, но осекся. Ему не хотелось продолжать начатую мысль до конца, поскольку ее продолжение не сулило им двоим ничего хорошего. – Если они уедут, – он тяжело вздохнул, значит, нашли то, что им было нужно.
– И все-таки майор был в складе! – Борщев зло рубанул ладонью воздух и резко сжал пальцы, будто что-то словил в ночном воздухе. – Как только ты мне сказал, что он гээрушник, я перестал сомневаться.
– Да, ты уже говорил мне про ботинки.
Но вступить в мазут на территории полигона можно где угодно. В конце концов, ходили же мы с ними сегодня по складам?
– Не по тем.
– Мазут есть повсюду.
– Я этот запах из тысячи узнаю, – пробормотал Борщев. – Не нравится мне история с ночным исчезновением. Вот ты, – обратился он к Иваницкому, – полез бы в окно от теплой голой бабы?
– Не знаю. Может она его затрахала, и он на нее больше не смог залезть, а потом с расстройства пошел проветриться?
– Не знаю, не знаю… – покачал головой Борщев, глядя на все еще черный небосвод.
Луна уже исчезла за лесом, в воздухе вились комары. Только сейчас полковник обнаружил их присутствие. Чесалась шея, покрывшаяся красными бугорками – следами от многочисленных укусов.
– Вот налетели! И откуда только взялись?
– Они все время тут были.
– А что ж раньше не кусали?
– Пьяных комары не кусают.
– Тоже правильно, – скривился в ухмылке подполковник Борщев. – Мало ли кто что пьет? С кровью такую гадость всосать можно, – он поднялся, размял затекшие от долгого сидения ноги. – Все-таки нужно осмотреть склады. Если он влез своими ботинками в лужу с креозотом, значит оставил следы.
– Думаешь, там следов мало?
– У его ботинка протектор запоминающийся.
– Да не было никого в складах! – убежденно сказал Иваницкий. – Я же сам заехал туда с машиной, сам закрывал ворота. Даже если бы он каким-нибудь чудом пробрался в подземный склад, то не выбрался бы оттуда.
– Все невозможное когда-нибудь становится реальностью, – прошептал Борщев и добавил. – Поехали посмотрим.
Командирский «Уазик» развернулся и помчался по направлению к складам.
Майор Кудин, лежащий рядом с посапывающей Танькой, увидел, как по потолку поплыли полосы яркого света, услышал гул удаляющейся машины.
«Не спится им, – подумал он. – Но вы, ребята, ничего не успеете сделать. Выгнать несколько железнодорожных составов из-под земли невозможно. Точно так же, как невозможно их перепрятать».
Он покосился на спящую девушку.
«Надо позвонить полковнику Бахрушину и сообщить ему все что мне известно».
* * *
Майор Кудин даже откинул одеяло, хотел позвонить Бахрушину, но потом передумал.
"Я и так достаточно засветился сегодня.
Даже не уверен, сумел ли их убедить, что просто пошел прогуляться. Эта сучка спит не так крепко, как кажется. И если я достану при ней телефон…"
Майор Кудин вновь накрылся. Гарантии того, что Танька не подслушает его разговор с Бахрушиным не существовало, а значит, не стоило и рисковать.
«Завтра. Все будет завтра. Не спеши, – уговаривал себя майор, – полдня ничего не решают. Хорош же ты будешь, если поднимешь полковника Бахрушина ночью с постели и заплетающимся языком поведешь разговор о железнодорожных составах, груженых спиртом. Еще чего доброго подумает, что я напился в стельку».
И решив отложить разговор до завтра, майор Кудин устроился спать. Прошлым днем он остался доволен. Неплохо погулял, развлекся с Танькой, выполнил задание. Теперь его ждало два дня отгула, которые он собирался присовокупить к выходным и поехать с женой и сыном на дачу.
«Все-таки от моей службы иногда обламываются приятные дни. Риск всегда возбуждает в сексе. А трахается она чудесно», – и майор почти с умилением подумал о Таньке, способной под водой делать минет.
Вскоре он уснул, уставший и немного пьяный. Странно, он точно так нее, по-детски, положил под голову кулак, как это делала Танька.
А вот полковнику Иваницкому и подполковнику Борщеву было не до сна. Они уже успели подъехать к складам и начальник полигона лично осмотрел ворота.
– Я же говорил тебе, Борщев, – зло бормотал он, – никто сюда не входил! Я сам въехал на машине, а потом лично закрыл ворота. Сигнализация включена, никто сюда не проберется. Ну что ты еще выдумываешь? Забудь об этом майоре! Шлялся пьяный, не мог найти дорогу… В какую-нибудь блевотину вступил, а ты мне лапшу яичную на уши вешаешь!
– Тревожно на душе, – сказал Борщев, – предчувствия меня никогда еще не подводили, – и он, припав к щели металлических ворот, принюхался. – Ну точно я тебе говорю, такой же самый запах – креозот, сивуха и конечно же спирт.
– Ну что с тобой делать? – Иваницкий наморщил лоб. – Я еще поверил бы тебе, если бы ты сказал, майор пробрался вовнутрь.
Но тогда он и остался бы там. Не мог же он заехать и выехать с нами?
– Как знать, – ответил ему Борщев. – Давай еще раз проверим, ведь попытка не пытка.
Иваницкий зло выругался и открыл щиток.
Снял тяжелую, старую эбонитовую трубку телефона и связался с пультом. Дежурный начальник караула четко доложил, что никаких происшествий за время его дежурства не случилось.
– Сними склад № 5 с сигнализации.
– Есть! Можете открывать.
Индикаторная лампочка на пульте сигнализации погасла. Иваницкий достал тяжелую связку с ключами и принялся один за другим открывать замки. Вскоре он и Борщев вдвоем отвалили тяжелую металлическую дверь и тут же закрыли ее за собой, задвинув засов. Иваницкий на всякий случай еще и повесил тяжелый амбарный замок с узкой дужкой, на который Борщев покосился не без отвращения.
Вспыхнул яркий свет, и начальник полигона со своим замом пошли по бетонному, в каплях масла пандусу. Здесь, в подземелье, царил тяжелый удушливый запах спирта и сивухи, словно бы кто-то разлил на полу трехлитровую банку плохого самогона.
– Сюда без огурца и не зайдешь, – пошутил подполковник Борщев.
Полковник Иваницкий пропустил эту неуместную шутку мимо ушей и теперь уже сам внимательно всматривался в каждую лужу смазки, пытаясь отыскать на ней следы рифленых ботинок. Но пока еще ничего стоящего не попадалось. Если и были следы, то от сапог и то старые. Пленка на лужах смазки уже успела подернуться пылью.
– Да говорил же я тебе, никого здесь не было и быть не могло!
И тут в глубине склада прозвучал странный звук, словно бы кто-то икнул. Иваницкий тут же замер и поднял руку вверх.
– Тише.
Борщев тоже остановился и прислушался.
– Хрен его знает…
– Что, и тебе показалось? – поинтересовался начальник полигона. – Дай-ка мне фонарь, Борщев. Надо было весь свет включить, а не только дежурное освещение, теперь до щитка топать и топать.
Когда фонарь оказался в руках Борщева, он несколько боязливо оглядываясь быстро побежал между рядами колонн, светя и налево, и направо.
– Это где-то здесь! Здесь!
– А по-моему, там!
Иваницкий еле поспевал за своим подчиненным.
Наконец они увидели источник шума. Им оказался молодой солдат, о чем свидетельствовала его короткая стрижка. Солдат стоял на четвереньках и пытался блевануть. Скорее всего, в желудке у него уже ничего не осталось, и это были лишь позывы. А перед ним разлилась лужа на метр в диаметре, и солдат ошалелыми глазами взирал на нее, где плавали остатки сегодняшнего ужина, непрожеванное мясо, куски капусты и всякая всячина.
Борщев с облегчением вздохнул и направил луч света прямо в лицо ошалелому солдату.
Тот попытался подняться на ноги, но лишь пьяно качнулся и стал заваливаться на бок.
Борщев подхватил его, рванул на себя, а затем принялся трясти. Он тряс его минуты две.
– Сука! Козел! Подонок! Как ты здесь оказался, мерзавец? Быстро говори, быстро!
Иваницкий стоял рядом всего лишь в каких-нибудь двух метрах.
– Я вам приказываю, отвечайте! – закричал подполковник.
– Я… Бля… Бля… – солдат заикался, прожевывая слова. Они вылетали из его горла с таким трудом, словно бы там стояла какая-то непреодолимая преграда. – Я, бля… Тут, товарищ подполковник, товарищ.., оказался совершенно случайно.
– Как ты сюда попал?
– Я…
– Как?!!
Солдат неопределенно махнул рукой и тут же зажал ладонью рот.
Начальник полигона и его заместитель отпрянули в сторону, боясь быть обрызганными блевотиной. Но это был лишь рвотный позыв.
Какой-то странный клекот вырвался из груди молодого солдата, и он принялся сжимать свое горло руками, словно пытался себя задушить или оторвать чьи-то железные пальцы от своего горла.
– Отвечайте, товарищ солдат, – строго, светя прямо в лицо солдатику, закричал подполковник Борщев, – как вы оказались на объекте?
И тут солдатик, покачиваясь в разные стороны, как лунатик, побрел по узкому проходу между черными цистернами. Каждый шаг давался ему с невероятным трудом. Но тем не менее он шел вперед и даже умудрялся не выпачкаться в густую смазку, покрывавшую емкости, словно бы кто-то в нем включил автопилот.
– Скорее, скорее! За ним! – бормотал подполковник Борщев.
А Иваницкий пристально следил за тем, как худые лопатки двигаются под выгоревшей гимнастеркой.
– Вот бля…во! – пробормотал Иваницкий. – Если уж солдаты знают сюда дорогу, то сюда и любая падла может забраться.
– Я…Я…Я… – заикаясь пробормотал солдат. – Товарищ полковник, я, бля.., забыл как, но попал сюда случайно.
– Как ты сюда попал? Говори! Иди и говори! – приказал медленно движущемуся солдату, волокущему ноги, полковник Иваницкий.
– Я случайно… Люк нашел… Думаю, куда он ведет? Открыл крышку, отколупал и слез вниз. Там два прохода, бля… Я слез, светил себе спичками и добрался до цистерн. А там кран…
– Ох, бля, – с облегчением вздохнул полковник Иваницкий, понимая, что по такой вот досадной оплошности все его хозяйство, все его несметное богатство могло взлететь на воздух.
Спичка, спирт, пары, идиот новобранец. Это какой же был бы взрыв!
«Но слава богу, пронесло!»
И теперь дело оставалось за малым.
Наконец новобранец остановился перед ржавой металлической лестницей, ведущей наверх, и ткнул пальцем в перекрытие склада.
– Вот здесь.
Подполковник Борщев, оттолкнув его, вскарабкался наверх и увидел над головой у себя диск люка, какими обычно в городах прикрывают канализационные шахты. Упершись в него плечами, он приподнял крышку и увидел над собой звездное небо. Люк выходил на поверхность неподалеку от складов авиационных бомб. За шиворот ему тут же посыпались комочки земли, сухие травинки вместе с прицепившимися к ним жучками.
Борщев вжал голову в плечи и осторожно опустил люк на место.
"Придется заварить, – подумал он, – и снова все самому. Никому нельзя доверять!
Теперь придется разбираться с этим недоумком, ведь он мог кому-то разболтать о том, что в подземелье спирт".
Борщев быстро спустился по лестнице и заглянув в глаза солдату, ласково поинтересовался:
– Скажи, сынок, сколько раз ты здесь бывал?
– Бля, всего один раз – один. Бля… Товарищ подполковник.
– Один раз?
– Бля буду!
Иваницкий на всякий случай показал поднятый указательный палец.
– Один раз, один…
– Ты здесь не был ни разу. Вообще ни разу, и ни о чем не знаешь.
– Понял, объект секретный, молчать буду.
А ведь это пострашнее атомной бомбы будет, – захихикал солдатик.
Иваницкий прекрасно понимал, даже не настолько страшно будет, если о спирте в подземном хранилище узнают солдаты, куда страшнее, если об этом узнают младшие офицеры и прапорщики. Тогда всей секретности каюк, тогда конец прибылям. Тогда остановится зеленый ручеек, и баксы перестанут капать.
– Так ты точно никому не рассказывал?
– Бля буду, никому, полковник… Товарищи…
– Это хорошо, – Иваницкий даже потрепал по щеке молодого солдата.
– Что я дурак кому-то говорить? Они же все сюда полезут, как муравьи на сахар. Всем же, бля, полковник, товарищ, выпить хочется… Вот и вы пришли, – он глупо улыбнулся, но постепенно начинал трезветь.
"Его придется продержать здесь до утра.
Потом завезти в санчасть и упрятать в изолятор на неделю-другую. А дальше подумаем, что с ним делать. Тем более, большой проблемы с новобранцем не существует. Позвонил, договорился и солдата переведут из их части куда-нибудь в Смоленск или вообще на Курилы. А там он пусть рассказывает басни о цистернах со спиртом. Там ему никто не поверит, а если и поверит, то и пусть".
Решение было принято правильное. Иваницкий прекрасно знал, что самым лучшим выходом было бы убить солдата. Скинуть в цистерну со спиртом и пусть себе лежит заспиртованный – месяц, два, три, год. А можно скинуть в реку, столкнуть с обрыва.
Но он же тогда, мерзавец, всплывет где-нибудь внизу по течению. Найдут сельские жители, приедет военная прокуратура, то, да се…
«На хрена мне неприятности? Лучше отправим его куда-нибудь подальше – за Урал или на Курилы. Там ему, щенку и мерзавцу, самое место. И пусть там рассказывает про составы со спиртом, пусть хвалится. Это будут уже его проблемы, а не мои с Борщевым и, самое главное – не Гапона и не людей из штаба и Министерства обороны. В общем, слава богу, что Борщев нашел какую-то дрянь на подошвах этого гээрушника, и мы пришли сюда. Если бы этого не случилось…» – полковник резко повернулся к своему заму.
– Слушай, а если мы сейчас с тобой сюда не пришли бы, что бы началось, а?
– Не дай бог, полковник, не дай бог… Они прорыли бы тоннели к этим цистернам, сосали бы из них, как пиявки кровь из жопы, до посинения… Все бойцы ходили бы пьяные. Хотя и это не страшно, спирта здесь на всех хватит, торговать бы им начали, в окрестные деревни продавать начали бы. А это для нас – смерть.
В общем, в санчасть его, полковник, и пусть там лежит. И чтобы на окнах стояли решетки.
– Там, в изоляторе, решетки, кажется, есть. А фельдшеру скажешь, Борщев, что этот мерзавец два дня без перерыва блюет, что у него холера. Пусть проверяют. Пусть везут в гарнизонный госпиталь, а я позвоню и со всеми там договорюсь. В общем бояться нечего.
Хорошо, что отловили его. А люк заваришь, понял?
– Понял, полковник, заварю, куда я денусь.
– И как только мы его с тобой пропустили? А может еще где-нибудь есть люки? План у нас с тобой старый, синьки последних лет на изгибах все затертые…
– Был бы план подробнее.
– Нам с тобой, Борщев, еще год продержаться. За этот год Гапон все отсюда вывезет, ничего не останется, кроме железа. А потом в самом деле затопим водой, как Гитлер метро в Берлине, заложим ворота, зальем цементом и пусть там цистерны ржавеют, наше дело маленькое.
Солдат спал, уткнувшись лицом в изгиб локтя. Время от времени он вздрагивал, сопел, будто на него садились мухи, судорожно дергал ногой.
– Ух, мерзавец! Ух, проныра! Ух, шустрый! – сказал Иваницкий на этот раз почему-то взглянув на солдата с неподдельной любовью и с восхищением. – Давай его отсюда вытащим. Кати вагонетку.
Загремели металлические колеса на стыках рельсов и вскоре вагонетка остановилась шагах в десяти от мирно спящего солдата.
– Спит?
– Спит, скотина.
Полковник и подполковник, боясь разбудить бойца, аккуратно взяли его за руки и за ноги, отнесли в вагонетку и, как два раба своего повелителя, покатили вагонетку к эстакаде, упираясь, тяжело дыша и потея.
А солдат спал. Наверное, ему снилась родная деревня, колодец с холодной водой и большое железное, немного помятое ведро. Он пил во сне воду, не отрываясь, но жажда не проходила, хотя в ведре становилось все меньше и меньше.
«Надо будет еще раз опустить ведро в глубокий колодец, вытащить воды и опять припасть к холодному шершавому железному краю и хлебать, хлебать до ломоты в зубах».
Досмотреть сон солдат не успел. Подполковник Борщев перевернул поддон вагонетки, и солдат плюхнулся на бетон. Он вскрикнул, ойкнул и вскочил на ноги, думая, что это старослужащие сбросили его с кровати на пол.
Замахал перед собой руками, словно отгоняя назойливых мух или пчел.
– Стоять!
Голос своего командира солдат мог узнать из тысяч других. Он открыл глаза и прижал руки к потертым карманам галифе.
– Борщев, – сказал полковник Иваницкий, – доставь бойца в часть, в санчасть и пусть там его подержат до моего распоряжения.
Борщев, махнув солдату рукой, приказал тому идти вперед. И когда подполковник Борщев, его подопечный в помятой грязной гимнастерке исчезли, растворились в темноте тоннеля, полковник Иваницкий увидел удивительную вещь, которая потрясла его до глубины души. Он увидел отпечатки протекторов «Урала», который проехал по луже со смазкой. Именно здесь машина приостанавливалась, когда он вскакивал на подножку.
И так же он увидел четыре четких следа ботинок, ведущих от колонны к машине. И он абсолютно ясно вообразил себе и представил, как майор, спрятавшись за колонной, улучил момент, когда машина идет медленно, и в четыре прыжка преодолел расстояние между ним и цистерной.
«Наверняка, сволочь, уцепился за лесенку», – подумал полковник Иваницкий.
Теперь у него сомнений не оставалось – где именно провел часть ночи майор ГРУ Петр Кудин.
– Все ясно, – с какой-то горечью и одновременно с сожалением пробормотал полковник Иваницкий.
«Вот ведь ловкий мужик! А так прикинулся, что даже я поверил, будто он в задницу пьяный. Ну ничего, на каждую хитрую жопу есть хер с винтом. И тебе, майор, на этот раз несдобровать. Это уже не моя проблема, не мое желание, тобой займутся, скорее всего, другие люди, а я на свою задницу приключений искать больше не буду. Солдата отправлю в какую-нибудь Сибирь, а с тобой, майор, и с твоими шустрыми ребятами разберутся люди Гапона. И зря ты сломал телефон в своем номере, зря… Теперь тебе уже никуда не дозвониться».
Сразу от складов, благо было недалеко, полковник Иваницкий отправился в свой кабинет. Солдат, несущий караул, отдал ему честь, доложил, немного удивленный тем, что начальник полигона появился в неурочное время на службе. Но скоро нашел этому приемлемое объяснение: приехала проверка.
О проверке на полигоне уже знали все.
Обычно такие посиделки с девочками, с музыкой, выпивкой затягивались до самого утра, несколько нарушая плавное течение солдатской жизни. Вообще-то солдатам на полигоне служить нравилось. Это не то, что какая-нибудь действующая часть: никто их здесь не дрючил, никаких учений и стрельб, никаких кроссов. Только следи за тем, чтобы территория была чистая, да никто из посторонних не проник через трехрядную колючку.
Иваницкий с тяжелым сердцем открыл своим ключом дверь кабинета – тяжелую, обитую дерматином, тщательно прикрыл ее и опустился в мягкое старомодное кресло.
Над ним висел портрет президента, по совместительству – главнокомандующего. Почему-то именно сейчас это лицо вызвало у начальника полигона приступ раздражения. Он даже скривил недовольную мину и придвинул к себе телефонный аппарат. Трубка показалась ему неимоверно тяжелой, прямо-таки неподъемной, поэтому полковник Иваницкий опер локоть о подлокотник кресла и приложил холодную, как могильная плита, трубку телефона к горящему огнем уху.
Он дрожащим указательным пальцем быстро набрал номер. Это был номер, по которому всегда можно было найти Гапона. И действительно, через десять секунд послышался недовольный вздох:
– Ну, я слушаю.
– Говорит Иваницкий, – упавшим голосом, с нотками извинения пробормотал полковник.
– Ну, слушаю тебя, говори, что стряслось?
– ЧП, Матвей Гаврилович!
– С машиной что-нибудь?
– Нет, машину отправили как всегда. Ваш человек принял, все нормально устроили.
Но тут у меня проверка приехала…
– Знаю, звонил же ты мне уже один" раз, – сказал Гапон.
– Новые обстоятельства… Офицеры из ГРУ проверяли склады. Не знаю, что искали, говорили, якобы, считали авиабомбы. Но я выяснил, искали никакие не бомбы.., а один из них добрался до склада.
– Погоди, не телефонный разговор, – сказал Гапон. – Погоди, я сделаю так, чтобы нас не слушали и сам тебе перезвоню.
Полковник Иваницкий, положив трубку, с облегчением вздохнул. Затем поднял тяжелый графин с теплой водой, налил себе стакан до краев, даже не обратил внимание на то, что вода пролилась на бумаги, разложенные на столе, и жадно выпил тепловатую воду. Через пару минут затрещал телефон. Иваницкий схватил трубку.
– Полковник Иваницкий!
– Так вот, слушай. Я все дело улажу. Ты, полковник, не паникуй, продолжай заниматься своим делом, будто ничего и не произошло.
Проверку отправишь как положено, но перед этим сообщишь мне. Запиши номер, – и Гапон продиктовал семизначный номер. – На этом номере будет мой человек, зовут его Никита.
Все ему расскажешь и объяснишь. И самое главное, ни о чем не беспокойся. Мои люди уже занимаются твоей проверкой, выясняют кто они такие, эти гээрушники, и что им надо на моих складах. Не бойся, всех поставят на место. А ты, Иваницкий, занимайся своим делом. И еще, слушай внимательно: приструни своего Борщева, распоясался, козел, дальше некуда. Сорит деньгами, пьянствует, звонит по телефону, поднимает на ноги важных людей.
На хрен нам все это надо? Угомони его, а то мне придется этим заняться.
– Борщев в принципе ничего.
– Срать я хотел, что он ничего. На его место найдем сто человек. Он в этом деле ничего не решает, он ноль. Решаешь ты.
И тут Иваницкий понял, и холодок пробежал по его телу от самых пяток до корней волос. Он догадался по тону Гапона, что и он, начальник полигона, полковник Иваницкий, тоже в этом деле ноль и тоже ничего не решает.
Вбрасывать конец шланга в цистерну и вынимать, следить за выскакивающими цифрами может любой, даже солдат, который не прослужил еще и полгода. И если он сейчас пожалел новобранца, то его, полковника, не пожалеют, и он исчезнет, растворится, как кусок мяса в соляной кислоте, и не останется от него даже железных пуговиц с двуглавыми орлами.
И звездочки на его погонах растворятся в кислоте и исчезнут, улетят на небеса и будут светить там. И его не будет, как будто он и не родился.
– Ты меня понял? – послышался голос Гапона, уверенный и спокойный. – Ну вот и хорошо, – сказал Гапон в продолжение предыдущей фразы и послышались длинные гудки.
Иваницкий даже не успел ответить. Он тяжело задышал, так тяжело, словно бы пробежал пятикилометровый кросс во всей боевой выкладке с противогазом, с автоматом, с гранатами и прочей болтающейся дрянью.