Ночной звонок полковника Иваницкого застал Гапона в спальне его загородного дома, огромного, как крепость. В доме имелась многочисленная охрана. Хозяин, как водится, после тяжелого рабочего дня развлекался с очередной красоткой.
Девушка во время телефонного разговора сидела на краю кровати, ожидая приказаний хозяина. Гапон махнул ей рукой и та поняла, дело, по которому звонят, довольно серьезное и она должна покинуть спальню. Она босиком по мягкому ковру, виляя крутыми бедрами, исчезла в просторной ванной комнате с огромным мраморным бассейном. Гапон же, поговорив с полковником Иваницким, недовольный и злой выбрался из кровати.
– Придурки лагерные! – сказал он. – Ничего не могут сами устроить!
Он уже знал, кто послал проверку, а вот цель проверки ему была абсолютно неизвестна. О том, что полковник ГРУ, некий там Бахрушин может догадаться о подземных складах со спиртом, Гапон не думал – слишком уже все хорошо было устроено. Если бы о складе можно было бы узнать – это произошло бы значительно раньше. Весь этот спирт был неучтенный. Гапон вложил в его приобретение огромные деньги, и если быть абсолютно честным перед самим собой, то он уже десять раз отбил их, превратив снова в деньги, в недвижимость, бриллианты и антиквариат. Но и потерять то, что там оставалось, он не хотел. Поэтому тут же, не дожидаясь утра, развил деятельность.
Он вызвал одного из своих людей, верного человека. Сам Гапон сидел в длинном шелковом халате, невероятно дорогом, купленном где-то в Италии на распродаже последних моделей самого Версаччи. Гапон поставил перед собой стакан сока, закурил сигарету, Его человек, которого звали Никита, широкоплечий, с короткой шеей, короткой седоватой стрижкой и шрамами на лице, появился по приказу хозяина незамедлительно. Он был заспанный, но едва увидел лицо своего хозяина, как сон с его лица буквально сдуло. Оно приобрело одновременно подобострастное и злое выражение.
Никита был готов к действию, и если хозяин сейчас приказал бы ему вытащить пистолет из кобуры под мышкой и пристрелить девушку, плавающую в бассейне, Никита сделал бы это незамедлительно, не спрашивая – зачем и даже, может быть, с удовольствием. Потому что по природе своей он был садистом. Но кроме того, что Никита был садистом, он был невероятно хитрым и аккуратным в делах человеком.
– Значит, так, мой любезный, – начал Гапон, поглядывая на трубку телефона, лежащую на огромном письменном столе с литыми ножками, – прямо сейчас возьмешь двоих – выбери на свое усмотрение – и немедленно отправишься к полигону. Прямо сейчас, не откладывая. Ты меня понял?
– Да.
– С полигона будут возвращаться офицеры ГРУ, которые нам могут очень сильно подпортить дело. Могут перекрыть канал со спиртом. Надеюсь, ты понимаешь, что потерять спирт – это все равно, что потерять сердце, которое гонит кровь. Мы тогда останемся без ничего.
– Понял, – проворчал Никита и потер гладко выбритую щеку с многочисленными шрамами.
– Сделаешь все как можно более аккуратно – так, чтобы ни одна свинья не подкопалась. Разумеется, я тоже займусь тем, чтобы никакие свиньи не подкопались. Понял?
– Понял. Их надо убрать.
– Не просто убрать, Никита, а сделать так, чтобы все подумали, будто они погибли абсолютно случайно. В общем, придумай что-нибудь. Автомобильная катастрофа, взрыв двигателя, мост провалился… В общем, все, что придет тебе в голову. Но учти, все должно выглядеть убедительно, как будто на самом деле так и произошло.
– Понял.
– Тебе позвонит Иваницкий, скажет точно, когда они выезжают. А вот на полигоне ничего не делай и сам там не появляйся ни под каким предлогом.
– И это ясно, – кивнул коротко стриженой седоватой головой Никита. – Я могу взять кого хочу?
– Я же тебе сказал. Хочешь выпить?
Никита кивнул, хотя пить ему совершенно не хотелось. Но если хозяин предлагает, отказываться нельзя.
– Тогда плесни себе, – Гапон кивнул на вереницу бутылок, стоящих на низком комоде.
Никита вразвалку подошел к комоду, взял граненую бутылку и налил себе в широкий стакан до половины виски. Затем жадно выпил, показывая всем своим видом, что пьет с огромным удовольствием и польщен той честью, которую оказал ему хозяин.
– Ты, Никита, займешься гээрушниками, а я займусь военной прокуратурой и прочим начальством, чтобы они чересчур сильно не усердствовали и не искали виновников трагедии. Ты меня понял?
– Понял, понял.
– Тогда ступай. И выезжай незамедлительно. Телефон Иваницкого, – Гапон взял ручку и быстро написал на глянцевом прямоугольнике бумаги номер. – Посмотри на него внимательно и запомни. Держи его в памяти.
Никита около минуты вертел в руках глянцевый четырехугольник, шептал губами номер, затем подал бумажку хозяину.
– Запомнил.
– Повтори на всякий случай, – спросил Гапон.
– Обижаешь. Если я сказал, что запомнил…
– Повтори! – голосом не терпящим пререканий, сказал Гапон.
Никита назвал номер.
– Ну вот и хорошо, любезный. Давай, действуй. И особо не церемонься. Если мы потеряем склады со спиртом, мы потеряем больше, чем все.
– Ясное дело, – потирая ладонью о ладонь, буркнул Никита, но все еще не уходил Ведь хозяин не сказал последнего слова и не отпустил его.
– Чего стоишь? – вежливым голосом осведомился Гапон. – Ты уже должен сидеть в машине, и мотор должен работать. Так что давай, давай, любезный.
Кивнув в знак согласия, Никита заспешил к двери. А Гапон снял трубку и позвонил Якову. Он говорил со своим партнером зло, не стеснялся в выражениях и особо не подбирал слов:
– Слушай, братец Яша, если они что-нибудь разнюхают, тебе головы не сносить! Я тебя не сдам, я просто отойду в сторону, когда ты начнешь падать. Ты меня понял? – абсолютно не слушая то, что отвечает невидимый оппонент, говорил Гапон. – Так ты меня понял? Это все из-за тебя. Ты должен был контролировать всех военных, ты должен был сообщать о каждом их шаге, даже о каждом их тайном желании. Я уже послал людей, теперь твое, Яков, чтобы никто из вояк, а тем более, из ГРУ или из ФСБ не попытался всерьез заняться этим делом. Пусть гээрушников похоронят со всеми почестями. Так ты меня понял?
В трубке слышалось прерывистое дыхание, а затем дрожащий голос Якова:
– Понял. Сейчас же займусь. Подниму всех на ноги.
– Только осторожнее! Смотри, а то сейчас ты волну погонишь, а потом ее будет не остановить.
– Никакой волны! Никакой!
– Вот и смотри, – Гапон нажал кнопку, закрыл трубку и держа ее в руке, направился в спальню. Вода в огромной ванне-бассейне бурлила, и Гапон, подойдя к двери, заглянул вовнутрь.
Его девушка с длинными вьющимися волосами лежала на спине у края бассейна. Увидев мужчину, она заискивающе улыбнулась и поднялась. Затем призывно махнула рукой, облизав влажные ярко-красные губы.
– Идем ко мне! Идем!
– Пошла ты! – бросил злобно Гапон. – Не до тебя мне, дура!
Девушка ничуть не обиделась. Она перевернулась на бок и принялась сучить ногами, поднимая сверкающие столбы водяных брызг.
– Вот дура!
Гапон уже понял, этой ночью ему не заснуть. Он посмотрел на циферблат старинных часов на львиных лапах, стоящих в углу спальни, и понял, скоро будет светать. До рассвета оставалось, может, полчаса или чуть больше.
Он позвал одного из своих людей и заказал себе кофе и завтрак. Его желание было тут же исполнено. И Гапон, сидя за письменным столом в своем кабинете, принялся завтракать яйцами, тостами, фруктами и кофе со сливками.
А затем подошел к огромной книжной полке.
Он прекрасно знал, никто без его ведома в кабинет не войдет, даже девица, которая сейчас плавает в бассейне.
Он нажал одну из планок, а затем потянул на себя одну из секций книжной полки. Та послушно, мягко подалась вперед, повернулась на оси и перед Гапоном оказалась дверь сейфа.
Гапон набрал одному ему известный код, повернул ручку, и толстая, сантиметров в пятьдесят, стальная дверь с многочисленными сверкающими ригелями плавно подалась в сторону, при этом едва слышно взвизгнув.
В глубине сейфа лежало три абсолютно одинаковых кейс-атташе. Они лежали как книги стопкой. Кейс-атташе были не маленькие. Документы в таких не хранят. На каждом из кейсов была приклеена белая бумажка, а на каждой бумажке были написаны цифры: 4, 3, 2, 5. В этих кейсах Гапон хранил расходную валюту. Именно из них он доставал деньги, чтобы рассчитаться со всеми теми, кто был задействован в превращении технического спирта в прозрачную водку. И именно сюда стекались деньги, именно в этих кейсах они находили место после того, как очередная партия левой водки была реализована, а выручка, то есть, российские рубли превращены в валюту.
Гапон уже давно подумывал: а не передать ли это дело кому-нибудь из своих партнеров?
И пусть у того болит голова. Все-таки водка, как убедился удачливый бизнесмен, дело довольно-таки хлопотное, хотя доходы приносит почти такие же, как наркотики.
* * *
Черный джип с московскими номерами и тремя мужчинами в салоне мчался по окружной, чтобы затем свернуть и продолжить свой путь по направлению к Смоленску. Водитель уверенно вел свой джип, держа баранку одной рукой. Рядом с ним сидел Никита, а на заднем сиденье полудремал третий бандит.
Водитель, которого звали Малыш, кроме того, что был широк в плечах, был абсолютно лысым, вернее бритым. Никита иногда с удивлением поглядывал на своего подчиненного:
– Ну и башка же у тебя, Малыш, словно колено!
– Знаешь, Никита, – ухмылялся Малыш, давя педаль газа, – может она и напоминает колено, но бабы от моей башки млеют побольше, чем от твоего волосатого члена с шариками.
Никита громко расхохотался:
– Может и мне побрить голову?
– У тебя на голове шрамов слишком много. Страшный будешь, как Фантомас.
– Ну ты же не страшный, Малыш, тебя же бабы не сильно боятся?
– Меня не боятся, а вот Пастуха боятся.
– Пастух, боятся тебя бабы? – обратился Никита к третьему, который покачивался на заднем сиденье.
– Не слушай ты его, не боятся они меня! – не открывая глаз проговорил он. – Это я их боюсь.
Никита и Малыш захохотали. Вообще, когда эти трое смеялись, на бандитов они не были похожи.
– Так что нам надо будет сделать, а? – спросил Пастух, вытаскивая из пачки сигарету и старательно раскуривая ее, как это делает каждый курильщик, когда ему некуда деть время.
– Что делать… Как всегда.., на этот раз надо будет гээрушников ликвидировать – Гээрушников? – насторожился Малыш.
– Гээрушников, фээсбэшников – какая тебе разница? Гапон платит деньги и радуйся.
Гээрушники, они те же менты, по гамбургскому счету.
– Платить он платит, а вот расплачиваться нам придется, – Малыш принялся сигналить.
– Ты чего? – спросил Пастух.
– Да видишь пес шелудивый на дорогу чуть было не выскочил? Жаль душите тварь божью.
– Ну ты, Малыш, и жалостливый.
– Конечно, собаку жалко. Человека убить куда проще, чем пса. Так что, мы их постреляем и все? – спросил Малыш, глядя на пустынную дорогу.
– Нет, стрелять не будем, – сказал Никита, – надо будет придумать что-нибудь такое, чтобы выглядело правдоподобно.
– Давай как в прошлом году, помнишь?
Автомобильная авария, – растянул в улыбке толстые губы Малыш и потер свою лысую голову.
– Я сам об этом подумал. Только как это все устроить?
– Да как-нибудь устроим, – оживился Пастух и принялся спичкой ковыряться в зубах. – Дело знакомое, Малыш все сделает, ему не впервые.
– При чем тут Малыш?
– Как при чем? Ты же у нас основной водила.
– Цыц! – прикрикнул Никита. – Я все решу.
В шесть утра черный джип уже подбирался к Смоленску и выехал на дорогу, ведущую к полигону, до которого еще оставалось километров двадцать – На полигон не поедем, подождем где-нибудь на трассе, а потом решим.
– Какая у них машина, Никита? – спросил Малыш.
– Сказали «рафик».
– А сколько их? – спросил Пастух.
– С водителем четверо.
– Четверо, четверо, – принялся загибать пальцы Пастух и зло сплевывать в окошко.
Малыш взялся насвистывать.
– Хватит тебе! Тошнит уже от твоего свиста!
– Ладно, не буду, – благодушно согласился Малыш. – Машину бы нам какую-нибудь левую отыскать и ей воспользоваться, – сказал Малыш.
По телефону связались с Иваницким, тот подтвердил, что проверяющие уедут сегодня до обеда и пообещал, что лишь они минуют КПП, он перезвонит. Дело оставалось за малым – найти подходящую для плана Никиты машину. Должно получиться – рассудил он.
И действительно, проехав километров девять, они увидели большой «КамАЗ» с фурой, стоящий у придорожной забегаловки у крыльца двухэтажного здания, сложенного из белого силикатного кирпича, с яркой вывеской «Кафе Отдых – круглые сутки». Грузовик был грязный, в кузове, крытом брезентом лежало несколько ящиков из свежеоструганных досок.
– Подходящий автомобиль а, Малыш?
– То, что надо, – сказал водитель, потирая ладонью голову. Ему явно доставляло удовольствие дело делать. – Так как поступим? – обратился он к Никите.
– Давай вначале выберемся на твердую землю, а то с дороги скоро блевать начну.
В общем, тормози, и на стоянку подруливай.
Малыш резко повернул баранку и не сбрасывая скорости умело вписался в поворот.
Только у бордюра резко остановил. Джип замер на месте, как вкопанный.
– Вот и приехали.
– Помочиться хочется, – сказал Пастух, выбрался, и расстегнув молнию, стал мочиться на заднее колесо «КамАЗа».
– Что ты делаешь, придурок? – сказал Никита.
– Не видишь, что ли?
– Другого места не нашел?
– Другого не нашел. Терпеть было невмоготу, аквариум чуть не лопнул.
Номера на «КамАЗе» были смоленские. Никита даже заглянул в кузов.
– Да, годится. Машина тяжелая, – прошептал он. – А тебе как кажется, Малыш?
– А мне все равно. Машина как машина.
Откуда будет ехать «рафик»?
– Сейчас покажу.
Люди Гапона развернули карту.
– Вот здесь полигон, – ткнул пальцем в зеленое пятно Никита, – вот дорога от полигона к трассе, а затем вниз на Смоленск. Видишь?
– Вижу, не слепой, – ответил Малыш. – А вот тут поселок какой-то, Слобода, что ли?
– Да, Слобода, – сказал Никита.
– Еще нам с водилой придется договориться или мы его сразу?..
– Нет, не надо, – Никита зло блеснул глазами и потер исполосованную шрамами щеку, – я с ним договорюсь.
– А если не сможешь?
– Я не смогу? – Никита надменно посмотрел на своих приятелей.
– Ну а если он все-таки упрется, не захочет, не согласится?
– Ты видел когда-нибудь водилу, который за деньги не согласится сделать левый рейс?
– Видел, – гордо сказал Малыш, – вот он, перед тобой.
– У тебя, наверное, денег девать некуда, а эти крестьяне за бабки даже гробы с разложившимися труппами согласятся возить, лишь бы им платили. Что ты думаешь, он много денег на своей машине зарабатывает?
– Думаю, он ни хрена не зарабатывает.
Может, уже месяца три зарплату не получал, особенно, если в каком-нибудь колхозе или совхозе работает.
– Вот и я так думаю, что за пару зеленых бумажек он согласится поехать с нами туда, куда мы ему скажем и еще в рот нам смотреть станет.
– А если не согласится? – повторил свой вечный вопрос Малыш.
– Ты меня заколебал, Малыш. Сядь в джип и сиди. Когда будет надо, я у тебя совета спрошу, а пока сиди и дыши ровно. :;
– Ладно, это же я так, Никита, всякую мелочь предусмотреть надо.
Пастух сунул руку под куртку, нащупал в кобуре пистолет, а затем забрался в джип.
– А ты куда полез? – спросил Никита.
– Тоже посижу.
– Со мной пойдешь!
– Понял. Слушай, Никита, – Пастух прикусил губу, – давай или я пойду, или ты. Одному всегда сподручнее договариваться, я по себе знаю, – Думаешь?
– Конечно, – сказал Пастух, поудобнее усаживаясь на то место рядом с водителем, где только что сидел Никита. – И подозрений меньше.
– Так значит мне идти?
– Иди, иди.
Никита вытащил из заднего кармана брюк толстый бумажник, развернул его, сунул туда пальцы и быстро принялся считать деньги, как ребенок, шевеля губами.
– И много у тебя денег там? – нетерпеливо спросил его Пастух.
– Хватит.
– Так дай мне.
– Ты мне еще долг не вернул.
– Как Гапон рассчитается, я тебе все отдам. Ты же меня, Никита, знаешь?
– Знаю, знаю, поэтому и не дам, – благодушно кивнул Никита.
И тут к забегаловке завернул с трассы «Уазик» с мигалкой. Никита, завидев милицию, поморщился, плюнул себе под ноги и поправил куртку так, чтобы не было видно кобуры пистолета.
– Менты долбанные! – он рванул на себя заднюю дверцу джипа и забрался на заднее сиденье. – Принесла же их нелегкая, будь они неладны!
Из «Уазика» выбралось три милиционера.
Один невероятно толстый сержант в фуражке набекрень, второй высокий и худой. Водитель тоже был в милицейской форме, но, в отличие от своих приятелей – трезв. А толстый сержант в фуражке набекрень едва держался на ногах.
– Пошли возьмем еще водки, пива и в лес.
– Вы пожрать не забудьте взять, я пить больше не буду, – бросил своим приятелям водитель «Уазика» и натянув рукавицы, поднял капот. Затем наклонился и стал копаться в чреве мотора.
– Будь они неладны! Принесло на нашу голову! Сейчас пойдут, рассядутся и к водителю «КамАЗа» из-за них не подберешься.
– Да нет, Никита, – сказал Малыш, – они за пойлом приехали. Видишь, едва на ногах держатся, а им все мало. Наберут сейчас на халяву у хозяина заведения водки и жратвы и поедут к бабам, доярок каких-нибудь трахать. Это ж надо, с утречка так набрались.
– Откуда ты знаешь?
– Да ты посмотри на их морды!
– Нет, трахаться они уже не будут, их самих сейчас можно оттрахать, – захохотал Малыш и принялся тереть свою лысину.
– Что ты ее полируешь, как шар бильярдный!
– А мне так нравится, – продолжая ржать, ответил Малыш.
Пришлось выкурить по сигарете в ожидании того момента, когда слуги правопорядка покинут придорожную забегаловку со звучным названием «Отдых».
Наконец два милиционера – высоченный и толстый – появились на крыльце. Высокий одной рукой держал два целлофановых пакета. Из одного торчало горлышко бутылки с золотистой винтовой пробкой, а из другого – две куриные ноги.
– Они сырых кур жрать собрались? – сказал Никита, ни к кому не обращаясь.
– Почему сырых? Разведут костерок, зажарят. Все как положено. Что-что, а это они умеют, – ответил на замечание Никиты Пастух.
– Ни хрена они не умеют! Только взятки брать. Это единственное, чему их научила жизнь.
Высокому сержанту кроме пакета приходилось поддерживать и своего приятеля.
Фуражка упала с головы и покатилась с крыльца. Толстый качнулся, пытаясь ее достать, и если бы не поддерживал его высокий, то он наверняка бы кубарем покатился вниз и упал бы в ту же лужу, куда скатилась фуражка.
– ..вашу мать! – заорал толстый милиционер на удивление визгливым голосом. – Грязь вокруг, не убирают! Да я вас…
– Тихо, тихо, – бормотал высокий, наклонился, поднял фуражку, затем отряхнул ее и позвал третьего. – Вася, мать твою, иди сюда! Затолкай сержанта на заднее сиденье.
Бля, огромный, как стог сена. Помоги же мне, а то ни туда, ни сюда.
– Тихо, я сам! Я не пьяный, – взвизгнул толстый сержант. – А фуражку мою отдай, а то потом не найду.
– Положим мы фуражку в машину. Садись, садись! А то крику наделал…
– Я еще не такое вам устрою, – и толстый сержант ударил ногой по скату «Уазика». Машина качнулась.
– Что ты делаешь, придурок? Садись и уезжаем. Нас ждут. Мы же сказали, что две минуты. Ты же сам орал: «Одна нога здесь, другая там».
– Мало ли что я орал! Срать мне на этого председателя, подождет! Кто он такой? Кто здесь начальник? Я начальник, – толстый сержант потряс над головой сжатыми кулаками.
– Ух и уроды! – проворчал Никита.
– Козлы они вонючие! Если бы они сейчас свалились куда-нибудь в кювет, я бы свечку в церкви поставил. Ненавижу ментов!
– Не ты один.
Наконец, дверцы «Уазика» закрылись, включилась на крыше мигалка.
– Ненавижу! – сказал Никита. – Ненавижу этот синий свет, на нервы действует!
– Успокойся.
«Уазик» взревел мотором, подскочив на выбоине, помчался как раз в направлении полигона.
– Ну что, мужики, я пошел. Водила вроде бы пока не выходил.
– А может его здесь и нет, – заметил Малыш.
– Как это нет?
– Просто машину оставил.
– Да ты посмотри, Малыш, на колесах грязь совсем свежая.
– Это же не грязь, Никита, это Пастух на скат помочился.
– Но проверить-то надо? А вдруг он здесь.
– Так иди.
Никита выбрался из машины, придерживая полы куртки, чтобы не распахивались.
– Как думаешь, Пастух, водила там?
– А где же ему быть? Наверное, пиво сосет.
– Думаешь?
– А что же ему еще здесь делать? Вчера нажрался, сегодня голова болит, ехать не может. Вот и завернул сюда здоровье поправить.
– Ладно, сейчас узнаем. Может пока в картишки перекинемся?
– Давай, – согласился Пастух.
Малыш вытащил из пластикового отделения нераспечатанную колоду карт, разорвал упаковку и быстро перетасовал.
– Дай-ка, – попросил Пастух и принялся возиться с колодой, манипулируя картами так, как это делает опытный фокусник. – Ты будешь сдавать или я?
– Ставим на кон по десять баксов?
– Давай для начала по десять. Снимай.
– Себе.
– Еще одну.
– Черт тебя подери, Пастух, опять ты выиграл!
– Ну, кто пойдет в забегаловку? – еще раз спросил и посмотрел на своих помощников Никита.
Те пожали широченными плечами, а Малыш сплюнул под ноги.
– Иди ты, Никита, у тебя лучше получится.
Никита кивнул и направился к забегаловке.
Толкнув филенчатую дверь ногой, – та пронзительно взвизгнула, широко открылась – Никита переступил порог.
Он оказался рядом с гардеробом, где на никелированном крючке пылилась старая потертая кепка с поломанным козырьком. Тут же у гардероба женщина в синем грязном халате и галошах на босую ногу большой тряпкой мыла пол. Она недовольно повернула голову и оценивающе посмотрела на вошедшего высокого мужчину в кожанке.
– Что, может быть закрыто? – зло спросил Никита. – А написано же – круглые сутки.
– Да нет, уже давным-давно открыто.
И наливают у нас с самого открытия. После ночного перерыва, так что, милый, иди.
– И что, людей немного? – спросил человек Гапона, глядя на открытую дверь в зал.
– Какие сейчас люди? Все соберутся к вечеру. Вот тогда тут будет все заполнено.
А сейчас шоферы, да пару мужиков из деревни.
– Понятно. Так, говоришь, водку наливают?
– Наливают, а то как же.
– Это хорошо, – буркнул Никита.
– Чего ж хорошего.
Он сразу же увидел того, кто ему был нужен. Никита и сам не знал, почему именно этот мужик на его взгляд в хромовых сапогах гармошкой и в галифе является водителем грязного «КамАЗа». Но что-то в нем было такое, что служило неопровержимым доказательством его принадлежности к шоферскому классу.
В зале придорожного кафе сидело еще мужчин шесть. Но Никита почему-то решил, что именно этот в хромовых сапогах гармошкой и является водителем «КамАЗа». Немного помедлив, вразвалку, уверенной походкой Никита направился к тому столику, за которым завтракал небритый мужчина лет сорока пяти.
– Здорово. Можно присесть?
– А?
– Присесть можно?
Небритый мужчина кивнул, подцепил рукой кусок вареной колбасы и даже не откусывая, целиком отправил его в рот и принялся жевать. Он ел так не потому, что спешил, а потому, что у него была такая привычка.
– Это твой «КамАЗ» на стоянке?
– А ты что, из ГАИ? – глотая колбасу, поинтересовался небритый.
– Да нет, не из ГАИ.
– Тогда зачем спрашиваешь?
– Дело у меня к тебе есть.
– Дело говоришь?
– Ну да, дело.
Водитель «КамАЗа» оглядел Никиту. С виду он выглядел мужиком солидным, но было в нем что-то от бандита, причем не от такого, которые грабят на дорогах и вытрясают деньги у пьяных, а настоящее, жестокое. И водитель «КамАЗа» насторожился.
– Сколько заплатишь?
– Много, – коротко сказал Никита и щелкнув пальцами, подозвал к себе деревенскую девчонку, которая работала официанткой в этом кафе.
– Пива мне пару бутылок, и холодного.
– А в бутылках у нас нет.
– Что, только разливное?
– Нет, у нас баночное.
– Тогда четыре банки.
Пиво появилось тотчас. Никита умело открыл одну банку и принялся просто-напросто выливать холодное пиво себе в рот, так и не ответив на вопрос водителя «КамАЗа».
Пока Никита пил пиво, водитель доел колбасу.
– Ну так что? – спросил Никита и легко, как скорлупу выпитого яйца, сжал банку.
– Сколько заплатишь и что за работа?
– Работа хорошая, не пыльная. Надо съездить в одно место, а потом в Смоленск. Займет вся эта работа часа четыре, от силы пять.
А заработаешь ты сто долларов.
– Сколько? – глаза водителя машины сузились и жадно сверкнули.
– Сто баксов, приятель. А если хорошо все сделаешь, то мы тебе еще накинем двадцатку.
Идет?
Водитель понял, что сейчас ему представляется возможность без труда заработать немногим больше, чем за месяц. И поэтому, для вида подумав, он сказал:
– Нет, давай так: сто баксов сразу и полтинник потом. Идет?
Он еще не представлял, что ему предстоит делать, но уже был согласен на все. Даже если бы ему предложили везти террористов на своем автомобиле, он бы согласился.
– Так куда надо ехать?
– Тут есть деревня, Большая Слобода называется, так вот, заедем туда, а потом в Смоленск.
– Это хорошо, – склевывая вилкой зеленые горошины с блюдца, пробормотал водитель, но вставать из-за стола не собирался, явно чего-то ожидая.
Никита сунул руку в задний карман своих джинсов и вытащил толстый бумажник.
Он развернул его, и водитель увидел, что в бумажнике лежит пухлая пачка новеньких долларов, никак не больше тысяч пяти. Одна из бумажек легла на стол, банкнота была почти такого же цвета, как и горошина на блюдце.
Рука водителя в темных пятнах солярки и мазута быстро накрыла банкноту. И словно бы к ней прилипла, перекочевала в глубокий карман галифе, – Когда едем? – водитель «КамАЗа» посмотрел на часы так, словно бы он спешил.
Ему в голову тут же пришло самое простое из всевозможных объяснений своей задержки.
Он скажет, что с двигателем случилась какая-то ерунда и ему пришлось ремонтироваться прямо в дороге. А то, что с двигателем его машины могло случиться все что угодно, в гараже знали все. И никто этому не удивится.
– Так куда едем, командир?
– Сразу в Слободу.
– Ну что ж, давай поедем в Слободу.
Каково же было удивление водителя «КамАЗа», когда он увидел на площадке перед забегаловкой черный джип с московскими номерами и двух здоровенных мужиков. Водитель тут же понял, что предчувствия его не обманули и перед ним самые что ни на есть настоящие бандиты – такие, связываться с которыми наверняка опасно. И тут уже не спасет ни нож с выкидным лезвием, ни монтировка. Эти застрелят, не моргнув глазом.
Тем более, водитель, служивший когда-то в Афганистане, заметил у мужиков наличие оружия. Вернее, он заметил у одного из них, у Малыша, желтый ремень кобуры. – «Да, влип, – подумал водитель, но деньги были уже взяты и отказываться – поздно. – А может ничего и не будет», – постарался успокоить себя водитель и поскреб небритую щеку.
У него имелась куча долгов. Он должен двести баксов своему соседу и время отдачи долга безбожно просрочил. Сосед косился, но пока еще с претензиями и разборками домой не приходил.
"Вот если сегодня заработаю, сразу же отдам. Пусть, падла, задавится, крохобор несчастный! "
– Я поеду с тобой, – сказал Никита, подошел к «КамАЗу» и попробовал открыть дверцу.
– Погоди, ключ у меня.
«А может забраться в машину, запустить двигатель и дернуть?» – подумал водитель, которого звали Прохор, а фамилия у него была Иванов.
Но немного повозившись в кабине, Прохор понял, деваться некуда – на джипе догонят в два счета, еще и по колесам могут выстрелить. И он открыл дверь.
Никита быстро забрался и уселся рядом.
– Солярки у тебя хватит туда и назад?
– Солярки хватит, только вот мотор барахлит… Что-то с поршнями, а может кольца накрылись. Честно говоря, не знаю. До Смоленска я дотяну, а вот в Слободу да назад могу и не доехать.
– Доедем, доедем, – успокоил Никита и на его лице появилась нехорошая улыбка, злая и презрительная. Прохору от этой улыбки даже стало немного не по себе.
– Что за груз везти будем, командир?
– Приедем на место – увидишь. Груз так себе, ничего. Много места не занимает, но тяжелый.
– Аккумуляторы или, может, медь?
– Приедем на место – увидишь. Не задавай лишних вопросов, а то знаешь, что стало с одним любопытным, который все спрашивал – что, да зачем?
– Знаю.
Черный джип быстро обогнал «КамАЗ» и поехал впереди. Никита успел перекинуться со своими парнями парой-тройкой фраз.
– Поглядывайте за нами, – попросил он. – И если что, то предупредите.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Малыш.
– Гаишники, менты, да мало ли чего! Всякое может быть в дороге.
– Понял, предупредим.
Пока Никита разговаривал с Прохором Ивановым, Малыш сходил в придорожное кафе и купил три бутылки водки. Он вынес, держа их под мышкой, в простом целлофановом пакете. Бутылки были положены на заднее сиденье джипа, и они позвякивали, когда машина подпрыгивала на неровностях дороги.
– Неплохо было бы сейчас вмазать, а Малыш? – сказал Пастух, кивнув в сторону заднего сиденья.
– Неплохо было бы. Но ты же знаешь, я не пью за рулем.
– Что, никогда?
– Никогда. За это меня Матвей Гаврилович и держит на работе.
– Я тоже на работе пить не люблю. А вот сделаешь дело – и можно расслабиться.
Правда?
– Конечно можно. И с девочками желательно. Какие бабы к шефу ходят! Вот с такими бы поразвлечься.
– Попроси, может и тебе даст.
– У меня денег не хватит рассчитаться с такими.
– То-то и оно. Его бабы и наши – это две большие разницы, – сказал Пастух, облизав пересохшие губы.
«КамАЗ» начал сбрасывать скорость.
– Что это с ним? – спросил Малыш, глядя в зеркальце заднего вида.
– Наверное, решил остановиться.
Дорога поднималась в гору. До поворота на Слободу, как свидетельствовал знак, было два с половиной километра.
– Малыш, ты сейчас сядешь в «КамАЗ» и сделаешь все как положено. Понял меня?
– Да, понял, – ответил Малыш Никите.
Прохор Иванов явно не понимал, что сейчас должно произойти. Но повиновался приказу Никиты, понимая, что его согласие или отказ ровным счетом ничего не значат. Он уже жалел, что вообще ввязался в эту историю и взял деньги. Но выхода не было.
Минут через сорок Никита с бутылкой водки подошел к Прохору Иванову и сказал:
– А сейчас ты выпьешь до дна всю бутылку.
– Да ты что, командир, с ума сошел?
– Я сказал, – тоном не терпящим возражений, буркнул Никита, подавая бутылку.
Прохор отковырял дрожащими пальцами пробку и, понимая, что лучше делать так, как ему велят, припал к горлышку. Водка из бутылки начала медленно переливаться ему в рот. Он выпил ее за два приема, а затем закурил. Как раз в это время взревел мотор и «КамАЗ» тронулся с места.
– Куда это они? – спросил Прохор у Никиты.
– Не переживай, сиди.
Джип стоял на обочине, за рулем на месте Малыша сидел Пастух. А Никита и Прохор Иванов сидели на траве рядом с джипом, на пыльной придорожной траве.
Малыш увидел «рафик», который несся с горы. Скорость была где-то километров девяносто.
– Ну и гонит! – пробормотал Малыш, вдавливая в пол педаль газа и разгоняя тяжелый «КамАЗ».
Машины шли навстречу друг другу. «КамАЗ» поднимался в гору, а «рафик» мчался с горы.
Когда между машинами оставалось метров пятнадцать, Малыш резко повернул в сторону, загораживая рафику дорогу. Водитель «рафика» вильнул, «КамАЗ» зацепил его своим бампером, и «рафик» полетел в кювет, на ходу переворачиваясь и грохоча измятым железом. Посыпались стекла, послышался истошный крик, который потонул в лязге и скрежете металла.
Прохор Иванов протрезвел буквально на глазах, ведь все это произошло метрах в трехстах от джипа и он все это видел своими глазами.
– Сиди тихо и не рыпайся! – направив на него ствол пистолета, сказал Никита. – Шевельнешься – пристрелю, понял?
Прохор закивал головой и по его небритым щекам потекли слезы. Это были слезы ужаса.
«Рафик» дымился. Джип помчался в гору.
Забрали Малыша, который вскочил на заднее сиденье, а затем автомобиль развернулся и понесся по дороге в направлении Смоленска.
– Здесь, – сказал Никита, указывая на проселочную дорогу, которая уходила в сторону от трассы. – Сюда, сюда давай!
Джип резко повернул; и въехал в березовый лесок.
– Выходи! – приказал Прохору Иванову Никита. – Выходи, я тебе сказал! – а затем схватил его за плечо и буквально вышвырнул из салона джипа.
Прохор хотел побежать, но вовремя подставленная нога Никиты опрокинула его на землю, а затем Никита для острастки заехал ногой водителю «КамАЗа» по ребрам. Тот ойкнул и его стошнило – водкой, колбасой, капустой и всей той дрянью, что он съел в придорожном кафе.
– Вот так-то будет лучше. Лежи, не рыпайся. Веревку давай! – обратился он к Пастуху.
Тот притащил веревку, быстро была сделана петля.
– Мужики, не надо! Я никому ничего… Я…
Прохор Иванов будет молчать, как могила!
Мужики, не надо! – уже обо всем догадавшись, взмолился водитель.
Но подобные просьбы на мужиков типа Никиты не производили никакого впечатления.
Они наоборот, лишь еще больше заводили бандитов, раззадоривали их.
– Давай, забрасывай! Завязывай!
Среди берез росла корявая сосна, суковатая и невысокая. Один конец веревки был закинут на сук, петлю набросили на шею плачущему Прохору Иванову, а затем Пастух приподнял его и резко дернул за ноги. Язык Прохора вывалился изо рта. Его галифе были мокрыми.
– В штаны наложил, – брезгливо сказал Никита, оглядываясь вокруг. – Вроде бы мы здесь не наследили. Давайте отсюда, быстрее! И дай мне телефон, я позвоню кому надо.
Никита связался с секретарем Гапона, сказал, что уже все сделано и сунув трубку в карман кожанки, сел в джип на переднее сиденье.
Известие о гибели проверяющих тут же было передано секретарем Григорию Александровичу – генералу из Министерства обороны. Теперь у того появился козырь против полковника ГРУ Бахрушина.
– Дай-ка мне бутылку водки, – попросил Никита.
Пастух подал бутылку и быстро, из горла, Никита отпил половину, а вторую протянул Пастуху.
– Пей, пей, руки дрожать не будут, да язык заплетаться перестанет.
Прохор Иванов висел на сосне. Его ноги, вернее, подошвы его хромовых сапог касались травы и рыжей хвои. Листья берез не были еще тронуты желтизной, деревья выглядели празднично. Ярко-зеленые листочки кое-где еще клейкие, трепетали.
– Давай в Москву, Малыш. Гони, не жалей машину.
– Через Смоленск поедем или как?
– Через Смоленск. А вообще нет, давай по окружной. Что нам делать, в Смоленске?
«КамАЗ» с погнутым бампером стоял на обочине рядом с дымящимся «рафиком», в котором было четыре обгоревших трупа. Все офицеры ГРУ умерли на месте. Все, что произошло на дороге в двух с половиной километров, не доезжая до поворота на Слободу, выглядело вполне реально.
«КамАЗ» нарушил правила движения, выскочил на встречную полосу, зацепил «рафик», мчащийся под гору, сбросил его в кювет. Водитель «КамАЗа» был пьян, испугался, когда понял, что натворил, и прямо от машины побежал в лес. Тут же в лесу и покончил с собой, покончил, даже не оставив объяснительной записки. Да никакие записки здесь и не были нужны, и так все было очевидно. Такие люди, как водитель в хромовых сапогах, не любят писать, даже перед смертью.
Черный джип промчался рядом с придорожной забегаловкой «Отдых». И видела черный джип с тремя мужчинами в кабине только уборщица в галошах на босую ногу.
Она вынесла ведро грязной воды, чтобы вылить.
"Носятся тут, как угорелые! – сказала она сама себе, видя, какую пыль поднял мчащийся черный джип, заехавший двумя колесами на обочину. – Найдут на свою голову приключения, врежутся во что-нибудь.
А еще хуже – собьют корову. Тогда каждому свое горе – корову уничтожат, да и сами погибнут".
Выплеснув грязную воду, она вернулась в кафе и спрятала ведро с тряпкой в маленькую кладовку. Она тут же забыла о черном джипе, о водителе «КамАЗа», который заехал позавтракать и о мужчине в кожанке, с которым она разговаривала, вытирая пол.
* * *
А через полчаса к сгоревшему «рафику» уже мчались со включенной мигалкой две машины ГАИ и машина «скорой помощи».
А еще через час рядом со сгоревшим рафиком уже толпились работники милиции, ГАИ, военной прокуратуры. Прибыли даже люди из ФСБ.
По номерам быстро определили откуда микроавтобус, и в ГРУ через полтора часа после аварии уже было известно о том, что майор Кудин и его люди погибли в автомобильной катастрофе между Смоленском и полигоном, в двух с половиной километрах от населенного пункта Слобода. А в полдень милиция обнаружила еще один труп – это был покончивший самоубийством Прохор Иванов, водитель «КамАЗа», пьянство которого и явилось причиной гибели четверых сотрудников Главного разведывательного управления Генштаба Министерства обороны России.
Кое-кому смерть офицеров ГРУ была на руку. И этим поспешили воспользоваться, чтобы приструнить слишком самостоятельного и несговорчивого полковника Бахрушина Леонида Васильевича, который неизвестно зачем послал проверку на законсервированный полигон.
Прохора Иванова отправили на вскрытие. Его увезла машина «скорой помощи», которую сопровождал эскорт гаишников.
Результаты судебно-медицинской экспертизы были очевидны: водитель был пьян и поэтому, скорее всего, не справился с управлением и выскочил на встречную полосу.
В его организме был обнаружен алкоголь, который явственно свидетельствовал о том, в каком состоянии Прохор Иванов сел за руль «КамАЗа».