Когда рация одного из спецназовцев не ответила, полковнику Савельеву доложили.

Комбат был рядом с ним.

— Давай я схожу, посмотрю, что там к чему.

Полковник согласно кивнул головой. Комбат был одет так же, как и все спецназовцы, в камуфляже, бронежилете, каске, весь обвешанный оружием.

— Шмелев, ты будь здесь, и ты, Андрюха, будь здесь, а я пойду гляну.

— Держи связь, — попросил его Подберезский.

Минут через десять Комбат был там, где по расчету полковника Савельева должны были находиться два пропавших спецназовца. Вскоре он нашел труп полураздетого бойца с перерезанным горлом, через полминуты нашел и второго, тоже мертвого.

«Кто это? Что это? — размышлял Рублев, — вроде все подходы перекрыты, как здесь мог оказаться бандит. Судя по всему, теперь преступник ходит в форме спецназовца, но куда он теперь направился?»

Этого Комбат не знал, он быстро побежал вниз туда, где находился совет.

— Ну что там?

— Плохи дела, полковник, — сказал Комбат, — уже двое убитых.

Савельев выслушал короткий доклад Рублева, даже в темноте было видно, что полковник занервничал, его лицо немного побледнело.

— Знаешь что, полковник, — сказал Рублев, — я бы начал операцию сейчас, не дожидаясь, пока они сядут в машины и поедут. Хотя…

— Что хотя?

— Думаю, что уже поздно.

— Почему? — спросил Савельев.

— Думаю, что тот тип уже на МТС, и бандиты уже в курсе того, что мы оцепили их.

* * *

Появление Курта в окровавленном камуфляже спецназовца, в бронежилете, с оружием и с разбитым лицом вызвало замешательство и испуг.

— Это еще что такое? — крикнул Сильвестр, хватаясь за свой пистолет.

— Тихо! Тихо! — сказал Курт, — будет лучше, если вы усилите охрану, чтоб никто сюда не подобрался.

— А что с тобой такое? — он заговорил тихо, почти шепотом.

— Вокруг солдаты, спецназ. Нас обложили со всех сторон.

Сильвестр побледнел и снял пистолет с предохранителя.

— Да не суетись, они внизу у холма.

Сиваков тоже был бледен.

— Так, кончаем со всем этим. Деньги мы забираем, — сказал Сильвестр, — и чемоданы с деньгами исчезли в машинах.

Сиваков и его люди остались рядом с коробками, в которые сложили целлофановые пакеты с белым порошком.

— Ну и дела! — пробормотал Сиваков.

Испарина выступила на его лице, и Курт со злорадством подумал:

«Ну вот, боишься, сейчас в штаны наделаешь, но ты еще не знаешь, что придумал я. Главное, выждать момент».

В стане бандитов начался настоящий переполох, особенно волновались те, кто привез наркотики. Это были самые крупные поставщики зелья и все они влипли.

— Солдаты кто — казахи? — спросил Сильвестр.

— Нет, русские, наверное, с космодрома охрана.

— Мать их так! Кто-то пронюхал!

— Это твоя вина, Сильвестр. Ты придумал встретиться здесь.

— Какая теперь разница…

Главари собрались в полуразвалившемся гараже, крыша которого была еще цела, а стены зияли многочисленными провалами.

— Что будем делать? — спросил Сиваков, оглядев собравшихся.

— Надо попробовать прорваться, — сказал широколицый мужчина, зло осклабившись, людей-то у нас хватает.

— Если бы они были на танках или на вертолетах, тогда, может быть, и смогли бы это сделать.

— Здесь две дороги, — пробормотал Сильвестр.

— Ну ты и придумал, мать твою! — крикнул Сиваков Сильвестру.

— Это ты хотел встретиться где-нибудь в безлюдном месте.

В городе у бандитов, возможно и были бы шансы скрыться, пусть не у всех. Но здесь, среди мелких сопок, в глухом месте операция выглядела довольно сомнительной. Лишь один Курт был спокоен, он уже пережил страх и теперь, подойдя к Сивакову, тихо сказал:

— Не бойся, пусть люди загрузят наркотики…

— А где Федор? — испуганным голосом осведомился Сиваков.

— Его взяли, я сам видел.

— А ты как смог? — с каким-то недоверием в голосе спросил Сиваков.

— Я-то смог, успел среагировать, выпрыгнул.

— А машина?

— Что машина? Она в кювете. Монгол разбился, а Федора взяли.

— Как ты пробился сюда?

— А куда мне было идти? В сопки? По степям? Это смерть. К тому же у них везде люди. Солдат полно.

— И сколько?

Курт пожал плечами.

— Что ты думаешь делать, Сиваков?

— Не знаю, — растерянно пробормотал тот, — абсолютно не знаю.

— Сейчас здесь будет настоящий ад. Думаю, местные сдаваться не собираются.

— Что делать?

— Я тебя научу, что делать. Пока не высовывайся.

Если будем уходить, то попробуем уйти вдвоем. Пускай они пытаются прорваться, если у них нет мозгов.

А мы с тобой сделаем по другому.

— Что ты собираешься делать?

Сильвестр в расстегнутом плаще с пистолетом в руке подскочил к Сивакову.

— Слушай, есть предложение.

— Ну?

Курт стоял абсолютно спокойно, держа в руках каску, и стучал по ней пальцами, два автомата висели у него на плече.

— Я хочу предложить им деньги. Мы поговорили между собой, побазарили, может быть, они возьмут деньги и нас отпустят.

Курт хмыкнул.

— Пару раз у нас этот номер проходил. Попробуем.

Курт время о времени бросал взгляды на то здание, которое когда-то было конторой МТС, и в которой сейчас находились люди.

— Скажи, чтобы загрузили наркотики в микроавтобусы, Сиваков, слышишь, а я пойду огляжусь.

* * *

Савельев решил дождаться рассвета. Он поглядывал на часы, время от времени по рации связывался с подчиненными, те докладывали обстановку. Время шло невероятно медленно, и Савельев нервничал.

— Слушай, полковник, — Комбат подошел к нему, — давай я с Андрюхой схожу туда, посмотрю, что к чему.

— Куда?

Комбат указал рукой на холм.

— Да ты что, не в своем уме? Жить надоело? Вот рассветет, взойдет солнце и тогда пойдем туда, все пойдем.

Минуты две или три полковник Савельев раздумывал над предложением Комбата, затем взглянул на небо, усыпанное крупными звездами, черневшее среди разрывов темных низких туч.

— Не хочу, Борис Иванович, чтобы ты рисковал жизнью.

— Но кто-то же должен рисковать. Этих ребят посылать опасно, они не обстреляны.

— Ну да! — воскликнул полковник. — Это бойцы спецназа.

— Да ладно тебе, знаю я их. Они никогда не участвовали по настоящему в боевых действиях.

— Как это не участвовали, их тренируют, учат, деньги платят.

— Учат, тренируют, это правильно, но война — есть война. Мои ребята обстрелянные, а эти, — Комбат тоже взглянул на небо, затем на циферблат своих часов. — Знаешь, полковник, до рассвета осталось полтора часа.

— Что ты думаешь они будут делать? — Савельев кивнул в сторону холма.

— Не знаю, что будут делать они. Но я бы на их месте попытался прорваться.

— Прорваться ночью?

— Да, ночью. Днем они будут видны, днем могут появиться вертолеты, и их начнут расстреливать как волков в тундре.

— Да нет, вряд ли они полезут. Думаю, будут си-; деть до рассвета, а потом попытаются прорваться.

Комбат пожал широкими плечами, Савельев ему начинал не нравиться, он понимал, что полковник может быть, знает толк в наркотиках, знает, как ловить торговцев белой смертью. А вот как воевать — вряд ли ему известно.

А там на холме люди отчаянные, это Комбат понимал прекрасно. Мало того, что отчаянные и готовые на все, но и умелые бойцы. Рублев убедился в этом после того, как нашел зарезанных, бесшумно и умело, двух спецназовцев, подготовленных, тренированных, готовых ко всему на свете, кроме своей смерти.

— Думаю, нам надо ждать. Я вызвал подкрепление и к рассвету солдаты окажутся здесь.

«Опять солдаты, чушь какая-то», — подумал Комбат, но ничего не сказал.

— Знаешь, полковник, я все-таки пойду схожу туда. Я человек посторонний.

— Как это посторонний?

— Посторонний, посторонний. Ты об этом не знал, я делаю это самостоятельно, на свой страх и риск.

Полковник Савельев смолчал, проглотив пилюлю, а уже минут через пять он смог убедиться, что если кто-то здесь и разбирается в обстановке, так это Борис Рублев, потому что через пять минут после их разговора, взревев моторами, два автомобиля с погашенными фарами, помчались вниз с холма на бешеной скорости.

Двое из поставщиков наркотиков с тремя миллионами долларов и со всеми своими охранниками решили пойти на прорыв, решили уйти с холма.

Комбат услышал рев моторов и понял, что сейчас начнется настоящая война. О том, кого берут в охрану торговцы наркотиками, Борис Рублев имел представление, это как правило, люди проверенные, прошедшие выучку в спецназе, в десантных штурмовых батальонах.

Это были профессионалы, видавшие виды и не боящиеся смерти. Живьем никто из них сдаваться не собирался. Ведь им светили огромные сроки тюрьмы, а потерять свободу для этих людей страшнее всего.

И еще, Комбат прекрасно понимал, что бандиты хорошо вооружены, во всяком случае, не хуже, чем бойцы спецназа ГРУ, может быть, у них нет приборов ночного видения, нет снайперских винтовок, нет гранат, но оружие у них хорошее и пользоваться им они умеют.

— Андрей! — прокричал —Комбат, — Пехота, за мной!

Огромными прыжками Рублев бросился в ночь, туда, где по его расчету, вот-вот должен был закипеть бой.

Но пробежав метров пятнадцать, он вдруг замер.

Ему пришла в голову простая мысль, а как поступил бы он сам, находясь на той стороне. Небольшая группа шла на прорыв, завязывался жестокий бой, соперник стягивал к тому месту все силы, а остальные бандиты уходили другой дорогой!

— Савельев, полковник! — прокричал Комбат.

Савельев разговаривал по рации, но услышав окрик Комбата, вскинул голову.

— Они сейчас пойдут другой дорогой, пойдут вниз, на тебя, так что будь готов. А я побегу туда. Андрей, будь здесь, помогай полковнику и присматривай. Пехота, побежали.

Полковник Савельев был хорошим оперативником, но война, ночной бой — совсем другое, это стихия Комбата. Тут он смог показать себя. Два автомобиля, джип и автобус пытались прорваться, трещали автоматы, трассеры рассекали тьму, прогремело два взрыва, и Рублев на бегу понял, что это спецназовцы применили подствольники.

Слышались крики и вопли, первый автомобиль, идущий метрах в двадцати от микроавтобуса, вспыхнул и замер, микроавтобус как мчался, так и продолжал лететь вниз по довольно-таки извилистой дороге с погашенными фарами.

«Хороший водитель», — решил Комбат и прикинул, что если он побежит, то успеет выскочить к дороге как раз к тому моменту, когда микроавтобус пройдет поворот.

— Давай, Саша, Саша за мной!

Спецназовцы, явно не ожидавшие такого бурного прорыва бандитов, растерялись. Двое были убиты, еще четверо получили ранения.

— Ложись, Саша, ложись! — крикнул Комбат, прыгая в небольшую яму.

Пули просвистели прямо у него над головой.

— Ну вот и машина.

Комбат слышал рев мотора, треск автоматных очередей.

«Боже мой, — подумал он, — неужели никто из этих хваленых спецназовцев не мог выстрелить в микроавтобус, может быть, стреляли, но не попали».

Рублев прижал металлический приклад автомата к плечу и с колена выпустил длинную очередь по колесам микроавтобуса. Тот завизжал, но в кювет не улетел, водитель был явно очень опытный и успел резко нажать на тормоза. Микроавтобус замер, двери открылись, и из него начали выпрыгивать люди. Один из поставщиков бежал низко пригнувшись, двое телохранителей прикрывали его справа и слева. Еще четверо бежали с автоматами впереди, причем бежали прямо на Комбата.

— Давай! — крикнул Рублев, подавая сигнал Пехоте.

Но автомат молчал.

«Что за лажа!» — подумал Комбат, выпуская еще одну длинную очередь. Один из бегущих споткнулся.

«Готов! Вот так-то будет лучше».

Остальные залегли и принялись, не жалея патронов стрелять в то место, где был Комбат — по их расчетам. Но Борис Рублев, предвидя это, успел отползти, скатиться метров на двенадцать в сторону и там, лежа под колючим кустом за большим плоским камнем, перезарядил свой автомат.

«Умеете, умеете», — подумал он и, прячась за камнем, начал бить короткими очередями.

Чуть выше дороги, где горел джип, кипел самый настоящий бой, и вдруг застучал автомат Шмелева.

«Жив, жив!» — обрадовался Комбат. Понимая, что сейчас бандиты залягут, вскочил в полный рост и из-за камня принялся стрелять в темноту, туда, где по его расчету должны были находиться бандиты.

В небе вспыхнула ракета, одна, вторая, третья.

Комбат сразу же среагировал на вспышку света, он бросился в сторону и покатился по земле. То же самое сделал и Пехота. Вскочив на колени, Комбат увидел, как трое бандитов, прикрывая собой мужчину в длинном плаще, бежали туда, где был Пехота.

«Уйдут, уйдут» — мелькнула мысль у Рублева и он выпустил длинную очередь, расстреляв все патроны, автомат щелкнул.

— Мать твою так! Патроны всегда кончаются в самый ненужный момент, — эту истину Комбат знал.

Перезарядить автомат было секундным делом.

Вновь упав, прокатившись несколько метров. Комбат вставил новый рожок.

— Ну, держитесь гады.

Бандиты уходили в кустарник. Сейчас их было уже трое, один корчился.

— Достал-таки я тебя, — пробормотал Рублев и принялся бить короткими очередями, понимая, что вряд ли попадет.

* * *

Полковник Савельев и его спецназовцы ввязались в настоящий бой. Но как они не старались, не смогли удержать бандитов. Небольшая группа прорвалась в темноте, они даже не смогли определить, сколько их прошло к зарослям кустарника и там, рассеявшись, двинулась к заросшему тростником болоту.

«Уйдут! Когда же, наконец, взойдет солнце!» — думал полковник Савельев, отдавая распоряжения, бросая вдогонку группу спецназовцев.

Комбат и Шмелев не позволили бандитам уйти, двоих взяли в плен. Комбат понимал, что сейчас самое время атаковать МТС. Под покровом темноты эта атака может быть удачной, а что делается там наверху, Рублев не подозревал.

А там хозяйничал Курт. Он взял бразды правления в свои руки, и все его слушались, понимая, что только он один может помочь вырваться из кольца и уйти на свободу. Курт ходил, обвешанный оружием.

— Сильвестр, свяжи этого долбанного казаха.

Ашиб попытался что-то сказать, но получил удар прикладом автомата в голову, потерял сознание и рухнул на пол. Сильвестр связал ему руки проволокой, затем связал его жену и беженку. Перепуганные дети плакали навзрыд, видя как незнакомые мужчины расправились с родителями.

— А теперь за мной! В машину, пусть рассветет.

Всем сидеть в машине. Опустите стекла, посадите детей! К окнам! К окнам, я сказал!

— Что это ты задумал? — Сиваков все еще не понимал.

— Что я задумал? То, что всегда делают в подобных ситуациях. Единственные, кто нам может помочь выбраться отсюда это дети.

У Курта была рация, которую он забрал у спецназовца, зарезанного в кустах.

— Я хочу говорить с командиром.

— Как вас зовут?

— Как меня зовут? — услышав вопрос, Курт расхохотался, — это не твое дело, я же не спрашиваю, как зовут тебя.

., — Сдавайтесь, сложите оружие и сдавайтесь. Обещаю сохранить вам жизнь, — говорил полковник Савельев.

— Чихать я хотел на твои обещания. У меня тут дети, русская женщина и казах с женой. Если мы не сможем отсюда выехать, я прикончу детей. Поверь, я это сделаю.

Сиваков и Сильвестр смотрели на Курта, а тот продолжал говорить по рации.

— Я прикончу их всех. Сколько? Сейчас взойдет солнце и ты их увидишь. Не вздумай посылать сюда своих солдат, я прикончу всех.

Сильвестр прошептал.

— Курт, предложи им денег, может, они хотят денег — Ни хрена они не хотят, им нужна твоя шкура.

Единственный способ спасти наши шкуры — воспользоваться заложниками.

Потом вновь заговорил в рацию:

— Чего я хочу? Самолет. Он должен быть заправлен. Ты меня понял? Не знаю как тебя зовут, мне нужен самолет.

— Я подумаю — сказал полковник Савельев.

— Не хрен думать! — крикнул в трубку Курт. — Каждый час я буду убивать по одному ребенку. Учти, их жизни будут на твоей совести.

— Нет, на твоей, — сказал полковник Савельев и отключил связь.

— Ну вот, это единственный шанс уйти, единственный.

Рассвет наступал невероятно медленно. Где-то далеко у холма слышались выстрелы. Спецназовцы ловили уходящих в болото бандитов, затем над болотом пополз черный густой дым.

— Тростник горит, — сказал Борис Рублев, — Ну что, Андрюха, повоевали, — Комбат вытер вспотевшее, грязное лицо.

— Если бы здесь был хотя бы десяток наших парней, — сказал Подберезский, — а не эти сраные спецназовцы, которые только и умеют, что кирпичи ломать головами, да приемы друг на друге демонстрировать, мы бы взяли без шума и пыли всех этих уродов. Взяли бы почти без выстрелов.

— Ладно, Андрей, это все так. К сожалению, мы здесь втроем.

Спецназовцы и майор Пантелеев, который руководил ими, уже поняли, что в войне толк понимают лишь эти трое: Рублев, Подберезский и Шмелев. За всю операцию спецназовцы потеряли шесть человек убитыми и шестеро получили огнестрельные ранения.

У бандитов потери были намного большими.

— Дай я с ним поговорю, полковник, — сказал Комбат, взглянув на рацию.

— О чем?

— Я знаю, о чем.

— На, поговори, — полковник подал рацию.

Рублев нажал на кнопку, рация Курта ответила.

— Слушай, ты, — спокойно сказал Комбат, — ты можешь брать заложников, но учти, если хоть один ребенок пострадает, я тебя задушу, разорву на клочья.

Подобного разговора Курт не ожидал, но страха он не испытывал, в этом они с Борисом Рублевым были равны.

— Кто ты такой? — спросил Курт, явно озадаченный подобным поворотом разговора.

Он рассчитывал, что сейчас его будут только уговаривать, а тут ему выставляют почти ультиматум.

— Я Борис Рублев, а ты, скотина, за все ответишь.

Поверь.

— Да плевать я на тебя хотел, Рублев или Копейкин. Ты Рублев, я Курт, может, мы договоримся, и вы выпустите наш автобус, а я обещаю, что дети, русская женщина и казахи останутся живы.

— Учти, Курт, я не шучу.

— Мне тоже, как ты понимаешь, Рублев, не до шуток. Так что давайте договоримся. Самолет должен быть заправлен и мы должны взлететь. На все про все я даю вам полтора часа.

Курт отключил рацию, посмотрел на Сивакова, затем на Сильвестра.

— Вот так-то, соколы мои, по другому не получится, они нас перестреляют, всех до единого. Не бойся, Сиваков, надеюсь, по детям они стрелять не станут.

— А я так не думаю. Что им, трое каких-то сопливых детей, — осклабился Сильвестр, — спишут потом их на нас.

— Ты не знаешь их психологии, а я знаю, — на лице Курта блуждала немного зверская улыбка.

Его ссадины уже немного подсохли, лишь верхняя губа, разбитая о камень продолжала кровоточить.

Курт слизывал темную кровь и ухмылялся.

— Ничего, ничего, быть того не может, чтобы я не выбрался. Не такой я человек. Держись меня, Сиваков. И еще послушай, у тебя, наверное, много денег за границей, так что ты со мной поделишься, надеюсь.

— Поделюсь, поделюсь — истерично зашептал Сиваков, — я отдам тебе половину.

— Это, конечно, хорошо, но я думаю, что за свою жизнь можно отдать все.

— Хорошо, отдам все, — согласился Сиваков, понимая, что спорить с этим человеком сейчас опасно, да и выхода у него никакого не было.

— По-моему, единственное крепкое сооружение здесь — вот этот гараж. Давайте, загоняйте в него машины, занимайте оборону. Думаю, они попытаются взять нас живьем.

Бандитов было еще довольно много — шестнадцать человек. Курт, конечно же, мог уйти ночью в одиночку. Это ему наверняка, удалось бы, но он избрал другой путь, учитывая, что тонна наркотиков обеспечит его на всю жизнь, а здесь до ближайшего населенного пункта километров сорок. Скорее всего по следу пустят собак, уйти пешком ему не удастся.

Он вспомнил свой побег из лагеря. Тогда его взяли, затравив собаками, и чуть не забили до смерти. Но это было давно, восемь лет назад. Тогда Курт был молод, дерзок, отчаян и смел. Он попытался бежать из тюрьмы строго режима, которая находилась на Колыме.

Там вокруг была тайга, а здесь степь, почти голые сопки. В тайге скрыться проще, а здесь ты виден как муравей, ползущий по асфальту.

Нет-нет, здесь уйти не удастся, да уже и поздно, уже светло. Спуститься с холма сейчас невозможно.

Только лишь прикрывшись детьми нам светит вырваться, добраться до аэродрома, затребовать самолет и сесть где-нибудь в Чечне, а может быть, рвануть на Ближний Восток. Вообще, воспользоваться самолетом — это единственный шанс. И его надо использовать на все сто процентов. Надо их еще больше запутать.

Курт взял рацию, связался с Сиваковым.

— Послушай, начальник, — сказал он спокойным голосом, — ты слышишь, как тикают часы, у тебя все меньше и меньше времени. Я жду ответа.

— Мы договариваемся, — ответил Савельев.

— Договаривайся, начальник, побыстрее, иначе сам понимаешь, что произойдет.

Детей, казаха и его жену, русскую беженку уже привели в гараж, поместили на глазах у Курта.

— Может быть, ты не веришь, начальник, что я взял в заложники детей, тогда послушай как они плачут, — и Курт, подойдя к семилетней девочки сильно дернул ее за ухо.

Та вскрикнула, залилась пронзительным плачем.

— Слышишь, начальник, так что смотри у меня, чтоб никаких глупостей! Не надо пытаться меня остановить, этот номер у вас не пройдет, поверь. Я свое дело знаю и не остановлюсь ни перед чем, тем более терять мне нечего.

— Не трогай детей! — прокричал полковник Савельев, кусая себе губы.

Казалось, полковник рассчитал все, но ему даже и в голову не могло прийти, что все повернется иначе.

Он предполагал, что будет стрельба, погоня, но то, что бандиты возьмут в заложники детей, этого предположить он не мог. Да он и не знал, что на этой полуразвалившейся МТС живут люди.

Через час бойцы спецназа были на МТС, железные двери гаража оказались закрыты.

— Слушай, Курт! — прячась за ржавой цистерной, прокричал Комбат, — Отпусти детей! Возьми в заложники меня.

— А на хрен ты мне нужен! С тобой слишком много возни. Только не вздумайте штурмовать гараж, я взорву детей.

— Верю, верю! — крикнул Комбат, а затем пополз к Савельеву.

Тот находился за углом здания, которое когда-то являлось конторой МТС, и в котором жила семья казахов.

— Ну, полковник, что будем делать?

— Не знаю, наверное, попытаемся штурмовать гараж. Забросаем гранатами со слезоточивым газом и попробуем взять.

— Ничего у тебя не выйдет. Это надо было делать ночью, упустили время.

— Упустили, упустили, что уж сейчас об этом говорить. Время назад не наверстаешь. К сожалению, повернуть вспять события невозможно.

Курт подозвал к себе Сильвестра.

— Что?

— Знаешь, что плохо? — негромко спросил Курт.

— Что? — повторил Сильвестр.

— Да то, что нас здесь слишком много, что мы не влезем в одну машину, детей трое и нас с раненными пятнадцать.

— Что ты предлагаешь?

— Отделаться от лишних и двинуться втроем с детьми.

— Да ты что, Курт? — даже Сильвестр не ожидал подобного поворота в разговоре.

— Такой компанией мы не вырвемся, кто-нибудь сделает что-нибудь не так, и мы пропали, а так у каждого из нас будет гарант — каждому по ребенку. Тебе кто, Сильвестр, больше нравится, мальчик или девочка?

— Мне все равно. Как ты это представляешь?

— Никак не представляю, — Курт говорил шепотом, едва слышно.

Сиваков с автоматом в руках, грязный, с рассеченной бровью пристально смотрел на Сильвестра и Курта.

«Что замышляют, эти мерзавцы? Ведь они могут меня бросить, зачем я им… Хотя…»

Он понял, кого-кого, а именно, его Курт не оставит.

Ведь у Сивакова есть деньги.

— А Сиваков? — Сильвестр кивнул в сторону Ильи Даниловича, вернее, даже не кивнул, а лишь скосил глаза в его сторону.

— Он пойдет с нами.

— А зачем он нам?

* * *

Комбат посмотрел на часы, до конца времени, предложенного Куртом, было еще десять минут.

— Подберезский, иди сюда.

Андрей подошел.

— Что ты предлагаешь?

— Не знаю, командир, тебе решать. Если бы не дети, забросали бы их гранатами, взорвали бы их к чертовой матери, пусть бы сдыхали под обломками гаражей.

— То-то и оно, Андрюха, не можем мы так сделать, не можем.

— А если попытаться туда ворваться, попробовать уложить всех в ближнем бою.

— Рискованно, шансов слишком мало.

Подберезский говорил, прекрасно понимая, что прав Комбат, как всегда, тот чувствует ситуацию лучше.

— Андрюха, вот что. Шмелева мы с собой не берем. Сейчас садимся и гоним на аэродром, там забираемся в самолет и попытаемся освободить детей.

— Но ведь их много, командир.

— Много то много, но и мы с тобой не лыком шиты.

Идешь?

Подберезский кивнул.

— А Пехота?

— Он, конечно, парень что надо, но в этом деле не помощник. Чем меньше нас будет, тем лучше. Честно говоря, мне и тебя брать не хочется.

— Нет, я пойду.

— Я сказал — нет. Пойду один Комбат подошел к Савельеву.

— Полковник, надо принимать их условия. Я залезу в самолет и попытаюсь разобраться с ними там, иного выхода у нас нет.

* * *

Курт взглянул на часы, оставалось пять минут.

— Так, давай детей в яму, — Курт перешел на шепот, — вначале надо отделаться от наших друзей.

Он объяснил Сильвестру что надо делать, затем подозвал к себе Сивакова.

— Слушай, Сиваков, бери автомат. Сейчас предстоит неприятная, но нужная работенка.

Сиваков в ответ лишь кивал, давно поняв, что в данной ситуации лучше для него отказаться от любой инициативы и выполнять лишь то, что говорит Курт.

Сильвестр обошел всех своих людей, прячущихся по разным углам, сказал, чтобы стягивались к дальней стене, самой толстой. Когда все собрались, Курт, стоя возле ямы в которой плакали дети, произнес:

— Может кто-нибудь из вас думает о том, что лучше сдаться, поднять руки и покинуть гараж, тогда, пожалуйста, я не против. Остальные будут стоять до конца.

Воцарилось тягостное молчание. Наконец, четверо двинулись вперед.

— Что, сдаетесь?

— И вам советуем, — сказал парень с переломанным носом и смятыми ушами, — они никого не пощадят, я знаю этих спецназовцев. А так.., тюрьма все-таки лучше.

— Если ты так считаешь, то валите вперед. Сильвестр откроет ворота.

Еще двое сделали неуверенные движения. Курт сплюнул себе под ноги.

— Валите, валите, баба с воза — коню легче.

Пословица прозвучала довольно-таки зловеще.

— Эй, вы там! — прокричал Курт, подойдя к пролому в стене.

— Слышим тебя, — ответил полковник Савельев. , — Тут время истекает, но у меня есть к вам просьба. Кое-кто пожелал сдаться, так что вы примите их по-человечески, не обижайте, они люди хорошие, положительные.

И махнув рукой, подал знак Сильвестру, чтобы тот открыл тяжелые железные ворота, наверное, единственное, что сохранилось хорошо. Ворота скрипнули и в узкую щель, образовавшуюся между створками, двинулись желающие сдаться.

Они выходили по одному с поднятыми руками, шли медленно, можно сказать брели, головы опущены, глаза бегали. Они понимали, что спецназовцы с ними церемониться особо не будут, поэтому не делали лишних движений.

Ворота захлопнулись. Бандиты еще стояли у гаража метрах в десяти от ворот.

— А теперь смотри, что будет, — Курт быстро схватил автомат с полным магазином и принялся расстреливать тех, что стояли в углу гаража.

Он стрелял не жалея, слышались крики, стоны, вопли — все это было настолько неожиданно, что никто не успел среагировать. Через три минуты Сильвестру осталось лишь добить раненных.

Что произошло в гараже, ни полковнику Савельеву, ни солдатам, окружившим гараж было непонятно.

— Ну вот, — после того как все окончилось, пробормотал Курт, — можно было пришить и тех, всех до единого, они ведь были как на ладони. Но они сами выбрали свою судьбу, может быть, они и останутся в живых.

— Эй, начальник! — прокричал Курт.

— Что там у тебя? — спросил Савельев.

— Да ничего страшного, все в порядке, главное, мои заложники целы. Хочу тебе напомнить, что время истекло. Так что освобождай дорогу и не вздумай делать лишних движений, ты меня знаешь.

— Знаю, знаю, не спеши, самолет еще не готов, Я только что туда звонил.

— Я сейчас сам позвоню. Мой приятель свяжется с летчиками. Набери аэродром, — сказал Курт, обращаясь к Сивакову.

Они уже сидели в машине. Ашиб и его жена, русская женщина, связанные по рукам и ногам, лежали на полу микроавтобуса. Дети сидели на переднем сиденье, все трое. Курт прятался за ними. Лишь детские затылки возвышались над спинками.

— Ты свое стекло подними, — сказал Курт Сильвестру, — а ты, Сиваков сейчас откроешь дверь гаража.

Автобус медленно выкатился.

— Мерзавец, подонок, козел! Сволочь! — шептал Савельев, увидев перекошенные страхом детские лица, — Сука! Я бы тебя на суку повесил.

Автобус медленно, как катафалк, катился по двору. Девочка, сидящая с краю вздрагивала, она прикрывала грязными ладошками личико и трясла головой, словно пыталась сделать так, чтобы все происходящее, как страшный сон, закончилось и, как можно скорее. Но все еще только начиналось.