Андрею Рублеву снился довольно-таки странный сон. К нему и раньше, после выпивки, ночью приходили видения будто бы он летает, но в прежние времена это происходило совсем не так, как теперь. Он, продолжая пребывать во сне, мягко отрывался от земли и взлетал.

При этом он мог управлять полетом. А сегодня даже холодный пот выступил у него на спине, когда ему приснилось следующее.

Он вместе со своим старшим братом Борисом Рублевым сидит в квартире, в которой жили с родителями детьми. Старая, знакомая с детства мебель во сне казалась Андрею Ивановичу почти игрушечной. Огромный стол, под который он забирался, чтобы спрятаться от родителей, доходил ему сейчас только до середины бедра. Сон был реальный, яркий, со звуками и запахами. Он даже ощущал, как становятся мокрыми лакированные подлокотники кресла, в котором он сидел, рассуждая о житии-бытии со своим старшим братом. И тут дверь в комнату открылась, и он увидел в проеме неясный силуэт высокого, немного полного мужчины. Лица Андрей не разглядел, яркий свет бил из коридора, ярко очерчивая вошедшего в комнату. И вот тогда Андрей понял, что за ним пришли чтобы увести навсегда.

«Это смерть!», — пронеслась в его голове мысль и тело сковал смертельный ужас.

А Борис вроде бы и не замечал вошедшего, продолжал улыбаться, сидя к тому спиной. И тут Андрей ощутил, что его тело теряет вес. Мокрые подлокотники выскользнули из пальцев, и он стал медленно подниматься к самому потолку комнаты, словно бы повинуясь беззвучному жесту вошедшего мужчины. Тот неторопливо возносил руку и манил Андрея к себе пальцем. Андрей Рублев уже поднялся до потолка и как отчаянно не греб воздух руками, его несло к двери.

— Борис, помоги! — закричал он. — Помоги! — протягивая к брату левую руку.

Он чувствовал, как до боли растягиваются сухожилия. Борис привстал и попытался поймать его кисть.

— Помоги! — еще раз крикнул Андрей, чувствуя, как его медленно возносит к потолку.

Борис Рублев подпрыгнул, схватил его за руку и резко потащил вниз. Мужчина, стоявший в дверях, недовольно покачал головой и вышел, громко щелкнув замком.

— Да проснись же, ты, Андрей! — услышал Рублев-младший то ли во сне, то ли эти звуки приходили к нему уже из настоящего мира.

Он сперва проснулся, а лишь затем открыл глаза и увидел стоящего рядом с его постелью Бориса. Увидеть того целиком было бы очень сложно, уж очень огромным и сильным был старший брат Андрея. Сперва Рублеву-младшему показалось, что полумрак в комнате — из-за сдвинутых штор, но переведя взгляд на окно, он сообразил, еще очень рано, что-то между семью и восемью, да вдобавок на улице моросит дождь.

— А ну-ка, поднимайся! Всю жизнь проспишь, — приказал ему Борис.

Болела голова, сердце натужно сокращалось, разгоняя отравленную алкоголем кровь по жилам.

— Какого черта! — Андрей тряхнул головой и сделав над собой усилие, сел на кровати. Потянулся к тумбочке, взял с нее часы и какое-то время смотрел на циферблат ничего не понимая. Он никак не мог отличить большую стрелку от маленькой.

— Половина восьмого, — наконец со злостью произнес он и посмотрел на брата. — Ты хоть помнишь когда мы вчера легли спать?

— Ты лег в три часа ночи, — ответил ему Борис, даже не задумываясь. — А я…

— Я помню, вы с ребятами еще оставались сидеть, — Андрей привстал, чтобы заглянуть в соседнюю комнату.

Он опасался, что двое бывших сослуживцев Бориса, которых он отыскал в Питере, до сих пор сидят у него в квартире. Андрею сделалось стыдно за вчерашний вечер. Он вспомнил, как учил гостей застольной песне:

Налей полней стаканы!

Кто врет, что мы, брат, пьяны?

И это при том, что сам не помнил слов до конца, а о музыке имел отдаленное представление.

«Сколько же я вчера выкурил? — подумал Андрей почему-то именно о сигаретах, а не о водке, наверное, потому, что ему с трудом дышалось. — Лечь и забыться», — решил он, откидываясь на подушку.

Но Борис Рублев стащил-таки с него одеяло и то ли предложил, то ли приказал:

— Каждое утро должно начинаться с зарядки.

— Мне голову трудно повернуть.

— Ничего, пробежишь пару километров по улице и вмиг отрезвеешь.

— Я трезв. Мне бы аспирину или алкозельца…

— С потом все из тебя выйдет. Химия — дрянь, физкультура — здорово. Упал-отжался и порядок!

Борис Рублев, приехавший три дня назад погостить к брату в Питер, вынул из чемодана спортивный костюм и насвистывая незамысловатую мелодию без конца и без начала, принялся облачаться в него. Андрей понял, в покое его не оставят, придется бежать, хоть он и слабо представлял себе как это у него получится — он с трудом отрывал ноги от пола.

Зашел в туалет, в ванную и только после этого заглянул на кухню. Он ожидал увидеть полную раковину грязной посуды, ведь как-никак он с братом и с гостями начал пить сразу, как только приехал из банка, то есть, после шести вечера. На удивление раковина оказалась девственно чиста, сияла полированной нержавеющей сталью не хуже, чем сияет пряжка на солдатском ремне начинающего службу бойца.

«Ничего себе, — подумал Андрей, — это когда же он поднялся если посуду успел помыть и пол подмести?»

Собака — длинношерстный колли, — которую Андрей завел себе полгода тому назад, не была приучена к таким ранним подъемам. Но поскольку звери на часы не глядят, с радостным лаем бросился на кухню вслед за хозяином, предчувствуя скорую прогулку. Кличку своего пса Андрей не любил. Пришло же в голову людям назвать его Диком, словно какую-то дворняжку! Но собаку Рублеву-младшему подарили в полугодовалом возрасте с уже готовой кличкой. А давать новую, если пес откликается на старую, ему и в голову не пришло.

— Дик, хорошо тебе.

Пес смотрел на Андрея Ивановича так, словно спрашивал: Почему же хорошо?

— Ты не пил вместе с нами.

Андрей помнил точно, что старался пить только каждую вторую рюмку, если считать по тем, которые выпили старший брат и его гости. Но все равно ему пришлось не по себе когда он увидел на широком кухонном подоконнике семь пустых бутылок из-под водки. В восьмой спиртное плескалось лишь на дне.

«Это значит я выпил…» — и тут же Андрей понял, лучше не подсчитывать, и так чуть живой.

— Надевай спортивный костюм, бездельник и пьяница, — послышалось из гостиной.

— Нет его у меня, — злорадно ответил Андрей.

Борис Рублев такого ответа не предвидел. Два дня он еще мог наплевательски относиться к собственному здоровью и к здоровью младшего брата, но на третий, когда нужно уже отъезжать из Питера в Москву, он решил преподать Андрею урок.

— Что-нибудь у тебя да есть.

Он распахнул встроенный шкаф и тут же увидел сумку с торчащей из нее ручкой теннисной ракетки. Заскрипела молния, и Борис вручил Андрею его теннисный костюм — шорты, тенниска и стеганая безрукавка.

— Ты что, очумел, Борис? Дождь на дворе, а я в шортах побегу?

— Беги голышом, если тебе так больше нравится.

— Мне никак не нравится.

— Забыл, небось, как в армии служил. Там тебя никто не спрашивал.

— Я не в армии.

— А мне какая разница: банкир ты или салага?

Борис присел и почесал Дика за ухом. Пес тут же разомлел, приоткрыл пасть, вывесил длинный розовый язык и радостно завилял хвостом.

— Вот и ему радость.

«Почему я не пошлю его к черту? — думал Андрей. — Хочет бежать, пусть бежит. От таких утренних пробежек не столько здоровья наберешься, сколько насморк подхватишь или инфаркт приключится».

А Борис уже шутя наносил Андрею удары в плечо, в грудь, не больно, а лишь фиксируя прикосновения.

— А ну, защищайся!

— Ты видишь, я же полумертвый.

— Оживешь.

Борис Рублев распахнул дверь, сгреб в пригоршню ключи и вышел на площадку. Андрей единственное что успел сделать, так это снять с вешалки намордник с поводком и подчиниться старшему брату. Пока они ждали лифта, Андрей надел на нежелающего слушать его Дика намордник, защелкнул карабинчик на шее и оказавшись в кабинке, тут же привалился к белой пластиковой стене. Гудение лебедки подъемника отдавалось во всем теле, тошнота подкатывалась к горлу.

«Мне сегодня после обеда, — подумал Андрей, — еще столько дел предстоит в банке! Нет, я точно умру».

Створки лифта разошлись, и Борис трусцой выбежал на площадку. Дик повизгивая, — лаять ему не давал тесный намордник, — бросился вслед за Рублевым-старшим. Поводок натянулся и Андрея буквально выволокли из лифта.

— Пошел, пошел! — торопил его Борис.

На улице, как показалось Андрею, свирепствовал ветер, мелкий дождь тут же заставил втянуть голову в плечи. Внешне неторопливо и размеренно, но на самом деле очень быстро Борис Рублев побежал. Дик держался рядом с ним и Андрею ничего не оставалось как двигаться следом, хоть ему и казалось, что еще пара шагов и он упадет лицом на асфальт. Ноги тут же покрылись гусиной кожей, а лицо испариной.

Борис завернул в арку и вот они уже бежали по пустой в раннее время улице. Дик путался под ногами, норовил обкрутить поводком бегущего Андрея. Затем он присмотрел себе дерево — старую в наплывах липу — и остановился возле нее, задрав заднюю лапу.

— Погоди! — крикнул Андрей Борису.

— Чего? — тот остановился, но продолжал бежать на месте.

— Собака нужду справить хочет.

— Догонит.

И не успел Андрей возразить, как Борис Рублев нагнулся, отстегнул поводок от ошейника и снял с Дика намордник. Тот благодарно залаял. Лай гулким эхом разнесся по еще спящей улице.

— Нельзя, — пытался образумить Бориса Андрей, — милиция встретит, оштрафует.

— Собаку мучить нельзя, ей на воле побегать хочется, а с милицией я говорить буду…

Собаке конечно хотелось побегать на воле, а вот Андрею — нет.

Но что сделаешь, старший брат и есть старший брат.

Привык слушаться его в детстве, приходится слушать и теперь, хотя есть все возможности послать его к черту.

Ощутив свободу, пес понесся по тротуару, разбрызгивая воду из луж, успевая засунуть свой длинный любопытный нос в каждую щель, обнюхать каждое окно подвального этажа. У Андрея закололо под ложечкой, но он не рискнул сбавить темп, боясь отстать от старшего брата. Пот уже заливал глаза, тенниска стала насквозь мокрой. Сверху ее промочил дождь, изнутри — пот.

— Чувствуешь, как выходит отрава? — Борис Рублев побежал рядом с братом.

— По-моему, это из меня уходит жизнь, — мрачно отвечал тот мучителю, надеясь, что издевательство закончится, когда они обегут квартал.

Но его ожиданиям не суждено было сбыться. Борис пробежал перекресток и дорога пошла в гору. Темп увеличился. Сперва Андрей не понял почему, но затем увидел впереди бегущую девушку в облегающем трико, причем, так туго, что ясно виднелись все складки на ее теле. А лишних складок не было — ровно столько, сколько положено природой.

Девушка обернулась, заслышав за собой мерное сопение Комбата. Острые соски ее небольшой груди рельефно выпирали из искрящегося ликрой трикотажа.

На лице Комбата засияла немного глуповатая, но вполне милая улыбка.

Дик сразу же понял замысел брата своего хозяина, к которому за эти два дня успел проникнуться безграничным доверием, и тут же, опередив девушку, побежал прямо перед ней, словно бы хотел немного придержать ее, не дать ей свернуть или двигаться немного быстрее.

Так, наверное, поступали его далекие предки, завидев отбившуюся от стада овечку. Трогать не трогали, но подгоняли к пастуху.

— Доброе утро, — пробасил Комбат, абсолютно забыв о своем несчастном брате, с которого сходил уже седьмой пот.

Бежавшая чуть посторонилась, но Дик тут же оказался возле ее ног и громко тявкнул, предупреждая, что таких мужчин, как Борис Иванович, обижать не стоит.

— Доброе утро, — холодно отвечала любительница утренних пробежек и тряхнула волосами.

Тысячи мелких капелек полетели в стороны, вспыхнув в неярком утреннем свете. Дик тоже встрепенулся, и точно так же засверкали капельки. Не удержавшись, девушка засмеялась.

— Хороший пес, добрый.

— У хорошего хозяина и собаки хорошие.

— Да, наверное, — глубоко вздыхая после каждого слова, отвечала она. — Правда, бегать я предпочитаю все же в одиночестве.

Борис Рублев пожал широкими плечами и, немного повернув голову, скосил глаза. Андрей, к которому уже пришло второе дыхание, держался вполне сносно, отстал всего лишь шагов на двадцать, не больше.

— Часто бегаете?

— Каждое утро.

— Наверное, не всегда спокойно проходят пробежим?

— Что вы имеете в виду?

— Вы такая красивая, соблазнительная в этом наряде. Может найтись кто-то.

— Я умею бегать очень быстро. И вы, кстати говоря, не первый, кто пытается ко мне пристать.

— Дик, слышишь, она думает, что мы хотим к ней пристать, — пожаловался псу Комбат, хотя, по большому счету девушка была права.

— Честно говоря, я не вижу в этом ничего плохого, пока дело не доходит до действия, а говорить можно обо всем. Хотя, по-моему, вы не особый любитель разговоров.

— Почему вы так решили?

Наконец-то бегунья заметила и Андрея, криво усмехнулась.

— Наверное, ваш Друг не очень большой любитель здорового образа жизни.

— Это мой младший брат.

Андрею сделалось обидно вдвойне. Борис вытащил его на пробежку, хотя он этого абсолютно не желал, а теперь еще заводит знакомство с хорошенькой бабенкой.

«А мне-то что с этого обломится?» — подумал Андрей, прикидывая в уме сколько они пробежали.

Получалось никак не меньше километра.

"А все-таки спиртовая отрава и впрямь из организма выходит, — Рублев-младший чувствовал, как пульсирует кровь в теле, как с потом выходит вся гадость, от которой болела голова. Мышцы живота, которых он обычно не ощущал, сделались сейчас упругими и даже временами приходилось подтягивать короткие шорты, ставшие несколько тяжеловатыми от впитавшегося в них дождя.

— По-моему, вы меня совсем не боитесь, — сказал Комбат.

— Естественно. Опасаться нужно тех, кто пытается сразу же обращаться на «ты». Да и собака у вас милая.

Кобель?

— Пес не мой, брата. И вообще я не питерский.

— Про вас я не спрашивала.

Комбат хоть и был грузен с виду, но не внушал девушке никаких опасений. Ей почему-то казалось, что мужчина, совершающий утренние пробежки, не способен к мерзостям, во всяком случае, во время бега. Ведь это для него наверняка святое.

Она решила подзадорить Комбата и побежала чуть быстрее, зная по опыту, что немногие мужчины подолгу выдерживают такой темп, особенно курящие. А то, что Комбат курит, она уже поняла по характерному хрипу спутника-бегуна.

— Нам, наверное, по дороге? — поинтересовалась девушка, сбавляя темп.

— Честно говоря, я не знаю куда мы бежим, — Комбат еще раз обернулся, чтобы убедиться, в пределах ли видимости находится Андрей.

Наконец и Дику стало стыдно за то, что он бросил хозяина на произвол судьбы. Еще раз крутнувшись под ногами у девушки, он ринулся к Рублеву-младшему и побежал рядом с ним. Андрей только опасливо вглядывался, не видно ли где милиционера, еще не хватало, чтобы его оштрафовали в это утро за выгул собаки без поводка и намордника.

— Есть тут один парк, со снарядами. Туда и бегу.

— Что ж, бежим вместе.

Девушка резко свернула, пересекла улицу в неположенном месте и быстро вскарабкалась на скользкий откос, поросший рыжей травой. Впереди расстилалось море деревьев, расчерченных дорожками. На площадке, выложенной бетонными плитами, высились сваренные из металлических труб снаряды для занятий гимнастикой.

Турники, труба, подвешенная на цепях, горки с перекладинами, даже укрепленные на шарнирах грузы с ручками, что-то наподобие штанг, сделанных таким образом, чтобы их никто не унес домой, хотя сделать такое было бы под силу только человеку комплекции Комбата.

Борис, оказавшись в обществе женщины, или терялся, когда дело касалось разговоров, или же демонстрировал свои достоинства, если дело касалось физических упражнений. Он лишь немного походил быстрым шагом, потирая руки, а затем взялся за гриф штанги и принялся часто-часто поднимать ее. Большая ржавая труба, связывающая груз с шарниром, натужно скрипела. А бегунья тем временем, уперев одну ногу в верхнюю перекладину лестницы, испытывала гибкость тела. При этом казалось, что кости у нее отсутствуют напрочь.

Комбат не мог удержаться, чтобы не бросать на нее короткие взгляды. Рельефность тела тонкий спортивный костюм только подчеркивал, а не скрывал. ;

Наконец над откосом показалась абсолютно мокрая голова Андрея Рублева, волосы прилипли ко лбу. Вряд ли кто из его близких знакомых узнал бы в нем заместителя управляющего банком «Золотой дукат».

— Ну что, отпустило? — поинтересовался Комбат, в тридцатый раз поднимая на уровень груди пятидесятикилограммовый снаряд.

— Ты знаешь, самое странное — да. Сперва думал, умру, сердце билось так, что чуть ребра не треснули.

А потом стало совсем легко, летел будто по воздуху.

И тут Андрею вспомнился сегодняшний сон.

— Меня Андреем зовут, — обратился он к девушке, уверенный, что она и Комбат уже познакомились.

— Очень приятно, — проговорила она, ложась грудью на ногу, задранную выше головы, — А ее как зовут? — шепотом поинтересовался Андрей у брата.

— Черт ее знает, не познакомились.

— Вот те на! А я-то думал вы уже о многом без меня договорились.

— Для того, чтобы договориться, не обязательно знать имя, — резонно заметил Комбат, наконец-то опуская пятидесятикилограммовый снаряд на землю и без малейшей передышки переходя к перекладине.

Конструкция из тонких труб зашаталась, когда Комбат совершал подъемы с переворотом один за другим.

— Вы в самом деле не познакомились? — спросил Андрей, повиснув на лестнице и поднимая от земли ноги.

— А меня зовут Марина, если это только может что-то изменить, — засмеялась девушка и поняв, что силы у Рублева-младшего на исходе, предательски предложила:

— Если хотите подтягиваться, то занимайте перекладину, потому что я скоро перейду на нее.

И самое странное, у Андрея получилось подтянуться Тринадцать раз — столько, сколько он умудрялся подтягиваться, учась на третьем курсе института, хотя был уверен, что дотянуться подбородком до перекладины больше пяти раз ему без тренировок уже не удастся.

Возвращались из парка уже вчетвером — Андрей, Борис, Марина и Дик. Прежней натянутости в отношениях как не бывало. Девушка смеялась несколько грубоватым добродушным шуткам Комбата. Тот уже успел разглядеть, что у нее нет обручального кольца, и тут же сказал об этом вслух.

Андрей радовался тому, что издевательствам над ним приходит конец, что Борис сегодня улетает и значит никто больше не посмеет вытягивать его утром из постели, чтобы бросить под холодный дождь.

— Ну вот я и дома, — Марина остановилась возле арки, ведущей во двор, и присела, чтобы погладить пса.

Дик, который обычно не позволял чужим прикасаться к себе, и ухом не повел, а даже попытался лизнуть девушку в лицо.

— Так и знала, целоваться полезет. Все мужики такие.

— Ну вот и отлично, — сказал Комбат, протягивая ей руку на прощание — так, словно бы она была мужчиной. — Больше вам не придется бегать одной.

Сердце у Андрея сжалось. Он понял что готовит его брат.

— Вы побежите в то же время завтра? — еще не понимая подвоха, спросила Марина.

— Нет, мой брат теперь будет бегать. Так что, когда выйдете из дому, не спешите, бегите трусцой, а он вас нагонит, — две пары глаз смотрели на Андрея.

— Вообще то… — начал он, — иногда есть дела с утра, я человек занятой, может не получиться, — он пытался найти что-нибудь более весомое в свое оправдание, но никак не мог этого сделать.

— Да ладно, не очень-то и хотелось, — обидевшись, сказала Марина и легко побежала во двор.

— Зачем ты девушку обидел?

— Я? — изумился Комбат. — Я тебе ее нашел на улице, можно сказать, сдал на хранение, а ты бегать по утрам отказываешься.

— Честно говоря, не очень-то хочется.

— Из тебя хмель вышел?

— Конечно.

— Так чего же тут плохого?

— Не станешь же пить каждый день, — попытался отшутиться Андрей, но тут Комбат толкнул его в плечо и заставил бежать.

Андрей рассчитал свои силы так, чтобы их хватило до подъезда, но тут его ждал еще один сюрприз. Борис запретил пользоваться лифтом и погнал его впереди себя по лестнице. Оказавшись в квартире, Андрей разделся прямо в прихожей и залез под душ. Ему было уже все равно какая вода льется — горячая или холодная — он не ощущал температуру, как и не мог представить себе который сейчас час. Выйдя из ванны, он с удивлением обнаружил, что на все про все, начиная с насильственного подъема с кровати, у него ушло ровно сорок пять минут, то самое время, которое он тратит обычно чтобы попить кофе, да почитать утренние газеты.

— Дохлый ты какой-то, — Комбат критично осмотрел Андрея, который одевал деловой костюм.

— Не знаю, ты первый, кто это говорит.

— В костюме ты еще ничего смотришься, а когда голяком, то и смотреть гадко.

— Я не женщина, что бы на меня мужикам было приятно смотреть.

Если во время пробежки они выглядели все-таки братьями, то теперь, когда на Андрее был темный деловой костюм, а на Комбате джинсы, свитер и потертая кожаная куртка, они выглядели совсем разными людьми. Да, такое бывает даже между братьями. Андрей был больше похож на мать, а Комбат во многом походил на отца.

— Утомил я тебя, наверное, — признался Борис, усаживаясь в кресло и позволяя себе первую за этот день сигарету. — Ух, как курится! — с удовольствием он выдохнул ароматный дым. Это потом, в течение дня они кажутся уже безвкусными, а первая — она как первая женщина.

Такое сравнение Андрею не понравилось, но он возражать не стал, тоже закурил и понял всю справедливость утверждения своего старшего брата.

— Вот и посидели на дорожку, — Комбат раздавил в пепельнице окурок.

И Андрею показалось, захоти Борис, он раздавил бы большим пальцем и хрустальную пепельницу на журнальном столике.

— Ты уж извини, дел у меня много, — извинился Рублев-младший, — иначе я бы тебя и в аэропорт проводил.

— Не маленький, не заблужусь.

Комбат поднялся, как-то уж слишком буднично сунул руку брату, но тем не менее крепко пожал ему ладонь.

— Не бойся, улечу, больше мучить не стану. Небось, надоел тебе со своими друзьями?

— Что ты, приятные парни. Среди банкиров таких не встретишь.

— То-то! — и тут совсем по-мальчишечьи Комбат щелкнул Андрея в нос и тут же вышел, унося на плече объемную брезентовую сумку.

«Вот же черт, — подумал Андрей, — умеет Борис не меняться! Каким был, таким и остался. Хотя… Хорошо это или плохо, сразу не скажешь. В его возрасте уже стоило бы как следует задуматься. Ни денег, ни жены».

И тут Андрей понял, что обманывает себя. Собственная жизнь ему не очень-то нравилась. Вряд ли найдется в мире человек, который с малых лет мечтает стать банкиром.

Всякому в детстве хочется стать героем, но мало кто достигает цели. А вот Борис достиг. И не в орденах дело.

Рублев-младший взял телефон и позвонил в банк, чтобы ему прислали машину. Конечно, он мог бы поехать и на собственной, но в его положении сидеть за рулем, когда едешь на службу, считалось почти неприличным. Не сумел побороть систему, в которую пришел.

Система навязала ему свои правила игры — впрочем, приятные.

Он ехал по городу, глядя сквозь затемненное стекло на дома и на узкую полоску неба над ними и думал о том, что при всех своих деньгах он куда менее свободен, чем Борис. Тот, если ему взбредет в голову, может позволить себе за четверть часа собрать сумку и отправиться куда глаза глядят, куда душе угодно. А у него все расписано наперед в черном еженедельнике: встречи, совещания, проверки. Даже отпуск и тот он вынужден планировать за год вперед.

Оказавшись за рабочим столом, Андрей не почувствовал облегчения. Он с неприязнью смотрел на безжизненный пока еще компьютер, на бумаги, которые ему предстояло подписать, и в каждой из них видел подвох.

То, что Борис приезжал к нему в гости, выбило Андрея на какое-то время из рабочей колеи. И теперь вновь приходилось думать о делах и не просто думать, а принимать решения. Растерянность длилась недолго — если человек умеет что-то делать хорошо, то он делает это не задумываясь.

Прошло всего четверть часа, а Андрей уже целиком погрузился в работу. Он молниеносно решал стоит ли предоставлять кредиты, следует ли увеличивать количество акционеров. И теперь, после его подписи, бумагам предстояло утверждение на собрании управляющих и директоров банка. Самое странное, что сложные проблемы решались легко, а вот одна, казалось бы, не стоившая выведенного яйца, не выходила из головы у Андрея Ивановича Рублева.

Уже несколько лет, как он довольно хорошо знал Аркадия Петровича Гетмана, бизнесмена, поднявшегося на торговле стиральными средствами. В свое время он су мел организовать солидное дело по оптовой закупке стиральных порошков, отбеливателей, полоскателей и прочей дребедени. А затем и создал сеть реализаторов с лотков. Рублев считал, что ему с этим знакомством повезло, поскольку Гетман начинал в его банке, и процветание дела Аркадия Петровича являлось одновременно вкладом в процветание банка «Золотой дукат». Дела требовали много времени и в последние годы они виделись редко и то мельком. И вот перед самым приездом Бориса Аркадий Гетман пришел к Андрею с абсолютно диким на его взгляд предложением. Он собирался снять со счетов, обналичив больше половины своих свободных средств, и сумма была кругленькой — полмиллиона долларов.

Сперва Андрей Рублев подумал, что у Аркадия случилась какая-нибудь беда. То ли племянницу украли бандиты и требуют выкуп, то ли залетел в каких-нибудь разборках и теперь приходится платить откупную.

Но Аркадий уверял, что у него все отлично и деньги нужны для одного очень прибыльного дела. По словам своего знакомого Андрей понял, тот и впрямь рассчитывает на большую прибыль. Если бы что-то плохое случилось, не было бы такого блеска в глазах, не был бы Аркадий Гетман так возбужден. Естественно, отказать Рублев ему не мог, деньги в конце концов принадлежали Аркадию и он был волен делать с ними все что угодно. Но как понимал Рублев-младший, изъятие такой суммы угрожало всему делу, всей торговле Гетмана.

И он пытался убедить его, что не стоит спешить с принятием решения.

Но Аркадий Петрович был непреклонен — ему нужны деньги и как можно скорее.

— Не подумай, что мною движут личные интересы.

Но если бы я мог, то денег тебе не дал бы.

— Почему?

— Когда к тебе заходит сосед и просит дать ему веревку покрепче и кусок мыла посуше, спешить не станешь.

— А может ему белье постирать надо?

— У тебя, Аркаша, вид больного шизофренией.

Гетман засмеялся:

— Если бы ты знал, если бы я мог тебе сказать куда пойдут эти деньги, ты бы долго смеялся и просил взять тебя в долю.

— Я буду рад, если ошибусь, — ответил Рублев и тут же добавил:

— Как ты понимаешь, Аркадий, я не могу сразу обналичить такую большую сумму. Одно дело, если бы речь шла о безналичном перечислении…

— Да, я понимаю… Как скоро ты сможешь это сделать?

— Дня два-три, — сказал Андрей в душе надеясь, что за это время Гетман передумает и откажется от какой-то бредовой затеи, якобы сулящей огромные прибыли. А по своему опыту Рублев знал, что обычно очень прибыльные дела оборачиваются потерей денег.

— Но ты же практически занулишь счета, оставив одни оборотные средства!

Гетман хихикнул:

— Если бы ты, Андрей, только знал. Да ничего, потом, когда все удастся, ты посмеешься вместе со мной и обещаю, мой оборот через твой банк сделается еще круче.

— Рад буду, — сухо ответил тогда Андрей.

И вот сегодня ему предстояло отдать последние распоряжения по переводу безналичных денег на счета фирмы, которые могли обналичить деньги для Гетмана.

Совершал эту операцию Андрей с тяжелым сердцем. Он оформил необходимые бумаги и вышел в приемную.

За компьютером сидела его молоденькая секретарша Нина Иванова. На экране монитора в разграфленных квадратиках перескакивали шарики. Завидев шефа, Нина тут же переключила программу и напустила на себя деловой вид, будто вовсе не играла, а все то время, пока Андрей Иванович находился в кабинете, занималась работой. Рублев не стал делать ей замечание. К чему? Работу она успевает выполнять, а поиграть на компьютере он и сам иногда любил.

Как водится, все компьютеры банка «Золотой дукат» были подключены в локальную сеть и при желании и при знании паролей с любого из них можно было отслеживать операции, проводящиеся на других компьютерах. Но против злоупотреблений имелись и свои уловки. Например, фиксировались все сбросы информации на дискеты, фиксировались все запросы. Далеко не каждый мог получить доступ к главному хранилищу информации. Основной ее объем находился в компьютере Андрея Рублева, если не считать, конечно, головного сервера.

— Сделай переброску, — сказал Андрей Рублев так, будто речь шла о каких-то копейках.

Сам он устроился рядом с Ниной Ивановой и внимательно следил за тем, что происходило на экране монитора. А девушку почти не волновали астрономические цифры в российских рублях. В их банке проходили сделки и покруче. Она старательно выполнила все операции, потом получила подтверждение тому, что средства зачислены на счета, тем более, счета фирм, производящих обналичку, так же принадлежали банку «Золотой дукат». В общем, операция была внутренней. Но человеку, сведущему, знающему чем занимаются эти фирмы, было понятно, клиент решил занулить счета и обналичить деньги.

Убедившись, что все произведено в соответствии с инструкцией и пожеланиями Аркадия Петрович, Андрей тяжело вздохнул и перешел в свой кабинет. Снял трубку телефона, позвонил Гетману. Тот отозвался тут же.

— Да, Андрей.

— Привет, Аркадий, — в голосе Рублева не чувствовалось особой радости.

— Ты чем-то огорчен?

— Да нет, устал просто. Все сделал как ты просил.

Теперь твои деньги — это уже не мои проблемы.

Аркадий засмеялся:

— Ничего, Андрей, не расстраивайся. Скоро вновь все пойдет своим чередом.

— Ты будешь в городе?

— Нет, придется на недельку-другую отскочить.

А потом, — Аркадий цокнул языком, — приглашу тебя отметить мой успех.

— Спасибо, — Андрей повесил трубку и подпер голову руками.

Не нравилось ему то, что затеял Аркадий. Обычно знакомые советовались с ним, стоит ли вкладывать деньги в рискованные предприятия. Андрей Рублев обладал чутьем, и оно сейчас ему подсказывало, что Аркадий Гетман совершает ошибку.

«Но что я могу сделать? — размышлял он. — Это его деньги, его дело, а главное, он не хочет говорить, куда идут деньги».

Он посмотрел в окно на серое, затянутое облаками небо. Где-то там — над ними уже летел на самолете Борис.

«Вверху наверняка солнце и когда смотришь на облака сверху невозможно поверить, что на земле может идти дождь, — подумал он и позавидовал своему брату. — Он свободен в отличие от меня».

Решив еще несколько неотложных дел, Андрей Рублев стал собираться домой. Утренняя пробежка хоть и придала ему бодрости, но вымотала очень сильно. Болели мышцы, клонило ко сну.

Он вышел из банка незаметно, попрощавшись лишь со своей секретаршей, сказав ей, что если шофер будет спрашивать: ждать ли его возвращения, то ответь что не стоит. И ничего не объясняя, шагнул в сгущающиеся сумерки залитого дождем города. Он уважал себя за то, что сумел сломить обстоятельства и поехать домой на такси, а не в служебном автомобиле. И плевать ему было на то, что скажут о нем потом.

«Завтра утром, — подумал Андрей, — надену спортивный костюм и утром отправлюсь на пробежку. Сегодня подтянулся тринадцать раз, завтра подтянусь четырнадцать, Вот удивится Борис когда приедет ко мне снова!»

Но тут же Андрею снова пришлось огорчиться. Во-первых, спортивного костюма у него не было, лишь теннисный, в котором бегать не так-то удобно. А во-вторых, он знал, Борис приедет не так-то скоро, а к тому времени его пыл поостынет и вновь, задыхаясь, он будет бежать за старшим братом, кляня его всеми мыслимыми ругательствами. А если и придется встретить ему ненароком Марину днем на улице, то он отведет взгляд и первым ее вопросом будет:

— А почему вы не бегаете?

— Знаете-ли…

Если бы Андрей Рублев знал, что сейчас происходило в банке, он бы тут же развернул такси и помчался назад. А дело было в том, что Нина Иванова в последнее время стала побаиваться своего шефа, хотя он и не давал к этому ни малейшего повода. Проблема заключалась в ней самой. Нине, хоть она и была довольно миловидной и имела хорошую фигуру, хронически не везло с мужчинами. Не задерживались они у нее подолгу.

И вот два месяца тому назад, как считала она сама, ей повезло. Нина познакомилась, как казалось ей, с надежным солидным человеком. Даже имя и фамилия были у него солидные — Болеслав Новицкий. И самое странное, он не принадлежал к клиентам банка «Золотой дукат», на которых обычно имела виды Иванова.

Они познакомились в гастрономе, когда Нина раздумывала перед витриной, какой из соков ей лучше взять.

— Правильно делаете, — услышала она за спиной немного хрипловатый голос и обернулась.

— Вы что-то сказали? — она смотрела на мужчину крепкого телосложения с чуть длинноватыми седыми волосами, хотя на вид ему было чуть больше сорока.

— Говорю, правильно делаете, потому что хороших соков среди этих подделок очень мало. А плохой сок может испортить цвет лица.

Не успела она ни согласиться, ни возразить, как мужчина назвавшийся потом Болеславом Новицким, уже помог выбрать нужный пакет с соком, довез ее корзину-каталку до кассы и молниеносно расплатился за нее, не успела она и кошелек достать. Болеслав, как понимала Нина, занимался каким-то бизнесом. Каким — ее это не интересовало. Не разбиралась она в этих штуках хоть и работала в банке.

Машина, на которой Болеслав Новицкий отвез ее к дому, тоже внушала уважение — не очень новый, но досмотренный «Мерседес». Никаких глупостей в кабине — ни тебе золотых пластиковых корон, ни ароматизаторов воздуха.

— Машина должна пахнуть машиной и немного женщиной, — сказал тогда Болеслав.

Строгость и аскетизм царили в салоне. На вопрос, почему он решил оказать внимание именно ей, Болеслав ответил прямо-таки обезоруживающе:

— Я решил сделать сегодня одно хорошее дело для красивой женщины. Получилось?

— Получилось, — согласилась Нина.

Через пару дней они вновь столкнулись в том же гастрономе. На этот раз они уже провели вечер вместе и вместо сока взяли пару бутылок хорошего сухого вина.

Болеслав навещал секретаршу Рублева через день.

В сексе был не требователен, но умел доставить удовольствие.

Сперва Нина держалась с ним настороже и о том, что работает в банке рассказала лишь к исходу третьей недели знакомства. Тогда Болеслав Новицкий, как показалось Нине, не проявил к этому сообщению никакого интереса. Она не считала, что выдала этим какую-то тайну. В конце концов, мужчина мог знать где она работает, да и банк «Золотой дукат» — это не режимное учреждение, не ФСБ и не ФСК, и он не агент вражеской разведки. День проходил за днем, она все больше узнавала о Болеславе. Он рассказывал ей, что занимается бизнесом, в основном перепродажей крупных партий товаров.

Он жаловался ей, что партнеры теперь пошли ненадежные и он сильно рискует, вкладывая большие деньги для того, чтобы извлечь довольно скромную прибыль.

И вот однажды, встретив Нину после рабочего дня, Новицкий изменил своим привычкам. Если раньше он говорил без умолку, то теперь хранил молчание. Нина сперва пыталась не замечать этого. Мало ли что? Ну, устал человек, попьет с ней кофе, окажется в постели, оттает и снова станет прежним. Но даже оказавшись в однокомнатной квартире Нины, Болеслав не оттаял душой.

Он смотрел на свою подругу исподлобья так, словно бы она отказала ему в помощи.

— Может выпьем немного спиртного? — робко предложила она, зная, что Новицкий пьет редко и понемногу.

— Черт с ним! — махнул Болеслав рукой. — Наливай.

Выпив небольшую рюмочку коньяку, он сделался еще более мрачным.

— Я чем-то тебе не угодила? — Нина очень боялась его потерять.

Тот тяжело вздохнул:

— Нет, лучше меня не расспрашивай.

Это заявление заинтриговало женщину. В нем слышалась скрытая просьба и одновременно мужественный отказ от еще не предложенной помощи.

— Нет, с тобой точно что-то сегодня случилось.

— Это мои проблемы и мне не хотелось бы тебя в них впутывать.

При этом Болеслав говорил так, будто намекал, мол, ты, Нина, можешь мне помочь, но я ни за что эту помощь принимать не стану, хоть убей. Женщины любят такие штучки, они дают почувствовать им себя сильными. Им мало того, что мужчина чувствует духовную и телесную привязанность, им подавай еще и полную зависимость.

" — Если я могу чем-то помочь…

— Нет-нет, не предлагай.

Женщина выбралась из мягкого кресла, обошла стол и села на колени Новицкому. Обняла его за шею, заглянула в глаза. Она долго-долго смотрела, не отрываясь, пытаясь прочесть мысли любовника. Ей показалось — сумела-таки сделать это.

— Ты не хочешь воспользоваться моей помощью?

Так вот знай, я готова сделать для тебя многое.

Новицкий в глубине души усмехнулся, но виду не подал.

«Кажется, клюнула», — решил он, обнимая женщину за плечи и прижимая к себе.

Уже не впервой ему приходилось действовать таким образом. Он знал свои сильные и слабые стороны, знал, что его мужественный вид приводит женщин в трепет.

Почему-то многие из них уверены, что именно так выглядит идеальный мужчина. И Новицкий напускал на себя независимый вид гордого, но немного несчастного человека. И никогда не ошибался. Женщины боготворили его, через пару недель знакомства были готовы доверить ему чужие, а затем и свои секреты.

— Это связано с бизнесом? — спросила Нина, уткнувшись лицом в его плечо. Ей хотелось так сильно быть полезной ему, что просто удержу не стало.

— Да, бизнес, будь он неладен!

— А что именно?

— Не спрашивай, — Новицкий взял бутылку и налил коньяка в рюмки — сперва женщине, потом себе, Понюхал напиток и принялся пить его маленькими глоточками так, что пятидесятиграммовую рюмочку сумел растянуть на пять минут так и не выпустив ее из пальцев.

Нина Иванова чувствовала, что его тело теплеет, становится мягче и решила, настало самое подходящее время. Ее рука скользнула между пуговицами рубашки, и она принялась гладить поросшую негустыми волосами грудь любовника. Она делала это как всегда. Мужчина не поощрял ее, но и не останавливал. И вот когда она разомлевшая, готовая к близости, просунула ему руку под ремень, с удивлением обнаружила, что Новицкий не готов к акту.

— Ты не хочешь? — спросила она, хотя ответ был не очевиден, но осязаем.

— Вот видишь до чего я дошел, — вздохнул Боле" слав. — Думал, смогу забыть, отвлечься, а дела не отпускают.

Ему с трудом удавалось не возбуждаться, все-таки Нина была хороша собой. И Новицкому приходилось думать о всякой всячине, не имеющей отношения к сексу, лишь бы изобразить апатию и подавленность.

— Бизнес, будь он неладен!

Женщина не спешила вынимать руку из-под брючного ремня, по опыту зная, что лучше не прерываться и довести акт до логического конца, не акцентировать внимание на физиологических неудачах партнера, иначе потом останутся тягостные воспоминания — и у него и у нее.

— Наверное, тебя пробросили компаньоны? — предположила она.

— Если бы пробросили, — послышался ответ, — я бы был в норме. Но самое гнусное то, что я не знаю ждет ли меня впереди успех или поражение.

— Ты о чем, — усмехнулась Нина, — о нас с тобой или о них?

— Плохо, когда в постели между мужчиной и женщиной встает кто-то третий, — заметил Новицкий, отставляя пустую рюмку.

— Как раз хорошо, когда третий встает, — заметила Нина, сжимая в ладони вялую плоть.

— Я не о нем, а о людях и делах, — Я не возбуждаю тебя?

Он понимал, что долго сдерживать возбуждение ему не удастся. Значит, следует успеть договориться еще до того, как растерянность Нины пройдет.

— Самое неприятное — это неопределенность, — тихо проговорил он, поглаживая женщину по волосам. — Именно она способна убить во мне самое лучшее. Ты только представь: мне предлагают великолепную сделку, и у меня от этого не стоит.

— Ты сомневаешься в ее безопасности?

— Именно.

— Тогда не делай ничего.

— Потом я себе не прощу, что упустил выгодный шанс, — усмехнулся Новицкий.

— Что тебя смущает?

— По-моему, мои компаньоны затеяли нечестную игру. Я перевел деньги на их счет, — Новицкий ощутил, как его плоть начинает наливаться кровью и тут же приказал себе думать о самых неприятных моментах собственной жизни, чтобы сбить возбуждение.

За окном уже стемнело, но они не включали свет, сидели в полумраке. Приятно бодрящий ветер залетал в приоткрытую форточку. Сетка, оставшаяся с лета, защищавшая от комаров, то втягивалась в комнату, то выпячивалась на улицу. На ней-то и сосредоточил свое внимание Болеслав.

— Я узнал, что они перевели деньги кому-то другому. Кому именно — до сих пор не могу понять. По-моему, они решили пустить их по кругу, перевести еще на несколько счетов — так, чтобы след потерялся. Затем закроют подставную фирму.

Нина вздохнула. О подобных операциях ей приходилось слышать чуть ли не каждый день. Она все-таки работала в банке и знала механику многих операций.

— Такое случается, — прошептала она.

Ей не сильно хотелось думать о делах, которые ее не касались, но желание помочь Болеславу становилось сильнее с каждой секундой. Она понимала, если выведет Новицкого из оцепенения, близость удастся. А именно этого ей хотелось сейчас больше всего на свете. И мужчина, и женщина знали наперед, о чем должны договориться, но приличия есть приличия. Каждый из них, прежде чем согласиться, должен немного поломаться.

— Наверное, эта фирма имеет счет в нашем банке?

— Да, — отвечал Болеслав. — Лучше бы я тебе этого не говорил. Зачем путать любовь и дело?

— Ты не путаешь, а он путает, — продолжала мастурбировать Нина.

— Но это только мои проблемы.

— Зря ты так. Ты мне скажи только название фирмы и я сумею разузнать куда пошли твои деньги.

— Этого мало.

В душе Болеслав ликовал. Он-то думал, что придется еще минут пять уговаривать, а Нина сама шла в руки.

— Проблемы настолько серьезны?

— Да. Я же говорю тебе, они бросают мои деньги со счета на счет и я даже не знаю где они могут оказаться.

Нина оторвала голову от пригретого места на груди Новицкого и задумчиво посмотрела в окно — туда, где между высотных домов еще виднелось легкое зарево заката.

— Я постараюсь отследить путь твоих денег.

— Зачем тебе лишние хлопоты и неприятности? Если бы я мог иметь картину по движению денег на счета хотя бы за неделю, за две недели, то сам бы без труда справился с этой задачей.

Нина покачала головой:

— Такое мне не под силу. Я могу просмотреть динамику движения денег, но снять эту информацию невозможно. Каждая запись на дискету фиксируется центральным компьютером.

— Можно поступить проще.

— Как?

Нина чувствовала, что плоть Новицкого наливается силой под ее пальцами.

«Ну скорее же, договариваемся, — подумала она, — я тогда…» — желание прямо-таки распирало ее тело.

— Давай, — сказала она, — поговорим о деле потом, а сейчас… — и она принялась расстегивать пояс на джинсах Болеслава.

Но тот решил довести разговор до конца.

— Все можно сделать куда проще. Ведь компьютеры на ночь отключаются?

— Конечно.

— В конце дня ты снимешь жесткий диск со своего компьютера и отдашь его мне. А утром я его верну тебе. Ты придешь на работу чуть раньше и поставишь его на место.

— Я не очень-то понимаю во внутренностях компьютера.

Болеслав посмотрел на компьютер, стоящий на угловой стойке возле окна.

— Я тебе покажу на твоем где и что нужно отсоединить.

— Я согласна, согласна… — шептала женщина и как она ни была возбуждена, все равно просчитывала варианты последствий.

И в конце концов Нине Ивановой пришлось признать, что ничего страшного она не совершит. Внеся какие-нибудь изменения на жесткий диск ее компьютера, Болеслав ничего не сумеет выиграть, вся информация дублируется в памяти центрального компьютера и регулярно производится сверка. Единственное, что он сможет сделать, так это снять уже записанную информацию, а значит, ни один рубль, ни один доллар не перекочует со счета на счет.

— Только пожалуйста, ничего в нем не испорть, — прошептала она, — потому что иначе мне влетит.

— Конечно! Я бы не хотел подставлять тебя. Мне бы только узнать о движении денег. Мы уже договорились?

— Договорились, — шептала женщина, и ее мягкие, немного шершавые от волнения губы были готовы к поцелую.

Лишь только договоренность была достигнута, Новицкий принялся раздевать Нину. Теперь он спешил. Ему как можно скорее хотелось совершить акт, чтобы показать Нине каким образом следует отсоединить хард диск.

Женщина же так увлеклась, что почти забыла о предмете их разговора. Они даже не выбирались из кресла, хотя обычно занимались сексом в кровати. Болеславу лишь пришлось немного приподняться, чтобы Нина сумела стянуть с него джинсы, а затем женщина устроилась сверху. Они спешили оба, уж слишком были разгорячены, чтобы останавливаться для такой мелочи, как снять с себя всю одежду. Но в этом был и свой шарм.

Нина хотела было подойти к окну, задернуть шторы, но Новицкий не дал ей этого сделать.

— Скорее, скорее! — говорил он, помогая Ивановой двигаться.

Он сжимал ее сильными руками на уровне груди и каждый раз, когда женщина приподнималась, задерживал ее совсем ненамного с тем, чтобы следующее движение оказывалось более резким и глубоким. Он не давал ей растягивать удовольствие, да женщина и сама была возбуждена до крайней степени.

Не прошло и нескольких минут, как она прогнулась, запрокинула голову и глядя в потолок тихо застонала.

— Почему ты сдерживаешься со стоном? — спросил Болеслав, осторожно помогая Нине ступить на пол.

— Не знаю. Странная привычка. Может, от того, чтобы соседи не услышали.

— А разве в этом есть что-то зазорное?

Он чувствовал себя великолепно, близость совсем не измотала его. Пока женщина ходила в ванную, одевалась, Болеслав уже подошел к компьютеру и выдвинул системный блок на середину стола.

Нина, вернувшись в комнату, сразу же вспомнила О своем обещании. Она понимала, произойди разговор сейчас, она ни за что бы не согласилась. Но слово уже было дано и отступать поздно. Новицкий принес из прихожей портфель, вынул из него коробочку хард диска, отвертки и стал объяснять женщине как следует развинчивать кожух компьютера. На удивление эту науку Нина освоила быстро, хотя до этого ей никогда в жизни не приходилось держать в руках отвертку. Всего четыре винта и доступ ко внутренностям был открыт.

Когда кожух был поставлен на место и винты завинчены, Новицкий снова сел в кресло.

— А теперь делай сама.

— Зачем повторять? Я и так все умею.

— Я засеку время, это тебе пригодится.

На замену жесткого диска ушло ровно пять минут.

— Тебе этого времени хватит?

— Конечно.

И только когда Болеслав распрощался, ушел из квартиры, Нина сообразила, если в его портфеле была отвертка, запасной хард диск, значит, он заранее знал, что она согласится.

«А как же иначе, — подумала Нина, вспомнив переживания Болеслава перед их разговором, — я же все-таки ему не чужой человек!»

* * *

И вот, когда Андрей Рублев покинул здание банка, в котором оставалось человек пять, исключая охрану, приехавшую за полчаса до закрытия, Нина Иванова занялась тем самым делом, которому обучил ее Болеслав Новицкий. Центральный компьютер уже полчаса как стоял выключенным, но на всякий случай женщина отключила свой компьютер от локальной сети. Дверь в приемную она закрыла на защелку — мало ли кто может сунуться! Руки ее дрожали, отвертка никак не хотела попадать в паз. Четыре маленькие, похожие на фишки для игры в кубики винтики покатились по столу. Кожух стал в стороне. Еще два винтика, крепившие хард диск к панели, оказались на столе. Тонкие пальцы с ярко накрашенными ногтями обхватили твердую коробочку хард диска, и разъем шлейфа отсоединился с легким щелчком.

Тут же диск исчез в бумажном пакетике. Кожух стал на место, винты завернулись еще быстрее.

Через несколько минут Нина Иванова шла по коридору банка с маленькой сумочкой на плече. Она раскланялась с охранниками, улыбнулась им. Никому и в голову не могло прийти, что секретарша уносит с собой информацию, которая стоит, если попадет в руки человека, который знает как ею распорядиться, огромных денег.

Новицкий встретил ее возле газетного киоска и слегка кивнув, пошел по тротуару метрах в десяти впереди нее. Они свернули за угол, где на платной стоянке пристроилась машина Болеслава. В салоне Нина почувствовала себя уютно. Тихо играла музыка, из-под пластмассовых решеточек струился теплый воздух, который напомнил ей о жарком лете, о сухом песке пляжа, об отпуске, который ей довелось провести в одиночестве. Никого из стоящих мужчин ей тогда так и не попалось не только в руки, но и на глаза.

Она поцеловала Болеслава в щеку, раскрыла сумочку и извлекла из нее бумажный шелестящий пакетик.

Чуть дрогнувшей рукой передала ему хард диск.

— Молодец, — усмехнулся Новицкий, разглядывая блестящую коробочку с заводской маркировкой. — Мне так неудобно, что пришлось напрягать тебя…

— Не стоит, мелочи, — несколько неуверенно проговорила женщина. — Только смотри, мне нужно вернуть ее на место довольно рано, так как центральный компьютер включается у нас ровно в девять.

— Я смогу вернуть тебе его прямо сейчас.

Болеслав перебрался между спинками на заднее сиденье и раскрыв кейс, извлек из него ноутбук. Быстро извлек из него боковину, вытащил разъем и подсоединил к нему хард диск. Нина, положив руки на верх спинки, следила за своим любовником. Компьютер молниеносно совершал операции, копируя с хард диска на хард диск один файл за другим.

— Все, он мне больше не нужен, — усмехнулся Болеслав, отсоединив коробочку, и возвращая ее женщине.

Той не верилось, что все прошло так быстро и легко, если не считать, конечно, завтрашнего возвращения хард диска. Но она не волновалась. Если удалось незаметно его снять, так же незаметно удастся поставить на место. Она бы никогда не согласилась что-нибудь украсть, но странным образом устроен человеческий разум. Информация стоит огромных денег, иногда куда больших, чем вещи вполне материальные, а женщина утешала себя тем, что она вроде бы ничего не крала, поставит завтра на место то, что взяла сегодня. И там не убудет ни грамма.

— Поедем ко мне? — спросила Нина, пряча бумажный пакетик размером с пудреницу в дамскую сумочку.

— Извини, я сегодня должен поработать, — стараясь говорить как можно теплее, отвечал Болеслав.

— Но послезавтра я уже не смогу, — краснея, сказала Нина.

Она врала, но ей хотелось близости именно сейчас.

Ведь она выполнила просьбу и вполне могла рассчитывать на вознаграждение.

— Давай здесь, — предложил Новицкий, — потому что у меня совсем мало времени.

— Здесь? — изумилась женщина, глядя на пешеходов, идущих по улице.

— А что такого? — усмехнулся Болеслав. — Машина стоит чуть в стороне, стекла затемненные. И если мы не станем включать свет, нас никто не заметит.

Тротуар от стоянки был отгорожен небольшим недавно вскопанным газоном и двумя рядами молодых лип.

— Ну что же ты? Иди!

Нина Иванова колебалась. С одной стороны, ей хотелось заняться любовью немедленно, с другой — стыд сковывал желание. Кровь прилила к ее лицу и она, сбивчиво объясняя, что ей неудобно, что она еще никогда прежде так не поступала, перебралась на заднее сиденье. И снова повторилось почти так же, как было накануне в ее квартире. Мужчина сидел, она же устроилась сверху, но на этот раз спиной к Болеславу.

— Не бойся, не бойся, — шептал Новицкий, — никто не видит что происходит внизу. Нас прикрывают спинки сидений, дверцы.

Нина ощущала, что недозволенность происходящего лишь возбуждает ее. Ей даже хотелось, чтобы кто-нибудь из пешеходов обратил на них внимание, пусть задержался бы, подошел поближе к машине.

Руки Болеслава скользнули ей под свитер и сжали небольшую грудь. Машина чуть заметно раскачивалась на рессорах, но прохожие шли по своим делам, не обращая на любовников внимания. Шел дождь, люди закрывались зонтами, втягивали головы в плечи, отгораживались от мира поднятыми воротниками плащей.

Рука женщины потянулась к ручке стеклоподъемника. Стекло медленно опустилось до половины и в салон ворвался холодный ветер, смешанный с дождем и с выхлопными газами магистрали. Теперь они уже слышали звуки большого города, шум проносящихся машин, обрывки разговоров людей, спешивших по улице.

«Однако, — подумал Новицкий, — я завел ее не на шутку. И баба она ничего, не каждая согласится трахаться в машине на людной улице, а Нине даже нравится. Как-нибудь можно будет к ней вернуться. Такие не против начать сначала. Но следующий раз ей, наверное, захочется трахаться прямо на улице, забившись в простенок между архитектурными излишествами старого дома» — и он представил себе как стоит с Ниной на людной улице, прикрыв ее якобы от дождя плащом, и они возбуждают друг друга руками.

В этот момент Нина застонала уже не сдерживаясь.

Люди, проходившие мимо стоянки, в недоумении оглянулись, не понимая, откуда исходит звук. Засмеявшись, Иванова прикрыла рот рукой и уже не особо беспокоясь о том, чтобы никто не увидел ее задранной юбки, перебралась на переднее сиденье.

— А тебе не кажется, — хитро улыбаясь, спросила она, — что мы потихоньку сходим с ума?

— Но согласись, так получилось лучше, чем если бы мы устроились дома на кровати.

— Веселее.

— Можно сказать и так.

Женщина хоть и испытала облегчение, все равно чувствовала себя неудовлетворенной.

Новицкий выехал со стоянки и пока они не добрались до дома Ивановой, не проронил ни слова. Лишь на прощание, выпуская женщину на улицу, он положил руку ей на бедро.

— Вот разберусь с делами и заеду. Мы с тобой придумаем что-нибудь еще — веселенькое.

— А когда это произойдет? — опасаясь, что услышит «через неделю», спросила Нина, выбираясь на асфальт и одергивая измятую юбку.

— Скоро, очень скоро.

— — Даже за один день я сумею придумать что-нибудь свеженькое.

Нина побежала к подъезду, а Болеслав выехал со двора. Когда он остался один, его лицо тут же изменило выражение. Улыбка исчезла с губ, уступив место сосредоточенности. Он нетерпеливо поглядывал на стрелку часов, укрепленных на приборной панели.

«Дура! Вот дура, — шептал Новицкий, думая о Нине. — Что бы я делал, если бы таких дур не было на свете?»

Остановившись у светофора, Болеслав быстро снял трубку радиотелефона, набрал номер и уже трогаясь с места, услышал, как длинные гудки сменились хриплым покашливанием. А затем невидимый собеседник по"" интересовался:

— Ты, Болеслав, что ли?

— Да, все в порядке.

— Ты уверен, что тебя не обманули?

— На все сто.

— Хорошо, жду.

— Я в трех кварталах от вас.

Новицкий оставил машину во дворе и с кейсом-атташе в руках вошел в подъезд старого дома. Дверь квартиры на третьем этажа оказалась приоткрытой, хозяин уже ждал.

— Заходи.

Убранство квартиры резко контрастировало со старой потертой обивкой входной двери. Все внутри сияло новизной, чистотой и дороговизной. Хозяином квартиры был уже немолодой мужчина с седой шевелюрой, все еще густой и с такими же седыми кустистыми бровями.

По его лицу нетрудно было догадаться, в жизни он изведал все, что только доступно человеку, все удовольствия и все невзгоды.

— Сильно попотеть пришлось? — поинтересовался он у Болеслава, когда тот ставил на низкий журнальный столик портативный компьютер.

— Грех жаловаться, — усмехнулся Болеслав, — потел только когда трахался.

— Что ж, трахаться иногда удовольствие, а иногда и работа. — И тут же во взгляде хозяина промелькнула настороженность. — А баба не сдаст?

— Ей нет смысла. Думает только о постели. Скорее всего, забудет через неделю о том, что сегодня сделала.

— Это хорошо. Ты уж не подводи ее, приедь, чтобы потом не догадалась из-за чего ты с ней связывался, — руки хозяина квартиры легли на клавиатуру.

Сразу было видно, с компьютером он работать привык и знает толк в банковских документах. Некоторые цифры и сообщения его совсем не интересовали, на некоторых он задерживал внимание и делал пометки на листе бумаги.

— Да, тут поживиться будет чем, — наконец задумчиво проговорил он и тут же посмотрел на Новицкого.

Тот пожал плечами:

— Наверное, раз вы так говорите.

Пальцем с загрубевшим, чуть желтоватым ногтем хозяин квартиры указал на строчку, где значилась фирма Аркадия Петровича Гетмана.

— Видишь, человек обнулил три счета. А это говорит тебе о чем-нибудь?

— Возможно, ему подвернулось выгодное дело.

— А теперь посмотри куда ушли деньги.

На экране высветились названия фирм и суммы денег, переброшенные на их счета.

Новицкий присвистнул:

— Вот теперь я понимаю, что поработал не зря. Завтра, как я понимаю, он их обналичит.

— Неплохо бы проследить.

Дальнейшая работа у Новицкого и хозяина квартиры — авторитетного уголовника по кличке Седой — не заняла и пяти минут. По названию фирмы они легко отыскали в базе данных, перекупленных у налоговой инспекции, и владельца. По его имени в программе, купленной в управлении внутренних дел, отыскали домашний адрес, телефон Аркадия Петровича Гетмана, а также имена, телефоны, адреса всех владельцев подставных фирм для обналичивания.

— Спасибо тебе за работу, — хрипло сказал хозяин квартиры, доставая из выдвижного ящика письменного стола конверт со вложенными в него деньгами. — Смотри, отдыхай, но сильно не расхолаживайся. Скоро снова понадобится твоя помощь.

Болеслав даже не стал пересчитывать деньги, сунул их во внутренний карман куртки. Он знал, в расчетах главарь банды с благообразной внешностью никогда не ошибается.

— Не хотел бы я оказаться на месте этого Гетмана, — усмехнулся Новицкий.

— А что плохого с ним случится? Поделится с нами деньгами и вся недолга. Не думаешь же ты, что он родился богатым? Лет пять тому назад он был гол, как сокол.

Мужчины распрощались.

* * *

Удачливому бизнесмену Аркадию Петровичу Гетману предстоял нелегкий день. Скажите, что здесь сложного объехать несколько контор и забрать деньги, которые вам обналичили за не очень-то большой процент?

Но если физически это сделать легко, то нервы… От них после такой операции останутся одни лишь клочки, будь они даже железными.

Сам Гетман не отличался большой физической силой. На меткость стрельбы ему тоже не приходилось рассчитывать. Носил он очки с толстыми линзами, хотя каждый раз выходя из дому засовывал в кобуру под мышкой небольшой пистолет. За всю жизнь ему не пришлось пользоваться им ни разу, если не считать идиотского случая, когда находясь в гостях, выпив, он решил похвастаться оружием. Вытащил его, передернул затвор и тут из пистолета посыпались всякие пружинки, выпала обойма и ему, ползая на коленях под дружный смех гостей, надо было собирать пистолет по частям. Сделать это самостоятельно он не смог, пришлось помогать хозяину вечеринки.

С тех пор Гетман не рисковал больше передергивать затвор, но и покупать более совершенное оружие не стал. Он больше доверял охране, которую нанимал от случая к случаю, когда приходилось перевозить крупные суммы наличных или большие партии товара.

Именно так он поступил и на этот раз. Из охранного агентства своего знакомого он нанял двух мордоворотов, один только вид которых мог устрашить кого угодно.

Не любил Аркадий Петрович доверять ключи от своей машины чужим людям, но что поделаешь, охрана должна отвечать за безопасность клиента. И коротко стриженый парень в кожаной куртке, присланный из охранного агентства, сел за руль его «Вольво». Второй устроился на заднем сиденье рядом с хозяином и они отправились в круиз по городу.

Предстояло объехать пять контор, где для него уже были приготовлены деньги. О том, что именно получает Гетман, охранники не знали. Ни они, ни коммерсант не заметили, как следом за ними от дома, где жил Гетман, отъехала еще одна машина — скромные «Жигули» без особых примет белого цвета, каких в Питере насчитывались тысячи. Шофер и пассажир сидели рядом. И если бы их смог увидеть майор московского ОМОНа, то непременно признал бы в них Павла Свиридова, бывшего капитана ОМОН и Сергея Бородина, бывшего капитана ФСБ.

— Нервничает мужик, — произнес Павел, поворачивая следом за «Вольво».

— Ты смотри, держись чуть подальше, иначе засекут.

— Да брось ты! Наша машина такая неприметная, что глянув на нее однажды, сразу забываешь.

— Да, но номера-то у нее не меняются.

— Если ты такой осторожный, то буду держаться подальше. Только смотри, если потеряем из виду. Чурбаков нам этого не простит.

— По мне так ничего страшного в этом нет. Потеряем из виду, встретим у дома. Никуда наш Гетман не денется, сидит у нас на крючке и не за страх, а за совесть.

«Жигули» поотстали.

Серый «Вольво» еле виднелся в потоке машин, но потерять его было трудно, тем более, что на крыше торчала антенна радиотелефона, словно специально для того, чтобы помочь Павлу Свиридову и Сергею Бородину.

Когда автомобили миновали четыре квартала, Свиридов недовольно поцокал языком:

— А тебе не кажется, что вон тот «Опель» держится того же маршрута, что и мы?

Бородин в это время прикуривал сигарету и, глянув на машину, забыл погасить спичку. Она горела в его пальцах, пока огонь не дошел до ногтей. Сергей Бородин. выругался и выбросил обгоревшую почти до самого основания спичку в приоткрытое окно.

— По-моему, Паша, ты прав. Тебе не знакома машина?

Сергей Бородин покачал головой.

— Подберись к ней немного поближе, может, я узнаю в лицо.

— Опасно, — засомневался Свиридов, но тем не менее, просьбу своего напарника выполнил.

«Жигули» перестроились в левый ряд и, идя под прикрытием большой фуры для перевозки мебели, подкрались вплотную к «Опелю». Бородин прищурился и отвернулся от окна, чтобы его лицо никто из пассажиров «Опеля» разглядеть не мог. Но чтобы видеть их самому он развернул зеркальце, укрепленное над ветровым стеклом.

— Не отрывайся, не отрывайся от фуры, — не шевеля губами проговорил он.

И когда «Жигули» пошли вперед, выдохнул:

— По-моему, не только нам не дают покоя деньги Аркадия Петровича Гетмана.

Свиридов, который даже не бросил косого взгляда на обогнанный им «Опель» сплюнул в приоткрытое окно и только тогда спросил:

— Ты знаешь их, что ли?

— Да, люди Седого. Все-таки голова наш Чурбаков и его ментовская картотека в компьютерном варианте…

— Погоди, — Свиридов снова перестроился в правый ряд и пропустил «Опель» вперед, — нечего маячить у них перед глазами, поедем за ними.

— Давай лучше подумаем, что с ними делать, если ты, конечно, не ошибся. Гетман-то наш, а как я понимаю, они хотят его подставить.

— Сейчас проверим, если ты такой недоверчивый, — Бородин взял в руки трубку радиотелефона и набрал код Москвы, затем семизначный номер. — Вадим Леонидович, — голосом, полным уважения к собеседнику, произнес Бородин, — у нас тут проблема одна. Узнать бы — кому может принадлежать машина, — он продиктовал номер. — «Опель» темно-синего цвета.

— Создает проблемы?

— Пока нет; но они движутся одним с нами маршрутом и мне кажется, там сидят люди Седого.

Ответ последовал почти незамедлительно:

— Да, Сергей. Ты не ошибся, машина их.

— Что делать?

— Разберись.

Бородин самодовольно ухмыльнулся:

— Ну что ж, Паша, Чурбаков дает нам добро, — и он довольно потер руки.

Теперь уже Свиридов и Бородин ехали не столько следя за машиной Гетмана, сколько за «Опелем». Они наверняка знали, что те движутся тем же маршрутом, что и Аркадий Петрович.

Гетман не рисковал выходить из машины на улице.

Он распорядился загнать машину во двор и зашел в фирму с черного хода. «Опель» притормозил неподалеку.

Болеслав Новицкий, сидевший за рулем, барабанил пальцами по приборной панели. Он явно нервничал. Начиналась самая ответственная часть операции — проследить куда Аркадий Петрович повезет деньги. Связываться с Седым сейчас по телефону он не рисковал.

«Жигули» Свиридова миновали «Опель» и остановились в полуквартале впереди по улице. Мужчины вышли и неспешно двинулись вдоль богато украшенной витрины магазина. Их отражения не контрастировали с тем, что было выставлено за стеклом. Настолько же дорогая одежда, как и та, которую от них отделяло легкое ограждение и сверкающее, чисто вымытое стекло. Бородин сжимал в кармане рифленый корпус гранаты и осторожно, большим и указательным пальцами отгибал усики чеки.

Пока Гетман, запершись в комнате без окошек с управляющим посреднической фирмы пересчитывали деньги, Свиридов присел на трубы ограждения улицы перед самым капотом темно-синего «Опеля». Естественно, внимание Болеслава Новицкого и его напарника переключилось на бывшего капитана ОМОН. Павел Свиридов неторопливо достал твердую пачку, губами вытащил сигарету и закурил.

— Что это за лох? — недовольно пробормотал Новицкий, с опаской посматривая на Павла Свиридова.

— Для человека, который следит за нами, слишком нагло себя ведет.

— А если он из охраны Гетмана? — предположил Болеслав.

— Вряд ли. Видишь, один охранник сидит в машине, а другой ушел в здание.

Бородин же тем временем, когда внимание забрал на себя напарник, довольно быстрым шагом проследовал мимо «Опеля», подошел к телефонной будке, осмотрелся, а затем, развернувшись, вновь направился к машине.

Он следил за сидевшими в ней людьми. А поскольку те смотрели на Свиридова, его приближения никто не заметил. Оказавшись возле багажника, Сергей Бородин присел возле ограждения, скрывшись за багажником молниеносно запихнул гранату под задний бампер автомобиля с той стороны, где располагался бензобак. Быстро, но осторожно, чтобы не вытащить чеку, он растянул леску с проволочным крючком на конце и набросил его на трубу ограждения. На всю эту операцию ушло не больше пяти секунд.

Больше ни Свиридов, ни Бородин к своей машине не возвращались. Они зашли в кафе, расположенное метрах в семидесяти, возле перекрестка, и, устроившись за стойкой с чашечками кофе, с бесстрастным выражением на лицах стали следить за поведением людей, оставшихся в «Опеле».

— По-моему, ни хрена они не заметили, — Бородин отпил маленький глоток и покосился на Свиридова. Тот оставался сосредоточенным, его глаза сузились, но не моргали.

— День сегодня хороший, — вроде бы не к месту отозвался Павел и выпил половину содержимого чашки одним глотком.

Кофе был без сахара и его горечь бодрила.

— Хороший, — согласился Бородин, чувствуя" как гордость переполняет его.

Из подворотни вышел Гетман. В руках он держал обыкновенный полиэтиленовый мешок, немного потертый, в котором покоился небольшой сверток со ста тысячами долларов. Охранник следовал в двух шагах сзади.

— Ну вот, допиваем кофе и можно любоваться. Смотри, старый хрыч, больше такого в жизни не увидишь, — толкнул локтем в бок Свиридова Бородин.

«Вольво» Гетмана отъехал. Ни Павел, ни Сергей не слышали того, как заводится двигатель темно-синего «Опеля». Они увидели лишь легкий дымок, выпорхнувший из выхлопной трубы, и, не сговариваясь, сделали по полшага назад, чтобы оказаться чуть подальше от витрины, затянутой легким дедероном. Свиридов еще успел подумать:

«Дедерон сдержит осколки стекла. Ничего страшного».

«Опель» плавно двинулся вперед. Сперва раздался еле слышный хлопок — это сработал капсюль запала.

Бородин про себя отсчитал положенные три секунды.

Слышал этот хлопок и Болеслав Новицкий, но успел лишь притормозить и положить руку на защелку дверцы. Оглушительный взрыв прокатился по улице. Моментально вспыхнул бензин, хлынувший из развороченного бензобака. Стекло в витрине покрылось паутиной трещин, секунду продержалось, а затем со звоном рассыпалось на мельчайшие осколки. Ветер ворвался в кафе, качнул дедерон.

Свиридов с Бородиным поставили недопитые чашечки на стойку и переглянулись. В кафе поднялся переполох. Люди бросились к окну, чтобы увидеть происходящее на улице. Машина, объятая пламенем, стояла, развернувшись боком, в первом ряду. Новицкий так и не сумел открыть дверцу, ее заклинило от взрыва. Его напарник был уже мертв. Ему вспороло затылок осколком.

Подголовника на пассажирском сиденье не было.

«Вольво» же, в котором ехал Гетман, еще до взрыва свернул в боковую улицу и только отголосок достиг машины. Нервный Аркадий Петрович поспешил успокоить себя, что слышит звук взрываемой детьми петарды или же сдетонировавшего в глушителе грузовика бензина.

— Пошли, — Свиридов над самой стойкой ударил ладонью о ладонь Бородина.

— Погоди, я позвоню хозяину этих бедняг — Седому, а то он может не так понять наши действия.