О том, что произошло на трассе Санкт-Петербург – Москва ранним утром, в Москве знали уже в два часа дня. Пономарь был вне себя, он орал на своих людей, пытаясь сорвать злость.

Но больше всего проклинал своих питерских друзей.

– Козлы вонючие! Ублюдки! Как же они так? Это же надо, поехали по дороге! Наверняка, стукач у них работает. Откуда же тогда менты поганые могли узнать, что деньги едут из Питера? А может, это они сами подстроили? Хотя нет, этого быть не могло, ведь во время захвата погибли люди Червонца. Гады, мерзавцы, козлы! – хрипел Пономарь.

На этот раз он был неистов. Всякая рассудительность покинула этого страшного бандита, отъявленного головореза, трижды сидевшего за колючей проволокой.

– Телефон! Дайте мне телефон! – кричал Пономарь на одного из своих людей.

Тот услужливо подал трубку, и Пономарь, даже не открывая свою записную книжку, связался с Питером. На другом конце провода трубку подняли сразу.

– Это кто там меня слушает? – закричал Пономарь грозно и зло.

– …

– Ах, не знаешь где он? Быстро найди!

– …

– Кто говорит? Да тебе знать не положено, кто говорит. Найди Червонца, быстро! Хоть из-под земли достань, а то яйца оторву, ублюдок долбаный!

Ровно через две минуты трубку взял Червонец.

– Ах, это ты, Пономарь? Ну, привет, Константин Петрович.

– Да пошел ты!.. – рявкнул в трубку разгневанный Пономарь.

– Ты чего свирепеешь? Чего орешь? – спокойно и хладнокровно спросил Червонец, но его губы предательски дрогнули. По голосу своего дружка, московского главаря, он понял, что произошло нечто непредвиденное и не вписывающееся ни в какие рамки.

– А ты разве не знаешь?

– Нет, не знаю, говори. Деньги, разве, ты не получил? Чего горячишься.

– Какие на хрен деньги! Ты разве не знаешь, что твоих людей постреляли?

– Как?

– Всех постреляли! Специальная бригада московская всех постреляла на дороге!!!

– Как всех? А деньги? – на голове Червонца зашевелились седые волосы, благообразно зачесанные назад. Вернее, волосы оставались на своем месте, но просто Червонцу показалось, что волосы шевелятся, как клубок змей. И противный холодок пробежал по его спине, а ладони мгновенно стали липкими. – Погоди, погоди, Пономарь… Говори конкретнее, что да как, и не ори, спокойнее.

– Да чего мне быть поспокойнее! Мне деньги нужны были уже вчера. Я договорился, тебе поверил.

– Да погоди ты! – закричал в трубку уже вышедший из себя от неприятной новости Червонец. – Ты откуда знаешь обо всем этом? Может, подстава?

– Я-то знаю, у меня везде свои люди. Вот они мне и доложили.

– Так что там произошло? Конкретно расскажи.

– А вот что…

И Пономарь, на этот раз уже спокойно, полностью придя в себя, обстоятельно рассказал обо всем том, что случилось на трассе.

– Суки! Менты поганые! – просипел в трубку Червонец. – Деньги я тебе отдам, ты же меня знаешь.

– Я тебя знаю, слава богу, не один год. А вот что делать с деньгами?

– Отдам, отдам. Ты уж не волнуйся, потерпи немного. Что-нибудь придумаю.

– Сколько немного? – строго, как бухгалтер спрашивает у кассира, бросил в трубку Пономарь.

– Ну, неделю, от силы две.

– Десять дней и не больше.

– Мало.

– И эти дни в счет нашей дружбы.

– Не могу, не успею.

– Еще одно слово, и я не дам даже недели.

– Ладно, договорились. А теперь послушай… – Червонец уже тоже начал приходить в себя, и к нему вернулось самообладание. – Живые остались?

– Да, двое живых. Жив твой бригадир и водила.

– Вот это плохо, – пробормотал в трубку Червонец.

– Я тебя понимаю…

– Что предлагаешь?

– А что я тебе могу предложить…

– С ними надо быстро разобраться. Ведь они то знают, куда эти деньги ехали и откуда ехали тоже знают. Нехорошо это.

– Думаешь, могут сдать? – приторным голосом осведомился Пономарь.

– Я не люблю думать о людях плохо. Но если есть хоть один шанс из тысячи – рисковать не стоит.

– Шанс есть, – согласился Пономарь.

– Помоги, тебе ближе, да и дел у меня появилось с твоим звонком невпроворот.

– Ладно, я ими займусь. Но платить будешь ты.

– Хорошо, – – голос Червонца уже стал твердым, как стальная спица. – В общем, держи меня в курсе. Я в Москву выехать пока не смогу.

– Это понятно.

* * *

Врачи больницы Склифосовского свое дело знали хорошо и к огнестрельным ранам им было не привыкать. Сразу же, как только в операционную был привезен раненый бригадир питерской группировки, они взялись за дело. Операция заняла более трех часов. И если с первой пулей, вошедшей раненому в грудь, возни было немного, то над извлечением второй пришлось поработать. И хирург, оперировавший бандита из Питера, вышел из операционной с прилипшим к спине халатом и дрожащими от напряжения руками.

– Ну, что скажете? – сразу же подошел к нему высокий, широкоплечий мужчина в ладно скроенном, идеально сидящем сером костюме.

– Да что я могу сказать… Жить, скорее всего, будет, правда, может быть.., было бы лучше…

– Нет, он нужен живым.

– Ну, тогда, думаю, дня через два он сможет поговорить с вами.

– А раньше? – глядя в глаза хирургу каким-то немигающим ртутным взглядом, осведомился широкоплечий мужчина.

– Раньше, думаю, нет. Сейчас он в реанимации, сердце работает нормально. А как оно поведет себя дальше – только богу известно. Я сделал все, что мог.

– Спасибо вам, – мужчина подал широкую ладонь и крепко пожал сильную руку хирурга, так крепко, что у того хрустнули суставы пальцев.

Хирург даже покачал головой, глядя на то, как мужчина подошел к двум вооруженным короткими автоматами охранникам, стоящим у палаты реанимации, и, быстро делая рукой короткие взмахи, что-то приказывал.

«Да, охраняют, как депутата Государственной думы. А наверное, бандит бандитом, вся грудь в татуировках. Сильно кого-то достал мой пациент».

Хирург поморщился и устало побрел в комнату отдыха, где он хотел принять душ, выпить чашку крепкого кофе, выкурить сигарету и немного посидеть, расслабиться, отдохнуть. Сегодня новых операций пока не предвиделось, но его дежурство еще не кончилось и надо было пробыть в больнице до двадцати двух.

А мужчина в сером костюме стоял, широко расставив ноги, и продолжал отдавать приказания.

– Значит, вы меня поняли. Никого, кроме врачей, в палату не пускать – никого! И не дай бог приедут какие-нибудь журналисты со своей аппаратурой, камерами и начнут производить съемки. Или припрется какой-нибудь досужий фотограф…

– Мы поняли, товарищ майор.

– Вот и хорошо, если поняли. В общем, пока дежурьте, потом вас сменят, – мужчина по-военному развернулся и зашагал к выходу, где на улице его ждала служебная машина с тремя антеннами.

А сорокатрехлетний хирург Василий Кириллович Савельев в это время стоял уже под душем, поеживаясь от прохладных, упругих струй. Он фыркал, потягивался, притопывал, а затем принялся громко распевать разухабистую песню:

«Эх, выплывали, да расписные Стеньки Разина челны…»

Затем эта песня сменилась песней о бродяге, который тащился с сумой, проклиная свою горькую судьбу.

Наконец Василий Кириллович пришел в себя. Он даже почувствовал, что немного отдохнул.

– Так, теперь кофе, – растершись полотенцем, пробормотал он, глядя на кофеварку, в колбу которой по капле падала черная ароматная жидкость. – Кофе без сахара и рюмочку коньяка. Коньяк у меня еще есть.

Кофе приготовила его ассистентка, двадцатисемилетняя Верочка.

– Ну что, Василий Кириллович, как вы себя чувствуете? – поинтересовалась девушка, улыбнувшись, показывая ровные белые" зубы.

– Классно, классно, Верунчик, – Василий Кириллович подошел к девушке и положил свои сильные руки на ее талию. – Может, потанцуем? – прошептал он, щекоча ей мочку уха.

– Ой, что вы! Не надо, не сейчас. Если бы ночь.., и никого.

– А почему бы и не сейчас? Дверь мы закроем на ключ, и никто даже знать не будет, что мы с тобой здесь.

– Ой, что вы…

– Перестань, Вера! – уже строго сказал Савельев, прижимая девушку к себе.

– Не надо.

– У меня не хватит сейчас сил и уговорить тебя. Значит, уговоры мы отменяем и переходим к…

– Василий…

– Только не говори – Кириллович.

– Василий Кириллович.

– Я тебя предупреждал.

Женщина попыталась отстраниться, выскользнула из объятий хирурга, но это еще больше раззадорило мужчину.

– Ты куда вырываешься? Сейчас затащу под душ, намочу как следует и тогда тебе самой придется раздеваться. А пока одежда просохнет, мы…

– Не надо, не надо, – запротестовала Вера, понимая, что хирург может тут же исполнить свою прихоть и она окажется бессильна, она не сможет противостоять.

– Вы тут пока принимали душ…

– Что произошло? Опять кого-нибудь привезли?

– Да нет, никого, слава богу, не привезли, просто вам звонили.

– Кто звонил?

– Не знаю, – сказала девушка, – но мужчина обещал перезвонить.

– Ах, мужчина… – небрежно махнул рукой Савельев, – с мужчиной я сейчас встречаться не намерен. Если женщина, тогда может быть…

Правда, с женой не хотелось бы сейчас встречаться.

– Она вам и не звонила.

– Хорошо, – сказал хирург, быстро расстегивая крупные пуговицы на накрахмаленном белом халате своей ассистентки.

– Да не надо, не надо, что вы… – заупрямилась девушка, но уже не вырывалась.

– Иди-ка сюда, – потащил ее за руки Савельев к кушетке. – Ну-ну, иди сюда, иди, маленькая… Сейчас мы с тобой поиграем в доктора.

– Не по себе мне. Не надо.

– Да ладно, не надо…

– Может, попозже?

– Нет-нет, сейчас, – сказал мужчина, – сейчас или никогда. И не сопротивляйся, мне не нравится, когда ты дергаешься. Стой спокойно, веди себя смирно.

– У вас голос такой, что ослушаться невозможно.

– Ну и устал же я.

Руки хирурга быстро расстегнули лифчик, и Савельев даже зажмурил глаза, увидев крупную грудь своей ассистентки с темно-коричневыми сосками, уже набрякшими и отвердевшими от предвкушения грядущих удовольствий.

– Так ты хочешь мне сказать, что не желаешь именно сейчас?

– Да, да, да, – пробормотала Вера.

– Что «да»? Желаешь или не желаешь?

– Желаю… Скорее… Скорее, Василий… – и она принялась кусать руки своего шефа.

– Не спеши, не спеши… Не торопись, я еще не готов, – бормотал в ответ хирург.

В дверь кабинета доктора Савельева негромко постучали три раза.

– Тихо, тихо, – прошептал на ухо своей ассистентке доктор Савельев, – нас здесь нет.

Мы куда-то вышли, улетучились.

– Это, наверное, заведующий отделением.

Это он так стучит.

– А мне плевать. Хочу тебя больше всего на свете, а с заведующим я могу поговорить и после.

– Резонно.

– Вечно все испортят…

Доктор Савельев, едва услышав тихие, удаляющиеся шаги, развернул девушку. Вера уперлась руками в скользкий дермантин кушетки и негромко застонала, почувствовав, как Василий Кириллович Савельев быстро и умело, как это может делать медик-профессионал, овладевает ею.

– Ну вот и все, – буквально через несколько минут выдохнул из себя хирург, отстраняясь от вспотевшей и раскрасневшейся Веры. – Одевайся, у нас еще море дел. Океан проблем.

– Еще! Еще хочу!

– Ладно, ладно, перехочешь, дорогуша. Не сейчас. Теперь уже не хочу я.

– Сейчас, сейчас, Василий! – заперечила девушка начисто забыв его отчество.

– Я сказал – не сейчас! Я же не жеребец какой, а мужчина, уставший мужчина. Мне надо отдохнуть, надо собраться с мыслями, надо зайти в палату, глянуть как там наш клиент.

– Да что с ним сделается! Василий, Василий, не одевайся… – и Вера, опустившись на колени, уткнулась лицом в живот доктора Савельева.

– Сил моих нет.

– Мне тоже казалось, что не хочу, но когда попробовала, – и ассистентка коснулась губами первой попавшейся ей части тела своего любовника, – ну вот увидишь, что тебе захочется снова.

Он недовольно поморщился, но понял, что у него еще осталось немного силы, и желание вновь овладевает его плотью. Он запустил пальцы в густые волосы своей ассистентки и привстал на цыпочки.

– Вот так, вот так… – шептал он, покачиваясь в такт движения головы девушки.

– Тебе хорошо?

– Ты не разговаривай, мне не слова твои нужны.

Телефон, стоящий на столе, зазвонил громко, противно и настойчиво.

– Да будь ты неладен!

Всякое желание у доктора Савельева тут же пропало. Оно исчезло так же быстро, как и появилось. Шлепая босыми ногами, он подошел к столику, поднял трубку…

* * *

После дежурства доктор Савельев сразу же поехал домой. И уже дома его ждал приятный сюрприз. Он догадался, что у него гости, так как в зале ярко горел свет. Быстро поставив во дворе машину, Савельев поднялся к себе домой и, едва отворив дверь, услышал знакомый голос.

Это был его старинный приятель-однокурсник Николай Черепанов, в свое время подающий большие надежды хирург.

– Ба, Василий! А мы тебе звонили, звонили…

– Ты звонил?

– Да, я звонил, – сказал Николай Черепанов. – Только я не помню, с кем это я разговаривал.

– С моей ассистенткой, – небрежно бросил доктор Савельев, быстро снимая плащ и пожимая руку своему еще институтскому товарищу.

– Приятный голос у твоей ассистентки. Небось молодая?

– Старых не держу, – прошептал Савельев на ухо своему приятелю.

– А они тебя?

– Они за.., меня держат.

– Ясно, ясно.

Стол был уже накрыт, ведь Николай Черепанов появлялся у своего приятеля не часто, может, раз в два-три года. Жена доктора Савельева уже немного разомлела от выпитого и поглядывала на мужа чуть масляным взглядом.

– Откуда ты взялся? – обратился к другу Василий. – Не предупредил даже.

– Да ты знаешь, я проездом. Был в Германии, а сейчас уезжаю в Италию.

– И чем ты там занимаешься?

– Да как тебе объяснить… В общем, долгий разговор.

Ну, а ты как?

– Как, как… Как обычно. Режу, зашиваю.

Отрезаю, пришиваю. Ну, ты же знаешь, чем занимаются хирурги. Не тебе объяснять.

– Да, знаю, – Николай Черепанов поуютнее уселся в кресле и посмотрел на своего друга. – А вид у тебя не очень.

– Да устал, Коля, как собака! Надоела эта работа, эти бесконечные дежурства, бесконечные операции. Вот сегодня, например, привезли урода с двумя дырками. Два пулевых ранения – одна пуля застряла возле легких, а вторая в черепе.

– И как?

– Да никак пока. Как обычно. Прооперировал, будет жить. Если бы, конечно, меня не было, он бы уже умер.

– Кого ты все-таки оперировал?

– Да черт его знает! – с каким-то непонятным возмущением в голосе сказал Савельев, взял бутылку коньяка и наполнил рюмку. – Хватит про эту работу, надоело! Давай выпьем.

Лучше расскажи, как там, в Европе?

– Ты давно там был?

– Никогда не был и, наверное, уже не буду.

– А в Европе, Василий, все просто прекрасно. Там хорошо, если, конечно, имеешь деньги.

– Но ты-то их имеешь?

– Я имею.

– Николай, Николай, дай ты ему поесть!

Видишь, он весь зеленый, замученный и руки дрожат. Непонятно, как он еще доехал до дома.

Иногда даже не приезжает, спит там. Приезжает к утру, измотанный.

– Не так уж и страшно, как ты расписываешь.

– А вот это плохо, – сказал Черепанов, – ночевать надо дома, в комфортных, приятных условиях. Валентина, а нельзя ли кофе? – обратился Черепанов к жене своего институтского друга.

– Кофе? Пожалуйста, сейчас сварю.

– И покрепче, если можно.

– Да-да, покрепче, сейчас сделаю, – женщина догадалась, что мужчинам надо о чем-то переговорить и быстро удалилась на кухню, откуда послышалось звяканье посуды.

А мужчины выпили еще по рюмке коньяка, и хирург Василий Савельев придирчиво посмотрел на Николая Черепанова.

– У тебя ко мне какое-то дело.

– Да. Ты знаешь, очень важное.

– Говори, – взглянув на дверь, доктор Савельев чуть подался вперед, чтобы услышать то, что сообщит ему Николай Черепанов.

– Знаешь что, Вася, вот ты говоришь, сегодня привезли какого-то мужчину с двумя пулевыми ранениями и ты его из последних сил спас?

– Ну, в общем-то спас, – не без ложной скромности, взглянув в потолок, подтвердил доктор Савельев.

– Знаешь, зря ты это сделал.

– Как это зря?

– Ведь тот, кого положили на стол – самый настоящий бандит. Дважды или трижды сидел в тюрьме, руки у него по локти в крови. В общем, мерзавец еще тот.

– Ну и что? Я же хирург, а не судья, что бы приговоры выносить, и тем более не палач, что бы их приводить в исполнение, как ты понимаешь, и я должен спасать.

– Ну и зря.

– Да нет, не зря, Николай. Не мог же я сам, собственными руками его убить!

– А вот если бы этот бандит помер, отдал богу душу, ты мог бы неплохо подзаработать.

– Как это? Я не понял. Он что, мне за это с того света деньги перешлет?

– Не понял? Я сейчас тебе все объясню, – и Николай Черепанов наполнил рюмки коньяком. – Ко мне обратились сегодня мои знакомые, очень хорошие люди, очень состоятельные.

Им очень хотелось бы, вернее, они бы очень обрадовались, если бы твой пациент отдал свою жалкую душу богу.

Слово «очень», ну очень нравилось Черепанову, и ему казалось, что оно должно запасть в душу Василию.

– Ну ты и скажешь! – недовольно поморщился доктор Савельев.

– Да-да, обрадовались бы и очень хорошо тебя отблагодарили.

– Хорошо – это как?

– А вот как, дорогой, – Николай Черепанов опустил руку во внутренний карман своего коричневого пиджака и извлек оттуда пухлый конверт. – Вот здесь половина – пять тысяч долларов. Если твой пациент завтра или послезавтра отдаст богу душу, ты получишь еще столько же.

– Ты серьезно?

– Его не надо закалывать вилкой, он должен сам умереть, тихо и спокойно.

Василий Савельев смотрел на конверт, лежащий на краю журнального столика, и размышлял.

– Ну, что скажешь? – через минуту спросил Николай Черепанов.

– Так ты говоришь, он бандит?

– Самый настоящий бандит. Мразь полная.

Ты что, наколок не видел?

– А кто тебя попросил, если не секрет?

– Хорошие люди, Вася, очень хорошие люди.

– Такие хорошие и такие скромные, что даже не хотят, что бы я узнал имена своих благодетелей?

– Да, именно такие.

Доктор Савельев как-то странно крякнул, и его цепкие пальцы потянули конверт за кончик.

– Бери, бери, – сказал Черепанов, – не бойся, никто об этом никогда не узнает. Кстати, он еще не успел прийти в себя?

– Да нет, не пришел. Думаю, очухается дня через два или даже позже. Понимаешь, пуля, вошедшая в голову.., если бы еще пару миллиметров и он был бы мертв.

– Да, если бы он был мертв, ты никак не смог бы заработать эти денежки. Платят-то в конечном случае все равно за мастерство.

– Да-да, я понял.

Василий Савельев с детства завидовал удачливым людям, именно завидовал, а не презирал их, и всегда мечтал быть богатым. Но пока это ему не удавалось, хотя хирургом он слыл замечательным, настоящим мастером своего дела, настоящим виртуозом. И сам он уже давным-давно не считал скольких людей спас от неминуемой смерти. Но чтобы вот так, специально убивать своих пациентов – этого он не делал еще никогда. Но, как выяснилось, за убийство платят куда больше, чем за спасение.

Доктор Савельев взял большой хрустальный бокал и вылил себе из бутылки весь коньяк.

– А ты не переживай, Вася, об этом никто не узнает.

Сделай так… Хотя, не мне тебя учить.

– Да, я сделаю. А когда я получу вторую часть?

– Как только, так и сразу. Я сам тебе ее привезу.

– Да, только сам, я никого больше видеть и знать не хочу.

– Обещаю.

– Хорошо, – рука доктора Савельева дрожала, и даже стакан постукивал о зубы.

Жадно – так, как пьют холодную воду во время страшной жажды, – доктор Савельев большими глотками пил коньяк, даже не ощущая его вкуса.

Валентина пришла в зал с подносом, на котором дымились чашечки с густым ароматным кофе. Едва пригубив, Николай Черепанов поднялся и взглянул на часы.

– Уже очень поздно. Извините меня, друзья, но я спешу. Надеюсь, в ближайшие дни к вам заеду. Валентина, за все спасибо, береги мужа, люби его.

– Да я его и так люблю, – сказала женщина, глядя на мгновенно осунувшееся лицо своего супруга. – У тебя все в порядке, Василий?

Вид у тебя какой-то…

– Какой у меня вид? – зло прошептал Савельев.

– Не знаю.., не такой, как всегда.

– Ну, всего доброго, – мужчины пожали друг другу руки.

– До скорой встречи, – Черепанов галантно наклонился и поцеловал пухлую руку Валентины.

– Провожать меня не надо, я сам доберусь.

– А ты что, на машине? – уже почти у самой двери поинтересовался Савельев.

– Конечно, на машине.

– А ты не боишься?

– Чего?

– Выпил все-таки.

– Нет, не боюсь, – небрежно махнул рукой поздний гость, покидая квартиру Василия Савельева.

– Хороший у тебя друг, – сказала Валентина, обращаясь к мужу.

– Сволочь он самая настоящая! Мерзавец!

– Что ты такое говоришь, Василий!

– Я знаю что говорю.

Конверт с долларами лежал в кармане Савельева неподъемным грузом, взять-то взял, а что с ним теперь делать, и представить себе не мог.

– Сволочь, самая настоящая сволочь! Подонок! А ведь раньше был нормальным мужиком.

– Да перестань ты, Василий, наговаривать на своих старых друзей!

– Может, когда-то он и был другом, а теперь – нет.

– Что он тебе такого сказал?

– Ничего хорошего.

– Ты завидуешь ему, что он богат?

Василий неожиданно для жены расхохотался:

– А вот тебе об этом лучше не знать.

* * *

На следующий день доктор Савельев посетил своего пациента, прооперированного накануне. А через три часа перепуганная Вера влетела в его кабинет.

– Василий Кириллович! Василий Кириллович, там такое случилось!

– Где там? Что такое? Погоди…

– Зря мы вчера старались, такая работа насмарку пошла!

– Ты о чем?

– Ваш пациент помер!

– Как помер?

– Только что, у него остановилось сердце!

– Вот-те на… – протяжно произнес доктор Савельев и посмотрел в окно на низкие темные тучи, плывущие над городом. – А я-то думал, он еще поживет. Я так старался. Да и ты тоже.

– Не расстраивайся, – Вера подошла к хирургу и положила руку на плечо.

– Знаешь, Вера, а я и не расстраиваюсь. Мы сделали все, что могли, даже больше, – сказал доктор Савельев, опуская голову и глядя на маленький клочок бумаги, валяющийся у радиатора.

В тот же самый день, только уже поздно вечером, в камере предварительного заключения покончил самоубийством шофер джипа. На допросе он ничего не сказал, но оперативники не теряли надежды, что этот молодой парень, еще ни разу не сидевший в тюрьме, обязательно расколется, заговорит. Откуда у него появилась тонкая стальная проволока, оперативники так и не смогли выяснить.

А еще через день доктор Савельев получил пухлый конверт с пятью тысячами долларов.

Деньги привез не его Друг, а родной брат Николая Черепанова, адвокат, занимающийся частной практикой, прославившийся тем, что выиграл несколько крупных процессов, в которых смог доказать невиновность и непричастность к преступлениям известных воровских авторитетов.