Двухэтажный дом из красного кирпича, расположенный в лесу на берегу озера, удачно вписывался в подмосковный ландшафт. Еще десятка полтора таких же шикарных загородных домов были разбросаны поблизости в некотором отдалении друг от друга. К ним вела асфальтированная дорога, ответвлявшаяся от Волоколамского шоссе. Всего каких-то пять-шесть километров отделяли фешенебельный дом из красного кирпича за железными воротами от ведущего к Москве шоссе.

Построенные уже давно, эти загородные дома выглядели так, будто были сооружены совсем недавно.

Стояла тишина. Ни единая волна не тревожила спокойную гладь озера. Двое рыбаков в резиновых лодках удили рыбу у дальнего берега.

Лес был молчалив. Только время от времени в ветвях вскрикивали какие-то птицы или со свистом проносились дикие утки, терявшиеся в густых зарослях камыша по берегам озера. Тишина и спокойствие, полные умиротворения.

В это же время в подвале одного из домов, стоящих чуть на горке в окружении старых сосен и кленов, мучился человек. Он корчился от боли, скрежетал зубами, тщетно пытаясь развязать ремни, которые стягивали его руки и ноги.

В подвале было холодно и сумрачно, лишь тусклая лампочка в проволочном колпаке скудно освещала это мрачное помещение, так что пленник – мужчина лет тридцати пяти – даже не знал, день сейчас на улице, ночь, вечер, или, может быть, утро.

Мужчина делал отчаянные попытки подняться с пола. Его руки были намертво привязаны к металлической трубе, торчавшей из бетонной стены. Он пробовал кричать, но слабый голос измученного человека не мог пробиться сквозь толстые стены подвала, и пленник уже утратил всяческую надежду, что когда-нибудь сумеет оттуда выбраться.

Пленником, заточенным в подвале роскошного загородного особняка, был капитан Андрей Петрович Барышев, служивший в региональном управлении по борьбе с организованной преступностью. Задание, которое он получил, выглядело на первый взгляд довольно простым. Но только на первый взгляд. Капитан должен был выяснить, кто стоит за торговцами и производителями наркотиков. И поначалу все шло довольно гладко. Он проследил, как передавали товар, как производители получили деньги. Капитан сумел даже кое-что сфотографировать. Но затем он решил выкрасть документы, хранящиеся в сейфе на первом этаже этого загородного особняка. Вот тут-то он и совершил непростительную ошибку.

Он не мог знать, что дом находится под наблюдением и буквально нашпигован всевозможной записывающей аппаратурой, а в одной из дальних комнат, самой маленькой, сидят у экранов мониторов два охранника.

Они-то и засекли, как Андрей Барышев возится у сейфа, пытаясь его открыть…

Капитану удалось открыть сейф, и он даже увидел заветную кожаную папку, в которой хранились списки покупателей наркотиков, а также списки тех, кому предполагалось передать значительные суммы. Ясное дело, все фамилии были зашифрованы, но расшифровать их не составило бы никакого труда.

Андрей Барышев уже потянулся к папке, когда за его спиной раздался властный окрик:

– Стоять! Ни с места! Руки вверх!

Капитан медленно повернулся.

– Лечь на пол! – грозно крикнул охранник, поводя стволом короткого автомата. – Я сказал – лечь!

Ничего не оставалось делать. Андрей медленно опустился на колени, затем лег.

– Раздвинь ноги! – охранник приставил ствол автомата «узи» к затылку Андрея.

Капитан раздвинул ноги и положил руки на затылок.

– Вот так и лежи, не шевелись. Одно движение, козел, и я выпущу в твою башку всю обойму. Понял?

– Да понял, понял… – миролюбиво сказал капитан Барышев.

Один из охранников тщательно обыскал Андрея, но ничего подозрительного не нашел – пистолет, нож и документы – конечно же, на чужую фамилию. Ну, и кроме того, деньги.

Охранники тут же подняли тревогу, сообщили куда следует, и уже через час Барышев оказался в подвале. Он не видел, как к дому подъехали два черных «мерседеса» и «рафик», в котором находилось шесть человек охранников.

Лысый маленький человек в сером плаще и очках в золотой оправе спустился в подвал и презрительно посмотрел на Барышева. Стоило ему властно щелкнуть пальцами, как тут же появился табурет. Он, кряхтя, сел на табурет, раздвинул полы плаща, чтобы не помять, и вновь взглянул на Барышева.

– Так что ты собирался взять? Наши документы?

Наверное, ты надеялся ими как-то воспользоваться?

Может быть, думал заняться шантажом или еще чем-нибудь? Кто ты? Как твоя фамилия? Только настоящая.

Лысый плюнул на пол, затем вытащил из кармана безупречный белый накрахмаленный носовой платок и промокнул полные губы. От носового платка исходил тонкий запах дорогого одеколона.

Капитан Барышев узнал этот запах.

– Так как тебя зовут?

– Я вам ничего не скажу.

– Ну, это понятно.

Человек в сером плаще потер пухлые ладони, затем похлопал себя по колену.

– Знаешь, дорогой, в этом подвале все поначалу Так говорят. Но не было еще случая, чтобы хоть кто-то не признался. Мои ребята, может, с виду и неказистые, но свое дело знают. Они пытают куда лучше, нежели в гестапо. Поберег бы, парень, свои суставчики.

Преодолевая нестерпимую боль, капитан Барышев поднял голову и красноречиво посмотрел в маленькие заплывшие жиром глазки лысого.

– Ты решил не признаваться?

Барышев покачал головой.

– Ничего я вам не скажу, – прохрипел он, проведя языком по обломкам выбитых передних зубов.

Перед тем, как Барышева затащили в подвал, он отчаянно сопротивлялся, вырывался, пытался сделать все возможное. Ему даже удалось сбить с ног дюжего, весившего, наверное, килограммов сто, охранника. Но второй оказался проворнее. Хотя, если бы не руки, скованные наручниками, Барышев, возможно, разобрался бы и с ним. Но руки были плотно прижаты к спине. Наручники впивались в запястья и не позволяли быстро двигаться и отвечать на удары. Второй охранник, увернувшись от ноги Барышева, прикладом автомата наотмашь ударил его по голове. Удар пришелся Андрею в лицо. Два передних зуба вылетели, рот наполнился вязкой горячей кровью.

– Ах ты, сука! Ах ты, скотина!

Охранник бил и бил Барышева прикладом автомата.

Капитан потерял сознание, правда, на непродолжительное время, а когда пришел в себя, его пинал ногами уже тот, дюжий, стокилограммовый. Казалось, грудная клетка разлетится на куски, как бочка из тоненьких досок.

Но отменный пресс и тренированное тело капитана Барышева стойко переносили удар за ударом. Так что ребра остались целы, правда, бока нестерпимо болели и казалось, внутренние органы – почки, печень, селезенка – болтаются в каком-то невесомом пространстве. Но это было вчера, а может быть, позавчера, или даже месяц назад… Капитан Барышев уже потерял счет времени, он абсолютно не ориентировался, сколько часов, минут, а может быть, суток прошло с того момента, как ему удалось вскрыть хитроумный израильский сейф, стоявший в углу большой комнаты…

– Ну, что будем с ним делать? – подобострастно улыбнувшись, осведомился один из охранников у хозяина.

Лысый вновь вытащил из кармана свой благоухающий платок, вновь промокнул губы, затем вытер уголки глаз и провел сложенным вчетверо платком по лысине.

– Будем разговаривать.

Он щелкнул пальцами, и в лицо Андрею Барышеву ударил яркий луч света. Капитан болезненно зажмурился, тяжелые, набрякшие веки задергались.

– Что, не нравится свет? Понимаю, понимаю… – едва ли не дружелюбно сказал лысый, легко, словно резиновый мячик, вскочил с табуретки и прошелся по подвалу. – Значит, говорить ты не хочешь. Просто-таки не желаешь… Более того, ты нас презираешь и, наверное, считаешь бандитами… Тебя послали наши конкуренты? Они хотят узнать, где, кто и сколько производит товара, кому и почем мы его продаем? Ты это собирался узнать, не правда ли?

Лысый семенящей походкой подошел к Андрею и заглянул ему в глаза. А затем поднес указательный палец прямо к лицу Барышева и помахал перед его глазами.

Андрей видел ухоженный, отполированный ноготь, слышал даже запах, дорогой и тонкий, исходивший от лысого толстячка. Но сейчас этот запах раздражал Барышева. Андрей чувствовал, как тошнота подкатывает к самому горлу, и едва сдержался, чтобы его не вывернуло прямо на лакированные туфли толстяка.

– Тебе плохо? – лысый приподнял указательным пальцем веко Андрея и посмотрел на зрачок. – А может, ты хочешь наркотиков? Так мои ребята сейчас вколют тебе такую дозу, какая не снилась ни одному наркоману. Многие были бы счастливы словить такой кайф.

Так хочешь или не хочешь? – заглядывая в лицо Барышева, улыбался лысый.

– Вы подонки! – выдохнул Андрей.

– Ну вот и заговорил… Я чувствую, что ты парень не глупый, и мы с тобой сможем договориться. Ты ведь хочешь жить?! Такой молодой, сильный, небось, майор, а может, даже подполковник.

– Я не буду говорить. Не буду…

– Нет, будешь, – настойчиво и твердо сказал лысый и опустился на корточки рядом с Андреем. При этом он как-то по-бабски подхватил полы своего серого плаща и приподнял их.

– Не буду, – отрицательно покачал головой капитан Барышев.

– Значит, не будешь… Тогда мы сделаем вот что, – и толстяк, повернувшись, поманил к себе, словно вышколенного пса, одного из охранников. – Послушай, у нас, кажется, есть американский препарат, от которого все становятся говорливыми?

– Есть, шеф.

– Вот и прекрасно. Тогда сделай этому молчуну укол, а после я с ним потолкую.

Охранник кивнул и вразвалку, покачиваясь, двинулся к выходу.

Андрей зажмурился.

– Ну вот, сейчас мы с тобой и поговорим.

Лысый поднялся, уселся на табуретку, вытащил из кармана золотой портсигар, щелкнул дорогой зажигалкой и закурил. Он сидел, раскачиваясь из стороны в сторону.

Барышев смотрел на его силуэт, и этот маленький лысый человек с перстнем на мизинце левой руки казался ему похожим на китайского болванчика.

Через пару минут в подвал спустился охранник. Он держал в руках сверкающий медицинский бикс.

– Быстрее. У меня нет времени.

Человек в сером плаще вытащил из нагрудного кармана пиджака часы, щелкнул крышечкой. Часы исполнили затейливую мелодию. Крышечка вновь щелкнула.

– Минут через десять-пятнадцать можно будет начать разговор, да? – не поворачивая головы, обратился он к охраннику.

– Да, босс.

– Не называй меня боссом, – презрительно, не глядя на охранника, процедил лысый толстячок. – Мне это не нравится.

– Хорошо, – ответил охранник.

– Делай укол, а я пока поговорю по телефону.

Игла сразу нашла вену, и препарат медленно пошел в кровь. Глаза Барышева широко открылись, веки словно застыли, они даже не вздрагивали. Все тело, казалось, оцепенело, какая-то горячая волна прокатилась от пяток до затылка. От этой волны даже каштановые, коротко постриженные волосы Андрея, казалось, зашевелились.

Два охранника подошли к Барышеву и стали пристально наблюдать за ним.

Тем временем маленький лысый человек, так же по-бабьи приподняв полы своего серого роскошного плаща, выбрался по крутым ступенькам наружу, открыл дверь своего черного «мерседеса» и взял в руки телефонную трубку.

Толстым коротким пальцем он на удивление очень ловко набрал какой-то номер, затем дал отбой и повторил набор.

– Да-да, это я, Матвей Фролович, – совсем другим голосом заговорил маленький лысый человек.

– ..

– Как же, конечно, взяли. Он порывался добраться до сейфа.

– ..

– Я же вам говорил, что не стоит жалеть денег на аппаратуру. Вот она нас уже второй раз спасает.

– ..

– Нет, нет, Матвей Фролович, он пока еще ничего не сказал.

– ..

– Но эта проблема разрешима. Мы пробуем.

Время от времени маленький лысый человек морщился и подолгу молчал, слушая то, что говорит ему собеседник. Но даже по выражению его круглого лица можно было догадаться, сколь значителен человек, с которым он сейчас разговаривает, и как сильно этот лысый толстячок в сером дорогом плаще зависит от того человека на другом конце провода.

– Матвей Фролович, буду докладывать без промедления.

– ..

– Деньги получили.

– ..

– Конечно, конечно…

– ..

– Вам их доставят, можете не сомневаться. Сегодня же вечером они будут у вас.

– ..

– Нет? Тогда завтра утром.

– ..

– Конечно. Если я сказал, то так и будет.

– ..

– Что вы, что вы, Матвей Фролович! Не волнуйтесь, все будет сделано с предельной осторожностью и очень осмотрительно.

– ..

– Хорошо. До встречи.

Закончив разговор, лысый бросил телефон на сиденье «мерседеса».

– Какая скотина! – в сердцах пробормотал он и сплюнул себе под ноги.

Его серые глазки заслезились.

"Да что это такое?! Вечно, как поговорю с этим придурком, начинаю волноваться, словно я простой сержант, а он генерал. А ведь и я не маленький человек… Мог бы, паразит, научиться разговаривать со мной поуважительнее, я же для него все делаю. Он живет за мой счет и еще позволяет бурчать на меня и высказывать недовольство.

Если бы не я, если бы не моя аппаратура слежения, то уже давным-давно сидел бы ты, Матвей Фролович, за решеткой, а не в своем роскошном кабинете. И кормили бы тебя баландой. А впрочем, нет, в тюрьме Санчуковский, пожалуй, никогда не сидел бы. Его бы просто пристрелили или он сам выбросился бы из окна. Вот было бы здорово!" – мечтательно улыбнулся лысый толстячок.

Ему доставляло удовольствие воображать мертвыми всех тех, кто был над ним.

А звали этого толстячка Владимир Владиславович Савельев. Он был отставным полковником ФСБ, вернее, в ФСБ ему уже не довелось послужить. Он ушел в отставку еще из КГБ и после этого через пару лет занялся своим нынешним бизнесом. Сейчас доля Владимира Владиславовича составляла семь процентов от прибыли.

Хоть семь процентов и звучали как-то не очень внушительно, но на деле выглядели весьма убедительно. Ведь один грамм наркотика стоил двести долларов, а производилось в месяц по сто и более килограммов.

Так что, доход отставного полковника КГБ был довольно значительным, и терять он его не хотел. Владимир Владиславович отвечал за охрану объекта, а также за получение и транспортировку денег и товара. Наркотики производились двух видов – в порошке и в ампулах. Порошок уходил за границу.

Отставной полковник Савельев был хорошо осведомлен. Он прекрасно знал, что наркотики, которые производятся под Москвой, уже полгода назад прочно обосновались на рынке Соединенных Штатов. И американские производители, то есть конкуренты, заволновались, ведь наркотики из России оказались более дешевыми чем те, которые завозились из Колумбии, Боливии, Чили. Американцы засуетились. Они не хотели терять рынок, вернее, не хотели терять доходы.

Но у него – у Владимира Владиславовича Савельева – не должна была болеть голова из-за международных скандалов. Это его не касалось. Он отвечал за доставку товара не за границу, и деньги переправлял тоже не за рубеж.

Этим занимались другие люди, дело же Владимира Владиславовича было маленьким. И процент его, как считал сам Савельев, тоже не поражал воображение.

Он опять закурил дорогую сигарету, вновь промокнул губы платочком и направился в подвал. Двенадцать ступеней вели вниз. Высоких бетонных ступеней, чисто подметенных, аккуратных и крепких.

Савельев спустился в подвал и приказал направить свет в лицо Андрея Барышева.

– Кто тебя послал? Как твое имя?

– Андрей Петрович Барышев.

– Вот это хорошо.

Щелкнул диктофон, пленка завертелась.

Параллельно с диктофоном один из охранников записывал все то, что говорит пленник.

– Место службы или работы?

– Региональное управление по борьбе с организованной преступностью…

– Должность? – резко и зло выкрикнул отставной полковник.

– Капитан.

– Ах, всего лишь капитан.., как я ошибся. Ну, если бы ты, парень, украл эти документы или смог их перефотографировать, наверняка стал бы майором. Но, капитан, капитан, никогда ты не будешь майором, – подскочив с табуретки и почти пустившись вприсядку, пропел Владимир Владиславович Савельев. – Никогда ты не будешь майором…

Вопрос следовал за вопросом, глаза капитана Барышева были полуприкрыты, разбитые губы кривились и вздрагивали, когда Андрей шептал ответы.

– Ну вот, теперь мы все знаем.

– Что будем с ним делать, Владимир Владиславович? – обратился к полковнику Савельеву дюжий охранник, который делал укол.

– Ну, пусть отойдет от сыворотки, затем подумаем.

– Может, не будем думать?

– Что значит, не будем думать? – лысая голова Савельева повернулась на коротенькой шее почти на 180 градусов. – Как это – не будем думать, ты что?

– Извините, Владимир Владиславович.

– Думать надо всегда, всегда и обо всем. Иначе грош нам цена. Вы за что получаете деньги? За то, что думаете и бдительно несете охрану, – сам же и принялся отвечать на поставленный вопрос отставной полковник. – А еще за то, что не думая, выполняете мои приказания.

Деньги-то вы получаете немалые?

– Да-да, так точно, – чуть ли не хором ответили охранники, двое из которых стояли у стены, заложив руки за спину, а один – рядом с потерявшим сознание Барышевым.

– Так вот, подождем, пока он придет в себя. Хорошо его накормите, а затем поступим как всегда. Главное, чтобы в его крови не было этого вещества и никто не догадался, если, конечно, этого капитана когда-нибудь найдут, как его убили и что с ним делали до того, как лишить жизни. Понятно, друзья мои?

– Так точно. Понятно, Владимир Владиславович, – снова почти в один ответили голос охранники.

– Хорошо, – отставной полковник еще раз взглянул в лицо капитана Барышева.

"Такой молодой, такой красивый, такой сильный! Жить и жить бы тебе, парень. И зачем ты сунулся в это дело?

Подобные дела не для твоих мозгов. Вот и лоб у тебя низкий, а значит, интеллектуальное развитие явно хромает".

Отставной полковник, конечно же, не произнес свой монолог вслух. Он только подумал это, испытывая к Барышеву даже некоторое сострадание.

– Я пошел. Потом позвоню. Охраняйте его. Охраняйте как зеницу ока. А если попытается бежать – убейте. Только желательно, чтобы все было тихо.

Савельев поднялся наверх, в ту комнату, где стоял в углу серый, стального цвета сейф. Владимир Владиславович быстро набрал код, затем открыл массивную дверь, извлек из сейфа дипломат коричневой кожи, поставил его на стол и поднял крышку. Увидев содержимое дипломата, отставной полковник облизнул языком свои полные губы.

– Да… Есть из-за чего стараться, ой есть, – прошептал он сам себе.

В двери стоял охранник. Но охранник не мог видеть, что находится в дипломате.

А там лежали аккуратные пачки стодолларовых банкнот. Даже не считая, Владимир Владиславович Савельев знал, сколько здесь денег. Знал он также и то, что все эти деньги должны будут завтра утром оказаться в сейфе Матвея Фроловича Санчуковского.

А вот кто стоит над Санчуковским – об этом отставной полковник не знал. Более того, он даже боялся думать об этом, хотя и догадывался. Но от подобных догадок у него начинали дрожать руки, пересыхало во рту и язык приклеивался к небу.

– Фу ты, черт подери! – Владимир Владиславович опустил крышку дипломата и быстро повернул кодовые замочки. – Возьми этот чемоданчик, – обратился он к охраннику.

Тот приблизился к столу и взял в руки роскошный дипломат.

А сам Владимир Владиславович быстро закрыл сейф, но перед этим вытащил из папки разграфленный лист и в одной из граф поставил своим «вечным пером» маленькую аккуратную птичку. Затем спрятал документы в сейф.

– Пойдем, – обратился Савельев к охраннику. – Этот чемодан повезете во второй машине. Остальным скажешь, чтобы оставались здесь.

Загородный дом охраняли девять человек.

Были отданы последние распоряжения, и два черных «мерседеса» умчались по Волоколамскому шоссе.

* * *

Железная дверь подвала со скрипом закрылась, щелкнул ключ и проскрежетал засов. Охранники, поднявшись наверх, расположились в гостиной. В подвале, глубоко под землей, горела одна-единственная лампочка, слабая, желтая, схваченная проволочным колпаком, словно спрятанная за решетку.

* * *

Через полтора часа капитан Барышев пришел в себя.

Почти сразу он осознал, что с ним произошло. Единственное, чего Андрей не мог знать, так это какие распоряжения оставил маленький лысый человек, имя которого – Владимир Владиславович – пробилось сквозь густую пелену тумана в сознание Андрея и засело там очень крепко – так, как застревает под кожей острая сухая заноза. Вытащить ее можно, но для этого надо приложить усилия и изрядно повозиться.

– Владимир Владиславович… Владимир Владиславович, – шептал потрескавшимися окровавленными губами капитан Барышев. "Где-то я слышал это имя, но где и когда? Хотя какая к черту разница? Если они мне сделали укол… Значит, я обо всем рассказал, значит, им известно, откуда я и кто меня послал. Значит, судьба моя решена.

Скорее всего, меня убьют и постараются при этом, чтобы я исчез бесследно. Зачем им свидетели? Разве можно оставить в живых человека, знающего их в лицо, слышавшего их имена? Но вот маленький фотоаппарат с пленкой, на которой отсняты кадры передачи денег и наркотиков, – у меня. Фотоаппарат лежит под черным комодом в коридоре. Вот если бы этот фотоаппарат и пленку как-то переправить своим, тогда можно было бы считать, что погиб я не бессмысленно, принес хоть какую-то пользу… Но почему я поступил так неосмотрительно? Почему не подумал, что может существовать аппаратура, видеокамеры, что за каждым самым дальним углом этого здания установлена слежка и любое движение в доме снимается на пленку? Как я об этом не подумал?!"

Нестерпимо болели заломленные руки, раскалывалась голова. Кровь стучала в висках, и казалось, голова от боли может разлететься на куски, рассыпаться на тысячу осколков, взорваться так, как взрывается лампочка от слишком большого напряжения. Андрей с трудом приподнял голову и взглянул на тусклую лампочку у противоположной стены.

«Неужели нет выхода? Неужели я не смогу отсюда выбраться?» – и капитан Барышев с неистовым отчаянием попытался высвободиться из оков.

Его суставы захрустели, и в какой-то момент он почувствовал, что кожаные ремни, которыми стянуты руки, немного ослабели. Андрей судорожно вздохнул. Пот заливал глаза. Каждая мышца дрожала от невыносимого напряжения.

– Надо.., надо., надо… – шептал Барышев, делая одно усилие за другим.

Заскрежетали засовы, звякнул ключ. Железная дверь отворилась. На пороге подвала появились два дюжих охранника. Они были явно выпивши, а может быть, одурманены наркотиками.

– Ну что, мент, хотел, чтобы нас всех перестрелял ОМОН? – сказал тот охранник, который делал укол. – Так вот, не вышло по-твоему, – и он, широко размахнувшись, ударил Барышева по лицу. – Давай повесим его на крюк, – предложил охранник своему напарнику.

И уже через пару минут Андрей Барышев, капитан регионального управления по борьбе с организованной преступностью, висел на крюке. Он был до пояса голым, рубаху с него сорвали.

– А сейчас мы тебе, сволочь, выпустим кишки, и ты будешь на это смотреть, – куражились охранники. – Нам не привыкать, ты не первый, кто подохнет такой смертью.

И Барышев вспомнил. Действительно, двое его друзей из их же управления, старший лейтенант и майор, с прозаическими фамилиями Синицын и Петров, бесследно исчезли. А ведь они занимались этим же делом.

– Ну, Малыш, давай, – пробурчал высокий, вытаскивая из кармана нож с выкидным лезвием. – На, возьми.

– Да у меня есть свой, – отозвался невысокий коренастый охранник и повертел маленькой коротко стриженной головой.

– Ну, что ты стоишь? Выпусти ему кишки, выпусти.

– А может, не надо? – коренастый поморщился. – Не хочется мне этой грязи..: С уборкой потом придется возиться.

– Ну, ну, привыкай к крови, полюбуйся видом развороченных внутренностей. Давай.

– Да не хочется мне.

– Я кому сказал?! – рявкнул высокий.

– Ладно…

Коренастый нагнулся, поднял штанину, и в его руке появился нож. Лезвие ярко сверкнуло. Он провел ногтем по острию.

– Какой замечательный нож!

И, подойдя к подвешенному за руки капитану Барышеву, коренастый охранник быстро полоснул его по животу. Андрей судорожно сжался и закричал. Охранник полоснул ножом еще раз, и кишки вывалились к ногам Барышева.

– А теперь покрути его. Ну, покрути!

Коренастый охранник взял Андрея за плечи и резко крутанул слева направо. Тело Барышева завертелось, и кишки потянулись по полу, наматываясь ему на ноги.

Охранники принялись гоготать и смотреть в искаженное предсмертной судорогой лицо капитана Андрея Барышева.

– Ну, мент, как ты себя чувствуешь теперь? Ты хотел, чтобы нас всех перестреляли твои дружки? Так не будет этого. Не будет! – кричал тот, что вспорол живот Андрею Барышеву. – Никогда не будет, мент, никогда!

Он подбежал и ножом полоснул по кишкам. Но Барышев уже не видел и не чувствовал, как над ним глумились и издевались накачавшиеся наркотиками охранники.

* * *

Потом, когда стемнело, изуродованное, исполосованное тело Андрея Барышева всунули в брезентовый мешок, предварительно положив туда кусок чугунного рельса и еще какую-то тяжелую железяку. Брезентовый мешок завязали, погрузили в лодку, и когда луна спряталась за тучу, вывезли на середину озера и сбросили с лодки. Мешок тяжело перевалился через борт и бесшумно ушел на дно.

Охранники закурили.

– Ну, греби к берегу, – сказал тот, что был повыше.

Коренастый навалился на весла. Заскрипели уключины, и лодка поплыла к берегу, к длинным мосткам.

Возле них лодку привязали.

– А какая там глубина? – поинтересовался коренастый, передавая ключ от лодки высокому.

– Метров восемь или девять. Я один раз ловил там рыбу.

– Ну, нормально.

– Да, дно там заболоченное, и я думаю, мент этот ушел в ил.

– И превратится он в сапропель, – сказал коренастый, тяжело ступая по мосткам.

Доски поскрипывали, прогибались, охранник докурив сигарету, швырнул окурок в воду. Он пролетел красной точкой и с шипением погас.

– Это третий, – заметил коренастый.

– Нет, уже пятый, – разминая затекшие ноги, откликнулся высокий.

– Ну и хрен с ними. Не жалко этих гадов.

– Чего же их жалеть? – удивился высокий и двинулся к дому.