Отряд под командой Белоконя высадился в двадцати километрах от места событий – преступник не должен был расслышать стрекота «вертушки». Теперь спецназовцы быстро продвигались по тайге, уверенные, что выйдут к Оби до наступления сумерек.

На любимое свое детище Феофанов средств не жалел. Оснастил ребят по полной программе: у всех были новенькие ботинки на толстой рифленой подошве, удобные и легкие импортные бронежилеты. На снайперских винтовках стояли глушители и прицелы ночного видения. Малогабаритные рации позволяли отряду рассредоточиться на большой площади и почувствовать себя единым целым.

Приезжая к спецназовцам на полигон, Феофанов каждый раз привозил с собой что-нибудь новое в смысле экипировки. В последнее время он стал обращать особое внимание на внешний вид бойцов – постановил, например, чтобы все носили на головах одинаковые черные банданы. Привез красящую пасту, чтобы в полевых условиях каждый наносил себе две горизонтальные зеленые черты на лоб и по две косые полоски на каждую щеку – не больше и не меньше. Привез всем кожаные перчатки с обрезанными пальцами и тоже обязал носить.

Проведя большую часть жизни в кабинетах, за чтением и составлением разного рода бумаг, он всю жизнь тосковал по такой вот боевой красоте, военной эстетике. С наслаждением наблюдал на учениях, как небольшой, в двенадцать человек, взвод преодолевает всякого рода препятствия. Как бойцы опускаются на канатах вдоль макета стены, запрыгивают в оконные проемы. Он видел, как стремительно выбираются на поверхность из глубокой ямы с отвесными краями.

Он был похож на балетмейстера небольшого театра, трепетно заботящегося о декорациях, костюмах, отточенности каждого па. Иногда, явившись понаблюдать за тренировками, Феофанов приказывал пустить через динамики какие-нибудь бравурные марши или старые хиты группы «Любэ».

Феофанов знал о конкуренции между армейским спецназом и спецназом ФСБ. Знал, что к милицейскому спецназу те бойцы и их командиры традиционно относятся свысока. И мечтал заткнуть конкурентов за пояс по всем параметрам – в смысле выправки и внешнего вида, оснащенности и мастерства.

Каждый боец должен беспрекословно выполнять указания командира, должен относиться к сослуживцам как к родной семье. Но за пределами взвода он никого за равного не признает, ежеминутно ощущает свою исключительность. Без здорового самомнения никогда не возвыситься по-настоящему, не стать лучшим в России отрядом спецназа…

Теперь ожидалась премьера.

– Зачем этот второй дурака валяет? В таких случаях обычно преувеличивают силы, – рассуждал вслух замкомвзвода, меряя лес широкими шагами. – Ну, поверили мы, что молодой один все затеял. Тем больше у нас оснований без лишних разговоров взять его на мушку и шлепнуть.

– Пока он еще лоб не подставил, – ответил Белоконь.

– Вы ж видели с экрана, товарищ командир, какие там берега. Высоченные, весь остров будет как на ладони.

– А жилье ихнее ты видел? Мне Феофанов передал, как они там устроились. Жилье приличной вместимости, со всех сторон брезентом затянуто. Загонит внутрь все стадо и сам засядет.

И никуда не денешься, придется на остров высаживаться. А вот при высадке этот кадр в цепях может нас здорово потрепать.

Тайга была пронизана солнечным светом, наполнена запахом хвои и птичьими голосами. Пят на света и тени на мху делали его похожим на бархатистую звериную шкуру, разостланную на земле.

Красота леса не противоречила приподнятому настроению спецназовцев. Долгожданная для каждого работа заранее бодрила, возбуждала. Кожу приятно покалывало. Каждый с удвоенной отчетливостью ощущал биение своего сердца, бегущую по артериям кровь, мышцы тренированного тела, пока еще приятно расслабленные – быстрая ходьба в полной экипировке их не очень нагружала.

* * *

На фоне крутого поворота шоу никто из съемочной группы не вспомнил о Зине, не стал уточнять, куда она подевалась. И все-таки в лагере Фалько услышал, как один из эмчээсовцев интересуется у гримерши, где девушка.

У режиссера, что называется, в зобу дыханье сперло. Если и дальше пойдет такая нервотрепка, в пору будет просить эту самую гримершу наложить румяна…

Вопрос о Зине рано или поздно адресуют ему, как любой другой вопрос. Если заверить, что она улетела вместе с пожарником Семеном и охранником банка Бажиным – значит окончательно взять на себя роль сообщника убийцы. Признаться начистоту – погубить проект.

Ни один человек из группы не поплывет больше на остров, зная реальное положение вещей.

С наступлением темноты все ударятся в бега. Он, Фалько, окажется виноватым перед компанией и лично генеральным продюсером, перед спонсорами-нефтяниками и, самое страшное, перед Ладейниковым, с нетерпением ожидающим новой прямой трансляции.

Как совместить столько разных, противоречащих друг другу задач? Уцелеть физически, спасти свое имя, как законопослушного гражданина, спасти свой имидж маэстро телеэкрана.

Шоу должно продолжаться, пока есть хоть малейшая возможность. Прибытие бойцов спецподразделения только повысит ажиотаж у телезрителей, добавит реальности к островному сюжету. Рано или поздно спецназ возьмет преступника в кольцо.

Как тогда оправдаться перед Ладейниковым? Объяснить, что он сам себя выдал слишком «убедительным» поведением на экране?

Почему он не захотел изъять у всех на берегу чертовые сотовые? Какого черта вообще их выдумали – ненужная барская роскошь. Раньше нельзя было позвонить в столицу из каждой таежной дыры, и это было замечательно!

Преступник выслушает оправдания. Потом приставит холодное дуло к переносице и… Он уцелеет, если предупредит Ладейникова заранее. Чуть раньше времени. Откуда узнал? Известили, как главного: группа вот-вот прибудет на место. Кто бы ни занялся этим делом – милиция или ФСБ, – если они решат высаживаться, то попытаются связаться с режиссером. Или нет?

– Где Зина, Валентин Эдуардович? – замаячило впереди чье-то лицо. – На острове ее никто не видел, здесь тоже нет.

– У игроков спрашивали?

– Не сообразил никто, только здесь опомнились. А вдруг в воде ногу судорогой свело?

– Не морочьте голову, она у меня и без вас заморочена! Я как жонглер на проволоке, и не надо меня сбивать дурацкими вопросами! Работайте, выполняйте свои обязанности! Мне хватает, перед кем отчитываться!

– Извините ради бога, мы просто хотели… – лицо сникло и пропало.

«Забродов тоже хорош, – продолжал по инерции распаляться Фалько. – Как он с его опытом мог позволить посадить себя на цепь? Вообще он как-то странно выглядел на языческом празднике».

Хотя… Неизвестно, что было бы лучше. На секунду режиссер представил себе вариант продолжения шоу без Ладейникова. И почувствовал всю пресноту высосанного из пальца сценария по сравнению с теперешним, рожденным самой жизнью.

* * *

Предлагать кандидатуру Дианы Воробей не рискнул, памятуя о ее внезапном бешенстве. Сам общаться с Ольгой отказался:

– Здесь все бабы какие-то чокнутые.

– Может, хоть совет ценный дашь? – с горькой иронией поинтересовалась Вероника. – На советы многие расщедрились.

– Насчет Ольги могу посоветовать. Мы болтали с ней в самолете, пока она глаз на своего супермена не положила. Фишка в том, что она себя возомнила великой актрисой. И здесь, на острове, выбрала для себя роль подруги Тарзана. А к тому времени, когда Тарзан превратился вдруг в Кинг-Конга, она уже слишком въехала в роль.

– Не знаю, в каких там она фильмах играла, – пожал плечами Барабанов. – Я вообще наше кино люблю, даже сериалы почти все смотрел. Но ее там не видел. Разве что в массовке?

– Я тебе потом покажу, если доживем и вернемся в цивилизацию. Раньше не хотел болтать, чтобы не сплетничать. Но ради информации к размышлению… Я вообще порнухой особо не увлекаюсь, но один раз попал в компанию: мы поставили видео, чтобы девчонок раззадорить. И как увидел нашу Ольгу, сразу вспомнил ту кассету. Порно, конечно, не жесткое, не в немецком стиле. Но жанр по-другому не определишь. Там, конечно, тоже ценится талант. Но в ее случае, все таланты на виду, – Воробей похлопал себя сначала по тощей груди, потом по такой же тощей ягодице.

В другое время Губайдуллин и Барабанов тут же представили бы себе набор откровенных кадров. Но сейчас настрой обоих был далек как от эротики, так и от порнографии.

– Ладно, – кивнула Вероника. – Пойду двигать дело, пока она не отправилась к своему милому.

– Ни пуха…

– К черту.

– Прощупай сначала. А то еще заложит.

Веронике надоели эти мужики с их здравым смыслом. Попросив разрешения, она присела рядом с густоволосой красавицей. Ольга сперва развела костер, а потом уже разобралась, что греть ей на нем нечего. Деликатесы, доставленные по требованию Ладейникова, нуждались только в сервировке.

Выложить на пластмассовую посуду розовые дольки лососины, вскрыть упаковку фруктового сока не составило труда.

– Я не претендую участвовать в трапезе, я просто так, – предупредила Вероника.

– Какие проблемы? Возьми, – широким жестом Ольга протянула продолговатый бисквит в упаковке.

– У меня, честно говоря, и аппетит пропал, – призналась Вероника, чувствуя, что Ольге в это слабо верится.

Платиновая красавица пожала плечами. Осторожно продолжая общение, Вероника неожиданно выяснила, что Ольга не верит ни в гибель Зины, ни в реальную угрозу чьей-то жизни. По ее мнению, шоу просто совершило крутой виток, а Игорь проявил себя потрясающим мастером перевоплощения. А рядовых участников специально не предупредили, чтобы страх выглядел натуральнее.

Вероника поняла, что спорить не стоит. Теперь ей многое стало ясно в Ольгином поведении: восхищение преступником, позирование с автоматом.

– Только никому не говори, а то народ сразу расслабится, – закончила «мисс острова».

– А тебе не жалко, что людей от страха колотит?

– Искусство требует жертв. Я сама до седьмого пота трудилась на съемках, потом вообще никакая была. Терпела придирки на каждом шагу: не так встала, не так посмотрела, не так вздохнула. Знаешь как это действует? А вот у Игоря – огромное будущее. После нашего шоу его завалят приглашениями на съемки.

– Допустим, все мы должны бояться. Чего ж тогда тебя Фалько не ругает?

– У меня есть опыт в кинематографе, мне лучше взять на себя роль посложнее. Я следила за Фалько, за его реакцией. Если б он хоть раз нахмурил брови в мой адрес, я бы сразу присоединилась к остальным. Но хороший режиссер потому и хорош, что всегда готов чуть-чуть отступить от жесткого сценария.

– И как ты думаешь продолжать? Вдруг зрителям быстро наскучат твои восхищенные взгляды?

– Зритель хочет романтики, ярких чувств.

– Так Игорь тебе действительно нравится или это все игра на публику?

– А тебе, скажешь, не нравится? Не спорю, Илларион тоже в своем роде хорош. Вы с ним неплохо бы смотрелись как пара.

– Крутые повороты в сценарии – классная штука. Но у тебя как пошло сначала, так и катится по наезженной колее. А если б, к примеру, оказалось, что ты просто симулируешь чувства в своих целях?

– Это больше Диане подошло бы, она у нас роковая женщина. А мне всегда удавались романтические персонажи, я сама такая по натуре.

Вероника вспомнила, что рассказывал Воробей о жанре, в котором подвизалась Ольга. Но платиновая блондинка говорила так убежденно, что сама, похоже, верила своим словам.

– Романтика так романтика. Допустим, я зрительница, я верю в захват заложников. И начинаю недоумевать: как же Ольга остается равнодушной к их страданиям? Только прикинь.

Игорь засыпает. И вдруг тебя охватывает жалость к скованному пленнику. Ты бросаешь ему ключи от наручников, он уплывает по ночной реке.

– Инициатива вещь хорошая, если она в меру.

Такой ход надо с Фалько согласовать, иначе получу по шапке. Да и кому я прикажу снимать, какой оператор меня послушает?

– Конечно, согласуй, – Вероника не знала о сложных проблемах, которые терзали Фалько.

Мимо пробежал радостный Струмилин. Подхватил неочищенный апельсин и попытался удержать его на лбу, не сбавляя скорости.

Апельсин упал, и Вадим погнал его вперед, как мячик.

Вероника с жалостью подумала, что действие наркотика скоро пройдет, и человек осознает, что получил черную метку. Ольга Штурм сейчас примерно в таком же состоянии, как и кандидат наук.

Только молодой женщине не нужны наркотики, ее организм сам вырабатывает необходимые вещества для кайфа.

А если Ольга согласится? Риск ведь будет нешуточный! Как это называется? Очень просто – использовать человека.