Снова позвонил генеральный продюсер.

– Я тут хотел решить вопрос насчет бойцов в камуфляже. Если случился захват заложников, значит на сцене должен появиться спецназ. Зачем, думаю, экипировать актеров? Дешевле нанять на месте настоящий. На Алтае деньгами не избалованы. Выяснил телефон, звоню ментам в управление, а дежурный офицер мне заявляет, что спецназ уже отправлен. Как это понимать? Ты что, успел договориться?

Фалько чувствовал, что сосуды на висках сейчас лопнут. Дужки защитных очков стали давить за ушами.

– Я хотел закинуть удочку, чтобы передать потом, во сколько это выльется, – выговорил он наконец. – Но не успел еще. Может, сами решили подстраховаться?

– Я тебя, конечно, поздравляю: даже менты поверили. Тогда надо их предупредить, а то еще уложат всех мордами вниз.

– Да уж…

Удобно было бы отдать переговоры на откуп продюсеру, а самому остаться в стороне. Но если сбить ментов с толку, если бойцы явятся сюда, как на каникулы, Ладейников может устроить кровавый праздник. А застреленный мент, совсем не то же, что убитый заложник. За своих менты в полном смысле слова отомстят всем. И не сошлешься потом, что заложников берег, не примут они такие оправдания…

Что теперь делать? Договориться с Ладейниковым, взять слово, чтобы не трогал их? Такому верить нельзя. Но дело ведь не в честном слове: он сам не заинтересован открывать пальбу. Убьет двух-трех спецназовцев, следом явятся двадцать-тридцать. И уже не выпустят, не будут торговаться…

Маленький человечек в джинсовом костюмчике мыслил так напряженно, что лицо сводила гримаса. Он выглянул из своей палатки и огляделся по сторонам. Набрал номер сотового, оставленный Игорю.

Ладейников отозвался не сразу.

– Слушаю.

– Здесь скоро будет спецназ.

– Чей, какого ведомства?

– Милицейский. Видишь, я с тобой по-честному играю.

– Откуда мне знать? Может, ты и нашим и вашим?

– Я только что случайно узнал, от продюсера.

Что-то менты просекли наметанным глазом.

– Это у кого наметанный глаз, у ментов, что ли? Да они только в кино членораздельно изъясняются – Они уже на подходе, я постараюсь заранее выйти на связь. Давай условимся: я доказываю, что все тут движется в рамках сценария, а ты не делаешь резких движений. Тогда у тебя будут неплохие шансы на благополучный исход.

– Только не надо мне расписывать мои шансы. Когда тебя так агитируют, можно всякое подумать.

– Какая агитация?! Я только…

– Ладно, не суетись… Но имей в виду: фигу в кармане я моментом распознаю. С метами объясняйся популярным текстом. И пожестче, для них вежливость всегда выглядит подозрительно.

* * *

Вначале склоны гор оставались густо задрапированными хвоей. Потом тайга расступилась, открыв простор каменным глыбам. Здесь сосны росли небольшими группами. Корни почти полностью оставались снаружи, извиваясь по твердой породе в поисках мягкой земли и ее живительных соков.

Судя по подробной карте местности, до реки оставалось каких-нибудь пять километров. Командир устроил привал, чтобы объяснить каждому его задачу. И тут позвонил из города Феофанов.

– Интересная картина получается. Тут со мной связались прямо с острова. Позвонил режиссер, как-то нашел меня по инстанциям. Говорит, вроде все у них так запланировано по сюжету.

Участники так правдоподобно играли, вот народ у экранов поверил в реальный захват.

– Что нам делать?

– Слушай дальше. Звоню в Москву, там мне подтверждают факт захвата. Похоже, люди в съемочной группе тоже чувствуют себя заложниками и боятся говорить правду. Так что план остается в силе. Мочить никого не спешите. Сперва присмотритесь, что к чему, понаблюдайте за обстановкой. Даю телефон этого самого режиссера.

Фалько Валентин Эдуардович. И поаккуратней в выражениях, а то развоняются потом по своему каналу на всю страну. Или, того хуже запишут тебя на пленку, перемонтируют и выставят полным идиотом.

«Что за счастье собачье? – плюнул в сердцах Белоконь. – Первое настоящее дело после того проклятого случая. И опять какая-то двусмысленность, опять навешивают чужие, следовательские функции».

Бойцы молчали. Он их достаточно вымуштровал, чтобы не спешили задавать вопросов.

– Корректировка, мужики.

До этого предполагалось рассредоточиться у обрыва на все шесть километров, соответствующих длине острова. Пользуясь большой разницей в высоте, определить сверху местонахождение обоих преступников. Общаясь по рации, выделить четырех бойцов – тех, у кого наилучшие позиции для стрельбы. Взять каждого бандита в перекрестье прицела и по команде стрелять на поражение.

– Сперва я один заступаю наблюдать, вы держите дистанцию.

"Откуда вообще этому режиссеру стало известно о приближении взвода? Можно голову под трамвай положить, что он голубой, они все там на телевидении голубые и розовые. Узнал, разнюхал. Не иначе утечка прошла, кто-то из наших начальников опять напорол, и покатилась новость, как обвал. Если разговоры по сотовым действительно под контролем преступников – а скорей всего так и есть, – значит эти два урода тоже знают о приближении гостей. И не надо спешить дозваниваться до Фалько. С таким же успехом можно в воздух палить, радостно извещая о своем приближении.

Привал продолжался ровно семь минут. Когда речь идет о жизни – твоей и чужой – невольно становишься суеверным. Без труда перевалили еще через два гребенчатых горных выступа и острый нюх Белоконя уловил новый свежий запах – воды, реки, Оби.

Вскоре он уже подбирался к краю обрыва. Биноклем собирался воспользоваться только в крайнем случае, чтобы не вспугнуть противника солнечным отражением стекол.

Разрешающей способности его глаз хватило, чтобы разобрать на острове несколько мужских и женских фигурок. Человек с двумя короткоствольными автоматами прогуливался по берегу, а вот его сообщника нигде не было видно.

Снизу доносилась негромкая, но веселая музыка. Белоконь не мог позволить себе перегнуться через край и бросить взгляд на берег реки.

Похоже, там, внизу, лагерь съемочной группы.

Можно было различить отдельные переговаривающиеся голоса. Тревоги в голосах не слышно, и в сочетании с развеселой музыкой это действительно странно.

Трудно предположить, что рядом, на острове держат в заложниках больше десяти человек, а остальные преспокойно себя чувствуют на берегу.

Трудно поверить, что двое преступников внимательно присматривают за участниками шоу, а съемочной группе предоставили полную свободу действий. И зачем бандитам демонстрировать себя на экране, если здравый смысл подсказывает хватать приз и уходить в тайгу? Что они, маньяки? У маньяков другие прихоти.

Время шло, все оставалось без изменений. Подавшись чуть назад, Белоконь перевернулся с живота на спину. Теперь не живот, а спина ощущала тепло нагревшегося за день камня, глазам открылся дивный вид белых облаков, медленно проплывающих в синеве.

Он вспомнил, как зашел на ту сырую питерскую дачу. Два трупа в общей лужи крови и рядом плачущего парня. Он еще ничего не успел объяснить, но командиру и бойцам стала ясна роковая ошибка…

Надо лишний раз запросить консультацию. Начальство это дело любит и самому спокойнее. Он связался с центром, доложил обстановку.

– Есть соображения? – поинтересовался Феофанов.

– Для начала прикинемся, что поверили Фалько. Возьму человек пять и спущусь вниз – вроде это весь наличный состав. Остальные будут ждать моей команды.

– Будь осторожен, в лагере можно ждать всякого подвоха.

– Само собой.

– Тогда дерзай.

– Разрешите исполнять?

– Подстраховаться решил? Повторное подтверждение хочешь получить от начальства?

2.* * *

Незнакомый жесткий голос спросил у Фалько по телефону, все ли в порядке в лагере и на острове, можно ли группе спецназа беспрепятственно спуститься к берегу.

– Все хоккей, командир. Спускайтесь, отметим встречу.

Вот сейчас явятся и своими глазами увидят, что он, Фалько, совершенно свободен в своих действиях и высказываниях. Как потом оправдаться, когда все вылезет наружу? Какой такой страх заставил морочить голову сперва съемочной группе, а потом спецназу? А если сослаться на угрозу – преступник пообещал, что его сообщники расправятся на воле?

В России нет программы защиты свидетелей, защиты тех, кто сотрудничает с силовыми ведомствами – на канале даже сделали об этом целую передачу. Значит, он имел полное право испугаться.

Надо ли брать у них разрешение на съемку?

Вероятнее всего не дадут. Хорошо хоть сам командир не сообразил запретить ее авансом и можно попробовать заснять вход спецназа в лагерь.

Не мешкая, Фалько отдал команду двум операторам. Те двинулись к окраине лагеря в ярких куртках и с плейерами, прицепленными к поясу, как водится у молодежи. Будто они такие фанаты музыки, что не могут часа без нее прожить.

На самом деле плейеры представляли собой видеокамеры с замаскированным объективом. Их взяли при отъезде из Москвы, чтобы заснять отдельные сценки незаметно для игроков.

Спецназовцы появились во всей красе. Пожалуй, они были даже слишком эффектны со своими, взятыми наизготовку автоматами, в черных банданах и фирменных бронежилетах, с боевой раскраской на лицах. Зрители могли принять их за актеров, отлично выучившимся осторожной поступи, каменной неподвижности лиц, внимательным, прищуренным взглядам по сторонам.

Приветствуя спецназ, операторы радостно улыбались и махали руками, чтобы их, не дай бог, не заподозрили в скрытых намерениях.

– Сюда! Пойдемте с нами.

Бойцы проигнорировали приглашение и продолжали двигаться, как считали нужным, постепенно рассредоточиваясь. Видимо, у них был четко отработан порядок входа в палаточный лагерь или небольшое село.

Чтобы не вызвать подозрения, оба оператора не стали слишком долго пятиться назад. Они двигались рядом на почтительном расстоянии, как это и должны делать люди, посланные навстречу во избежание недоразумений.

Только прочесав весь лагерь, заглянув во все палатки, спецназовцы остановились возле палатки Фалько, и командир один вошел внутрь.

– Мое почтение, – режиссер кинулся к нему навстречу.

В этом движении была большая доля искренности. При всей двусмысленности положения все-таки приятнее иметь рядом вооруженного человека, который обязан тебя, гражданина России, защищать от всяких напастей.

– Устали с дороги? Присаживайтесь, угощайтесь. Я уже велел освободить палатку для ваших ребят. Им сейчас тоже передадим попить-поесть.

– Не спешите.

По голосу Фалько понял, что командир не притронется ни к виски, ни к пиву, ни к натуральному соку. И бутерброды на блюде тоже пока не понадобятся.

– Что у вас стряслось?

Фалько не любил фамильярного «тыканья» в свой адрес, но сейчас предпочел бы лучше такой грубоватый оборот. В этом «вас» слышалась холодная деловитость хирурга, уже взявшего в руки ланцет и готовящегося вскрыть больному брюшную полость.

– Да вот придумали сюжет на свою голову.

Вышло удачно, даже слишком.

Придется выражаться так, чтобы оставить на потом хотя бы узкую щель для оправдания. А может, выложить все, пока не поздно? Но ведь упустят этого черта с серо-голубыми глазами и золотистым ежиком. Упустят, как упускали чеченских террористов, наемных убийц, как радостно провожали за кордон людей, награбивших миллиарды, а на следующий день вдруг срочно начинали посылать запросы на передачу их в руки правосудия. Потом он и у Ладейникова окажется крайним. Творческий человек с хрупкими костями и чересчур богатым воображением. Если сам не явится по его душу, так наймет людей на «выигранные» денежки…

– Значит, на острове тишь да гладь?

Глаза Белоконя сверлили, допытываясь до истины. Командир словно знал правду и лишь хотел уточнить мелкие детали. Человечек в джинсовом костюме пожалел, что не снял темные очки – может показаться, что он боится посмотреть гостю в глаза.

– В каком смысле? События на месте не стоят, иначе зритель наш заскучает.

– Конкретно сейчас. У вас ведь не круглые сутки съемка, вы ведь даете людям отдохнуть?

– Даю. Но вообще-то у меня там постоянно присутствует оператор. Нужно материала в десять раз больше, чем пойдет в эфир, нужно иметь выбор – только тогда все получится, как надо.

Пока нет конкурсов, мы все равно снимаем: время от времени на экране должны появляться бытовые зарисовки и сцены.

Фалько успел и бородатого Илью предупредить по сотовому о появлении отряда в камуфляже.

Чтобы заснял «вид с острова» как бы глазами преступника. Реальный убийца тоже, конечно, будет наблюдать с большим интересом.

Ладейникову Фалько успел еще раз напомнить о договоре. Странное дело – судя по голосу, Игорь не проявлял большого беспокойства, не считал нужным повторно предостерегать от искушения выложить ментам правду. Гораздо больше нервничал режиссер, словно он здесь висел на самом тонком волоске.

Вот и теперь Фалько не мог заставить себя непринужденно болтать, пересыпая речь шутками и прибаутками. В зрачках Белоконя словно отражались операционный стол, руки в перчатках и вскрытая брюшная полость пациента. Пациентом был, конечно, Фалько – он чувствовал, как грубые пальцы трогают и шевелят все внутренние органы.

– Думаю, никто на острове не обидится, если мы на часок туда высадимся. Убедимся своими глазами.

– В чем? – кисло улыбнулся Фалько. – Конечно, я не имею права вам запретить. Но странно, согласитесь, будет выглядеть дежурный визит спецназа на захваченный преступником остров.

Вам тогда положено убить этого человека, освободить заложников. И передаче нашей конец, можно закрывать занавес.

– А зачем снимать наш визит на камеру? – резонно возразил Белоконь.