Ночное происшествие оставило в душе у Иллариона Забродова неприятный осадок. Он был привычен к виду крови, на трупы мог смотреть так же равнодушно, как на поваленное бурей дерево. Но раньше были другие трупы, другая кровь. Война, разрушение всегда ужасны, но гибель мужчины — не то же самое, что гибель женщины. А если женщина погибла несправедливо…

…хотя может ли смерть вообще быть справедливой? И тогда уже неважно, кем она являлась при жизни — проституткой, воровкой, известной актрисой или председателем правления банка. К «смерти вообще» можно привыкнуть, но не к конкретной «смерти».

Наверное, именно поэтому Илларион чувствовал себя с утра в большой квартире не слишком уютно. Спокойствие, к которому он раньше стремился, оборачивалось для него теперь одиночеством. Не помогало даже присутствие в доме пса. Доберман чувствовал настроение хозяина. Собаки всегда чувствуют смерть, в каком бы виде она не объявлялась в доме. Забродов почувствовал, что случившееся на дороге крепко зацепит его. Не знал как, с какой стороны, но это неприятное ощущение не покидало его.

Поэтому когда раздался телефонный звонок, Забродов охотно взял трубку, хотя обычно отвечал через силу, недовольный тем, что его беспокоят.

— Алло!

— Вот теперь-то ты меня не узнал, — послышался радостный голос полковника Мещерякова.

— Да.

— И знаешь, почему ты меня не узнал? Потому, что мы не виделись меньше десяти дней.

— Что ж, на этот раз тебе кое-что удалось, — рассмеялся Забродов.

— Говорят, ты уже отличился?

Илларион не стал ни соглашаться, ни опровергать, потому, что не знал, о чем пойдет разговор — то ли о сбитых на дороге девушках, то ли о торговцах наркотиками, с которыми он разобрался на холме неподалеку от рынка. О торговцах знал только Феликс. Иллариону же не хотелось, чтобы об этом говорили в ГРУ.

— Видишь, и я кое-что о тебе знаю. Помощь твоя нужна, Илларион.

— Надеюсь, ты помнишь, Андрей, родному ведомству я согласен помогать сейчас только консультациями?

— Именно консультация мне и нужна.

— В качестве кого?

— Ты не только классный инструктор, — принялся льстить Иллариону Мещеряков, — но и большой знаток восточных языков.

— Восточные языки — понятие неопределенное, — хмыкнул Забродов, — это то же самое, что сказать «западные языки». Можно отлично знать польский, но ни слова не понять из уэльского, который относится к кельтской группе.

— Не лезь в дебри, — предупредил Мещеряков. — И только не притворяйся, что не понимаешь по-арабски.

— Поздно притворяться, хотя хотелось бы.

— Надо перевести пару слов.

Забродов пожал плечами. Специалистов-востоковедов в ГРУ с избытком хватало еще со времен арабо-израильского конфликта.

— Свои переводчики вывелись?

— Особый случай. Текст они перевели, но какие-то странные словечки попадаются. Наверное, чисто разговорные. Ты же живьем с арабами общался, может, и нахватался их сленга.

— Хорошо, читай мне по телефону, — с хитрой улыбкой, которую, естественно, не мог видеть Мещеряков, попросил Забродов.

— Нет уж, давай поступим так: ты меня дождешься, а я сейчас подскочу. Для меня арабские закорючки хуже медленной смерти на слабом огне.

— Что ж, жду тебя полчаса, больше не обещаю.

И чтобы Мещеряков не успел возразить, Илларион повесил трубку. Телефон тут же затрезвонил вновь, но Забродов не отвечал.

«Нечего баловать! Привыкли на халяву получать консультации, словно я городская справка».

Обычно к приезду Мещерякова Забродов готовил какой-нибудь сюрприз, который ставил Андрея в тупик, какую-нибудь безобидную шуточку.

— Ну-ка, Полковник, — щелкнул Илларион пальцами, подзывая пса, — разыграем друга? — пес преданно смотрел на хозяина. — Ты готов выполнить любое приказание, как солдат? — Забродов подмигнул доберману, тот согласно кивнул, этому трюку он был обучен еще до инструктора. — Значит, ему понадобился переводчик с арабского?

Забродов направился в коридор. Пес, цокая по паркету когтями, последовал за ним.

— Так, так, — приговаривал Илларион, присаживаясь на корточки. — Арабская литература.

Книги на арабском занимали две полки огромного стеллажа. Среди книг, на корешках которых виднелась вязь, понятная в Москве лишь посвященным, нашлось пять словарей. Три из них старые, антикварные издания, если берешь их в руки, тут же начинаешь испытывать волнение.

— Эти не пойдут, — Забродов отправил их на полку и взял в руку современный арабо-английский словарь. — Нюхай, хорошенько нюхай, — он поднес словарь прямо к морде пса. Тот послушно принюхался. — Все книги, как и люди, пахнут по-разному, — усмехнулся Забродов и поставил словарь на полку в первый ряд. Искать! — приказал он доберману.

Тот обнюхал корешки книг и принялся тыкаться носом в нужный, синий, с золотым тиснением.

— А достать тебе его слабо? — Забродов пальцем чуть выдвинул книгу.

Пес лапой вывалил словарь на пол и радостно заурчал.

— Поднять! Взять! — приказал Забродов. Доберман при помощи лап исхитрился-таки изогнуть книжку в мягкой обложке и несильно сжал ее зубами.

— Дай!

Пес положил словарь на колени Иллариону.

— Теперь усложним задачу.

Забродов уже завелся. Все, что он ни делал, он старался делать по максимуму. Расчистил место во втором ряду книг, где стояли те тома, до которых у него никогда не доходили руки. Затем поставил книжки на место.

— Искать! — приказал он.

Псу пришлось повозиться, пока он не вывалил на пол штук пять толстых томов первого ряда. Делал он это достаточно забавно, и обычно ужасно педантичный в отношении книг Забродов все-таки смирился с тем, что тома валяются по полу, а пес стоит на них лапами. Доберман исхитрился-таки вытащить лапой из второго ряда хорошо обнюханный словарь, уже без команды схватил его в зубы и сунул Забродову.

— Молодец! Со мной скоро человеком станешь.

Словарь спрятался во втором ряду. Забродов вернул тома на место и уселся в гостиной в кожаное кресло с газетой в руках. Пес лежал у его ног.

Когда над дверью задребезжал звонок, Забродов выдержал паузу и неторопливо направился открывать. Времени между звонком и щелчком замка было ровно столько, чтобы начать нервничать. На лице Мещерякова, когда он переступил порог, прочно держалась глуповато-виноватая улыбка.

— Пса своего на живодерню еще не сдал? — не увидев добермана в прихожей, поинтересовался Андрей. Он понимал, что Иллариону не так-то легко менять привычки. Человек, привыкший жить один, заполучив взрослого кобеля, основательно подпорченного бродяжничеством, должен был, по его представлениям, взвыть уже через неделю.

— Он мне не мешает, и я ему, кажется, тоже.

— Ну-ну, — Мещеряков прошел в гостиную и только намерился сесть в кресло, как пес зарычал. Креслом этим Мещеряков пользовался каждый раз, когда приходил к Забродову. — Чего он? — осторожно поинтересовался Андрей, но только стал опускаться, как доберман клацнул зубами.

— Извини, Андрей, если кто-то садится без моего приглашения, он нервничает.

— Животное, — проговорил полковник ГРУ, глядя на Иллариона.

— Садись, — предложил Забродов. Пес тут же опустил голову на лапы и, как показалось Мещерякову, даже подмигнул хозяину.

— Дело, конечно же, срочное? — спросил Забродов.

— Да так себе, — пожал плечами Мещеряков.

— Было бы не срочное, тебя бы в служебное время ко мне не отпустили.

— Я бы сказал, скорее, важное, а это не совсем то же, что срочное.

— Философом становишься? — Илларион требовательно протянул руку.

Андрей тут же достал бумагу. Это была ксерокопия, арабский текст, написанный от руки. Маркером подчеркнуты слова, которые не сумели перевести спецы из ГРУ. Забродову было достаточно одного взгляда, брошенного на эти слова, чтобы понять, в чем дело. Но ему не хотелось раскрывать секрет так просто, это было равноценно тому, как если бы фокусник, не показав фокус, тут же объяснил его публике.

— Да, задачка… — не будучи в силах скрывать улыбку, Илларион потер ладонью губы. — Даже не знаю, что тебе и сказать.

— На тайнопись похоже? — охотно стал помогать Мещеряков. — Но тогда, какого черта писать все открытым текстом и лишь несколько слов шифровать?

— А если зашифрованы ключевые слова?

— Может быть, может быть… — сделался серьезным Мещеряков.

Подловив это настроение собеседника, Илларион произнес:

— По-моему, англичане издавали словарь ненормативной арабской лексики.

— Такого в нашей библиотеке не оказалось, — горестно развел руками Мещеряков. — Нашелся даже словарь арабской лексики средневековых поэтов тюркского происхождения. В Интернете ничего похожего нет.

— Вы не правильный алгоритм поиска выставляли. Так всегда бывает, нужной книжки под рукой как назло нет, — Илларион сделал значительную паузу и добавил. — Но только не у меня.

— У тебя есть такой словарь?

— Полковник, у нас есть такая книжка? Доберман, уже привыкший откликаться на кличку Полковник, поднял голову.

— Не знаешь? В самом деле, ему эти книжки без надобности. Послушай, друг, — обратился Илларион к псу, — найди-ка мне словарь арабской ненормативной лексики. Искать!

Доберман пошел в коридор. Мещеряков недоверчиво ухмылялся. Когда же полковник ГРУ увидел, что доберман замер у полки, где стояли книжки изданные по-арабски, улыбка потихоньку стала сползать с его лица. Лапой доберман выбросил четыре тома и сунул голову в образовавшийся проем. Принюхался.

— Да-да, синий корешок и надпись, тисненая золотом, — через плечо бросил Забродов доберману.

Мещерякову хотелось покрутить указательным пальцем у виска.

Пес резко выдернул голову и лапой выбросил на пол глянцевую книгу. Схватил ее в зубы и, резво вернувшись в гостиную, положил ее на журнальном столике перед хозяином.

Мещеряков, не отрываясь, смотрел на синий корешок, на котором золотились арабские буквы.

— Твою мать! — только и выдавил он из себя. Забродов же с таким видом, будто бы не происходит ничего сверхъестественного, поблагодарил добермана и раскрыл книгу. В отличие от Андрея, он знал, что словаря ненормативной арабской лексики не существует в природе. Он также был уверен, что ни одно из слов, приведенных в словаре, ему не понадобится.

— Это самое последнее и полное издание, — напропалую врал он, листая страницу за страницей. — Здесь собраны уличные речевые обороты всех арабо-язычных стран и даже некоторых тюркоязычных, где арабский используется для богослужения.

Забродов мог бы и не говорить таких сложных конструкций, мог бы просто считать вслух: раз, два, три, четыре…

Ошеломленный тем, что доберман отыскал нужную книгу, Мещеряков слышал лишь звуки, смысл до него уже не доходил.

— Синяя с золотом, — пробормотал он и спросил, обращаясь уже не к Забродову, а напрямую к доберману:

— Ты что, и читать умеешь?

— По-арабски. Это я его научил, — бесстрастно проронил Илларион, продолжая листать словарь.

Это добило Мещерякова окончательно. Он уже легко смирился бы и с тем, что пес заговорил человеческим голосом, пусть всего лишь по-русски. Такая частность уже не играла роли.

Забродов взял в руки карандаш и быстро надписал над словами, очерченными в ксерокопии маркером, их русские эквиваленты.

— На, держи.

— Ты уверен?

— Абсолютно.

— Но почему их нет в словаре?

— Андрей, человек силен, если верит в собственные силы. Ты в них не веришь, и в этом твоя беда. Прочти вслух эти слова по-арабски.

— Я, вообще-то…

— Я не подозреваю тебя в том, что ты в тайне от начальства изучал арабский, но, поскольку ты крутишься среди людей образованных — в восточном секторе, то наверное выучил, как читаются буквы?

— Немного знаю, — согласился Мещеряков.

— Читай.

Полковник ГРУ протяжно по слогам прочел одно слово, затем другое, третье.

— Тебе их звучание ни о чем не говорит?

— Галиматья какая-то!

— Пробуй еще раз. Вслушайся в свой голос. Но и новая попытка не внесла для Мещерякова никакой ясности.

— Ты не старайся выговаривать слова по-арабски, говори, как привык.

Мещеряков прочел их уже нормальным голосом и тут же рассмеялся:

— Вот же, черт, как это раньше я не догадался? Это английские слова, вкрапленные в текст, только записаны они арабскими буквами. Так же, как мы иногда пишем какой-нибудь «интерфейс» русскими. Но если бы, Илларион, ты не надписал их по-русски сверху, я бы ни за что не догадался. Уж какие у нас ушлые переводчики, а никто не догадался. А ведь все знают английский, как родной.

— Значит, с арабским у них проблемы, с разговорным. Мещеряков мрачно посмотрел на словарь в руках Забродова.

— На кой черт тебе эта книга понадобилась?

— Ты же сам сказал, что текст арабский.

— Откуда я мог знать?

Мещеряков смотрел то на Забродова, то на пса, то на словарь, на обложке которого проступали следы от зубов.

— Все равно, я ни хрена не понял!

— Обманул я тебя. Доберман не умеет читать по-арабски, — Забродов провел пальцем по замысловатой вязи, — пока выучил лишь английский. Тут, видишь, название продублировано.

Мещеряков, как идиот, подался вперед и рассмотрел на корешке английскую надпись, сделанную меньшим шрифтом.

— Теперь ты успокоился? Ну, в самом деле, невозможно же пса, подобранного на улице, за несколько дней научить читать по-арабски! По-английски он и то еле осилил, произношение у него ни к черту из-за не правильного прикуса.

Мещеряков еще долго хлопал бы глазами, если бы Забродов не предложил:

— Пойдем прогуляемся? Из-за твоего дурацкого звонка доберман на природу еще не выбирался.

— Это фокус какой-то, — бурчал полковник ГРУ в спину приятелю, когда они спускались по лестнице.

— Ну что ты, я не фокусник, а солидный человек, инструктор.

— Гад ты, а не инструктор! Я теперь несколько ночей кряду спать не смогу, буду прикидывать так и этак.

— Разминка мозгов — занятие полезное.

Мест для прогулки собак в центре города не так уж и много. Чтобы не пугать прохожих, Забродов вел пса в наморднике на коротком поводке, хотя знал, что тот абсолютно безобиден, потому что умен.

Они направлялись к небольшому запущенному парку, который располагался на месте старого кладбища. Кладбище снесли в пятидесятые годы, остались лишь старые деревья, да остатки аллей.

До него было минут десять хода.

Когда они дошли до первого перекрестка, Забродов окончательно убедился в том, что за ним следят. Будучи человеком обученным и искушенным, он чувствовал слежку издалека. Пока он обнаружил только одного человека — солидного, в дорогом плаще. Но по его поведению догадывался, что тот не один.

Мещеряков что-то болтал, пытался шутить, но Илларион слушал его в пол-уха. Он покрепче накрутил поводок на руку, не давая псу отдаляться. Людей на улице оказалось много.

«Я не ошибся, — подумал Илларион, — он следит за мной».

Забродов с Мещеряковым вошли в парк, миновав старую кирпичную ограду. Илларион спустил пса, и тот радостный, что получил свободу, рванулся вперед. Народа в парке практически не было, тут появлялись одни собачники, ведь ни киосков, ни скамеек здесь не стояло. Забродов не упускал возможности незаметно посмотреть назад. Он то делал вид, что счищает грязь с рукава, то якобы прикрывал от ветра зажигалку, когда прикуривал. Мужчина тоже оказался в парке, но близко не подходил.

«Ага, — отметил про себя Илларион, — вот еще двое появились!»

Вдалеке на аллейке стояли двое молодых мужчин. Они очень уж старательно не смотрели в сторону Забродова, зато пару раз обменялись взглядами с его преследователем.

«Это не убийцы, те глаза не мозолят, стреляют из укрытия, — усмехнулся Илларион. — Но и на обыкновенных топтунов не похожи, выучка в них чувствуется. Они не боятся засветиться. Значит, остается единственный вариант — мне хотят сказать что-то конфиденциальное, и пока со мной Мещеряков, разговора не произойдет».

— Это, конечно, интересно, — вклинился он в рассуждения Андрея, — но как ты думаешь, почему я пошел в парк подальше от людских глаз?

— Собаку выгулять.

— Свидание у меня здесь назначено. Мещеряков не сразу понял:

— Свидание? Чего ж ты прячешься? Ты же мужик холостой.

— Она женщина замужняя, — с достоинством произнес Забродов, — мы не хотим, чтобы нас видели вместе.

— Извини, — Мещеряков рад был услужить Забродову, тем более что услуга не требовала с его стороны никаких усилий. — Раз надо, значит, надо. Я враг тебе, что ли? Ты мне помог…

— Да…

— Красивая?

— В такую нельзя не влюбиться.

— Молодая?

— Для моего возраста все красивые женщины молодые. Красивая старость случается редко.

— Блондинка? Брюнетка?

— Нет, она крашеная — в зеленый цвет, — прочувствованно сказал Забродов, протягивая руку на прощание.

До рукопожатия можно говорить сколько угодно, но, пожав ладони, люди, как правило, спешат разбежаться в разные стороны.

Мещеряков подозрительно покосился на него и засеменил по дорожке.

«Вот и пойми его, правду говорит или разыгрывает».

Доберман догнал его, лизнул руку и опрометью бросился назад к Забродову.

— Пакость какая, — шептал Мещеряков, вытирая руку о штанину. Но сколько ни вытирал, неприятное чувство не покидало его.

Илларион, оставшись один, повернулся к мужчине, томившемуся в конце аллеи, и махнул ему рукой, давая понять, что давно заприметил слежку.

«Нервы у него в порядке», — подумал Илларион, увидев, что преследователь, совсем не смутившись, неторопливо двинулся к нему.

Двое других мужчин остались на своих местах. Опасности Забродов пока не ощущал. Человек, собирающийся ударить или убить, источает энергетическое поле, которое Илларион научился распознавать давно. Агрессией тут не пахло.

— Добрый день, — мужчина остановился, но руки не подал. Он демонстративно сцепил запястья у себя за спиной и немного насмешливо посмотрел на Иллариона.

— День так себе, — ответил Забродов.

— Кому-то он запомнится надолго, а кто-то не вспомнит о нем и следующим утром. Вы, если я не ошибаюсь, Илларион Забродов? — спросил незнакомец.

— Это не я сказал, а вы, — уклончиво ответил Илларион, понимая, что незнакомец не спрашивает, а просто дает понять, что ему кое-что известно.

— У меня к вам есть деловое предложение.

— У вас лично? — взгляд Иллариона стал неподвижным. Он чувствовал, что человек, который пытался произвести впечатление важного и самостоятельного субъекта, на самом деле кому-то подчиняется.

Незнакомец усмехнулся:

— Скажем, предложение от человека, которого я представляю.

— Деловое предложение — достаточно расплывчатая формулировка. Может, мне предлагают торговать семечками на остановках трамвая или устраивать тараканьи бега?

Пока еще Забродов не решил главной для себя задачи: в связи с чем к нему подкатились? То ли в связи с уничтоженной партией героина, то ли в связи с происшедшим на дороге? Для первого случая с ним говорили достаточно мягко, для второго — достаточно неопределенно.

— Я вас слушаю, — Забродов тоже заложил руки за спину. В пальцах он держал толстый кожаный поводок, заканчивающийся стальной цепью.

— Вам готовы предложить деньги за молчание, большие деньги, — уточнил собеседник, заметив, что на лице Забродова не дрогнула ни одна мышца.

— За что?

— Вы забудете о том, что случилось.

— Я не понимаю, о чем идет речь.

— Не притворяйтесь.

— Вы меня с кем-то спутали.

— Вот уж нет, — улыбнулся незнакомец, — со мной таких промахов не случается. Подумайте, молчание стоит больших денег. Вам не нужно специально что-то делать, надо всего лишь кое-что забыть.

— Не знаю, про что именно вы говорите, но человек, который платит, всегда надеется остаться в выигрыше. А значит, то, что у меня есть, стоит дороже. Я не привык уступать.

— Я еще не назвал сумму.

— Это правило непреложно, оно действует для меня при любой сумме.

«Странный и на первый взгляд беспредметный разговор», — подумал Забродов, разглядывая собеседника, — его уже не так интересовало то, что тот говорил, сколько появилось желание понять, кто он. «Бывший военный, — решил Илларион. Хотя нет, этот человек привык говорить. Прежде, чем он произнесет фразу, она сначала у него складывается в голове. Военные же привыкли говорить готовыми формулами. Спецслужба, скорее всего, КГБ. Но это в прошлом».

— Я, честно говоря, вообще не понимаю, о чем вы меня просите, — проговорил Илларион.

Доберман уже потерял всю свою веселость, стоял невдалеке, осторожно поглядывая на незнакомца, жадно втягивая в себя воздух, запоминая его запах.

«Да, — продолжал думать Забродов, — таких людей мне доводилось встречать в жизни десятками. Они в большинстве были честны, вернее, были уверены в том, что честность — лучшая манера поведения. Но для каждого из них существует свой порог, измеряемый деньгами, и сами они с удивлением для себя обнаруживают, что готовы продать самое святое. Его уже успели купить. Он умен, сообразителен и умеет добиваться результата».

— Вам готовы предложить денежную компенсацию, — тихо проговорил незнакомец.

«Интересно он выражается — не „я готов, а вам готовы“».

— Меня интересуют две вещи, причем, конкретные, — спокойно сказал Забродов. — Кто готов? За что?

Незнакомец улыбнулся:

— Вы еще не созрели для разговора.

— Почему?

— Вы не спросили «сколько», а это самая существенная часть. Я вижу, вы человек честный, врать не привыкли, вернее, даже не умеете, и я не стану просить вас о невозможном.

«Такой ласковый, что его прямо к ране прикладывать можно!» — усмехнулся про себя Забродов.

— Вам никого не придется обманывать. Сказать не всю правду — не значит солгать, — продолжал незнакомец.

— Кому я должен говорить?

— Вас сегодня найдут, и вы поймете, о чем идет речь. Вы скажете, что не все помните, кое в чем не уверены. Вот и все, что от вас требуется.

Говоривший запустил руку в карман и вытащил две пачки долларов.

— Возьмите, это задаток. Еще столько же получите, когда я смогу убедиться, что вы поступили правильно.

Забродов пожал плечами. Он хотел сейчас лишь одного — чтобы его оставили в покое. После разборок на авторынке он дал себе зарок не влезать в конфликты, которые его не касаются.

— Я не привык брать деньги, которые не заработал.

— Эта сумма вас ни к чему не обязывает, — мягко говорил доброжелатель, это всего лишь знак того, что наш разговор состоялся.

— Засунь их себе в задницу, — не меняя тона, произнес Забродов и посмотрел собеседнику прямо в глаза.

Тот оставался так же невозмутим, как и прежде. Чувствовалось, что он печется не о себе, а выполняет чье-то поручение:

— Я не хочу, чтобы у вас появились неприятности, но вы сами стремитесь к этому.

— Ты мне угрожаешь?

— Нет, предостерегаю. К нашему разговору, так или иначе, мы еще вернемся. Но могут произойти вещи, о которых вам придется пожалеть.

— Иди ты на хрен! Я с бандитами в переговоры не вступаю, — Забродов негромко свистнул и хлопнул ладонью по ноге. Доберман тут же подбежал к хозяину. — Пошли, не о чем с ним говорить.

— Я вас предупредил, — проговорил незнакомец в спину Забродову.

Двое парней, увидев, что Илларион идет к ним, не спеша отошли в сторону, не по дорожке, а прямо по траве.

«Может, стоит съездить ему по морде? — подумал Забродов, но тут же себе ответил. — Нет, пожалуй, он этого только и ждет».

Он еще с полчаса гулял по парку, никто ему больше не досаждал. Но интуиция подсказывала Забродову, что его в покое не оставят.

Начальник охраны олигарха Антон дождался, пока Забродов покинет парк, и только тогда махнул рукой Сэму и Питу, топтавшимся возле кустов.

— Он, — указал Антон рукой в спину удаляющемуся Забродову, — все понял, но ни с чем не согласился. Сэм хмыкнул и поинтересовался:

— Его убрать?

— Нельзя, — отвечал Антон, — пока еще он не дошел до этой ступени. Его нужно убедить. Пит тут же улыбнулся.

— Хозяева иногда любят собак больше, чем собственных детей.

Антон взглянул на часы.

— Придется действовать. Скоро он вернется в квартиру, но его выманят из дома. Держи, — он отдал Сэму две пачки долларов и расклеенный почтовый конверт, в котором было что-то потолще обычного письма.

— Понятно, — усмехнулся Сэм.

— На все про все у вас полчаса.

— Этого хватит с лихвой, — ответил охранник.

И двое молодых людей из охраны олигарха Галкина неторопливо двинулись по тротуару, стараясь не терять из виду Забродова.

— Чего он тебе дал? — спросил Пит.

— То же, что и в прошлый раз.

— В прошлый раз, — задумался Пит, — он, по-моему, давал патроны.

— Не все ли тебе равно? — ответил напарник.

Забродов, как только вошел во двор, сразу же увидел чужую машину с милицейским номером. Двор был спокойным, милиция здесь появлялась редко. За рулем сидел молодой человек лет двадцати пяти, которого, казалось, совсем не интересует то, что происходит вокруг. Он читал, устроив папку с бумагами на руле.

Когда Илларион уже зашел в подъезд и чуть повернулся, чтобы прикрыть дверь, то поймал в зеркальце заднего вида машины пристальный взгляд молодого мужчины.

«Или я стал слишком подозрительным, — подумал Забродов, — или они все сошли с ума».

Пес так же радостно, как и час тому назад сбегал с лестницы, теперь мчался наверх.

— Наглое ты животное, — бормотал Забродов, — считаешь, что я тоже должен мчаться вприпрыжку, если тебе этого хочется? Вот уж, не получится!

Дверь на третьем этаже была открыта. Полковник-пенсионер стоял на площадке в домашних тапочках, в старом трико и начищал латунную табличку на двери квартиры. Выглядела она достаточно старомодно, словно пришла еще из тридцатых-сороковых годов. Но на самом деле, табличке было десять лет от роду, ее подарили полковнику сослуживцы, когда тот уходил на пенсию.

Фамилию, имя и отчество гравер исполнил по кальке, нарисованной штабным писарем, с завитками, петельками и прочими каллиграфическими излишествами. Тогда полковник, особо не подумав, в радостном угаре привинтил табличку на дверь, чтобы порадовать друзей, и теперь ему приходилось раз в месяц начищать ее до зеркального блеска, отвинчивать рука не поднималась. Любопытный доберман просочился между полковником и дверным косяком в квартиру, сделал круг по гостиной и негромко тявкнул.

— Пошел вон! — закричал полковник и попытался топнуть. Но мягкий тапок погасил звук. — Что вы себе позволяете! — набросился сосед на Забродова. Мало того, что пса завели, не спросившись, так еще и без поводка его водите!

— Извините, он квартиру перепутал, — Забродов, сжав кулак, погрозил псу. Тот, даже не устыдившись, гордо прошествовал назад на площадку, не преминув потереться о полковничью ногу.

— У меня аллергия от шерсти, — сосед был настроен на скандал.

Но Забродов умел выпутываться из всяких ситуаций. Он улыбнулся соседу:

— Извините, всякое случается. Больше не повторится.

— Псы поганые! Собаки, кобели, суки… — бурчал полковник, натирая табличку суконной тряпкой, смазанной полировочной пастой.

— Еще одна такая выходка, — прошептал Забродов, обращаясь к доберману, — и я заставлю тебя заниматься арабским языком.

Он впустил пса в квартиру. Сам зашел следом. Илларион лишь успел помыть руки, как раздался звонок в дверь.

«Неужели сосед пришел ругаться?» — с тоской подумал он.

Любого незнакомца Илларион готов был спустить с лестницы, но соседи категория особая, с ними ссориться не приходится, даже если очень хочется, приходится терпеть. Забродов отворил дверь, приготовив на лице сочувствующую гримасу. Но произошло то, что случалось крайне редко: Илларион ошибся. Перед ним стоял тот самый молодой человек, который сидел в «опеле» с милицейским номером.

— Здравствуйте, — казенно проговорил гость.

— Да, — во взгляде Забродова не было даже намека на радость.

— Извините, я — следователь, — молодой человек распахнул удостоверение и довольно быстро, с громким щелчком сомкнул твердую картонную обложку, — веду дело о происшествии на шоссе, ведущем в Шереметьево.

— Да…

— Разрешите войти?

Илларион, немного поколебавшись, пропустил гостя.

— Обувь не снимайте, — бросил он, заметив, что следователь раздумывает, не сбросить ли ботинки. Квартира сияла чистотой. — Проходите в гостиную, Илларион еще находился под впечатлением беседы с неизвестным в парке.

Если бы он знал, с кем ему пришлось говорить, то сразу бы увязал теперешний визит с предыдущим разговором в парке.

Пока же он только подумал: «Такая оперативность подозрительна».

— Садитесь, — Забродов сел напротив следователя и приготовился слушать. Он использовал один из своих любимых приемов — лучше поменьше говорить самому, и тогда собеседнику приходиться выкладывать больше, чем тому хотелось бы. — Да, я слушаю.

— Вы были свидетелем дорожно-транспортного происшествия на шоссе вчера?

— Да.

— Хотя свидетелем вас можно назвать только условно. Ведь самого момента наезда вы не видели? Забродов кивнул:

— Какие-нибудь проблемы?

— Вы даже не поверите, какие странные вещи иногда случаются! — всплеснул руками следователь. — Мой коллега ночью не правильно оформил ваши показания, а наша работа не терпит неточностей. Вот и получается, что придется оформлять ваши показания снова.

— По-моему, все было в порядке.

— Мне тоже так показалось, но он перепутал дату, поспешил поставить завтрашнее число. Еще не было двенадцати ночи. Да вы сами понимаете. К току же существует несколько неточностей.

— Каких именно?

— Чисто профессиональные тонкости, — улыбнулся следователь, — и, к сожалению, их можно соблюсти только в управлении. Дело на особом контроле в прокуратуре, и лучше, если мы сделаем все официально. Я передаю вам повестку. Я вас завезу к себе на службу и привезу обратно.

Было чему удивляться. Обычно следователи любезностью не отличаются, и о том, чтобы возить свидетелей на своей машине речи не идет.

— Еще мы проведем опознание. Ведь вы указывали, что видели мужчину, сидевшего за рулем джипа?

— Да. Чувствую, мне придется поехать с вами.

— Спасибо, вы мне очень поможете.

Забродову не нравилась суетливость следователя, слащавость в его словах. Любезности звучали одинаково неприятно как от него, так и от незнакомца в парке. Оба этих человека были слеплены будто бы из одного теста.

Забродов захлопнул дверь и вместе со следователем спустился во двор.

— Это не займет много времени. Несколько формальностей, и вы снова дома.

— Я вас не тороплю. Машина выехала за ворота.