Что-что, а распорядок работы ГРУ Илларион Забродов знал как свои пять пальцев.

«Ровно в шесть у них закончится рабочий день, и полковники, майоры, капитаны, генералы — все те, кто несет службу, станут покидать свои кабинеты. Останутся лишь оперативные дежурные да те, кто не успел выполнить намеченное на день».

Теперь у бывшего инструктора был свой мобильный телефон, и он мог звонить с любого места в любую точку земного шара. Слава богу, телефон оформлен не на него, так что если и возникнут проблемы, спросить будет не с кого — хозяин телефона вместе со своим подельником покоятся на дне глубокого озера.

Для Иллариона события последних недель были полны тайн, которые, как он ни пытался разгадать, не мог. Слишком странно пересекались интересы некоторых людей и слишком неожиданно судьба разводила этих людей в разные стороны. Илларион понимал, что теперь он, как свидетель, не представляет для следствия ни малейшего интереса. Любой мало-мальски подкормленный адвокат разобьет его доводы в пух и прах, выставит на посмешище. Ни одного из свидетелей уже нет в живых.

«Лиля Краскова, которая могла все подтвердить или опровергнуть, — с грустью подумал Илларион, — уже ничего не скажет. А Галкин-младший, естественно, как его ни мучай, сам на себя показания давать не станет. Сутенер мертв, девчонки-проститутки, стоявшие у обочины, тоже мертвы, единственная из них оставшаяся в живых, до сих пор не пришла в себя».

У Иллариона был план, причем, хороший план, как считал Забродов. Взять Галкина-младшего и вытянуть из него признание, заставить говорить. Записать признание на видеомагнитофон или кассету, а затем уже с этой кассетой добиться правосудия. Но добраться до Галкина-младшего теперь не представлялось возможным.

«Черт бы вас всех побрал! Мерзавцы! Даже страшные бандиты, против которых я воевал, куда честнее и лучше вас!»

Он взял телефон с сиденья машины и набрал номер одного из кабинетов ГРУ. Не прошло и двух секунд, как в трубке раздался знакомый голос:

— Говорите, вас слушают.

— Чего не представляешься? В трубке послышался кашель, причем, деланный, неестественный.

— Ну вот, ты и раскашлялся, Андрей.

— Чего хотел, Забродов?

— Встретиться с тобой надо. Выпить мне что-то хочется, Андрюха.

— В одиночестве не можешь?

— Я же не генерал и даже не полковник, чтобы пить в одиночестве, чокаясь со своим отражением в зеркале, чтобы стучать стаканом о стекло, поздравлять себя с прекрасно выполненным заданием, — на этот раз из трубки послышался робкий хохот. — Так ты не догадываешься, зачем я тебе звоню?

— Хочешь, чтобы я составил тебе компанию?

— Конечно хочу! Потому что знаю, что твоя семья за городом и ты сказал, что два дня будешь работать.

— Откуда знаешь? — вздохнув, осведомился Мещеряков.

— По интонации.

— Что б ты скис, Илларион! Конечно, все так и было.

— Вот видишь! Так что, давай, бери служебную машину и приезжай ко мне.

— Закуска у тебя есть?

— Сейчас заеду на рынок и будет закуска.

— Пить что будем?

— У тебя в кабинете. Мещеряков, сейчас никого нет. Правда, буквально секунду назад закрылась дверь.

— Ты что, услышал?

— Я догадался.

— Когда подъехать?

Мещеряков замялся, и тогда Забродов нанес запрещенный удар:

— Наверное, тебе начальство запретило со мной общаться.

— Заеду прямо сейчас, хотя хотелось бы заехать домой, переодеться.

— Если хочешь, дам тебе тапочки и бухарский халат.

— Не хочу я твоих арабских халатов.

— Тогда выдам валенки и телогрейку. А если не понравится — бушлат, правда, без полковничьих погон.

— Еду.

На том и порешили. Илларион небрежно бросил телефон в карман куртки, так бросают ключи от квартиры. Заехал на рынок, загрузил в машину на переднее сиденье два больших пакета со всевозможной снедью. Но во двор своего дома не заезжал, машину оставил в соседнем дворе. Он знал, скорее всего, за квартирой продолжают следить, возможно, олигарх не оставил своего гнусного желания убрать последнего свидетеля.

Но Илларион ошибся. Во дворе ничего подозрительного он не обнаружил. Машины стояли те же, что и каждый день. Через соседний подъезд, самый крайний, Илларион поднялся на чердак, по чердаку добрался до своего подъезда. Бесшумно открыл дверь. На лестничной площадке и в подъезде тоже ничего подозрительного не оказалось. Илларион вздохнул, осмотрел дверь. В квартире тоже никого не было. Он оставил одну метку, одну единственную, и если бы дверь попытались даже открыть, но не открыли, метки бы уже не было. Но, тем не менее, Илларион соблюдал все меры предосторожности, хотя уже понимал, его, скорее всего, уже оставили в покое, он стал абсолютно безопасным свидетелем, который не может причинить вреда такому великому и могущественному человеку, как Борис Аркадьевич Галкин и всей его огромной финансовой империи.

Если бы Илларион Забродов в свои годы принял решение устроиться шеф-поваром в какой-нибудь московский ресторан, то его приняли бы с распростертыми объятиями. Готовить он умел и любил. Ему всегда, к удивлению знакомых и приятелей, удавалось накрыть стол быстро и красиво. Всякая работа его увлекала. Нож сверкал в его руке, мясо резалось тонкими ломтиками и тут же раскладывалось на большие блюда.

Пятнадцать минут — и большой стол, за которым могла уместиться компания человек в пять-шесть, постепенно приобретал праздничный вид. В духовке потрескивало жаркое, аппетитные запахи наполняли кухню.

Илларион заглянул в духовку, проверил, хорошо ли запеклось мясо, отключил плиту. Мясо он решил достать из духовки горячим. Он не смотрел на часы, чувствовал время как спортсмен, бегающий на средние дистанции, то есть как стайер. Ошибка могла быть в несколько секунд, не больше.

— Вот, порядок, — ставя тарелки на стол, произнес он.

Взял бутылку виски, отвинтил пробку. Напиток перелил в графин, а в бутылку из-под виски налил крепко заваренный чай. Предварительно Илларион его отфильтровал. Содержимое граненой бутылки было точно такого же цвета, как и содержимое графина. Две бутылки лучшего коньяка, бутылку виски и бутылку красного французского вина Илларион поставил в центр стола. Рядом расположил бокалы. Затем отошел к книжному стеллажу и, склонив голову на бок, посмотрел на творение своих рук. Стол выглядел празднично, не хватало разве что букета цветов.

Илларион улыбнулся: «Я пригласил не женщину, а боевого товарища. Цветы в такой ситуации ни к чему. Хотя за такой стол можно пригласить и самую избалованную, капризную даму, и почти любая ее фантазия была бы удовлетворена».

Илларион переоделся. На нем теперь были брюки, белая рубашка. Не хватало только смокинга и бабочки.

Забродов услышал, как во двор заезжает машина. По шуму мотора узнал машину Мещерякова.

«Подниматься Андрей будет две минуты, — Илларион на этот раз посмотрел на часы, на секундную стрелку. — Она должна сделать два круга, Мещеряков дважды нажмет на кнопку звонка. Что ж, к встрече гостя я готов».

Илларион нажал клавишу музыкального центра. Из колонок полилась классическая музыка — мощная и торжественная увертюра Россини.

«Андрей такую муху не любит, он гость, а я сторона принимающая».

Когда секундная стрелка закончила второй круг, в квартиру дважды коротко позвонили. Илларион, идя к двери, взял легкий столовый нож и швырнул в спил дерева — в мишень. Нож вошел сантиметров на десять, стальная ручка еще вибрировала, когда Илларион открывал дверь. В пороге стоял Мещеряков в светлом плаще, в сером костюме, при галстуке. На лице плавала загадочная улыбка.

— Проходи, — учтиво, как метрдотель дорогого ресторана, произнес Илларион, отступая к стене.

Мещеряков вошел в квартиру. Илларион принял плащ, спрятал его в шкаф.

— Хочу помыть руки.

— Пожалуйста, проходи, где туалет известно — прямо, затем направо.

— Ты это чего, Илларион? — осведомился Мещеряков.

— Я пригласил тебя в гости. Чувствуй себя как дома, любой твой будет удовлетворен.

Мещеряков глянул на стол и присвистнул:

— А я привез бутылку коньяка!

— Коньяк у меня есть, но бутылку приму. Тем более, что ты должен.

— Я тебе? — изумился Андрей.

— Память у вас, товарищ полковник, стала девичьей. Три недели назад вы мне проспорили бутылку…

— Я тебе ее и привез.

— Значит, с памятью полный порядок?

— Честно говоря, я не помню, — Мещеряков наморщил лоб, затем взглянул на стол. Там было два прибора. — Илларион, все это мы должны съесть вдвоем?

— Если хочешь, можем кого-нибудь пригласить.

— Нет, не хочу. Кстати, я голоден, как койот.

— Это хорошо. Люблю смотреть, как люди поглощают пищу.

— Тебе не жалко?

— Я же для тебя старался.

Когда Мещеряков помыл руки и подошел к столу, Илларион отодвинул стул.

— Присаживайтесь, товарищ полковник. Думаю, вы будете пить коньяк.

— Да-да, коньяк, — Мещеряков выбрал самый дорогой напиток из стоявших на столе.

— Ну, тогда поехали. Может, для начала виски или водки — самой простой? У меня в холодильнике есть, держу специально для сантехников.

— Нет, что ты, как можно! Разве что потом…

— Ты имеешь в виду, Андрей, когда все это выпьем? Мещеряков кивнул и сглотнул слюну. Над столом и в гостиной витали настолько ароматные запахи, что слюна, заполняющая рот, даже мешала языку двигаться.

— Садись.

Мужчины без разговоров занялись тем, что стояло на столе. Илларион то и дело подливал своему другу в бокал коньяк, себе — охлажденный чай, замаскированный под виски. Пили они «на равных». Постепенно лицо полковника Мещерякова становилось все довольнее, а на влажных, поблескивающих губах то и дело появлялась сладкая улыбка. Так бывает у мужчин, когда выпивка, еда, а самое главное, компания и атмосфера приятны, когда ничто не раздражает и ничто не волнует.

— Илларион, в честь чего такой праздник?

— Андрей, не все же в жизни — серые будни. Иногда хочется расслабиться, встретиться с другом, посмотреть ему в глаза, услышать его голос, посидеть.

Мещеряков чувствовал, Илларион что-то недоговаривает, немного хитрит. Но эта хитрость не вызвала подозрений, она была по-детски наивной и безобидной.

— А сейчас горячее.

На большом блюде Илларион принес дымящееся печеное мясо, вилку с двумя зубьями и большой нож с длинным сверкающим лезвием.

— Что это? — поведя носом, поинтересовался полковник ГРУ Мещеряков. Его ноздри затрепетали. — Удивительно знакомый запах.

— Твоя жена, Андрей, хотя я ее и уважаю, можно сказать, даже люблю, такого не приготовит.

— Знаю. Кроме пирожков с капустой и рыбой она других изысков готовить не любит.

— Но зато пирожки, Мещеряков, она, согласись, делает отменно.

— О, да! — Мещеряков смотрел на мясо.

— Давай, дорогой, я тебя обслужу. Эти тарелки уберем, будем есть с чистых.

На столе появились два чистых прибора. Все у Иллариона получалось так спорно и лихо, что у полковника Мещерякова возникало впечатление, будто рядом не его Друг, знаменитый инструктор спецназа ГРУ Илларион Забродов, а вышколенный официант из дорогого ресторана.

Мясо было виртуозно порезано.

— Вот соус, бери, бери. Хочешь, полью?

— Нет, я сам. Наверное, очень острый?

— Попробуй, потом скажешь. Мещеряков попробовал соус и вместо слов звонко причмокнул.

— Женщин не хватает, — поднимая бокал с коньяком, сказал полковник.

— И боюсь, в ближайшее время они здесь не появятся.

Мещеряков уже захмелел. Он насытился, и теперь ему хотелось поговорить не о работе. Даже будучи пьяным, о работе полковник ГРУ разговаривать не любил. Работа — отдельная жизнь, самостоятельная и не зависящая от того, что происходит вокруг, ее, как имя божье, всуе поминать не стоит.

— Илларион, а почему я никогда не заставал тебя перед телевизором? Ты его хоть когда-нибудь смотришь? Он что, у тебя не работает?

— Почему же, работает. Вот, пожалуйста, любой каприз.

Илларион догадался, Мещерякову хочется пофилософствовать, глядя на экран телевизора. Экран вспыхнул, Илларион включил новости, они шли сразу на трех каналах.

— Какие будешь смотреть?

— Верни предыдущую программу, на ней новости самые необъективные.

— Пожалуйста!

Музыка в колонках мягко смолкла и в гостиной прозвучал женский голос. Ведущая новостей говорила, в общем-то, ужасные вещи, при этом на ее губах то и дело появлялась улыбка.

— Что это она улыбается? — недовольно пробурчал полковник ГРУ. — Словно и не знает, что за всем этим стоит.

— Почему ты думаешь, что она знает? Сюжеты шли один за другим. Мещеряков давал комментарии, иногда забавные, иногда серьезные. Илларион слушал своего друга молча, давая тому выговориться, а самое главное, почувствовать себя не последним винтиком в государственной машине. Менялись сюжеты, менялись кадры.

И вот на экране возник загородный бизнес-центр. Сверкали стекла, зеленел лес. Журналист с микрофоном принялся пояснять, что сегодня в Подмосковье проходит важное событие, собралось много влиятельных политиков и не менее влиятельных бизнесменов.

Илларион повернул голову, посмотрел на экран.

— Ты разве не знал? — перехватил взгляд друга Мещеряков. — Собрались, решают, что ждет Россию в следующем столетии.

— Погоди, Андрей, дай послушать.

На экране после планов заседания возник холл и Борис Аркадьевич Галкин вместе со своим отпрыском. Галкин отвечал на вопросы, его сын кстати и не кстати произносил одну и ту же фразу. Темные стекла очков иногда зловеще вспыхивали, отражая лампы подсветки.

— Ну и мразь! — выдавил из себя Илларион.

— Ты кого имеешь в виду, старшего или младшего?

— По-моему, они стоят друг друга.

— Да уж, — сказал полковник ГРУ Мещеряков, — яблоко от яблони далеко не падает. Ты сам любишь это повторять.

— Потому что в этой фразе есть правда, — сказал Илларион.

Он уже все понял. Он просчитал действия Галкина-старшего. Тот сейчас вытягивает своего сына, создавая ему безупречное алиби.

— Ничего невозможно этим людям сделать. Представляешь, Илларион, ничего! Ни генпрокуратура, ни ФСБ — никто не может противостоять хозяевам жизни. Они кормят всех — и выборы финансируют, и людям повыше деньги дают, и первую семью государства содержат. И самое интересное, что даже имея на руках факты, этим людям ничего не сделаешь!

— Так уж и ничего? — выдавил из себя Илларион.

— Пойми, ничего. Они от кого угодно откупятся, от государства, от любой спецслужбы, от любого человека. А кто против них, того уберут.

— Ты уверен, Андрей?

— Конечно! Правильно ты сделал, что решил больше не дергаться и смирился.

— Наверное, правильно, — буркнул Илларион, наливая себе «виски», почти половину стакана. Затем залпом выпил, тряхнул головой. — Может, кофе? — спросил он, досматривая сюжет до конца. — Это где они сейчас?

— Можно подумать, ты не знаешь! Ты же все Подмосковье изъездил, пешком исходил со спиннингами или с ружьем.

— Так это там?

— Конечно.

— Как ты думаешь, охраняется этот объект серьезно?

— Не знаю. При желании туда можно попасть, особенно с моими документами, самодовольно произнес полковник ГРУ.

Илларион помрачнел. Но вдруг его губы сложились в странную улыбку, в которой чувствовались и презрение, и ненависть. Но полковник Мещеряков этой улыбки не видел, Мещеряков сидел к нему спиной, но заметил, что пальцы правой руки Забродова сжались в кулак так сильно, что даже кожа на косточках стала белой.

— Ты, может, мне нальешь?

— Да, конечно, налью! Сколько будет это мероприятие продолжаться?

— О чем это ты? — спросил Мещеряков.

— Симпозиум, конференция по поводу судьбы России в следующем столетии?

— Не судьбы страны, а бизнеса.

— Это, наверное, одно и то же в их понимании.

— Не совсем, — сказал Мещеряков, наливая себе коньяк. — Выпьем, Илларион. Пить так пить!

— Давай, — сказал Забродов.

Мещеряков даже не заметил, как в его бокал попала маленькая белая таблетка и, зашипев, мгновенно растворилась.

— Давай до дна, за нас с тобой, за справедливость, которая, в конце концов, восторжествует!

— Давай, — благодушно хмыкнул Мещеряков. Мужчины чокнулись и выпили.

— А теперь, пожалуй, я сварю кофе.

— Больше пить не будешь?

— Почему не буду, сейчас выпьем кофе, а потом продолжим. Пересядь-ка в кресло, я стол немного освежу.

Мещеряков перебрался в кожаное кресло, удобное, мягкое, располагающее ко сну. А Илларион принялся убирать со стола грязную посуду. Затем он пристально взглянул на Андрея.

Тот тер глаза, моргал и дважды чихнул:

— Что-то меня разморило. Вроде и выпили немного, и закуска была сытной, а я окосел, в сон тянет.

— Кофеек тебе не помешает, сварю по своему рецепту.

— Да-да, пожалуйста, — пробормотал Мещеряков.

Илларион удалился на кухню. А когда вернулся с одной чашкой кофе в руках, Мещеряков уже спал.

«Вот как проститутки своих клиентов обрабатывают», — подумал Илларион и рассмеялся.

Он легко перенес Андрея на диван, уложил, снял туфли, накрыл пледом. Извлек из кармана его пиджака документы, ключи от машины. Надел плащ Мещерякова, спрятал за пояс пистолет, в карман плаща сунул телефон и, бесшумно закрыв дверь, быстро сбежал вниз. Машина Андрея стояла на том месте, где Забродов ставил свой «лэндровер».

— Научился парковаться, — удовлетворенно подумал о спящем Мещерякове Забродов, открывая машину, служебную «ауди», на стекле которой красовался скромный пропуск, действующий всегда безотказно.

* * *

При проведении больших мероприятий с влиятельными политиками и ведущими бизнесменами, а также при большом стечении прессы каждый рабочий день конференции, как правило, заканчивался обильным фуршетом, на котором бизнесмены и политики могут в непринужденной обстановке обменяться мнениями м взглядами, поделиться мыслями и наблюдениями. Эта конференция не являлась исключением.

Поговорив и подискутировав за круглым столом, выслушав доклады, все собравшиеся удалились в апартаменты и уже к восьми вечера потянулись вниз, в огромный зал со столами, уставленными напитками, фруктами и бутербродами. Официанты, нанятые в лучших ресторанах, хорошо делали свое дело.

Разносили подносы с шампанским, водкой, коньяком, ликерами, кофе. Кто-то курил, кто-то громко смеялся, уже разгоряченный и возбужденный алкоголем.

Галкин-старший находился в углу зала, подальше от досужих журналистов. Он в окружении двух политиков и чиновника, приближенного к президенту, что-то горячо обсуждал. Он был в ударе. Все складывалось как нельзя лучше, алиби сыну он обеспечил, дело о дорожно-транспортном происшествии, как ему уже доложили, шло своим чередом. «Угонщика» черного джипа «мерседес», который сбил проституток, благодаря стараниям Антона, нашли мертвым. Как сказал Борису Аркадьевичу генерал из МВД, а затем эту же информацию подтвердил сотрудник прокуратуры, он может спать спокойно, его сын вне подозрений. Антон доложил, что в квартире Лили Красковой теперь полный порядок, поэтому у олигарха появился повод выпить.

Младший Галкин, помыкавшись и пометавшись по номеру, тоже решил присоединиться к тем, кто находился в ресторане. Он спустился вниз, сразу же взял с подноса две рюмки с коньяком, залпом выпил.

Отец заметил сына:

— Извините, — сказал он своим собеседникам, быстро направляясь к Аркаше.

Аркадий Галкин облизывал пересохшие губы, когда отец тронул его за локоть:

— Опять пьешь?

— Немного. Ты же понимаешь, сразу я не могу остановиться.

— Еще одна рюмка, и я разозлюсь, — натянуто произнес Галкин-старший, сжимая локоть сына.

— Папа, не нервничай, все будет хорошо.

— И ни к кому не приставай, — прошептал с дежурной улыбкой Борис Аркадьевич.

— Нет, что ты! К кому здесь приставать? Ни одной стоящей бабы.

— Я полагаю, свинья везде грязь найдет.

— Ладно тебе!

— Надеюсь, ты меня понял? — в голосе Галкина-старшего зазвучали металлические нотки.

— Да уж, — деревянным голосом процедил Аркадий.

— Так ты понял? — повторил Галкин-старший.

— Да! — отозвался Аркадий.

— Уйди отсюда, уйди по-хорошему. Я тебя прошу! Иди, ляг, поспи, почитай какой-нибудь журнал, посмотри телевизор. Я тебя здесь не хочу видеть.

Тут же, словно из-под земли, появилась журналистка:

— Борис Аркадьевич, я бы хотела задать вам еще несколько вопросов, — в руках журналистки серебрился диктофон.

Галкин-старший прикрыл собой сына и, улыбаясь, сделал шаг к журналистке, уперся взглядом в бэдж, приколотый к лацкану пиджака. Прочел имя, фамилию и издание, на которое работала девушка.

— Знаете что, дорогая, — Галкин-старший видел, что диктофон пока не включен, но палец журналистки лежит на кнопке, как у снайпера, изготовившегося произвести смертельный выстрел, — вы это бросьте. Сейчас все отдыхают, какие могут быть серьезные разговоры?

— Почему бы и нет?

— Что ты хочешь спросить, а? — оглядев журналистку снизу доверху, вынырнул из-за плеча отца Галкин-младший. — Так спрашивай, я тебе скажу.

— Угомонись! — прошипел сыну Борис Аркадьевич.

— Если ты хочешь взять интервью, то давай, поднимемся ко мне в номер и я тебе дам интервью — пососать.

Галкин-старший суетливо оглянулся, ища кого-нибудь из своих людей. Он увидел пресс-секретаря. Тот поймал взгляд и, словно уж среди камней, извиваясь худым телом, заскользил к хозяину.

— Слушай, убери Аркадия отсюда как можно быстрее. Аркадий уже схватил девушку за руки.

— Так что ты хочешь спросить? Тебя, кажется, зовут Анжела?

— Да, Анжела.

— А я Аркадий Галкин, сын вот этого дяди, — он кивнул в сторону отца, разговаривающего со своим секретарем. — Если у тебя вопросы по бизнесу, то это к нему, а если хочешь за жизнь потолковать, то это лучше ко мне. Все равно мой отец тебе ничего хорошего не расскажет.

Пресс-секретарь подошел к Галкину-младшему и журналистке:

— Извините, господа, Аркадий Борисович, у меня к вам есть срочное дело.

— Да пошел ты со своими делами! Видишь, я с женщиной общаюсь, можно даже сказать, с девушкой. Кстати, ты девушка или женщина?

— Как для кого.

— Аркадий Борисович, у меня к вам срочное дело.

— Я сказал тебе, иди отсюда! — хмель уже ударил в голову Галкину-младшему. — Уйди от меня! Вот так всегда, — обращаясь к журналистке, быстро говорил Аркадий, — ни с кем не дают встречаться, не дают общаться. Изолировали от всего, сижу второй день в номере, газетки почитываю, кроссворды решаю.

Пресс-секретарь сообразил, что может нарваться на грубость. Но и не выполнить распоряжение босса он не мог. В его руке возник мобильный телефон.

— Давайте лучше выпьем, — Галкин-младший осмотрелся по сторонам и звонко щелкнул пальцами — так, словно бы он находился в захолустном ресторане.

Официант с подносом появился тут же. — Анжела, тебе коньяк, мне коньяк. Иди, иди, — отослал официанта Аркадий.

Анжела взяла рюмку в правую руку, а в левой продолжала сжимать готовый к работе диктофон.

— Ты ничего. Где ты работаешь? — глядя не на бэдж, а в разрез блузки, произнес Аркадий Галкин, опрокидывая рюмку коньяка в рот.

— В газете.

— Интересно, наверное? — Аркадий Галкин, произнеся это, недовольно поморщился, словно глотал горькое лекарство.

— Мне нравится.

— Так вы поговорите со мной?

— Конечно, поговорю, не вопрос!

Начальник охраны Галкина появился быстро. Пресс-секретарь кивнул, указывая на Аркадия и журналистку.

— Аркадий Борисович, — крепко взяв Галкина за локоть, произнес Антон, вам надо подняться наверх.

— Мне никуда не надо, мне и здесь хорошо.

— Я сказал, тебе надо подняться! Что, не понял? — в ухо прошипел Антон. А вы идите, ступайте. С вами поговорит пресс-секретарь, на все ваши несуразные вопросы ответит.

— Вы кто такой? — спросила журналистка, догадываясь, кто перед ней.

— Вам это знать не обязательно, Анжела, — крепко сжимая локоть, Антон повел Галкина-младшего из зала.

Он шел, шипя и матерясь, но негромко — так, чтобы услышать мог лишь начальник охраны. Еще двое охранников ждали Галкина-младшего и Антона у лестницы.

— Сейчас мы его заведем в номер, а вы будете караулить, чтобы он не высовывался. Ты меня понял? Мне надоело за тобой подбирать дерьмо, — видя, что никого нет рядом, произнес Антон.

Но он ошибался. Журналистка возникла неожиданно, вынырнув из-за колонны, в ее руках был диктофон.

— Аркадий Борисович, так может, мы созвонимся и может поговорим?

— Запомни мой телефон, — и Галкин-младший назвал номер своего телефона.

— Ага, спасибо, запомню, — сказала девушка.

— Телефон телефоном, — продолжил Галкин-младший, — а непосредственное общение всегда приятнее и интереснее. Может, я ошибаюсь? Вам нравится секс по телефону? — нагло засмеялся Аркаша.

— Пошли, — потащил за руку подопечного начальник охраны.

Девушку тут же оттеснили, а уже на второй этаж ее бы и не пустили. Анжела вытащила из кармана пиджака маленький блокнот и записала телефон Аркаши.

«Позвоню, — подумала она, — может, вытяну чего, может, договорюсь. Хотя тип он гнусный и мерзкий».

Антон через минуту вернулся, увидел журналистку, подошел, навис над ней, произнес:

— Оставьте его в покое. Надеюсь, вы меня поняли? Борис Аркадьевич не желает, чтобы с его сыном за его спиной велись какие-нибудь разговоры.

— Он уже взрослый, — сказала журналистка, — за свои слова может сам ответить.

— Я вас предупредил, — твердо сказал Антон и зашагал вниз.

«Не получилось с младшим, попробую еще раз со старшим», — решила журналистка.

Ей было дано задание добиться интервью с кем-нибудь из скандально известных личностей. А самым-самым скандальным был на этот момент Борис Аркадьевич Галкин.