Бубен с Тарасовым проторчали «в засаде» до восьми вечера – все надеялись, что спонсор наконец появится. Ведь хозяева в отличие от наемных работников трудятся по свободному графику. Целый день могут отсутствовать и потом в неурочный час переступить порог кабинета.

Около пяти возникла идея зайти в любой другой офис на этаже и позвонить еще раз в приемную. Вдруг Кормильцев передал секретарше нечто конкретное о своих планах? Тарас остался на месте, а Бубен выбрался в коридор.

Люди входили и выходили, закрывая за собой двери комнат. В коротких просветах он видел яркий календарь на стене, экран компьютера, кресло на колесиках, женскую ножку, туго затянутую в колготки телесного цвета, слышал обрывки речи, смех.

Ножка заставляла стискивать зубы: женщины хотелось прямо здесь и сейчас. Красива она будет или нет – не важно. Бубен прошел до конца коридора, так и не решившись никуда войти. Внезапная робость напала на него – человека, который никогда не стеснялся. Как он попросит, как объяснит? Может проще было выйти на улицу и поискать автомат?

Он все-таки пересилил себя. Вошел в первую попавшуюся дверь, обратился к той девушке, что сидела ближе всех. Она посмотрела как-то странно – может, запах от него не тот или побрился неважно?

– У нас, вообще, телефоны на счетчике, на повременной оплате.

Вот сучка. Сама, небось, треплется часами с подружками, а ему полминуты пожалела. Упрашивать и клянчить не хотелось. Выйдя в коридор, он аккуратно прикрыл за собой дверь. Увидев неподалеку туалет, решил воспользоваться случаем.

За одну секунду представил, как заходит в женское отделение, прячется в кабинку, не закрывая на задвижку дверь. Ждет пока дамочка снаружи возьмется за ручку. Хватает ее, обомлевшую от неожиданности, запирается. Угрожать не придется, одного взгляда хватит, чтобы она не посмела закричать. Как он засадит ей в этом крошечном закутке…

Фантазия родилась и погасла. Духу не хватило рискнуть. С отвращением к самому себе Бубнов вернулся к товарищу.

– Чего так долго?

– Да ну их всех. Смотрят так, как будто я милостыню прошу.

– Е-мое. Простой вопрос решить не в состоянии. Лучше б я Витька с собой взял. Чего от тебя духами пахнет?

– Мылом, наверное. Я в туалете руки вымыл.

Все блестит и сверкает, мать их…

– Завидно? Ты бы при любом раскладе в таком не сидел. Торчал бы где-нибудь на очередном поганом складе и подтирался старыми накладными.

– Давай не будем.

Бубну хотелось добавить еще пару «теплых» слов, но опять сработало благоразумие. Не стоит будить спящую собаку. А в бывшем замкомполка она точно дремлет. Сколько раз Тарасов заводился от пустяка, еле-еле общими усилиями удавалось утихомирить.

Бывало и похуже, когда казалось, что замкомполка окончательно и бесповоротно спятил. Таких случаев Бубнов помнил всего три. В первый раз Тарасов залез среди ночи на дерево в лесу: выл, визжал и хохотал. Продолжалось это недолго, потому что ветка обломилась под тяжестью и он полетел вниз. Попробовал продолжать, но здесь его быстро скрутили и заткнули рот – дикие, безумные звуки резали по нервам, как бритва.

В другой раз Тарасов отсыпался днем после ночного дежурства. Вдруг вскочил на ноги и стал лихорадочно сбрасывать с себя какую-то воображаемую нечисть – то ли жуков, то ли пауков.

Тряс руками и ногами, потом стал скидывать с себя одежду. Симптомы, вроде, схожие с белой горячкой. Но пили в команде умеренно, не желая ступать на дорогу, которая при их вынужденном безделье однозначно вела в пропасть.

При общем далеко не радужном настрое не было сил смотреть на тарасовское представление.

Воскобойников попытался его утихомирить, но получил нокаутирующий удар в челюсть. Самойленко передернул затвор, направил автомат на массивную фигуру с пепельными волосами, прилипшими к потному лбу. Но с таким же успехом можно было брызгать на бесноватого сотоварища святой водой или зачитывать ему главу из Карнеги о том, как производить благоприятное впечатление на окружающих.

Пришлось опять-таки применить насилие – накинулись сразу чуть ли не впятером. Через час Тарас вел себя абсолютно нормально и ровным счетом ничего не помнил о припадке.

После третьего инцидента, мало чем отличавшегося от первых двух, стали серьезно обсуждать варианты отделаться от замкомполка. Не хватало, чтобы в припадке он прибил кого-то или покалечил. Связать и оставить, а самим сняться с места.

Все, в общем, согласились. Исполнение приговора отодвинули до очередного приступа безумия. Но с ранней весны Тарасов в целом держался, будто почувствовал для себя реальную угрозу.

…Прождав до восьми вечера, они с Бубновым собрались на выход. И тут обнаружили, что дверь черного хода заперта на замок. Что теперь делать – быстро и деловито пройти через фойе?

А куда им, собственно, направить стопы? В Москве, конечно, все реально, в том числе устроиться на ночлег, не показывая документов. Но есть ли смысл вылезать сейчас в дождь, прикидывать, куда деваться, чтобы завтра опять вернуться сюда же?

Голосов и шагов почти уже не было слышно.

– Может, где-нибудь дверь в комнату оставили открытой? – мечтательно пробормотал Бубен. – А там диванчик кожаный, кофеварка.

– Давай заглянем в этот самый «Логос-М».

Вдруг мы Кормильца нашего пропустили, и он сидит себе один-одинешенек, копается в документах.

– Такое бывает только в кино.

– Ив жизни тоже, – Тарасов улыбнулся странноватой своей улыбкой.

Поднялись на нужный этаж – секретарша еще утром по телефону все подробно объяснила. Увидев раскрытую дверь в приемную, Бубен почувствовал слабость в ногах. Чуть приотстал. Тарасов первым приблизился, прислушался.

Отступили далеко назад – туда, где коридор поворачивал под прямым углом.

– Он там, – улыбнулся Тарасов. – Мы как раз вовремя. С ним один только остался посторонний, мужик какой-то.

– Как же мы прошляпили, когда?

– Неважно. Раньше все равно не имело смысла соваться.

– И теперь не имеет.

– Почему? – продолжая улыбаться, Тарасов вытянул из внутреннего кармана вязаную шапку.

Бубен с ужасом заметил на ней две прорези для глаз. Основательно, однако, подготовился Тарасов.

– Только одна?

– Можешь не заходить, я и сам справлюсь.

– Уверен? – с внутренним облегчением спросил бывший завскладом.

Думали ли они когда-нибудь, занимая свои армейские должности, что будут обсуждать такую тему? Но прошлая полузабытая жизнь казалось чужой, не правдоподобной. Теперешняя, настоящая жизнь началась с нелепого вывиха событий, с жуткой невезухи, последствия которой они не смогли сразу осознать.

Тут вдруг послышались шаги. Не доходя до поворота, они замерли возле лифта. Кто это, черт возьми? Если Кормильцев, можно упустить шанс.

Если тот незнакомый мужик, значит судьба сдает одну козырную карту за другой.

Тарасов все-таки выглянул на долю секунды и молча показал большой палец. Как все быстро и просто решилось – теперь Кормильцев один в почти пустом здании, овца, кем-то приведенная на убой.

Лифт поднялся и тронулся вниз.

– Иди, я в коридоре подежурю.

– На хрен ты нужен в коридоре? Скажешь «погодите, сюда пока нельзя»?

– Ты ж сам…

– Кормилец один, маскироваться незачем.

* * *

Спонсор сидел у себя в кабинете, переваривая повторное предупреждение. Оно пришло в середине дня – гораздо короче и требовательнее первого. Кормильцев никогда не считал нужным тратиться на охрану, и даже сейчас такая мысль не пришла ему в голову.

Он не верил во всех этих молчаливых, якобы натренированных «шкафов». Работа телохранителя – это умение реагировать на мелочи, на сущие пустяки. Не в российском это характере, русский человек мыслит если не глобальными, то, на худой конец, крупными и существенными категориями.

Бывают, правда, редкие исключения, но… Если уж тебя вознамерились здесь убить, телохранители никого не остановят.

Сидя в кабинете, Кормильцев впервые представил себе, что сигнал тревоги может оказаться верным. Люди из команды, каким образом он может им мешать? Как пуповина, он связывает их с миром, с благами жизни. Нужно быть полными идиотами, чтобы перерезать эту связь.

Но ведь каждый из них пережил тяжелую травму. И продолжает переживать – никакие денежные вливания душу не залечат. Кто-то один, вконец озлобившись, может увидеть врага даже в нем, в Кормильцеве. Если так, придется проявить максимум спокойствия и выдержки.

Вдруг в приемной послышались шаги. Будто материализовавшиеся мысли спонсора, на пороге кабинета возникли две знакомые фигуры. Одна опиралась на легкую палку в виде алюминиевой трубки. Толя Тарасов… Жора Бубнов…

Как бы обрадовался Кормильцев этим людям, если б не получил предупреждения. Совсем недавно, перебирая фотографии, он представлял общую встречу, мужской разговор за столом. Долгий и вдумчивый разговор «за жизнь».

– Здорово, начальник, – улыбнулся Тарасов.

– Откуда вы, ребята? – встав из кресла, Кормильцев протянул руку.

Оба пожали ее по очереди, но бизнесмен отметил про себя некоторое колебание.

– Присаживайтесь, черт возьми. Вы бы позвонили хоть за день. Здесь, в кабинете, и угостить толком нечем.

– Ничего, мы люди не гордые, – произнес Бубен осипшим на нервной почве голосом.

– Причем здесь гордость? Сейчас поедем ко мне домой. Жены с детьми как раз нету. Можно хоть всю ночь за столом просидеть, – Кормильцев отметил, что бодрые нотки в его голосе звучат достаточно фальшиво.

– Зачем домой, можно и здесь все вопросы решить.

Выйдя навстречу поздним гостям, хозяин остановился посреди кабинета. На него смотрели пристально: не столько в лицо, сколько на руки – как они движутся. Кормильцев хотел перейти в приемную, чтобы вскипятить воду, но его вежливо остановили. Бизнесмен понял, чего они боятся – вдруг он достанет из тайника оружие иди нажмет кнопку сигнала тревоги?

– Открой-ка для начала сейф.

Надоело получать деньги порциями, захотелось все сразу? Можно понять.

– Здесь налички минимум. Не хочу неприятиоетей с налоговой.

Кормильцев не стал говорить, что старается по возможности работать честно – все равно не поверят.

– Деньги есть в кафе, на точках, – продолжал он, пропуская обоих членов команды осмотреть открытый сейф.

Бубнов сунул внутрь голову, а Тарасов неожиданно спросил;

– Кому ты нас закладывал?

– Закладывал? – возмутился Кормильцев. – Совсем уже мозги перегрелись. Потратил столько денег, чтобы потом запродать по сходной цене?

Кому это такое приснилось?

Он даже не успел увидеть движение руки. Потеряв равновесие, упал на пол и выплюнул на ковровое покрытие кровь вместе с разбитыми зубами.

– Ничего здесь толком нет, – закончил осмотр Бубен. – Договора, счета и прочий мусор.

– Говори, – присев на корточки возле лежащего на полу человека, Тарасов упер дуло в левую бровь. – Мы здесь долго задерживаться не намерены.

– Вы там просто одичали в лесу. Я должен был это предвидеть.

Какие он может предъявить доказательства собственной невиновности? Ровно никаких.

– Чего ты хочешь от него? – поморщился Бубнов. – Ну назовет он тебе имя, назовет фамилию.

Поедешь в Чечню разбираться? Ничего подобного, будешь задницу прикрывать, как и раньше.

– Не болтай лишнего. Дверь закрыта?

Бубен выглянул в приемную.

– Закрыта.

– Принеси вон тот чайник.

– Сам возьми, нечего мне приказывать.

– Сказано, принеси.

Бубен сплюнул с ненавистью: Тарасов уперся рогом и будет теперь качать права. А задерживаться здесь в самом деле не стоит, все желательно сделать быстро.

Схватив белый новенький чайник со стола, Бубнов швырнул его, разлив воду. Ударом рукоятки «ТТ» Тарасов выбил пластмассовое днище вместе со спиралью. Чайник превратился в усеченный конус с двумя отверстиями. Более широкое Тарасов приставил к груди бизнесмена, в более узкое просунул руку с «ТТ». Вязаной шапкой зажал щель, оставшуюся между рукой к краями отверстия.

– Дай мне сказать, – заторопился Кормильцев.

Выстрел прозвучал глухо – корпус чайника «Теfal» выполнил свое неожиданное предназначение.

Бубнов содрогнулся всем телом и жалобно простонал:

– На хрена? Вдруг он хотел сказать, где деньги.

– И так понятно.

Тарасов вытащил из кармана связку ключей.

Подождал, пощупал пульс.

– Можешь не щупать, – толстые губы Бубнова дрожали. – Точно в сердце.

– Скажи спасибо, что тебя не заставил отметиться.

– Пошел ты!

– Сейчас оба пойдем.

Выскочив в приемную, они вдруг, как в дурном сне, увидели приоткрывающуюся дверь. Послышался легкий стук, и приятный женский голос спросил:

– Сергей Владимирович? Вы еще здесь?

Бубнов стиснул напарнику запястье правой руки. Он почти был уверен, что Тарасов инстинктивно потянется за пистолетом. Возьмет и выстрелит через дверь, что ему стоит?

Оба застыли, как в детской игре, даже дышать перестали. Бубнов решил для себя, что женщину – если только она вздумает войти – надо немедленно свалить на пол. Свалить в ее же интересах, чтобы не успела разглядеть их лица. Если успеет, Тарасов не выпустит ее живой. В нем остался лишь инстинкт убийцы – достаточно было видеть, как он стрелял Кормильцеву в сердце.

Женщину спасла ее деликатность. Человек не отзывается, значит не стоит совать к нему нос. Дела, наверное, важные, и она совсем некстати со своим щебетом. Звук каблучков стал медленно удаляться по направлению к лифту.