Давид, ехавший в УАЗике на заднем сиденье, чувствовал, как буквально давит на него груз случившегося, будто взвалили ему на плечи мешки с деньгами.

– Остановись, – приказал он водителю. Садко глянул на Шпита, послушаться или нет.

– Раз говорит, останови, значит, надо. Может, в кусты ему приспичило сбегать, – Шпит нервно хохотнул.

Машина дернулась и замерла на обочине.

– Кусты подождут, – сказал Давид, – к тому же я один из машины не выйду.

– Почему?

– Я выйду, а вы уедете.

– Если бы я хотел этого, то пристрелил бы тебя прямо здесь.

– Не успел бы, я держу в кармане пистолет наготове, со снятым предохранителем.

– Я знаю об этом.

– Нужно поговорить.

– Всем четверым?

– Да. По-другому не получится. Шпит вздохнул.

– Деньги большие, очень большие. И мы оказались не готовы к этому.

– Рассчитывали на небольшую сумму, но нам не повезло.

– Ты чем-то недоволен?

– Я удивляюсь, что мы все еще живы.

– Я главный, мне и решать.

– Брось, Шпит. Раньше ты был главным, теперь мы решаем все вместе.

– Я предлагаю поделить деньги поровну, – в голосе Шпита звучала неискренность.

– Так не бывает, – отозвался Лебедь, – я тоже, кстати, держу пистолет в кармане. На всякий случай. Заряженный и снятый с предохранителя.

– Палец со спускового крючка убери, тряхнет, и яйца себе отстрелишь. Поделить на четверых можно сто баксов, тысячу. Даже сорок тысяч. Но если денег столько, что их невозможно сосчитать, не натерев мозоли на пальцах, то они не делятся на всех поровну.

– Хорошо, что ты предлагаешь? – руки у Шпита тряслись от волнения. – Хочу предупредить, если ты предлагаешь сыграть в русскую рулетку, так, чтобы одним участником дележа стало меньше, то я против этого.

– Я предлагаю сделать так, чтобы все остались живы и никто не затаил на другого обиды.

– Хорошо сказано, но как это сделать?

– Мы люди, к деньгам привычные. От ста тысяч ни у кого голова не закружится. Каждый из нас прямо сейчас возьмет по десять пачек.

– А остальное? – резко спросил Шпит.

– Остальные деньги мы должны спрятать.

– Не пойдет, – тут же встрял Садко, – я не идиот, чтобы прятали все вместе, а потом ты их забрал из тайника один.

– Спрятать – не значит закопать, мы их отдадим на сохранение.

– В банк, что ли, положим? – ухмыльнулся Шпит.

– Банк дело ненадежное. Нужен хранитель – человек, которому каждый из нас доверяет больше, чем самому себе.

– Нет таких людей.

– Есть, – резко сказал Давид, – и ты его тоже знаешь. Это – мой старший брат.

Шпит сидел в задумчивости, уже в открытую поигрывая пистолетом.

– Не зря у меня всю дорогу чесались руки пустить тебе пулю в лоб. Не зря, потому что ты нарушил все мои планы. Уж лучше бы я тебя пристрелил. Но ты прав, Давид. Отар единственный человек в мире, кому бы я доверил на хранение свои деньги.

Садко подозрительно покосился на Давида. Он кое-что слышал о его старшем брате Отаре, но никогда его не видел.

– Шпит, ты сошел сума. Деньги нельзя никому отдавать! Я не согласен!

Шпит резко вскинул пистолет и приставил ствол ко лбу Садко.

– Я и тебя давно мог бы пристрелить, думаешь, мне своей доли не жалко!

– Брось, – прохрипел Лебедь, – еще не хватало, чтобы мы друг друга прикончили.

– Отар не будет знать, что у него хранится в погребе, – предупредил Давид. – Скажем ему, что отдать это он должен лишь в том случае, если мы все четверо соберемся вместе. С оружием он меня никогда не подводил. Он и братьям моим ни слова не скажет. Потом, когда волна немного уляжется, когда придумаем, куда вложить деньги, вернемся. Лады?

Давид демонстративно выщелкнул обойму из рукоятки пистолета, передернул затвор, поймав вылетевший желтый патрон.

– Придется сделать по-твоему. Вставь обойму назад, пистолеты должны быть или заряжены у всех, или у всех без патронов.

– Мне больше нравится первый вариант.

– Трогай, Садко. Давид предложил единственно правильный путь, и если мы им не воспользуемся, то трое из четверых к утру следующего дня будут мертвы. Признайтесь, ребята, каждый из вас думал о том, чтобы покончить с остальными.

– Не нравится мне это, но выхода нет, – сам себе сказал Лебедь.

– Это не решение вопроса, Давид, а лишь затягивание времени, – ухмыльнулся Шпит.

– Вся жизнь – это затягивание времени, – рассудительно сказал Давид.

Ни Лебедь, ни Садко ничего путного не могли предложить, поэтому и согласились с предложением Давида. Единственное, чего тот теперь боялся, – встретиться у Отара с братьями. Но те не так уж часто заходили в гости.

Машину бросили на горной дороге. Мешки с деньгами завернули в брезент и, чертыхаясь, потащили в гору. Давид первым зашел в домик и застал брата в той же позе, в которой оставил его неделю тому назад. Отар сидел и, не мигая, смотрел в стену.

– Ну что, Давид, решил свои проблемы?

– Пока еще нет.

– Смотри, новых не наживи.

– Я кое-что хочу у тебя оставить. Отар не стал интересоваться: оружие это, боеприпасы или документы…

– Оставь в погребе, где всегда. Я твое место не занимаю.

– Я не один приехал.

– С братьями?

– Нет.

Услышав это, Отар потерял всякий интерес к людям, прибывшим с Давидом.

Деньги затащили в прохладный погреб, вырубленный в скале. В отдельных нишах размещались продукты, консервы, мука, картошка.

– Сюда, – распорядился Давид. Вдвоем со Шпитом они забросили мешки на сколоченную из жердей полку.

Давид, присев на корточки, сложил стопкой на полу десять пачек, не испачканных в крови.

– Это тебе. Садко.

Рядом высились еще две такие же стопки – для Шпита и Лебедя.

– Себе я тоже беру сто тысяч.

– Сколько всего осталось?

– Считай.

Шпит хоть и доверял Давиду, но все же пересчитал остающиеся пачки, все до единой.

– Еще по десять возьмем, – с придыханием сказал он, раздавая тугие пачки долларов. – Брату денег дай.

– Они ему ни к чему, – ответил Давид.

– Странные вы люди…

– Это он странный. Я – такой же, как все. Мешки на полке и автоматы с неиспользованными рожками завернули в брезент, для надежности скололи края полотнища стальной проволокой и загнули концы ржавыми плоскогубцами.

– Теперь возвращаемся в дом все вместе, – предложил Давид.

Отар посмотрел на слегка знакомого ему Шпита и на двух его спутников. Русские ему не понравились. Но если их привел в дом брат, значит, так нужно.

– Слушай и запоминай, – Давид смотрел прямо в глаза Отару, – то, что мы спрятали, очень важно. Будут приходить люди, спрашивать. Говори: ничего не знаю. Меня ты не видел. Я был у Тосо в Сочи. Их троих ты вообще никогда в жизни не видел. Не знаешь о них ничего.

Отар кивнул.

– Как скажешь.

– А теперь самое главное. Отдать то, что мы спрятали, ты можешь только нам четверым, когда мы придем вместе.

– Или когда ты точно будешь знать, – вставил Шпит, – что один из нас мертв.

– Как скажете, мне все равно.

– Вернуться мы можем через день, через неделю, через месяц, через год, – продолжал Давид. – Никого не подпускай к тому, что спрятано в брезенте.

Садко только сейчас в неверном освещении рассмотрел, что стоит на полке. Поняв, что это человеческие головы, одна женская, другая мужская, он поежился. Всякого навидался бандит в своей жизни: и крови, и мертвецов. Но чтобы засушивать головы в доме, где живешь, такое видел впервые.

– Надеюсь, он не сумасшедший, – прошептал Садко на ухо Лебедю.

– Шпит знает, что делает, – Лебедь всецело доверял главарю бандитов. – Деньги он не меньше нашего любит.

– Смотри, чтобы нас не кинули.

– Из-под земли достанем…

Шпит примерно представлял, о чем шепчутся Лебедь и Садко. Он наперед знал, что добром ограбление не кончится. Большие деньги разводят людей. Чем больше денег, тем сильнее вскипает в душе ненависть к подельникам.

– Пошли, мы отдали имущество в надежные руки, – Давид коротко кивнул брату и, не оглядываясь, вышел во двор.

Пачки долларов оттягивали карманы. Шутка ли, сто десять тысяч! Таких денег Давид отродясь в руках не держал. Самое большое, чем ему приходилось расплачиваться за один раз, это пятьюдесятью тысячами.

– Как в Россию возвращаться будем?

– На границе у меня все схвачено, – Шпит сам сел за руль. – Только пистолеты в тайник спрячем.

Не доезжая до границы десяти километров, мужчины вышли из машины. Садко открутил запаску, укрепленную снаружи. Внутри диска имелось отверстие, специально приспособленное для хранения пистолетов и патронов.

– Сюда, ребята, кладите. Потом, надеюсь, каждый сам свою пушку узнает.

Два “Макарова” и два ТТ легли в нишу, сверху Садко напихал ветоши, чтобы не бренчали.

– Пистолет вроде женщины, – сказал Лебедь. – Я свой на ощупь узнать могу среди десятка одинаковых. Не знаю как, не знаю почему, но чувствую.

– Тебе бы поэтом быть, – усмехнулся Шпит.

– Я в школе стихи писал, даже сочинение по Некрасову написал стихами, – расплылся в улыбке Лебедь.

– Пятерку получил за него?

– Мне учительница – дура: двойку за него поставила.

– Наверное, ошибок много было…

– Разве в ошибках дело? Если от души пишешь…

На границе УАЗ пропустили без очереди. Шпит всех привез к себе домой.

– Кормежка и выпивка за мой счет. И еще – бесплатный совет: без предупреждения дом не покидать. Я должен знать, кто, куда и зачем уходит.

Садко и Лебедь переглянулись, затем оба согласно кивнули. Шпит говорил дело. Зачем зря волновать приятелей, если на карту поставлены огромные деньги…

– Ты, Давид, человек вольный, тебе я приказывать не могу. Хочешь, живи отдельно, хочешь – с нами. Я тебе позже помогу деньги за границу переправить. Потом и сам уедешь. Главное, сейчас пару месячишков переждать. Чтобы менты перестали волну гнать.

– Шпит, постарайся узнать, почему в машине вместо русских денег доллары оказались.

– Я на этот счет ни одного слова не пророню, потому что мне кажется, владельцы про доллары даже не заикнутся.

– Мне часа на четыре в город надо, – Давид посмотрел на циферблат часов.

– Зачем?

– Баксы сдать и с девушкой встретиться. Шпит рассмеялся.

– Девушку и я тебе могу найти.

– Мне по делу с ней встретиться надо.

– Что ж, я говорил, ты человек вольный, но смотри, через четыре часа будь у меня дома. А не то вмиг отыщем, не вздумай дернуть.

– На этот счет не сомневайся. Где у тебя можно деньги положить?

– Комнату я тебе выделю, а деньги в тумбочке сложишь. Никто к ним не притронется. Мой дом и для бандитов, и для ментов – святое место.

– Тогда положи их в тумбочку сам, я спешу. Давид бросил пачки долларов на стол, вытащил из верхней десять банкнот и, переложив их пополам, сунул в карман.

– Без глупостей, – напомнил Шпит.

– Надоел ты мне.

В гараже Давид вытащил свой пистолет, проверил обойму и пешком двинулся в город. Хотелось немного выпить, перекусить, поглазеть на женщин. Чем ближе к центру, тем больше становилось красивых девушек, тем меньше спешили прохожие.

«Куда спешить на отдыхе?»

Давид тоже “сбавил ход”. Молоденькие девушки его сейчас не интересовали, ему хотелось женщину лет тридцати – тридцати пяти, не слишком развратную, приехавшую отдохнуть и немного поразвлечься, при условии, что мужчина заплатит за ресторан, такси и выпивку в баре. У Давида имелся свой способ выбора женщин. Он начинал осмотр не с лица, не с фигуры, а с ног.

Приостановился у небольшого летнего кафе, возле стойки расположилось человек десять.

«Вот она. Стройные ноги, аккуратно обработанные эпилятором, белые, почти не тронутые солнцем. Значит, недавно приехала. Небогатая, раз денег на солярий нет. Юбка короткая. Вышла в надежде, что кто-нибудь на нее клюнет. Бедра крепкие, даже стоя умудряется ими слегка покручивать. Талия немного толстовата, но это как-нибудь пережить можно. Зато бюст такой, что от одного взгляда голова кружится.»

Женщина стояла у стойки, буквально положив тяжелую грудь на столешницу. Ровно покрашенные в темно-каштановый цвет волосы аккуратно подстрижены, чуть касаются плеч.

"Ну-ка покажи личико”, – подумал Давид.

Пришлось ждать секунд тридцать. Женщина обернулась.

«Не лишена приятности. Но красавицей ее назвать трудно. Скорее милая. Нежная улыбка, большие чувственные губы.»

Женщина облизнулась. В руке она держала стакан с минералкой. Давид шагнул к ней.

– Извините, у вас не занято? – он втиснулся между женщиной и широкоплечим мужчиной, попивавшим пиво прямо из горлышка стеклянной бутылки.

– Нет, что вы.

– Меня зовут Давид, а вас?

– Таня.

– Очень приятно, – Давид, когда хотел, умел быть любезным.

Он твердо усвоил основное правило вежливости: сперва нужно представиться самому, тогда исчезает напряжение в отношениях.

– День не очень жаркий, можно чего-нибудь выпить. Вы какое вино предпочитаете? Белое или красное?

– Я всегда пью вино той местности, в которую приехала отдыхать.

– Вы из Москвы?

– Нет, из Смоленска.

– Погодите, сейчас принесу.

– Давид истратил остатки российских денег на бутылку хорошего абхазского красного вина, сдачу демонстративно не взял, хоть бармен и положил ее на блюдечко.

Через десять минут он уже обнимал Таню за талию, ощущая под пальцами тугую резинку трусиков. Женщина смеялась, пряча улыбку под ладонью.

«С ней проблем не будет, – подумал Давид, – небольшая прогулка по городу, ресторан, потом отдельная комната в доме у Шпита.»

За болтовней они не заметили, как кончилось вино.

– Это же надо, – удивилась Таня, – полбутылки выпила, а даже не почувствовала, вот что значит хороший продукт. От водки, даже от пятидесяти граммов, пьянею моментально. И все же, – сказала она, отойдя от стойки, – кое-что чувствуется.

– Если можно, я вас под руку возьму, чтобы не упасть.

– Конечно, падать лучше вместе.

Она громко засмеялась.

Давид аккуратно обошел женщину так, чтобы она оказалась с левой стороны. Незачем ей знать, что в кармане пиджака лежит пистолет.

– Мы бы и тут выпили, но хочется посидеть. Зачем стоять. Да и русские деньги у меня кончились, – Давид цокнул языком. – Надо баксы сдать. Я даже не знаю, где обменник.

– Зато я знаю.

Давид перевел Таню через дорогу.

– Я вас тут подожду, – предложила женщина, когда они подошли к стеклянной двери зала игральных автоматов.

В глубине виднелось окошечко обменника.

– Я мигом, а потом сходим в один ресторанчик, там играет хороший ансамбль. Они из Питера на заработки приезжают.

Женщина достала длинную сигарету, Давид щелкнул зажигалкой.

– Я жду, только, смотрите, недолго, меня увести могут. Я женщина непостоянная и привлекательная.

Давид быстро пересек прохладный зал. Лишь человек пять решились сразиться с однорукими бандитами. Гудели барабаны, щелкали рычаги, но пока еще не слышалось звона высыпаемых монет. Давид взял сотню, сунул в окошечко:

– Все поменяйте.

Девушка привычно подхватила банкноту, помяла ее в пальцах. Сунула под ультрафиолетовую лампочку.

– Сам печатал, – с улыбкой бросил Давид в окошечко, – потому так хорошо и получилось. Почти как настоящая.

Девушка уже хотела бросить купюру в ящик, как вдруг рука ее остановилась, банкнота была обрезана абсолютно симметрично со всех сторон. Обычно же рисунок на долларе немного смещен в рамке. Белые края разной ширины. Банкнота вновь оказалась под ультрафиолетовой лампой, и вновь засветились скрытые рисунки, сквозь линзу девушка осмотрела портрет Джефферсона. Девушка-оператор работала совсем недавно, потому инструкции исполняла старательно. Она не могла сказать наверняка, настоящая купюра или фальшивая. Но сомнение закралось в ее душу.

– Извините, у меня русские мелкими купюрами, считать долго придется.

Незаметно для Давида девушка коленом нажала кнопку на обратной стороне столешницы и не спеша стала доставать из сейфа пачки мелких российских денег.

Давид заметно нервничал.

– Зачем пересчитываете? Пачками давайте. Если одной-двух бумажек не хватит, я не буду в претензии, меня подружка на улице ждет.

– Все надо делать как положено, – дрожащим голосом ответила оператор, от волнения она даже забыла, что рядом с ней стоит счетная машина и пересчитывала бумажки вручную.

Сигнал из обменного пункта получили в ближайшем отделении милиции. Тут же по рации связались с двумя милиционерами, дежурившими у входа в гостиницу. С их поста хорошо просматривалась площадка перед залом игральных автоматов.

– На ограбление не похоже, – сказал сержант в микрофон рации. – Какой-то мужик у обменника стоит, ничего не делает.

– Проверьте и доложите.

– Пошли, Васек, – обреченно позвал сержант напарника.

Давид заметил появление милиционеров, глядя в зеркальное стекло обменного пункта.

"Сука”, – подумал он о девушке, сидевшей перед компьютером.

Сержант медленно заводил руку за спину. У него зачесалась поясница. Давиду же показалось, что тот вытаскивает пистолет. Он сделал шаг в сторону, выхватил из кармана свой пистолет, вскинул его.

– Башку отстрелю, – закричал он и визгливо добавил:

– Руки!

Усатый сержант, проживший на этом свете сорок лет, ценил свою жизнь. Он медленно развел руки в стороны, показывая, что не собирается притрагиваться к оружию. Его же напарник, справивший на прошлой неделе двадцатипятилетний юбилей, слишком часто смотрел полицейские боевики. Он выхватил свой пистолет, но не успел нажать на спусковой крючок. Давид сделал это раньше.

Милиционер с аккуратной дыркой во лбу замертво рухнул на бетонный пол. Второй выстрел Давид сделал в стекло, в самый центр огромного витринного стекла. Оно рассыпалось мелкими осколками по полу. Через этот проем Давид устремился на улицу.

Таня, успевшая выкурить сигарету, с ужасом смотрела на своего кавалера, который с пистолетом в руке перемахивал через металлические перила. Неподалеку от нее застыли в изумлении Садко и Лебедь, посланные Шпитом следить за Давидом.

– Какого хрена? – выдавил из себя Садко.

– Твою мать… – проговорил Лебедь, отступая на шаг.

Если бы не убитый напарник, сержант не сделал бы и шагу, но иногда жажда мести превращает в смельчаков даже закоренелых трусов. Усатый сержант выхватил пистолет и бросился за Давидом.

– Стой!

Давид обернулся и выстрелил. Промахнулся.

Сержант опустился на одно колено, поднял пистолет и старательно прицелился. В другой ситуации он стрелял бы по ногам, но на улице были люди. Пуля же, пущенная в голову, в случае промаха уйдет в небо.

Коротко прозвучал выстрел. Давид взмахнул руками и рухнул на теплый асфальт. Его пистолет по инерции проскользил пару метров и замер, балансируя на бордюре.

– Человека убили! – истошно завопил кто-то на другой стороне улицы.

Сержант попал Давиду в затылок. Тот скончался мгновенно, раньше, чем милиционер успел подбежать к нему.

– Идем отсюда, – тихо произнес Садко. – Мы с оружием. У меня нет желания лишний раз попасть в ментовку.

– Бабу-то он выбрал ничего… – прошептал Лебедь, когда они проходили мимо Тани, пытающейся дрожащими руками прикурить новую сигарету от неисправной зажигалки.

Собралась толпа. Сержант с трудом удерживал людей на расстоянии, чтобы те не затоптали пятна крови на асфальте и не наступили на аккуратный цилиндрик гильзы от пистолетного патрона.

Девушка, сидевшая в обменнике, плакала навзрыд, глядя на лежавшую перед ней на столике стодолларовую банкноту.

Когда приехала следственная бригада, толпа на глазах поредела. Но свидетелей набралось достаточно много: игроки в зале и пятеро зевак. Картину происшедшего следователь восстановил сразу. Сержант не виновен, он пытался остановить убийцу. То, что стрелял на поражение, тоже правильно. Улица людная, рисковать нельзя было. Оставалось выяснить, почему началась пальба.

Пока помощники опрашивали свидетелей на улице, следователь подошел к девушке за окошком в зале для игральных автоматов.

– Откройте, пожалуйста, или выйдите ко мне сами, – попросил он девушку.

Та растерялась и сквозь слезы проговорила:

– Это его деньги, его сотня, он ее поменять принес, еще шутил, говорил, что сам напечатал.

– Откройте, поговорим.

Девушка бросила в сейф русские рубли, зеленую сотню взяла пальцами за краешек и покинула обменник. Следователь напомнил ей:

– Дверь закройте.

– А? – не поняла девушка.

– Дверь на ключ закройте, не ровен час, в суматохе деньги сопрут.

Началось долгое выяснение, почему кассир вызвала милицию. С виду сотня казалась следователю стопроцентно настоящей, но уже немного пришедшая в себя девушка сумела ему объяснить, почему заподозрила неладное.

– Разберутся, – коротко сказал следователь и составил акт на изъятие купюры в качестве вещественного доказательства.

Тем временем труп Давида уже накрыли пластиковой пленкой, никаких документов при убитом не обнаружили.

– Кавказцы… – сквозь зубы проговорил следователь, когда остался наедине с коллегами, – вечно от них неприятности. Пробей по бандитам, может быть, они что-нибудь подскажут, – бросил он самому молодому из следственной бригады. – Вид у него такой, будто он младший в семье, – глаз у следователя был наметанный.

К вечеру следователь уже доподлинно знал, что сотенная купюра фальшивая, подделок такого класса в Сочи не встречали два года, только специальная банковская аппаратура дала точный ответ. В прошлый раз попалась купюра, изготовленная в Ираке.

– Русские делали или иностранцы? – поинтересовался следователь.

– На этот вопрос еще предстоит ответить. Напечатана она совсем недавно, самое большее, месяц тому назад, так что думаю, ее изготовили русские.

– Может, чечены?

– Им это не под силу, нужно специальное оборудование и бумага. Квалификация высокая, – пояснил криминалист из лаборатории.

– Скорее всего случайно к нам денежку занесло, – предположил следователь, но тут же остановил себя. – Впрочем, месяц – слишком короткий срок, чтобы деньги разошлись по рукам отдельными бумажками. Наверняка где-то в городе находится большая партия фальшивых банкнот.

От этой мысли у мужчины холодок побежал по спине. Он представил себе, сколько предстоит работы, если деньги разойдутся по городу.

– На курортах всегда в ходу иностранная валюта.

– Да, начнется паника.

– Журналисты уже знают?

– Даже ко мне обращались, – усмехнулся эксперт, – знакомый, из курортной газеты.

Не особо веря в искренность ответа, следователь спросил:

– И что ты ему сказал?

– Будто экспертиза еще не окончена.

– Черт с тобой, можешь говорить, все равно дознаются. Шило в мешке не утаишь, – махнул рукой следователь.

* * *

Садко и Лебедь тем временем добрались до дома Шпита. Хозяин сидел на террасе в кресле-качалке, курил ароматную сигарету, не утруждая себя тем, чтобы сбивать пепел в пепельницу. Тот падал на покрытые лаком доски террасы. Среди других бандитов Шпит отличался сдержанностью, корректностью, потому, возможно, и стал одним из первых людей в сочинском преступном мире. Даже если бы сейчас на него бежала свора разъяренных собак, он не поднялся бы с кресла, не загасив сигарету.

Лебедь и Садко, грохоча тяжелыми ботинками, взбежали по крутой лестнице. Они стояли перед своим хозяином, тяжело дыша. Никто из них не решался начать первым.

– Ну что, ребята, – вкрадчиво произнес Шпит, переводя взгляд с одного бандита на другого. Его забавляло то, как те волнуются. – Упустили голубчика? Говорил же я вам: ни на шаг от него не отходите.

– Упустили, – мрачно проговорил Садко.

– Только не так, как ты думаешь, – добавил Лебедь уже смелее.

Вины их в том, что случилась с Давидом, не было.

– Он бабу снял, в сдачку пошел. Тут его менты и повинтили, – выдохнул Лебедь. – Мы там долго не стояли, пушки при нас. Давид одного мента, сержанта, положил. А напарник его самого застрелил.

– Точно убили? – сузив глаза и моментально изменив тон, осведомился Шпит.

– Мертвее не бывает.

– Сразу. В голову. Шпит сидел задумавшись.

– В чем дело, почему менты появились?

– Нам некогда было разбираться. По-моему, их все-таки девка из обменника вызвала.

Шпит соображал быстро: “Может быть, номера на банкнотах были помечены. И это плохо, – подумав, вздохнул он. – Но вряд ли. Россия не Америка”.

Насколько он знал, в обменных пунктах не проверяют номера купюр по компьютеру, иначе соберешь длиннющую очередь. То связи нет, то сбой в системе.

– Ждите меня здесь, ребята, – бесстрастно произнес Шпит и пошел в дом.

Он не хотел, чтобы Садко с Лебедем слышали разговор, которому предстояло состояться. Поднявшись на второй этаж, Шпит достал из кармана сотовый телефон, набрал номер и елейным голосом осведомился:

– Але, это редакция? Толю Козлова пригласите.

Была пятница, поэтому была надежда застать Козлова на работе. В другие дни он сломя голову носился по городу, добывая новости для курортной газеты. Козлов, хоть и был человеком ушлым, зарабатывал не так много, чтобы позволить себе мобильный телефон.

– Толя, привет.

Козлов сразу узнал Шпита, тембр голоса у того был запоминающийся, с хрипотцой, слишком низкий для человека его комплекции.

– Привет, извини, мы, конечно, давно не виделись, но я очень занят. Номер сдаем, а тут двойное убийство в городе, срочно материал написать надо.

– Убийство в обменнике?

– Оно самое. И ты уже знаешь? Прежде чем номер газеты выйдет, о нем весь город знать будет.

– Именно оно меня и интересует. Я бы хотел с тобой встретиться.

– Нет вопросов. Я быстро работаю. Пока ты доедешь, я статейку закончу.

– Жду на крыльце. Пиво за мной, – предложил Шпит.

Козлов не возражал.

Старый “мерседес” покинул гараж. Садко сидел за рулем, Шпит рядом.

– Шпит, херня получается, – бормотал Садко, лавируя между машин на узких улицах. – Деньги страшно тратить. Ты свои уже пробовал в дело пустить, нет?

– Лучше и не пробуй, – посоветовал Шпит.

– Если номера у них засвечены… – начал Садко.

– Это фигня, – парировал Шпит, – продадим их не в Сочи, а на Украине, в Беларуси. Чуть ниже номинала. Там эти номера никто искать не станет, но дело, по-моему, в другом.

– В чем же?

– Я номера проверял, отследить их трудно – серии разные.

– Менты откуда взялись?

– Стечение обстоятельств, – ухмыльнулся Шпит.

– Перестраховаться все равно не мешает. Это Давид нас втянул в авантюру.

– Я втянул, – твердо сказал Шпит. – Мне Давид предложил, я и согласился. И не жалею.

"Мерседес” с откидным верхом Садко поставил напротив крыльца редакции, бампер оказался вровень со стойкой знака, запрещающего стоянку в любое время дня и ночи. Гаишник, прогуливающийся у перекрестка с полосатой палкой в руке, сделал вид, что не замечает огромной розовой машины.

– Где Козлов? Иди поторопи.

Небывалый случай, чтобы Шпиту приходилось кого-то ждать. Садко, не открывая дверцы, лихо выпрыгнул через верх на проезжую часть и мигом взлетел на второй этаж старого дома, где располагалась редакция курортной газеты. Помещение было обустроено по американскому образцу. Все сотрудники сидели в одной огромной комнате. Уголок главного редактора отгораживала стеклянная перегородка, через которую он мог наблюдать, идет работа или сотрудники дурака валяют. В любой другой день, кроме пятницы, в помещении находилось максимум человек пять. В пятницу же здесь собирался весь штат газеты.

Столов на всех не хватало, сидели где придется: на подоконниках, на столешницах компьютерных стоек. Работа не останавливалась ни на секунду. У телефонного аппарата выстроилась очередь.

Садко обвел помещение взглядом. Козлов писал, стоя на коленях перед стулом, пристроив картонную папку на сиденье. Ручка лихо носилась по бумаге, оставляя малопонятные каракули.

На появление Садко никто не обратил внимания, с таким же успехом здесь мог оказаться и омоновец с автоматом наперевес, и шайка бандитов в черных масках с пистолетами наготове. Редакция жила одной целью: сдать номер в срок. Всего остального не существовало.

– Эй, Толик, – Садко тронул Козлова за плечо.

Тот, даже не обернувшись, проворчал:

– Иди на хер.

– Шпит ждет.

Имя Шпита подействовало как заклинание. Козлов бросил взгляд на часы, и лицо его исказил ужас.

– Скажи ему.., сейчас спускаюсь, скажи, редактор задержал.., придумай что-нибудь, Садко. Мне последний абзац дописать надо.

– Ясно, – Садко заглянул через плечо журналиста, но из написанного не понял ни единого слова. – Шпит ждать не любит.

– Я знаю, не мешай, – и Козлов, как школьник, прикрыл написанное от Садко ладонью.

Садко вразвалочку, как и подобает уголовнику, направился к выходу. Ощупал взглядом стройные бедра молодой корреспондентки. Девушка в короткой юбке писала, стоя у стола. Она согнулась так сильно, что, присядь Садко на полусогнутых, увидел бы полоску беленьких трусиков.

– Как звали убитого? – девушка вскинула голову и посмотрела прямо на Садко.

Тот от неожиданности чуть было не выпалил настоящее имя подельника: Давид. Но вовремя спохватился.

– Какого, дорогая?

– Его в с дачке убили.

– Откуда мне знать? Это твой хлеб – имена знать и события.

– Мужчина, – девушка выпрямилась, – вы меня своим взглядом догола раздели. Оденьте и можете идти.

– Чего тогда, дура, так вырядилась? На улице бы тебя встретил, за проститутку принял бы.

Подруга корреспондентки оторвалась от монитора компьютера и зашептала ей на ухо:

– Не заедайся. Это человек Шпита.

– Шпита… – шепотом проговорила корреспондентка.

Она была наслышана об этом криминальном авторитете.

– Можно у вас интервью веять? – сменила она тон, обращаясь к Садко.

– Взять можно. А интервью – нет, – с улыбкой ответил бандит.

– Я же говорила тебе, не заедайся.

– Уже и спросить нельзя? А если не сегодня? – бросила она вдогонку Садко. – В другой день.

– В другой день – подумаю.

Бандит спустился к заждавшемуся Шпиту.

– Где урод писучий?

– Сейчас идет, его главный к себе вызвал. Бабы у них в редакции ничего.

– Наглые только и в душу лезут, – сказал Шпит.

– У них две бабы ничего – молодые, – отозвался Садко, – остальные, на мой вкус, староватые.

– Педофил ты несчастный, – Шпит хлопнул Садко по плечу, – для тебя, если баба старше восемнадцати, то это уже не баба.

– Нет, если старше двадцати двух, – абсолютно серьезно ответил бандит.

Козлов спускался по лестнице, на ходу придумывая продолжение статьи об убийстве в обменнике. Он знал о преступлении не больше, чем жители города и милиция. Но журналист просто обязан знать больше. Не знаешь – высоси из пальца.

«Кто он, убитый? – думал Козлов. – Известно одно: он кавказец. Если написать, что грузин, для Сочи этот вариант не пройдет. К грузинам здесь отношение нормальное. Сгодился бы и абхаз, но если он потом абхазом не окажется, то неприятностей с местными не оберешься. Лучше всего написать, что он, видимо, был чеченцем. Чечены далеко, здесь меня не достанут. Да и курортной газеты они не читают. Лечатся боевики не в Сочи, а на курортах Абхазии.»

– А вот и ты, – радостно закричал Козлов, лишь только увидел заждавшегося его Шпита.

Радость выглядела притворной. Но надо же чем-то оправдать опоздание.

– Ты языком не болтай, в машину садись, – приказал Шпит.

Козлов не геройствовал, в машину через верх не запрыгивал, открыл дверцу и, как солидный человек, забрался на заднее сиденье.

– Поехали, – Шпит тронул Садко за локоть.

– Надеюсь, меня не везут в горный лес закапывать? – с улыбкой спросил Козлов.

– Ты слишком много знаешь, чтобы тебя закопать вместе с воспоминаниями, – усмехнулся Шпит. – Но едем мы в лес.

– Давно в лесу не был.

– Остановись здесь. “Горный лес” – это название кафе, – рассмеялся Шпит. – Отдельный столик, – сказал он официанту. – Так, чтобы никто нам не мешал.

– Одну минуточку.

Из-за ширмочки, отгораживающей угол террасы, официант прогнал двух своих знакомых: парня и девушку. Те ничуть не обиделись. Прихватили недопитое пиво в бутылках и, обнявшись, спустились по лестнице.

– Люблю понятливых, таких, как ты, – Шпит посмотрел на Козлова.

Тот пожал плечами.

– Я свое место в жизни знаю, в отличие от многих коллег. На королев не зарюсь, довольствуюсь четырьмястами баксами в месяц, езжу на общественном транспорте.

– И пиво, кстати, не забудь принести, – крикнул Козлов официанту.

Официант вопросительно посмотрел на Шпита, последнее слово должен был сказать он.

Бандит кивнул, свое обещание он помнил.

– И шашлык.

Садко остался сидеть на стуле возле входа за ширмочку. Журналист и Шпит устроились за столиком. Пиво официант принес холодное, бокалы запотели, и конденсат стекал с них на стол.

– Я слушаю.

Толя Козлов проглотил обжигающе ледяное пиво.

– Сегодня одного человека убили в зале для игральных автоматов.

Толя расплылся в улыбке.

– Не одного, а целых двух. Он выбросил указательный и средний пальцы левой руки в виде буквы V.

– Второй был мент, – холодно добавил Шпит, – а потому за человека не считается.

– Для тебя не считается. Для журналиста – труп, он и есть труп. На нем можно деньги заработать, статейку написать. Да не в одну газету. Я об этом убийстве в нашу газету написал и еще по Интернету в парочку московских скинул. Где-нибудь да обломится. Они больше платят.

– Твои проблемы, мародер несчастный. Если бы я хотел последние новости почитать, то газетку бы купил или телевизор посмотрел. Мне нужно знать точно, за что его убили?

– Как это “за что”?! – возмутился Козлов. – Он же мента завалил.

– Непонятливый ты, хоть и журналюга. Менты-то чего к нему прицепились?

– Сложный вопрос, сам бы хотел на него получить ответ.

– Ты знаешь, но молчишь…

Козлов еще попил пивка, глянул на жидкость, оставшуюся на дне бокала.

– Жарко сегодня, пить хочется.

– Получишь ты и второй бокал, не вымогай по мелочам.

– Деньги при нем фальшивые были.

– Точно фальшивые?

– Сотня баксов. Отлично сделанная фальшивая купюра. Все менты на ушах стоят.

– Ошибки быть не может? – напрягся Шпит.

– За что купил, за то и продаю.

– Дорого купил? – усмехнулся бандит.

– У меня с милицией свои счеты. Мы неденьгами рассчитываемся. Информация дорогого стоит.

– Откуда взялись фальшивые деньги?!

– Кто ж его знает? – осклабился Козлов, принимая из рук официанта новый бокал с пивом и жадно делая глоток.

Журналист поперхнулся, закашлялся.

– Не жадничай, – проворчал Шпит.

– Жарко, пить хочется. Деньги – сто пудов – фальшивые. То-то сейчас в городе паника начнется.

– Тебе паника только на руку, станешь слухи в своей газетенке подогревать. На том и гонорарного бабла немножко скосишь.

– Да уж. Я со всяких слухов кормлюсь: и с хороших, и с плохих. Главное, уметь объем статейки раздуть. Можно было бы и одной фразой обойтись, но статья объема требует.

Тонкости журналисткой работы Козлова Шпита не интересовали. Сам он жил с другого и еще минуту тому назад считал себя обладателем миллионов. А теперь оказывалось: деньги фальшивые. Надежда еще теплилась в его душе. Вдруг купюра, на которой попался Давид, исключение, а остальные деньги настоящие?

– Ешь, пей, – сказал Шпит, поднимаясь из-за стола и осторожно похлопывая кашляющего журналиста по спине. – Узнаешь что новое, звони. Я для тебя свободен в любое время дня и ночи.

– Тебе-то это зачем? – полюбопытствовал Козлов.

Шпит умел не выдавать собственных чувств.

– Прослышал я, что деньги фальшивые по городу ходят. Со мной, как ты понимаешь, клиенты мелкими купюрами не рассчитываются.

Козлов почесал за ухом. Одна бумажка, казалось бы, – ерунда! Но сколько из-за нее неприятностей."

Шпит сел в машину, передернул плечами.

– Ну как? – поинтересовался Садко.

– Хреново. По-моему, мы все вляпались.

– Это уж точно! Куда теперь?

– Домой.

Ни Садко, ни Лебедь никогда раньше не видели Шпита таким мрачным.

– И что теперь делать? – Лебедь сидел, опустив голову так низко, что она практически болталась у него между колен.

– Что делать, что делать? – передразнил Шпит. – Безвыходных ситуаций не существует. Кому-то же эти деньги принадлежат. И спросят за них с нас на всю мазуту. За фальшивые спросят больше, чем за настоящие.

Шпита от волнения бросило в краску. Он побагровел, только кончик носа оставался бледным.

– Подстава, – тихо произнес он, – натуральная подстава.

– Сами подставились, – напомнил Лебедь.

– Да, Давид ничего не знал. Теперь разборок не миновать.

– И будут они не в нашу пользу. Чувствую, черные эту непонятку замутили.

Черными Лебедь называл всех кавказцев.

– Мы первыми начали, – вздохнул Шпит. – Это только в шахматах бывает, что белые начинают и выигрывают.

Он прикрыл глаза, мысленно раскладывая по полочкам известные ему факты. Картина получалась неприглядная. “Давида рано или поздно опознают. То, что я имел дела с Давидом, большой тайной в городе не было. Менты, если захотят, высчитают."

Самым страшным для Шпита было то, что он не понимал механики происходящего. Значит, не мог действовать адекватно ситуации.

«Почему вместо русских денег оказались доллары? Почему доллары фальшивые? Кому они предназначались? Голова пухнет.»

А времени на раздумывание оставалось все меньше и меньше.

– Ни хрена не понимаю, – сказал Садко, – уже дым из головы валит, а стройной картины не получается.

– У меня тоже голова пухнет, – сказал Шпит, – но я хотя бы знаю, что нужно сделать в первую очередь.

– Что? – Лебедь рванулся вперед. Самым тягостным для него было бездействовать, когда опасность подкрадывается со всех сторон.

– Toco, – коротко проговорил Шпит и посмотрел на своих подручных.

– Я тоже о нем подумал, – отозвался Садко. Шпит загибал один за другим пальцы.

– Во-первых, его наверняка привлекут к опознанию Давида, во-вторых, Тосо будет первым, за кого возьмутся, лишь только начнут раскручивать ограбление банковского фургона.

– Понял, не дурак, – кивнул Садко.

– И сделать это надо очень быстро, прямо сейчас, – кивнул Шпит, – не откладывая.

* * *

Диспетчер автотранспортной службы аэропорта Тосо, как всегда, сидел в шашлычной. На столике покоилась трубка радиотелефона. Грузин рассматривал девушек, проходивших по улице, и неизменно цокал языком, если девушка соответствовала его представлениям о женской красоте.

Худых он не любил, толстых тоже, предпочитал в меру упитанных. Его глаза сделались маслянистыми, “Какая, к черту, киноэротика, какая, к черту, фотопорнография! – шептал Toco. – Выходи на улицу, садись и смотри. Такое добро и без охраны ходит, бери голыми руками."

Но подниматься из-за стола, заводить разговор с проходящими мимо женщинами ему было лень.

«Кончится рабочий день, – уговаривал себя Toco, – сниму бабу и закачусь в ресторан.»

Он, сам того не желая, ловил краем уха обрывки разговора двух мужчин за соседним столиком.

– Говорю тебе, в сдачке это было… Два трупа: мент и какой-то чернозадый… Наверное, сам деньги делал, если стрелять начал.

"Задница у нее ничего, на пять баллов, – подумал Тосо, теряя нить беседы и всецело сосредоточиваясь на медленно идущей женщине. Его взгляд приклеился к короткой юбке. – Остановилась бы, что ли?” – с сожалением подумал Тосо, когда женщина прошла мимо него так близко, что протяни руку – и коснешься ее обнаженной ноги.

Женщина с вызовом вильнула бедрами и, звонко цокая каблучками, миновала открытое кафе.

"Проститутка, наверное”, – подумал Тосо, хотя понимал, что будь женщина проституткой, то непременно остановилась бы, предложила бы пикантные услуги.

Тосо так увлекся разглядыванием женщин, недостатка в которых здесь не было, что не заметил появление машины. Светло-бежевые “Жигули” остановились на противоположной стороне улицы, не доезжая до проходной аэропорта метров сто. В машине сидели трое: Шпит, Садко и Лебедь.

– Вон он, урод, – проговорил Лебедь, показывая оттопыренным большим пальцем на Тосо. – Жрет, пиво пьет.

– Придется ждать, – проворчал Шпит.

– Может, мы его здесь сразу и прихватим, еще тепленького?

– Ты что, идиот?! Людям на глаза показываться! – зашипел Шпит. – Он в кафе завсегдатай, его тут каждая собака знает. Зарисоваться перед свидетелями хочешь?

– А если менты до него раньше нас доберутся?

– Значит, не судьба. Не каркай. Вечно он сидеть здесь не будет, – Шпит взглянул на часы. – Ты не знаешь, до какого часа они в диспетчерской работают?

– Наверное, до половины шестого, как и всюду, – Садко зевнул.

Машина быстро нагрелась на солнце, в ней стало невыносимо жарко, но выйти из салона никто не рисковал. Время текло неимоверно медленно.

Несколько раз Тосо брал оживавшую телефонную трубку, и тогда бандиты напряженно следили за ним.

– Нет, это не менты, – шептал Шпит.

– Почему ты так думаешь?

– Выражение лица у него не то. Люди его типа с ментами всегда испуганно разговаривают.

Наконец Тосо взглянул на часы. До конца рабочего дня оставалось десять минут. Следовало появиться у себя в кабинете. Он снял пиджак со спинки стула, надел его, телефон опустил в карман и не спеша двинулся к проходной аэропорта.

"Жигули” бандиты поставили так, чтобы Тосо обязательно прошел мимо них. Открытая дверца загораживала половину узкого тротуара. Тосо принял вправо.

– Земляк, – услышал он хриплый голос, и из машины показалась коротко остриженная голова Лебедя. Бандит держал в пальцах незажженную сигарету. – Огонька не найдется?

Тосо достал зажигалку. Мужчина не спешил выбраться из машины. Пришлось грузину нагнуться самому. Заплясал веселый язычок пламени. Садко резко схватил Тосо за полы пиджака и рванул на себя.

– Пикнешь, пристрелю.

Тосо увидел маслянисто поблескивающий ствол пистолета у самого своего лица.

– Теперь садись между нами, только аккуратно.

Тосо, стараясь не делать резких движений, устроился на заднем сиденье “Жигулей”, зажатый с двух сторон Шпитом и Садко. Бандитский пистолет упирался ему в ребра.

– Едем, – тихо произнес Шпит. Машина покатила по улице.

– Мужики, вы чего? – Тосо нервно осматривался. – Если деньги нужны, я отдам. Часы дорогие, их тоже забрать можете.

– Не трынди, – проговорил Шпит, – были бы нужны твои деньги, мы бы их сами забрали.

– Тогда какого хрена вам надо?!

– Потерпи, узнаешь!

Машина ехала по городу. Тосо не мог понять, куда и зачем его везут. Миновали центр, новостройки, теперь вдоль шоссе стояли частные дома. Нехорошее предчувствие заставило Тосо содрогнуться.

– Только без глупостей, – предупредил Садко, – не дергайся, если жить хочешь.

Пистолет он прижимал к боку диспетчера так, чтобы не оставить синяка.

– Что я вам сделал?

– Ты? – усмехнулся Шпит. – Ровным счетом ничего.

– Тогда почему?

– Не спеши.

– Я должен знать, что со мной сделают?

– Придет время, узнаешь, – Шпит оставался невозмутимым.

Он не испытывал по отношению к Тосо ни злости, ни раздражения, ни жалости.

– Неудобно сидеть втроем на заднем сиденье, – сказал Шпит и хотел добавить: “Назад будет ехать легче”, – но не стал раздражать Тосо. – Не бойся, – продолжал Шпит, – ничего плохого мы тебе не сделаем.

– Куда мы едем?

– Сейчас узнаешь.

Шоссе уходило в сторону гор, а машина свернула к морю. На берегу у буковой рощи высилась громада недостроенного пансионата. Строительство остановили давно, лет десять тому назад.

Мрачная бетонная коробка, кое-где тронутая зеленым мхом, недостроенная чаша фонтана и широкий насыпной галечный пляж. Его бы давно размыло, но пляж находился под прикрытием двух длинных волнорезов.

Машина остановилась у недостроенного здания кафе. Шпит выбрался наружу, чтобы размять ноги. Тосо собрался последовать его примеру, но Садко преградил ему дорогу:

– Ты куда?

– Лебедь, сходи посмотри, – распорядился Шпит.

Лебедь спустился по бетонным ступенькам, захрустел галькой. Пустынный пляж, ни одного человека. Груды выброшенных на берег, выбеленных морской водой и солнцем сучьев, коряг. Лебедь осматривал территорию тщательно, вполне могло оказаться, что за выступом подпорной стенки притаилась парочка любовников, а свидетели ни ему, ни его приятелям были не нужны.

– Такое добро пропадает, – сказал Шпит, глядя на громадину несостоявшегося дома отдыха. – Говорят, КГБ для своих сотрудников строил?

– Вроде бы да… – с дрожью в голосе тихо произнес Тосо.

– Вот как бывает, – улыбка появилась на губах Шпита, – жили себе люди, считали себя могущественными, планы на будущее строили, деньги в дом отдыха вкладывали, а потом все у них пошло наперекосяк. Ни денег, ни власти. Странная штука жизнь, признайся.

– Меня Тосо зовут.

– И это я знаю. – Можешь выйти из машины, – разрешил Шпит, когда увидел возвращавшегося Садко.

Тот еще издалека махнул рукой. Мол, все в порядке, пусто.

– Извини, приятель, что так получилось, – Шпит хлопнул Тосо по плечу. – Ошибочка вышла, хотели мы одного мудака, который деньги солидным людям должен, попугать, но, видишь ли, ошиблись мы. Накладочка получилась. Он за соседним столиком сидел.

Тосо был готов поверить в любую чушь, лишь бы она сулила жизнь и свободу. Глуповатая улыбка появилась на его лице.

– Правда?

– Конечно! Эй, Лебедь, понимаешь, ошиблись мы, не того взяли. Он ни в чем не виноват. Ты же никому денег не должен?

– Нет, наоборот, мне должны.

– Обидно, – Шпит сощурился, – обидели мы тебя не по делу. Зря ты переживал. Теперь для примирения выпить надо.

Лебедь с готовностью подал большую, 0,7 литра, бутылку водки. Шпит с хрустом свернул золотистую винтовую пробку.

– Пей, Тосо, полегчает.

Тосо дрожащей рукой взял бутылку. Водка была теплой, горлышко стучало о зубы. Он сделал пару глотков и остановился.

– Обижаешь, – напряженно проговорил Шпит, – як тебе с открытой душой, а ты выпить не хочешь.

Тосо еще немного отпил, он не любил крепких напитков, обычно пил вино.

– Пей, пей… – уже приказывал Шпит. Лебедь вытащил пистолет, нацелил его на Тосо.

– Пей, сука! И чтобы до дна, не отрываясь.

Тосо давился, водка вытекала из широко открытого рта, но он все-таки пил, с усилием глотая резко пахнущее спиртное.

– Хватит, – резко сказал Шпит, когда бутылка опустела на две трети.

Тосо стоял, пошатываясь. В глазах у него темнело от напряжения.

– Полегчало?

– Угу…

– Вижу, что полегчало.

Шпит взял бутылку, навернул пробку и положил на переднее сиденье “Жигулей”.

– Теперь, Тосо, отдохни.

Грузин опустился на край бетонной плиты, сел, подперев голову руками. В желудке творилось невообразимое. Выпитая водка то подступала к горлу, то вновь откатывала. Минут через пять спиртное ударило в голову. Захмелевший Тосо уже никого не боялся. Он видел своих похитителей затуманенным взглядом и глупо хихикал.

– Вы что, мужики, пидоры какие-нибудь? Может, трахнуть меня решили?! Так вот вам, – и он, скрутив фигу, ткнул ее в пространство между Шпитом и Лебедем. – Точно, пидоры вы. Гнойные и мокрые!

Тосо попытался встать, но лишь сполз с бетонной плиты на засыпанный песком асфальт.

– Вы не думайте, я не дамся, сейчас.., такси вызову, с вами в машину больше не сяду.

Трахнете… – он вытащил из кармана телефонную трубку и принялся нажимать кнопки без разбору.

Радиотелефон, рассчитанный максимум на шесть километров, конечно же не действовал.

– Ну и не надо, – Тосо запрокинул голову и принялся напевать.

– Готов клиент, – сказал Шпит. Уже не прячась от грузина, он взял бутылку из машины, вытер ее тряпкой и опустил в карман пиджака пьяному Тосо.

– Что, плохо тебе? – поинтересовался Шпит, присев перед Тосо на корточки. Тот кивнул.

– Голова, наверное, кружится. Проветриться тебе, парень, надо.

Садко и Лебедь подхватили Тосо под руки и повели к бетонному волнолому. Тот был неширокий, метра два. Этого было достаточно, чтобы трое мужчин прошли по нему. Тосо с трудом переставлял ноги. Последние метров двадцать Садко и Лебедю пришлось его тащить волоком. Шпит шел за ними следом. Бандиты усадили Тосо на край волнолома. Шпит щелкнул зажигалкой, закурил.

Лошадиная доза спиртного окончательно доконала Тосо. Он задремал, голова его склонилась на грудь. Лебедь наклонился и тихонько толкнул Тосо в спину растопыренными пальцами. Грузин качнулся и почти беззвучно съехал в воду.

Прошло десять секунд, Тосо не всплыл. Глядя на поднимающиеся к поверхности воды пузыри, Лебедь проговорил:

– Ловкая смерть. Я бы хотел когда-нибудь окончить жизнь так, в стельку пьяным, не понимая, что происходит.

– Еще успеешь, – Шпит сладко потянулся и зашагал к машине.

Садко еще минут пять постоял на краю мола, чтобы окончательно убедиться, что Тосо утонул.

– Пошли, – махнул рукой Лебедь. – Верняк, сюрпризов не будет.

Шпит стоял у машины и смотрел, как солнце медленно садится в море, и думал о том, что течение здесь сильное, труп прибьет к берегу в лучшем случае километрах в пяти отсюда. Установить потом, где именно утонул человек, будет невозможно. Милиция все оформит как несчастный случай. Зачем им еще одно убийство, к тому же гарантированно нераскрываемое? Проще будет написать, что пьяный мужчина упал в море и захлебнулся, даже не поняв, что с ним произошло.

– Едем, на время концы отсечены, – подвел черту Шпит.

* * *

Тем временем Сергей Дорогин заполнял бланк в холле гостиницы. Уже расписавшись, он спохватился, что у него почти не осталось российских денег. Обменник находился тут же, в холле.

– Обменяйте все, пожалуйста, – сказал он, кладя в ящичек стодолларовую банкноту.

Приемщица вертела в руках новенькую сотню. Затем поинтересовалась:

– Банкноты старого образца у вас не найдется?

– Странный у вас город, – сказал Дорогин, – обычно спрашивают, не будет ли новенькой. Если вам так хочется… – он полез в карман, перебрал купюры.

Нет, все деньги были нового образца.

– Может, две пятидесятки найдутся?

– Новые или старые?

– Если пятидесятки, то мне все равно.

– Нет, у меня одни сотни, и все новые.

– Извините, но я боюсь у вас их принимать. У нас в городе сегодня случай был, фальшивую сотню сдали. Теперь все боятся.

– Меня вы всегда найдете, я три дня в гостинице точно проживу.