Дорогин постоял на перекрестке, выкурил сигарету, всматриваясь в лица прохожих. Жизнь ничуть не изменилась из-за того, что в сотне километрах отсюда нелепо погиб его друг.

«Нет, изменилась, – решил Сергей, – одним хорошим человеком стало меньше.»

Дымящаяся сигарета полетела в решетку ливневой канализации. Дорогин машинально, по привычке купил несколько газет в киоске и сел за пластиковый столик летнего кафе. Пока официант исполнял нехитрый заказ: чашку крепкого кофе и пару горячих бутербродов, Дорогин рассеянно листал газеты. Читателям предлагались московские политические баталии, разоблачения, скандальная хроника. Все теперь казалось Сергею бледным, недостойным внимания. Он зло отложил газеты, переломив их пополам, и с наслаждением сделал большой глоток не очень горячего, но крепкого кофе, после чего перевел взгляд на последнюю страницу местной курортной газеты.

"Ограбление на горной дороге”, – проглотил он заголовок. Затем уже внимательно прочитал текст небольшой заметки, в которой рассказывалось, как недалеко от Гудауты был расстрелян из миномета банковский броневик, перевозивший русские рубли для закупки мандаринов. Вскользь упоминалось и о микроавтобусе “фольксвагене”, оказавшемся на месте ограбления.

«Есть подозрения, – писал журналист, – что грабителей навел один из московских охранников, сопровождавший деньги. Иначе откуда бы бандитам знать о движении броневика. Вряд ли следствию удастся установить истину. Все свидетели ограбления погибли.»

"Не все”, – грустно усмехнулся Дорогин и еще раз перечитал заметку. Нигде не было ни слова о долларах, перевозившихся в машине.

"Но почему? – недоумевал Сергей. Он четко помнил возглас одного из бандитов: “Баксы!”. Постарался припомнить интонацию. – Да, в голосе звучало не столько восхищение, сколько изумление. Значит, и они не знали о долларах. Журналист, будь ему известно о баксах, не преминул бы упомянуть о них. Такая деталь украсила бы заметку. "

Подписи под заметкой Дорогин так и не обнаружил. Лишь стояли инициалы: А. К.

«Что ж, небольшая зацепка уже есть.»

Тут же на последней странице Сергей обнаружил и адрес редакции. Спокойно доев бутерброды и допив кофе, Дорогин встал на бордюр и вскинул правую руку. Машина без шашечек и фонаря на крыше тут же взвизгнула тормозами и замерла возле него.

– Где редакция курортной газеты, знаешь? Видавший виды шофер основательно задумался. Но все же ему пришлось пожать плечами.

– Всяких возил, – проговорил он, – и проституток, и бандитов. Где казино, где рестораны, знаю. Где телевидение, радио… Только в газеты никого возить не приходилось.

– Теперь повезешь, – Сергей показал адрес прямо на странице газеты.

– Это ж совсем рядом, – расстроился водитель, – три квартала отсюда, можно пешком дойти.

– Раз уж сел, выходить не стану. Заплачу, будто ты меня по всей набережной провез.

– Я не крохобор. Если два бакса заплатишь, домчу с ветерком.

– По рукам.

Не прошло и минуты, как машина уже стояла у крыльца редакции курортной газеты. Вахтер, сидевший за фанерной стойкой, никого не останавливал, сосредоточенно читал завтрашний номер ежедневной газеты. В здании располагалась не только редакция, но и с десяток мелких фирм. Поэтому вся стена у лестницы пестрела указателями, выполненными в крикливой манере, чтобы сразу бросалось в глаза.

Повинуясь указателям, Дорогин добрался до никогда не закрывавшейся двери редакции. Десятка два столов, кипы бумаг, коробки с дискетами, визжащие принтеры, мерцающие мониторы. Понять, кто и за что здесь отвечает, было невозможно.

На появление Дорогина никто не среагировал. Раз человек пришел, значит, ему надо. По опыту Сергей знал, что легче всего раскрутить на разговор молодых сотрудниц, которых матерые газетчики, проработавшие в редакции годы, не считают настоящими журналистами. Он присел на краешек стула возле двадцатилетней девушки, остервенело барабанящей тонкими пальцами по клавиатуре. Было непонятно, как она умудряется нажимать лишь по одной, а не по две клавиши – длинные накладные ногти имели как минимум по три-четыре сантиметра.

– Извините, пожалуйста, – вкрадчиво проговорил Дорогин.

Девушка на мгновение задержала руки над клавиатурой, бросила беглый взгляд на посетителя.

– Вы меня с мысли сбиваете.

– Я подожду, пока вы допечатаете фразу.

– Если вы пришли дать объявление, то это не ко мне, – и девушка, не глядя, показала рукой через плечо.

– Нет, объявления меня не интересуют.

– Тогда что же?

"Главное заинтриговать”, – подумал Дорогин.

Хватило двух минут полного молчания, чтобы молодая журналистка опустила руки на колени.

«Юбка у нее могла бы быть и длинней.»

– Я вас слушаю.

– Я бы с удовольствием задержался возле вас подольше, но вопрос у меня очень короткий. Кто в вашей газете подписывает материалы А. К.?

Девушка улыбнулась.

– Могу сказать лишь одно – не я.

– И все же, если человек не ставит имени и фамилии…

– Значит, ему так надо.

– Вы меня удивляете, я же пришел не из налоговой инспекции и не из милиции. Мне всего лишь нужно узнать имя журналиста.

– Зря стараетесь. Я вам скажу, а он меня потом возненавидит. В редакцию, случается, и сумасшедшие забредают.

– Половина дела есть, – сказал Дорогин, – он наверняка мужчина. – – Почему вы так решили?

– Вы сами сказали “он”.

– Немного же вы от меня добились.

– Сомневаетесь?

– Больше вы от меня слова не услышите.

– И не надо. Вы выболтали всю правду, Сергей развернул газету, где в колонке выходных данных имелся и список сотрудников редакции.

– С инициалами А. К, у вас работают две женщины и один мужчина – Анатолий Козлов. Правильно?

– Черт, – вырвалось у журналистки, – но я вам этого не говорила.

– Теперь осталось дело за малым, где мне его можно найти?

– Не знаю.

– Представьте, что предыдущего разговора не было, а я пришел и спросил у вас, где мне отыскать Анатолия Козлова? У меня к нему срочное дело.

– Не стану помогать, – игриво заявила журналистка. Сердце ее дрогнуло.

– Извините, но чем дольше вы будете упираться, тем больше вашего времени я отниму, – и Сергей, закинув ногу за ногу, сделал вид, будто собрался сидеть здесь до самого заката солнца.

– Вот что, – не выдержала девушка, – я скажу, где вам его отыскать, если только успеете. За городом, на пятнадцатом километре приморского шоссе милиция обнаружила труп. Вот Козлов и отправился туда. Он у нас специализируется по криминальным новостям. Если он еще там, вы его найдете на пляже возле трупа.

– Спасибо, – Дорогин взял из прозрачного пластикового ящичка визитную карточку журналистки и опустил ее в карман. – При случае, когда освобожусь, отблагодарю. Приглашу вас в ресторан.

– Вы, мужчины, горазды обещать. Могу поспорить, что вы забудете обо мне, лишь только выйдете за порог редакции.

– Если останусь жив, то позвоню.

– Глядя на вас, легче поверить, что вы кого-нибудь убьете.

Дорогин вышел на улицу. Шофер, промышлявший частным извозом, так и не уехал от крыльца.

– Разве я просил меня ждать? – спросил Дорогин, садясь в машину.

– Я подумал, что дело у вас недолгое.

– Зато дорога окажется длинной. На пятнадцатый километр приморского шоссе. И вот там-то вам придется меня подождать.

– Хоть целые сутки, – лихо нарушая правила, шофер развернул автомобиль и погнал по городу, не уставая материть тех, кто, на его взгляд, мешал другим ехать.

Дорогин не любил нервных водителей и тех, кто умудряется на промежутке от одного светофора до другого три раза изменить ряд движения, но нравоучений читать не стал. Солидный возраст и машины, и водителя позволял предположить, что до места назначения они доберутся в целости и сохранности.

– Что там, на пятнадцатом километре? – недоумевал водитель.

Дорогин не спешил давать правильный ответ.

– Неплохой ресторанчик?

– Нет, пообедать вы могли и в городе. Встречный автомобиль мигнул фарами.

– И тут менты пристроились, – таксист сбросил скорость и, опустив руку ниже стекла, чтобы не видели милиционеры, показал им международный жест: “фак ю”.

– Возле них и остановись, – сказал Дорогин. – Палец только не забудь загнуть. Любишь ты их, не любишь, а ждать тебе придется, коротая время в компании с ментами.

Дорогин решительно прошел на пляж. Под ржавым остовом зонтика виднелась группа экспертов. Утонувший лежал на гальке, ничем не прикрытый.

– Вы куда? – догнал Дорогина заскучавший было в патрульной машине милиционер.

– Мне журналист нужен, Козлов. Срочно, – решительно ответил Сергей и зашагал дальше.

На удивление, милиционер отстал. Определить, кто из мужчин Козлов, не составляло труда. Журналиста выдавал диктофон, зажатый в ладони. Анатолий Козлов сидел на гальке недалеко от трупа и что-то сосредоточенно шептал в микрофон.

Эксперты продолжали заниматься своим делом, снимали у трупа отпечатки пальцев, проверяли содержимое карманов. Прямо на камнях лежали упакованные в прозрачный пластик мокрые документы, исписанные листики бумаги.

– Бог ты мой, – услышал Дорогин спокойный голос эксперта, – сколько всякой дряни человек носит в карманах. Такое впечатление, что он год ничего не выбрасывал.

– Собирай, в деле все пригодится. Дорогин сел на гальку рядом с Козловым и протянул ему руку.

– Сергей Дорогин. Рад познакомиться.

– Никогда не слышал, – признался Анатолий, но руку все-таки пожал. – Наверное, родственником ему или другом будете? Сослуживец? – поинтересовался журналист, понадеявшись, что удача сама плывет ему в руки.

– Ни то и ни другое. Я здесь лишь потому, что вы здесь оказались. Сидели бы вы в баре за кружкой пива, я бы там вас отыскал.

– Тогда было бы не лишним узнать, кто вы?

– Я же назвался – Сергей Дорогин, бывший каскадер.

– Бывший, это не профессия. Так может говорить только военный.

– Сколько вы получили за эту заметку? – Сергей раскрыл газету и ткнул пальцем в написанное Козловым.

– Двадцать долларов в своей газете и надеюсь получить еще около семидесяти за публикации в центральных, – абсолютно честно ответил журналист.

– Если я дам вам пятьдесят, то смогу задать несколько вопросов и получить на них ответы?

Пока Анатолий думал, Сергей достал хрустящую пятидесятку и несколько раз провернул купюру в пальцах.

– Полтинник?

– Больше не могу.

– Думаю…

– Я не требую выдать государственные секреты. Мне нужно узнать все, что касается ограбления на горной дороге.

«Нездоровый интерес у людей к этому делу, – подумал Козлов, – как бы не вляпаться.»

Подумал еще немного и взял деньги.

– Что вы знаете об ограблении?

– Я знаю даже меньше, чем написал в заметке.

– Тогда тем более мне интересно, что в ней правда, а что – вымысел.

– Правда то, что броневик был расстрелян и все охранники погибли, что были украдены деньги и что “фольксваген” оказался там случайно.

– Сколько людей ехало в микроавтобусе?

– Скорее всего два.

– И где этот второй? Козлов развел руками.

– Если человек не хочет, чтобы его нашли, его не найдут.

– То же самое мне говорила в редакции одна из ваших журналисток. Но, как видите, я оказался рядом с вами.

Козлов внимательно посмотрел на Дорогина.

– Уж не вы ли этот второй?

– Я этого не говорил. Какой смысл мне искать встречи с журналистом?

– Чтобы рассказать ему правду…

– Можете думать что хотите, но я твердо знаю, что в броневике кроме рублей были и доллары. Левые, нигде не учтенные.

Козлов оживился.

– Откуда знаете?

– Внутренний голос мне подсказал.

– Доллары, доллары… – пробормотал Козлов и тут же с хваткой, присущей только журналистам, выстроил логическую цепь: “Фальшивая сотня в обменнике – утонувший в пьяном виде диспетчер автопарка Тосо – ограбление – Шпит, внезапно заинтересовавшийся произошедшим в Абхазии, а теперь и странный субъект, отыскавший его на пляже возле трупа”.

– Думаю, вы не ошибаетесь. Здесь убийство, а не несчастный случай. Странный, могу заметить, утопленник, – сказал Дорогин. – Люди не лезут купаться в море в пиджаке и при галстуке.

– Он был пьян.

– И конечно же, бутылку нашли при нем. Да, если смерть очень походит на несчастный случай, то скорее всего это убийство.

– Тяжело с вами не согласиться. Он имеет отношение к ограблению фургона?

Козлов пожал плечами.

– Это уже больше чем пятьдесят долларов.

– Значит, имеет, – Дорогин протянул двадцатку. – В другое время я дал бы больше, но сейчас на мели.

– Он работал диспетчером автопарка в аэропорту. Именно он отправлял броневик в Абхазию.

Дорогин сделал вид, что это сообщение его особенно не заинтересовало.

– Видите, – сказал он, – ничего случайного не бывает.

– И вы здесь появились не случайно. Признайтесь, вы тот второй, ехавший в автобусе?

Дорогин прикидывал расстановку сил и понял: самому ему до бандитов не добраться. Он никого не знает ни в Сочи, ни в Адлере. И если начать самостоятельные поиски, то и за десять лет не успеть. Лучший способ – вызвать огонь на себя. Тогда враг вскорости объявится. Главное, не упустить момент, не дать противнику первым нанести удар. Наверняка журналист, занимающийся криминальными новостями в газете, связан с бандитами. Откуда ему еще черпать информацию? Только от ментов и злодеев. Так же мило, как со следователями, газетчик беседует и с авторитетами.

– Да, я именно тот второй, – спокойно сказал Дорогин, – и я видел в лицо тех, кто убивал инкассаторов.

– Милиции рядом, почему вы им ничего не скажете, – напомнил Козлов.

– У меня свои счеты с ментами. Они не дождутся, чтобы я помогал им. Резонно?

– Резонно, на моей памяти не вы первый, кто так говорит. Вы, кажется, сказали, что вас зовут…

– Сергей Дорогин, – охотно напомнил Муму. – Так что не забудьте, Анатолий, в броневике были доллары, а не русские рубли. Это абсолютно точно. Можете так и написать в своей газете.

– Можно мне написать о нашей встрече?

– Не стоит. Спасибо, – Сергей поднялся и зашагал к ожидавшей его машине.

– Погодите, – Козлов нагнал его, – где вас можно отыскать, если я узнаю что-то новенькое?

Дорогин боялся, что этот вопрос не прозвучит. Он не мог сам дать свой адрес, это выглядело бы подозрительным, но если журналист спросил сам, то почему бы и не сделать ему одолжение?

– Адреса я вам не дам, потому как сам не знаю, где буду жить завтра. Если что-нибудь захотите мне передать, оставьте записку у бармена в “Черноморской акуле”.

– Знаю, – ухмыльнулся Козлов, – хороший бар.

«Конечно, хороший, – подумал Дорогин, – хорош тем, что расположен на улице и отлично просматривается из окна моего гостиничного номера.»

– Я каждый день буду подходить, интересоваться. Так что ваша записка не пропадет.

– Рад был познакомиться, – улыбнулся журналист.

Сергей сел в машину.

– Он вам кто? – поинтересовался таксист.

– Погибший или журналист?

– Погибший.

– Никто.

– Я с ментами разговорился в первый раз в жизни. Раньше мне казалось, они преступления по-серьезному расследуют. Но в жизни совсем не так, как в кино. Тут же – дело ясное как Божий день. Насильно человека напоили и в море бросили. Ментам же выгоднее написать, что он сам утонул. На хрен им иметь еще одно нераскрытое убийство. Лучше уж оформить его как несчастный случай, о котором через пару месяцев все забудут, – возмущался водитель.

– Резонно рассуждаешь.

– Куда теперь?

– К бару “Черноморская акула”.

* * *

Козлов хоть и был прожженным журналистом, но человеком был не совсем конченным. Он еще десять минут сомневался, стоит ли звонить Шпиту. Но благоразумие в конце концов взяло верх.

«Люди в город приезжают и уезжают, – рассуждал Козлов, – а мне, ментам и Шпиту жить всем вместе, пока гробовая доска не разлучит нас. Значит, со Шпитом стоит дружить.»

Для приличия еще немного покрутившись возле утопленника, Анатолий Козлов отправился в город. Во-первых, предстояло написать материал. За него деньги платят как-никак. Во-вторых, что важнее, нужно сообщить Шпиту о подозрительном мужчине, интересовавшемся ограблением в Абхазии.

До редакции журналист добрался на перекладных, не хотелось беспокоить ментов, просить у них машину. Они и сами еле наскребали бензин на загородные поездки.

Молодая журналистка, носившая звучную фамилию Алферова, встретила Козлова насмешливым взглядом, мол, как я тебе удружила! Послала на встречу одного сумасшедшего, который небось у тебя кучу времени отъел. Она ждала, что Анатолий возмутится. Давать координаты сотрудников в редакции было не принято. Если надо, пусть визитер ожидает где-нибудь поблизости. Авось повезет.

– Жанна, меня никто не искал?

– Приходил тут один, я его восвояси отправила. “Как же, восвояси!” – подумал Козлов, но вслух добавил:

– И правильно сделала.

– Может, он еще вернется, – предположила Алферова.

– Если звонить станет – меня еще нет.

– Может, тебе вместе с ним материал сам в руки плывет?

– Такого не бывает.

И Козлов уселся на своем любимом месте у окна, чтобы быстро состряпать заметку в номер. Он особенно не изощрялся, написал все, как есть, указал профессию утонувшего, вспомнил, что тот был в состоянии алкогольного опьянения. И, как водится в таких случаях, подытожил заметку цифрой: сколько пьяных утонуло в этом году. Получалось, что все локальные конфликты и теракты унесли в городе куда меньше жизней, чем морская вода. Всего за один год.

Уже было около четырех часов вечера. Как обычно, большинство сотрудников успело разбежаться по домам, оставались лишь те, у кого не было дома компьютеров и семей.

– Перекусить хочешь? – спросил Козлов.

– В ресторан приглашаешь?

– На ресторан у меня денег не хватит, предлагаю перекусить прямо здесь.

– Перекушу, не побрезгую.

– Вот тебе деньги, – Анатолий говорил с журналисткой как с девушкой на побегушках. – Принеси пиццу и минералку не забудь. Можешь взять пива.

– За твой счет?

– Я сегодня добрый.

– Не похоже на тебя.

У Алферовой оставались в кармане сто рублей, на которые предстояло прожить три дня, и она поддалась искушению.

– Хорошо, но ты кормишь меня не в долг, и я тебе ничем не обязана в будущем.

– Брось, я буду обязан тебе.

– Чем?

– Тем, что ты сходишь за жратвой без лишних слов.

Козлов сделал вид, будто сосредоточенно пишет заметку, хотя уже успел поставить точку и подписаться под материалом.

– Я компьютер не выключаю, – бросила девушка, уже стоя в дверях, – мигом вернусь.

– Чем быстрее, тем лучше, – пробурчал Козлов.

Когда Алферова исчезла, он тут же бросился к телефону и, даже не сверяясь с записной книжкой, набрал номер.

– Шпит, ты?

– Сейчас позову, – узнал Козлова по голосу Садко.

– Есть две интересные вещи, – доложил Анатолий, лишь только услышал в трубке дыхание Шпита.

– Выкладывай.

– Во-первых, нашли труп на тринадцатом километре приморского шоссе. Утонул диспетчер автотранспортной службы аэропорта. Тот самый, который посылал броневик в Абхазию.

Шпит про себя выругался матом. Он-то надеялся, что труп всплывет гораздо дальше от города и значительно позже.

– Но это еще не все, это лишь четверть дела. Объявился странный мужик, назвался Сергеем Дорогиным, утверждает, что это он был вторым шофером “фольксвагена”, сгоревшего на месте ограбления.

– Сам утверждает? – не поверил услышанному Шпит.

– Немного за язык пришлось потянуть, но он особо и не скрывал.

– Где он теперь?

– Поговорить с ним хочешь?

– Да.

– Могу свести.

– Жди, сейчас буду.

Козлов, уверенный в том, что его ожидает денежная награда, устроился в вертящемся кресле, еще хранившем тепло бедер молоденькой журналистки, и сладострастно закурил.

"Жанна – ничего девушка, надо как-нибудь пригласить ее в ресторан. По-моему, долго упираться не в ее привычках. И денег много на нее не требуется: пиццей угостил, пивом напоил… Однако же и белиберду она пишет, – скользил взглядом по экрану Козлов, – ну разве это кого-нибудь заинтересует? Даже для начинающей журналистки плохо. «В городе ходят упорные слухи, будто администрация, закупив китайское оборудование для подсветки зданий в ночное время, заплатила за него вдвое большую сумму, чем если бы закупалось западноевропейское, вдвое более экономичное и надежное»”, – прочитал Козлов.

Затем сделал отбивку и задумался.

«Главное в статье не то, о чем пишешь, а как пишешь… Главное, должна быть история. Будь я молоденькой и красивенькой девушкой, я бы написал: „Когда я возвращалась поздней ночью домой, во дворе меня поджидал странного вида мужчина. Странность заключалась в черных солнцезащитных очках, бесполезных беззвездной ночью („южной ночью“, – добавил Козлов). Он догнал меня у самого подъезда. Я уже готова была закричать, когда незнакомец приложил указательный палец к губам („к моим губам“, – исправился Анатолий). „Тес, – проговорил он, – вы работаете в газете?“ Мы проговорили с ним до двух часов ночи. Он показал мне документы, неопровержимо свидетельствующие, что городские власти…“»

Далее Козлов выделил кусок текста, написанный Алферовой, и просто вставил его в свой абзац.

«На прощание он оставил мне номер пейджера, по которому с ним можно связаться. Номер имеется в редакции.»

Журналистка застала Козлова, колдующим над ее текстом.

– Пицца еще теплая.

– А пиво холодное? – осведомился Анатолий.

– Продавщица обещала, что холодное, – не очень внятно произнесла девушка.

Козлов прикоснулся к двухлитровой пластиковой бутылке.

– Да, холодное, – констатировал он, – как мое сердце. Еще немного – и пицца, и пиво уравняются по температуре.

Алферова прочитала написанное Козловым.

– По-вашему, так будет лучше? – она прониклась к журналисту уважением.

– Не знаю, лучше или хуже, но так будет правильно.

«Она не только симпатичная, – подумал Козлов, – но и не дура, не возмущается, что я влез в ее статью. Из девчушки может получиться неплохой профессионал, у нее есть главное качество – способность учиться, признавать собственные ошибки.»

Мужчина и девушка устроились за письменным столом, которым пользовались внештатные сотрудники редакции. Пиццу, обильно политую томатным соусом, Козлов ловко переломил надвое и с жадностью поглощал ее, умудряясь при этом ловить в подставленную ладонь хрустящие крошки.

– Вы давно в газете работаете?

– Десять лет, раньше работал на радио, новости озвучивал.

Профессионализм и тут дал о себе знать. Козлов умудрялся жевать и говорить при этом четко и внятно.

– Тогда почему вы еще не сделали головокружительной карьеры?

– Что ты, Жанна, имеешь в виду? Меня любая собака в городе по имени знает.

– Могли бы стать заместителем главного редактора или, на худой конец, заведующим отделом.

– Есть журналисты, а есть администраторы, – с презрением выговорил последнее слово Козлов. – Журналист – профессия вольная, я не обязан сидеть от звонка до звонка на одном месте. Когда хочу – прихожу, когда хочу – ухожу с работы. От журналиста требуется одно – чтобы материал был вовремя сдан в номер. Беда начальников в том, что им приходится отвечать за сотрудников: и за дур, и за дураков. Журналист же отвечает только за самого себя.

– Удобная позиция, – Жанна попробовала переломить пиццу пополам, так, как это делал Козлов, но тут же несколько капель жидкого томатного соуса сорвались ей на голое колено. – Извините, – проговорила девушка, пальцем собрала соус и совсем неэротично его облизала.

"Все-таки я для нее стар, – подумал Козлов, – был такой прекрасный повод привлечь мое внимание к ее стройным ногам, тонким пальцам, к чувственным губам, а она им не воспользовалась. "

Козлов еще допивал пиво, теплое с кислинкой, когда в редакцию вошел Шпит.

– С девушками любезничаешь? – похлопал он журналиста по плечу.

– Всего лишь с одной из них. Завидуешь?

– Я не стану к ней приставать, – расплылся в улыбке бандит, – как я понимаю, она уже ангажирована тобой?

– Никем я не ангажирована! – обиделась Жанна. – Просто перекусываю с товарищем по работе.

– С товарищем, – ухмыльнулся Шпит. – Знаем мы таких товарищей… Осторожнее с ним, он человек опасный: или ухо откусит, или денег взаймы попросит. Поехали-поехали, – Шпит буквально потащил Козлова за руку.

Тот на ходу допил пиво, послал воздушный поцелуй Алферовой и уже в коридоре попытался вырваться из железных пальцев Шпита.

– Ты что себе позволяешь, тащишь меня, будто я мальчик какой-то?!

– Она тебе все простит, если только жадничать не станешь… Думаешь, женщинам мужественность наша нужна? Нет, им нужны деньги. Будут деньги – будет и любовь. Вези меня к своему новому знакомому.

– Это не так просто, – хмыкнул Козлов, – он не такой дурак, чтобы мне свой адрес давать. Я знаю только связного, которому можно оставить для него сообщение.

– Где?

– Бармену в “Черноморской акуле”.

– Толковое место, – Шпит призадумался. – Значит так, Толя, отменяй все встречи на сегодняшний вечер и внакладе не останешься.

Шпит всегда соображал быстро. По дороге к машине он успел придумать план. “Второй мужик из “фольксвагена” появился кстати. Чтобы пустить ментов по ложному следу, достаточно разыскать его, убить и сунуть ему в карман пачку фальшивых баксов. Хотя нет, – Шпит остановил себя, – баксы лучше не прятать, лучше сунуть ему российские деньги мелкими купюрами, потому что с баксами мне еще нужно разобраться. "

По дороге Шпит притормозил возле газетного киоска, – Сходи купи пару почтовых конвертов, – приказным тоном сказал Шпит.

– Зачем?

– Тебе обязательно знать?

Козлов выбрался из машины, даже забыв взять у Шпита деньги на конверты. Стоя у киоска, журналист почувствовал непреодолимое желание сбежать. Он уже понимал, что его втягивают в неприятную историю, из которой трудно будет выкарабкаться.

– Два конверта, пожалуйста.

– Авиа или обычные?

– Мне по хрену…

Женщина, сидевшая в киоске, даже обиделась.

– Солидный человек, интеллигентный, а такие слова говорите.

– Жизнь довела, – Козлов вернулся к машине с двумя конвертами в руке.

– Пишите письма, – ухмыльнулся Шпит, вырывая из записной книжки пару страниц.

Козлов аккуратно расправил чистую страничку.

– Что писать?

– Ничего не пиши.

– Не понял.

– Чистую страницу запечатай в конверт.

– Теперь понял.

– Долго же ты соображаешь, – бандит следил за тем, как журналист, словно свежую рану, зализывает конверт. – Напиши: Дорогину от Козлова. Вот и все.

Шпит не доехал до бара “Черноморская акула” метров сто пятьдесят. Место для стоянки он выбрал такое, чтобы из машины идеально просматривалась барная стойка.

– Иди, отдай бармену.

– Потом что?

– Потом возвращайся в машину.

– У меня есть планы на вечер…

– Все отменяется.

Заметив неудовольствие на лице журналиста, Шпит достал пятьдесят долларов и сунул деньги ему в карман:

– Их хватит, чтобы посидеть в уличном кафе с молоденькой журналисткой. Для крутого разврата маловато, но ты, по-моему, предпочитаешь тихую жизнь.

Анатолий хищно усмехнулся.

– Шпит, первый раз в жизни я предпочел получить пятьдесят долларов, а не сотню одной бумажкой.

– Во всем плохом непременно найдется хорошая сторона, – ответил Шпит с такой же хищной улыбкой. – Ну, иди и поменьше глазей по сторонам.

Бармен, стоявший за стойкой “Черноморской акулы”, хорошими манерами и отменным вкусом не отличался. В расстегнутом вороте рубашки чернели кучерявые волосы. Лишь между ключицами они были то ли выбриты, то ли вытерлись от постоянного почесывания. В этом треугольнике виднелся огромный, под стать самому патриарху, крест, но не настоящий, а рисованный, вернее, выколотый в два цвета.

Такой образчик искусства поразил воображение даже видавшего всяких клиентов Козлова. Он подмигнул бармену, мол, ты, мужик, с фантазией. Лицо бармена оставалось спокойным и туповатым, он сложил вдвое новенькую хрустящую купюру и принялся выковыривать уголком застрявшее между зубами мясо.

– Извини, приятель, – обратился к бармену Анатолий, – один мужик сказал мне, что я могу у тебя для него сообщение оставить.

– Может быть, – отозвался страж стойки.

– Я и оставляю, – журналист положил на стойку белый конверт.

– Что мне за это будет? – поинтересовался бармен.

Вопрос застал Козлова врасплох. Он думал, что Дорогин уже расплатился с барменом. Так оно и было, но Сергей не сказал, что это все деньги, которые тот может получить. Бармен же при малейшей возможности старался содрать с клиента три шкуры: если посетитель не уточнял, какое именно пиво следует налить, то бармен наливал самое дорогое, если просили стакан вина, не оговаривая сорт, он наливал итальянское, а не местное.

– На тебе, вымогатель, – и Козлов положил на стойку две русские десятки. – Только в зубах ими при посетителях не ковыряйся.

– Моя вещь, что хочу, то и делаю, – бармен зажал деньги в кулаке и только после этого положил конверт под стойку. – Пива хотите?

– Не откажусь, – Рука бармена коснулась крана с надписью “Холстен”, но журналист успел-таки среагировать:

– Нет, мне “Балтики”.

– “Холстен” лучше, – резонно заметил бармен.

– Есть еще такое понятие, как соотношение цены и качества. Так вот, в “Балтике” оно меня устраивает бесповоротно.

– Правильно, – на лице бармена появилась ухмылка, он приподнял кулак с зажатыми в нем деньгами, – лучше иметь синицу в руке, чем член в заднице, – не к месту сказал он и поставил перед журналистом бокал с холодным пивом.

Козлов не нашелся что возразить.

– Ив самом деле, синица в руке куда лучше. Это ты кого имел в виду?

– Всех имел…

– Когда мужик обещал за сообщением подойти?

– Не знаю, – пожал плечами бармен, – мое дело маленькое. Ты заплатил, письмо лежит… Он придет, заплатит, когда получать будет. Может, через час, может, через год.

– Не очень-то ты разговорчив.

– Работа такая. Работал бы диктором на радио, болтал бы без умолку. А в баре мне за болтовню деньги не платят.

Козлов с удовольствием допил прохладное пиво и подумал: “Все-таки из стекла или из нержавейки пить куда приятнее, чем из пластика. Натуральный продукт должен находиться в натуральной таре”.

– Надеюсь, что мой приятель скоро объявится.

– Надейся…

– Когда он к тебе последний раз подходил?

– Час назад подходил. Первый и последний раз.

Соблюдая наказ Шпита, не оглядываясь, Козлов вернулся к машине.

– Твой мужик к нему раньше подходил?

– Один раз, час тому назад, предупредить, что ему письмо оставят.

– Садись и жди.

По выражению лица Шпита Анатолий понял: тот готов ждать хоть всю ночь.

– Смотри, не проморгай его. Только ты один его в лицо знаешь.

– Сигареты кончились, – Козлов с тоской заглянул в пустую пачку.

Шпит сделал то, чего Козлов от него не ожидал.

– Я сам схожу, сиди… И смотри в оба.

Журналист вдавил кнопку автомагнитолы, и салон наполнила тихая, спокойная музыка.

«Черт, скоро совсем одичаю, – подумал журналист, – не могу отличить, Чайковский это или Бетховен? А может, ни тот и ни другой. Давненько я классику не слушал.»

Жирная муха, растопырив лапки, медленно передвигалась по лобовому стеклу. Козлов взял в пальцы переключатель стеклоочистителя, дождался, пока муха вплотную подползет к резиновой щетке, и включил механизм, щетка резко сдвинулась, размазав муху по стеклу.

– Вот так, не ползай, где не положено, – чувствуя, что сказанное вполне может быть отнесено и к нему самому, проговорил журналист.

Шпит вернулся с целым блоком сигарет.

– Забыл, какие ты куришь, но, думаю, “Мальборо” устроит.

– Я курю по пачке в день, и ты выкуриваешь по пачке, – произнес Козлов, – значит, сидеть здесь нам пять дней…

– Накаркаешь.

* * *

Дорогин наблюдал из окна своего номера то, как Козлов подходит к бармену, как пьет пиво. “Неужели он притащился пешком один? Не может этого быть. А! Теперь возвращается. Правильно, приехал на машине. Не дурак тот, кто привез его сюда, вплотную не подъехал. Мужик бандитского вида, он или слишком самоуверен, или подстраховался. Выходить один на один с незнакомым человеком в здравом уме никто не станет. Вот-вот, я не ошибся”, – думал Дорогин, глядя на то, как Шпит выбирается из машины.

Козлов, в отличие от Муму, не видел, как бандит, прежде чем купить сигареты, зашел за киоск и с кем-то поговорил по радиотелефону. Машина с Садко и Лебедем появилась через пять минут. Она остановилась на противоположной стороне улицы напротив бара.

"Ну вот, засада для меня приготовлена. Быстро же ты сыграл отведенную тебе роль”, – подумал о Козлове Сергей.

Сборы были недолгими. В белой рубашке, с непрозрачным пластиковым мешком ярко-желтого цвета в руке Дорогин вышел на улицу. В кармане его джинсов лежал раскладной охотничий нож. Он шел, глядя на витрины, так, чтобы Козлов, сидевший в машине Шпита, не мог видеть его лица. Зато сам хорошенько рассмотрел Садко и Лебедя.

«Мужики крепкие, даже не знаю, кто кого одолел бы, сойдись мы один против двоих.»

Дорогин пересек улицу и приблизился к бармену. Зная о его жадности, он тут же положил на стойку двадцать рублей.

– Мне что-нибудь оставляли, приятель? – деньги Сергей прижал двумя пальцами.

Конверт лег на стойку. Пальцы приподнялись, деньги исчезли в кулаке бармена.

– Это он, – оживился Козлов, когда Дорогин взял в пальцы конверт, – точно он!

– Я и без тебя это понял… – Шпит связался по мобильнику с Садко и Лебедем. – Взять его, не калечить, не бить, просто взять.

Дорогин краем глаза уловил движение в автомобиле, стоявшем возле отеля. При погоне по городу в выигрыше обычно остается тот, кто район знает лучше. Дорогин, прежде чем назвать Козлову бар “Черноморская акула”, внимательно изучил дворы, арки, проходные подъезды.

Он сделал вид, будто не заметил преследователей и быстро зашагал вдоль стеклянной громады витрины. Садко и Лебедь ускорили шаг. Дорогин свернул во двор и побежал что было силы. Он слышал за собой топот и тяжелое дыхание бандитов.

"Вот он, ящик, заранее приставленный к стене.” Дорогин легко вскочил на него, ухватился руками за край бетонного забора и резко ударил каблуками по хрупким доскам ящика. Те жалобно хрустнули, ящик развалился пополам, после чего Сергей подтянулся, перемахнул на другую сторону забора, встал и плотно прижался к нему спиной. По ту сторону слышался громкий мат преследователей.

– Твою мать, подсади! – хрипел Садко.

– Давай лучше я…

Дорогин, продолжая прижиматься к забору, перебрался к гаражам, пробежал вдоль них и нырнул в узкую щель между дощатыми сараями и металлическими гаражами. Он вытряхнул из мешка ярко-красную бейсболку с длинным козырьком, черные очки, футболку, черный матерчатый мешок.

Рубашку сменил на футболку. Ярко-желтый мешок засунул в черный и спокойным шагом через проходной подъезд вышел в тот самый двор, в котором ему только что пришлось преодолевать забор.

Садко, уже переправивший Лебедя на ту сторону, стоял у забора, пытаясь заглянуть в щель между плитами. Он не мог разглядеть, что делает его напарник. В поле зрения попадала лишь стена с глубоко врезанным коротким матерным словом.

Садко резко обернулся, смерил взглядом мужика, появившегося из подъезда.

Дорогин дышал ровно, спокойно, на лице не было ни капельки пота. У Садко же мокрые волосы прилипли ко лбу.

– Если ты, приятель, решил помочиться в нашем дворе, – хрипло произнес Дорогин, то лучше не делай этого, туалет неподалеку.

– Пошел ты… – буркнул Садко и вновь припал к щели. – Ну что там?! – крикнул он, завидев Лебедя по ту сторону забора.

– Потерял я его, твою мать…

– Надо было мне лезть…

Дорогин спокойно покинул двор и вновь оказался на улице.

Шпит стоял у машины с прижатой к уху трубкой радиотелефона и нервно что-то шептал в нее.

"Кажется, получилось”, – Дорогин вновь вошел в гостиницу, поднялся в номер и, сев у окна, продолжил наблюдение за Шпитом.

Минут через десять из арки появились удрученные Садко и Лебедь. Они шли понурив головы. Их куртки были перепачканы известкой. Шпит едва удержался от того, чтобы броситься им навстречу и набить морды прямо на улице, но дождался их у машины. Что он им говорил, Дорогин не слышал, но каждое свое слово Шпит сопровождал резкими жестами.

"По-моему, пора”, – Дорогин вышел через багажное отделение гостиницы во внутренний двор, где его дожидался таксист-частник.

Улица оттуда просматривалась в обе стороны. Лишь только машина Лебедя и Садко показалась из-за угла, Сергей бросил шоферу:

– Следуй за ними, только на расстоянии.

– Никак не пойму, – говорил шофер, – кто ты такой?! На мента не похож, на бандита тоже.

– Я человек, который платит тебе деньги, – усмехнулся Сергей.

– Это самые лучшие люди в мире, – расплылся в улыбке шофер, продолжая следить за машиной, остановившейся у светофора.

– Кажется, прибываем в конечный пункт, – шофер, оторвав руку от руля, указал на идущую впереди машину.

У той мигал левый поворот.

Автомобиль, в котором ехал Шпит, притормозил, из него вышел Анатолий Козлов. Затем машина свернула, следом за ней и та, в которой ехал Садко.

– Сбавь скорость, но не останавливайся, – Дорогин проехал мимо съезда, убедился, что машины заехали во двор, и через две сотни метров резко приказал:

– Стой! Вот твои деньги, – Дорогин положил на приборную панель свернутые в трубочку российские рубли, перетянутые резинкой.

– Теперь что?

– Теперь до свидания.

– Помощь не нужна?

– Мне пригодилась бы твоя машина, но я не уверен, что ты захочешь отдать ее в чужие руки.

– Машину, как женщину, отдавать нельзя никому.

– Даже в пользование? – усмехнулся Дорогин.

– Я не против, если моя жена для гостя приготовит поесть и постелит ему кровать, но спать с ней я предпочитаю сам.

– Можешь подождать, но это необязательно. Уже смеркалось. Дорогин нырнул в густые, буйно разросшиеся кусты и вскоре подобрался к ограде дома. Бандиты показались не сразу.

* * *

Старые деревья, выложенные тротуарной плиткой дорожки, просторная терраса с плетеными креслами и столом, за который можно при желании усадить человек двадцать… Над террасой горело несколько ярких ламп.

Шпит сидел во главе стола, перед ним стояла огромная тарелка с тонко нарезанным мясом и золотистой жареной картошкой. Пузатая, оплетенная камышом бутылка с вином возвышалась у правой руки главаря бандитов. Садко и Лебедь довольствовались минералкой. И тарелка у них была одна на двоих.

Когда Дорогин наблюдал за бандитами из окна номера, он еще не был уверен, что это те люди, которых он видел на дороге. Теперь же, когда их разделяло каких-то двадцать метров, когда яркие лампы освещали их лица, у него уже не оставалось сомнений. “Да, это те самые люди. Но тогда их было минимум четверо. Где же четвертый?"

– Тосо опознали, – говорил Шпит, грозно поглядывая на Садко и Лебедя, будто бы это была их вина.

– Мы его по правилам утопили, как ты велел.

– Не в этом дело, – вздохнул Шпит и залпом выпил полстакана вина. – Значит, и Давида скоро опознают. А с ним меня в городе видели.

– Тебя много с кем видели.

– И вас видели, возле обменника. Люди, чьи деньги мы прибрали к рукам, не дураки. Они быстрее милиции спохватятся, поймут, что к чему.

– Рвать когти надо, – сказал Садко и поперхнулся куском непрожеванного мяса.

– Неверный ответ, – палец Шпита указал прямо на Садко. – Мы должны связаться с теми, кому деньги принадлежат, и предложить им обмен. Только они знают, куда такую кучу фальшивых баксов можно пристроить.

Глаза Лебедя засияли от счастья. Наконец-то ему в голову пришла дельная мысль.

– Шпит, ты не дело говоришь. Прикинь по-другому. Кому-то же они сюда деньги везли. Вот этим ребятам мы и должны их вдуть.

– А ты не глуп! – присвистнул Шпит.

– Одно плохо, как я понимаю, нас уже вовсю ищут. Поэтому мое предложение: еще пару дней пересидеть тихо, ничего не предпринимая. Хватит, что мы засветились с поисками пассажира “фольксвагена”.

– Черт с вами, могу и вам налить, – Шпит хозяйской рукой налил полные стаканы вина Садко и Лебедю. – На сегодня отбой. Можете немного оттянуться.

Бандиты, уже несколько дней не пробовавшие спиртного, с удовольствием выпили.

«Надо дождаться, когда их не будет дома, – подумал Дорогин – Сегодня соваться опасно. Они, несомненно, вооружены. Один с ножом я с ними не справлюсь, если хорошенько перетряхну дом, возможно, найду оружие. Деньги они здесь вряд ли держат. Разве что на карманные расходы.»

Он, стараясь не хрустеть ветками, пробрался сквозь кусты и увидел на шоссе своего шофера. Тот терпеливо дожидался клиента, сидя на багажнике машины.

– Едем, на сегодня все.

– К “Черноморской акуле”?

– Туда. Только не гони, мне на скорости плохо думается, – напомнил Дорогин.

Они проехали пару километров. Сергей сидел в задумчивости, не обращая внимания на то, что пепел с сигареты падает ему прямо на джинсы. “Я сегодня же должен позвонить Тамаре в клинику. Она, наверное, волнуется. Поехал – и ни слуху ни духу… Судьба специально распорядилась так, чтобы Пашка перед смертью еще раз повидал меня, увидел Тамару. Есть какой-то смысл в том, что он погиб совсем рядом с детским домом, судьба сама вела его к этому месту… Еще у себя дома я заметил, какой странный у него взгляд, словно он видел что-то, недоступное другим, – то, что находится за границей, отделяющей жизнь от смерти. Хотя нет, все это полная чушь. Я все придумываю. Не случись трагедии, я бы и не думал об этом."

Дорогин встрепенулся, увидев на шоссе фигуру одиноко бредущего человека.

– Стой, – сказал он водителю. – Завтра, если хочешь, можешь отыскать меня в гостинице, – и, ничего не объясняя, сунул водителю деньги и вышел на тротуар.

Таксист лишь пожал плечами.

– Хозяин – барин..

Машина скрылась за поворотом. Дорогин не спеша шел следом за Анатолием Козловым. Тот решил перед сном пройтись от дома Шпита до своего дома пешком. Он не чувствовал за собой большой вины, сдав Дорогина бандитам.

«Что мне еще оставалось делать? – думал Козлов. – Он мне чужой человек, а Шпит – роднее родного.»

– Извини, мужик, но, по-моему, ты разогнался, – услышал Козлов за собой хриплый голос и обернулся.

Его лицо тут же сделалось бледным. Дорогин был единственным человеком, которого он боялся и не хотел видеть.

– Мужик, ты чего?

– Не догадываешься?

– Я же не со зла и не из вредности.

– Я этого и не говорил.

Дорогин сгреб журналиста в охапку и, как тот ни упирался, потащил его сквозь хрустящие кусты к обрывистому берегу. Козлов сучил ногами, хватался за ветки, но силы явно были неравные. Муму бросил Козлова на самый край обрыва и прижал коленом к земле.

– Теперь ты мне расскажешь все по порядку, честно и откровенно, без утайки.

Козлов затравленно озирался. Помощи ждать было неоткуда, но особой агрессивности в нападавшем он не чувствовал.

– Идет, – наконец выдохнул он. – Только это останется между нами.

– Как получится, – равнодушно заметил Дорогин и добавил:

– Не в твоем положении ставить условия.

– Ты специально сказал мне, кто ты такой? Дорогин кивнул.

– Разумеется. И, как видишь, не ошибся. Теперь я знаю твоих сообщников.

– Они не сообщники, – хрипло выдохнул Анатолий. – Это бандиты. Я ничего не мог сделать, они меня заставили.

– Я не священник, даже не мент, чтобы ты передо мной оправдывался. Главное, не намерения, а дела. Какого черта я им понадобился?

Козлов прикрыл глаза, подумал: “Если буду врать, он меня здесь и прикончит. Хотя нет, он не похож на убийцу, который убивает всех без разбору”.

В своей жизни журналисту пришлось повидать много. Он хорошо понимал людей. “Он способен убить, – подумал Анатолий, – но только в случае самообороны или мести. Лучше мне отмежеваться от Шпита."

– Я скажу тебе правду, все, что знаю.

– Ты должен сказать больше.

– Не понял…

– Ты, как журналист, владеешь информацией и наверняка делал кое-какие сопоставления. Они-то мне и нужны, потому что самому мотаться по городу и узнавать все по крупицам нет времени, – и Дорогин демонстративно посмотрел на часы.

– Я в пятнадцать минут уложусь, – забормотал Козлов и попытался подняться.

– Осторожнее, с обрыва свалишься, – предупредил Дорогин, хватая журналиста за рубашку.

И вовремя: еще немного и Козлов рухнул бы с высокого обрыва на гальку пляжа. Разбиться бы не разбился, но кости поломал бы.

– Спасибо, – машинально ответил Козлов.

– Не стоит благодарности.

Эти две автоматически брошенные фразы довершили дело. Теперь и Анатолий полностью доверял Дорогину. И Сергей готов был поверить в то, что услышит.

– Шпит – отпетый головорез, и его подручные – Садко с Лебедем тоже.

– Мне показалось, они твои друзья?

– Он важный человек в городе, и я не могу с ним не считаться, если он чего-то требует, приходится выполнять.

– Это лирика, – напомнил Дорогин.

– Когда выловили автодиспетчера из аэропорта, я сразу понял: это почерк Шпита. Диспетчер сдал информацию о том, что в Сочи прибудут деньги и их повезут в Абхазию. Вот и поплатился за это жизнью – утопили.

– Кто такой диспетчер?

Козлов улыбнулся. Он вновь почувствовал себя в своей тарелке – человеком, которому известно многое.

– Это интересная семейка. Пятеро братьев, все раньше жили в Новом Афоне. Самый знаменитый из них – старший. В восьмидесятых годах он убил жену и ее любовника, отрезал головы и где-то повесил их сушить. Так и не рассказал милиции, куда девал головы. Отсидел свой срок, вышел и поселился в горах, возле Нового Афона. Головы теперь у него стоят прямо в доме. С тех пор он ни с кем не контактирует, только с братьями.

– Да уж, тут земля обетованная, – пробормотал Дорогин.

– Вы не подумайте, он, по местным понятиям, уважаемый человек. Не каждый способен на такой подвиг. Его, несмотря на то, что он грузин, абхазы не тронули. А остальные братья подались кто куда: один – в автодиспетчеры, другие – в партизаны. Я как-то материал об их семейке в газету написал, потому и знаю их историю. Ее в Новом Афоне все друг другу пересказывают.

– Неужели диспетчер верил в то, что Шпит оставит его в живых? Козлов ухмыльнулся.

– Нет, все не так было. Хотя, возможно, я и ошибаюсь. До сих пор никто не может опознать мужчину, сдававшего фальшивую сотню и застрелившего милиционера. Странная история, согласитесь. Или, может быть, вы о ней ничего не знаете?

– Слышал.

– Его зовут Давид. Он младший брат автодиспетчера. Я в морг зашел, переговорил с судмедэкспертом. Он мне кое-что рассказал. Говорит, что мужчина этот довольно часто стреляет из АК: следы пороха сохранились даже в постиранной одежде, мозоль на пальце, синяк на плече. В Сочи и Адлере бандиты из АК не стреляют. Тут давно весь бизнес попилен, поделен. Если и случаются разборки, то лишь с пистолетами и ножами, или бомбу втихаря подложат. Автомат для города – шумное оружие… С виду мужчина – грузин, я присмотрелся к нему, вспомнил: раньше я его в Новом Афоне видел, когда материал о засушенных головах писал. Давид его зовут, он младший брат автодиспетчера.

– Вспомнил и никому не сказал?

– Зачем?! Если бы спросили, я, может, и сказал бы. Тебе же рассказываю.

– Гнусный вы народец, журналисты.

– Профессия обязывает, тут уж ничего не поделаешь, при всем моем расположении.

Козлов и сам не понимал, какую ценную информацию подбросил Дорогину. Теперь все становилось на свои места. Теперь Муму сообразил, откуда взялась фальшивая сотня, за которую Давид поплатился жизнью.

– Из какого банка пришли деньги? Ты в статье об этом писал, – спросил Дорогин.

– Из московского. “Золотой червонец” называется. Банк ничем особенным не примечательный, если не считать того, что выстоял в дефолт.

Дорогин поднялся, отряхнул колени от налипшего песка.

– Свободен, – он хлопнул Козлова по плечу.

– В самом деле? – не поверил в удачу Анатолий.

– Свободен, но от тебя требуется небольшая услуга. Если выполнишь, то жить останешься. Нет – пеняй на себя, журналист…

Козлов поднялся, распрямил плечи, взглянул в бездонное небо, вдохнул полные легкие свежего морского воздуха и почувствовал, как нестерпимо ему хочется жить. Конечно, человеку хочется жить всегда, но иногда это ощущается особенно остро. Шум ветра в кронах кипарисов, слабое мерцание звезд, шелест прибоя… Решительно не хотелось уходить из этого мира.

– Черт с тобой! Я согласен. Если, конечно, никого убивать не придется.

– Ты сейчас домой или в редакцию? Впрочем, меня это уже не интересует. Дойдешь до ближайшего автомата и позвонишь Шпиту.

Козлов напрягся. Играть в прятки с бандитом значило рисковать головой.

– Что я ему должен сказать?

– Можешь рассказать ему правду. Скажешь, что я тебя выследил, избил, заставил говорить…

Козлов недоверчиво покосился на Муму.

– По-моему, нам обоим лучше молчать об этом. Ради безопасности.

– Нет, здесь решаю я. Скажешь все, как было. Только, конечно, не по телефону. Заставь Шпита приехать к тебе, притворись взволнованным.

– Мне и притворяться не надо, – произнес Козлов дрогнувшим голосом.

– Только ты свои догадки ему не высказывай, понял? Если сделаешь так, все будет хорошо.

– А если потом Шпит решит разобраться со мной?

– Думаю, он уже ни к кому претензий иметь не будет, – ухмыльнулся Дорогин.

И Козлов, глядя на этого сильного человека, понял: ему по зубам многое, даже Шпит.

– Смотри, если подведешь, хреново тебе будет.

Козлов остался один на пустынном берегу, на самом краю обрыва. Дорогин исчез, словно растворился в темноте. Ни ветка не хрустнула, ни камешек. Ему на мгновение показалось, будто все случившееся – плод его воображения, но болела рука, на лице саднили царапины.

– Эй, – негромко позвал Анатолий. Никто ему не ответил. Журналист пробрался сквозь кусты и вновь оказался на пустынной дороге. Редкие фонари освещали тротуар. Он шел медленно, прикидывая, что теперь следует предпринять. Козлов был умным человеком, поэтому тут же отмел возможность обратиться к друзьям из ФСБ и милиции. Он миновал, даже не посмотрев в его сторону, телефон-автомат, затем второй, третий. Анатолий шел, пока не оказался у крыльца редакции. Постоял, выкурил две сигареты, затем решительно шагнул в приоткрытую дверь.

Охранник документов не спрашивал: Козлова он хорошо знал, лишь на мгновение оторвал взгляд от экрана телевизора.

– Что-то поздновато вы сегодня.

Яркая настольная лампа освещала журнал на столе охранника. Козлов же стоял в тени, поэтому царапин на его лице тот не увидел.

– Черт бы побрал эту работу, Петрович! – бросил Козлов и медленно поднялся в редакцию.

Телефонная трубка показалась ему тяжелой и холодной, как могильный камень. Пальцы не слушались, когда журналист набирал номер.

– Шпит… – устало проговорил Козлов в трубку, – хреновина получилась, ты меня круто подставил.

– Я тебя никогда не подставлял, – раздраженно проговорил Шпит.

– Меня только что отловил этот урод” к которому мы сегодня ездили, и долго мучил, пытался дознаться, что мне известно.

– Давно это случилось?

– Только что. В городе. Я звоню из редакции, приезжай, все расскажу. Он не мог далеко уйти.

– Подожди, сейчас еду.

Козлов тяжело опустил трубку на рычаги.

– Ну вот, я и сделал свой выбор. – проговорил он, открыл тумбочку письменного стола и вытащил из нее початую бутылку коньяку.

Анатолий пил жадно, но мелкими глотками, понимая, что напиться можно легко и быстро. Он едва заставил себя оторваться от горлышка бутылки и посмотрел сквозь стекло на свет.

– Не слабо, двести граммов засадил. А не полегчало.

По тону, каким говорил Шпит, Козлов понял, что тот приедет незамедлительно, и вновь начнутся расспросы.