Он толкнул носом дверь и вошел, небрежно пошевеливая хвостом. На меня не посмотрел, не взглянул и на жену, только на мгновение задержал взгляд на шестилетнем внуке.

— Да, — сказал он, — хорошенького человека вы воспитываете. Что же это он швыряется в прохожих собак камнями?

— Я пошутил, — тут же сказал внук.

— Хороши шутки — обижать ни в чем не повинных собак. У меня до сих пор ноет плечо.

Он прошел по комнате, обнюхал углы. Вид у него был утомленный и нисколько не злой. Но обида, безысходная и горькая, так и тлела в его больших добрых глазах.

— Не понимаю, что за люди, — продолжал он, — бежит собака. Никого не трогает. И вдруг ее камнями. Ни с того ни с сего. Друга человека! И только потому, что он бездомный, друг-то! — Он помолчал, поглядел на меня. — Мой хозяин умер. Знали, наверно, Багрова. У озера его дом. Так он умер. И я остался один. Дом заколотили, а про меня и не подумали. Три дня я не отходил от дома, караулил. Но голод выгнал. И я побежал чего-нибудь перекусить. А он запустил в меня камнем...

— У тебя не осталось от обеда поварешки супа? — спросил я жену. — Покорми его. Да накроши хлеба.

Жена ушла на кухню.

— Как же тебе не стыдно? — сказал я внуку. — Что это, в самом деле, за мерзость — бросать камнем в собаку? Да и вообще в кого бы то ни было.

— А я боялся, она укусит.

— Сначала ты говорил, что пошутил, а теперь уже боялся, что она укусит. Где же правда?

— Вот именно. Такой маленький — и уже врет. Представляю, что из него будет, когда вырастет большим... Главное — беспородный я. Был бы лайкой или пинчером, быстро бы нашелся новый хозяин, а я дворняга. Но разве это дает ему право бросать в меня камни?..

Жена принесла большую миску супа с накрошенным в него хлебом, и пес стал есть. Ел он вначале деликатно, но с каждым глотком стал есть все жаднее и под конец уже вовсю лакал и глотал еду. Еще бы, не ел три дня. Съев все, облизал миску.

— Спасибо, — сказал он и отошел в сторону, к двери. Постоял, опустив голову, о чем-то думая. И сказал: — Я бы с удовольствием остался у вас. Сторожем. Я еще не стар, всего пять лет. Бегать по улицам не люблю. Зря не лаю. И расходов не так уж много на меня, только кормить. Да и то, что останется от обеда. Как, а? — Он поглядел на меня.

— Может, оставим? — сказал я жене.

— А блох в нем нет? — спросила жена.

— Нет, — ответил дворняга. — Я даже не чешусь.

— Пусть останется! — попросил внук. — Я не буду его обижать.

— Да, оставьте меня. Мне некуда идти. Оставьте, пожалуйста!

— Ну, что ж, иди во двор, там у сарая будешь спать, — сказала жена. — Да, как тебя зовут?

— Шарик, — усмехнулся пес и вяло махнул хвостом.

— Ну, иди, Шарик.

— Слушаюсь, — ответил дворняга, открыл дверь и вышел.

На дворе он встретил петуха, тот озабоченно отыскивал в куче мусора еду.

— Это еще кто тут пожаловал? — недовольно забормотал он.

— Здравствуйте, — сказал Шарик, — как видите, пожаловал я.

— Зачем это?

— Охранять дом и хозяйство.

— До сих пор жили безо всякой охраны, и бог миловал. А тут нате, охрана появилась.

— Вы не так поняли, — миролюбиво заметил Шарик, — я вам не принесу беспокойства. Напротив, отныне будете совершенно спокойно спать, не опасаясь ни воров, ни хоря...

— Смешно, будто мы до сих пор не спали спокойно. Нет, мне абсолютно непонятно, зачем вы появились на нашем дворе?

— Я уже сказал: охранять все, что здесь есть, в том числе и вас, петух, с курами и цыплятами.

— Цыплят и без вас прекрасно охраняют наседки. Можете сами убедиться, только подойдите к ним, они вам покажут. А что касается меня и кур, то для меня всякая охрана есть поползновение на личную свободу. Охраняя меня, вы ограничиваете мои действия.

— Ну ладно, время покажет, — не желая ссориться, сказал Шарик и лег на солнцепеке.

После сытного обеда так хорошо было вздремнуть. Сквозь дремоту донеслось из хлева мычание коровы. «Ах вот как, у них и Буренка есть, — подумал он, — что ж, это неплохо». И он вспомнил, как хорошо было у старого хозяина. Там можно было перекинуться словцом с лошадью Буланкой, на которой хозяин развозил хлеб из пекарни по магазинам. Весьма добрая была лошадка, правда несколько туповатая от однообразной работы. Но все же в собеседники годилась. Конечно, куда было интереснее беседовать с Буренкой. Это была умная корова, хотя, надо сказать, ее мысли носили несколько стадный характер. Ну, это и понятно, коли паслись в одном стаде. Большинство ее мыслей принадлежало другим буренкам, и она выдавала их за свои. Впрочем, такое встречается не только среди коров, бывает и у людей. И все же интересно с ней было беседовать. Но уж кто совершенно не годился для бесед, так это боров Яшка. Он только и знал, как бы побольше съесть, готов был день и ночь чавкать, не сознавая того, что, чем больше съест, тем больше будет весить и тем быстрее его зарежут.

Из хлева донеслось негромкое сытое хрюканье. «А-а, оказывается, и у них есть боровок. Ну что ж, надо будет познакомиться. Может, он не такой дурак, как тот Яшка», — и Шарик пошел в хлев. Вежливо поздоровался с коровой.

— Здравствуй, здравствуй! — ответила она, не переставая жевать жвачку.

— Что-то у вас не очень светло, — сказал Шарик, глядя на маленькое оконце, прорезанное в бревенчатой стене.

— Зато зимой тепло, — ответила корова.

— А зачем нам свет-то? — сразу же вскинулся боров. — Без него спокойнее. Ешь и ешь, мимо носа не пронесу, не бойсь!

— Но все же как без света жить...

— Ничего, живем и не тужим. Вон спроси Буренку, каким я за полгода стал. Был от горшка два вершка, как говорит мой хозяин, а теперь — ого! Хозяина и хозяйку сложи, не перевесят меня.

— Я бы на твоем месте не очень радовался. Или ты не знаешь, что ждет тебя, когда ты достигнешь определенного веса?

— А чего меня ждет?

— Да ведь тебя зарежут на мясо.

— Ври больше. Что они — дураки, что ли, чтобы так меня кормить, а потом убивать? Они меня красавцем зовут. Поглядел бы, как хозяйка меня балует едой, а хозяин чешет шею. Если бы хотели зарезать, так не любили бы.

— Зря вы это, — негромко сказала корова Шарику, — зачем его расстраиваете.

— Да ведь он не поверил мне, а если бы поверил, то меньше бы есть стал и подольше бы прожил. Обжоры-то всегда ведь мало живут. Ну бог с ним, а как вы живете?

— Надои за последнее время снизились. Хозяйка недовольна.

— А почему же это?

— С кормами стало трудно. Покос не дают, а сено, сами понимаете, покупать накладно. К тому же вообще у многих хозяев тенденция освобождаться от нашего брата. Молока в магазинах хоть залейся. И масло, и сметана, и творог есть. Зачем хозяйке такую заботу? Ведь со мной много хлопот: и напоить, и накормить, и подстилку сменить, и хлев убрать. А летом с рассветом в стадо выгнать. Так что вот какие дела...

— Да, — в раздумье произнес Шарик. — А что же у вас телочки нет?

— Была в прошлом году, в совхоз продали. А уж в этом году одна...

— Так-так... Ну, желаю всего наилучшего. Отдыхайте спокойно, теперь я у вас во дворе буду сторожем.

— Очень приятно, — сказала корова, — все как-то повеселее. Заходите.

— Спасибо, непременно.

После этого Шарик обошел весь двор, обнюхал углы, пометил их, чтобы другие собаки знали, что он тут хозяин. И лег, время от времени поглядывая то на клуху с цыплятами, то на заносчивого петуха, ревниво охранявшего своих кур.

Но долго ему нежиться не пришлось. Прибежал внук. Стал его гладить, звать на прогулку.

— Нет, нет, — вежливо отказался Шарик. — Я должен быть здесь.

— Да мы только по улице пробежим.

— А по улицам я вообще не бегаю, тем более что улица не для игр.

— Ну как хочешь, только зря. Поносились бы, а?

— Нет, нет... я тут.

Внук убежал, но вскоре вернулся с оравой ребятишек и стал им показывать Шарика.

— Ну и что, — тут же закричали ребята, — какая это собака?

— Вот у меня овчарка!

— А у меня боксер!..

— Да мы знаем его! Это дворняга! Тоже мне собака!

Шарик лежал, чуть прижав уши. Он понимал, надо переждать. Ребятишки долго одним делом не занимаются. Надоест — и убегут. Так оно и вышло. Убежали.

После этого наступила довольно спокойная жизнь. Шарик честно делал свое дело. Правда, с его появлением мало что изменилось во дворе, но все же как бы стало больше порядка. Был сторож.

Так прошло лето. Шарик никуда со двора не отлучался, только один раз хозяин взял его в лес, и то ради внука. Они пошли за грибами, а зачем его прихватили, честно говоря, Шарик не понимал. Но все же с удовольствием побегал по кустам, понюхал разные запахи и усталый и довольный вернулся домой.

Уже к концу августа исчез внук. Накануне он подошел к Шарику, погладил его, дал кусок мяса из супа и сказал, что уезжает к отцу и матери.

— Учиться мне надо, Шарик... учиться. До следующего лета, прощай!

Потом стала осыпаться листва. Ударили заморозки. И однажды из хлева раздался тонкий короткий визг. Шарик уже знал, что это означает, и сидел опустив голову. Он не поднял ее и тогда, когда хозяин вышел из хлева. К Новому году не стало и коровы, — ее свели со двора.

— Прощай! — промычала она Шарику.

Шарик побежал за ней до ворот.

— Всего тебе доброго! — от всего сердца пожелал он.

И вдруг исчез петух. Куры отнеслись к этому спокойно, но Шарику это очень не понравилось. Сразу стало пусто во дворе. И главное — тихо без петушиного крика. А потом одна за другой стали исчезать и куры.

И Шарик остался во дворе один. Правда, его кормили, не обижали. Но ему было как-то не по себе. И однажды он вошел в дом.

— Разрешите? — сказал он, приоткрыв дверь на кухню.

— Да-да, заходи, — ответил хозяин.

Шарик вошел, помялся и, виновато глядя на хозяев, сказал:

— Вы уж не обижайтесь, но я вынужден буду уйти от вас.

— Это почему же? — удивился хозяин.

— Да делать мне у вас больше нечего...

— Ну, это ерунда. Вон в городе сколько собак, и тоже ничего не делают, а их и кормят, и на прогулку выводят, и чистят, и моют. Так что живи.

— Нет, нет... Я так не могу. Я не привык есть даром хлеб. Это уже не жизнь. Так что прощайте! — И Шарик вышел, притворив носом дверь, чтобы не выстудить дом.

На улице заметал ветер. Было холодно.

 

1976