1

Я уже говорил, что здесь, в Биюк-Узенбаше, на месте Сварги стыкуются два противоположных начала: чёрное и белое, день и ночь, мужское и женское начала. В этой извечной битве побеждает то одна сила, то другая. Это соперничество тянется с глубоких времён и, судя по всему, продолжится и в будущем. Так устроен мир с момента его происхождения.

Конечно же, я обратил внимание на то, что мужская сила, как правило, выражена в конкретных творениях, в частности – в работе Сварги. А женская – является энергией, то есть тем, что Сварга вырабатывает и одновременно питается сама и питает Портал. Мы вышли на одно такое проявление – Кали, которую можно назвать и богиней, и женой Шивы (Всевышнего), и божественной энергией одновременно.

Говоря о Русе, я уже упоминал, что это была женщина, занимавшая в обществе выдающееся положение и, судя по всему, она являлась супругой (второй половиной) царившего в те времена на планете Всевышнего. Поэтому её имя, как и имя планеты, являлось священным. А ритуал, связанный с отсечением её косы – и священнодействие, и святотатство в одном лице.

Нечто подобное затем случилось и с женой Тора, которую называли богиней Сив. А ещё в более близкие нам времена такая же участь постигла Майю, которую римляне возвели в ранг богини. Божественная линия Кали – Руса – Сив – Майя заставляет думать о том, что такая явно женская суть проявлена не случайно. Это та закономерность, которую надо утвердить в своём сознании, как должное, и по-иному быть ничего не может.

И ещё сам собой напрашивается вывод: во всех случаях речь идёт о супруге Вершителя мира, которого мы называем Богом, и чьё присутствие на планете чувствуется постоянно. У него множество имён. И у его женской половины, как мы знаем, тоже было множество имён. Что лишь говорит о многообразии их функций и многосложности этих древних божественных образов.

В любом случае речь идёт об очень сильном женском начале, с глубоких времён проявленном в Крыму. И шлейф этой богини тянется в нашу эпоху, всё время напоминая о своём существовании. Я приведу несколько примеров. Когда я называл тех, кто правил Сваргой, то упоминал ряд их имён, которые сохранились у разных народов: ассуры, асы и русы.

Так вот, ассуры часто противопоставляются классу богов под общим названием «девы». Считаются, что ассуры владеют отрицательной колдовской силой (майя), о которой я говорил выше. В свою очередь девы им (этой силе) стараются противостоять. Если брать ту же индийскую мифологию, то словом «дева» обозначали «бог». А «девалока» (дева-лога?) – место на вершине горы Меру (золотой горы), где они проживают. Как интересно это сопрягается с нашими исследованиями Биюк-Узенбаша и горы Каблук с золотым стержнем, обозначенным нами в качестве прообраза горы Меру!

У Шивы (одной из супруг которого была Кали) было множество жён. И у всех были разные имена. Но имелось и одно общее – обозначение Дева. Не следует ли из этого вывод, что в изначальном виде Шива отождествлял мужское начало, а Дева – женское. Позже из данной противоположности родилось противоречие между ассурами и девами, носящее антагонистский характер. Хотя в последнем случае уже нельзя было вести речь о разности полов, скорее – о разности полюсов.

Конечно, надо вспомнить и о русской мифологии, в которой присутствует дева (правда, в сочетании с именем или эпитетом): дева-краса, длинная коса; царь-девица; Красна-девица; дева-спящая красавица; дева Василиса («прекрасная» либо «премудрая»). Думается, все эти сказочные персонажи, взятые из народного эпоса, имеют в своей основе глубокие корневые начала. И они восходят к тем же временам, откуда древние индусы черпали собственные религиозно-мистические сюжеты, одним из источников которых без сомнения является Крым. Кроме того, слово «дева» не только указывает на женский (противоположный мужскому) полюс в диаде двух противоположных начал, но и на принадлежность её к чуду (дева=дива), а, значит, и к магии.

Древние римляне бережно относились к своей богине Майе, нередко отождествляли её с Боной деа (дева). Её почитали в числе богинь-матерей, а поклонения приносили в мае, считая её исключительно женским персонажем, и в празднествах, посвящённых Боне деа, разрешалось участвовать лишь женщинам. Само имя данного римского божества переводилось как «добрая богиня». Но «деа» (дева) – это одновременно и богиня, и дева, и чудо (диво), что тоже надо понимать. Не случайно Бона деа считалась покровительницей магии (колдовства, чародейства и плодородия), что ещё больше сближает её с богиней Майей, а также с местом обретения мифа о Боне деа (дева). Думается, всё те же этрусы, выходцы из Причерноморья и Крыма, перенесли эту мифологию на новые земли, укоренив её на Апеннинском полуострове и сделав тем самым её законной «доброй богиней».

Все известные нам случаи верований, связанные с Майей-Девой, независимо от того, исповедуют ли их индусы, древние римляне, русы или готы (германцы), берут своё начало в одном месте. И как это ни громко звучит, но первоисточник этих верований мы, кажется, нашли. Что же в самом Крыму известно о проживании здесь Девы или женщины с именами, которые я ранее приводил?

 

2

О Деве я знал с ранних лет. Это признание следовало бы сделать мне сразу, но я упорно тянул с ним, не решаясь сказать о главном. Ещё в детстве мне пришлось познакомиться с мысом Фиолент, куда однажды привёз меня отец. Я уже рассказывал, что человек он был прелюбопытный, живо интересующийся всем, что хоть как-то было связано с древностью Крыма.

К своему стыду, прежде о Деве я не слышал. Именно отец открыл мне глаза на эту загадочную богиню из прошлого. Собственно, никакой Девы я не увидел, да и развалины храма, к которому подвёл меня отец, вспоминаю с трудом. Но он уверял меня, что именно об этом храме писал поэт Пушкин, который специально приходил сюда в поисках храма Девы.

Между моим посещением Фиолента и пребыванием здесь Пушкина прошло около девяноста лет. Срок небольшой. Не думаю, что за это время здесь что-то могло сильно измениться. Так что я видел то же, что когда-то наблюдал и Александр Сергеевич. Надо сказать, фантазию его нельзя было сравнить с моим детским воображением. Я бегал по каким-то каменным, испещренным небольшими углублениями блокам, которые вполне можно было принять за обычные выступы скалы. А он увидел в них – фундаменты циклопического храма! Да ещё и представил, как служили здесь службу жрецы, творя жертвоприношения, и кровь из алтаря стекала вниз…

Собственно, о жертвоприношениях рассказал мне отец. Прежде я о них не слышал. Почему же эта Дева была такой кровавой? Но отец ничего мне не ответил, сообщив лишь, что это такая древняя традиция.

Следом мы поехали в Балаклаву – небольшой курортный городок, зажатый в горной щели узкой морской бухты. Там осталась старая генуэзская крепость, и мы влезли на гору, где она громоздилась, чтобы лучше увидеть море и открывающийся вид на мыс Айя. Именно тогда отец, указывая рукой в направлении мыса Айя, обратил моё внимание на причудливый силуэт, сложенный из нагромождений огромных скал. В них явно угадывается человеческий профиль. Отец пояснил, что местные жители нарекли данное место «Спящей красавицей». Впрочем, некоторые называют мыс по-своему: «Богатырь», но мне кажется, что это не правильно. Профиль больше напоминает женский. Отец что-то ещё долго мне рассказывал о Деве и, вообще, о древних верованиях народов, которые проживали в Крыму, но я мало что запомнил. В моей голове лишь выстроилась цепочка образов: Дева – жертвоприношения – спящая красавица. Я чувствовал за всем этим какую-то глубочайшую тайну, и она бередила моё сознание, заставляя включать фантазию. Но ничего путного я тогда для себя не извлёк. Слишком уж всё было туманно и неподвластно для понимания ещё неокрепшего ума.

В тот момент от Спящей красавицы меня отвлекли башни генуэзской крепости. Вот уж действительно было на что посмотреть! И разве я мог тогда предположить, что спустя несколько десятилетий я стану причастным к событию, которое напрямую связано с генуэзской крепостью в Балаклаве? Впрочем, об этом я ещё расскажу.

Позже я попытался узнать о Деве, остатки храма которой были на мысе Фиолент, как можно больше. Оказалось, что это таврская богиня, которой местные жители поклонялись с незапамятных времён. Судя по всему, они считали её своим главным божеством, свято веря в её заступничество и силу, способную помочь в самых сложных ситуациях.

Культ богини Девы на полуострове был чрезвычайно развит. Судя по всему, тавры устраивали свои святилища, посвящённые Деве, не в одном, а самых разных местах. Поэтому однозначно вывести место, откуда же начался культ, сейчас не представляется никакой возможности. Можно лишь констатировать, что Дева была покровительницей и главной богиней Крыма.

У меня, как, впрочем, и у многих других исследователей (включая моего отца) возник естественный вопрос: как тавры, считавшиеся невежественным и диким народом, смогли возвести такое колоссальное сооружение, как храм Девы на Фиоленте? Абсолютная загадка.

Мне удалось разгадать её лишь сейчас, когда в районе сёл Коккозы, Биюк-Узенбаш и прилегающим к ним горным массивам удалось открыть древнейший высокоразвитый пласт человеческой цивилизации. И теперь я абсолютно уверен, что те же люди (боги?), которые когда-то запустили Сваргу и смогли поддерживать в рабочем состоянии Портал, могли (что технологически и механически было им по силам) построить и храм Девы.

Да и кровавые жертвоприношения, о которых писал Александр Пушкин, а задолго до него – древнегреческие историки, не что иное, как наследие всё той же Сварги и событий, связанных с деятельностью Локи и отсечением косы у Сив (Русы, Майи, Девы…). И в данном случае кровь играет ту же роль, что и расплавленный металл, вытекающий из горна: она высвобождала огромное число энергии, а акт жертвоприношения преобразовывал её в нечто иное. Просто тавры не могли повторить металлургический процесс, восстановив Сваргу, вот они и прибегли к доступному им способу, заменив расплавленный металл человеческой кровью.

Я не пытаюсь обелить действия тавров, просто хочу понять их с точки зрения духовно-ритуальный магический акт. Другое дело, почему храм Девы был воздвигнут на мысе Фиолент, близ Балаклавы, а не возле Биюк-Узенбаша. У меня по этому поводу есть лишь одно объяснение – после того, как Сварга перестала работать и Портал заглох, потребовалось подобрать новое место для аналогичного Портала. Очевидно, мыс Фиолент (как и всё побережье, охватывающее мыс Айя и Балаклаву) для этой цели оказался более чем подходящим. А храм Девы – просто один из элементов нового Портала. И тавры вполне сознательно использовали его в тех целях, ради которых он и был когда-то построен представителями иной цивилизации. Можно сказать, тавры оказались прилежными учениками, и кровь на алтаре храма Девы лилась исправно. Интересно, был ли у них ритуал, проводимый первого мая (точнее, на сороковой день после Великодня)? Хотел бы я на него посмотреть, конечно, не в качестве приносимой жертвы…

 

3

Влияние таврской богини Девы было столь велико, что и другие народы, переселившиеся в Крым, также попадали под её влияние. Прежде всего это относится к грекам-дорийцам, которые устроили свои городища в приморской части юго-запада полуострова. Самым главным из них был, бесспорно, Херсонес. Конечно, херсонеситы поклонялись и своим богам, но одно из первых мест среди этого содружества занимала Дева. Скорее всего, именно соседство мыса Фиолент с его величественным храмом Девы повлияло на взгляды и мировоззрения греков. Но нельзя исключать и другие версии. В любом случае, сам факт того, что и греки, считавшиеся тогда самым высокоразвитым народом, вдруг решили поклоняться божеству «диких» тавров (фактически подчиняясь воле Девы), требует тщательного изучения.

Со временем здесь, в Крыму, возник культ богини (Белой богини, богини Девы), который из области простых ритуальных поклонений сместился в сферу мистики и философии. Его влияние вышло далеко за пределы Причерноморья. И чем дальше оно распространялось, тем больше видоизменялось, приобретая новые формы поклонения.

Нами был собран достаточно объёмный материал по данному поводу. Существовали целые параллели между крымской Девой и схожими с ней божествами у самых разных народов Европы и Востока. Конечно, наиболее яркий пример засвидетельствован в христианстве. Один из самых почитаемых образов которого является Богоматерь, которую называют Девой Марией. Конечно, такому имени имеется своё собственное объяснение, весьма отличное от того, что мы знаем о таврской Деве. И, тем не менее не будь «нашей» крымской Девы, вполне возможно и Богоматерь так не называли бы. Что интересно, если вернуться к первым прототипам, из которых впоследствии был соткан образ Девы, то, конечно же, можно вспомнить и о том, что Майю иногда называли Майей-девой.

Множество исследователей неоднократно обращались к образу Девы, находя её черты у самых разных богинь, которым поклонялись народы Причерноморья и районов, примыкающих к этой земле. Иногда очень трудно отождествить мнимый образ с конкретным персонажем, тем более что у каждого народа существовало собственное видение и собственные трактовки тех или иных событий.

В самом же Крыму существовало множество больших и малых святилищ, посвящённых Деве, что запечатлено как в топонимике этих мест, так и в многочисленных вариантах легенд, в которых присутствует имя Девы. Я хочу обратить внимание на одну особенность, отмеченную многими исследователями. Часто Деву изображали так: одна её рука прижата к груди с зажатым в кулаке небольшим предметом. Иногда его считали цветком, иногда голубем, иногда лампадкой. Но истинный смысл данного жеста и данного предмета для современного человека остаётся неясным.

Мне вдруг вспомнилось другое изваяние. Точнее сказать – другие, ибо их множество. Речь идёт о каменных идолах, которых называют «скифские бабы». Обычно такие столбы-изваяния устанавливались на скифских курганах. Учёные так и не пришли к выводу, зачем древние люди втаскивали на вершину кургана этих каменных дев прошлого. Считалось, что они служили вехами для путников, которым так легче было сориентироваться в степи. Но это объяснение не выдерживает никакой критики.

Скифские бабы разные – и большие и маленькие, есть более изящные, другие же совсем примитивные. Скорее, их внешний вид зависел от искусства мастера и крепости камня, подобранного для высекания скифской девы.

Но что их всех объединяет – одинаково сложенные на животе руки. И почти всегда – в них зажат небольшой предмет. Большинство учёных считают, что это ладанка для воскурений. Обычно в такие закладывали ароматические травы и другие, пригодные для этого вещества, чтобы распространить воскуряющие дымы и запахи на значительные расстояния. Может быть, таким образом в обрядовой форме скифы повторяли акт, связанный с жертвоприношениями Деве в храме её имени? Либо вообще так повторяли историю с отсечением у неё (либо Русы, Майи, Сиф…) волос?

Учитывая, что сам скифский курган, как я уже писал, есть повторение горы Меру (с её золотым стержнем и усыпальницей богов), то и наличие на его вершине скифской бабы вписывается в историю о Меру. А значит – и о возрождении Сварги и отсечении волос богине Деве-Майе-Сив…

Но возрождение Сварги в обязательном порядке соседствует с разжиганием горнов, выплавкой металла и выделением большого количества дыма (от горящего горна). Этот дым – внешний знак, говорящий о том, что Сварга работает (и Портал тоже!), жизнь возобновлена, и планета (Руса-Земля) воспрянула ото сна. Древние русы сравнивали этот дым с рекой Смородиной (смрада) и считали, что эта река отделяет мир от Рая (Ирия). Их «родственники» тавры разжигали огни и воскурения во время своих жертвоприношений в храме Девы, воздавая должное великому прошлому. Скифы, которые был родственны таврам и русам, по своему отражали это ритуальное событие, запечатлев его в виде ладанки-воскурительницы в руках каменной бабы. А греки этот образ перенесли в изящные линии своих скульптур и барельефов, на которых Дева изображалась с предметом, зажатым в её руке. Очевидно, им уже не было точно известно, что именно она держала, но то, что данный предмет крайне важен, греки-мастера знали точно. Вот и копировали его, как могли, вкладывая свой смысл в древнее содержание.

В Крыму сохранилось достаточное количество легенд о Деве, преобразованных в повествования о тех или иных событиях, имевших место быть (или якобы имевших место быть). Наиболее часто связаны они с башней Девы. Учитывая то, что сама Сварга состояла из множества башен (страна башен, крепостей), а все они строились по образцу первой башни (собственно Сварги, как металлургической печи), то и связь Девы с башней является древнейшим отголоском металлургического прошлого Крыма.

Что интересно, я в одной из легенд, касающейся Девы, нашёл следующую сюжетную линию. В годы, предшествующие захвату Крыма османскими войсками, между владениями греческих полисов и княжеств с одной стороны, и генуэзцами, хозяевами прибрежных крепостей, с другой, возникали споры за обладание теми или иными территориями. Нередко такие споры заканчивались кровавыми стычками и междоусобными войнами. В ходе одной из них в пределах нынешнего Судака погибла княжна Феодора (дочь местного правителя). Ритуал её погребения завершился отрезанием её волос, что символизировало глубокую скорбь по поводу её кончины.

Я встречал и в некоторых мифологических сюжетах древней Греции подобные же обряды, связанные с отсечением волос, которые символизировали взятый обет (и его исполнение). Думается, все эти факты (скорее всего, их множество), и являются отголосками тех событий, которые были когда-то в Крыму и сохранились в народной памяти в виде тех или иных сюжетов.

Но говорить о том, что это лишь легенды, не несущие под собой реальной основы, нельзя. Скорее всего, ритуал, связанный с Девой (взятым обетом), повторялся здесь не раз. И тому у меня есть одно немаловажное подтверждение.