Замок воина. Древняя вотчина русских богов

Воронин Валерий В.

Часть V

Замок воина

 

 

1

Есть у строителей такой приём – возводить жилые дома и вообще строения из того строительного материала, из которого состоит прилегающий ландшафт. Этот такой естественный способ строительства был выгоден во всех отношениях. Во-первых, не требовалось возить издалека стройматериалы, и во-вторых, местный материал абсолютно соответствовал окружающему природному фону, или, как говорят, – энергетически они был идентичны. Таким вот образом достигалась определённая гармония между рукотворным сооружением и окружающим его природным ландшафтом. Не возникало естественного отчуждения от вторжения человеческой цивилизации в заповедные пределы природы. И люди, живущие в таких жилищах, чувствовали себя вполне комфортно.

Наверное, строители охотничьего замка князя Юсупова руководствовались аналогичными соображениями, когда старались использовать в новом строении то, что прежде являлось частью естественного ландшафта. Только в нашем случае речь идет не о природных материалах, а о той духовной силе, что покоится в этой земле и поныне. Так они хотели высвободить древний потенциал для будущего, который, как они думали, станет его неотделимой и гармоничной частью, естественным продолжением некогда прерванного исторического пути развития.

Ярчайшим примером этого служит Соколиная башня «караван-сарая», которая и местонахождением своим (под лемехом – инструментом, принадлежащим царю-воеводе) и названием (сокол – знак-тотем Даждьбога) отождествлена с древней эпохой. И вместе с тем является проявленным символом дня настоящего.

Другим примером такой духовной эстафеты из прошлого в будущее, конечно же, является сам замок князя Юсупова, который язык не поворачивается назвать «домом охотника». Основная доминанта этого особняка – башня. Её сейчас называют «смотровой», ибо в верхней части у неё предусмотрена специальная смотровая площадка. На самом же деле, задача у башни иная. С одной стороны, она является объединяющим элементом сложного трёхсочленённого корпуса замка. С другой – является символом непроявленной значимости покоящихся под ней тайн.

Мы видим, глядя на башню, лишь внешнее в архитектурном плане завершенное сооружение. А то, что скрыто под башней, в глубинах земли – скрыто от людских глаз, – более значимо. Под смотровой башней находится святилище Наврус и усыпальница Даждьбога – царя-воеводы, хранителя Новой Руси и здешних земель.

Если внимательно присмотреться к самой конструкции замка охотника, то, несмотря на его кажущуюся асимметричность и дисгармоничность, явно просматривается одна конструктивная тенденция. Замок имеет три придела, то есть три направленных в разные стороны части. А соединяются они, как бы наползая друг на друга там, где к небу вздымается башня.

Чтобы никто не сомневался, что замок состоит именно из трёх частей, на его крыше, как бы подтверждая триединоначалие его, установлены три миниатюрных минарета. Они спокойненько пережили все исторические и природные катаклизмы и красуются на своих законных местах и в наши дни.

Помня о том, что изначально было три брата-царя, которые владели всеми этими землями, а изначально у них был отец, окормлявший эти земли единолично, нетрудно в вышеописанных нами конструктивных особенностях замка рассмотреть данный исторический срез. При этом башня будет олицетворять отца, и её разумно называть «отчьей», а три придела замка – трёх его сыновей (царей-братьев). Так что конструкция охотничьего замка одновременно и сложна, и до гениальности проста.

Говоря о самом строительстве, вернее, о его начальном этапе, надо упомянуть о таких достаточно привычных при возведении зданий ритуалах, как закладка и освящение закладного камня, а также духовное укрепление углов дома с помощью монет, которые замуровываются в бетон или кладку.

Как мы уже знаем, по углам замка были заложены серебряные диски, которые были найдены в кувшине, спрятанном в святилище Наврус возле усыпальницы царя-воина Даждьбога. Углов у замка много, так что и закладных мест пришлось делать достаточно, что только укрепляло саму конструкцию, сделав строение незыблемым.

Можно сколь угодно долго рассуждать о первичном предназначении этих дисков. Вполне вероятно их использование в каких-то ритуально-магических целях. Быть может, изначально они принадлежали Даждьбогу и являлись частью его доспехов или служили символом царской власти. Не исключено, что были они переданы ему старшими братьями, к которым попали от отца. И тогда эти диски правильнее называть родовым наследием. В любом случае они обладали внушительной защитной функцией. И их закладка в фундамент замка, построенного на таком месте, подобную функцию лишь усилила. А умелая духовная работа, проведённая Шариде (её можно назвать заговором), усилила защиту многократно. Может быть, именно и по этой причине охотничий замок благополучно дожил до наших дней?

Конечно, возникает естественный вопрос. Насколько удачно по «наводке» Шариде было вскрыто святилище, в котором оказались серебряные диски? И насколько удачным было впоследствии их применение. Ведь по внешнему виду они практически не отличались от обычных монет. Не может ли быть так, что в далёкой древности какой-нибудь «коллега» Шариде специально их спрятал в кувшин, чтобы они однажды послужили доброму делу? Версия почти фантастическая, но она почему-то приходила в голову многим…

Теперь настал черёд рассказать о самом главном, когда речь заходит о внутреннем, невидимом стержне, на котором держится всё строение. Конечно, я имею в виду закладной камень. Бесспорно, это обязательный элемент, без которого строительство подобного замка стало бы невозможным.

Нетрудно догадаться, где именно производилась данная закладка – под центральной башней, на месте вскрытого рабочими древнего святилища. Не потревожив усыпальницы царя-воеводы, строители, тем не менее, извлекли принадлежащий ему кувшин с серебряными дисками. Такую «экспроприацию» нужно было заменить чем-то достойным, иначе закладной камень не смог бы выполнить свою основную защитную функцию.

Место, где прежде хранился кувшин, было тщательно расчищено, и из дикого камня здесь выложили нечто вроде небольшого алтаря в арочной нише. Внутрь была вложена икона святого Александра Невского, частичка его мощей и меч, как часть воинских доспехов. Этот святой князь-воин издавна считался защитником Руси и, пожалуй, был самым почитаемым святым в царской России. Он, как великий князь, являлся покровителем царствующего рода, и правящая в России династия Романовых уповала на его помощь и заступничество в самых сложных ситуациях, выпадавших на долю страны.

Фактически данный закладной камень подтвердил правопреемственность России, идущее от Древней Руси, независимо от того, где бы и как бы эта древность ни проявлялась. Кроме того, преемственность передавалась по царской линии, и не просто царской, а ещё и ратной, то есть добытой с мечом в руке. В этом отношении царь-воин Даждьбог и святой князь Александр Невский были соратниками и продолжателями общего дела защиты Руси.

Если исходить из последнего посыла, тогда охотничий замок князя Юсупова становился настоящим форпостом, через который древность перетекает в современность, а из современности она стремится в будущее.

 

2

Когда усадебный комплекс в Коккозах был полностью завершён, а дом (замок) охотника предстал во всей своей красе, князь Юсупов вдруг предложил называть своё новое имение непонятным для большинства словом – «Аскерин». Для многих такое имя казалось излишним, не отвечающим изначальной задаче, стоящей перед архитектором и строителями.

Что такое «Аскерин»? Оказалось, в переводе с татарского данное название означает «принадлежащий воину». У непосвящённых в тайны Коккоза такое наименование вызывало массу вопросов. Конечно, князь Юсупов был военным человеком, это правда. Но ведь не он один носил погоны. Огромное число офицеров и генералов владели имениями, которые никогда не называли «воинскими». А князь по своим заслугам всё-таки не мог претендовать на право состоять в воинской кастовой элите России. К тому же, как человек глубоко порядочный и не терпящий незаслуженного почитания, он бы никогда не позволил носить то, что не соответствовало его рангу.

И всё-таки «Аскерин» оставался «Аскерином». И лишь те, кому была доверена тайна древнего святилища, знали истинную причину, побудившую князя дать имя «Аскерин» своей усадьбе. Оно и понятно: ведь истинный хозяин всех этих земель – царь-воевода Даждьбог! А нынешний хранитель усадьбы и замка – святой князь-воин Александр Невский. И земли эти по праву принадлежат воинам-защитникам! Их дух витает здесь, и сила ратная таится в земле, в горах и в воздухе. Вот почему здесь всё «принадлежит воину». И Юсупов, как человек здравомыслящий, прекрасно понимал истинный смысл того названия, которым он однажды наделил свою усадьбу в Коккозах.

Некоторые из числа близких друзей князя Юсупова, конечно же, обращали внимание на то, что слово «Аскерин» очень уж напоминает «аскет». Тот, кто знал биографию Шариде и видел её в усадьбе, конечно же, не мог не сопоставить наличествующий в её жизни аскетизм суфии и оценить провидческий дар, позволивший реализовать проект охотничьего замка в Коккозах, с его названием «Аскерин». Но князь Юсупов по этому поводу ничего не говорил, предпочитая на сей счёт не распространяться, чтобы не питать досужие домыслы. Не будем этого делать и мы.

Но что явно и отчётливо было видно каждому, кто хотя бы один раз побывал в охотничьем замке Юсупова, это знак глаза, запечатленный в декоре этого особняка. Причём – запечатленный трижды! Вначале гость мог видеть пристенный фонтан, установленный в комплексе с центральной лестницей, ведущей к шатровому входу в замок. Этот фонтан был облицован цветной, зелёных оттенков, глазурной плиткой, на фоне которой выделялся голубой глаз. Вода в фонтан поступала из самого охотничьего замка, где находился ещё один фонтан – копия знаменитого бахчисарайского из ханского дворца. Он известен как «Девичьи слёзы» или «Фонтан слёз».

Эта копия была установлена в главном гостином зале дворца (большой гостиной) и своей задней стеной соседствовала с находящимся ниже на два этажа подземным комплексом, включавшим древнее святилище и закладной камень. Есть мнение, что вода, проходя фонтан-двойник «слёз», затем по трубам перетекала в фонтан «голубой глаз». Насыщаясь по ходу движения духовной силой, исходящей из святилища, вода обогащала «голубой глаз» внутренним сиянием, отчего фонтан казался волшебным, а вода, вытекающая из него, – святой.

Сейчас фонтан на внешней стене уже не работает. А двойник бахчисарайского и вовсе демонтирован, вывезен из охотничьего замка, так что насладиться волнующим эффектом «голубого глаза» мы уже не можем, как и испить его чудодейственной воды.

Как бы предвосхищая возможность закрытия фонтана «голубой глаз», Юсупов распорядился рядом с центральным входом его усадебного комплекса устроить ещё один фонтан. Причём вода в нём и в самом деле целебная. Фонтан пережил все невзгоды и прекрасно функционирует в наши дни. Даже сейчас, когда я пишу эти строки, на моём письменном столе стоит стакан с водой из этого источника. И с позволения читателя я делаю глоток этой целебной юсуповской воды. Вкусно! Уж поверьте мне на слово.

Но, кажется, я несколько отвлёкся. Возвращаясь к знаку глаза, конечно же, упоминаю о витражном окне с голубым глазом, которое находится в фойе, рядом с входной дверью. Это визитная карточка юсуповского замка. К сожалению, она потускнела, а точнее – посветлела. Витраж теперь не привлекает своим цветным стеклом, являя собой лишь металлический абрис глаза с обычным оконным стеклом. Жаль…

Третий знак глаза красовался на самой башне под смотровой площадкой. И он издали хорошо был виден каждому. Сейчас этот знак сбит, а место его расположения заштукатурено. Лишь слегка проступающий абрис полукруга-полуовала указывает на его былое месстонахождение.

Казалось бы, со знаком «голубого глаза» всё до прозрачности ясно. Таким образом, топоним местности – Коккоз (голубой глаз) запечатлен в дизайне замка. Но не будем забывать и то, что этот же знак был изначально выцарапан на кувшине с серебряными дисками, обнаруженном в древнем святилище (которое своим видом тоже напоминало глаз со зрачком). Но этот знак – ещё и знак солнца, а также – намёк на весеннее равноденствие и Новрус (начало нового года). Так что голубой глаз – это знак со многими значениями. И здесь Коккоз олицетворяет и глаз, и солнце, и святилище Новрус, и саму Новую Русь – всё сразу. Интересно, те, кто устанавливал знак глаза на башне охотничьего замка, понимал всю его многосложность и многогранность, или такое прозрение наступило лишь сейчас, спустя сотню лет после возведения юсуповской усадьбы в Коккозах?

Хотелось бы вновь вернуться к фонтанам. Забыв на время о том, который был расположен возле центрального входа в усадьбу, сосредоточим своё внимание на его собратьях, находящихся в пределах охотничьего замка. Оказывается, кроме «голубого глаза» и двойника «Фонтана слёз» здесь есть ещё один фонтан. Очень яркий, эффектный, декоративный, с соответствующим своему виду названием – «Фонтан-сказка». Казалось бы, что делать такому легкомысленному названию там, где всё принадлежит суровому воину? Может быть, архитектор ошибся, поместив сюда такой чужеродный элемент, место которому где-нибудь на детской площадке?

Но разве мог Н. П. Краснов, у которого каждая архитектурная деталь играет на общую композицию, совершить ошибку? Скорее всего – не мог. И «сказка» здесь более чем к месту. Очевидно, именно таким образом он попытался в виде определённого символа донести будущим поколениям о связи данного замка с древностью, которая запечатлена в народной памяти в виде сказок и былин. Скорее всего, это был явный намёк на ту старину, к которой относится время, когда жил Даждьбог и его братья.

Правда, если мы утвердимся именно в такой трактовке прошлого, то все три брата-царя перейдут из области религиозных представлений и верований в область реалий. Древних, давно ушедших, но реалий. И это уже не сфера поклонения богам-фетишам, а сфера предания, наше историческое наследие, корни которого отыскались вдруг и очень неожиданно.

Наверное, тогда никто не смел предать гласности сделанные в Коккозах открытия. Вот и пришлось маскировать устройство замка в виде необычности его архитектурных форм, устройства знаков и фонтанов.

 

3

Трудно отделаться от мысли, что архитектор Краснов абсолютно осознанно проектировал охотничий замок, ориентируясь на уже ему известные сведения о древности данного места. Скорее всего, его самого преследовали, не давали покоя древние знаки, которые требовалось умело вписать в конструкцию или декор замка. И конечно же, речь идёт о цифре три. Напомню, что сам замок имеет три части (или придела), направленные в разные стороны, на его крыше установлены три декоративных минарета, в разных частях устроены три знака «глаза» и, наконец, в замке сооружено три фонтана.

Наконец, если брать во внимание все объекты усадьбы Юсупова, учитывая и мечеть Джума-Джали, мы выйдем на цифру девять или прежде – три (три умножить на три). Кроме того, можно обратить внимание и на главные доминанты усадьбы: башню в охотничьем замке, башню (соколиную) караван-сарая и минарет мечети Джума-Джали. Выходит, таких доминат тоже три.

Сам собой, без лишней подсказки, напрашивается вывод, что таким образом была закреплена древняя историческая связь с настоящим. В который раз напомню о ней: изначально этой землёй управляли три брата-царя, у каждого из которых имелось по одному сакральному (или соответствующему ему) инструменту – чаша, лемех (плуг) и секира. Проживали эти братья в трёх местах, образуя на местности треугольник: Коккоз – Узен-Баш – Ливадия (даю названия поселений, которые фигурировали сто лет назад).

Наверное, укрепляя эту прочную связь, невольно, не желая того, образовался треугольник из единомышленников (великий князь Пётр Николаевич – архитектор Краснов – князь Юсупов-старший), стараниями которых и была замыслена программа строительства охотничьего замка. Позже, но уже на высочайшем уровне, возник ещё один треугольник (император Николай II – великий князь Александр Михайлович – князь Юсупов-старший). Этот треугольник уже вкладывал в замок программу исторической перспективы. Своего рода план, который должен реализовываться в последующем, допустим, спустя один исторический цикл времени, равный веку (сто лет).

Только осознав силу и значимость этой троичности, можно проследить перспективу из древности – в начало двадцатого века и далее – уже в наши дни (начало двадцать первого века). Тоже три вехи, три рубежа, три предела, три временных этапа…

Пока мы не будем говорить об этой перспективе, ибо всему своё время. Но о том, что охотничий замок был краеугольным камнем этой необыкновенной конструкции, ясно было уже в момент его строительства.

Уже говорено, каким именно образом само здание укреплялось, «кодируясь» на не разрушаемость стен и в целом – всей конструкции. Но князь Юсупов, очевидно, перестраховки ради либо же следуя чьему-то мудрому совету, решил ещё более укрепить замок, усадьбу и заложенную здесь программу.

Только теперь ему потребовались совершенно иные распорки. В разных частях юго-западного Крыма он построил три объекта, которые служили своеобразными колышками. Образно говоря – охотничий замок (или его башня), представлял собой антенну или высокую веху. А чтобы она не упала от сильного ветра, с трёх сторон её удерживали растяжки, закреплённые на земле кольями.

В нашем же случае правильнее говорить об энергетических растяжках, невидимых глазу и не осязаемых нашими чувствами. Скорее всего, при их создании не обошлось без помощи Шариде или иных людей, равных ей по силе.

Мы можем лишь догадываться о крепости этих энергетических нитей, держащих охотничий замок и не дающих ему упасть. Мы можем строить всевозможные предположения, каким образом их удалось натянуть и закрепить. И вообще – есть ли они в наличии, не являются ли они плодом воображения? Но то, что «колышки», намертво закрепившие их к земле, существуют до сих пор – это факт.

Один из них находится в Кореизе на территории юсуповского дворцового комплекса. По моим собственным наблюдениям, точное место установки такого колышка – это столовая на первом этаже дворца. Находясь в ней, невольно возникает желание через боковые окна рассмотреть вздымающуюся над дворцом трезубую вершину Ай-Петри. Притягательность зубцов Ай-Петри всем известна, но отсюда, из столовой, она до такой степени сильна, что невольно задаёшься вопросом: «А почему мой взгляд как магнитом притягивается именно в этом направлении? Ведь можно же смотреть и в другие окна, через которые открывается прекрасная перспектива Южного берега, но нет…»

Долгое время я не мог успокоиться, вспоминая притягательную силу Ай-Петринских зубцов, которую я ощутил в столовой юсуповского дворца. А затем, не долго думая, взял географическую карту, где Кореиз с юсуповским дворцом и шпили Ай-Петри были точно обозначены. Провёл прямую линию, соединяющую эти точки, и… Мне вдруг захотелось эту линию продлить дальше. Что я и сделал. В конце концов она уткнулась в нынешнее село Соколиное, как раз туда, где стоит охотничий замок.

Может быть, это и есть та энергетическая нить, удерживающая охотничий замок от разрушения? Я интуитивно почувствовал её начало, идущее из Кореиза, а с помощью карты и линейки прочертил всю длину, не видимую взглядом из столовой.

Второй колышек находится в Балаклаве. Здесь построен князем Юсуповым на берегу узкой горловины бухты небольшой особняк. Назначение его до сих пор неизвестно. Семья Юсуповых никогда в нём не была. Хотя есть предположение, что сам Юсупов-старший здесь всё же бывал. И его визиты сюда, по всему, были скрыты от посторонних глаз.

Сейчас дом Юсупова в Балаклаве пустует. Никто не может подступиться к нему и сделать его своим. Точнее – стать в нём своим. Сила в нём большая, и она отталкивает всякого, кто относится к дому как к обычному строению, не видя в нём нечто большее и нечто чрезвычайно важное. А может быть, он просто ждёт своего часа, чтобы ожить? И этот час, вполне вероятно, ему известен. По крайней мере, если в нём затеплится жизнь, для меня это будет знаком того, что вот-вот наступят перемены и в «биографии» охотничьего замка в Коккозах (нынешнем Соколином).

Я много раз бывал в балаклавском особняке князя Юсупова. Бродил по его пустым комнатам, перебираясь через кучи битого строительного мусора. Но одно место привлекало к себе особенно. Это открытая наполовину веранда, ограниченная с двух сторон некогда красивыми колоннами. Именно здесь ощущаешь необычное влечение в направлении противоположного берега бухты, где находится «престарелый» кинотеатр «Родина». И взгляд «выстреливает» лишь ему одному ведомую прямую линию, аналогичную той, которая однажды открылась мне в Кореизе. Не мудрствуя лукаво, я с помощью географической карты определил направление этого взгляда: он явно указывал на юсуповский охотничий замок. Ещё одна энергетическая нить?

Сделаю несколько шагов вглубь истории. Раньше Балаклава называлась Сюмболон. Так нарекли её греки. Что интересно – в самой Греции существовали глиняные таблички с текстом, которые тоже носили такое название. Но это был необычные, тайные таблички. После их изготовления и нанесения текста, такая табличка разбивалась на несколько частей, каждая из которых доставалась одному человеку. Теперь каждый из них был посвящённым в общую тайну (текст), при этом являясь хранителем определённом её части. Весь же смысл был понятен при одном условии – если все эти люди сойдутся вместе и составят воедино каждый свою часть глиняной таблички. В этом весь смысл сюмболони.

Невольно данное сравнение я перекладываю на все дома, построенные или купленные князем Юсуповым в Крыму. Складывалось мнение, что он вначале разбил глиняную табличку с текстом, и каждый кусок его вложил в один из своих особняков. И теперь, посещая все эти здания, мне приходилось собирать разрозненные куски в единый текст.

Сделав небольшой экскурс в далекое прошлое, я возвращаюсь к нашей теме. О двух колышках, кореизском и балаклавском, я уже рассказал. А третий находился в личном имении управляющего Грекова. Это был особо доверенный князю человек. Именно по этой причине третья энергетическая нить и протянулась именно сюда.

В имении Грекова был построен красивый особняк с башней. Одно из окон этой башни было сориентировано на Коккозы. Скорее всего, находясь в башне и бросая взгляд через окно, и можно ощутить ту притягательную силу, с которой я когда-то впервые столкнулся в столовой юсуповского дворца в Кореизе.

 

4

Однажды мой хороший знакомый предложил совершить небольшую прогулку – подняться на вершину горы Сотира. Я раньше бывал здесь не раз, так что эти места были мне хорошо знакомы. Но интерес к Сотире никогда не угасал. Мне было известно, что в окрестностях этой горы находится храм Спаса, но вот найти его остатки самостоятельно всё никак не получалось.

А Константин, так звали моего товарища, заверял, что знает точное местонахождение храма и даже бывал в то время, когда археологи его раскапывали. Я, конечно, не мог отказаться от такого приглашения. И пока мы поднимались, а высота Сотиры над уровнем моря более километра, я всё время ловил себя на мысли, что взбираюсь не на обыкновенную гору, а на нечто волшебное, этакий каменный кристалл, на который набросили одеяло из тонкого слоя земли, поросшего деревьями и кустарником. Но стоит эту маскировку сбросить…

Наверное, такие представления могут показаться обычной фантазией. Но прошу не делать скоропалительных выводов. Своим размышлениям я постараюсь дать логическое обоснование.

Дело в том, что гора Сотира входит в горную структуру из пяти вершин под общим названием «массив Бойко». Это вздыбленное к небу нагромождение стоит особняком от других гор, являя собой целостный монолит. Почти со всех сторон его окружают либо глубокие провалы (так называемый «Большой каньон Крыма»), либо горные долины (Бельбекская и Коккозская). Они очерчивают массив Бойко так, чтобы любому, побывавшему в здешних местах, была отчётливо понятна исключительность этого Пятигория.

Но не только природная неповторимость массива Бойко всегда привлекала меня. Но и то, что находится рядом с ним. С одной стороны – село Соколиное (возле западного склона горы Богатырь), с другой – Счастливое (возле восточного склона Сотиры). Эта диаметральная противоположность была мне всегда сверхинтересна, учитывая известные факты строительства охотничьего замка князя Юсупова. Я чувствовал, что этот массив Бойко не разделяет Счастливое и Соколиное своими горными вершинами, а наоборот – объединяет в какую-то общую, невидимую, но очень крепкую связь. И даже то, что возникли эти сёла здесь, а не где попало, напрямую связано с Пятигорьем. Конечно, я сейчас подразумеваю не сами сёла, а ту древность, которая сокрыта на их месте…

Около двух часов нам понадобилось для того, чтобы буквально взлететь на плато Сотиры. Шли мы налегке – даже воды не взяли. Костя уверял меня, что рядом с вершиной бьёт источник прекрасной воды. Весной (а мы шли весной) он всегда обилен, лишь ближе к осени иногда иссякает. Так что жажда нам не грозила.

А вот и храм Спаса! Археологи реконструировали его, возведя по периметру небольшие стены и установив в алтаре крест. Странно, что я не нашёл храм самостоятельно. А ведь, если идти от источника по прямой линии, это не более ста метров…

Побродив по окрестностям и полюбовавшись открывающимися отовсюду видами, мы пошли дальше. Костя буквально тащил меня на плато Сотиры, откуда можно было рассмотреть купола астрономической обсерватории на Ай-Петри (как мы их называли). Отсюда эти белые полусферы выглядели скопищем инопланетных кораблей, и этим необычным зрелищем можно было любоваться долго.

Но меня всё время тянуло назад, к храму Спаса, как будто бы я, побывав там, не заметил самого главного. И мы вернулись к исходному месту…

Я вошёл в приделы храма и стал внимательно осматриваться по сторонам. Камни, кругом камни и кусты… Храм устроен на небольшом возвышении. Со всех сторон – склоны вниз. Где-то зелёные, где-то скальные. А дальше, во все стороны, горные пики: вершина Богатырь, плато Сотира, ещё один пик – Курушлюк, чуть поодаль – Куш-кая и Орлиный залёт… Я вертел головой, силясь понять, что же меня так сильно привлекло. В конце концов голова начала кружиться и создалось впечатление, будто бы я находился в центре вращающейся карусели…

Костя увёл меня на Сотиру, и мы ещё долго любовались главной грядой Крымских гор, а затем я улёгся на спину у самого края огромного скального обрыва и завороженно смотрел в небо. Неожиданный возглас моего товарища отвлёк меня от созерцания мирно плывущих над головой белёсых облаков.

– Смотри, орёл! – кричал Костя, тыкая пальцем в пропасть скалы.

Я повернул голову и замер.

В нескольких метрах от меня, в восходящих воздушных потоках, почти на уровне моей головы, парил огромный орёл. Я посмотрел на него, и наши взгляды встретились. В тот же миг во мне проснулось чувство необыкновенной легкости, казалось, это не он, а я сам парю над скалой, а подо мной, глубоко внизу… «Надо же, – подумалось тогда, – рядом со мной скалы, которые называются Орлиный залёт, и как подтверждение – присутствие здесь этой величественной, царской птицы».

Слегка взмахнув своим крылом, орёл ушёл куда-то вбок, видно, ему не очень понравилось соседство с людьми, а мы с Костей ещё долго переживали эту нечаянную встречу. Какая птица! Какая уверенность и сила заложены в ней! Какая грация в этом царственном парении над горами! И однако же – какой знак для меня… Я посетил храм Спаса и тут же встретился с орлом.

Вечером, когда я вернулся в гостеприимную квартиру Константина, в которой нашёл приют на время своего краткосрочного приезда на полуостров, я первым делом разложил перед собой карту горного Крыма. И, конечно же, сразу нашёл могучий останец – массив Бойко. После предметного изучения местности я, конечно же, обратил внимание на месторасположение храма Спаса. Он был в центре этого массива, а вершины Богатырь, Сотира и Курушлюк окормляли его со всех сторон, как бы защищая от ветра. Но внимательно приглядевшись в расположение всех пяти вершин, я уловил некую закономерность.

Если храм Спаса являет собой центр, то остальные вершины расположены от него как бы по спирали. Они «разворачивались», создавая иллюзию вращения. То-то у меня голова закружилась, когда я стоял в храме, пытаясь разгадать скрытую здесь тайну. Спираль! Всё дело в ней…

Неожиданно я вспомнил, как однажды уже ощущал на себе круговое вращение спирали. Это было на Мангупе, когда я купался в озере возле величественных скальных мысов этого высокогорного плато. Кстати, Мангуп и Бойко в этом чем-то похожи. Два останца, два энергетических сгустка, за которыми тянется бесконечный исторический шлейф…

Впрочем, кажется, я слегка отвлёкся от темы. Спираль Бойко – что же это такое может быть? Бесспорно, первое, что приходит в голову – это источник, начало чего-то супервеликого, чуть ли не сверхъестественного. Впрочем, учитывая братскую «троицу» – Перуна, Коща и Даждьбога, о нечто подобном я мог бы давным-давно догадаться и сам.

 

5

Я снова посмотрел на карту, и теперь явственно представил эту спираль. Надо же! А ведь она и в самом деле вращается… И не просто вращается, она заставляет двигаться треугольник Счастливое – Соколиное – Ливадия. Если представить, конечно, что между ними натянут крепкий кожаный ремень, а спираль Бойко при этом будет играть роль вращающегося колеса. Забавный получается механизм! Его запустить и остановить можно в любой из вышеуказанных точек…

Тут же в голову пришло сравнение. «Бойко» – это слово обозначает «резво», значит, «быстро» или «ритмично». С другой стороны, его можно перевести и как «бьющее». Мне было известно, что жители сёл, расположенных вокруг этого горного массива, иногда слышат ритмичный гул, идущий из недр этого Пятигория. Может быть, таким образом фиксируется движение спирали, центр которой находится в точке храма Спаса?

Тут же подумалось: «А что, если и число вершин, как число зубьев этого колеса, играют свою роль? Допустим, в непроявленном или забытом названии данного горного массива…»

Пятигорие… Или просто – пять гор. Что нам говорит цифра пять? Это пятерня (руки), это пята (пятка ноги), это пядь (земли), это пятница (пятый день недели) или Петя (имя). Но Петя – это и Пётр – Камень! Не отсюда ли возникло название горного плато – Ай-Петри (как продолжение нашего Пятигория)?

Немного погодя я на горный массив Бойко посмотрел с другой стороны. Если представить, что этот горный останец – башня, то три точки: Счастливое – Соколиное – Ливадия – три составные части, имеющие с ней общее «механическое» единство. Интересная мысль! И она наталкивает на сравнение данного природного географического образования с конструкцией охотничьего замка князя Юсупова. Тоже – в центре башня и три части (три придела), притянутые к ней, как к центру. Выходит, проект этого замка изначально был ориентирован на Счастливое – Соколиное – Ливадию и центр – башню (пятигорие Бойко)? Или это получилось само собой, помимо воли архитектора, так сказать, по воле свыше?

В любом случае охотничий замок стал копией этого огромного механизма, в котором храм Спаса стал центром, осью, початком для исходящей из него спирали. Даже подумалось: это часовой механизм. Он заведён на определённое время. Его тиканье слышно жителями близлежащих сёл, которые принимают его за непонятный, достаточно ритмичный подземный гул. А какова в этом «тиканье» роль охотничьего замка? Он как раз и может быть спусковым механизмом, который в нужный момент переключит спираль на новый режим работы или даже остановит её, если возникнет такая необходимость. А может быть, он является своеобразной «компьютерной программой». И в назначенный час она будет запущена и начнёт развиваться всё по той же спирали, подчиняясь лишь ей ведомым законам.

Подумалось: но ведь так же можно регулировать эту спираль и из Счастливого или Ливадии? Вполне. Значит, и в тех местах должны быть соответствующие «пусковые кнопки». Кто и когда их нажмёт? Неизвестно. Не исключено, что запуск производится именно в эту минуту. Почему нет?

Тут же пришло осознание. Я ведь представил конструкцию охотничьего замка как уменьшенную копию грандиозного природно-ландшафтного механизма. И роль массива Бойко в миниатюрном виде сыграла смотровая башня. Когда я представлял, что каждый придел замка соответствовал одному из трёх братьев-царей, то башне, их соединяющей воедино, я по справедливости отвёл роль быть их отцом.

Выходит, в обычном, природном варианте эта роль башни возложена на массив Бойко? А его «дети» – это Счастливое, Ливадия и Соколиное, где жили соответственно Перун, Кощий и Даждьбог. Значит, их отец жил в Пятигории? А ведь энергетическим центром этого мистического горного района является, как я выяснил, точка, где сейчас находится храм Спаса. Спас – это Спаситель, Сотер (в греческом произношении). А в нашем понимании – Бог или Сын Божий, который должен спасти мир.

Я теряюсь в догадках, но мне кажется, что те, кто строил охотничий замок в Коккозах, могли рассуждать так же, как сейчас делаем мы вместе. И знаний у великих князей династии Романовых, у самого государя, у архитектора и его ближайших сподвижников, у князя Юсупова и всевозможных его советников было не меньше, чем у нас с вами, а то и более…

И если так, то им было прекрасно известно и об истинном назначении храма Спаса, и о тех тайнах, которые хранит до времени горный массив Бойко.

При первом же удобном случае я поделился своими размышлениями с Константином, надеясь заинтересовать его такой трактовкой истинного назначения храма Спаса. Неожиданно мой друг сказал:

– Так ведь там спрятан крест, на котором в своё время распяли Иисуса Христа. А ведь одно из его имён – Спаситель. И он был, как мы знаем, следуя христианской традиции, Сыном Божьим.

Я впервые об этом слышал. Поэтому стал выспрашивать, откуда он почерпнул подобные сведения.

– Из книги, – пояснил Костя и добавил: – Один крымский исследователь докопался до информации, касающейся Животворящего Креста Господня. И, следуя его трактовке, крест был спрятан именно здесь, возле храма Спаса.

– Когда же это случилось? – уточнил я.

– Незадолго до взятия турками Крыма и падения княжества Феодоро со столицей на Мангупе. Это – пятнадцатый век… кстати, в середине двадцатого его чуть было не нашли.

– Кто же?

– Немцы. Во время Великой Отечественной войны они здесь всё основательно прошерстили. Местные жители, из числа тех, кто дожил до наших дней, рассказывали, что видели здесь спецкоманду, занимающуюся особыми поисками, скорее всего, это были люди из «Аненербе».

– А может быть, нашли? – неуверенно спросил я.

– Нет, нет! Тогда бы ход истории пошёл по иной колее.

Я задумался. Наверное, Константин прав. Не нашли. Но знали же! И если знали немцы, то почему не знать великим князьям из династии Романовых? Ведь как-то же данная информация распространялась всё это время, раз уж она дошла до наших дней.

– Откуда этот исследователь узнал о Кресте Господнем? – уточнил я.

Но Костя лишь плечами вздёрнул.

– Не знаю… Книга написана как художественное произведение. А в нём, как ты понимаешь, любые вымыслы возможны. С другой стороны…

– Костя, – воскликнул я, – но ведь наличие там Креста – это же настоящая сенсация! Вселенского значения! Почему же люди молчат? Почему его никто не ищет?

Константин улыбнулся одними уголками губ. И я уловил некую иронию, свойственную этому человеку.

– Сам-то как думаешь?

Мне вдруг захотелось вновь пойти на Бойко. И почувствовать силу, исходящую из всех пяти вершин, и ритм спирали, расходящейся от Спаса, и благодать Животворящего Креста. Жаль, что в обозримом будущем мне не суждено совершить такое восхождение. Мой очередной вояж в Крым подходил к концу.

 

6

После этого разговора я много раз задавал себе один и тот же вопрос: «Знали ли Романовы о местонахождении Креста Господня?» И терялся в догадках. Ибо любой ответ приводил к новым вопросам… Можно было до бесконечности спрашивать и отвечать, не продвигаясь ни на шаг в понимании общей ситуации.

Действительно, какая разница, знали они или нет? Что меняет? Главное в другом – часовой механизм на Бойко запущен, он тикает, отмеривая ему положенное время, и никто не может остановить этот ход.

Я обратил внимание на то, что наша история с тремя братьями-царями нигде в летописях не зафиксирована. Есть отдельные упоминания о Даждьбоге и Перуне, а также свидетельства о киевском пантеоне, где их идолы стоят рядом. Есть отдельный сказочный эпос о неком Коще (Кощее), которого ещё называют Кощеем Бессмертным. Но нигде не говорится, что это три родных брата, да ещё и цари! Может быть, данный факт тщательно скрывается, либо же данное родство просто стёрлось в памяти народной, навсегда исчезнув из неё.

С другой стороны, глухой отголосок этих древних событий всё же остался. В русских сказках часто говорится об отце, у которого было три сына. Сюжеты этих сказок роднятся, но итог всегда один: в конце концов именно самый младший из братьев становится наследником отца, ему достаётся то, что прежде принадлежало родителю.

Откровенно говоря, меня часто удивляла одинаковость этих сказок, а также явная их нелогичность. Почему каждый раз всё доставалось младшему из братьев? Все сказки такого рода были написаны как под копирку. Но, может быть, у них имелся оригинал, то есть реально происходившие события. И все последующие поколения людей слепо следовали ему, ошибаясь в деталях, но неукоснительно придерживались главного: всё перешло от отца к младшему сыну. В нашем случае роль этого сына досталась Даждьбогу, у которого после смерти двух старших братьев сосредоточилась вся власть и все сакральные инструменты, прежде разделённые между братьями-царями: чаша, секира и лемех.

Обращает на себя внимание то обстоятельство, что именно эти же самые сакральные предметы (названные, правда, золотыми) обнаруживаются в одном древнем мифе о скифских царях и происхождении скифского рода, который дошёл до наших дней, в том числе и через греческие сказания.

В нём говориться о трёх братьях: Колаксае (Кола-к-царе), Липоксае (Липо-к-царе) и Арпоксае (Арпо-к-царе). Будто бы с неба упали (или были спущены) три воспламеняющиеся (или золотые) святыни: плуг (с ярмом), секира и чаша. В конце концов, пройдя ряд испытаний, младший из братьев (Колаксай) стал единоличным владетелем этих предметов. И по праву – главным царём и родоначальником скифского рода. Учитывая, что скифы считались прародителями русичей, которые в свою очередь приходились «отцами» русским людям, сам собой напрашивается вывод о правопреемстве, идущем от Колаксая и его потомков к нынешнему поколению русских (и считающих себя таковыми).

Так что причисления древних русичей себя к «внукам Даждьбожьим» фактически совпадает с причислением их же к роду, идущему от Колаксая. Учитывая, что в обоих случаях речь идёт о младшем из трёх братьев, а также то, что у обоих был общий знак – солнце (Колаксая называли «солнце-царь»), мы вправе сблизить Даждьбога и Колаксая, подразумевая под этими двумя именами одно и то же лицо.

И если младший из трёх братьев скифского эпоса определён, то два других, скорее всего, являются прототипами Перуна и Кощея. Но сейчас меня больше всего заботят не они, а их отец. Имя его – Таргитай. И все свои полномочия Колаксай получил от него, как и три сакральных предмета. Учитывая, что местоположение отца Даждьбога (читаем – Колаксая) я определил на плато из пяти вершин массива Бойко, не трудно было сделать вывод, что здесь обитал Таргитай. И если он жил и почил именно здесь, тогда совершенно понятным становится и утверждение скифского эпоса о странном появлении у его сыновей секиры, чаши и плуга.

Как мы говорили, эти царские реликвии будто бы «упали с небес». Странное, конечно, их появление на земле. Но если встать у берега реки Коккозка, рядом с охотничьим замком Юсупова и поднять высоко вверх голову, можно увидеть где-то там, под небесами, нависающие прямо над тобой горы – это вершина Богатыря и рядом расположенной горы Курушлюк. Массив Бойко здесь подступает к местообиталищу Даждьбога (Колаксая) вплотную.

После кончины Таргитая (находящегося высоко над Даждьбогом) его инструменты действительно были низринуты с вершин Пятигория в глубокую долину реки Коккозка, образно говоря, как бы упали с небес на землю.

Глухое отражение скифского эпоса с тремя братьями нашло своё отражение в греческой мифологии. Так, чтобы между тремя братьями не было вражды, они разделили между собой сферы влияния. Аиду достался подземный мир, Посейдону – морские глубины, а Зевсу – небесный (и земной) мир. Быть может, если хорошо покопаться, мы сможем отыскать и сходство в обоих сюжетах? Кто знает…

Но сейчас меня больше заботит отец Даждьбога и его братьев, который жил и почил в Пятигории. Как мы понимаем, звали его Таргитай. Но это скифский вариант имени отца. А что мы знаем о родословной Даждьбога из древнерусского эпоса?

Если следовать известным фактам, то Даждьбог считается сыном Сварога, который перенял от своего отца «огненные» функции. Можно сколь угодно долго размышлять по данному поводу, приводя доказательства или отвергая вышесказанное. Дело не в этом. Имя Сварога ещё связано с особой функцией – вращения: С+вар (воронка). В этом отношении любой портал можно наречь именем Сварога, ибо здесь всё подвластно вращению (воронке), благодаря которому осуществляется переход между мирами.

Учитывая, что в Пятигории мною обнаружена спираль с центром, обозначенным храмом Спаса, можно смело говорить о массиве Бойко как о сосредоточении Сварога (духовной спирали = портала). И Таргитай имел одно из имен – Сварог, что соответствовало функции данного горного массива и не более.

Кроме того, Даждьбога часто ставят рядом со Стрибогом (например, в древнем пантеоне богов они стоят рядом, олицетворяя родственный союз). Может быть, это союз трёх братьев, или отца и сына. Не исключено, что Стрибог – это ипостась Даждьбога, либо его второе (третье?) имя.

Кто же такой, этот Стрибог? Следуя древнерусским летописям, можно выяснить, что Стрибог повелевал ветрами (стихией ветра), а это, действительно, сближает его с Даждьбогом. Но последний унаследовал эту власть от своего отца (Таргитая)…

Любой, кто читает эти строки, начинает путаться в десятках имён, которые просто мешают друг другу и нам с вами докопаться до истины. Может быть, это сделано специально, чтобы простой смертный не мог понять, кто есть кто? И тогда было бы тяжелее нанести этому месту урон, в ситуации, когда массив Бойко по той или иной причине не может себя защитить. Впрочем, возможно ли такое…

 

7

Спустя полгода я снова потащился на массив Бойко. Дорогу туда я знал хорошо, но идти одному было скучно, и я пригласил в попутчики Константина. Мой товарищ проявил участие к моему исследовательскому порыву. И вот мы уже «стартуем» от озера близ мыса Богатырь и по хорошо утоптанной грунтовке начинаем своё восхождение.

Костя не спрашивает, зачем мне понадобилось вторично за короткое время покорять Бойко. В любом случае поход в горы – это радость. Как бы ни было сложно, какие бы сюрпризы ни поджидали нас в пути.

На одном из поворотов, где грунтовка переходила в узкую тропу, Константин вдруг сказал, что частые оползни вконец изуродовали некогда приличную дорогу, ведущую на высокогорное плато Бойко. В подтверждение своих слов он показал отличный водослив, выложенный умелыми камнетёсами. Это лишь чудом сохранившийся фрагмент. Всё остальное давно ухнуло в провал, либо было завалено сверху глиняным селем.

Я подумал о храме Спаса. Выходит, когда-то к нему вела роскошная по меркам Средневековья дорога. Но стоят ли такие колоссальные усилия того, чтобы подняться к храму? В конце концов, вовсе не обязательно к нему ехать в комфортабельной карете, сюда можно и ножками дотопать. Вот как мы сейчас…

Своими соображениями я поделился с Константином. На что он ответил просто: «Значит, дело не в храме, или не только в нём. Храм Спаса – лишь повод попасть сюда».

Я хмыкнул. Повод… А ведь он прав! В прошлый раз именно желание отыскать остатки храма Спаса заставили меня подняться на Бойко. Но ведь это был повод. На самом-то деле я отыскал спираль, которая являет собой начало нечто великого, поистине грандиозного… Не за тем ли сюда в старину стремились люди?

Чуть позже Костя сказал, что, возможно, всё высокогорное плато Бойко представляло собой городище. Может быть, даже стольное городище, каковым было плато Мангупа в период расцвета Княжества Феодоро.

Я вдруг вспомнил, как однажды инструктор туристической группы, в которую входил и я, показывал мне в одной из скрытых пещер Мангупа знак свернувшейся кольцом змеи, вырубленной на скале. Но ведь это – явная спираль… И сейчас мы поднимемся к храму Спаса, откуда начинается спираль! Может быть, в древности на таких высокогорных плато возводились городища не только потому, что врагам было тяжело овладеть ими, но и по другой причине…

Эта спираль, она как магнит притягивает сюда людей «духа»: с тонкой душевной предрасположенностью, мистиков, аскетов, философов, шаманов. Может быть, в таких местах вначале селились именно они, создавая скорее религиозные, чем светские поселения. И уже значительно позже такие городища приобретали иной статус – как центры государств, где обитала элита древнего общества.

Уже находясь рядом с храмом Спаса, Костя обратил моё внимание на скальные выступы, со всех сторон поддерживающие небольшой пятачок земли, где храм и стоял.

– Ты посмотри на структуру этого монолита, – восклицал он, – она же состоит из тысяч тысячей мелких камней, каждый из которых напоминает гальку. Но откуда, ты мне скажи, на такой высоте может быть галька?

Я не знал, что ему ответить. Может быть, Костя ошибается? Мы обследовали другие скальные выступы на плато, находящиеся на значительном отдалении от храма Спаса. Структура тех скал была совершенно иной – ровная, без испещрённых вкраплений инородной гальки, словом – сплошная масса.

Вновь вернулись к храму и ещё раз исследовали поразившие нас скалы. Действительно, они больше напоминали обычный бетон: смесь из песка, щебня и какого-то связывающего компонента.

– Что же, – предположил я, – выходит, кто-то специально притащил сюда с побережья горы гальки, чтобы сделать крепкий бетон?

Костя меня поддержал.

– У меня и раньше возникало такое предположение. Но оно казалось мне слишком фантастическим, и я не решался высказывать его вслух. Понимаешь, не было логического обоснования. Не идиотом же был тот древний строитель, который затеял натаскать сюда гальку…

– А теперь это обоснование у тебя появилось, – предположил я.

– Появилось, – подтвердил Константин, – точнее, мы с тобой вышли на него, когда ты стал развивать идею со своим Таргитаем или как его там…

– Таргитаем, – подтвердил я, – хотя имён у него было несколько, в зависимости от того, какую его функцию или роль требовалось подчеркнуть.

– Функцию лично его или данного места? – уточнил Костя.

Я задумался. Простой вроде вопрос, а вот ответить на него мне было непросто. В самом деле, где заканчиваются личные способности отца Даждбога и начинаются «технологические» возможности самого массива Бойко? И кто их вообще создал, сотворил эти возможности? Таргитай, или у него был предшественник? Допустим – его собственный отец. И он тоже жил здесь или спускался с небес на это обособленное от людей горное плато…

Имя отца Таргитая мне было известно. Я наткнулся на него случайно, когда разыскивал информацию о Таргитае. Звали его Папай. Не трудно догадаться, что само это имя указывает на папу.

Не исключено, что у него ещё были другие имена.

В любом случае здесь явно зафиксирована родовая ветвь древних царей, а может быть, и царей-богов или истинно древнерусских богов, уж не знаю, как их правильно называть, которые избрали своим местом жительства этот горный район Крыма.

 

8

Я вдруг представил, что стою не на безлюдном горном плато, со всех сторон окаймлённом скалами и лесом, я на прекрасной террасе, выложенной из больших каменных блоков, тщательно подогнанных друг к другу. Вокруг меня ходят люди, одетые в странные одеяния. У некоторых на головах высокие шапки, напоминающие цилиндры, у иных – на кожаных сандалиях большие сверкающие рубины. Это знак принадлежности к какому-то жреческому сословию.

Неожиданно на ближайшей от меня возвышенности ярко вспыхнул огонь. Но это был не факел и не обычный костёр. Это был огненный вихрь. Он стоял на месте и закручивался, как веретено, вырываясь вверх мощной огненной струёй. Вначале пламя было не более человеческого роста. Затем этот вихрь стал поднимать яркие огненные языки всё выше и выше. Не знаю, с чем это можно сравнить. Но когда я понял, что огонь находится на уровне третьего или четвёртого этажа современного дома, я тут же окрестил увиденное «огненной башней». Тогда же подумалось: «Это явление не природное, оно рукотворное. Явно мощностью вихря кто-то управлял».

Люди, которых я увидел, вовсе не испугались, не побежали в разные стороны, как будто они нечто подобное в своей жизни видели не раз и принимали огненный вихрь как должное. Может быть, это Таргитай так забавляется? Или место, где находится его усыпальница, проявляет своё огненное начало таким необыкновенным образом?

Из задумчивости меня вывел Константин. Он дёргал меня за руку и участливо смотрел в глаза, мол, парень, не улетай в своих фантазиях далеко! Конечно, я с ним был согласен, всё это – лишь плод моего разыгравшегося воображения. Никакого огня величиной с башню здесь нет, и людей в странных одеждах – тоже…

– Знаешь, Костя, – сказал я, – мне кажется, что это высокогорное плато было древней вотчиной русских богов. Или, как их ещё называли… Передавалась власть по наследству – от отца к сыну. Они владели массивом Бойко и считались царями-магами. А вся эта местность – сказочным волшебным краем.

– Раем, а не краем, – поправил меня Константин.

– Пусть раем, – согласился я, – ещё лучше… Он был отгорожен от остального мира неприступными скалами и суровыми горными вершинами. Здесь обитали небожители, к которым можно было добраться по дороге, мизерную часть которой мы с тобой видели, когда взбирались на высокогорье Бойко. Внизу, в долине, жили простые люди. Там же поселились впоследствии и дети Таргитая, ставшие царями, то есть предводителями народов, обитавших в окрестностях Пятигория.

А само высокогорное плато стало символом небесного окормления этих народов. Местом, откуда исходит благодать, где содержится их древняя основа. Вот что такое Бойко!

– Да, ты хороший рассказчик! – рассмеялся Константин. – У тебя так складно получается…

Костя явно лукавил. Было видно, что моя идея назвать массив Бойко святым местом, городом, который по своему статусу можно сравнить с Афоном или даже небесным Иерусалимом, ему понравилась. Поэтому я тут же принялся её развивать и дальше.

– Представляешь, вокруг нас – высокие крепостные стены, которые тянутся от одного скального выступа к другому. А на самих вершинах стоят мощные сторожевые башни. Один их вид отпугивает любого попытаться взять эту крепость силой.

В одной из стен устроена надвратная башня с тяжёлыми железными вратами. Они всегда открывались в полдень, когда солнце находилось в зените. И эти врата называли бы солнечными…

А в ночные часы на каждой из главных башен возжигались бы яркие огни, которые вихрями бы ввинчивались в ночное небо, пугая чужестранцев своей таинственной силой…

Мне вначале казалось, что я просто переношу мне известные факты о прошлом стольного града на Мангупе на почву горного массива Бойко. Но вскоре я понял, что ошибаюсь. Конечно, какое-то общее начало и там, и там имело место быть. Но башни с огнями-вихрями, люди в абсолютно неизвестных мне одеждах…

Нет, нет, я сейчас не фантазирую. Ибо реально вижу этот чудо-град! Стены, башни… Кстати, все башни со шпилями. Они чем-то своей верхушкой напоминают огненный вихрь, который я уже видел. Может быть, вообще конструкция башен изначально повторяла огненный вихрь? Кстати, сколько здесь башен вообще? Я попытался их сосчитать, но из-за неровного рельефа местности всё плато мне не было видно, лишь несколько близстоящих башен виделись отчётливо.

– Ты чего замолчал? – голос Константина вернул меня к реальности.

Я даже вздрогнул. Появление из «небытия» в моём изменённом сознании Константина было не меньшей сказкой, чем та нереальная картина с башнями, которую я случайно ухватил.

– Знаешь… Я вот о чём подумал… Вероятность нахождения здесь древней крепости или целого города очень велика. Уж место больно подходящее для этого. Я так думаю, оно считалось стольным в память пребывания здесь Таргитая, или как там они его называли.

Но вот о чём я подумал – должно же быть у него своё легендарное имя. Ну, допустим, Китеж-град.

– Китеж-град здесь быть не может! – возразил Костя.

– Это я и сам понимаю. Просто в голове вертится образ древнего городища, окаймлённого со всех сторон неприступными скалами. А на них – крепость…

– Что-то вроде кремля? – уточнил Константин.

– Да, наподобие кремля, – согласился я – И по статусу подходит, и по внешнему виду. Но у этого кремля должно же быть имя собственное?

– Но нам оно неизвестно, – Костя пожал плечами.

Я с ним согласился, перебирая в памяти любые подходящие старинные названия: Иерусалим, Киев-град, Карфаген, Херсонес… Да нет, это всё не то! У крымского кремля было какое-то особое название…

И вдруг меня осенило. Я соединил воедино два слова: Крым и Кремль. Может быть, изначально само название полуострова возникло из Кремля. И так назывался этот город-полис на плато Бойко? А уже затем имя собственное стало обозначением любого укреплённого городища, где жил владетель здешних земель или местный князь.

Мы ещё долго бродили по плато Пятигорья. А у меня всё время не выходило из головы: Кремль – Крым, Кремль – Крым… Какое завораживающее сочетание звуков!

 

9

Уже дома, спустя какое-то время, я вновь вернулся к теме Крыма-Кремля. Пришлось покопаться в словарях, чтобы найти корни происхождения интересующих меня слов. Вскоре я выяснил, что «кремль» (как мы сейчас называем его) произошёл от «креп» (крепкий) или «кремень» (очень крепкий камень). Понятно, что в обоих случаях речь идёт об укреплении или крепости.

Вместе с тем слово «кремль» очень тесно связано с «крома» (кромка, край, перегородка), что также связано как с самой конструкцией крепости, так и с возможным её местонахождением. И здесь окормлённое со всех сторон плато массива Бойко очень даже подходит под право быть первым местом, где появилось слово «кремль».

А как в старину тюркские народы называли (в том же Крыму) крепости? Словом – «кермен», «керем». Согласитесь, очень близко по звучанию. На полуострове до сих пор сохранилось достаточное число топонимов, связанных с крепостью: Эски-Кермен, Тене-Кермен, просто Кермен. Для сравнения: древнерусское укрепление называлось «керемень».

Крем – креме – кремль – кремень – крома – керем – кермен – это один звуковой ряд. Кстати, в современном украинском языке до сих пор сохраняется определение руководителей (управляющего) как «керманыча» (то есть того, кто является хозяином кремля = крепости?). В этом отношении керманыч и князь очень близки по значению и сути слова.

Тюркское название нынешнего Крыма – Кирым (ров, вал = то, что огораживает со всех сторон крепость). Считается, что Перекоп, где находился такой вал, мешавший чужеземцам беспрепятственно попасть на полуостров, и дал название всему полуострову – Кирым (Крым). Это бесспорное заблуждение.

Перекоп, как система заграждений, являвших собой крепость, мог называться кырымом, киримом или же керменом. Но это вторичное название. Изначально крепости-кермены возникли во внутренних пределах полуострова, и чаще всего, на высокогорных останцах, где можно было легко укрыться от неприятеля. А прообразом этих крепостей и послужила первая из них – Крым (кремль) на массиве Бойко.

Каким же образом так крепко сплелись воедино древнерусские и тюркские названия крепости? Можно предположить, что изначально «кремль» как понятие присутствовал только в Крыму. И народы, переселявшиеся с этого полуострова, переносили данное название в другие земли. Позже какие-то ветки вновь возвращались назад. Происходило наслоение названий, иногда со слегка изменённым звуковым произношением. Поэтому нет никакой необходимости искать первенство русского или тюркского корня в слове «кремль». Скорее всего, этот корень и находится в Крыму. И некогда (не исключено!) он был единым для этих народов.

Кремль, бывший на массиве Бойко, тесно связан с «явлением огня». Именно здесь возжигались священные огни на его башнях, именно здесь невероятным образом возникал огонь в виде вихря. Вращающийся огненный вихрь был абсолютно неповторим и вызывал естественный трепет у людей, видевших в нём божественное проявление. Может быть, именно поэтому кремль отождествлялся с огнём, солнцем и красным цветом.

Интересна связь между словами Кремль и Кремень. Это не просто синонимы в плане назначения – быть твердыней, крепостью. Кремень отличался от других камней ещё тем, что именно им высекался огонь. Он был «огненным» камнем! Белым огненным камнем – символом кремля. Может быть, это и есть легендарный бел горюч камень?

Мы уже говорили, что тюркские и русские народы называли «крепость» очень близкими по звучанию словами. Что интересно, кремль в значении огня (одна из функций камня кремля), проявился в латинском языке, где слово «кремо» обозначает «сжигать», «сжечь». Казалось бы, как далека латынь от древнерусского языка и тем более тюркского. Но не будем делать скоропалительные выводы.

Если учесть, что латынь многое вобрала в себя из языка этрусов, а этот древний народ пришёл на территорию современной Италии из района, в который вполне попадает и Крым, то нетрудно протянуть ниточку, соединяющую кремль на горе Пятигорье Бойко, этрусов и латынь. К тому же, как считают многие специалисты, этрусы – это ветка русов (экс-русы), которые покинули родные места и переселились в Средиземноморье. Конечно, они могли и не жить на массиве Бойко либо рядом с ним, но память об этом легендарном месте у них сохранилась. И уже через конкретное понятное слово (кремо) оно попало в латынь.

Приведу ещё один пример. Нет сомнения, что древнее понятие крепости (кремля) как нечто великого осталось у многих народов, особенно проживавших в Крыму. Наверняка высшая точка крымских гор – Роман-кош этимологически связана с «крома» (кремль). Как мы уже знаем, кремль или Крым переводится как «крепкий», «укреплённый». Но и «роман» в переводе с латыни (читай – из языка этрусов) переводится также «крепкий».

Данная языковая память имеет древнюю основу. И она подтверждает, что праязык, культивируемый изначально в Крыму, затем растёкся по самым дальним уголкам континента. И лишь похожие названия, созвучные слова и россыпь значений позволяют по крупицам собирать ту единую первооснову, которая позволяет говорить о наличии единого места, откуда они произошли.

Мне бы хотелось остановиться ещё на одном моменте. Или, точнее сказать, на конструктивных особенностях кремля. Без башен такую крепость представить невозможно. А башни крымского кремля, как говорилось выше, особенные. Это башни, заканчивающиеся огненными шпилями (вихрями). Можно сказать, что каждый из них похож на маяк. Но только ли для людей предназначены эти маяки? Высокогорное плато массива Бойко расположено таким образом, что все его огненные башни, озаряющие ночное небо, видны лишь сверху. Возможно, их чёткая конструкция, если на неё посмотреть с высоты небес, что-то значит. Это может быть знак, указывающий на местонахождение Кремля, или личный символ-герб первого хозяина его (Таргитая). Не исключено, что огни башен повторяют какое-то небесное созвездие. И кремль – Крым с ним как-то связан.

В старину в Крыму на высоких местах или вершинах гор строили сторожевые башни. На них возжигались огни, служащие сигналом в случае возникновения опасности, угрожающей жителям полуострова. Это была своеобразная «мобильная» связь. В это же время возникают исары – небольшие крепости. Их расположение, а зачастую и функции, очень часто дублируют роль, которую играли сторожевые сигнальные башни. Вполне вероятно, что таким образом башни просто разрастались, принимая вид мини-крепостей?

«Исар» в переводе с тюркского или крымско-татарского языка значит «крепость», «укрепление». Но по своей функции и одинокие башни, и исары с башнями внутри крепости играли роль сигнальных укреплений для передачи с помощью огня условного сигнала. Такие огни озаряли пространство вокруг башни и крепости. Они были видимы на большом расстоянии, как заря, восход солнца, поднимающегося из-за горизонта. В словах «заря», «озарение» и «исар» есть явная родственная связь, как по звучанию, так и по внешнему проявлению тех признаков, с которыми они соотносятся.

Может быть, изначально башни кремля на массиве Бойко тоже назывались исарами? И именно они послужили прообразом к строительству исаров (крепостей) и сигнальных башен? Тогда можно смело говорить о том, что кремль состоял из исаров – огненных башен, (каждая из которых представляла собой отдельную мини-крепость. И в каждой из них находился «смотритель за огнём», он был хозяином данной башни-исара и отвечал за своевременность возжигания огня (с помощью того же кремня – горюч-камня).

Вполне возможно, что таких хранителей огня называли «озаряющими» или как тогда произносилось «исарами». «Исар» по звучанию очень напоминает «кесарь» или «царь». Не отсюда ли пошло это слово, сразу указывающее на мастера – хранителя огня, а позже – на правителя, управлявшего чем-либо (вплоть до империи).

Может быть, магия огня и магия царской власти изначально концентрировалась в башнях кремля? В этом была их незыблемость и богоизбранность? И здесь речь идёт не только о московском или иных русских кремлях, но и о том, первом – кремле Крыма.

Давайте-ка представим на минуту тот древний ночной Крым. Пылают башни-исары кремля, являя небесному миру свой тайный огненный знак. Озаряют пространство гор десятки, если не сотни сторожевых башен. Это пиршество огня завораживает! Это мистерия единства земли и космоса, их соединения в ночном небе над Крымом, когда звёзды небес и огни башен сливаются в одно целое, представляют собой нечто большее, чем можно себе представить.

Может быть, я и сам, когда впервые увидел башни и стены кремля, находясь рядом с развалинами храма Спаса, был озарён тем далёким сиянием прошлого. И теперь по каплям восстанавливаю собственное видение, придаю ему объём и наполняю содержанием, которое, возможно, больше, глубже и проникновеннее, чем я в состоянии понять.